Текст книги "Шайтан Иван 7 (СИ)"
Автор книги: Эдуард Тен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Глава 15
Покушение на императора подобно электрическому разряду встряхнуло все силовые структуры Петербурга. В канцеляриях и казармах забурлила деятельность, кипела видимая, почти лихорадочная активность. Чиновный мир демонстрировал рвение: кто-то – искренне возмущенный и потрясенный, а кто-то – пряча в глубине души досаду от неудавшегося злодеяния.
Отклик в обществе был огромным. Известие о чудесном спасении государя облетело империю, и во многих городах служили благодарственные молебны в честь божественного избавления монарха от смертоубийства.
Высший свет внешне единодушно выражал верноподданнические чувства и поддержку императору. Однако за фасадом этого единства, в кулуарах дворцов и великосветских салонов, велись разговоры совсем иного толка – порой не просто неприятные, но откровенно провокационные, обнажавшие глубокие трещины в обществе.
В кабинете, пропитанном запахом старой бумаги и воска, царило напряжённое молчание, нарушаемое лишь шелестом листов. Полковник Гессен, начальник первой экспедиции Третьего отделения, откинулся на спинку кресла, вновь и вновь прокручивая в голове обстоятельства дерзкого покушения. Холодный чай отдавал горечью, вполне соответствуя его мыслям. Это чудовищное происшествие смешало все карты, поставив во главу угла один, единственный вопрос: кто она, эта фанатичка, и что привело её на Сенатскую площадь с пистолетом в руке?
Сама судьба, казалось, подготовила Германа Ивановича к этой должности. Русский офицер с немецкой фамилией, он был плотью от плоти имперской служилой аристократии. Его предок, Вольфганг Гессен, когда-то присягнул России при Петре Великом, и с тех пор каждый мужчина в роду носил погоны. Даже получив юридическое образование, Герман не видел себя нигде, кроме как на военной службе. Жандармерия, а затем и Третье отделение стали его стихией. Карьера Германа Ивановича – стремительный взлёт от подпоручика до полковника и начальника экспедиции – была построена не на протекциях и связях, а на его личных качествах: феноменальной памяти, аналитическом даре и титанической работоспособности. Именно эти качества не раз позволяли ему находить блестящие выходы из самых безнадёжных положений и решать сложнейшие дела. Бремя первой экспедиции, самой сложной и обширной по кругу обязанностей, он нёс с холодным спокойствием. Здесь почти всё, от мелкой слежки до секретных предписаний, проходило под грифом «совершенно секретно».
Однако сейчас все усилия оказались тщетными. Среди подозреваемых девиц, так или иначе похожих на убийцу, – не проходило ни одной сколько-нибудь вероятной кандидатуры. Оставалось лишь ждать, когда сыскной отдел полицейского департамента установит личность убитой. Не удавалось связать это покушение ни с одним из известных революционных кружков, ни с представителями либеральных салонов, ни, что казалось и вовсе не вероятным, с брожением умов в среде интеллигенции и писательской братии.
– Остаётся террористка одиночка. Докладывать генералу Бенкендорфу нечего. – Тихо, но с ледяной уверенностью подвёл итог своим размышлениям Гессен. Он собрал все бумаги со стола и разложил их по папкам.
Собираясь покинуть кабинет, полковник Гессен укладывал в сейф последние рабочие документы, когда в дверь коротко и четко постучали.
– Войдите! – отозвался он, не отрываясь от замка.
В проеме возникла подтянутая фигура штаб-ротмистра Володина – его заместителя и ближайшего помощника.
– Разрешите, Герман Иванович?
Полковник обернулся и одним взглядом оценил собранное, почти торжественное выражение на лице подчиненного.
– У вас что-то срочное, – не спросил, а констатировал он.
– Так точно, – кивнул Володин. – Только что поступило донесение из штаба генерала Дубельта. Протокол предварительного расследования из Департамента полиции. С пометкой «весьма спешно». Они установили личность террористки.
Он протянул кожаную папку. Гессен взял ее, тяжело прошел к своему креслу и устало опустился в него.
– Так, так… Хоть какая-то хорошая весть за сегодня. – Он распахнул обложку и углубился в чтение.
Текст был сух и лаконичен:
«Людмила Евгеньевна Сулимова, 22 года, причислена к мещанскому сословию. Дочь надворного советника Евгения Никандровича Сулимова и Полины Августовны Новодворской (из дворян). Сулимов-старший, служивший в продовольственном комиссариате Кавказского корпуса, был осужден за растраты, лишён дворянства, чинов и наград, имущество конфисковано. Осужден на семь лет каторжных работ в Кечинск. Его супруга с дочерью переведены в мещанское сословие. Ныне Полина Августовна помещена в клинику для душевнобольных вследствие тяжелого нервного расстройства. До последнего времени Людмила Сулимова проживала в доходном доме купца Семиродова, снимала две комнаты.»
Гессен поднял глаза на Володина, который терпеливо ждал.
– Герман Иванович, я уже поручил следователю, поручику Горину, совместно с чинами полиции отработать все связи и контакты Сулимовой. Со своей стороны, я займусь проверкой родственных связей и возможного прохождения её или родственников по нашему ведомству. Маловероятно, но для порядка необходимо проверить.
Полковник одобрительно кивнул. В очередной раз он мысленно похвалил себя за то, что когда-то заметил этого способного поручика в Московском жандармском управлении и добился его перевода в свою, Первую экспедицию. Инициатива и умение анализировать, просчитывать наперёд следующие шаги, были в нем редкими качествами.
– Отлично, Арсений Олегович, – сказал Гессен, откладывая папку. – Уделите особое внимание всем её связям и контактам за последний год. Даже тем, что на первый взгляд покажутся незначительными.
– Слушаюсь! – Короткий, точный кивок головы – и штаб-ротмистр бесшумно вышел из кабинета, оставив полковника наедине с досье, в котором наконец-то появилось имя.
В Гессене пробудился интерес, и желание работать. Есть отправная точка, остальное зависело от него и его сотрудников. В профессионализме своих людей он не сомневался.
В пятницу, ровно в три часа пополудни, граф Бенкендорф был допущен в кабинет императора. Он застал Николая Павловича беседующим с наследником, цесаревичем Александром, и великим князем Павлом.
– Здравия желаю, Ваше Императорское Величество. Здравия желаю, Ваши Высочества, – отчеканил Бенкендорф, коротко кивнув.
– Здравствуйте, Александр Христофорович, – обернулся к нему государь. – Я вчера ознакомился с вашим докладом. Неужели есть новые обстоятельства по делу Сулимовой?
– Так точно, Ваше Величество. Обстоятельства чрезвычайной важности. И, осмелюсь сказать, заставляющие глубоко задуматься о корнях сего злодейского умысла.
– Мы вас внимательно слушаем, – император откинулся в кресле, пристально глядя на шефа жандармов. Оба великих князя насторожились.
– Вчера, начальник первой экспедиции, полковник Гессен, представил дополнительные сведения. После тщательной разработки связей подозреваемой был вскрыт факт её теснейшего общения с неким Жаровским, Яковом Семёновичем, который на протяжении последнего полугода проживал в её квартире. У полковника Гессена сложилось твёрдое убеждение, что под этой фамилией скрывается не кто иной, как Вайсер, Яков Самуилович.
Бенкендорф сделал театральную паузу, давая высочайшим слушателям вникнуть в суть.
– Бывший студент Горного института. На третьем курсе отчислен за подстрекательство к студенческим волнениям. Известен как создатель и главный идеолог подпольного общества «Свобода и революция». Братья Вайсеры – выкресты, крещёные евреи. Отец – владелец преуспевающей ювелирной мастерской в Москве, имеет магазин и здесь, в Петербурге. Семейство весьма состоятельное. Более того, младший брат является учредителем Лионского сберегательного банка в Париже и курирует его московский филиал.
– Продолжайте, – сухим тоном произнёс Николай I.
– После первого ареста Якова Вайсера отец внёс крупный залог и штраф, публично отрёкся от сына и выслал его во Францию. Точных сведений о его деятельности в Европе у нас нет, но, полагаю, связи с революционными кругами там он только укрепил. Для розыска и разработки этой нити я подключил полковника Лукьянова. По словам соседей и знакомых Сулимовой, этот Жаровский-Вайсер не просто жил у неё, но и полностью её опекал: оплачивал жильё, содержание, все её нужды.
– Таким образом, вы полагаете, что истинным вдохновителем и организатором покушения был этот Вайсер? – вступил в разговор Великий князь Павел, до этого внимательно слушавший. – А Сулимова – лишь слепая исполнительница, пешка, которой ловко воспользовались, сыграв на бедственном положении её семьи?
– Ваше Высочество изволили понять суть дела, – кивнул Бенкендорф. – Пока я не могу утверждать с абсолютной уверенностью, это предмет следствия. Но все нити ведут к нему. Все службы империи оповещены, розыскные ориентировки разосланы. Надеюсь, его задержат в ближайшее время. Эта зараза может дорого стоить империи, ваше величество, учитывая постоянные брожения среди молодёжи высших учебных заведений, наших либералов и около них толкущихся деятелей Мельпомены и Калиопы. – скривился Бенкендорф.
– Не любите вы Александр Христофорович, служителей муз. – улыбнулся Павел, услышав конец фразы и реакцию Бенкендорфа.
– Отчего, ваше высочество. Очень люблю слушать военные оркестры, хорошие стихи, а не грязные и пошлые пасквили. Тот же Лермонтов. Замечательное стихотворение «Бородино». Мои подчинённые просто в восторге от песен графа Иванова–Васильева, «Катюша» и «Эх, дороги». Так что ваше замечание не справедливо по отношение ко мне. – Ответил Бенкендорф с непроницаемым лицом.
– Хорошо, Александр Христофорович, – прервал император никчемный спор. – Прошу вас докладывать мне немедленно если появятся новые подробности.
– Слушаюсь, Ваше Величество.
Коротким, чётким, военным поклоном Бенкендорф ответил на молчаливый кивок императора и вышел из кабинета, мягко притворив за собой дверь.
В кабинете воцарилось молчание. Николай I, задумчиво повернув в пальцах перо, первым нарушил его.
– Что ты думаешь, Александр? – обратился он к старшему сыну. Тот на протяжении всей беседы сидел, не проронив ни слова, всем видом показывая глубочайшее внимание.
– Я полностью согласен с графом Бенкендорфом, – твёрдо начал цесаревич. – Простая девица, даже доведённая до отчаяния горем, едва ли способна на такое хладнокровное злодеяние. Здесь чувствуется чужая, опытная рука. Кто-то умело направлял её, внушив, что корень всех её бед – в вас, государь. Уверен, это он подал ей и мысль, и вложил в её руки оружие для преступления.
– Похоже ты прав, – задумался Николай. – Я приказал увеличить штат отряда личной охраны. Хочу чтобы они охраняли и тебя. Не спорь, я уже всё решил.
Николай лишь вздохнул, помня упрямство сына, и перевёл взгляд на младшего.
– Павел, а теперь потрудись объяснить мне, что за недоразумение возникло у тебя с офицерами твоего полка?
Великий князь Павел нахмурился и, встретившись с тяжёлым, требовательным взглядом отца, опустил глаза.
– Не со всеми, государь. Лишь с тремя. Они позволяют себе слишком вольное толкование устава и фривольное отношение к службе.
– Ты – шеф полка. Твои требования к дисциплине и порядку более чем уместны, – поддержал его император.
– Однако они сочли мои замечания чрезмерными и оскорбительными, – с внезапной горячностью возразил Павел. – Но, прошу вас, не беспокойтесь. Я разберусь с этим сам. Сие происшествие недостойно вашего высочайшего внимания.
– Надеюсь на твоё благоразумие, Павел. Отнесись к проблеме со всей ответственностью и не позволяй превращать службу в гвардейском полку в приятное времяпрепровождение. Гвардия должна быть опорой трону, а не опереточным украшением.
Глава 16
В течение двух дней штаб разрабатывал и согласовывал первичный план действий на случай набега горцев. Свой замысел я изложил в общих чертах. Единственное, о чём сразу заявил прямо – действовать буду самостоятельно во главе мобильной группы из трёх, четырёх сотен моего батальона. Никаких сил усиления я не просил. Главное – чтобы другие подразделения надёжно прикрыли свои участки и были готовы к внезапным прорывам мелких партий.
– Пётр Алексеевич, а вы уверены, что обойдётесь без поддержки? – переспросил начальник штаба линии. – Может, как в прошлый раз, придать вам несколько казачьих сотен и драгун?
– Нет, Олег Сергеевич, – твёрдо ответил я. – Они будут только сковывать мои действия.
– Они вас? Или вы их? – удивлённо поднял брови Зубарев.
– Безусловно, они меня, – уверенно ответил я. – Не сомневайтесь. Потребность в значительном количестве фуража, несработанность подразделений и прочие, казалось бы, мелочи в походе оборачиваются большими проблемами. Я знаю возможности своих бойцов, а вести разномастное соединение – не лучшая идея.
– Что ж, пожалуй, вы правы, – после недолгого раздумья вздохнул Зубарев.
Генерал Мазуров вместе с атаманом, уточнили ещё несколько ключевых моментов, после чего генерал закрыл совещание. Осталось навестить подполковника Булавина и отправить очередной доклад генералу Дубельту по жандармской почте. Подъехав к управлению вижу, как передо мной провели под конвоем молодого офицера без погон. Его лицо мне показалось знакомым. Он шел ссутулившийся и какой-то весь поникший. Во всём виде обреченность и безнадёга.
– Что-то лицо мне его знакомо или показалось? – произнёс я, ни кому не обращаясь.
– Кажись, командир, пушкарь, когда при долине с горцами схлестнулись. – уверенно заявил Савва.
– Точно, он, командир. – подтвердил Паша. – Это чего он учудил, ежели его жандармы под арест взяли?
Заинтригованный я прошёл в кабинет Булавина.
– Здравия, Максим Сергеевич. – поздоровался я с Булавиным.
– Пётр Алексеевич, рад видеть вас. – встал из-за стола подполковник. Он стал подчеркивать нашу разницу в статусе после того, как узнал, что я являюсь обладателем именного, серебряного жетона. Ну и по званию я его обогнал.
– Прошу переслать мою почту – положил я пакет на стол.
– Сделаем. – Булавин достал печать с сургучом. При мне опечатал конверт и вызвал дежурного. – Отправить вне очереди с пометкой «спешно», «секретно».
– Слушаюсь, – дежурный вышел.
– Может чаю, Пётр Алексеевич? – предложил Булавин.
– С удовольствием. – ответил я.
Дождавшись, когда дежурный принёс чайные наборы и разлив чай в чашки удалился, я спросил у Булавина.
– Максим Сергеевич, а что это за арестованный, кажется, офицер?
Подполковник нахмурился.
– Вы правы, Пётр Алексеевич. Штык-юнкер Суворкин Виктор Николаевич. Командир полу батареи форта Градовка. Арестован за нанесение тяжких телесных повреждений штабс-капитану Жаботину, коменданту форта, и подстрекательстве к бунту. С ним арестованы двое с его батареи. –озабоченно произнёс Булавин.
– Прямо к бунту? – спросил я не верящим голосом.
– Признаться, грязная и мутная история, Пётр Алексеевич. Предстоит разбирательство, завтра следователь начнёт дознание.
– Максим Сергеевич, могу я поговорить с ним?
– Вы, можете, – усмехнулся Булавин. – Но в моём присутствии.
– Не возражаю, – согласился я.
Караульный завёл арестованного и вышел. Прапорщик стоял безучастный ко всему.
– Смирно!!! – неожиданно рявкнул я. Всё произошло так внезапно, что подполковник вздрогнул. Прапорщик механически принял стойку смирно и с выпученными глазами уставился на меня.
– Вы что, прапорщик, позволяете себе. Стоите тут, как жёванная тряпка. Имейте уважение к себе, мать вашу. Садитесь, – указал я на стул.
Заметил, как очнувшийся прапорщик, приглядевшись, узнал меня.
– Господин сот… виноват, господин полковник, – поправился он с удивлением рассматривая меня. Георгий, Владимир на шее, Георгиевское оружие, явно впечатлили его. – Вас не узнать!
– Тебя, Виктор, тоже не признаешь сразу. Ну, расскажи нам, как докатился до жизни такой.
Он опустил голову, и по его лицу разлилась краска стыда.
– После того боя меня наградили знаком отличия Военного ордена, произвели в прапорщики и направили командиром двух орудий в форт Градовка. Все, кто участвовал в той схватке, получили медали «За храбрость», а фейерверкер Буланов Георгиевский крест. Год назад к нам назначили нового коменданта, штабс-капитана Жаботина. Самодур и пьяница, с непомерными амбициями. Принялся всех муштровать и строить. Меня с моими артиллеристами просто замучил придирками. Неделю назад он в очередной раз придрался к Буланову и ударил его по лицу – дважды, до крови. Я не выдержал, заступился, напомнил, что кавалеры Георгия не подлежат телесным наказаниям. Он начал кричать на меня, осыпать оскорблениями… Тогда я дал ему пощёчину и вызвал на дуэль. Он кинулся на меня с кулаками, повалил на землю, началась драка. Мои ребята бросились разнимать.
– И пока растаскивали, случайно уронили штабс-капитана несколько раз. А потом – ещё один, для верности, – закончил я за него. Подполковник Булавин тихо хрюкнул, до него наконец дошёл скрытый смысл сказанного.
– Всё было именно так, господин полковник! Никакого призыва к бунту и в помине не было. Клянусь честью офицера!
– Ладно, ладно, я тебе верю, – кивнул я, а затем обернулся к Булавину. – Что скажете, Максим Сергеевич?
– Спорить не буду, ситуация, возможно, и впрямь такова. Но даже в этом случае самое мягкое наказание для него – увольнение со службы без выслуги и лишение мундира. В противном случае его могут ждать куда более суровые меры. Поднять руку на начальника, пусть и подлого… В рапорте штабс-капитана Жаботина чётко указано: «побои и подстрекательство к бунту». Есть подписи двух свидетелей. Не знаю, что и сказать…
– Господин полковник! – с внезапной горячностью воскликнул прапорщик. – Ладно я… Но умоляю, отведите беду от моих людей! Помогите им, если это возможно, ради Бога! – В его голосе звучала искренняя, отчаянная забота о подчинённых. – Это они кинулись меня защищать. Жаботин – здоровенный детина, да ещё и пьяный был, себя не контролировал. Если бы не они, он бы меня просто изувечил…
Я вопросительно посмотрел на Булавина.
– Пётр Алексеевич, даю вам слово, что мы самым внимательным образом рассмотрим дело прапорщика.
– А как же пьяный дебош и явное превышение полномочий со стороны Жаботина? – не унимался я.
– Ни одной официальной жалобы или рапорта на его действия до сего дня не поступало. А показания арестованного, увы, не могут служить основанием для начала расследования против штабс-капитана.
– Максим Сергеевич, ну вы же известный волшебник военной юриспруденции. Неужели нельзя ничего придумать?
Булавин задумался, нервно постукивая пальцами по столу.
– Максим Сергеевич, – наклонился я к нему, понизив голос. – Я верю прапорщику. Две сотни человек находятся под командованием этого, судя по всему, неадекватного типа. Уверен, если ваш следователь под гарантию безопасности свидетелей начнёт расследование, он найдёт массу доказательств пьянства, самодурства и превышения полномочий со стороны Жаботина. И поверьте, тот с огромной радостью согласится уволиться «по собственному желанию». Прапорщик же наказан по всей строгости: уволен без выслуги и мундира. А его люди, чтобы искупить вину, отправятся ко мне в батальон штрафниками. Всё чисто, красиво и укладывается в рамки ваших полномочий. Как вам такой расклад, Максим Сергеевич?
– Ну, я не знаю., Пётр Алексеевич. – Потянул Булавин раздумывая.
– Хотите я поеду с вашим следователем, и попрошу Жаботина написать рапорт об увольнении?
– Нет! – сразу категорично заявил Булавин. – Ещё раз нет, Пётр Алексеевич. Вы то выкрутитесь, даже не сомневаюсь. А я останусь разгребать после вас с огромным убытком к своей репутации. Остановимся на вашем варианте, попробую протолкнуть его. И не надо благодарить, простой благодарностью не отделаетесь.
– Всегда восхищался вам, Максим Сергеевич.
– Оставьте, Пётр Алексеевич. Я вам не верю, льстец из вас никудышный. Хорошо я пошлю следователя в форт Градово. Думаю всё так и произойдёт, как вы говорили. Бумаги на увольнение и отправку штрафников займёт не меньше двух недель.
– Максим Сергеевич, пусть всё идёт своим чередом. Вам какая разница, где будет сидеть прапорщик и эти два штрафника? Я заберу их с собой, и пусть они начинают отрабатывать все свои провинности. Поверьте это не моя прихоть, это крайняя служебная необходимость.
– Да, но это не положено и вообще, как вы себе это представляете?
– Всё просто. Я напишу вам рапорт, в котором укажу, что забрал штрафников чуть раньше положенного, а прапорщик не при делах. Как только его уволят он приедет и заберёт документы. Они нужны ещё вчера, Максим Сергеевич.
– Ладно, черт с вами, уговорили. Пишите рапорт и за то, что я пошёл вам на встречу, без очереди выделите на управление карету с усиленными рессорами, оплату оговорим при получении.
– Благодарю вас, Максим Сергеевич. Чего встал прапорщик, шевели булками. – Весело скомандовал я довольный исходом тухлого дела.
– Чем шевелить? – потерялся ошарашенный прапорщик от всего происшедшего с ним.
– Дежурный, выдай личные вещи господину прапорщику и двум артиллеристам прибывших с ним. Пусть ожидают господина полковника.
– Слушаюсь. – Дежурный увел прапорщика.
– Теперь скажите мне, Пётр Алексеевич, зачем вам так срочно понадобился прапорщик и его люди? –поинтересовался подполковник когда они остались одни.
– Максим Сергеевич. Я видел прапорщика и его людей в бою. Это честные служаки и умелые артиллеристы. А мне сейчас они нужны, как никто другой.
– У вас что артиллерия появилась? – удивился подполковник.
– Максим Сергеевич, узнаете всё в своё время, да появилась. Искал артиллеристов и вот случайно нашел. Благодарю вас за содействие. А к штабс-капитану Жаботину обязательно присмотритесь, терпение людей не бесконечно.
Я вышел на улицу. Прапорщик со своими людьми стоял рядом с Пашей.
– Здравия желаем, ваше высокоблагородие. – вытянулись два крепких артиллериста. Слабосильных в артиллерию не брали. Оба без погон, но со счастливыми лицами.
– Благодарствуем, господин полковник. Выручили из беды.
– Ладно, благодарить, службой отработаете.
– Так мы завсегда, со всем старанием. – дружно закивали они.
– Давай Паша к постоялому двору. Покорми страдальцев и поищи, может кто из нашего МТС в сторону базы собирается. А мы прапорщиком в гостиницу пообедаем и помыться тебе не помешает.
Прапорщик смутился от запаха, который шёл от него.
Уже сидя в номере гостиницы я смотрел на то, как оголодавший прапорщик активно поглощает пищу, сидя в исподнем. Его одежду приводили в порядок.
– Гос.ин по…. – пытался сказать Виктор.
– Когда я ем, я глух и нем. – остановил я его. – Ешь спокойно, подавишься ненароком.
– Что со мной будет? – не удержался он от главного вопроса.
– Всё будет хорошо, Виктор. Из армии тебя выгнали, не беда. Пойдёшь служить в Кавказское казачье войско. Ты же имеешь высшее образование?
Виктор помотал головой. – Два курса университета.
– Ну, неоконченное, высшее. Получишь чин хорунжего и будешь командовать двумя четырёх орудийными батареями.
– Вы не шутите? – удивился Виктор.
– Я, что похож на шутника?
– Виноват, господин полковник, – смутился прапорщик.
– Всё будет, как я сказал. Твоё дело хорошо служить и выполнять мои приказы со всем тщанием и старанием. И тогда, прапорщик, жизнь наладится и пойдёт в гору, если тебя не убьют.
