Текст книги "Террористка Иванова"

Автор книги: Эдуард Володарский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

– Вот и я про то же, – обрадовался Пилюгин. – Закурить у вас можно, Алевтина Петровна?

– Нельзя, – отрезала судья и закурила новую сигарету. – Тут и так дышать нечем.

– Вот я и говорю… – упавшим голосом повторил Пилюгин. – Дура и есть дура. И пусть до суда под подпиской ходит. Ну, куда денется? Был бы опытный злобный преступник – тогда, конечно, надо в СИЗО держать. А эту Иванову – на кой черт она в СИЗО нужна? И так камеры переполнены, – майор достал из папки лист бумаги, положил на стол перед судьей.

– Что это? – не читая, спросила Блинкова.

– Это я представление написал. На освобождение под подписку о невыезде.

– Забери. Не выпущу я ее под подписку.

– Почему?

– Следствию мешать будет. Жаловаться куда-нибудь побежит. Я в принципе никого под подписку не выпускаю, неужели не знаешь?

– Знаю, – обреченно вздохнул Пилюгин.

– Знаешь, а бумажки приносишь. А я считаю – раз посадили, значит, сиди и не рыпайся! Преступник в камере вину свою острее чувствует, и следователю с ним работать куда как легче. Я же тебе помогаю, Михаил Геннадьевич!

– Вы всегда нам помогаете, это правда, Алевтина Петровна. Потому я и пришел к вам с этой просьбой. Я ведь в этом деле еще и потерпевший – она меня застрелить хотела.

– Потому и удивляюсь, что ты за нее просишь.

– Я уже допрашивал ее… подробно разговаривали… – Пилюгин почесал в затылке. – Ну поймите, Алевтина Петровна, она же несчастная женщина. Сын один остался, одиннадцать лет, да еще инвалид – собака ему левую кисть руки отхватила. Родственников никого… дед, правда, есть, но что он есть, что его нету – толк один…

– Это ее муж в тюрьме от сердца умер? – уже заинтересованно спросила Алевтина Петровна.

– Ее, ее… Ну, почему под подписку до суда не выпустить? Куда она сбежать может? На каких свидетелей давить? Я к вашему доброму сердцу обращаюсь, Алевтина Петровна…

– Ну, ты не перегибай палку-то, Михаил Геннадьевич, не перегибай, – нахмурилась судья, но было видно, что обращение к ее «доброму сердцу» ей понравилось.

– Мы же не первый год друг друга знаем, Алевтина Петровна, – Пилюгин проникновенно смотрел на нее. – К другому судье я и просить не пошел бы, а к вам… Ей-богу, правильное дело сделаете!

– Ох, Пилюгин, и как ты ментом стал, убей бог, не пойму, – шумно вздохнула Блинкова, погасила окурок в пепельнице, подвинула поближе к себе бумагу и взялась за авторучку.

– По недоразумению, Алевтина Петровна, исключительно по недоразумению.

– Смотри, как бы тебя не вышибли… без всякого недоразумения, – сказала судья, подписывая бумагу.

Ранним утром Иван Витальевич тащил за руку сонного Витьку на речку. В другой руке дед держал спиннинг. Потом он побежал трусцой, а Витька шел не спеша, поеживаясь от утреннего холодка. Иван Витальевич все время оборачивался, покрикивал:

– Не отставай, Витя, не отставай!

На речке дед делал зарядку, а Витька сидел, съежившись и обняв руками плечи. Смотрел на реку – не широкую и не глубокую, с тихими заводями, с пологими песчаными отмелями. Иван Витальевич пыхтел, приседая и размахивая руками, приговаривал:

– В здоровом теле здоровый дух, Витя! Ты попробуй, знаешь, как сразу настроение поднимется!

– Оно у меня и так поднятое, – пробурчал Витька, щурясь от раннего солнца.

Закончив зарядку, Иван Витальевич разделся, оставшись в одних трусах. Несмотря на преклонный возраст, он выглядел сухощавым и подтянутым.

– Ну, пошли купнемся, – бодро позвал дед.

– Не хочу, – зябко поежился Витька.

– Пошли, пошли! – Дед стянул с мальчика майку, взял за руку и потащил к воде.

– Не хочу-у… – слабо сопротивлялся Витька.

– Надо, Витя, надо! Потом спасибо говорить будешь!

– Не буду! Никогда не буду! – отчаянно верещал Витька.

Все же дед затащил его в воду и окунул с головой. Витька взвыл пуще прежнего и бросился к берегу, поднимая тучу брызг. Дед довольно смеялся, потом окунулся сам и поплыл широкими саженками к середине реки.

Витька выбрался из воды, дрожа от холода, стал натягивать майку. Потом с ненавистью посмотрел на деда, который фыркал и довольно покрикивал, и пробормотал, пристукивая зубами:

– Дур-рак жизнер-радостный…

А вечером они чинно сидели в небольшой комнате и смотрели телевизор. Перед диваном стоял низкий столик, на нем пузатый заварной чайник, открытые банки с разными вареньями. Иван Витальевич не спускал глаз с экрана – по каналу «Культура» шла «Земляничная поляна» Бергмана.

У Витьки глаза слипались от скуки.

– Переключи на НТВ – там боевик идет.

– Смотри настоящее кино, а не всякую бездумную жвачку и пошлятину, – ответил Иван Витальевич. – Это искусство, понимаешь? После такого кино люди становятся умнее, благороднее, они начинают понимать, что такое жизнь, – дед зачерпнул еще ложку варенья и отправил в рот. – Попробуй крыжовенного – очень вкусное.

– Я хочу боевик смотреть, – после паузы повторил Витька. – Там Джеки Чан играет.

– Нельзя быть дебилом, Витя! Мне стыдно за тебя. Ты смотри, постарайся понять, и тебе сразу станет интересно.

– Не хочу я ничего понимать, – ответил Витька. – Я хочу боевик смотреть.

– Скажи лучше, какую книжку последнюю ты читал? – Дед продолжал наслаждаться чаем, вареньем и «Земляничной поляной».

– Про Гарри Поттера.

– Про кого? Боже мой… – простонал Иван Витальевич. – Все гибнет… культура… образование…

Витька взял пульт и переключил на другую программу – там Джеки Чан руками и ногами молотил врагов, делал сальто, крутился, как юла, и враги разлетались в стороны, словно тряпичные куклы, прошибая окна, двери и стены. Витька оживился, заерзал на диване… Иван Витальевич встал и вышел из комнаты.

Спальня у деда была небольшая, но уютная – широкая кровать, стеллаж с любимыми книгами, тумбочка с ночником, двухэтажный столик на колесиках. Иван Витальевич облачился в пижаму, возлег на кровать и стал читать. Из соседней комнаты доносились громкие раздражающие звуки – стрельба, рев моторов, крики и взрывы. Читать было невозможно. Дед выбежал, вырвал у Витьки пульт и выключил телевизор.

– Хватит! Спать пора!

– Ну деда, ну еще немножко… – взмолился Витька.

– Я сказал – спать, значит, спать. Завтра рано вставать!

– Опять на речку?

– Да, опять на речку. Привыкай.

– А в школу когда я ходить буду?

– Здесь поселок рядом, три километра. Там есть школа. Я съезжу туда, договорюсь с директором, а потом сгоняем в город, заберем твои документы. Будешь учиться здесь. Ничем не хуже. Даже лучше. А сейчас спать без разговоров. В шкафу одеяло, подушка и простыня, – и дед ушел, прихватив с собой пульт.

…Иван Витальевич задремал с раскрытой книгой на груди. Очнулся, посмотрел на часы – половина первого. Он осторожно прошел в другую комнату. Витька спал, съежившись на диване, поджав под себя ноги, без подушки и одеяла. Обнаженная обезображенная рука без кисти покоилась рядом с лицом на подушке.

В замке со скрежетом провернулся ключ. На пороге камеры стояла дородная женщина в форме прапорщика, гаркнула зычным голосом:

– Подследственная Иванова с вещами на выход! Сокамерницы замолчали, глядя на Полину, и только толстая Анжела проговорила:

– Свобода, целую тебя.

– Какая свобода, о чем вы говорите, Анжела Петровна… – пробормотала Полина, сложив нехитрые пожитки.

– Свобода, целую тебя взасос! – повторила Анжела и засмеялась, и следом за ней все остальные обитатели камеры. А одна, высокая и черноволосая, сказала:

– Выйдешь и рви когти куда подальше. Все равно отоварят тебя по полной!

Полина окинула взглядом товарок, улыбнулась:

– До свидания. Дай вам Бог удачи… – и вышла из камеры.

Потом она долго шла по коридору, а следом за ней тяжело топала дородная женщина-прапорщик. В дежурке она расписалась в амбарной книге, и ей выдали какую-то бумагу.

– Что это? – спросила Полина.

– Постановление суда об освобождении под подписку о невыезде. Сейчас ваш следователь подойдет. Задерживается что-то… – Дежурный капитан озабоченно посмотрел на часы. – Но вы можете подождать его на улице. Или, если хотите, здесь.

– Нет, я лучше на улице, – сказала Полина.

В комнате оперов было накурено, на столах стояли стаканы с недопитым чаем.

– В Нальчике арестованы двое офицеров – Скворцов и Журбин. Согласно их показаниям, они в течение трех лет воровали взрывчатые вещества на складе Внутренних войск. Отправляли в основном в Москву, Владикавказ и Махачкалу. Нас интересует Москва, – говорил капитан Тулегенов. – Но вот как раз про Москву наши друзья из Нальчика мало что могут сообщить. Ни Скворцов, ни Журбин человека в Москве никогда не видели. Знают только фамилию и бывшее воинское звание.

– И как его фамилия?

– Майор Чистов Валерий Георгиевич, воинская специальность – минер. Товар ему доставлял все время один и тот же курьер. Он знал Чистова лично, и тот доверял ему. Этот курьер погиб в Нальчике в автомобильной катастрофе. Почти одновременно следователям удалось завербовать одного из подельников Скворцова и Журбина, а именно – Юрия Табиева, которого Скворцов и послал в Москву с новой партией товара. Но Валерий Чистов сразу же раскусил Табиева и убил его. – Тулегенов сделал паузу, добавил: – Вот и все, что нам сообщили.

– Ну, теперь мы хоть знаем имя и фамилию и что он бывший майор, – вздохнул Пилюгин. – Голубев, пробей его по базе данных, может, проходил где… хотя я уверен, что он до сих пор не светился и ни в какой уголовщине замешан не был.

– Почему уверены, Михаил Геннадьевич? – спросил Голубев.

– Да знаю я таких мужиков. Профессиональные вояки, очень осторожны и с криминалом на контакты не идут. Если что-то и делают – только со своими, с бывшими сослуживцами.

– Но искать-то его надо, – сказал Голубев.

– А я разве сказал, что не надо? – поморщился Пилюгин.

– Да, чуть не забыл, – вспомнил Тулегенов. – По телефону следователь из Нальчика сказал, что арестованные в качестве оправдания говорили о том, что украденная взрывчатка шла не террористам, а на производство пиротехнических игрушек – разных шутих, фейерверков, ракет, бенгальских огней, салютов и прочее…

– И это все шло в продажу? – спросил Пилюгин.

– Ну, конечно. Вот я и думаю – не пошарить ли нам по рынкам, где такую продукцию продают? Там же контрафакта – завались. Глядишь, что-то и выловим.

– Это мысль, – довольно проговорил Пилюгин. – Агентура на этих рынках у нас имеется?

– У меня на Горбушке есть один, – отозвался Голубев. – Хороший бомж, старательный.

– И у меня есть… на Крестовском и в Теплом стане, – сказал Тимонин.

– Там и Коньково рядом, – заметил Пилюгин и слегка хлопнул в ладоши. – Значит, порешим так: все наваливаемся на рынки и магазины, где продают пиротехнику. Пока только ищем и берем всех подозрительных на заметку.

– Этих магазинчиков чертова прорва, – сразу приуныл Тимонин.

– Знаю, сочувствую, но ничем помочь не могу. Будем искать – что-нибудь да найдем.

– Ищущий да обрящет, – с ироничной улыбкой произнес Голубев.

Пилюгин набрал номер по мобильнику, спросил:

– Ерофеев, ты? Пилюгин говорит. Как там моя подследственная, вышла? Иванова, какая еще-то? Давно? Да не смог я – дела были. Я и сейчас в управлении торчу. Ну, вышла и хорошо. Я ее найду. Добро. Будь… – Пилюгин дал отбой. – Ну, хорошо, давайте еще разок помозгуем… Если взрывчатку привозят сюда и, если верить ребятам из Нальчика, ее используют в изготовлении всяких фейерверков, значит, изготавливают их здесь же, в Москве. Так или нет?

– Думаю, что так, – отозвался Тулегенов. – Или в Московской области.

– Ладно, будем искать, – Пилюгин с силой потер ладонями лицо. – Как сказал Голубев: «Ищущий да обрящет».

– Это не я, это в Евангелии сказано, – ответил Голубев.

Иван Витальевич уже набрал полное ведро спелого, темно-рыжего крыжовника и пошел к дому. Он был в шортах, майке и широкополой соломенной шляпе. Лицо и плечи блестели от пота.

Войдя в дом, дед поставил в прихожей ведро с ягодами, громко позвал:

– Виктор! Отнеси ведро в погреб и высыпь в большую кадку. А я еще пособираю – два куста осталось.

Никто не отозвался. Иван Витальевич прислушался к тишине, потом прошел в большую комнату, где стоял телевизор. Витьки не было.

– Виктор! – еще раз позвал дед и увидел на столе лист, вырванный из школьной тетрадки.

«Я тут жить не хочу. Я поехал домой. Витя» – было написано большими корявыми буквами. Иван Витальевич долго вертел в пальцах записку, плюнул с досадой:

– Ну и черт с тобой, стервец маленький!

Уже темнело, когда Полина приехала домой. Она шла мимо спортивной площадки, держа в руке свой узелок с пожитками. Двор был почти пустой. На площадке ребятишки с криками гоняли мяч, во многих окнах в домах горел свет, и так же под козырьками подъездов на лавочках сидели старушки. И вдруг Полину окликнули:

– Полина Ивановна!

Она резко остановилась, обернулась. Из-за редкого кустарника, росшего вокруг площадки, вышел Валерий Чистов. Он улыбался:

– Я везучий – ждал и дождался.

– А откуда вы…

– Откуда узнал, что вы должны вернуться домой? Да я передачу вам в СИЗО привез, а мне сказали, что вас отпустили под подписку о невыезде.

– А зачем… – вновь начала Полина, но Валерий опять перебил ее:

– Зачем передачу повез? Ну, как же я мог не повезти, Полина Ивановна. В газетах прочел, что вы арестованы, находитесь под следствием… Ведь я, можно сказать, соучастник этого дела.

– Пошли, соучастник, чего на улице разговаривать, – усмехнувшись, Полина направилась к подъезду.

– Вот это с удовольствием! – Валерий поспешил за ней. – Позвольте ваши камерные пожитки понести. А то выбросили бы их, чего всякую дрянь в дом тащить? Камерный запах так въедается, ничем не вытравить.

– Да? – она остановилась. – А вы там были?

– Не был… разве что в армии на губе сидел. Но у меня богатое воображение… и обоняние…

Полина молча направилась к большим мусорным бакам, стоявшим неподалеку от подъезда, приподняла тяжелую крышку и бросила туда узел. Несколько кошек шарахнулись из-под ее ног в разные стороны. Полина отряхнула руки и пошла к подъезду.

Сидевшие на лавочке старушки с интересом проводили взглядами Полину и незнакомого мужчину…

И вот они уже сидели на кухне. Вернее, сидел Валерий, а Полина шарила по полкам в поисках еды.

– Ничего нету… хоть шаром покати. Что же он тут ел? Неужели все время голодный шатался? Или дед кормил? Где он сейчас? У деда, что ли? Или у Пилюгина? Этого еще недоставало… Медом его там, что ли, кормят? Ага, вот чай есть. Будем пить пустой чай. Даже сахара нету… О, печенье есть!

– Это замечательно – пустой чай с печеньем! – улыбался Валерий.

Полина взяла трубку телефона, набрала номер и долго слушала длинные гудки.

– Нету никого… ни деда, ни сына… гуляют где-то, наверное, – она снова взяла трубку, набрала еще один номер.

– Извините, это квартира Пилюгина? Полина Иванова вас беспокоит, скажите, сына моего у вас нет? Вити… да, это мой сын. А Михаила Геннадьевича нет дома? Извините, спасибо… – она положила трубку, задумчиво уставилась в окно.

– Как сиделось-то? – спросил Валерий.

– Нормально. Узнала много нового и поучительного.

– Как сказал мне один бывший зэк: «Эти университеты нужно всем пройти».

– Вам-то уж точно не помешало бы, – Полина сняла с плиты чайник.

– Думаете? – усмехнулся Валерий. – Ну, это дело от меня никуда не уйдет. Как говорят, от тюрьмы и от сумы не зарекайся…

– Да уж, эту пословицу народ выстрадал, – Полина разлила чай.

Они молчали и смотрели друг другу в глаза.

– Значит, не решилась? – наконец тихо спросил Валерий. – Я еще тогда подумал: вряд ли у нее хватит духу убить.

– Не решилась, – ответила Полина.

– Но тюрьму заработала?

– Тюрьму заработала… А ты переживаешь, что не убила?

– Наоборот – радуюсь. Не веришь? Честное слово – радуюсь.

– Зачем же тогда нитроглицерин продал? – с улыбкой спросила Полина. – Бизнес?

– Бизнес… – вздохнул Валерий. – Но сейчас не продал бы.

– Пожалел бы? Полюбил, что ли? – с иронией спрашивала Полина.

– Точно… полюбил… столько думал… Никогда не знал, что про бабу можно столько думать, – серьезно отвечал Валерий.

– Полина рассмеялась, спросила:

– Что же нам теперь делать?

– Да ничего… – он пожал плечами. – Ты ведь меня не любишь?

– Да нет… не успела как-то… – Она все так же весело смотрела на него.

– Я так и думал, – вздохнул он, и она вновь коротко рассмеялась:

– Много думаешь.

– Да? Наверное… Больше не буду, – он тоже улыбнулся. – Буду просто тебя любить. Не возражаешь?

– Да мне-то что? Люби на здоровье.

– Хороший у нас разговор…

– Сейчас еще лучше будет. Меня следователь спрашивал, где я нитроглицерин достала. Очень настырно спрашивал.

– И что ты ему ответила?

– Ты же любишь думать… Вот и подумай, что я ему ответила.

Он курил и молча смотрел на нее.

– Что же ты молчишь? – не выдержала Полина.

– Думаю, – серьезно ответил Валерий.

– Что-то долго…

– А следователь у тебя тот самый, которого ты хотела грохнуть?

– Откуда ты все знаешь? – удивилась Полина.

– Не все. Только то, что мне надо.

– Так что же я ему ответила?

– Ты сказала, что купила нитроглицерин на рынке… и больше этого человека не видела… – медленно проговорил он.

– Даже страшно делается, Валера, будто ты на допросе сидел.

– Да нет, просто я успел немного узнать тебя. Потому и влюбился.

– Жаль, я не могу ответить тебе взаимностью, Валерочка.

– Подождем… жизнь полна неожиданностей.

В это время из прихожей донесся щелчок замка, потом – осторожные шаги.

– Витька пришел! – Полина бросилась из кухни и скоро до Валерия донеслись возгласы:

– Ну вот где ты шатаешься? Мама давно дома, а тебя нету.

– Я у деда был.

– Я звонила – никто не отвечает! А тебя нет и нет.

– А я откуда знал, что тебя из тюрьмы отпустили… – бурчал Витька.

Они вошли на кухню, и Валерий поднялся навстречу, протянул Витьке руку:

– Ну, здорово, мужичок. Меня Валерой звать, а тебя?

– Витя…

– Есть хочешь, Витенька? – испуганно спросила Полина.

– Хочу, – сказал Витька.

Валера поднялся и решительно направился к двери, сказав на ходу:

– Потерпите, граждане, я мигом, одна нога здесь – другая там!

Нина собрала свои вещи, застегнула чемодан.

– Ну, ладно, вроде собрала все. Да не переживай ты, Миша, все у вас хорошо будет. Но сам видишь, в Питере мои волками воют. Сеньку и Андрюшку до сих пор в детский сад не устроили, а кому с ними сидеть? И Валька, и Петя работают. Вот они и взвыли: мама, приезжай немедленно!

– Да я понимаю… – вздохнул Пилюгин.

– Через пару месяцев опять смогу приехать – не раньше. Галка пока справится, – продолжала Нина, все же чувствуя себя виноватой. – Она Мишку так любит. Мне шагу ступить не давала, по сто раз на дню ругались! Тетрадку даже завела – во сколько кормить, во сколько купать, когда памперсы менять, когда соками поить… У нее просто талант няньки!

– Ладно, Нина, поехали. На вокзал тебя отвезу, – сказал Пилюгин.

Галка в это время сидела в большой комнате на диване перед телевизором, и рядом с ней в коляске спал маленький Мишка. В комнату вошла Нина с чемоданом в руке.

– Я уезжаю, Галка, до свидания.

– Скатертью дорога, – не отрывая глаз от телевизора, ответила Галка.

– Никогда не думала, что племянница у меня злючка, как той-терьер! – усмехнулась Нина.

– Сами вы той-терьер! – выпалила в ответ Галка.

– А повежливей нельзя, дочка? – сказал из-за спины сестры Пилюгин. – А то я применю традиционные методы воспитания.

– Только попробуй!

Нина покачала головой и вышла из комнаты.

– Свинья ты, – сказал Пилюгин и тоже вышел.

Ни один мускул не дрогнул на лице девчонки – она смотрела на экран телевизора.

На столе на тарелочках были разложены красная рыба, ветчина, нарезанная кусочками селедка с луком, паштет, пирожные в вазе, пачки с разными соками. И стояла початая бутылка водки.

Витька быстро и жадно ел и все время окидывал стол быстрыми глазками – чего бы еще съесть. Полина и Валерий смотрели друг на друга. Валерий курил.

– Ну, наелся? – спросила Полина.

– Нет еще… – ответил Витька, продолжая жевать.

– Ты чайку выпей, Витёк, чайку, – посоветовал Валерий. – А то жуешь всухую.

– Тебя что же, дед не кормил совсем? – спросила Полина.

– Да ну его. У него одно варенье… наготовил ужас сколько, а сам съесть не может. Вот он меня и кормил. И телевизор смотреть не давал.

Валерий рассмеялся, а Полина нахмурилась:

– А у Пилюгина хорошо было?

– Хорошо… только там маленький Мишка все время плакал, и они вокруг него все суетились. И я тоже… – с набитым ртом отвечал Витька.

– Какой Мишка? – спросила Полина.

– Ну, у него жена померла во время родов. А маленький Мишка живой остался… вот теперь они его воспитывают. И еще тетка из Питера помогать приехала.

– Как померла? – оторопела Полина. – Что ты мелешь, Витька?

– Очень просто. Как наш папа умер, так и она померла… только во время родов… – Витька продолжал сосредоточенно поглощать вкусную ветчину.

– Ох, боже мой… – Полина испуганно смотрела на сына. – Когда же это случилось?

– Когда ты в тюрьме сидела. Дядя Миша даже плакал.

– Плакал?

– Ну да! Я сам ночью видел, – подтвердил Витька.

– Как я понимаю, речь идет о том самом дяде, которого мама хотела расстрелять? – весело спросил Валерий.

– Он самый, – жуя, отвечал Витька. – Он хороший дядька.

– Согласен, – улыбнулся Валерий. – Раз мама его не расстреляла, значит, на сто процентов хороший. Так выпьем за хорошего дядю!

– У человека такое несчастье, а ты все шутишь, – с укором сказала Полина.

– Сочувствую, – кивнул Валерий. – А тебе этот человек столько счастья принес… и что очень существенно – сколько счастья он тебе еще принесет, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

– Тебя это не касается, понятно? – вспылила Полина.

– Хотел бы, но… касается… очень даже касается, – серьезно ответил Валерий и повторил шепотом. – Так касается, что заднице горячо!

– Ага, боишься? Наконец-то ты забоялся. А я все ждала, когда же ты об этом серьезно заговоришь?

– Думаешь, раньше я об этом говорил несерьезно? – Валерий выпил, закусывать не стал, закурил сигарету.

– Раньше я в твоем голосе не слышала угрозы, а теперь слышу. А как же любовь? Или больше не любишь?

– Любовь? – вскинул голову Витька. – Он тебя любит? Это что-то новенькое!

Полина и Валерий рассмеялись.

– А дядя Миша тоже в тебя влюблен, – Витька, ободренный смехом взрослых, совсем расхрабрился.

– Что-о?! – у Полины даже лицо вытянулось.

– Вот это действительно что-то новенькое, – улыбнулся Валерий.

– Ты, по-моему, ветчины переел, Витька, – сказала Полина. – А ну, марш спать!

– А что тут такого? Мне Галка сказала, что ей отец говорил: «Витькина мама создана для любви…» Не веришь, что ли? Думаешь, вру? Да больно надо! Можешь сама у нее спросить!

– Марш спать, я сказала! – смеясь, повторила Полина.

Витька встал из-за стола, побрел с кухни. Валерий снова закурил, с самым серьезным видом глядя на фотографию покойного мужа Полины, перетянутую траурной лентой. Полина выпила свою рюмку.

– Тебе, по-моему, тоже пора отчаливать, Валера.

– Уверена?

– Абсолютно. Я устала и хочу спать.

Валерий молча встал, медленно прошел в прихожую, сдернул с вешалки куртку.

– Мы еще увидимся?

– Наверное… – она пожала плечами. – Только стоит ли?

– Может, и не стоит. Но, думаю, судьба сведет.

– Будем надеяться на лучшее, – улыбнулась Полина. – Тем более что впереди мне ничего хорошего не светит.

Полина зашла в химчистку, где работала. Приемщица, пожилая худая женщина, явно скучала.

– Здравствуй, Клава, – сказала Полина, подходя к стойке.

– Здравствуй… – Клава чуть покосилась в ее сторону и тут же вскочила. – Ой, Поля, это ты? Господи, сказали же, что в тюрьме сидишь.

– Выпустили под подписку. До суда.

– Ой, как же это? За что? – вытаращила глаза Клава.

– А ты что, газет не читала? Почти везде писали, – усмехнулась Полина. – Хозяин у себя?

– Только что приехал…

Полина обогнула стойку, остановилась в начале коридора, постучала в дверь и тут же, не дожидаясь ответа, вошла. Хозяин, статный мужчина лет тридцати, в белой рубашке, увидев ее, отложил мобильный телефон и недобрыми глазами уставился на нее.

– Здравствуйте, Юрий Николаевич. Меня выпустили под подписку о невыезде, так что я могу приступить к работе, – сказала Полина.

– Нет, не можешь ты приступить к работе, Полина Ивановна.

– Почему?

– Потому что ты уволена, разве не ясно? У меня двенадцать человек с судимостями работают. Но – с нормальными судимостями. А вот террористок мне совсем не надо. Это для меня уже перебор… – Юрий Николаевич прикурил, со злостью бросил на стол зажигалку. – Все, Полина Ивановна, разговор закончен. Не надо меня уговаривать, на жалость давить – я решений своих не меняю.

– Да провались ты… козел! – Полина вышла и с силой грохнула дверью.

Тулегенов и Тимонин бродили по рынку, останавливались у разных павильонов. Вот они набрели на большой киоск, где продавались пиротехнические средства – петарды, фейерверки, ракеты. Здесь все пестрело разноцветными обертками из фольги, картона и пластика. Опера брали «игрушки», внимательно рассматривали – на всех стояло клеймо: «Мэйд ин Чайна».

– Что-нибудь посоветовать? – спросил продавец, парень лет двадцати пяти, в джинсах и красном свитере. – Поступили новые петарды – сила взрыва в два раза мощнее и в небе расцветают китайскими зонтиками, – он протянул Тулегенову толстую цветную трубу. – Хорошо смотрится на пленэре. На берегу реки или, например, если запустить в горах, над обрывом. Потрясающее зрелище…

Тулегенов взял трубу, повертел ее в руках, спросил:

– Тоже китайское производство?

– Так у нас весь товар оттуда, – развел руками продавец.

– И документы есть? – спросил Тимонин.

Ответить продавец не успел, потому что лейтенант сунул ему под нос раскрытое удостоверение.

– Ну-ка, покажи накладные на весь товар. Что глазенки вытаращил? Давай по-быстрому.

Парень с растерянным видом ушел в закуток в глубине ларька, скоро вышел оттуда с кипой накладных, испещренных синими печатями, положил на прилавок.

– Таможенные документы у хозяина спрашивайте.

– Спросим, дорогой, спросим, – ответил Тимонин, забирая бумаги.

Они не видели, что в отдалении, у ларька, торговавшего видеодисками, стоял Валерий Чистов в надвинутой на глаза бейсболке. Он делал вид, что рассматривает обложки, исподволь наблюдая за Тулегеновым и Тимониным.

Полина сидела на лавочке у могилы мужа и курила, задумчиво смотря на его лицо, улыбающееся с фотографий. И тихо говорила:

– Прости меня, Саша. Я не жалею о том, что сделала, хотя теперь понимаю, как была не права. Мне не страшно того, что будет со мной дальше – ну, тюрьма, и черт с ней, с тюрьмой. Мне страшно за Витьку. На Ивана Витальевича надежда плохая. Витька его не любит и жить с ним не хочет… Ты прав, конечно, раньше надо было об этом думать, но правду говорят – бабий ум короткий. Я вот думала, этот Пилюгин – мент поганый без чести и совести, а он оказался очень даже хорошим человеком… В общем, куда ни кинь – кругом я одна виновата, Сашенька. Если б ты знал, как мне трудно и одиноко без тебя… теперь вот и работы нету, и жить совсем не на что…

Полина докурила сигарету и поднялась. Поправила четыре гвоздики, лежавшие под фотографией, и медленно побрела по аллейке мимо бесчисленных могил.

День клонился к вечеру, когда она пришла домой, неся в руках два пластиковых пакета с продуктами. Она уже направлялась к подъезду, когда услышала за спиной тихий угрожающий рык. Полина обернулась и увидела Муравьева с собакой. И женщина застыла, словно загипнотизированная, не в силах двинуться с места.

– Добрый вечер, – улыбнувшись, поздоровался Муравьев, замедляя шаг. – Вас что, выпустили из тюрьмы? Наверное, под подписку?

Полина молча смотрела на него.

– Дошла демократия до ручки, – пробормотал Муравьев, проходя мимо. – Террористов под подписку выпускают… дела-а-а…

– Зря без охранника ходишь, урод, – громко вслед проговорила Полина. – Неровен час, подстрелит кто-нибудь.

Муравьев обернулся:

– Вы что, угрожаете мне? Я думал, судьба вашего мужа будет вам уроком, но, видно, таких только тюрьма исправит. Кстати, у вас там будет много охранников! Как у ВИП-персоны! – и Муравьев рассмеялся, а собака вновь угрожающе зарычала.

Полина не ответила, быстро пошла к подъезду. Витьки дома не было, и она стала готовить ужин, но вдруг бросила недочищенную картофелину в раковину и взяла трубку телефона.

– Здравствуйте, это Полина. Витька у вас? Нету? Ну, ладно. Почему вам звоню? А кому мне еще звонить? Так это вас надо спросить, почему он сбежал. Значит, такой у него дедушка, если внук у него больше двух дней пробыть не может, – она помолчала, слушая крики в трубке, потом сказала: – А вот эти оскорбления чести вам не делают. Интеллигентный человек, откуда слова-то такие знаете? Сколько я помню, у вас всегда болит сердце. Со дня свадьбы, когда мы с Сашей поженились… Ах, сердце, ах, давление! Да вас из пушки не убьешь, папа! Вы еще на моей могиле валидол принимать будете!

Полина в сердцах бросила трубку, подумала, медленно набрала другой номер:

– Алло, простите, это квартира Пилюгина? Можно Михаила Геннадьевича? Нет дома? Простите, а с кем я говорю? Ах, дочка Галя, – Полина улыбнулась. – Галя, скажи, пожалуйста, Витьки моего у вас нету? Да, опять разыскиваю – такой у меня сын непослушный. Дайте ему трубочку, пожалуйста. Не хочет брать? Он в своем уме? Скажите ему, мне придется за ним приехать. Не надо, говорит? Сам приедет? Ну, так пусть берет ноги в руки и быстро скачет, не то я ему уши оборву! – Полина вернулась к раковине, стала с ожесточением чистить картошку, порезалась и вдруг заплакала, закрыв лицо руками.

– Саша… Сашенька… – всхлипывала Полина. – Что мне делать? Что мне делать?

В небольшой комнате царил страшный беспорядок – повсюду разбросаны простынки, памперсы, бутылочки с питательными смесями, пластмассовые погремушки. А в центре комнаты стояла коляска, в которой спал малыш Миша – изо рта торчала соска. Возле коляски стояли Галка и Витька, и вид у обоих был измученный.

– Кажется, заснул, – прошептала Галка. – Ну, достал он меня сегодня… ну, достал!

– И меня достал… – тоже прошептал Витька.

Галка посмотрела на него, презрительно фыркнула. И в это время в кармане Витьки зазвонил мобильный телефон.

– Выключи немедленно, ты же разбудишь его! – зло зашипела Галка.

Витька выскочил в прихожую, но Полина говорила так громко, что отдельные возгласы были слышны на весь дом.

– Ну, тебя же не было… нельзя, что ли? Меня Галка позвала… Да ладно тебе ругаться-то, а то вообще ночевать не приду… не прогонят. Ладно, скоро буду… я говорю, скоро буду…

В прихожую вышла Галка, и Витька отключил мобильник.

– Ладно, пойду, – он подхватил рюкзачок с книжками.

– Иди, – ответила Галка.

– Еще приходить?

– Зачем?

– Ну, это… Помогать за Мишкой смотреть.

– Приходи, – пожала плечами Галка.

– Так я завтра сразу после школы, – улыбнулся Витька. – Тихо-то как… А орал так, что у меня в ушах звенело.