Текст книги "Террористка Иванова"
Автор книги: Эдуард Володарский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)
Глава 4
– Войдешь после того, как я скажу, – Полина повернула лицо к двери. – И не вздумай стрелять в меня, майор. Даже если попадешь, я все равно успею выстрелить в бутылку с нитроглицерином! И ваш гадюшник взлетит на воздух! Я всем говорю, кто там еще в коридоре стоит!
– Открывай давай! – раздался из-за двери голос Пилюгина.
Щелкнул замок, и дверь медленно отворилась внутрь комнаты. Сбоку слева майор увидел Голубева, в глубине комнаты, у стола, – женщину с револьвером в руке. Ствол револьвера упирался в черную сумку стоявшую на столе. У окна стояли Тулегенов и Тимонин.
– Бросай пушку, Пилюгин! – приказала Полина.
Майор выдернул из кобуры под мышкой пистолет, присел на корточки и с силой пустил его по полу в направлении Полины. Пистолет проскользил и стукнулся о ножку стола. Полина мгновенно нагнулась, схватила пистолет и положила его на стол рядом с сумкой.
– Да, захвачены заложники: капитан Тулегенов, старшие лейтенанты Голубев и Тимонин. Капитан Деревянко ранен. Кто захватил? Женщина. У нее револьвер и бутылка с нитроглицерином! – торопливо говорил в телефонную трубку дежурный сержант. – Давайте скорее, ребята! Да не знал никто, что там происходит! А черт ее знает, как она прошла! Я час только назад заступил на дежурство! Кончайте базарить, ребята, выезжайте немедленно!
– Заходи, майор, – сказала Полина.
Пилюгин медленно вошел в комнату.
– Сними пиджак и подними руки.
Пилюгин медленно снял пиджак, бросил его на пол, поднял руки. Полина внимательно следила за его движениями, но в то же время успевала бросать молниеносные взгляды на открытый проем двери, где в коридоре виднелись фигуры дежурного лейтенанта, следователя и еще нескольких сотрудников.
– Ну, опера, можете выходить. А ты, майор, отойди подальше от двери, вон к тому столу.
Пилюгин молча повиновался. Тулегенов взглянул майору в глаза, хотел что-то сказать, но Пилюгин тихо перебил:
– Выходите, ребята. Не беспокойтесь – все будет хорошо.
– Конечно! – отозвалась Полина. – А как же иначе?
Тулегенов медленно пошел к двери, Голубев и Тимонин – за ним. Полина следила за каждым их шагом, но успевала смотреть и на Пилюгина. Опера один за другим выходили в коридор. Тулегенов задержался в дверях.
– Дверь захлопните, капитан, – сказала Полина.
Тулегенов посмотрел на Пилюгина, и тот едва кивнул головой:
– Закрой…
Громко щелкнул замок. Пилюгин и женщина остались одни.
– Дай закурить, майор, – сказала Полина.
– Перебьешься… – процедил Пилюгин. – Я сюда не перекуривать с тобой пришел. Стреляй давай.
– Не торопись, на тот свет всегда успеешь, – ответила Полина.
– Ты хоть понимаешь, что ты натворила? Ты в человека стреляла… ни в чем не повинного… и если он не выживет – тебя ребята до суда на куски порвут!
– Я их предупредила. Надо было сидеть тихо – ушел бы живой.
– Твой муж собаку застрелил, а ему надо было тебя застрелить! Ты страшнее бешеной собаки.
– Не трогай моего мужа! Это ты его убил! Ты его отправил в тюрьму, зная, что он болен! Ты ему все дело состряпал!
Пилюгин не ответил, молча сел за стол, закурил и бросил на стол пачку. Полина посмотрела на нее и проглотила слюну – ей очень хотелось курить. Майор перебросил ей пачку – она упала на стол рядом с черной сумкой. Полина одной рукой достала сигарету и тоже села, не спуская с Пилюгина глаз.
– Чего не стреляешь? – спросил Пилюгин. – Или передумала?
– Думаешь, я могу передумать?
– У баб всегда семь пятниц на неделе, – усмехнулся Пилюгин. – Сегодня – убью, завтра – люблю.
– Я – другая баба. Я на всех не похожа.
В коридоре столпились уже человек семь сотрудников райотдела. Курили и молчали. Здесь же стояли и освобожденные заложники.
– Тихо чего-то…
– Разговаривают, – прислонив ухо к двери, ответил Тимонин.
– Это хорошо. Может, теперь не выстрелит? – спросил Ляпунов.
– Она один раз уже выстрелила, – сказал Тулегенов.
– Ну, тогда – сразу, неожиданно, а раз начали говорить, то выстрелить уже труднее… особенно бабе.
– Она не баба – ведьма, – сказал Тимонин.
– Что, правда такая свирепая?
– Хуже зверя, – ответил Тулегенов.
– Чисто отмороженная, – добавил Голубев. – Интересно, где она нитроглицерин достала? В наше время вещь редкая.
– В наше время что хочешь достать можно, – ответил Ляпунов. – Между прочим, для малограмотных – разрушительная сила в четыре раза сильнее тротила и в два раза сильнее гексогена – наш этаж на куски разнесет.
– А чего мы тогда тут торчим? – спросил дежурный лейтенант.
– Уйти хочешь? – глянул на него Тулегенов. – Уходи.
– Не, мужики, она же сказала: если Пилюгин придет – взрывать не будет, – сказал Голубев. – Только Пилюгина кончит.
– Это намного лучше, да?
– Теоретически, конечно, гибель одного лучше, чем гибель многих, – с сарказмом произнес Ляпунов.
– Да еще разрушение целого здания – это же какие убытки для МВД, – покачал головой дежурный.
– За убытки МВД переживаешь? – следователь засмеялся.
– Между прочим, одного уже увезли, – сказал Тимонин. – Уже забыли?
– Выживет… рана сквозная, сердце не задето… – неуверенно сказал Голубев.
– Если Деревянко умрет, я ее, суку паршивую… – скрипнул зубами Тулегенов.
– А ей теперь до фонаря – умрет Деревянко или не умрет. Она себе уже срок заработала.
– Да я не к тому сказал, – смутился Голубев. – Я к тому, что взрыва, может, не будет.
Тулегенов опять прислонил ухо к двери:
– Не слышно… тихо разговаривают… А может, не разговаривают?
– Что они тогда делают, хотел бы я знать? – спросил Ляпунов.
– Сейчас спецназ прибудет, – посмотрев на часы, сказал дежурный.
– А на хрен они тут нужны? – спросил Тулегенов. – Пыль поднимать? Тут одно неосторожное движение – и эта припадочная точно взорвет нас всех.
– Я обязан был вызвать, – сказал дежурный.
– Ох, и позорить нас будут, – пробормотал Голубев. – На всю Москву. Оперов убойного отдела прямо на их рабочем месте баба в заложники взяла – страшная народная сказка…
– И на старуху бывает проруха, – сказал следователь.
Галка и Витька по-прежнему сидели в машине и смотрели на подъезд райотдела милиции. После отъезда «скорой» там все было спокойно, только в здание уже почти никто не заходил, а больше выходили – рабочий день кончился.
– Сколько времени прошло? Полчаса? – спросила Галка. – Нет, нельзя больше сидеть, надо туда идти.
– Нас не пустят, – ответил Витька. – Я пробовал пройти – меня дежурный мент не пустил.
– Ну и что, будем сидеть и ждать? Я так не умею.
– Но твой папа сказал же – ждите, – неуверенно возразил Витька.
– Меня папа всегда учил действовать, – она открыла дверцу. – Идешь со мной?
Витька колебался.
– Ну и сиди. Ты не мужчина – ты сплошное недоразумение!
– Пойду… – наконец решился Витька и тоже вылез из машины.
И в это время к зданию райотдела стремительно подкатил милицейский автобус, с визгом затормозил, и из него, как горох, посыпались люди в камуфляжной форме, в закрытых шлемах, с короткими автоматами наперевес. Слышались отрывистые команды.
Несколько бойцов нырнули в подъезд, двое остались у дверей. В автобусе остались двое старших по званию, сидели возле рации, напряженно слушали.
– Это спецназ приехал, – сказала Галка.
– Теперь нас точно не пропустят…
– Сейчас они твою маму брать будут.
– Значит, твой папа ее не взял? – спросил Витька.
– Раз спецназ вызвали, значит… – Страшная догадка мелькнула в ее голове. – Ой, мамочка-а… а вдруг… – и Галка бегом бросилась к подъезду.
Рослый спецназовец загородил дорогу и схватил Галку за руку:
– Ты куда, девочка? Туда нельзя!
– Пустите! Там мой папа! Пустите, я вам говорю! – кричала и вырывалась Галка.
– Кто твой папа?
– Майор Пилюгин! Начальник убойного отдела!
– Все равно нельзя! А ну, перестань орать, кому говорю! Папа у тебя майор, а ты ведешь себя, как бомжиха!
Галка притихла. Витька стоял недалеко от них, но подойти боялся. И убежать боялся.
Из подъезда вышел еще один боец, торопливо закурил и жадно затянулся.
– Ну, что там? – спросил первый.
– Да сам черт не разберет. Баба там с нитроглицерином. Сунуться никак – может взорвать всех. И окна с решетками – снайпер ее не видит.
– Но выстрела-то нету?
– Нету…
– И о чем они там трекают?
– О любви… – Второй опять жадно затянулся, выпустил дым. – Хрен их знает, о чем они базарят, я ж говорю, ничего не слышно.
– О штурме не говорят?
– Какой штурм, заболел, что ли? Только сунься – она весь второй этаж разнесет.
– А с крыши на тросах?
– Да сказал же – решетки на окнах…
– Нестандартная ситуация… Тут вот еще дочка майора нарисовалась, – спецназовец указал на Галку.
– Какого майора?
– Которого террористка захватила.
– Откуда ты тут взялась, девочка?
– А вон сын террористки стоит, – Галка показала на Витьку, топтавшегося в отдалении.
– Правда, что ли? – оба бойца уставились на Витьку. – Эй, пацан, подойди сюда.
Витька испугался, но все же медленно подошел.
Они смотрели друг на друга.
– И взяток я никаких сроду не брал, поняла? – тихо говорил Пилюгин.
– Ах, какой благородный мент – сроду взяток не брал, так я тебе и поверила, – усмехнулась Полина.
– Думаешь, таких не бывает?
– Может, и бывают… только долго не живут.
– Ну, я пока помирать не собираюсь.
– Тут не тебе решать, – ответила Полина. – Теперь я буду решать. И уже решила…
– Дура ты, Полина Ивановна, – вздохнул Пилюгин. – Ну, убьешь ты меня… Ты о сыне своем подумала? С ним-то что дальше будет? Без одной руки, без отца-матери, дядя в тюрьме сидит… что с ним будет, идиотка? Он один в двухкомнатной квартире останется – да его только за эту квартиру убьют к чертовой матери! А на что он жить будет? На пенсию по инвалидности? Сдохнет через месяц! Или в детский дом отправят! Ты бывала в наших детских домах? Ну, хоть по телевизору видела? А я бывал по долгу службы – зверинец для замученных голодных зверьков – волком выть хочется, когда увидишь… Нет, мадама ты моя чумовая, думаешь, ты таким способом ради любви своей, ради мужа собой пожертвовала? Поза это дешевая! Ты своим сыном пожертвовала, какая ты мать после этого? Тьфу, плюнуть и растереть!
Пока он говорил с приглушенной яростью, едва сдерживая себя, чтобы не закричать, она молча слушала его и вздрагивала, когда его слова уж очень больно били ее. И рука с револьвером вздрагивала. Потом достала из пачки сигарету и стала жадно курить, не спуская глаз с майора…
Спецназовцы окружили Витьку. Старший сидел на корточках и шептал:
– Скажи, скажи ей, не бойся… Ты ведь не хочешь, чтобы она убила дядю? Или хочешь? Неужели хочешь?
– Не хочу…
– Молодец, Витя. Вот и скажи ей… Попроси ее – она послушает тебя. Ты, главное, не бойся. Ты же не делаешь ничего плохого. Ты дядю спасаешь и маму свою спасаешь, пойми, Витя. Ведь если она бомбу свою взорвет, она тоже погибнет, понимаешь?
– Понимаю…
– Тогда помоги нам. Попроси ее открыть дверь и отдать нам бомбу. Ты пойми, она только тебя послушает. Нас она не хочет слушать – врагами считает. Она только тебя услышит, она сразу поймет – как тебе будет плохо, если ты останешься без мамы. Она сейчас в горячке про тебя не думает, забыла про тебя, а как услышит, сразу вспомнит и все поймет… Твоей маме сейчас помочь нужно, понимаешь, Витя? Ты, главное, не бойся, Витюша…
– Что молчишь с умным видом? Сказать нечего? – спросил Пилюгин. – Стреляй тогда! Ну, убьешь меня? Потом здесь все взорвешь к чертовой матери – и чего добьешься? Гора трупов будет? Эти люди вообще ни в чем перед тобой не провинились, они тебя знать не знают, у них у всех жены, дети, семьи – а ты их на тот свет отправишь? Молодец, умница! Террористка! – Последнее слово майор произнес неожиданно для самого себя и сам удивился.
– Замолчи… – прошипела Полина и навела ствол револьвера.
И в это время за дверью раздался голос Витьки:
– Мама!
Полина вздрогнула, едва не выронила револьвер. Или почудилось? Она со страхом посмотрела на дверь, потом вновь – на Пилюгина. Лицо майора было мокрое от пота. Он сказал с усмешкой:
– Пацан твой… легок на помине – долго жить будет.
Голос Витьки вновь прозвучал из-за двери:
– Мама! Это я – Витя!
– Витя… – голос Полины оборвался, она бросилась было к двери, но тут же вернулась обратно к столу. – Витя, ты… как ты здесь оказался?
– Мамочка, не надо! – закричал из-за двери мальчишка и замолотил кулачком в дверь. – Мамочка, миленькая, не надо! Прошу тебя, не надо!
Полина обессиленно положила револьвер на стол, закрыла лицо руками, и протяжный стон вырвался из ее груди. У Пилюгина сейчас были драгоценные секунды, чтобы броситься вперед и схватить сумку с бутылкой и револьвер. Но он не тронулся с места.
Полина встала и медленно пошла к двери. Револьвер и сумка с бутылкой остались на столе. Она шла на негнущихся ногах и, казалось, сейчас упадет. Пилюгин смотрел на нее, не двигаясь. Она остановилась перед дверью и вновь окаменела, опустив голову. Потом щелкнул замок, и дверь открылась.
И она увидела заплаканного Витьку, а за ним – целое скопище людей в камуфляже, в закрытых шлемах и с автоматами. Полина рванулась к сыну, подхватила его на руки и прижала к себе, прильнула к нему лицом, забормотала каким-то булькающим голосом:
– Витенька, солнышко мое, как же ты меня нашел? Прости меня, сыночек, прости, ради бога…
Бойцы мгновенно схватили ее за плечи и вытянули вместе с сыном в коридор. Двое рванулись в комнату. Один взял со стола револьвер, показал на сумку:
– Здесь нитроглицерин?
– Да, в бутылке. Осторожнее – при любом сотрясении может взорваться, – ответил Пилюгин и вдруг схватил с подоконника недопитую бутылку пива и стал жадно глотать. Пиво лилось по подбородку на грудь, на пол. Майор ладонью утер рот и вышел в коридор.
Полина была уже в наручниках. Витька стоял у стены и с ужасом смотрел на мать.
– Эй, капитан, отставить, – громко сказал Пилюгин, расталкивая бойцов и подходя к Полине.
– Спокойно, майор, я должен доставить ее в изолятор, – сказал капитан-спецназовец.
– Я сам ее доставлю. Снимите наручники.
– Вообще-то, у меня другие начальники, майор…
Голубев, Тулегенов и Тимонин тоже встали вокруг Полины.
– Это наша террористка, – сказал Тулегенов.
– Наша, наша, – подтвердил Голубев.
– Мы знаем, что с ней делать, – добавил Тимонин.
– Не дурите, ребята, я действую по инструкции, – несколько растерянно сказал капитан.
– Всем в сторону! Всем в сторону! – скомандовал вышедший из комнаты боец.
В руке он держал целлофановый пакет с пистолетами сотрудников убойного отдела. А следом за ним второй спецназовец нес черную сумку, держа ее перед собой обеими руками. И все подались в правую сторону коридора, толкаясь и наступая друг другу на ноги. Тулегенов и Голубев, взяв Полину за руки, отошли вместе со всеми. Боец протянул пакет с пистолетами Пилюгину:
– Это ваши?
Майор и его сотрудники разобрали свое оружие.
– Один лишний, что ли?
– Да это Деревянко пистолет, – сказал Голубев. – Давай сюда, я его сдам.
Все дождались, пока боец с нитроглицерином скрылся из коридора, и сразу оживились.
– Ладно, пошли, – сказал капитан. – Без браслетов обойдемся…
Полина вдруг рванулась к Витьке, стоявшему у стены, обняла его, стала быстро целовать, прижимая к груди:
– Витенька… Витька… прости меня, прости, дорогой мой… Ты позвони дедушке – он тебя заберет. Мы еще увидимся, Витенька… – Она неистово целовала его, пока капитан не тронул ее за плечо:
– Пошли, пошли… пора…
Полина разогнулась и шагнула вперед. Витька схватил мать за руку:
– Я с тобой, мама!
Капитан сморщился, как от зубной боли, обернулся на Пилюгина, на других бойцов и сказал:
– Ну, шагайте быстрее…
Так они и пошли: Полина и Витька в окружении спецназовцев, а сзади – Пилюгин, Тулегенов, Голубев и Тимонин. Тяжелые, на толстых подошвах ботинки грохотали по коридору.
На площадке перед зданием было полно любопытствующего народа, и, когда они вышли, толпа загудела, зашевелилась.
– Где она? Где?
– Да вон! Баба худенькая! Я думал, из ревности кого-то замочить хотела, а эта… вчерашние радости!
– Не взорвала, значит? И никого не убила? А спецназовцев налетело – на одну бабу, герои!
– Одна баба, но с пушкой и бутылкой нитроглицерина!
– Да брось трепаться – откуда у нее нитроглицерин?
– А ты у нее спроси.
– Нормальная баба, чего у нее крыша поехала?
– Достали ее, видно…
– А может, обкуренная? Или наколотая?
– Да не похоже. Бабе-то за тридцать… и по виду не такая…
– А теперь какую ни возьми – или наркоманка, или алкоголичка!
– Папа! – из толпы выскочила Галка и бросилась к отцу.
Пилюгин поймал ее, подкинул вверх, отпустил, а потом расцеловал в обе щеки.
– Ой, папка, задушишь!
А капитан спецназа мягко, но решительно разъединил руки Полины и Витьки и повел Полину к автобусу. За ним потянулись бойцы, закинув автоматы за спины. Витька рванулся было за матерью, но рука Пилюгина легла ему на плечо, удержала.
– Сейчас к маме нельзя, Витя… ты потом ее увидишь.
Полина обернулась, поискала глазами сына, улыбнулась и пропала в черном проеме двери автобуса. Взревел мотор, чихнул из выхлопной трубы облаком бензиновой гари и покатил с площадки перед зданием райотдела.
Толпа зевак стала расходиться. К Пилюгину подошли Голубев, Тулегенов и Тимонин.
– Ладно, бывай, товарищ начальник, – сказал Тулегенов. – Удачный денек выпал – адреналина накушался по самые ноздри…
– На грудь бы принять по такому поводу граммулек по триста – оттянуться надо, – сказал Голубев. – Не каждый день такие напряги.
– Тебе дежурить сегодня, – сказал Пилюгин. – И по поводу Деревянко сходи, объяснение напиши. Ляпунов протокол требовать будет – я его знаю, не отвяжется.
– Всем писать придется, – сказал Тулегенов.
– Напишем, куда мы денемся, – отозвался Тимонин.
– И это… домой к Деревянко кому-нибудь съездить надо, – сказал Пилюгин. – Мать у него, отец-инвалид, сестра еще в школе учится…
– Знаю, – сказал Тулегенов. – Я у него бывал. Съезжу сегодня, обязательно.
– Ладно, тогда до понедельника, – сказал Пилюгин и положил руку на плечо Витьке. – Если что, звоните, ребята. Я на связи все время. Пошли, что ли, Витя?
– С вами? – спросил Витька.
– Со мной… и с Галкой. Поживешь пока у нас.
– Пошли, пошли, – и Галка первая зашагала к автостоянке.
Опера молча смотрели им вслед.
– Может, все-таки по триста граммулек примем? – спросил Голубев.
– Легко, – ответил Тимонин. – Крутая выдалась пятница.
– Ладно, уговорили, – сказал Тулегенов и первым зашагал от здания райуправления к улице, где на углу светилась неоновая вывеска «Кафе-бар «До третьих петухов»».
Валера Чистов жарил на кухне яичницу, когда услышал из комнаты голос диктора:
– Москвичка Полина Иванова захватила заложников в районном управлении МВД. У террористки было оружие и взрывчатка – наградной револьвер мужа и пол-литровая бутылка с нитроглицерином. Благодаря счастливому стечению обстоятельств, обошлось без жертв, был только ранен капитан оперативного отдела…
Валера бросил нож на плиту и бросился в комнату. На экране телевизора он увидел, как спецназовцы выводят Полину. Вокруг толпились опера в штатском, какой-то мальчишка. Вдруг они остановились и начали о чем-то спорить… Голос диктора продолжал:
– По сведениям из неофициальных источников, Полина Иванова хотела отомстить оперативникам за смерть своего мужа, офицера, служившего в Чечне и несправедливо, по ее мнению, осужденного за покушение на жизнь человека…
Один из спецназовцев кинулся к оператору, что-то прокричал и рукой закрыл объектив – съемка оборвалась. Но диктор проговорил последнюю фразу:
– Теперь оперативников в первую очередь будет интересовать, где террористка сумела достать такое редкое по нынешним временам взрывчатое вещество, как нитроглицерин.
Валера медленно побрел на кухню. Яичница сгорела. Он выключил газ, закурил, присел за стол и задумался.
Домой они приехали, когда уже стемнело.
– А что мы есть будем, ты подумала? – спросил Пилюгин у дочери.
– Что в холодильнике окажется, то и съедим, – ответила Галка.
– А не в холодильнике?
– Ну, что в доме вообще окажется, то и съедим…
– Какая ты у меня умная, Галка! Вся в меня.
– В маму, – поправила его Галка.
– Нет, в меня, – возразил Пилюгин.
– В маму, – упрямо повторила Галка.
– Ну хорошо, в маму так в маму, – поспешно согласился Пилюгин.
Витька улыбался, слушая их «перепалку».
– Папка, я подумала… а если бы эта баба вас взорвала? – вдруг спросила Галка. – Ведь вы все погибли бы, да?
– Не надо об этом. Хватит, – Пилюгин посмотрел на Витьку. – Она бы не взорвала.
– Почему ты так решил?
– Знаешь, Галчонок, я же опытный сыщик и разбираюсь в людях. Так вот, я железно знал, что она взрывать не будет. И не убьет меня.
– Но почему? – вновь требовательно спросила Галка. – Я ее тоже видела… она такая жуткая… злобная…
Витька повернулся и пошел прочь от них и от дома, к которому они уже подошли.
– Ты куда, Витя… – Пилюгин догнал его, взял за руку.
– Я поеду домой, – ответил Витька. – Я не хочу с вами.
– Ты извини Галю, она тоже перенервничала сильно. Она же перепугалась за меня, разве не понятно? Пойдем, пойдем… Дома тебе плохо будет. Одному всегда плохо, а тем более сейчас. Пойдем, Витя…
В холодильнике оказалось четыре яйца и кусок докторской колбасы, и скоро на плите шкворчала яичница. Галка расставляла на столе тарелки, раскладывала ножи и вилки. Витька сидел за столом в свете лампы, висевшей над столом под стеклянным абажуром. Правую руку он положил на стол, левую, без кисти, держал на коленях.
– А ты чего сидишь, как в ресторане? – спросила Галка. – Хлеба нарежь. Возьми сок в холодильнике. Грейпфрутовый.
Витька выполнил приказание и вновь уставился на Галку ясными глазами.
– Что ты на меня так смотришь? – буркнула Галка.
– Как?
– Как будто я тебе сто долларов должна!
Витька прыснул от смеха, и даже Пилюгин устало улыбнулся. Они сели за стол. Витька ел медленно, управляясь одной рукой. Куски яичницы соскальзывали с вилки, мальчик хмурился – тем более что он заметил, с каким сочувствием наблюдали за ним Галка и Пилюгин.
– Ты не спеши, – сказала Галка. – Яичница от тебя не убежит.
– Я больше не хочу, – Витька отодвинул от себя тарелку.
– А ну ешь! – строго сказал Пилюгин. – Научишься. Давно без руки живешь?
– Больше месяца…
– А шнурки на кроссовках как завязываешь?
– Зубами шнурок затягиваю, а потом внутрь запихиваю.
– И молодец. Ничего, всему научишься, – улыбнулся Пилюгин. – Я тут одну книжку прочитал… В Одесском цирке работал акробат. Без рук. Он таким родился. И ногами умел делать все: есть, одеваться, перелистывать страницы в книжке – ну, в общем, все. И выступал в цирке – ногами жонглировал. Что вы так вылупились? Я правду говорю. Я вам эту книжку принесу – там фотографии этого парня есть.
– Совсем без рук? – испуганно спросила Галка.
– Совсем. А потом, когда началась война…
– Чеченская? – опять перебила Галка.
– Да нет. Великая Отечественная. Когда Германия на нас напала. И вот, когда стали бомбить Одессу, то весь цирк эвакуировался в Николаев. По дороге поезд разбомбили. И те, кто остался жив, ушли пешком. А безрукий парень услышал под откосом железной дороги детский плач и нашел там грудного младенца. И вот он понес его на ногах…
– Что ты говоришь, папа? – не поверила Галка. – А как же он сам шел?
– Он прыгал на одной ноге, а младенца нес на другой, а потом, когда нога прыгать уставала, он перебрасывал ребенка и прыгал на другой. И вот так он прошел пятьдесят восемь километров до Николаева. Ну, отдыхал, конечно, но дошел… – Пилюгин посмотрел на Витьку. – Геройский парень. Без обеих рук, а дошел и маленького человечка спас… А у тебя всего одной кисти нету. Вот купит мама протез, и ты всему научишься. Если мужиком будешь, а не размазней…
– Не купит, – после паузы сказал Витька. – У нас денег нету, а протезы очень дорогие. И ее ведь в тюрьму посадят, правда?
– Подожди, Витя… с этим делом мы еще разберемся. Обещать ничего не буду, но я постараюсь…
Полину завели в комнату для допросов, и женщина-охранник с погонами прапорщика сняла наручники. Потирая запястья, Полина уселась на табурет. За столом сидел Пилюгин. Молча предложил Полине сигарету, закурил сам.
– Ну, как? Отошла?
– В каком смысле?
– Успокоилась? Или как?
– Или как… – усмехнулась Полина. – Витьку моего, надеюсь, не арестовали? Где он, не знаете? Дома?
– Дома. У меня дома.
– У вас? – удивилась Полина. – С чего это? Он сам пошел к вам?
– Сам. Дома ему сейчас… как бы сказать… одиноко, наверное. Да и страшновато.
– Какая добрая душа у вас, господин майор, – насмешливо сказала Полина.
– Гражданин майор… – поправил Пилюгин. – Так что за Витьку не беспокойся. Давай лучше о тебе поговорим.
– Вы будете моим следователем?
– Нет. Я – опер, а не следователь.
– Тогда зачем вы сюда пришли? – Полина погасила окурок в пепельнице.
– Поговорить.
– О чем?
– Ну, например, где вы нитроглицерин купили, гражданка Иванова? У кого?
– Не помню, – усмехнулась Полина. – И не вспомню никогда.
– Следователь будет об этом спрашивать. Укрывательство продавца взрывчатых веществ только усугубит вашу вину… и увеличит срок наказания.
– И какой же мне будет срок наказания?
– Это судья определит. Насколько я знаю Уголовный кодекс – по этой статье максимум может быть до двадцати лет.
– А минимум?
– Могут лет пять дать… если будете сотрудничать со следствием. Тут вообще очень многое зависит от обстоятельств. Например…
– Вспомнить продавца нитроглицерина? – улыбнулась Полина.
– И это тоже.
– Не вспомню никогда, – твердо повторила Полина.
– Зря, – поморщился Пилюгин. – Ладно, и без вас найдем.
– Желаю успеха.
– Найдем, найдем, – повторил Пилюгин. – Только лишние хлопоты. Он за это время еще каким-нибудь отморозкам успеет взрывчатку свою продать.
– Я, выходит, по-вашему отморозок? – уязвленно спросила Полина.
– А кто же вы, Полина Ивановна? Ну подумайте – кто вы?
– Так, насчет взрывчатки я вам ответила. Какие еще вопросы вас мучают? Я вообще могу ничего вам не отвечать, раз у меня другой следователь… Только Витьку моего вы домой, пожалуйста, отправьте. Я не хочу, чтобы он у вас был.
– Хорошо, отправлю. Усыновлять его не собираюсь.
– А было бы неплохо, – усмехнулась Полина. – Пока я в тюрьме срок отбывать буду.
– Для этого детские дома есть… – сказал Пилюгин и заметил, как изменилось выражение ее лица.
– У него дедушка есть… отец Саши… – в голосе Полины слышалась растерянность – о детском доме она явно не думала. – Он заберет Витю. Он должен… обязан…
– Я вижу, отношения у вас со свекром не сложились? Немудрено! С вашим характером, Полина Ивановна, даже непонятно, с кем у вас могут быть хорошие отношения.
– С вами, гражданин майор, уж точно хороших отношений не будет, – отрезала Полина.
– Ладно, не получилось разговора, – вздохнул Пилюгин и крикнул: – Уведите подследственную!
В больнице они долго шли по длинному коридору. Справа и слева двери с табличками: «Рентгеновский кабинет», «Процедурная», «Ординаторская», «Старшая медсестра», «Дежурный врач»… Перед кабинетом главного врача они остановились. Медсестра посмотрела на Галку и Витьку, сказала:
– Дети пусть посидят здесь, – и глазами указала на стулья вдоль стены.
Пилюгин вошел в кабинет. Навстречу ему из-за стола поднялся главврач, средних лет человек с усами, в белом халате.
– Здравствуйте, Михаил Геннадьевич.
– Что с женой? – сразу спросил Пилюгин. – Нас к ней не пустили, сказали – она в реанимации…
– Ей стало хуже ночью, и мы перевели ее в реанимацию. Понимаете, начались родовые схватки… преждевременные роды всегда нежелательны, но в данном случае…
Врач замялся, и Пилюгин спросил:
– Что в данном случае?
– Ваша жена немолода… мы серьезно опасаемся за ее здоровье. Схватки к утру прекратились, но чувствует она себя сейчас неважно. Скажите, ведь первые роды тоже проходили трудно?
– Да я не очень-то в курсе… – растерялся Пилюгин. – Она говорила, все хорошо прошло.
– Мы предложили ей кесарево сечение.
– Она что, отказалась? – спросил Пилюгин и тут же добавил: – Значит, не надо никакого кесарева…
– Она согласилась… но тут мы опасаемся… Повторяю, ваша жена немолода, и здоровье ее оставляет желать лучшего, но она хочет рожать…
– Так чего вы от меня добиваетесь, доктор? – спросил Пилюгин. – Мы оба хотим ребенка, очень хотим, но решать должна она. Вы ей говорили о своих опасениях?
– Конечно.
– Тогда не знаю, как быть, – развел руками Пилюгин. – Если ваши опасения серьезны, то отговорите ее… Или вы хотите, чтобы я с ней поговорил?
– Боюсь, отговорить у вас не получится. У вашей жены достаточно твердый характер, и она очень хочет ребенка. Ладно, мы еще раз поговорим с ней… посмотрим, как она себя будет дальше чувствовать… Сейчас я не советовал бы вам видеться – нервничать ей категорически нельзя.
– Очень вас прошу, доктор… – Пилюгин был вконец растерян, и голос его сделался просительным, даже униженным. – Постарайтесь… я отблагодарю… все, что нужно… сколько нужно… я очень вас прошу, если дело так серьезно…
– Успокойтесь, мы сделаем все, что требуется. Приезжайте послезавтра.
– Да, да… обязательно…
– А о чем с ним еще говорить? – спрашивала Галка, когда они уже ехали в машине. – Надо с мамой говорить. Знаю я этих врачей…
– Ты знаешь? – быстро обернулся Пилюгин. – Наглая ты стала, Галка, разбаловал я тебя… Она знает! Что ты вообще знаешь?
– Знаю. Денег им надо! Мне Маринка-одноклассница рассказывала. Мама у нее весной рожала, так врачи Маринкиного отца так запугали – он им три тысячи баксов заплатил, да еще какие-то лекарства дорогущие доставал. А роды прошли нормально.
– Не-ет, я не в ГАИ работаю, у меня таких бабок нету… – Пилюгин нахмурился. – Доктор хочет, чтобы я отговорил маму рожать. Для нее это сейчас опасно.
– Ой, а что же делать? – испугалась Галка. – Мама ни за что не согласится… А почему тебя к ней не пустили? Ей так плохо?
– Плохо…
В это время заверещал мобильник.
– Слушаю… Да, понял. Через час буду…
– А почему ты мою мелодию заменил? – спросила Галка.
– Потому что дурацкая мелодия.
– Да что ты понимаешь, папка? – Галка повернулась к Витьке: – Представляешь, я ему такую классную мелодию на мобильник поставила – Диму Билана, а он заменил! Все-таки раздолбай ты у меня, папка…
Пилюгин резко нажал на тормоз – машина с визгом остановилась, Галку и Витьку бросило вперед.
Пилюгин обернулся с перекошенным от злости лицом:
– Если ты еще раз скажешь это слово или другие ругательства, я тебе так по шее надаю – ты всех Биланов забудешь, поняла? Не слышу ответа – поняла или нет?
– Поняла, поняла… – испуганно отозвалась Галка. – Хватит тебе из мухи слона делать, папка… я ругаюсь, когда ты меня сильно достанешь…
– Ты меня больше достала. Маленькая матерщинница! Где ты только этой дряни набираешься?
– Там же, где и ты набирался… – улыбнулась Галка.
Майор Пилюгин вошел в «предбанник», взглянул на секретаршу, сидевшую за столом у окна:
