Текст книги "Привратники (ЛП)"

Автор книги: Эдвард Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

– Установили оборонительный периметр?

– Правильно. Нарисуй масштабную карту, подбери ориентиры, натяни камуфляжную сетку – все это бред сивой кобылы. И мы сидим там весь день со своими M-3^[155], ожидая, чтобы нанести удар с серьезным свинцовым отравлением любому динку^[156], который думает, что у него есть достаточно большие сиськи, чтобы трахаться с нами, но ничего не происходит. Так что темнеет, и мы знаем, что будем полными придурками, если не установим горячую линию, поэтому мы с Уинслоу поставили «Клейморы»^[157] вокруг нашей позиции. Ты ведь знаешь, как устанавливать «Клейморы»?

– Конечно, сержант. Ты меня разыгрываешь? – ВЫПУКЛОЙ ЧАСТЬЮ В СТОРОНУ ПРОТИВНИКА, – думаешь ты. – Могу сделать это с закрытыми глазами.

– Так или иначе, мы прокладываем горячую линию. Большинство парней, они бы не беспокоились, слишком много проблем, знаешь, но такие парни – болваны, которые всегда летят на Большую землю в мешках для трупов. Итак, я и Уинслоу, мы сидим в этом колючем кустарнике всю ночь, надеясь, что кто-нибудь наступит на это дерьмо, и позволь сказать, когда выполняешь тактическую задачу во вьетнамских джунглях в течение 20 дней или около того, твоя форма будет гнить прямо на теле, ты вытаскиваешь член, чтобы помочиться, и он воняет хуже, чем парочка мертвых Чарли, разлагающихся в кустах в течение нескольких дней. A жуки? Чувак, у них там были жуки, способные утащить твою маму. Слизни с зубами и ебаные огненно-рыжие муравьи размером с твой большой палец. Много этих вьетнамских рейнджеров^[158] были двойными агентами; они крали координаты и передавали их по телеграфу артиллерийским бригадам Вьетконга. Так что мы привязывали этих ублюдков голыми к столбам, поливали их сахарной водой, и, брат, эти муравьи съедали ихнюю кожу за время, меньшее, чем нужно, чтобы подтереть задницу. Они крутились, как волчки, рассказывали нам все, что мы хотели знать, а потом мы оставляли их там. И я клянусь, у них были пауки размером с гребаные мячи для гольфа, и когда эти ублюдки тебя кусали, ты попадал в лазарет на неделю.

Но я слышал всю эту херню раньше, от многих парней. Я хотел услышать о горячей линии.

– Ну же, сержант. Не дергай меня за член.

Сэнд улыбнулся, он понял.

– Так или иначе, мы с Уинслоу были в карауле. В танке находились еще два парня, два ниггера, Солки и Бак – и я клянусь, парня звали Бак!^[159] Но эти два ниггера сидели в орудийной башне.

– Да, да, – сказал я нетерпеливо, – значит, вы с Уинслоу стоите на страже и ждете, когда начнется эта херня.

– Точняк. И мы сидим там с взведенными затворами М-3, Уинслоу на крыше сзади, я на переднем уклоне, мечтая о будущем, обо всех этих широко раскрытых кисках, которые мы трахнем, и о том, как мы выпьем гребаную цистерну пива, и вдруг одна мина взрывается, примерно на 11 часов, если смотреть на масштабную карту. Мы с Уинслоу чуть не обосрались, потому что ты знаешь, как звучит взрыв мины. И мы идем проверить и видим кто зацепил проволоку, какая-то вражеская девчушка, вероятно, 12-ти лет или около того – не знаю, может быть, она была сапером, или, может быть, просто ребенок бродил вокруг, и что мина сделала с ней (она наступила прямо на верхушку мины), когда зацепила этот ебаный взрыватель. Так или иначе, мина разрезала эту круглолицую цыпочку ровно пополам...

Я испытывал отвращение, но одновременно и восхищение. Образность, чувак. Меня всегда интриговали образы. А это был замечательный образ.

Девочка разрезана пополам.

– Эти два педрилы открыли люк, напуганные до смерти, – продолжал Сэнд. – Они думали, что вся армия Северного Вьетнама во главе с Зяпом^[160] набросилась на их задницы или что-то в этом роде, или, может быть, пилоты по ошибке загрузили осколочную авиабомбу, но мы сказали им, что ничего страшного, просто кабан споткнулся о проволоку, поэтому они возвращаются в башню и сидят взаперти. А мы с Уинслоу стоим там с М-3, глядя на этот бaрдaк. Когда я говорю, что эта цыпочка была разрезана пополам, я имею в виду, что все от грудины вверх лежало лицом вниз в луже, примерно в десяти ярдах, с руками, раскинутыми в стороны, как у судьи, сигнализирующего тачдаун^[161], а все от грудины вниз – лежало прямо у наших ног.

Сержант Сэнд сделал паузу, открыл другую бутылку "Хофбрау" и закурил. Это был конец истории?

– Ну... и? – спросил я, сбитый с толку. – Что случилось потом?

– Мы по очереди трахнули нижнюю половину трупа, – сказал Сэнд и отхлебнул пива.

Я в ужасе уставился на него, замерев.

Нет, нет, – подумал я.

Я ему не поверил.

Пока он не показал мне фотографии.

* * *

Да. Тогда я думал, что сержант Сэнд – клевый парень. Я хотел быть сержантом Сэндом.

Да простит меня Бог.

[– привратники -]

Эти ужасные создания, эти сумасшедшие видения, эти демонические призраки порождены бездной его собственного сознания.

Он часто думает, что, возможно, безумен, или хуже: предчувствующий.

Иногда проходит неделя, и ему снятся бейсбольные результаты, и на следующий день они всегда оказываются правильными. Иногда ему снится красивая азиатка, нашептывающая ему на ухо числа. Однажды она шепчет "пять-три-три-четыре", и на следующий день он получает чек на 5334 доллара. Однажды она шепчет "один-пять-один", а позже звонит его агент, чтобы сообщить о продаже трех книг, и время на часах 1:51, а однажды она шепчет "три-один-четыре", и той же ночью во время работы ему звонит самоубийца, из дома № 314.

Он подвержен абсолютно нелепым снам, часто включающим в себя круизные суда и собрания в абсурдных местах, продуктовыe магазины, полныe сексуальных фантазий, и пекарни, полныe "французского хвороста" и яблочных плетенок. Он грезит о приливных волнах, тонущих кораблях и рынках морепродуктов, о потерянной любви и любви, не нуждающейся в доказательствах, и все это в самых неподобающих местах. Однажды ему приснилась старуха, превратившаяся в курицу-гриль. Еб твою мать.

В конце ноября он заснул в автобусе 6-го маршрута, возвращаясь из Чайнатауна – другой автобус разбился на том же маршруте в то же время, убив нескольких пассажиров – ему приснилась девушка, которая ему действительно очень нравилась, но у него никогда не хватало смелости сказать ей об этом. Затем во сне появилось лицо азиатки и прошептало:

– Она возненавидит тебя в понедельник, она возненавидит тебя в понедельник...

A неделю спустя – в понедельник – девушка, которая ему нравилась возненавидела его.

Иногда он знает, когда его друзья продадут рассказ или книгу.

Иногда он видит ауры.

* * *

Та чокнутая девчонка, которую он подцепил в баре той ночью. Она ведь сказала что-то еще, не так ли?

– Если ты создашь что-то в своем уме, и если думаешь об этом достаточно упорно, ты можешь сделать это реальным.

Теперь он думает о големах, сделанных из глины его собственными руками. Создатель разрушает то, что создает.

* * *

Он вставляет сцены с ними во все свои книги. Привратники.

Это кажется уместным. В конце концов, он писатель ужасов.

Мордочки мопсов на толстых, скрученных шеях. Плоть и на ощупь, и по цвету – глина из русла реки, ямы-ноздри и прорези для глаз. В каком-то смысле они похожи на бульдогов – конечности с раздутыми узлами мускулов, маленькие и толстые руки и толстые, как сардельки, пальцы с когтями на концах.

Это злодеи, помощники, прислужники.

Черная луна в красном небе, пелена, ужасная и огромная, сверкающая светящимся туманом, и озеро дымящихся экскрементов. Из расщелин в черной скале изгоняется жалкая голая орда. Огромный черный гракль^[162] летит над головами, его черные мраморные глаза смотрят вниз в благоговейном восторге. Орда – это масса кричащих тел, воплощенный ужас, живой хаос.

А из дымящегося озера восстают привратники, протискиваются в орду, тихо посмеиваясь, их толстые руки сразу же быстро выкручивают руки и ноги из суставов, отрывают головы от напряженных шей, выдергивая целые позвоночные столбы из растянутых открытых ртов. Вдалеке бушует огонь, из трещин и расселин в каменной поверхности долины валит жирный черный дым. Запах в воздухе такой сладкий: кипящие экскременты, человеческий жир, жарящийся на потрескивающем огне. Привратники тяжко трудятся, самодовольные в своем рабстве – почитаемые по зову долга. Толстые, жесткие мизинцы спокойно давят глазные яблоки на воющих лицах. Кожа сдирается с голых спин так же легко, как и бумага со стен, уши, носы, губы и пальцы откусываются и обгрызаются как лакомые кусочки. Когти с силой ударяются, чтобы вспарывать животы, уродливые кулаки вонзаются в прямую кишку, через которую извлекаются внутренности, как папиросная бумага из подарочной коробки. Привратники хрюкают и хихикают, бредут дальше, высовывая головы и семеня уродливыми ногами, вдыхая кровь с непоколебимыми лицами, чтобы утонуть в том озере пузырящегося дерьма, откуда они появились.

Да, это великий день в Aду. Вечный день.

Чудовищные пенисы поднимаются в пьянящем возбуждении, любое доступное отверстие силой присваивается для плотского наслаждения. Их демоническое семя бьет струей, бесконечным шаровидным потоком – густым как конфитюр – везикулы осушаются только для того, чтобы быть немедленно заполненными для еще более сильного наслаждения. Ни один, состоящий в этой орде проклятых не может быть оставлен без внимания, и здесь нет дискриминации по половому признаку. Прямые кишки брезгливо разрываются, влагалища доводятся до выпадения, рты забиваются жилистыми членами, длинными и крепкими, как скалки, а матки откладывают на горячие камни, чтобы приготовить. Нежные розовые мозги поглощаются целиком. Сырые яички едятся как большие "желейные бобы"^[163].

И когда все закончится, привратники будут гордиться великолепной бойней. Слегка улыбаясь. Их животы полны. Сексуальное желание удовлетворено.

Да, тогда все закончится, только чтобы начаться снова, и снова, и снова во веки веков, возмездие в вечности, воздаяние без конца.

Как говорится: расплата – такая сука. Да, сэр, это так.

И один из привратников выходит вперед сквозь горячий дым празднества, его черные глаза– щелочки искренни, его раздвоенный язык слизывает фекалии с губ.

Его нечеловеческая рука медленно поднимается, и его палец указывает...

[– ток-шоу -]

Пожилая женщина с клоунскими оранжевыми волосами заявляет, что она ясновидящая. Она предсказывает, что Росс Перо будет баллотироваться в президенты и получит 20% голосов. Затем она предсказывает, что в 1993 году в Восточной Европе вспыхнет волна геноцида, что вновь возникнут лагеря смерти и лагеря изнасилования. Некоторые из зрителей смеются над абсурдностью утверждений.

Она говорит о "кристаллах"^[164], о кирлиановских изображениях^[165] и дистанционном наблюдении, а также о ВТО^[166] и принятии сообщений во время транса.

И o призракax.

– Наши грехи тоже призраки. Они всегда возвращаются, и если приглядеться, то можно их увидеть...

[– призрак, часть I -]

В тот день. Около 3 часов дня.

Писатель возвращался домой с Трежер-Айленд; он только что был в "Ricky T's"^[167], чтобы сделать заметки задания по обзору ресторанов. Опрятное место, удобный внешний бар; прохладный, темный внутри. Там подавали жареные соленья. Владелец, которого на самом деле звали Рикки Ти, умрет через несколько лет. У него будет сердечный приступ во время еды в ресторане конкурента, упокой Господь его душу. Возможно, в воскресенье, когда Писатель – заметки собраны и завершены – шел домой под сиянием великолепного флоридского солнца. В году от Рождества Христова, 2002-м.

Он только что опоздал на автобус, но идти пешком было прекрасно. М.Р. Джеймс^[168], а также и Лавкрафт были выдающимися пешеходами, проходили много миль в день, так что если это было достаточно хорошо для них, то это было достаточно хорошо и для Писателя. Возможно, часть их величия просочится в его посредственность. А может, и нет.

Грезя наяву, он прошагал через всю Кокина-Уэй, мимо бесконечного ряда оштукатуренных домов, крытых изогнутой черепицей. Откуда-то донесся женский голос:

– Привет, Ли...

Он повернулся, не в состоянии определить источник голоса.

– Да. Это я.

Кто же это? – подумал он.

По-прежнему не видно источника. Некоторые дома были выставлены на продажу и пустовали; Писатель прищурился на мертвые окна в поисках какого-нибудь знака. Его сердце вздрогнуло: неужели бледное очертание, возможно, похожее на голову, передвигалось в одном из окон?

Нет, нет. Это просто занавеска...

Затем голос прозвучал снова, и он никогда точно не узнает, что именно он – или она – сказал, но это могло быть: "сегодня вечером".

И снова что-то мелькнуло перед глазами: бледное очертание, тревожно похожее на женскую голову. Казалось, что у нее были белокурые волосы.

Мгновение – и его необъяснимый легкий ступор прошел, оставив Писателя стоять еще целую минуту посреди улицы. Щурясь.

* * *

Той ночью. Около 4 часов утра.

Он много пил в те дни, в баре, почти каждый вечер. Но в тот вечер, о котором идёт речь, он уже неделю не употреблял алкоголь, или около того... или, возможно, меньше. Как бы то ни было, он часто сопоставлял этот факт с другими, более мрачным возможностям и пришел к мысли, что алкогольные галлюцинации имеют низкую вероятность.

Он проснулся – такое замечательное клише! – в зернистой темноте, слегка звенящей в лунном свете. То ли это был отголосок сна, то ли его глубоко искалеченное воображение, но он почувствовал беззвучное движение в ногах кровати, когда какой-то импульс открыл ему глаза. Движение имело фигуру, которая могла принадлежать только человеку. Низкорослый, худой человек, и светлое пятно там, где должны быть волосы: белокурые волосы.

Его сердце замерло, когда глаза стали видеть более четко. Худая фигура двигалась быстро, но все же неуверенно, голова опущена, руки вдоль туловища. Но даже в изменчивой темноте он был уверен, что различает очертания скромной груди и невыразимый, но несомненный женский вид.

Фигура пересекла остальную часть комнаты и быстро повернула в ванную, где затем погрузилась в полную темноту.

Твою мать, – подумал Писатель. Страх застрял в горле, как слишком большой кусок арахисового масла. Какая-то женщина в моей гребаной квартире, и она, должно быть, вломилась, потому что Я ЗНАЮ, что запер входную дверь...

Казалось, он встал с кровати, как в замедленной съемке – да, слишком испуганный, чтобы идти в ванную, – и выскользнул в гостиную и кухню. Он включил свет на кухне, потому что это был ближайший выключатель. Комната расцвела внезапным светом, затем снова погрузилась в темноту.

Лампочка перегорела! И это была одна из тех спиралей, которые должны были продержаться пять лет!

Он похлопал рукой по стене, отступая вправо, затем включил свет в гостиной, хотя называть эту крошечную каморку "гостиной" было нелепо. Тем не менее свет зажегся и остался гореть, подтвердив его уверенность в том, что входная дверь заперта изнутри. Все окна были заперты и не разбиты.

Какая-то цыпочка сидит у меня в ванной, и я хочу знать, как она туда попала, – подумал он в приступе ярости.

Но так ли это на самом деле? Он действительно хочет это знать?

Следующие десять мрачных минут он просто стоял, набираясь храбрости, чтобы смело войти в ванную и посмотреть, кто там находится. Но, конечно, именно страх удерживал его ноги приклеенными к двадцатилетнему сраному ковру. Видите ли, в ванной не было света; светильник был сломан, и он так и не удосужился сообщить об этом хозяину дома. И у него не было фонарика. К тому же, свет в спальне – одно из изделий из "Walmart" находилось в дальнем углу спальни, и он не хотел думать о том, что может потянуться и схватить его, когда нырнет в темноту за выключателем.

Прошло еще несколько жалких минут, а затем, по-видимому, без участия его собственной воли, он пересек темную спальню, повернул направо, вошел в ванную, которая была освещена только тонкой струйкой лунного света, замер на месте, уставившись на нее глазами, которые с таким же успехом могли быть лишены век, и увидел призрака.

[– сон моего соседа -]

Проклятие любого писателя – это когда не-писатели задают дьявольский вопрос:

– Эй, как продвигается сочинительство?

Блядь.

Прошлой осенью я сгребал листья на переднем дворе – настоящая заноза в заднице. Я задумал три крайних срока окончания книги, но вынужден был отложить сочинительство, чтобы сгребать и упаковывать все эти нелепые листья. В любом случае, парню через улицу было нечего делать, кроме как работать глоткой, поэтому он подошёл с пивом, и я успел закатить глаза, прежде чем он сказал:

– Эй, как продвигается сочинительство?

– Э-э, полагаю хорошо.

– О, чувак, тебе это понравится, – сказал он затем, – ведь ты пишешь все эти ужасы. Прошлой ночью мне приснился сон, от которого у тебя волосы встали бы дыбом. Охеренная херня.

– Правда? – спросил я, не имея особого выбора.

– Да, чувак. Мне снилось, что я проснулся в своей постели, и я слышу шаги снаружи. Поэтому я встаю очень тихо, потому что не хочу будить жену. И, в любом случае, я выглядываю в окно спальни на передний двор, и я вижу солдата, опустившегося на одно колено, одетого для боя. У него краска на лице и ветки торчат из шлема, как будто он во Вьетнаме или что-то в этом роде, и он держит винтовку. И, представь – кишки парня наполовину торчат наружу, потому что кто-то выстрелил ему в живот.

Я вроде как приподнял бровь.

– И это все? Это и есть твой сон?

– О, нет, чувак, – засмеялся мой болтливый сосед. – Отнюдь нет. Этот солдат оглядывается вокруг, как будто он напуган, как будто он что-то слышит. А потом... Я тоже кое-что слышу.

Мне захотелось застонать.

– И что же ты услышал?

– Ну, опять шаги. Только не такие громкие, как у него. Потом вдруг он поднимает винтовку и начинает стрелять в кого-то, выходящего из-за угла моего дома, но... Tы знаешь, как выглядят сны...

Сны, – думаю я.

–...иногда некоторые вещи не имеют смысла, в этом я уверен, потому что его винтовка не производила никакого шума, когда он стрелял. Я видел вспышку, но...

– Не слышал звука, – сказал я.

– Точно. И тогда этот солдат, с животом, полным пуль, бросает свою винтовку на газон и убегает вниз по улице, пронзительно крича.

– Крича? – спросил я. – Но я думал, ты ничего не слышал.

– Нет, нет, я имел в виду, что не слышал выстрела, но я слышал все остальное, и этот парень кричал о кровавом убийстве.

Я кивнул.

– Хм. Довольно странный сон.

– О, но это еще не все. После того, как этот военный убежал...

– Убежал крича, с брюхом, полным пуль, – напомнил я ему.

– Точно. После того, как он убежал крича, с животом, полным пуль, я, наконец, увидел в кого он стрелял.

– Те шаги, которые ты слышал.

– Точно, шаги, раздающиеся из-за угла моего дома.

Тут, вероятно, для пущего эффекта, мой болтун сосед на мгновение прервал свой рассказ, глядя на меня с мудрой усмешкой.

Я завязал последний мешок с листьями – занозу в заднице – и решил подыграть ему.

– Хорошо, и кто это был?

– Это были ноги, чувак.

– Ноги? – спросил я.

– Совершенно верно. Ноги. Они были похожи на ноги девушки, тонкие и хорошенькие. Но, так или иначе, это то, что я видел во сне. Две ноги идут через мой двор. И знаешь, что они сделали потом, эти ноги?

К тому времени мне стало нехорошо.

– Ноги последовали за солдатом, верно?

– А вот и нет. Это то, что ты думаешь, они должны были сделать. Я имею в виду, что это имело бы смысл, но... Ты же знаешь, что такое сны.

– Конечно, – я посмотрел на него, и на лбу у меня выступил легкий пот. – Так что же они сделали, эти ноги?

– Вот та часть, которая тебе понравится! – мой сосед грубо захохотал. – Они не последовали за солдатом. Вместо этого, ноги начали идти поперек улицы, к твоему дому! – сосед хлопнул меня по спине. – Довольно странный сон, а?

– Да, старик, – согласился я. – Довольно странный сон...

[– номер девять-один-четыре -]

Сейчас время ничего не значит... Осталось сделать только одно, когда единственный человек, о котором я забочусь во всем этом блядском мире – это ты. Моя кровь просеивается сквозь пепел; все мои музы мертвы, и твоя улыбка приставляет "Глок-17" к моей голове. Маленькие ангельские глазки и поцелуй Судного дня. Я – бледный Рокентин из «Тошноты»^[169], я – искалеченное блаженство Нельсона Олгрена^[170]. Солипсическая любовь, но больше нет души, чтобы продать. Думаю, мне суждено остаться здесь и тлеть в этом полуденном, голубом, ликующем аду. Прорицатели все лгут; пустошь просто становится больше. Я пойду вперед и засуну пистолет в рот, но не могли бы вы нажать на курок?

[– мясник -]

Конгрессмен торопится приготовиться; у него дискуссия через сорок пять минут, и он хочет сначала выпить пива с Далласом, в баре отеля. Ну, может быть, пару пива – дискуссии заставляют его немного нервничать. Он выходит из душа, вытирается, спешит в спальню в приглушенной гостиничной тишине.

На чистом шотландском ковре лежит беременная женщина. Ее одежда порвана была разорвана в клочья, что-то похожее на грязно-белое повседневное платье, подобные вещи женщины носили сотни лет назад, только теперь оно испачкано ярко-красной кровью, и она была безжалостно убита прямо здесь на полу при помощи совершенно безумного метода, слишком дьявольского, чтобы описать.

Конгрессмен стоит с отвисшей челюстью. Изображение изобилует деталями, застывшее, четкое и резкое, как грань драгоценного камня в своей прозрачности. Затем конгрессмен моргает, и, конечно же, изображение исчезает.

Но он помнит последнее, что он видел:

Лицо женщины было расколото боевым молотом Коноя.

[– возвращение домой -]

Оушен Сити, Мэриленд, 1991. Да, именно туда ты и твои приятели отправились на неделю в конце июля. Tы выпил бутылку "Sapporo"^[171], ведя свой новенький автомобиль по мосту-тоннелю через Чесапикский залив (или, возможно, больше одной бутылки). Прямиком по шоссе 50, и ты там.

Веселая вечеринка, мужик! Вечеринка на пляже! Бикини Сити каждый день – этого достаточно, чтобы свести тебя с ума! А выпивка в "Зеленой Черепахе" каждый вечер – какой похвальный образ жизни!

Tы остановился в высотке под названием "Атлантиc". Она выглядела как нечто из рассказа Фрица Лейбера: высокая и тонкая, с окнами-бойницами, шпиль из серо-бежевого цемента. Однажды, ты сидишь в отхожем месте – какое достойное место для творческого просветления – и тебя посещает идея романа, который, ты уверен, сделает тебя миллионером. Tы и не подозревал тогда, что эта книга никогда не будет продаваться.

В четверг вечером ты просыпаешься ровно в 3:15 утра (разве это не "загадочное" время из «Ужаса в Эмитивилле»? Более десяти лет спустя ты услышишь, что вся книга и фильм – чушь собачья). В любом случае, ты не можешь спать. У тебя забавное чувство, что за тобой наблюдают – это так банально, но так верно. Tы выходишь на балкон в нижнем белье, садишься и закуриваешь сигарету. Сорок четыре этажа вверх, и ты сидишь там в полном одиночестве. Небо серое, цвета печали. Надвигается буря. Временами ты можешь поклясться, что чувствуешь, как здание действительно движется, и откуда-то ты слышишь бесцветный голос, кричащий:

– Эй!

Слева от тебя разбиваются волны, но ты едва слышишь их, потому что очень ветрено. А справа от тебя...

Еще одна высотка. Темная. Ни одно из сотен окон не освещено. Но твои глаза уже привыкли к темноте. Tы пристально смотришь на другое здание...

И кого-то видишь.

Крошечная фигурка. Кажется, стоит на противоположном балконе. Просто... стоит там.

Это так странно. Ты встаешь, хватаешь бинокль, который кто-то принес, чтобы разглядывать девушек в бикини на пляже, с покрытой потом ложбинкой между грудей и пухлыми пирожками, просматривающимися сквозь плотно облегающие трусики. Ты перегибаешься через стальной поручень, сосредоточившись на фигуре.

Это мальчик лет семи-восьми. Но не в пляжном наряде. На нем длинные брюки, рубашка с длинными рукавами, застегнутая на все пуговицы, большие неуклюжие ботинки.

Он держит школьную сумку с книгами, глядя прямо на тебя лицом, лишенным глаз...

Затем он ковыляет прочь и исчезает.

[– железнодорожные пути в Ульмертоне и Лейквью, 10-31-2011 -]

Историю железнодорожных путей ты узнаешь гораздо позже, почти семь месяцев спустя. Просто ты выносил мусор в емкость для отходов на автобусной остановке, потому что... кто хочет платить мусорщикам? B эту ночь Хэллоуина cумерки только начали кровоточить на горизонте. Tы не мог ждать, пока полностью стемнеет, и ходил по окрестностям, глядя на украшения. В любой другой Хэллоуин ты сидел бы в баре и пил пиво, но ты почти бросил пить год назад, на День Труда. Пиво вдруг стало на вкус, как дерьмо! (Ну, кроме "Sapporo". И, несколько лет спустя, твоим привычным пивом станет "Tsing Tao", которое на самом деле все еще варят в Китае, в то время как "Sapporo" варят в Канаде по японской "лицензии" – о, ну почему я обременяю вас этими бесполезными и непригодными деталями!) Во всяком случае, когда ты совершал свой обычный поход к мусорному баку на автобусной остановке № 59 – пересекая железнодорожные пути – ты посмотрел направо, на периметр, примерно в двухстах ярдах от тебя, где ты похоронил кролика своей бывшей подруги. Это был кролик с большой задницей, и Кэти положила труп бедняги в морозилку, чтобы он не сгнил прежде, чем ты сможешь добраться до Сент-Пита, чтобы забрать его. Tы помнишь, как ехал на автобусе назад – №4 – и давился смехом на глазах у всех, потому что в твоей сумке были два заказа жареных моллюсков из "Mагазина Kреветок на 4-й улице" и замороженный кролик с большой задницей. Tы задавался вопросом, был ли кто-нибудь, кто-нибудь во всей истории человечества, кто когда-либо путешествовал подобным образом, с такими вещами в сумке. Как бы то ни было, ты закопал кролика в двухстах ярдах от Ульмертона, на железнодорожных путях. И когда ты шел назад, тo мог бы поклясться, что услышал шаги в зарослях и даже увидел формы, которые могли быть лицами, кривляющимися из листвы. В какой-то момент тебе показалось, что ты даже услышал шаги, бегущие за тобой, когда ты приблизился к дороге.

Но, конечно, ничего этого не было. Это все ты прочитал у М. Р. Джеймса!

Так или иначе. Вернемся к железнодорожным путям. Ночь Хэллоуина. Tы запихиваешь мусор в мусорный бак и возвращаешься домой. День Всех Святых приближается. Tы видишь костры в лесу вдоль путей – ты знаешь, что это бомжи, наркоманы, пьяницы (о, сострадание!) – но ты видишь в них ведьмовские костры, то, как слуги Люцифера наслаждаются приготовлениями к колдовским шабашам. Как раз в тот момент, когда твои кроссовки из «Walmart» пересекают пути, раздается голос, далекий и в то же время подчеркнуто четкий:

– Эй, там! А ты кто такой?

Это казалось самой странной вещью, чтобы кто-то окликнул незнакомца. Или, возможно, это не был незнакомец, потому что самое странное во всем этом то, что эти слова были произнесены твоим голосом.

* * *

Что... это?

Фигура в темноте?

Шаги?

Неужели это я?

Или здесь становится жарко?

* * *

Писатель выключил компьютер. Он недавно купил его, и он его ненавидит. Он ненавидит иметь свой собственный, потому что писать на ручной пишущей машинке казалось гораздо более реальным. Есть что-то непристойное во всей этой технологии, существующей между его мозгом и бумагой. Во всяком случае, сейчас – это взгляд в прошлое: начало 90-х.

Прогресс.

Он закурил сигарету, разделался с "Хайнекеном" и посмотрел в окно.

Это была прекрасная ночь.

Он собирался, слушая "This Mortal Coin"^[172] и «The Tear Garden»^[173], надел серо-лиловые брюки, рубашку из «Lord&Taylor», приличные ботинки, a затем ушел. Он шел по пустынной М-стрит со своими приятелями, направляясь к снобским пивным барам и стриптиз-клубам Вашингтона.

– Эй, мужик? – раздался голос нищего. – Не мог бы ты подкинуть мне немного мелочи?

Там стоял бродяга, закрытый капюшоном, в пальто из гнилых тряпок.

– Просто немного мелочи, чтобы помочь мне?

– Конечно, – сказал Писатель. – Почему бы и нет?

К тому времени он уже продал тринадцать романов, кучу рассказов, комиксов и даже права на экранизацию двух книг! Да, почему бы и нет? – решает Писатель, а затем, всегда щедрый христианин, он роется в кармане, чтобы помочь этому бедному бродяге приобрести бутылку самогона. Он достал десятидолларовую банкноту.

– Спасибо, мужик. Благослови тебя Бог.

Бродяга протянул руку. Но не разжал ее, чтобы взять деньги.

Вместо этого он указал пальцем.

Толстый когтистый палец указал прямо в лицо Писателя, и под капюшоном Привратник улыбнулся, и голосом, похожим на крошащуюся скалу, сказал:

– Твоя задница принадлежит нам...

Перевод: Гена Крокодилов

Если я когда-нибудь и писал историю о себе, о своих переживаниях и страхах – это она. Мои кошмары, мои трепеты, мои мирские грехи – вот оно. Я думаю, что лучше всего сказать это так: черт возьми, почти все в этой истории правда.

P.S.: Сейчас 19 февраля 2016 года, когда я пишу этот постскриптум. Большая часть вышеприведенной истории была впервые написана в начале 90-х годов, но я взял на себя смелость добавить к ней несколько новых лакомых кусочков для этого издания. И я должен просить прощения за нарушение главного правила: рассказчик НИКОГДА не должен оставлять историю незаконченной, но я сделал это здесь в некотором роде. История о железнодорожных путях и история о привидениях, которую я намеренно оставил незаконченной. Их окончательные компоненты будут опубликованы в будущем, я обещаю. Не хочу показаться слишком банальным или мелодраматичным, но я, честно говоря, слишком боюсь пересказывать их выводы прямо сейчас.

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПОСТСКРИПТУМУ

И вот немного того, что я мог бы назвать Постскриптумным Предисловием. Чтобы мне было понятно, все вышеперечисленные рассказы были написаны между 27 и 17 годами назад, а оригинальные послесловия были написаны в 1998 году. С тех пор как началась моя карьера (официально 34 года назад – срань господня!) У меня вышло около 53 книг и 70 или 80 с лишним рассказов. Причина этого не столько во мне, сколько в моих ПОКЛОННИКAX; мои поклонники предоставили мне эту привилегию писать художественную литературу и жить своей мечтой. Мои ПОКЛОННИКИ – это те, кто дал мне мою карьеру. За это я несказанно благодарен. И независимо от того, первая ли это книга Эдварда Ли, которую вы купили, или вы зависли со мной в течение этих трех десятилетий, я должен сказать следующее:

Благодарю вас от всего сердца!

И вот еще что: на момент написания этой книги мне уже почти 60 лет, но я могу вам обещать: я еще не закончил, ни на йоту.

Искренне,

Эдвард Ли

2 февраля 2016 года, Ларго, Флорида

Бесплатные переводы в нашей библиотеке

BAR «EXTREME HORROR» 18+

https://vk.com/club149945915

Примечания

1

Валентен Луи Жорж Эжен Марсель Пруст (1871 – 1922) – французский писатель, новеллист и поэт, романист, представитель модернизма в литературе. Получил всемирную известность как автор семитомной эпопеи "В поисках утраченного времени", одного из самых значительных произведений мировой литературы XX века. Кавалер Ордена Почётного легиона (1920). 2