Текст книги "Террористка Иванова"
Автор книги: Эдуард Володарский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)
– Что там?
– Да вроде обычная бытовуха – муж-пенсионер жену зарезал. Участковый звонил.
– Один поедешь?
– Один. Эксперта возьму. Пусть ребята с тобой на поминках побудут.
– Поезжай… – ответил Пилюгин, все так же глядя на фотографию жены.
В полуподвальном, довольно просторном помещении с узкими окошками под самым потолком, на длинных скамьях вдоль стен сидели мужчины и женщины с кошелками и сумками. Они томились в очереди к большому окну в стене. Там принимали передачи. Приемщик, грузный прапорщик, доставал из сумок палки колбасы, большие куски сыра, пластиковые пакеты с конфетами, яблоками, курагой, связки сосисок и сарделек, пачки сигарет. Каждый сверток и пакет приемщик тщательно осматривал, иногда вскрывал пакеты и разворачивал обертки конфет, вскрывал пачки печенья, отставлял в сторону консервы и стеклянные банки с соленьями, приговаривая:
– Это нельзя… это тоже нельзя… Вы, гражданка, уже полгода к нам ходите, правильно? Я вам с первого раза сказал, чего можно, а чего нельзя. Запишите, если с памятью плохо… Еще раз говорю, в стеклянной таре ничего приносить не надо. Лекарства только с разрешения тюремного врача. Без наркотических компонентов!
Подошла очередь Ивана Витальевича, и он подал в окошко свою сумку, протянул паспорт:
– Подследственная Иванова Полина Ивановна.
– Первая передача? – спросил приемщик, посмотрев в толстый журнал и поставив карандашом жирную галку.
– Да, первая, – ответил Иван Витальевич. – Скажите, с кем поговорить насчет свидания?
– К адвокату подследственной обратитесь. Или к следователю, – ответил приемщик и стал доставать из сумки продукты.
Иван Витальевич вышел из лифта, достал бумажку с адресом и, сверив номер квартиры, позвонил. Дверь через несколько секунд отворилась – на пороге стояла Галка, вопросительно смотрела на пожилого человека.
– Милая девочка, здесь живет Пилюгин Михаил Геннадьевич?
– Здесь. А вы кто?
– А я дедушка Вити Иванова, который живет сейчас у вас, как сказал мне Михаил Геннадьевич. Он дома?
– Витя еще в школе, но скоро должен прийти. Заходите, пожалуйста. Чаю хотите?
– С удовольствием. Все равно мне Витьку дожидаться, – отозвался Иван Витальевич, проходя на кухню.
Галка сноровисто расставляла на столе блюдца и чашки, и уже чайник кипел на плите, и скоро появились на столе вазочка с вареньем, сахарница и печенье.
– А вы… вы Витю навсегда заберете? – вдруг спросила Галка.
– Ну, конечно, – с кислой миной ответил Иван Витальевич. – Он вам, наверное, надоел до смерти? Паренек-то беспокойный.
– Нет, он нам не надоел, – Галка положила в чашки пакетики с чаем и налила кипятку. – Мы с ним подружились.
– Я очень вам благодарен, что вы его приютили, – Иван Витальевич положил сахар, размешал, взял печенье и стал с аппетитом жевать, запивая горячим чаем.
– Не стоит. Это папа так решил, – Галка села напротив, но чай не пила, смотрела на Ивана Витальевича. Она вела себя как взрослая женщина, и было заметно, что эта роль ей очень нравилась. – А мы с папой даже не знали, что у него дедушка есть. Витя ни разу вас не вспоминал… Он, наверное, вас не любит?
Иван Витальевич даже чаем поперхнулся, закашлялся, пробормотал:
– Ну, почему же? Я его люблю… даже очень люблю…
В дверь позвонили. Галка побежала открывать и скоро вернулась на кухню в сопровождении Витьки. За спиной у него был ранец с книжками.
– Ну, здравствуй, беглец! – весело проговорил Иван Витальевич. – Почему домой не являешься? Добрых людей стесняешь…
– Он нас совсем не стесняет, – поспешно сказала Галка.
– Живешь тут, как сирота казанская! – продолжал Иван Витальевич. – Пора и честь знать. Домой поехали, Витя. Тебе собираться не надо?
– Не надо…
– Тогда поехали? – Иван Витальевич поднялся из-за стола.
Витька молчал, растерянно глядя то на деда, то на Галку. Потом шмыгнул носом и сказал:
– Я не хочу…
– Чего не хочешь? – не понял Иван Витальевич.
– Домой не хочу… там мамы нету…
– А мы ко мне домой поедем. Будем вдвоем жить. Все хорошо будет, Витя. Тебе же нравилось у меня в деревне?
– Никогда не нравилось… – мрачно буркнул Витька.
При этих словах Галка едва заметно, тонко улыбнулась.
– Ну, не знаю, не знаю, – развел руками Иван Витальевич. – Всегда говорил, что нравится, а теперь – не нравится.
– Никогда не говорил… – вновь буркнул Витька, глядя в сторону.
– Ладно, это мы без посторонних выясним. Пойдем, – и дед решительно взял Витьку за руку, но мальчишка вырвался и отступил, спрятав руки за спину:
– Не поеду с тобой, не поеду!
– Да что с тобой, Витя? – изумился Иван Витальевич.
– Ничего. Я хочу здесь жить, – выпалил Витька.
– Да живи, пожалуйста, Витя, только я считаю, стыдно жить у чужих людей, когда у тебя есть свой дом… есть родной дед… – Иван Витальевич растерянно оглянулся на Галку, но та в ответ только ехидно улыбнулась:
– А мы Вите совсем не чужие…
– Да? Ладно, – Иван Витальевич пошел к двери. – До свидания, Витя. Ты подумай как следует, а я в другой раз зайду. Обещаешь мне? Подумаешь?
– Подумаю… – отвернувшись, ответил Витька.
Пилюгин вел машину осторожно, прижимаясь к обочине тротуара. Время от времени он оборачивался на Галку. Она сидела сзади, на коленях у нее лежал большой сверток, откуда выглядывала физиономия младенца с соской во рту. Галка, затаив дыхание, смотрела на него.
– Ну, как он? – спросил Пилюгин.
– Ничего… Сопит… соску сосет… – Галка улыбнулась. – У него глаза синие, пап.
– Синие? – переспросил Пилюгин и тоже улыбнулся. – Синие – это хорошо… У мамы были синие глаза, помнишь?
– Конечно, помню, – улыбнулась Галка. – У меня тоже синие – не замечал?
– Правда? – Пилюгин обернулся, взглянул на дочь. – Ну конечно, синие, как это я забыл?
У светофора стоял инспектор ДТП и, увидев машину Пилюгина, вдруг поднял полосатую палку, приказывая остановиться.
– Черт, я же вроде ничего не нарушил, – пробормотал Пилюгин, тормозя у тротуара.
Это был тот самый капитан, который остановил Пилюгина, когда он ехал в роддом, получив по телефону известие о смерти жены.
– Здорово, майор! Ну, как у тебя?
Пилюгин смотрел на него и не узнавал.
– Тормознул я тебя за скорость… неделю назад. Не помнишь? Ты к жене в роддом ехал.
– А-а, вспомнил… – кивнул Пилюгин. – Жену уже похоронил. Из роддома еду, сына везу.
– Сына? – капитан посмотрел на Галку, державшую на коленях сверток с младенцем. – Спасли, значит? Ну, здорово! Поздравляю! Сегодня же за его здоровье выпью!
– А ты подумал: медленно едет, у самой обочины – точно поддатый, да?
– Нет, я просто номер твой запомнил. У меня ведь жена тоже на сносях, седьмой месяц ходит. Все вспоминал тебя – вот свалилась беда на человека… Ну, а сын – это все ж таки дело! Наследник!
– Наследовать только нечего, – усмехнулся Пилюгин.
– Как нечего? Он тебя самого наследует! Мужик! Продолжатель рода! – капитан коротко рассмеялся, козырнул. – Ну, езжайте! Счастливо вам!
– И тебе счастливо! Чтоб жена родила нормально!
Рядом с ванной стояла табуретка и на ней раскрытая толстая книга – на картинках были изображены младенцы и показано, как надо их пеленать, как надевать памперсы… Сестра Пилюгина Нина вынула из ванной голого малыша, с которого ручьями стекала вода, громко приговаривала:
– С гуся вода, а с нашего Мишеньки хвороба и худоба!
Галка держала в руках развернутую простыню. Малыш дергал пухленькими ножками и улыбался. Галка хотела принять малыша, но Нина властно отобрала простыню и сама стала заворачивать. В дверях стоял Пилюгин и со страхом в глазах наблюдал за процедурой. Галка нагнулась над книгой на табурете, посмотрела картинку и сказала:
– Вы не так его заворачиваете, тетя Нина! Смотрите, вот как надо…
– Уйди, Галка, не действуй на нервы! Я таких троих вырастила, а ты мне какие-то книжки в нос суешь!
– Тут все по-научному. А вы… вы все по старинке!
– Уйди по-хорошему! – рявкнула Нина. – Миша, убери ее – она у тебя злющая, как шавка!
– Сами вы шавка! – выпалила Галка.
– Кто у тебя растет, Миша? Зверь, а не девка!
– Галка, прекрати! – строго сказал Пилюгин. – Тетя Нина лучше знает. Она троих вырастила.
В это время завернутый в простыню малыш захныкал и начал громко плакать.
– Вот видишь, папка? Я же говорю, она все не так делает, – категорически заявила Галка. – Мишенька плачет!
Малыш действительно заливался во все горло.
– Уйди отсюда, а то сейчас по шее получишь, маленькая злючка! – пригрозила Нина, качая на руках маленького Мишу.
– Пошли, Галка, пошли, – выпроваживая дочку из ванной, проговорил Пилюгин.
– Господи, я тут с ними скоро с ума сойду… – пробормотала Нина, укладывая ребенка на раскладной столик и разворачивая простыню. Ребенок, как по мановению волшебной палочки, замолчал. – Что, миленький? Надоели они тебе все, вот и заплакал! А теперь улыбаешься? Ай, какой веселый мальчик! Агу, агу, агушеньки… мы все тут любим Мишеньку…
Пилюгин курил на кухне. Галка напряженно прислушивалась к тому, что происходит в ванной.
– И долго она у нас жить будет?
– Столько, сколько нужно, – резко ответил Пилюгин.
– Кому нужно? – спокойно спросила Галка и отпила глоток чаю.
– Мишеньке. Пока пацан не окрепнет… Боюсь только, что тетя Нина скоро сама уедет.
– Почему это? Надоест с Мишенькой возиться?
– Нет. От тебя озвереет и уедет! У нее, между прочим, большая семья. И двое внуков – одному три года, другому пять – с ними тоже нянчиться надо. А человек все бросил и приехал помочь. Ей спасибо сказать надо, а ты ее ешь поедом! Житья ей не даешь!
Галка вскочила из-за стола, резко отодвинув чашку. Чай расплескался.
– Ну и пожалуйста! Я могу вообще из дому уйти, если так всем мешаю!
– Галка, ну, не смеши меня, – поморщился Пилюгин. – Это мне впору бежать куда глаза глядят… А ты? Ну куда ты денешься?
– А у Витьки Иванова квартира пустая. Я к нему и попрошусь жить. Что, съел? – и Галка показала отцу язык.
– У какого Иванова? – не понял Пилюгин. – Ах, у этого… Вы уже так подружились, что он тебя к себе жить пустит?
– Да, закон дружбы, знаешь ли… Он у нас жил. Теперь я у него поживу.
– Ладно, не чуди. Поругались чуть-чуть – и хватит. Иди спать, Галчонок. Тебе завтра утром до школы надо погулять с Мишенькой.
Галка молча пошла из кухни.
– Эй! – позвал Пилюгин. – А отца на ночь поцеловать?
Галка вернулась, чмокнула отца в щеку и так же молча вышла.
В химчистке работала другая приемщица, пожилая, худая, высокая женщина. У стойки стояли в очереди четыре человека с сумками. Женщина осматривала светлый шелковый плащ:
– Работа будет стоить семьсот рублей.
– Почему так дорого?
– Ткань тонкая, высококачественная… шелк… выводить пятна очень сложно. Если цена не устраивает, можете обратиться в другую химчистку, государственную. Там возьмут дешевле, но вещь испортят…
– Хорошо, когда будет готово?
– Через неделю, – выписывая квитанцию, сказала женщина.
Она приняла деньги, убрала с прилавка плащ, и тут к прилавку протиснулся Валерий Чистов.
– Скажите, пожалуйста, Полина Иванова когда работает?
– Она больше здесь не работает, – женщина посмотрела на Валерия почему-то испуганно.
– Что, уволилась? Давно?
– А вы кто?
– Друг.
– Если друг, то должны знать, что она… в тюрьме.
– Неужели? Вот это номер, – улыбнулся Валерий. – За что?
– А это вы у нее сами спросите, – уже со злостью ответила приемщица и обратилась к следующему клиенту: – Что у вас?
Валера вышел из химчистки, закурил и долго стоял, пуская дым и глядя в небо. Потом отбросил окурок и медленно пошел к своему джипу. Шел, опустив голову, и пинал носком ботинка камешек… Вдруг резко повернулся и пошел обратно.
Приемщица была одна.
– Мне бы адресочек Полины… может, чем помочь смогу… – и Валера положил на стол тысячную купюру.
Витька спрыгнул с автобуса и бодро зашагал по улице. Высокие дома стояли буквой «п», образуя закрытый двор, почти сплошь заставленный автомобилями. В центре двора – небольшое пространство, огороженное деревянным барьером, там кричали мальчишки, игравшие в баскетбол. Витька обогнул площадку и направился к крайнему дому. У подъезда на скамейке рядом с двумя пожилыми женщинами сидел Иван Витальевич.
Увидев деда, Витька невольно замедлил шаги. А дед поднялся, шагнул навстречу:
– Наконец-то, а то я заждался тут тебя. Ну, ты подумал?
– Про что?
– Не валяй дурака, Витя. В какое положение ты ставишь родного деда? Мне еще не хватало, чтобы про меня говорили – бросил внука, когда мать оказалась в тюрьме. Злые языки страшнее пистолета. А я вовсе не хочу, чтобы про меня так думали друзья покойного папы, понимаешь ты или нет, стервец! А эта девчонка, Галя! Кто она такая?! А ты это слушал и молчал. Тебе не стыдно? Короче говоря, хватит! Поехали!
– Куда? – вяло спросил Витька, хотя прекрасно знал куда.
– Домой, Витя. Я там ужин приготовил.
– Я не хочу… – насупился Витька.
Нина укутывала маленького Мишку. Галка молча наблюдала, вдруг проговорила:
– Ну сколько вы на него шмоток навертели, тетя Нина! Ему жарко будет. На улице плюс семнадцать, а вы его одеваете, как на Северный полюс.
– Ну учи ученого, Галка… – Нина стала укладывать малыша в коляску, застегивать многочисленные молнии. – Господи, как тебя отец с матерью терпят – осточертела со своими замечаниями… – Упомянув мать, Нина опомнилась, виновато посмотрела на племянницу: – Извини, Галочка, но я же…
– Ничего, ничего, я уже привыкла, что вы все говорите и делаете невпопад, – уколола тетку Галка.
– Пойми, нельзя жить у чужих людей как беспризорнику. У тебя есть свой дом, – горячо убеждал Иван Витальевич. – У тебя есть родной дед…
– Они сами меня позвали, – угрюмо перебил Витька.
– Тебя из жалости позвали, понимаешь, из жалости! Тебе самому не стыдно?! У тебя мужская гордость есть или нету? – громко выговаривал Иван Витальевич, и пожилые женщины, сидевшие на лавочке, с интересом слушали. – Из-за него твоя мать в тюрьме сидит, а ты у него жить собрался! Тряпка! Побирушка!
– А ты… Тебя мама самого не любит! – топнул ногой Витька и закричал: – И я тебя не люблю, понял!
– Я тебе не о любви говорю! Тебя самого в тюрьму надо отправить! К маме! Хватит тут цирк устраивать. Пошли! – Иван Витальевич крепко схватил Витьку за руку и грубо потащил за собой. Мальчик попытался сперва сопротивляться, но скоро сдался и уже покорно следовал за дедом.
И в эту секунду отворилась тяжелая дверь подъезда, Галка выкатила коляску с малышом и увидела Витьку, которого быстро уводил дед.
– Витька! – закричала Галка. – Куда ты?! Мы же гулять должны!
Витька оглянулся, попытался было остановиться, но дед сильно дернул его за руку и прибавил шагу.
– Ну и дурак! – крикнула Галка. – И не приходи больше! Предатель!
И вновь Пилюгин и Полина сидели в комнате для допросов. С ними был еще один человек, моложавый, в кожаной куртке и тонкошерстном свитере, – государственный адвокат.
– Я перечислил статьи, под которые подпадают действия, совершенные вами, – негромко и очень вежливо говорил адвокат. – А теперь давайте поговорим наедине, чтобы выработать линию вашего поведения на следствии. Я предлагаю…
– Я еще раз заявляю, что в адвокате не нуждаюсь, – равнодушно перебила его Полина. – Я хорошо знаю свои права и сама решу, как мне себя вести на следствии. Я прошу вас, господин следователь, пусть он уйдет.
– Как вам будет угодно, – адвокат собрал свои бумаги, сложил в папку и поднялся. – Напрасно вы так, Полина Ивановна, я искренне хотел вам помочь.
– Это я уже слышала. Всего хорошего, – уже резко ответила Полина.
– Вам придется написать заявление об отказе от государственного адвоката.
– Прямо сейчас написать?
– Когда угодно. Можете завтра.
– Завтра напишу.
– Всего доброго. Желаю удачи.
Адвокат вышел. Некоторое время Пилюгин и Полина сидели молча.
– Зря вы так, Полина Ивановна, – наконец сказал майор. – Адвокат всегда может пригодиться, а дело у вас не простое.
– И вы туда же… – поморщилась Полина. – Я хочу только одного – чтобы все это поскорее закончилось.
– Вот этого обещать не могу, Полина Ивановна.
– А чего тянуть? Вину свою признаю полностью. Признание написала, обстоятельства изложила: как прошла, как захватила ваших сотрудников в заложники… Чего еще надо?
– Есть еще вопросы, Полина Ивановна, – вздохнул Пилюгин, вертя в пальцах карандаш, и повторил: – Есть вопросы…
– На все вопросы я ответила, кажется…
– Где взрывчатку взяли, Полина Ивановна?
– Я же вам говорила… и написала: купила на Даниловском рынке у какого-то кавказца. Я его больше не видела и не знаю даже, как его зовут.
– Значит, ходил такой красивый кавказец по рынку и предложил: «Купи, женщина, поллитру нитроглицерина»?
– Ну… почти так.
– Вранье, Полина Ивановна, – улыбнулся Пилюгин. – Наивное женское вранье.
– Другого вранья я вам не напишу. И не скажу.
– Скажете, – чуть нахмурился Пилюгин.
– Что, пытать будете?
– Законом запрещено.
– А то бы вы уж постарались бы…
– Да уж постарался бы… – Майор закурил и подвинул пачку к Полине. – Как в камере? Не обижают?
– Все нормально. Лучше скажите, как там мой Витька?
– Витьку забрал дед. Иван Витальевич, кажется, его зовут? Кстати, передачу он вам принес?
– Так это ваша работа? Прошу вас, больше этого не делайте, не нужно мне от него никаких передач. И вообще, поменьше лезьте в мою личную жизнь.
– Раз я ваш следователь, придется, – усмехнулся Пилюгин, закуривая новую сигарету. – Хотя мне ваша личная жизнь и вообще все это дело сейчас – как собаке пятая нога. Другим голова занята, Полина Ивановна… – и майор глубоко задумался, глядя отсутствующими глазами перед собой.
– И чем же занята такая светлая голова? – после паузы насмешливо спросила Полина.
– Что? – очнулся Пилюгин и взглянул на Полину. – Так у кого, все-таки, нитроглицерин купили, Полина Ивановна?
– Я же сказала.
– Поймите, на суде запирательство обернется против вас. Нежелание сотрудничать со следствием… лишних лет пять навесят.
– Я же сказала. На Даниловском рынке… ходила, спрашивала и, наконец, один кавказец предложил. Вот и все, – она продолжала улыбаться, глядя ему в глаза.
– Слушай, ты… – вскипел Пилюгин, – что ты мне глазки тут строишь? Что ты себя ведешь, как… Ты на допросе находишься, забыла?
– Да пошел ты! – тоже взвилась Полина. – Я вообще больше ничего говорить не буду.
– В камеру пойдешь! И будешь сидеть там, пока с тоски не завоешь. У тебя же сын на воле. Сама сказала, с дедом у него нелады – он же один там! Или тебе все равно? Мужа потеряла – теперь сына потерять хочешь? Или что, до сих пор меня ненавидишь? До сих пор отомстить мне хочешь? Отомстила уже, хватит – теперь о себе подумай!
Полина молчала, поджав губы и глядя в сторону.
– Во что ты играешься, не пойму… – Пилюгин погасил окурок и тут же прикурил новую сигарету. – Ты реально лет на шесть загремишь. Послушала бы соседок по камере – каково это на зоне сидеть. Про лесбиянок не слыхала? Нет? Ну, еще услышишь – времени хватит, а потом на своей шкуре испытаешь… и другие разные прелести…
– А ты меня от этих прелестей освободить можешь? – вдруг спросила Полина.
– Освободить не могу, но меньший срок получить можно, понимаешь? И не строгого режима, а общего.
– Да пошел ты… – вздохнула Полина и вновь отвернулась.
– Ну, все, с меня хватит, вали отсюда! – Пилюгин нажал кнопку под столом и приказал конвоиру: – Уведите подследственную.
Полина встала и вышла из комнаты, а Пилюгин все еще сидел за столом, курил и смотрел на чистые листы бумаги…
Нина кормила малыша из бутылочки, а Галка стояла почти вплотную и, приоткрыв рот, смотрела, как ее маленький братик сосет соску, как его круглые щечки и нос-пуговка при этом забавно двигаются, а большущие глазенки сосредоточенно смотрят перед собой.
– Ну, что ты здесь торчишь? – тихо спросила Нина. – Ты уроки хоть сделала?
– Успею. Мне кажется, он плохо ест.
– Он нормально ест. Уйди, не мешай, Галя…
– Не уйду, – упрямилась Галка. – Вы скоро уедете, а мне с ним возиться.
– Да я бы давно уехала, если б не знала, что его сразу в гроб загонишь, – усмехнулась Нина. – Думаешь, у меня дома дел мало?
– Смотрите, у него молочко обратно течет! – с тревогой перебила ее Галка. – Его тошнит, что ли?
– Ничего не тошнит – просто наелся, – Нина отложила бутылочку, стала салфеткой утирать ротик Мишке. – Да уйди ты, ради бога, Галка! Ну, что стоишь над душой?
Галка выпрямилась и вышла из комнаты, со злостью хлопнув дверью. Малыш захныкал.
Глава 6
Иван Витальевич прихлебывал чай и наблюдал, как внук ест, управляясь одной рукой. Витька сосредоточенно уплетал жареную картошку с колбасой, глаз от тарелки не поднимал. Кожаный колпачок, закрывавший искалеченную руку, был уже совсем грязным.
– Колпачок на руку мать сшила или купили?
– Соседка сшила, тетя Вероника, – ответил Витька. – Она напротив живет.
– Н-да-а… – вздохнул Иван Витальевич и забарабанил пальцами по столу. – Ну, и как мы с тобой, брат, жить будем?
– Не знаю… – Витька доел картошку и подвинул к себе чашку с остывшим чаем.
– Ты ведь даже и посуду помыть не сможешь… – размышлял вслух Иван Витальевич. – Шнурки-то на ботинках завязывать тоже не умеешь?
– Умею, – прихлебывая чай, ответил Витька. – И пуговицы на рубашке одной рукой застегивать могу.
– Это хорошо… – Иван Витальевич думал о своем, и Витька догадывался, о чем именно.
– Ты не беспокойся, деда, – сказал Витька. – Живи себе в деревне, а я тут буду…
– Чтобы ты квартиру спалил или взрыв газа устроил? Да я потом до смерти не расплачусь! – едва сдерживая раздражение, ответил Иван Витальевич. – Кто тебе еду будет готовить? Кто смотреть за тобой будет? Одежду стирать? Ты же… однорукий! Ты – инвалид!
– Мама говорила, мне пенсию будут платить по инвалидности, – сказал Витька.
– Какая пенсия, Витя, курам на смех! Наломала дров твоя мама, а мне теперь расхлебывать! Мне теперь из-за тебя свою жизнь ломать придется. А ведь мне жить в городе нельзя – врачи запретили. Только в деревне! У меня сердце, давление… я в городе задыхаюсь, понимаешь?
– Ну и живи в деревне, что я тебе, запрещаю?
– Я вижу, с тобой бессмысленно разговаривать, – махнул рукой Иван Витальевич и вдруг спросил: – Слушай, Витя, а ты в детском доме пожить не хочешь? Там большой коллектив, тебе интересно будет…
– Не хочу, – решительно ответил Витька.
– Почему?
– Там плохо. Я по телевизору передачи смотрел про детские дома… там плохо…
– Глупые передачи ты смотрел! Тысячи мальчишек и девчонок живут в детских домах и – ничего, вырастают, прекрасными людьми становятся!
– Мама все равно скоро вернется, – сказал Витька.
– Кто тебе сказал? Когда она вернется, ты будешь уже взрослым парнем! Пройдет много лет, понимаешь?
– Нет, – упрямо не согласился Витька. – Дядя Миша сказал, мама скоро вернется.
– Какой дядя Миша?
– Отец Галки Пилюгиной.
– Ах, этот майор… Да врет он тебе, Виктор! Не знаю зачем, но врет! Вот он как раз и засадил маму в тюрьму. И папа из-за него в тюрьме умер. Ему неловко перед тобой, вот он и врет! – Иван Витальевич заходил по кухне. – Все мы врем, когда нам неловко… Ах, черт, у меня же цветы третий день не политы! Крыжовник осыпается! Яблоки на сеновале перебрать надо! Картошку… Ладно, Витюша, собирайся и поедем ко мне. Квартиру закроем и поедем. А с утречка будем с тобой крыжовник собирать. Помнишь, ты ел у меня варенье из крыжовника, говорил, что очень вкусное? Соберем крыжовник, будем варить варенье…
– А в школу? – спросил Витя.
– Да черт с ней, со школой! Ну, пропустишь недельку – какая трагедия? А вечером по видику что-нибудь посмотрим, будем чай с малиной пить… По утрам – на речку купаться. И с удочками посидеть можно будет. Поехали? – лицо Ивана Витальевича стало радостным, глаза засветились надеждой.
– Поехали… – неохотно согласился Витька.
Уже смеркалось, когда Пилюгин возвращался домой. Он поставил машину на стоянку, достал с заднего сиденья два больших полиэтиленовых пакета, один с продуктами, другой с бутылочками со всякими смесями и соками, и пошел через двор к своему подъезду. На спортплощадке в сумерках виднелись фигуры парней и девушек, бренчала гитара, слышался смех. Хрипловатый голос пел, несколько голосов подхватывали припев:
– Еще не осень, но уже не лето,
Как много видел, как много спето,
И кто мне скажет, кто мне скажет, где мой дом?
Он на этом берегу или на том?
Проходя мимо, Пилюгин невольно замедлил шаги, слушая песню. На лавочке сидела Галка, перед ней стояла коляска, в которой спал маленький Мишка.
– Я думал, он давно спит, – сказал Пилюгин, присаживаясь рядом и ставя на скамейку пакеты.
– А он спит. Только еще и гуляет.
– Так, может, домой пора?
– Ты иди, мы еще с Мишенькой погуляем, – хмуро ответила Галка.
– Опять с тетей Ниной поругалась?
– Пап, я с этой тетей Ниной больше не могу. Она меня совсем задолбала!
– А может, ты ее? – устало ответил Пилюгин. – Вы что, сговорились, что ли? Хором из меня кровь пить будете? Может, ты ее ревнуешь? К родному брату? Ведь он без нее погибнет и – все, не понимаешь, что ли?
– Не погибнет! А я для чего? Я все умею! И пеленать, и купать, и кормить умею! – Галка вскочила и стояла перед Пилюгиным, сжимая кулачки. – У нее руки корявые, как грабли! Она Мишеньку дергает за ручки и ножки, как куклу какую-то!
– Она троих своих выкормила, – устало возражал Пилюгин.
– Вот именно – своих! А Мишенька для нее чужой!
– Какой чужой? Он ее родной племянник! И ты ей племянница. У меня с вами крыша уже едет, елы-моталы! – Пилюгин решительно встал, повесил пакеты на ручку коляски и покатил ее к дверям. – Пошли домой!
– Я еще погуляю, – Галка пошла от подъезда к спортивной площадке.
Ранним утром джип Валеры Чистова вкатил во двор дома, в котором жили Александр, Полина и Витька Ивановы. В трех подъездах часто хлопали двери – люди спешили на работу. Валера не спеша направился к крайнему и столкнулся с Муравьевым, державшим собаку на поводке.
Вертя ключи от машины на пальце, Валера остановился, словно вспомнил что-то, и встретился с веселым взглядом Муравьева:
– Нравится машина?
– Какая машина? – не понял Валера.
– Машина для убийства! – Муравьев потрепал пса по холке. – Машина – супер! Абсолютно бесстрашен, мертвая хватка. Если за горло, то конец наступает через тридцать секунд.
– А тебе-то он нравится? – спросил Валера.
– Спрашиваешь! Никакого охранника не надо! Как говорится, против лома нет приема… – и Муравьев рассмеялся, поглаживая собаку.
– Окромя другого лома, – улыбнулся Валера и пошел к подъезду. Но скоро вышел – в квартире Ивановых никого не оказалось.
Джип Валеры, переваливаясь на ухабах, медленно полз по лесной дороге с глубокими, полузаросшими колеями. Дорога эта вскоре вывела его на огромную поляну, где стояло длиннющее приземистое строение из металла и стекла. Оно казалось совершенно безлюдным, окна во многих местах были выбиты, вокруг строения валялись обломки, битое стекло. Все это напоминало заброшенный завод или лабораторию.
Подъехав к разбитому подъезду, Валера выбрался из машины и направился внутрь цеха. Под ботинками хрустело стекло. На огромном пространстве не видно было ни одного человека. Всюду мерзость запустения – какие-то полуразрушенные или вовсе разломанные агрегаты, станки, разбитые трубы, мотки проводов, рефлекторы, трансформаторы, битое стекло, и все поросло зеленоватым мхом. В центре цеха в полу был квадратный люк с металлическим кольцом. Валера раза два надавил ногой на кольцо, и где-то в глубине, под полом, раздались звуки, напоминающие звонок в квартиру. Крышка вздрогнула и стала медленно подниматься. Снизу, из открывшегося подземелья, хлынул яркий электрический свет. Вниз вела довольно крутая лестница.
Валера спустился в огромное светлое помещение. Длинные ряды столов убегали вдаль к стене, которую даже не было видно. За столами сидели десятки людей, мензурками отсыпали в цилиндрические, круглые и кубические картонные патроны серое сыпучее вещество, похожее на порох, потом капали из пузырьков какую-то тягучую жидкость, сыпали разноцветное конфетти, мелкие шарики. Другие добавляли блестки из фольги, еще какие-то мелкие непонятные предметы, третьи заворачивали патроны в промасленную бумагу, четвертые – в плотную материю, пятые перетягивали шпагатами. Готовые изделия паковали в коробки, складывали в штабеля. На коробках было множество наклеек, изображавших ракеты и шутихи в виде драконов, тигров, волков и медведей. Примечательно было то, что среди рабочих было много китайцев. Остальные – обычные гастарбайтеры – узбеки или таджики.
Навстречу Валере быстро шли двое, тоже китайцы, невысокие, крепко сложенные, в синих спортивных костюмах.
– Здравствуй, Валера, – издали поздоровался старший. Он хорошо говорил по-русски, хотя и с заметным акцентом.
– Здорово, Ван, – широко улыбаясь, Валера поздоровался с ним за руку, потом пожал руку второму, помоложе.
– Ты привез товар?
– В машине. Пусть ребята заберут, – Валера протянул ключи Вану, тот передал их своему молодому помощнику, который, молча кивнув, быстро пошел в глубину цеха.
– У тебя все нормально? – спросил Ван.
– Не все. Канал в Нальчике погорел. Последнюю партию привезла крыса – пришлось ее замочить.
– Это плохо. Компоненты сейчас очень нужны – объемы продаж возросли, будут большие убытки, – говорил китаец. – Ты должен что-нибудь придумать, но компоненты должны поступать регулярно. Я не могу остановить производство. Куда я дену столько рабочих? – Ван указал на длинные столы.
– Я что-нибудь придумаю.
– Придумай, пожалуйста, Валера. У тебя же точно есть друзья в других подобных местах, я уверен, что есть. Кроме Нальчика, такие склады во Владикавказе, в Махачкале… там ведь тоже работают те, с которыми ты служил.
– Я что-нибудь придумаю, – повторил Валера.
– Мы с тобой уже два года работаем, и все было очень хорошо. Я тебе верю, Валера. Через три недели компоненты у нас кончатся – мы не сможем выпускать продукцию. Так что у тебя есть три недели.
Появился молодой китаец, молча протянул Валере ключи от машины и, взглянув на Вана, чуть заметно кивнул.
– Я уже знаю, зачем ты пришел, Михаил Геннадьевич, – проговорила судья Блинкова, мужеподобная женщина с огромным бюстом и толстыми сильными руками. Сигарета в ее пальцах казалась спичкой.
– Так это же замечательно, Алевтина Петровна, легче разговор пойдет, без прелюдии, – улыбнулся Пилюгин, присаживаясь и кладя тонкую картонную папку на колени.
– Давай без прелюдий, – сказала Блинкова и выпустила густую струю дыма. – Я знаю, зачем ты пришел, а ты знаешь, что я тебе отвечу. Может, на этом и закончим, чтоб время даром не терять?
– Я по поводу подследственной Ивановой, Полины Ивановны… террористки.
– Про нее я тебе и ответила… Вообще-то, какая она террористка? – Алевтина Петровна усмехнулась, повернулась в кресле, и большие груди заколыхались, как футбольные мячи, грозя порвать кофточку, обтягивавшую мощное тело судьи. – Дура недоделанная… таких дур не сеют – сами родятся.
