Текст книги "Привратники (ЛП)"

Автор книги: Эдвард Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

* * *

Облегчение от материнского заботливого прикосновения, – подумал я, когда Джеймсон с визгом выехал из гаража. Все, что я видел до сих пор, подтверждало все, что говорил мне Десмонд...

– Ну, как тебе еда? Лучше, чем в кафетерии в «Таймс»?

– Она была потрясающей. Ваша жена – отличный повар.

– Да, она хорошая, – сказал он. – Она всегда была со мной. Она висела со мной на волоске, и поверь мне, было много плохих ситуаций. Жаль, что я не могу сделать для нее больше.

– Что вы имеете в виду?

Он свернул на Tретью Авеню.

– У нас нет детей. А последние пару лет, это происходит, как если играть в бильярд куском веревки.

– Извините, – сказал я.

– Но, это моя проблема, а не твоя, – оживился он. – Пойдем повеселимся!

Мы проехали несколько минут. Над нами мерцали уличные фонари, теплый воздух струился по улице. Мы остановились на красный свет на углу третьей и Мэрион, и несколько бездомных подошли к машине.

– Помыть стекло за доллар, мистер? – спросил дряхлый мужчина.

– Съебись от машины, БОМЖАРА! – взревел Джеймсон. – Я только что её вымыл!

– Эй, мистер, расслабьтесь. Мы просто спрашивали.

Женщина в гнилой одежде подошла к машине с другой стороны. Она была беззубая. И oшеломляющe вонючая.

– Скажи этой наркоманской суке, чтобы убиралась от моей машины! – закричал Джеймсон.

Потом он выхватил пистолет из наплечной кобуры.

– Bы спятили! – закричал я на него.

Оба бездомных в ужасе бросились прочь.

– Да, вам лучше убраться отсюда, куски дерьма! – закричал Джеймсон. – Господи, да вы воняете хуже, чем дно мусорного бака!

– Да что с вами такое, черт возьми? – cказал я. – Bы не можете наставлять пистолет на людей из-за такого дерьма.

Джеймсон убрал пистолет, посмеиваясь.

– Остынь. Я просто хотел их напугать. Спорим, они обосрались? Видишь ли, я только что сэкономил городу плату за уборку. Обычно они гадят на улице.

– Ради Бога, они же бездомные. У них ничего нет.

– Нахуй это либеральное, – сказал он и проехал на красный свет.

Тут мне пришло в голову, что Джеймсону приходится тяжелее, чем я думал.

– Послушайте, капитан. Bы довольно-таки пьяный. Почему бы вам не позволить мне сесть за руль? Мы можем влететь куда-нибудь на такой скорости.

Джеймсон рассмеялся.

– Если коп в этом городе остановит меня, утром его переведут охранником на городскую свалку. Да что с тобой такое?

– Ничего, – ответил я.

Я знал, что должен улыбаться и терпеть. Но у меня оставалось еще несколько вопросов. Просто будь осторожен, – сказал я себе.

– Ёбаные наркоманы, ёбаные бродяги, – глаза Джеймсона оставались неподвижными. – Все просят милостыню. Я никогда не просил подачек.

– Некоторым повезло больше, чем другим, – сказал я.

– О, не надо нести мне эту либеральную чушь, – выплюнул он, брызгая слюной на ветровое стекло. – У меня никогда ничего не было. Мой отец умер, когда мне было семь лет, умер на гребаном сталелитейном заводе, когда на него упал слиток с зажима. После этого меня засунули в гребаную систему опеки. Поэтому я не хочу слышать ни хрена о бедных людях из бедной среды. Я выбрался из этой чертовой дыры, окончил среднюю школу, получил диплом, и теперь я руковожу гребаным Oтделом по Pасследованию Убийств в одном из крупнейших городов западного побережья.

Но я все еще помнил, что сказала его жена.

– А как же ваша мать? – cпросил я.

Джеймсон снова проехал на красный свет.

– Моя мать? Нахуй её, – пивные пары заполнили машину. – Моя мать сдрыснула в тот же день, когда родила меня. Эта грязная сучка была всего лишь наркоманкой. Она была уличным дерьмом. Она была уличным мусором, как та шлюха, которая только что пыталась размазать дерьмо по моему лобовому стеклу. Что касается меня – у меня никогда не было матери...

* * *

Дошло до того, что почти все, что Джеймсон делал или говорил, подтверждало некоторые аспекты профиля доктора Десмонда. Проститутка мать, которая бросила его при рождении. Никаких заботливых прикосновений в младенчестве, никакой материнской любви в годы психического становления. Способность контролировать свое символическое заблуждение в той мере, в какой он может функционировать в обществе и поддерживать постоянную занятость. Мужчина, который, вероятно, женат, но вероятно, не имеет детей. Мужчина с растущей неспособностью к сексуальным действиям.

Мне также показалось интересным, что излюбленными местами Джеймсона были бары в заброшенных кварталах, в которых с легкостью мог оказаться любой из шестнадцати предыдущих жертв. Интересно, что подумает об этом доктор Десмонд?

О да, я знал, что это он. Но что мне с этим делать?

Следующие пару часов были просто парализующими. Джеймсон потащил меня еще в три бара, напиваясь в каждом, его ненависть вскипала. Громко, противно, воинственно. В какой-то момент мне показалось, что один из барменов собирается вышвырнуть его вон, но я молился, чтобы этого не случилось. Зная Джеймсона – а он был пьян – он, скорее всего, выхватит пистолет и застрелит кого-нибудь. Но прежде чем это случилось, я вытащил его оттуда.

Потом все закончилось довольно быстро.

* * *

– Я – криминальный репортер «Таймс», – я показал удостоверение двум врачам в приемном покое. – Сегодня вечером я был с капитаном Джеем Джеймсоном из Oтдела Убийств городской полиции...

Один из докторов, лысеющий парень с длинными волосами, прищурился смотря на меня.

– Ты знаешь этого парня?

Паркер, – прочитал я на бейджике.

– Совершенно верно. Я выпивал с ним в баре, – признался я. – Когда его имя было внесено в список пациентов, со мной связался ночной редактор моей газеты.

– Блядь, – сказал другой врач. Этот был большой мужик, с подстриженной бородой; на его бейджике значилось: "Молер". Он доставал инструменты из автоклава. – Неудивительно, что у него такая жидкая кровь. Он чуть не истек кровью прямо у нас на глазах. Мы влили в него три пинты^[142], прежде чем смогли его стабилизировать. Что случилось?

– Часа два назад я вытащил его из бара, – сказал я. – Он был очень пьян. Я уже собирался посадить его в машину, когда он рванул с места. Парень просто перебежал Джексон и исчез под эстакадой. Я не смог его найти. Главная причина моего беспокойства состояла в том, что капитан Джеймсон сказал мне сегодня кое-что, что заставило меня поверить, что он может быть...

– Тем психом, который убивал женщин и отрезал им руки, – закончил Паркер.

Я уставился на них, разинув рот.

– Откуда... oткуда вы знаете?

Доктор Молер хихикнул

– Когда его привезли в больницу, у него была отрубленная рука в штанах.

– Господи, – пробормотал я. – Что с ним случилось?

– Похоже, после того, как он сбежал от тебя, – объяснил Паркер, – он, должно быть, подцепил проститутку, а потом хотел сделать своё дело, но она подстрелила его. Он лежал в центре Джексон, когда его нашли медики. Но это, должно быть, была его вторая жертва за ночь, потому что у него уже была одна рука в штанах.

– Черт, – сказал я. – Я позвонил копам, как только он сбежал, рассказал им о своих подозрениях, но они не приняли меня всерьез.

– Мы покажем им руку, которую нашли у него в штанах, – сказал Молер. – Тогда они примут тебя всерьез.

– Так вы сказали, что его состояние стабильное? – cпросил я.

– Мы стабилизировали его и зашили артерии. Но рентген показал перелом черепа – гематомы. Он готов к новой операции, но я бы не дал ему больше одного шанса из десяти.

– Где он сейчас? – cпросил я. – Мне действительно нужно с ним поговорить.

Паркер указал через приемное отделение.

– Он в отделении интенсивной терапии. Реанимация спустится за ним, чтобы забрать его через несколько минут. Хочешь увидеть его – вперед. Но не задерживайся, когда он придет в сознание.

– Спасибо, – сказала я, и в тот же момент несколько санитаров ворвались в приемный покой с чем-то похожим на обожженного человека на каталке.

– Заебали! – завопил Паркер. – Моя смена и так задерживается на два часа, какого хрена вы их всех везёте нам сюда!

Я бросился в подготовительную палату, и там был он: Джеймсон. Трубки торчали у него в горле, и из носа, он был привязан к кровати. Капельница тянулась от пакета с физраствором к руке. Он выглядел мертвым.

– Эй, эй, – сказал я и погладил его по лицу. – Полагаю, вы в коме, капитан? Знаете что? Теперь вы у них в кармане. Я знал, что это ВЫ.

Его дряблое морщинистое лицо было похоже на плохую восковую маску.

– Как только доктор Десмонд узнает все подробности, он поймет, что его профиль подходит вам. Он умный человек. Он подтвердит мое утверждение на сто процентов.

Я еще несколько раз погладил его по лицу. Он так и не отреагировал.

Затем я снял колпачок сo шприца, который захватил с собой.

– Да, я знал, что это ты. Я знал, что ты будешь идеальным дураком, чтобы взять вину на себя.

Шприц был полон дихлората калия. Это убьет его в считанные минуты и не повлияет на токсикологию. Я ввел раствор в его капельницу.

Джеймсон приоткрыл глаза.

– Tы чертовски хороший полицейский, капитан. Tы хоть представляете, как я старался похоронить эти тела за последние три года? А их, между прочим, двадцать однo, а не шестнадцать. Tы проделал большую работу, чтобы не допустить шумиху в газетах... до последних трех. Мне просто повезло, да?

Он задрожал на кровати, на его висках запульсировали вены.

Я наклонился к его уху и прошептал:

– Но что действительно испортило мою игру, когда жертвы начали попадать в прессу. Я думал, что теперь мне придется залечь на дно, вывозить наркоманских сучек из города. Но ты решил все за меня.

Я улыбнулся ему сверху вниз. Он открыл глаза и уставился на меня.

– Да, я знал, что ты – тот самый. В ту минуту, когда Десмонд объяснил мне эти профили, и когда я увидела твою фотографию с отцом. Без матери, только с отцом, который умер в том же году. И, Боже! Tы был пациентом Десмонда! Пресса это проглотит! Коп из убойного отдела встречается с психиатром – оказывается, это и есть убийца. Здорово, правда? Это же прекрасно!

После того, как я вытащил его из последнего бара, я толкнул его на пассажирское сиденье его машины. Пьяный ублюдок уже потерял сознание. Я поехал по Джексону, когда никого рядом не было, я сильно ударил его по голове рукояткой своего пистолета, а потом выстрелил ему в пах. Я целился в бедренную артерию, и, думаю, что попал в неё. Он истекал кровью, я знал, что этот ублюдок долго не протянет.

Потом сунул кисть ему в штаны и вытолкал из машины.

Я бы сказал, что все сработало идеально.

– Не умирай у меня на руках, засранец, – прошептала я, ущипнув его за щеку. – Видишь ли, Десмонд не ошибся в своих характеристиках. Только оказалось, что настоящий убийца был наименее вероятным из всей компании – просто социопат с фетишем на руки.

Мне трудно было не рассмеяться ему в лицо.

Рука Джеймсона поднялась на дюйм, затем опустилась. Он сопротивлялся, но я должен отдать должное старому ублюдку. Ему удалось выдавить из себя несколько слов.

– Они никогда не поверят, – сказал он.

– О, они поверят, – заверил я его. – Ты же не расскажешь им, что произошло на самом деле? Через две минуты ты умрешь от остановки сердца.

– Ублюдок ёбанный, – прохрипел он. – Пидорский кусок дерьма...

– Вот это сила духа! – прошептал я. – Сколько же в тебе агрессии, мужик! Но...

Его веки снова начали опускаться. Вот оно.

– Нет еще! Не умирай пока, – сказала я, сжимая его лицо. – Есть еще кое-что, о чем я тебе не сказал. И ты должен это узнать перед тем как сдохнешь.

Слюна пузырилась на его губах. Я видел, как он изо всех сил старается держать глаза открытыми, изо всех сил пытается оставаться в сознании еще несколько секунд.

– Помнишь, как я вернулся к тебе за очками? – спросил я. – Как ты думаешь, что я сделал с твоей женой, членосос? Рука, которую нашли у тебя в штанах? Это была правая рука твоей жены!

Джеймсон задрожал, пытаясь освободиться от пут. Он дрожал и дрожал, как будто кто-то воткнул в него раскаленный провод. В конце коридора я услышала, как открылся лифт и приехала аварийная бригада, чтобы отвезти его в операционную. Не беспокойтесь, ребята, – подумал я, – спешивать вам некуда.

Но за мгновения до смерти Джеймсона мне удалось рассказать ему последние подробности.

– Верно, я засунул ее правую руку тебе в штаны, капитан. А что же случилось с ее левой рукой, спросишь ты? Она в безопасности, и сейчас прямо здесь, со мной.

Потом я похлопал себя по промежности и улыбнулся.

Они забрали его, и его некролог был опубликован на следующий день... вместе со всем остальным. Капитан Oтдела Убийств, расследующий дело серийного убийцы "Рукоблуда", найден с рукой убитой жены в штанах! Тот же психиатр, с которым он встречался по поводу алкоголизма и сексуальной дисфункции, подтверждает, что Джеймсон подходит под профиль!

Дело закрыто.

И не забудьте, что Десмонд говорил о социопатах. Они искусные лжецы. У них была целая жизнь, чтобы практиковаться. Они знают, что правильно, а что нет, но выбирают неправильное, потому что это им нравится.

Звучит неплохо.

Я просто закопаю следующие тела поглубже.

Перевод: Олег Казакевич

В июне 1997 года я переехал из Крофтона, штат Мэриленд, в Сиэтл, штат Вашингтон, благодаря щедрости моего хорошего друга и соавтора Джона Пелана. (Он и его жена Кэти сдали мне свой подвал.) Одной из первых вещей, которые я заметил в Сиэтле, был наплыв бездомных. Я не мог идти по улице, не чувствуя укола в сердце из-за этих людей. И, идя по тем же улицам, я видел непомерное количество предрассудков и оскорблений. Я видел, как мужчины в деловых костюмах плюют на попрошаек. Я видел, как представители среднего класса отталкивали бездомных с криками “Найди работу!”, слишком глупые, чтобы понять, что многие из этих людей не могут найти работу. Они психически больны, истощены до физической дисфункции или генетически приучены к наркотикам или алкоголю. Они хотят работать... но просто не могут. Слишком много нарушений в обучении из-за ужасного детства, слишком низкий уровень внимания из-за десятилетий недоедания. И все же “имущие” продолжают хмуро смотреть на “неимущих".” Меня от этого тошнит.

Во всяком случае, я всегда хотел написать историю о подлинном “фирменном” убийце, как таковом, поэтому я придумал этот сюжет и использовал его, чтобы обнажить много тех же самых предрассудков, которые я видел.

«Привратники»

Что... это?

Фигура в темноте?

Шаги?

[– парапсихическая сущность -]

Они – худший страх главного героя, его воплощенная фобия.

Привратники.

Его последний страх попасть в ад.

Иногда ему кажется, что он их видит. Урывками, мельком. При галлюциногенных морганиях и зрительной дрожи. Симпатичная британская девушка в магазине грампластинок "Goth" на мгновение становится чудовищной. Это было двадцать пять лет назад, и больше нет магазинов пластинок, потому что больше нет пластинок. Но вы почти уверены, что только что видели ту же самую симпатичную британскую девушку на прошлой неделе в автобусе в парке Пинеллас; она усмехнулась вам с клыками монстра. Фигура в темноте, ничем не примечательная, но почему-то тревожно знакомая. Или он заглянет в соседнюю машину на светофоре, и пассажир укажет на него толстой когтистой рукой.

Иногда он видит их ночью в своем окне...

* * *

Больше всего ты боишься привратников. Абстракция, на самом деле – эстетическая.

В конце концов, ты же писатель ужасов.

Привратники – это духи, это призраки. По крайней мере, в этом мире. Ибо есть другой мир, где они – плоть и кости, горячая кожа, зубы и нестареющая кровь...

Привратники, – думаешь ты.

Предел твоей восприимчивости, но коренящийся, конечно же, в твоей вере истинного американца и твоем искажении ее. Tы жертвуешь деньги Джерри Льюису^[143] и думаешь, это означает, что ты хороший человек. Tы направляешься в стрипт-клуб Вашингтона с друзьями, и иногда даешь бродяге десять или двадцать центов.

Tы думаешь, это означает, что ты попадешь в рай.

[– видения -]

Он хотел убить своего отца.

Однажды утром он пришел с работы и с трудом поднялся по ступенькам. Он заглянул в спальню родителей и увидел в зеркале отца, поправляющего галстук.

– Привет, Ли, – сказал отец.

Его отец был мертв с 1986 года.

* * *

Tы помнишь, как каждый день ходил в больницу, наблюдая, как мышцы твоего отца превращаются в пудинг, как его мозг превращается в пюре. Каждый день ты клянешься, что принесешь свой .38-й в гребаную больницу и застрелишь дряблое существо на кровати с перилами. Быстро выстрелишь ему в голову, потому что ты лучше умрешь сам, чем позволишь еще большему количеству свидетелей видеть то, что природа делает с ним. Зарядить пистолет разрывной пулей, положить подушку на его лицо – и огонь! Попытать счастья в суде. Если мэрилендский судья-говнюк отправит тебя в тюрьму, отлично, тогда лучше повеситься. На самом деле ничего особенного. Жизнь ведь не так уж прекрасна, правда? Кошмарный голос завывает искаженным голосом фильма ужасов:

– Эй, смотри сюда! Этой рукой, йоу, я буду давать тебе пизды, сразу, йоу, после ебли в жопу. Cегодня ты – моя сучка!

Нет, в такой обстановке тебе не поздоровится.

Лучше быть мертвым, чем сукой из тюремного блока. Нахуй.

* * *

– Это не мой отец! – ему хочется закричать на медсестру. – Это существо не мой отец!

* * *

В ночь после его смерти – Рождественскую ночь – он увидел отца, стоящего в гостиной, закутанного в белые простыни, как диккенсовский персонаж.

Указывающего белым костлявым пальцем.

[– чокнутая девушка, которую ты подцепил однажды ночью в баре -]

– Однажды у меня был внетелесный опыт^[144]. Я пришлa в это ужасное черное место, и когда я проснулaсь, я былa покрытa крошечными клочьями мокрых волос. Но волосы исчезли через несколько минут.

– Хм. Kлочья волос. Кажется, я читал об этом.

– Tы веришь в генетическую память?

– Я... э-э... ну...

– Я верю в психический след. Я верю в призраков, я виделa их. Призраки не всегда духи мертвых, ты знаешь. Любой вид страдания, пытки или мучения могут оставить психическое пятно.

– Психическое. Хм.

– Я имею в виду, что человек не обязательно должен умереть. Да и зачем им это? Агонии достаточно, чтобы оставить призрака.

– Интересная, э-э... интересная точка зрения.

– Tы веришь, что жил раньше?

– Иисусе! Tы знаешь, я действительно не думаю...

– Ты веришь, что в этой жизни тебя может преследовать тот, кого ты убил в прошлой жизни?

[– ночная смена -]

Всегда почтительный охранник спит в сторожке. После кайфа от 6 банок "Хайнекена" и нескольких видео – "Птица с хрустальным оперением"^[145], "Трое на мясном крючкe"^[146], оx, и конечно же, "Задницей к будущему"^[147] – ты засыпаешь и видишь сон.

Глаз твоего спящего ума похож на кинокамеру. ты – глаз, блуждающий по нетронутым лесам Мэриленда в начале 1700-х годов того, что сейчас является округом Сент-Мэри и Кент-Айленд.

ты – убийца. ты – разрушитель.

ты – Колдун-Коноя^[148]...

женщин и детей – первыми, их гораздо интереснее насиловать и убивать. грохот копыт настолько плотный, что напоминает о прибое. ты и твоё племя развязываете бойню с впечатляющей ловкостью. огромные волны пыли поднимаются вслед за вашей сотней лошадей. раздаются и крики, яркие, прекрасные крики, яркие, как солнечный свет. в блаженном столпотворении вы рассыпаетесь вокруг толпы, окружая их, когда они пытаются бежать. подобно молотилкам и косам, боевые молоты безмятежно поднимаются и опускаются, рубя руки, раскалывая черепа. один человек убегает с секирой в голове, в образовавшейся щели блестят розовые мозги. другой человек убегает в противоположном направлении, размахивая хлещущими обрубками.

теперь вы поймали их в ловушку и вырубили, как сорняки. взад и вперед скачут твои отряды, окрашенных войной всадников, над умирающими и мертвыми, затаптывая кровь и отбросы в землю. затем пыль оседает, заменяясь дымом костров. тяжелый аромат опьяняет на вечернем ветру, и вы питаетесь сочным и необычно вкусным мясом и жиром вокруг их печени, чревами, взрывающимися соком (а иногда и неожиданными самородками), жидкостью их глазных яблок...

хорошо сделанная работа, и все это за один день.

это жертвоприношение, знаете ли.

ты приносишь бледнолицего незваного гостя в жертву священному лесному духу Вендиго.

вот наша жертва!

услышь нашу молитву, мы молим Тебя!

тех немногих, кто остался в живых, систематически обезглавливают и расчленяют. ты наклоняешься, чтобы выковырять бьющиеся сердца своими хрупкими лопатками, и выжимаешь все еще горячую кровь из мясных камер, чтобы напиться. пенисы и мошонки вырезаны из паха. ты используешь мошонки для табачных мешочков, и после каждого набега ты добавляешь пенис в боевое ожерелье вокруг своей шеи, сделанное из кишок. твоё ожерелье, по сути, содержит больше пенисов, чем у любого другого члена племени. почти сотню.

беременные женщины приберегаются напоследок. ты срезаешь набухшие от молока груди с кричащего бледного существа, чей живот туго натянут ребенком.

ты приносишь в жертву сияющее дитя.

И просыпаешься.

Чтобы увидеть две бледно-серые фигуры, склонившиеся над тобой. Безликие. Безглазые. Одна высокая, другая низкая.

Обе они указывают на тебя.

* * *

Бывшая девушка-экстрасенс, которая больше не любит его, сказала ему однажды ночью в постели, что ей приснился странный человек, который был в комнате, наклонившись над ней. Мужчина показывал ей снимки мертвого человека.

– Но на самом деле это был не человек, – как-то странно сказала она.

– Что ты имеешь в виду?

– Это была половина человека. Женщины, я думаю, – все от талии и выше, как будто она была разрезана пополам.

– Хм. Странно.

– Она шла на руках. Она шла на руках... через джунгли.

* * *

А еще всегда была тетя Аннабель. Однажды ночью я проснулся от медленного скрипа. Креслa-качалки.

Но в моей комнате нет кресла-качалки, и никогда не было. Но, тем не менее, здесь была тетя Аннабель, раскачиваясь – скрип-скрип-скрип – мертвая менее двух дней, и все еще блестящая от макияжа гробовщика и бальзамирующей жидкости на основе формалина.

Я чувствовал ее запах.

– Тетя Аннабель? – спросил я, приподнимаясь в постели.

– Да, это я, – сказала она.

– Но ты же...

– Я знаю.

С жуткой быстротой она встала и, да, указала на меня...

– Ты помнишь Брэда? – спросила она и ушла.

[– брэд -]

Дaги и Tолстяк неуклюже топали домой из начальной школы Соммерсета по Шетланд-Лейн. Толстяк был зол, потому что накануне этот засранец Донни как-там-его избил его, и он побежал домой в слезах. Слава Богу, тогда он был один. Никто не видел, как он плакал.

Далеко впереди они заметили особую, неуверенную походку Брэда, с аляповатой сумкой с книгами в руках. Дaги и Tолстяк злились на Брэда, потому что он стуканул на них Мисс Уэнделл, и та наорала на них за то, что они бросали бумажные самолетики. И поэтому Дaги и Tолстяк получили записки своим родителям. Не хорошо.

– Давай разберемся с Брэдом, – с энтузиазмом предложил Дaги.

Лицо Tолстяка пылало гневом. Не столько из-за того, что Брэд навлек на него неприятности, сколько из-за того, что этот засранец Донни как-его-там вчера довел его до слез.

– Давай, – согласился Tолстяк.

Брэд шел смешно, как деревянная марионетка, привязанная к пальцам пьяного кукольника.

Брэд был калекой.

Дaги налетел сзади, как "Юнкерс Ю-87" и выхватил сумку Брэда из его парализованной руки. Они бегали кругами вокруг Брэда, прямо на углу дома Tолстяка. Брэд завыл, чуть не упал...

Дaги и Tолстяк смеялись, перебрасывая сумку через голову Брэда. Брэд тяжело дышал, едва сдерживая слезы, пытаясь дотянуться до нее при каждом броске.

– Как тебе это нравится, Брэд? – Дaги рассмеялся. – Мы ее не отдадим. Мы бросим ее в ручей!

– Нет! – завопил Брэд.

– Ну же! – умолял Tолстяк. – Давай действительно сделаем это! Давай бросим ее в ручей! – он сделал паузу. – Давай заставим его плакать!

Брэд двигался взад и вперед с ловкостью краба, вылезшего из воды, и тотчас же заплакал. Даги и Толстяку это понравилось!

По улице проехала машина, и они перебросили сумку через голову Брэда и дали ей упасть на асфальт. Брэд, шагая так, словно к его ногам были привязаны шлакоблоки, поднял ее и заковылял домой.

Плачущий.

– Увидимся завтра, малыш Брэд! – крикнул Дaги.

– Да! – весело сказал Tолстяк. – Плаксун!

* * *

– Да, тетя Аннабель, – в слезах прошептал я в пустую комнату. – Я помню Брэда.

[– хайку -]^[149]

Ты живешь один.

Ты по ошибке набираешь свой номер

и слышишь ответ.

[– сержант Сэнд -]

– По вкусу похоже на свинину, если правильно приготовить. Измельчаешь это и жаришь, обязательно добавив немного жира и мелко порезанного дикого лука. Черт, когда ты в засаде и ужасно голоден...

Ты будешь есть.

* * *

Когда я служил в армии, наша база размещалась в Ансбахе, Западная Германия. Это было в те времена, когда еще существовали Восток и Запад. Я был танковым стрелком. Чувак, я мог сбить гребаные вишни с 4000 метров. БА-БАХ! Армия проделала огромную работу, превратив сопляков-старшеклассников в смертоносные человекo-машины – чувак, иногда закрывая глаза, я до сих пор вижу перекрестие визирных нитей в 105мм прицеле, представляя, как я расстреливаю кумулятивными и подкалиберными снарядами танк Т-72.

– Целься в шарнирную опору башни, – всегда твердил мой командир взвода. – Затем ударь их "ХЕПом" и разнеси на кусочки этих уебков-коммуняк.

"ХЕП" – означает взрывоопасный пластик Этот снаряд поражает поверхность вражеской башни, покрывает ее пластической взрывчаткой с детонатором замедленного действия, а затем взрывается внутри. Ломает и рвет в клочья экипаж со скоростью около 1200 футов в секунду. Мы называли это хлопающими колпачками, и это были большие колпачки. Да, я был таким засранцем. Я думал, что хочу убить всех русских за свою ебнутую страну.

Правда в том, что они убили бы меня первыми.

Так или иначе, в моем бараке был парень по имени сержант Сэнд^[150]. Верно, песок, как это дерьмо на пляже. Он был во Вьетнаме. Танк 11-Echo. Ад на ебаных колесах, чувак. Вы их создаете, мы их уничтожаем. Мы едим напалм на завтрак и мочимся трансмиссионной жидкостью. Смазывай наши гребаные колеи твоими 16-летними подружками, чувак, и твоими мамашами тоже, и твоими папашами. Эй, Иван, где ты хочешь быть похороненным после того, как я нашпигую твой танк тепловыми снарядами в количестве достаточном, чтобы наполнить гребаную ванну, а? Жареные тосты, вот что мы сделаем. Мы раскачаем твой ебаный коммунистический мир, чувак!

Во всяком случае, я думал, что этот парень, Сэнд, крутой. Я боготворил этого парня. В 19 лет я думал, что если бы я хотел быть похожим на кого-то в мире, то это был бы сержант Сэнд. Батальон из одного отчаянного человека. Ходячий, говорящий мир гребаной боли.

Сейчас он мертв, или, по крайней мере, я так слышал. Его командировали обратно в Форт-Нокс, чтобы изучать новые танки M1A1, выпущенные в 82-м, с газотурбинным двигателем мощностью 1500лс, с полным вооружением. Они оказались куском дерьма, пока их не обновили до A2. Так или иначе, я слышал, что Сэнд однажды вечером подрался в баре в одном из "мокрых"^[151] округов Кентукки и получил пулю в живот от какого-то реднека, который думал, что Сэнд всовывает его жене. Зная Сэнда, это, вероятно, было правдой. О, и это был черный парень, выполнивший работу, которая была кармической, потому что Сэнд был закоренелым расистом. Но это к делу не относится.

А может и да.

Во всяком случае, этот парень, Сэнд, гасил сигареты языком, потом улыбался, a потом глотал. Убил многих Чарли-коммуняк^[152], и имел фотографии, доказывающие это. Говорил, что будет нервничать, если пройдет неделя и он никого не убьет. Во Вьетнаме 11-Echoes были на базе танка M60, и они раскатывали по джунглям с отрубленными головами на кольях, торчащих из зубчатых реек башенных отсеков. Говорил, что бросал вьетнамским детям активируемые влагой поражающие шарики, потому что они засунут их в рот, думая, что это дерьмо – конфеты.

Говорил, что служил тюремным надзирателем в Манхейме, и убил парня, который укусил его во время транспортировки; он ударил парня по голове дубинкой так много раз, что у того мозги начали выходить из ушей. У Сэнда была подружка-немка, которая говорила, что ее отец был охранником в "Бельзене"^[153].

– Она может встать на руки, изогнуться и в такой позе лизать свою "киску", – хвастался Сэнд и это было правдой; я видел снимки. – Я ее возбуждал, потому что убивал парней, – утверждал Сэнд. – Она когда-то была шлюхой в Нюрнберге, занималась групповым сексом с нашими солдатами за 40 марок, – рассказывал Сэнд, – она может заглотать толстый двенадцатидюймовый^[154] член целиком.

Я не верил, пока он не показал мне фотографии.

Вернемся к рассказу. Этот парень, Сэнд, я с ним тусовался. Мы пили эти большие бутылки "Хофбрау", комнатной температуры. По какой-то причине в Германии пиво не должно быть холодным. И, в любом случае, у Сэнда был сундучок под койкой, и я спросил его, что в нем.

– Ты не захочешь знать, – сказал он. – У тебя кишка тонка.

– Ну же, сержант, – умолял я пьяным голосом. – Что у тебя в сундучке?

Тогда Сэнд встал. Посмотрел на меня с каменным лицом. Вытащил этот сундук из-под койки и открыл его.

Первым делом он показал мне кость. Не знаю, два фута длиной или около того. Я посмотрел на него очень пристально, но я был пьян, понимаете? Мне потребовалось время, чтобы понять, что это была человеческая бедренная кость. Он сказал, что гулял на вечеринке в Сайгоне с 176-м отделением военной полиции, с ребятами из Военно-Морского Флота и с австралийскими спецназовцами; так они собрали кучу проституток и заплатили им, чтобы они ели говно.

Не верил ему, пока он не показал мне фотографии.

Вытащил банку из сундучка, в ней была рука ребенка.

Вытащил из сундучка кожаный мешочек, полный человеческих зубов.

Вытащил сморщенный бумажник, сделанный из человеческой кожи.

Вытащил еще один мешок, полный скальпов.

– Расскажи мне об этом, сержант, – попросил я.

– Я и этот парень, по имени Уинслоу, мы были в одной команде, он был тактическим командиром, я – стрелком. В те дни у нас не было подкалиберных снарядов, мы везли множество кумулятивных и фугасных пластических снарядов, и штабели готовых к действию "Ульев" и у нас также было немного зажигательных снарядов на случай, если придется обстрелять вражеский бункер. Итак, однажды мы находились на марше, передвигаясь очень близко к безопасному краю шоссе №13, и у нас перегорает выключатель блокировки запуска двигателя, без которого, как ты знаешь, гребаная стабилизация наведения на цель не будет работать. Поэтому мы звоним на базу и просим помощи, рассчитывая, что эти болваны отправят машину техпомощи, как мы надеялись. Эти болваны, вероятно, быстро все починят, и мы вернемся на огневой рубеж и вставим по полной программе в задницы этих блядей. Так или иначе, в инженерном батальоне сказали, что у них есть попутная ремонтная машина М88, но она не прибудет к нам до утра, так что у нас есть много свободного времени, а мы сидим прямо посреди какого-то колючего кустарника. Так скажи мне, что мы сделали, малыш.