Текст книги "Римляне и варвары. Падение Западной империи"

Автор книги: Эдвард Томпсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 25 страниц)

Уже после битвы трения, существовавшие между везеготами, были использованы императором Феодосием, и об этом у нас есть прямые и точные свидетельства. После сокрушительного поражения римлян при Адрианополе Феодосий не надеялся победить везеготов военной силой, а поставил своей целью расколоть их ряды⁷. Он начал с того, что стал преподносить бесчисленные подарки и награды «тем вождям племени, которые выделялись положением и знатностью». Он устраивал у себя пиршества в честь каждого из них, делил с ними свой шатер и использовал любую возможность продемонстрировать свою щедрость. Вскоре это начало приносить свои результаты: некоторые из вождей «надулись от имперских почестей и решили, что вся власть в их руках». Причиной уже наметившегося среди везеготов раскола стала клятва, принесенная ими на берегах Дуная в 376 году, та клятва, которую нарушил Фритигерн своими тайными переговорами с Валентом. Одни вожди стояли на том, что клятву следует соблюдать; другие, желавшие и дальше принимать императорские дары, утверждали, что о клятве надо забыть и продолжать наслаждаться комфортом, предоставленным Феодосием. Глава проримской части военачальников, молодой человек по имени Фравитта, зашел в своих политических симпатиях так далеко, что в обход римского законодательства женился на римлянке (как позже и Атаульф) и принял римское имя Флавий⁸. Другая часть, которую возглавил Эриульф, более многочисленная и включавшая в себя более влиятельных вождей, твердо придерживалась клятвы. Феодосий строго карал любого римского военачальника или солдата, а однажды покарал все население Константинополя за агрессивные действия по отношению к везеготам: для него было важно, чтобы его «тонкая» тактика не была скомпрометирована кровожадностью подчиненных⁹. И когда Атанарих, покинутый своими воинами и оставивший свое убежище в трансильванских Альпах (куда он бежал от гуннов в 376 году), сдался римлянам и 11 января 381 года прибыл в Константинополь, Феодосий принял его с почестями. Когда две недели спустя Атанарих умер в столице Восточной империи, Феодосий устроил ему государственные похороны и сам возглавлял похоронную процессию. Это произвело огромное впечатление на многих везеготов¹⁰. Разногласия между ними вскоре достигли кульминации. Это случилось, когда Феодосий пригласил членов обеих групп – проримской и антиримской – на пир, еще более роскошный, чем прежде. Там между везеготами завязалась ссора. Они покинули пиршество, продолжая ссориться, затем Флавий Фравитта вынул свой меч и насквозь пронзил им Эриульфа. Эриульф упал, смертельно раненный, его соратники набросились на Фравитту, и только императорская гвардия смогла разнять дерущихся.

В результате политики, проводимой Феодосием, часть везеготских вождей перешла на службу к римлянам. Один из вождей-перебежчиков по имени Модарес проявил такую преданность римлянам, что получил командную должность в римской армии и вскоре нанес поражение банде грабителей, состоящей из его соплеменников". Вероятно, тогда же везе-готский вождь Мундерих поступил на римскую службу, а к концу царствования Феодосия он уже получил чин dux аравийской пограничной зоны. Примерно в это же время и Тайна покинул свое племя и вступил в римскую армию как рядовой, после чего за десять лет он поднялся до должности командира везеготских наемных отрядов. Несомненно, именно в это время Фравитта и его сторонники перешли к римлянам¹². Однако этот раскол затронул только правящую верхушку и почти не распространился на рядовых членов племени, ибо Феодосий старался привлечь на свою сторону «вождей племени, которые выделялись своим положением и знатностью»¹³. Некоторые из них приняли предложение занять высокие посты в римской армии¹⁴. В то же время большинство везеготов были настроены настолько враждебно к римской власти, что, хотя в 382 году в Мёзии они и получили статус федератов, Феодосий впервые призвал их оказать ему военную помощь только через десять с лишним лет после заключения договора от 3 октября 382 года¹⁵. Таким образом, раскол между основной массой везеготских племен и частью их вождей зашел так далеко, что последние, как в свое время Сегест, вождь херусков, готовы были навсегда покинуть родное племя и поступить на службу к заклятым врагам своего народа.

То, что нам известно о дальнейшей карьере этих «перебежчиков» (как их откровенно называли римляне), говорит о том, что большинство везеготов сделали правильный выбор, не последовав их примеру. В 400 году везегот Тайна и его родственник Трибигильд¹⁶ подняли восстание против правительства Восточной Римской империи, где они служили офицерами. Как многие считали, у них был некий план захвата верховной власти в Империи¹⁷. Однако их целью были не выход из римского общества (к которому они только недавно примкнули) и не свержение римской государственности (в которой они имели высокое положение). Напротив, они стремились укрепить свое личное положение, увеличить свои богатства, власть и влияние внутри римского мира. Как только Трибигильд поднял восстание в Малой Азии, к нему присоединились массы недовольных своим положением римлян и множество везеготов, попавших в рабство к римлянам в предыдущие годы¹⁸. Тайна, тайно подстрекавший Трибигильда¹⁹, получил задание подавить восстание. Римские власти отвели ему ту же роль, что и Фравитте несколько месяцев спустя: он должен был уничтожить своих соплеменников везеготов и их союзников-рабов. Однако восставшие везеготы преследовали иную цель – разрушить то общество, в котором пытались утвердиться Г айна и Трибигильд. Восстание было обречено на неудачу, так как интересы его руководителей заключались в том, чтобы сохранить римское общество и укрепить свое личное положение в нем, в то время как основная масса их соратников и союзников стремилась разрушить римское общество до основания (см. выше, с. 34). Отсюда череда бессмысленных и разрушительных походов по Малой Азии и Европе. Для достижения собственных целей руководители восстания могли бы просто укрепиться в какой-нибудь стратегической точке вблизи Константинополя и перекрыть подвоз зерна из Египта в столицу. Но могли ли они заставить свое войско пойти по этому пути? Могли ли пленные везеготы, которых годами заставляли работать на полях, принадлежавших богатым римлянам или государству, согласиться сидеть в какой-нибудь береговой крепости и ждать, когда правительство пообещает заплатить Трибигильду и повысить в должности Гайну? А если бы правительство на это и согласилось, стали бы рабы затем спокойно возвращаться к своему ярму, довольные тем, что хорошо послужили вождям? Во всяком случае, когда Гайна был на вершине успеха, самым смелым его требованием было смещение его личных врагов при дворе. В те дни, когда в его власти был Константинополь, он не требовал большего, чем права проводить богослужение по арианскому обряду в одной из церквей города, ибо не пристало ему, высшему римскому офицеру, выходить за городские стены каждый раз, когда ему захочется помолиться.

Последний эпизод карьеры Тайны ярко демонстрирует ту роль, которая была уготована везеготским «дезертирам». Он потерпел поражение и от Фравитты, и от римлян и в конце концов повернул к Дунаю. До этого он не собирался туда направляться – ведь и он, и Трибигильд давно распрощались с племенной жизнью. У них не было ни малейшего желания возвращаться в нищую и небезопасную Готию – но теперь все другие дороги были для них закрыты. Севернее Дуная Гайна попал в руки гуннов и был убит²⁰. Но бедствия римлян на этом не закончились. В беспорядке, вызванном проходом Тайны через Фракию, беглые рабы и люди, «отказавшиеся от своего положения» в римском обществе, объявили себя гуннами и начали грабить окрестные деревни. Это продолжалось до тех пор, пока на них не пошел маршем Фравитта (как ранее он пошел против разбойников Исаврии), убивая каждого врага, встречавшегося ему на пути²¹. С тех самых пор, как он перешел к римлянам (насколько мы можем судить по письменным свидетельствам), правители Империи использовали его только для двух целей – во-первых, уничтожать римских разбойников,²² потенциальных союзников захватчиков, и, во-вторых, подавлять восстания везеготов. Убивать разбойников и убивать готов – такая роль была отведена варварам-перебежчикам, покинувшим свои племена.

2. От Алариха до Валии

Избрание Алариха предводителем племени в 395 году не стало победой ни одной из двух соперничающих везеготских группировок. Хотя одно время Аларих и был сторонником соблюдения дунайской клятвы 376 года²³, он, похоже, так и не смог твердо решить, к чему надо стремиться – к тому, чтобы разрушить Рим, или к тому, чтобы стать его частью. Основное событие, с которым связано его имя, – захват Рима в 410 году – стало символом падения Римской империи, что явилось одним из важнейших процессов мировой истории. Однако вряд ли можно назвать Алариха «выдающейся личностью», и вот почему. Политика Алариха состояла в постоянном лавировании между двумя противоположными тенденциями того общества, в котором он вырос. С одной стороны, на протяжении всей своей карьеры он, судя по всему, поддерживал приятельские отношения со многими имперскими сановниками и, вероятно, находился под их сильным влиянием²⁴. Это сказалось на принятии им таких важных решений, как снятие осады Равенны и низложение марионеточного императора Ат-тала²⁵. По мнению позднего готского историка, Аларих хотел добиться (неизвестно, какими средствами) того, чтобы римляне и готы жили в дружбе и мире и их бы считали единым народом²⁶. (Смысл этой политики станет нам яснее, когда мы будем говорить о преемнике Алариха Атаульфе и о расселении везеготов около Тулузы.) Римляне не без основания считали, что если они обеспечат Алариху твердое личное положение в Империи и назначат его на высокую военную должность, он будет меньше беспокоиться о судьбе своих людей²⁷.

В то же время Аларих, честно выполнявший все свои договоренности с римским правительством, настойчиво стремился реализовать заветную мечту своего народа – найти земли для оседлой жизни. Несомненно, именно по этой причине он пользовался безграничным авторитетом среди своих соплеменников. Ведь он не одержал полной победы ни в одной крупной битве, а целый ряд второстепенных сражений проиграл, причем иногда с жестокими потерями – в одном случае, по имеющемуся свидетельству, потери составили не менее 3000 человек²⁸. Он добивался впечатляющего успеха только тогда, когда не встречал почти никакого сопротивления со стороны римлян (408—410 годы). Он так и не смог обеспечить своему народу постоянного жилья. Более того, можно с уверенностью сказать, что его войско сохранило свою силу только благодаря внутренним противоречиям римской политики²⁹. Тем не менее авторитет его был столь велик, что ему удавалось удерживать везеготов от раскола, к которому их подталкивал Феодосий. За время его правления почти не было случаев дезертирства, и в большой степени это можно объяснить его личными качествами и популярностью. Правда, часть войска покинула его при отступлении из Вероны в 403 году, не вынеся лишений. Очевидно, в это время в лагере везеготов возникли большие разногласия и, возможно, некоторые секретные планы готов стали известны Стилихону³⁰. Хотя поначалу отколовшихся было немного, но их число выросло, когда войско стало страдать от голода и болезней³¹. Впрочем, мы не знаем, как скоро многие из покинувших Алариха воинов вернулись к нему³². Что касается везеготской знати, то за время правления Алариха двое из вождей, возможно, перешли к римлянам вместе с небольшими группами недовольных. Один из них – некий Ульфила (судя по имени, везегот), ставший в 411 году командующим конницы³³; второй – Сар, брат Сегериха (см. с. 45). Мы почти ничего не знаем об этом Ульфиле, а потеря Сара, предателя по натуре, не была большим ударом для Алариха. Таким образом, несмотря на военные и политические неудачи, преследовавшие Алариха, в период с 395 по 410 год не было массового дезертирства вождей, подобного происходившему в период правления Феодосия. «Его странные маневры последующих пятнадцати лет (то есть после 395 года), возможно, объясняются тем, что его интересы не были полностью везеготскими (интересы его народа ограничивались получением земли и платы за службу), а состояли в том, чтобы самому достичь определенного положения в правительстве Империи»³⁴.

После смерти Алариха в 410 году его место занял Атаульф, брат его жены³⁵, и трения между везеготскими вождями и рядовыми членами племени разгорелись с прежней силой. И знаменитое заявление Атаульфа по поводу перемены его отношения к Римской империи мы должны рассматривать, помня о послании Фритигерна Валенту накануне битвы при Адрианополе и об убийстве Эриульфа Фравиттой в первые годы правления Феодосия. Атаульф постоянно сотрудничал с римлянами, которые входили в его ближайшее окружение³⁶, и свое заявление он много раз повторял в присутствии одного римского гражданина, жителя Нарбонны. По словам этого римлянина, Атаульф часто заявлял, что его первоначальной целью (как и целью Эриульфа) было искоренить само слово «римляне», превратить Римскую империю в Готскую, заменить название, самому стать тем, кем когда-то был император Август. Однако позже его планы изменились: он решил, что с помощью военной силы везеготов он вернет Риму былую славу и величие и останется в памяти потомков как «отец Римской империи»³⁷.

Атаульф не скрывал причины этой перемены. «Когда он на собственном опыте убедился, что готы не в состоянии повиноваться законам {leges) по причине своего варварства, и вместе с тем, что государственные законы нельзя не исполнять, так как без них государство не является государством, он принял решение» выработать новый план возрождения Римской империи. Как и Фритигерн (см. с. 39), Атаульф не мог справиться с варварством готов. Он решил возродить то римское государство, которому верно служил Фравитта и которому Фритигерн когда-то пытался принести пользу. Атаульф жаловался, что его соплеменники не хотят подчиняться законам, и в этом он видел суть проблемы. Дело в том, что в племенном обществе нет «законов». Военный вождь союза племен всего лишь выполняет волю конфедеративного совета, он не правитель и сам не создает законы. Племенное общество управляется не законами, а обычаями, традиционным правом, обязанностями и разделением ответственности, и в нем нет другого аппарата принуждения, кроме общественного мнения.

До того как был составлен первый готский кодекс законов, готское общество управлялось только mores, «привычками», и consuetude, «обычаями». Даже в VI веке, по-видимому, еще были известны некоторые из старинных готских belogines, «правил», записанных на готском языке³⁹. Образ мыслей Атаульфа, по сути дела, уже не был образом мыслей вождя племенной общины или просто человека, стремившегося сохранить традиционную общественную систему. Вследствие этого он стремился трансформировать везеготское общество и приобщить своих соплеменников к социальной организации Римской империи, где их варварство будет пресекаться.

Таким образом, Атаульф задумал свои грандиозные преобразования с тем, чтобы укрепить свое положение среди соплеменников. В отличие от Алариха он видел, в каком направлении развивается везеготское общество, и решил ускорить ход истории. Он не мог навязать везеготам свои единоличные «законы» при старой системе общинных и конфедеративных советов, когда вожди имели не столько власть, сколько влияние. Поэтому он решил сделать своих готов частью государства, в котором власть будет принадлежать ему. Он прекратил вражду с римским правительством и стремился к миру с ним именно потому, что только таким образом он мог установить личную власть над своими соплеменниками и отменить те общественные институты, которые уже потеряли свое значение при постоянном обогащении племенной знати⁴⁰. Он не делал секрета из своих намерений. Он рассказывал о них открыто, возможно, некоторым вождям и, что нам точно известно, одному римлянину-христианину из Нарбонны. Сохранилось яркое описание его бракосочетания с римской принцессой Плацидией, которую везеготы захватили в Риме в 410 году. По совету некоего римлянина по имени Кандидиан – и при Атаульфе, и при Алари-хе римляне часто влияли даже на важнейшие политические решения готов – Атаульф, облаченный в римские одежды, сочетался браком с Плацидией в доме галло-римского декуриона по имени Ингенуус в Нарбонне. Во время брачного пира он прослушал эпиталаму, которую декламировал низложенный римский император. Эта свадьба привела в восторг гостей-римлян. Огромное личное богатство Атаульфа позволило ему сделать роскошные подарки невесте: он подарил ей пятьдесят красивых юношей в шелковых одеяниях, каждый из которых нес два блюда. На одном было золото, а на другом – драгоценные камни, похищенные в Риме в 410 году. Эта свадьба должна была продемонстрировать всем народам, что готы и Империя стали единым целым. За время жизни одного лишь поколения везеготские вожди проделали долгий путь и далеко ушли от простоты времен Атанариха⁴¹.

Атаульф находился в Нарбонне в конце 413 года, и, очевидно, именно тогда он принял окончательное решение не разрушать Романию. В январе 414 года он женился на Плацидии, а когда она родила сына, он дал ему императорское имя Феодосий⁴². После этого он еще более настойчиво стремился заключить мир с римским правительством. Даже когда в 415 году Констанций заставил его покинуть Бордо и другие города южной Галлии, он все еще надеялся договориться с императором. Но предпринятая им смена политического курса, его стремление служить интересам вождей за счет простого народа – все это привело к тому, что в 415 году в Барселоне Атаульф был убит. Как оказалось, смерть Эриульфа не была напрасной⁴³.

Борьба между теми, кто стремился войти в состав Римской империи, и теми, кто стоял за независимость, не прекратилась со смертью Атаульфа. Смертельно раненный Атаульф обратился с последними словами к своему брату. Он советовал ему вернуть Плацидию ее царственным родственникам и стремиться к тому, чтобы везеготский народ жил в дружбе с Римом. Иными словами, он советовал брату продолжать ту политику, которая стоила ему жизни⁴⁴. Видимо, Атаульф надеялся, что брат станет его преемником, но этому желанию не суждено было сбыться. Власть беззаконным путем захватил некто Сегерих. Обычно при выборах нового военачальника соблюдалась определенная процедура, однако Сегерих ею пренебрег. Возможно, он пытался установить режим личной власти без проведения выборов, но выборы не были пустой формальностью, которую можно было отбросить без всякого риска для себя⁴⁵. После того как Сегерих совершил оскорбительные действия по отношению к Плацидии и укрепил (как ему казалось) свое положение зверским убийством детей Атаульфа, он, не теряя времени, начал переговоры с римским правительством. Судя по всему, Рим стал еще более притягательным для везеготской знати. Планы Атаульфа и политика Сегериха, который, как выяснилось, стремился к той же цели, что и его предшественник, говорят о том, что солидарность везеготов была не так крепка, как прежде. Но свободолюбивый дух народа был еще не сломлен, и на седьмой день своего тиранического правления Сегерих был убит. Поводом для убийства стало не то, что Сегерих узурпировал власть, а то, что он пытался договориться с римлянами⁴⁴.

Теперь, помня о судьбе Атаульфа и Сегериха, новый везеготский вождь был вынужден скрывать до поры до времени свое стремление достичь соглашения с правительством Империи. Осенью 415 года вождем был избран Валия. Большинство везеготов сделало свой выбор, считая, что Валия положит конец мирным отношениям с Римом⁴⁷. Неизвестно, жили ли еще в памяти народа слова старинной клятвы, принесенной на берегах Дуная в 376 году, но дух той клятвы был еще жив. Однако везеготы плохо знали своего избранника: Валия пошел знакомым нам путем. Похоже, среди везеготов уже не было ни одного вождя, который был бы бескомпромиссно враждебен Риму, и Валия пошел по стопам Атаульфа и Сегериха. После неудачного нападения на Африку, где он, как когда-то Аларих, надеялся поселить свой народ, Валия, избранный для борьбы с Римом, уже в начале 416 года стал просить римлян о мире⁴⁸. Очевидно, его соплеменники поначалу не возражали против такого решения, так как к этому времени уже были доведены до отчаянного положения патрицием Констанцием (см. с. 26). Договор 416 года, означавший капитуляцию перед имперским правительством, был единственным средством остановить массовый голод, который Констанций сумел искусственно создать. В последующие два года Валия действовал так, как будто он тоже стремился стать «отцом возрождения Римской империи»: в интересах римлян он сражался с другими варварами в Испании и одержал над ними победу⁴⁹. Мы не знаем, как долго люди готовы были его поддерживать, ибо в 418 году, когда везеготы все еще значительно уступали римлянам в военной силе, Валия умер. Незадолго до смерти он получил от римлян земли около Тулузы, на которых его народ обосновался и прожил следующие девяносто лет.

Доминирующей чертой везеготской истории в период между правлениями Атанариха и Валии было нарастание конфликта между интересами вождей и рядовых членов племени. К сожалению, имеющиеся свидетельства крайне фрагментарны, однако попробуем обобщить то, что нам известно:

1. Слова вождя, приведенные в «Житии св. Саввы» в качестве реакции на сообщение о том, что у Саввы нет имущества: «Такой человек не может ни помочь, ни навредить нам», указывают не только на то, что люди, не имевшие собственности, до 376 года не имели никакого политического влияния, но и на то, что собственники к этому времени уже обладали непропорционально огромной силой воздействия на политические дела и племенную жизнь⁵⁰. Другими словами, правящий класс зарождался внутри такой социальной организации, которая была к этому неготова и которую он неминуемо должен был разрушить.

2. Двусмысленное поведение Фритигерна в 378 году говорит о том, что по крайней мере один из членов этого зарождающегося класса пришел к убеждению, что соглашение с правительством Империи больше соответствует его интересам, нежели вражда, и это несмотря на то, что именно это правительство в предшествующие годы подвергало его народ бесчисленным страданиям.

3. После Адрианополя далеко не вся везеготская знать была солидарна с Фритигерном. На это указывает история Эриульфа, причем на стороне Эриульфа было большинство вождей. Тем не менее Феодосий, который, видимо, знал, что делает, поставил своей целью привлечь на свою сторону «тех вождей племени, которые выделялись положением и знатностью», а среди них Эриульфа и Фравитгу. Осыпая их щедрыми дарами, он намеренно увеличивал ту пропасть, которая уже существовала между ними и их соплеменниками. Феодосий полагал, что класс собственников будет более отзывчив к вниманию со стороны Рима, нежели рядовые везегот-ские воины. Но почему вожди так охотно принимали эти предложения? На чем основывалось их непреходящее стремление жить в мире с Римом?

4. Атаульф, Сегерих и Валия так же легко откликались на внимание со стороны римлян, как и Фравитта со своими сторонниками. Атаульф сам объяснил причину этого: его люди не хотят повиноваться «законам», а без этого не может быть «государства». У везеготов не существовало средств общественного принуждения, адекватных способов защиты имущественного и социального статуса вождей, таких средств, которыми меньшинство могло бы диктовать свою волю большинству. И когда Атаульф пытался установить мир с Римом, он тем самым пытался интегрировать своих воинов в социальную структуру Империи. В этом он видел единственный способ заменить прежнее эгалитарное общество новой формой социальной организации, которая больше бы соответствовала новым социальным отношениям внутри племени. Из этого можно сделать вывод, что в тех случаях, когда везеготские воины убивали своих вождей, для того чтобы не позволить им заключить мир с Римом, они тем самым не только сопротивлялись Риму, но и защищали свой традиционный общественный строй.

5. У нас есть все основания считать, что действия Атаульфа были вызваны теми же причинами, что и действия других вождей в годы, предшествовавшие расселению в Тулузе в 418 году. Когда Атаульф говорил о своих мотивах, он говорил и от имени других вождей. Сколько бы они ни спорили о том, кто из них возглавит новое везеготское государство, они сходились в одном: такое государство должно быть создано. И если в первые годы правления Феодосия эта политика пользовалась поддержкой лишь нескольких вождей, то во втором десятилетии V века уже большинство из них были на стороне этой идеи. В конце IV века везеготы не могли найти лидера для борьбы с Римом, но у нас нет свидетельств того, что в 410-418 годы многие из вождей были настроены так же, как Эриульф за тридцать лет до этого или как Атаульф в первые годы своего правления.

Таким образом, мы наблюдаем плавный, а затем и стремительный распад изжившего себя племенного строя и ряд попыток заменить этот строй новой формой общественной организации. Чем мог народ ответить на политику своих вождей? Согласно клятве 376 года, он должен был продолжать борьбу с Римом до тех пор, пока не овладеет Империей. Но такая политика в конце концов привела бы везеготов к самоуничтожению. У везеготов не хватало военной мощи для того, чтобы сокрушить римлян, даже если бы вожди действительно этого хотели. В течение нескольких веков римской истории многие племена варваров стояли перед подобной дилеммой, и вплоть до 476 года не существовало ни одного северного народа, который бы мог в одиночку справиться с Римом⁵¹. Даже если бы везеготам удалось отвоевать у римлян часть земель и удержать их за собой навсегда, они уже не смогли бы вернуться к той жизни, которую вели до 376 года. Сложные социально-экономические условия, в которых они оказались бы, не позволили бы им вернуться к прошлому. Такого человека, каким был Атаульф, никогда бы не устроило то положение, какое занимал в свое время Атанарих. А у рядовых везеготских воинов, по сути дела, не было да и не могло быть своей политики, которую они могли бы противопоставить политике вождей. Как только везеготы вступили в Римскую империю, у них уже не было альтернативы честолюбивым планам Атаульфа.

3. Соглашение 418 года

После того как везеготы в 416 году сдались Констанцию, они воевали против варваров – врагов Рима в Испании. Но в 418 году, несмотря на то что они еще не одержали окончательной победы, Констанций их отозвал и поселил в провинции Аквитания II на западном побережье Галлии между устьями рек Гаронны и Луары. Этот странный поступок, по моему мнению, можно объяснить следующими причинами (сразу оговорюсь, что моя версия оспаривалась другими исследователями):

Еще до появления везеготов в западных провинциях там уже разгорались мятежи. В 417 году имперские войска подавляли восстание армори-ков. По примеру восставших жителей Британии арморики изгнали римских чиновников, землевладельцев превратили в рабов и пытались утвердиться как независимое государство вне Римской империи. Это восстание представляло такую опасность, что римские власти, возможно, предпочли уступить часть богатой Аквитании везеготам, которых они могли контролировать, нежели вовсе ее потерять в борьбе с арморикацами⁵². Плодородная долина Гаронны сделала некоторых местных землевладельцев богатейшими людьми и обеспечивала продовольствием рейнскую армию. Римлянам необходимо было во что бы то ни стало сохранить этот район под своим контролем. Однако Констанций не пытался использовать везеготов для подавления армориков, так как в этом случае они могли присоединиться к врагу, вместо того чтобы бороться с ним; у везеготов была давняя, уходящая корнями в III век традиция сотрудничества с угнетенными слоями римского населения. Но как только римская армия сокрушила армориков, Констанций поселил в Аквитании везеготов. Условия выделения земель были таковы, что везеготы, защищая собственные интересы, тем самым вынуждены были бы защищать интересы местных землевладельцев-римлян. Констанций выделил каждому везеготскому вождю часть (sors) земельного владения римского сенатора (более мелкие поместья не были затронуты), причем sors состояла мз двух третей пахотной земли и половины пастбищ и лесов, принадлежавших сенатору. Таким образом, каждое поместье теперь кормило двух consortes, или совладельцев, одним из которых был римлянин, а другим – варвар. В 443 году Аэций на таких же условиях поселил бургундов в Савойе, к югу от Женевского озера, а позже эта система была перенесена везеготами в Испанию, где они в конце концов и осели. Такой способ расселения варваров назывался hospitalitasⁿ.

Если верить политическому заявлению Атаульфа, сделанному в Нар-бонне, то вожди варварских племен не собирались после завоевания какой-либо римской провинции наделять землей своих менее состоятельных соплеменников. Маловероятно также, что в Аквитании хватало сенаторских поместий для оказания «гостеприимства» каждому из варваров. Но хотя землевладелец-сенатор делил свою землю только с одним «совладельцем» (consors), нам известно, что на самом деле в поместье жил не один варвар, а больше⁵⁴. Какие отношения были между варваром-consors и теми варварами, которые также жили в поместье, но не были consortes? Безусловно, права собственности на «варварскую» часть поместья передавались римлянами одному варвару-солуогу, а не целой группе варваров, живших в этом поместье⁵⁵. Таким образом, можно предположить (хотя вопрос этот не вполне ясен), что варвары-поселенцы жили на земле, принадлежавшей одному из их вождей. Скажем, бургундские кланы еще существовали как таковые в начале VI века, и в одном из бургундских законов упоминается, что члены клана, или faramanni, как их называли, все жили в одном поместье. Правда, faramanni лишь однажды упоминаются в кодексе законов бургундов, однако это не означает, что родство не имело большого значения. Скорее, это означает, что авторы кодекса не хотели это открыто признавать. Если родство не имело значения, тогда зачем законодатели вообще о нем упоминают, пусть даже один-единственный раз⁵⁶? Поэтому многие исследователи убедительно доказывают, что бургундские вожди поселяли родственников в качестве арендаторов в своих новых савойских поместьях⁵⁷. Что касается везеготов, то мы не располагаем свидетельствами о том, что в 418 году родство все еще имело для них большое значение, поэтому вполне возможно, что рядовые поселенцы, жившие на землях везеготской знати, были связаны не кровным родством, а чем-то другим. Кроме того, они, как и бургунды, могли быть арендаторами вождей-землевладельцев⁵⁸. Возможно, конечно, что вождь содержал своих «товарищей» (comités) за свой счет или он распределял между ними доходы с земельных участков четырех или пяти колонов⁵⁹; во всяком случае, он вполне мог себе позволить наделить их землей⁶⁰. Более того, король мог наградить своих приближенных, передав им часть римских владений, которые теперь ему принадлежали⁶¹. Но в основной своей массе варвары-поселенцы, как представляется, стали арендаторами у своих собственных вождей. Везеготская и бургундская знать, как и их римские партнеры, стала теперь землевладельческой аристократией, и их связь с бывшими родственниками приобрела экономический характер.