Текст книги "Шайтан Иван 7 (СИ)"
Автор книги: Эдуард Тен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
Глава 33
Князь Андрей с резервом прибыл в расположение третьей сотни есаула Веселова. Лагерь встретил их привычным гулом приготовлений, но в глазах у пластунов читалась напряженная готовность.
– Здравия желаю, господин есаул! – Андрей отдал честь, подъезжая к знакомой фигуре.
– И тебе не хворать, Ерёма, – откликнулся есаул. – Фрол где?
– Вчера прибыл и сразу сотню повел на ту позицию, что командир определил, – доложил Ерёма, отирая пот со лба заскорузлой ладонью.
– Добро. Что с укреплениями и станицами? – князь окинул взглядом окружающую местность.
– Укрепления на половину устроили, так себе, – махнул рукой сотник. – Укрыться от шальной пули можно, но ежели попрут силой – не устоят. Командир в прошлый приезд наказал им сидеть тихо и отбиваться по возможности. В атаки не ходить ни в коем разе. Со станичными беда, – продолжил он, хмурясь. – Отказались на отрез уходить. Урожай добрый созрел, не хотят бросать. Ежели не собрать, зиму голодать будут. К ним полуроту сапёров на усиление поставили. Дай бог, отобьются. Мы же впереди кордоном встанем.
– Ладно, с командиром всё решено, будем исполнять, – кивнул Андрей. – Я к тебе с усилением. Артиллеристы с нами, батарея гранатомётов. Рома со своими стрелками в полном комплекте.
– Ну, так жить можно, – заметно повеселел Ерёма, и его глаза по-молодому блеснули. – Прикажете выступать, Андрей Владимирович? Через два часа будем на местах.
– Командуй, выступаем.
Едва третья сотня успела встать и разбить временный лагерь рядом с четвертой сотней, как к князю Андрею уже скакал запыхавшийся вестовой. Сотник Колода, только прибывший с докладом, не успел ни слова вымолвить.
Всадник соскочил со взмыленного коня, едва переводя дух.
– Господин есаул! Горцы! Не меньше пяти сотен! Идут прямо на нас!
– Сколько им идти? – спросил Андрей, не отрываясь от подзорной трубы.
– Не менее пяти вёрст. Идут скоро, – доложили ему.
– Сотник, объявляй боевую тревогу! Занять обозначенные позиции! Вестовых – к укреплениям и в станицу! Выполнять!
Словно муравейник, взбудораженный палкой, лагерь мгновенно преобразился. Люди разбежались, началась деловая суета, повсюду зазвучали отрывистые команды. Третья сотня переместилась на версту вперёд, заняв центральное место в линии обороны. Четвёртая сотня встала чуть в стороне от укрепления, образовав построение «коробкой». Пятой сотни всё не было, и от неё не поступало никаких вестей. Все застыли в напряжённом ожидании. Андрей ещё раз медленно прошелся подзорной трубой по горизонту.
– Господин есаул, батарея готова. Какие будут приказания?
Перед ним стоял фейерверкер Буланов, недавно получивший чин старшего урядника.
– Вот что, урядник, – твёрдо сказал Андрей, – без моей команды огонь не открывать. Горцы, скорее всего, будут конными, не поспеешь за ними. Так что будьте наготове.
– Что-то рано горцы поперлись, – вслух размышлял Ерёма, щурясь навстречу ветру. – Может, случилось чего?
– Шут его знает, что у них в головах, – отозвался Роман. – Пять сотен – уж больно хлипко для нас. Чой-то они удумали, к бабке не ходи.
Наконец на гребне холма показались всадники. Но тактика горцев на этот раз была иной. Они не стали, как прежде, атаковать сотни в лоб. Вместо этого, разделившись на три колонны, они устремились в промежутки между нашими позициями. Смысл их манёвра был понятен: они не собирались ввязываться в затяжной бой. Их целью был прорыв сквозь наши порядки, чтобы, не сбавляя хода, уйти вглубь, за линию обороны. Послышались команды, линия сотни сломалась и совершила перестроение встав во фланг скачущей массе всадников. Раздался залп, за ним второй. Среди горцев стали падать с громким ржание убитые и раненые лошади вместе со всадниками. Противник немного не рассчитал расстояние и поплатился за это. Пластуны доставали из своих ружей, поэтому горцы понесли большие потери. Но всё равно половине удалось прорваться. Они не останавливаясь скакали вглубь нашей территории. Прискакал посыльный казак с известием, что около трёх сотен горцев прошли мимо станицы, пощипали по краям, обстреляли и двинули дальше. Убили троих казаков, двух женщин.
Подошла пятая сотня Юшкина Филимона.
– Здравия есаул. Что случилось? Чего горцы раньше напали? Да и непонятно как-то воюют. Два раза набегали, но так, постреляют из далека. Близко не подходили. – Доложил озадаченный Филимон.
– Вот и я о том же. Видать глубже решили зайти. Там Синявино за нами. Всего сотни четыре, пять, прорвались. Далее что делать будут? – подхватил Фрол. – Ладно, хабар возьму в Синявино, ну и куда они с ним попрут? Обратно мы тут, ещё глубже терцы подойдут и тогда хана им.
Андрей молча выслушал сотников.
– Потери?
– Так нет потерь, Андрей Владимирович. – ответил за всех Веселов. – Бойцы вышли посчитать скольких побили, ну и контроль, зачистку провести.
– То, что вы сказали, это правильно, – проговорил Андрей после краткого раздумья. – Важно понять, что они дальше делать будут.
– Так одно им остаётся, после идти по дороге в сторону Грозной. Там брод через речку, перейти на ту сторону и к себе. – пояснил Веселов. – Тем более нет в том месте никого. Ни постов, ни селений.
– А горские селения? – спросил Андрей.
– До ближайшего не менее пятнадцати верст, можа поболее. Земли там, неудобье, глухие.
Андрей разложил карту и надолго задумался.
– Значит так, братцы, четвёртая сотня идёт следом за теми кто прорвался. Если они атакуют Синявино, осторожно выдавливай их из станицы. Осторожно, Фрол, ты понял меня?
– Так точно господин есаул. – Подтянулся Фрол.
– Мы, Веселов, выдвигаемся на перерез и выйдем за Синявино и перекроем дорогу на Грозную. Юшкин! Ты остаёшься здесь и прикрываешь на случай если прорвутся или ещё кто атакует. Ну и хабар прибери.
– Точно, а то местные всё растащат, – вставил Веселов.
– Всё, братцы, исполнять.
Всё сотники разбежались по сотням и через час выступили по своим направлениям. Андрей с четвёртой сотней и всеми резервами совершали марш-бросок на двадцать верст, чтобы успеть перекрыть дорогу. Андрей усиленно размышлял о правильности выбранной тактики, разделив сотни. В разработанном плане командира такого не предусматривалось. Но он дал есаулу свободу действий в случае не предвиденных обстоятельств. Андрею вспомнились напутственные слова командира: «Учись брать ответственность за свои решения, Андрей. Чует мой сердце командовать, тебе батальоном». В тот раз Андрей не придал значения словам командира, а сейчас они прозвучали по-особенному.
Стряхнув воспоминания, Андрей приказал ускорить движение.
* * *
День прошёл в томительном ожидании. Вестей от разведки не было, и время тянулось мучительно медленно. Лишь в пятом часу пополудни в лагерь прискакал посыльный от Кости. По спокойному виду разведчика было ясно – чрезвычайных происшествий пока не случилось.
– Наёмники подошли к Адиль-Отару, – доложил он. – Обошли его и встали на окраине. Силы – четыре сотни пехоты и около семисот всадников. Сборная солянка. По пути мы перехватили местного, который как раз ехал сюда по своим делам.
Поздно вечером вернулся и сам Костя. Его лицо было серьёзным.
– Здравия, командир. Вечером в ауле вспыхнула замятня. Местные с наёмниками схлестнулись не на шутку. Пришельцы начали громить дома. Уже видны пожары. Эркен с Азимом и Халидом остались там для наблюдения.
Едва Костя закончил доклад, как в стане местных чеченцев поднялся шум и суета – из Адиль-Отара примчался вестник. Вскоре ко мне уже спешили Магомед, Джоха и Адам. Спешившись, они подошли ко мне возбуждённые и полные гнева.
– Полковник, наёмники грабят и убивают наших братьев! – выпалил Магомед.
– Успокойся, Магомед, – сказал я. – Объясни толком, что произошло.
Адам перевёл мои слова. От возмущения Магомед и впрямь не мог говорить по-русски.
– Когда наёмники разбили лагерь, они стали забирать и резать наш скот для ужина. Наши люди попытались воспрепятствовать этому произволу, но те заявили, что защитникам веры нужно хорошо кушать. Спор перерос в драку, и теперь они крушат всё подряд, убивая и грабя.
– И что вы хотите от меня? – спросил я. – Вы же помните мои слова. Чтобы ни случилось, я не сойду с этих позиций. И вы с этим согласились.
Джигиты растерянно опустили головы, их пыл сменился подавленным молчанием.
– Но они же наши братья, полковник! – с болью в голосе произнёс Магомед.
– Ваши старейшины при всех отказались от моей помощи. Что ещё вы хотите от меня услышать?
– Мы пойдём им на помощь! – решительно вскинул голову Магомед.
– Это ваш выбор. Я не буду вам мешать. Но подумайте, Магомед: двенадцать десятков против ста? Хайбула останется здесь. – Я пресёк его попытку втянуть в это дело Хайбулу, обратившись к его чувствам.
Хайбула замер с открытым ртом, но под тяжестью моих слов его протест застыл, не родившись. Взгляды джигитов – словно раскалённые стрелы, впились в меня. Я отступил на шаг, опустился на бурку и уставился на потрёпанную карту, пытаясь отыскать в хаосе эмоций единственно верный путь.
Мысленно я прикидывал: Сейчас седьмой час. До Адиль-Отара – пять часов марша. Плюс два – на подкрадывание и развёртывание в темноте. Плюс час на подготовку… Пять утра. Идеально. Фактор внезапности, рассвет на нашей стороне. Противник – сброд, «сборная солянка», где о слаженности и речи быть не может. Ждать в обороне – спокойнее, но это значит отдать инициативу. Нет, лучше ударить самому. Ночной бой – наш конёк.
Я поднял голову, встречая десятки вопрошающих взглядов.
– Готовимся к выступлению. Будем бить на рассвете.
Порыв горцев был читаем в их посветлевших лицах.
– Стоять! – одним словом охладил я их пыл. – Магомед, выдели каждому отряду по два надёжных проводника. Они должны в темноте точно вывести бойцов на указанные позиции. Командиры, ко мне!
Круг сомкнулся вокруг меня.
– Слушайте боевую задачу! Выступаем через час. Бойцы – по полной выкладке. Обозы – на час позже, Магомед, обеспечь и их проводниками. Задача для сотников: без шума и суеты, к четырём часам утра выйти на вот эти рубежи, – я обвёл карандашом позиции на карте. – Строимся в две шеренги, держим интервал и ждём сигнала. Сигналом будет обстрел из гранатомёта – серия из четырёх выстрелов. Под прикрытием этого огня начинаете скрытное выдвижение вперёд, не более чем на двести шагов. Как обстрел стихнет – резкий бросок на сближение и атака гранатами. Открываем огонь только после этого. К тому времени уже начнёт светать. Зачистку проводить не спеша, методично. Повторяю: главное – неторопливость и выдержка.
– Хайбула, твоя задача – со всеми конными скрытно обойти селение и встать здесь, – я ткнул в карту, – чтобы оказаться во фланге у отступающего противника. Действуешь с умом и осторожностью. Если противник окажется сильнее – отходишь, не принимая лобового боя. Если увидишь явный перевес и удобный момент – атакуешь, но без фанатизма, не увлекайся погоней. И не забудь, как отличить своих от чужаков.
Хайбула молча кивнул, всем видом показывая, что понял.
– Азамат, ты идешь с ним для прикрытия и поддержки огнём. Все готовятся к выходу. На месте проведём дополнительное совещание. Вопросы есть?
В ответ повисла краткая, но уверенная тишина.
– Тогда разойдись!
К намеченному рубежу, в трех верстах от противника, вышли без потерь. Сотники доложились о готовности в половине четвертого утра, и нас уже ждала разведка Кости.
Кругом стояла непроглядная темень, и лишь изредка выглядывавшая луна ненадолго облегчала путь. Проводники уверенно привели нас к указанным позициям.
– Костя, как с охранением? – сразу спросил я.
– Два поста, шагах в ста от лагеря, по пять человек в каждом. Эркен сообщил, что с тыла их прикрывает еще около сотни.
– Понятно. Твоя задача – тихо снять посты. Сотни выходят на рубежи и ждут сигнала. Запомните все: сначала обстрел из гранатомётов – ровно четыре залпа. После залпа – рывок, атака гранатами и огневой бой. Затем аккуратно зачищаем. Хайбула, начинай обход селения и действуй по плану. Всё, удачи.
Командиры бесшумно растворились во тьме. Конечно, идеальной тишины добиться не удалось – на этом рубеже мы оставили все тыловые подразделения, дальше шли только боевые группы. Наша артиллерия с помощниками, нагруженными боезапасом, вышла на позицию, указанную разведчиками, и быстро развернулась. Суворкин в который раз нервно проверял наводку.
– Виктор, не волнуйся, всё получится, – ободряюще сказал я ему. – Дашь четыре залпа и ждешь дальнейших команд.
До начала операции оставалось двадцать минут.
Пять часов тридцать минут. Ночной мрак начал отступать, уступая место холодному, предрассветному сумраку.
– Виктор, начинай.
Он лишь кивнул, нервно сглотнув сухой ком в горле. – Бей, братцы… – выдохнул он.
Почти одновременно стволы пяти гранатомётов выплюнули смертоносный груз. Бах, шшш… Бум! – эхом раскатилось по округе. Один, второй, третий… Ровно четыре залпа, как и приказывал.
И наступила звенящая тишина с наших позиций, которую тут же поглотили крики и начавшаяся суматоха в лагере противника. Грохот разрывов доносился приглушённо, но в сполохах взрывов отчётливо виднелись мечущиеся, обезумевшие тени.
И тут в сторону вражеского стана полетели десятки светящихся точек – летящие гранаты создавали гипнотически прекрасное и завораживающее зрелище.
– Красиво! – прошептал Виктор, захваченный картиной ада, который они же и развязали.
Сотни мелких взрывов гранат слились в сплошной гул, нарастающий, как морской прибой. К тому времени окончательно рассвело: местность вокруг залило серым, водянистым светом, видимость улучшилась, а значит, и стрельба стала прицельнее. Грохот боя из сплошной стены превратился в неравномерные, но яростные всплески и начал удаляться – наши шли в наступление.
– Савва, пусть тылы медленно подтягиваются. И ты, Виктор, – обернулся я к артиллеристам. – Особо не торопитесь. Работа ваша сделана.
Я вскочил на Черныша и рысью направился в сторону стихающего, но не умолкавшего боя. Теперь стрельба и крики доносились в основном с центра участка. Прикрывая меня с флангов, как тени, двигались Паша и Аслан.
К тому моменту, как я подъехал, бой уже затихал. Навстречу мне, шёл разгорячённый схваткой Михаил Лермонтов. Азарт боя ещё не погас в его глазах.
– Задача выполнена, командир. Как и планировали. Трофим зачищает остатки, – его слова тут же подчеркнул не стройный залп неподалёку.
Лагерь предстал во всем своём ужасе на земле. Повсюду, в немыслимых, застывших в последней агонии позах, лежали тела. Тлели обугленные остовы шатров и повозок. Бойцы, разбившись на тройки, методично прочёсывали территорию, изредка прерывая зловещую тишину контрольными выстрелами.
– Те, кто мог, бежали, – голос Михаила был ровным и усталым. – Селение разгромлено. Нашли восемь женщин и девушек, живых. Замученных… не считали. Как Трофим закончит, двинемся в селение. Костя уже ушёл на подмогу к Хайбуле.
Едва наши сотни втянулись в селение, с другой его стороны донёсся нарастающий гул перестрелки, крики, звон стали и конское ржание. Мы быстро пересекли опустевшие улочки и вышли на подмогу группе Хайбулы, что сошлась в конной схватке с горсткой прорывающихся наёмников. Разведчики Кости, заняв позиции по краю, меткими выстрелами из пистолетов отсекали врага. Я не стал им мешать, наблюдая за работой.
Пластуны тем временем прочёсывали селение. Они действовали жёстко и методично: находили укрывшихся в развалинах врагов и, не ввязываясь в лишние схватки, безжалостно их ликвидировали. Эпизодически глухо рвались гранаты. Бойцы помнили мой наказ: «Патроны и гранаты мы сделаем снова. А убитого пластуна – никогда. Мне не нужны герои. Мне нужны живые профессионалы». В большинстве своём в первой и во второй сотнях служили пластуны прошедшие горнило боёв батальона и очень бережно относились к своим жизням. Потери были незначительные. Двое убитых девять раненых. Двое погибли при зачистке селения.
Среди конных Хайбулы восемнадцать погибших, семь раненых. Кроме четверых, все чеченцы-аккинцы.
– Я не смог их удержать, Пётр. – с горечью произнёс Хайбула.
Я промолчал, ожидая доклады всех командиров. Не заметил как рассвело. Селение было разорено основательно. Хайбула мрачно смотрел на содеянное наёмниками и молчал. Бойцы вернулись к лагерю наёмников.
Глава 34
Крепость Грозная.
Предрассветная мгла еще окутывала крепость, когда сквозь крепостные ворота вихрем ворвался запыхавшийся вестовой. Лицо казака было иссечено ветром и усталостью, а на лошади вздымалась пена. Бросив дежурному измотанного коня, он, не теряя ни секунды, бросился к зданию штаба.
Уже через полчаса у его порога стали появляться офицеры, на ходу застегивая мундиры. Вскоре в зале собрался весь командный состав гарнизона. Крепость Грозная, самый мощный опорный пункт левого фланга Кавказской линии, пробуждалась тревожным утром. За ее валами и бастионами стояли батальоны нескольких пехотных полков, артиллерийские команды, казачьи сотни Моздокского и Кизлярского полков. Здесь хранились большие запасы провианта, снаряжения и пороха.
В наступившей тишине раздались твердые шаги – в штаб вошел генерал Головин. Его взгляд, тяжелый и пронзительный, медленным кругом обвел собравшихся.
Первым слово дали вестовому.
– Ваше превосходительство, младший урядник Ковалин, Синявинская сотня! – отчеканил казак, застыв по стойке «смирно». – Вчера к полудню станицу атаковали горцы. Силы не менее пяти сотен. Часть жителей успела укрыться в укреплении, но многие были застигнуты врасплох. Шла уборочная страда… На момент моего выхода горцы хозяйничали в станице и штурмовали укрепление.
Генерал медленно перевел взгляд на полковника Савина.
– Какой гарнизон в укреплении?
– Неполная рота, ваше превосходительство, при двух орудиях, – последовал сдержанный ответ.
Головин подался вперед, и его голос зазвучал с холодной, язвительной усмешкой:
– Полковник, вы мне докладывали, что три сотни пластунов встанут кордоном перед станицами. И где же этот батальон?
Савин, побледнев, пытался оправдаться:
– Ваше превосходительство, тремя сотнями невозможно закрыть тридцать пять верст! Они должны были прикрыть лишь наиболее опасные направления…
– А что предприняли лично вы, полковник, для укрепления этой линии? – не отступал Головин.
Савин молча опустил глаза, впиваясь взглядом в полированную столешницу. Стоявший чуть в стороне капитан Лесников сжал челюсти так, что его скулы напряглись и заиграли желваками.
– Молчите? – тихо произнес генерал, и эта тишина прозвучала громче любого крика. – Что ж… Срочно готовить к выступлению второй батальон Куринского полка, Кизлярскую казачью сотню, драгунский полуэскадрон и два орудия конной артиллерии. Отряд поведу лично.
В зале поднялся сдержанный гул изумления. Офицеры переглядывались, не веря своим ушам. Наконец, полковник Савинов, собравшись с духом, сделал шаг вперед:
– Ваше превосходительство, в вашем личном участии нет необходимости! Позвольте поручить командование подполковнику Ступину – он вполне справится с этой задачей.
– Довольно споров, полковник. Я принял решение, вы остаётесь временно комендантом Грозной. Будьте готовы к нападению. Хотя, это маловероятно.
В десять утра, отряд под командованием генерала Головина выдвинулся в сторону Синявино.
– Вадим Сергеевич, выступайте вместе с отрядом. – Савинов с тревогой смотрел на Лесникова. – Не к добру этот выход.
– Слушаюсь! – капитан Лесников вышел из кабинета начальника штаба.
* * *
Ибрагим прикорнул у замаскированного ветками орудия рядом с Прошкой. Мысли путались, возвращаясь к одному – предстоящему бою. Какой отряд и в каком числе выйдет из Грозной на выручку, оставалось лишь догадываться.
Их засада была крепка: пять орудий его батареи, пешие поляки и полсотни русских дезертиров да пленных. Даже здесь, в лесу, их разделяла незримая стена. Поляки, молчаливые и собранные, с открытым презрением косились на русских, своих вынужденных союзников. Одни шли в бой за идею, яростно и осознанно, другие – по жуткой необходимости, спасая шкуру. Помимо них, в зарослях затаилась пешая, сборная рота горцев – чеченцы, кабардинцы, кумыки.
Самая близкая точка – участок дороги в двухстах шагах. Орудия были наведены, пристреляны по пустому месту. Ждали. Сегодня.
Чуть ниже, в версте у брода, стоял в засаде конный отряд поляка Яна. А на противоположном берегу, скрытый лесом, покоилась главная сила – две тысячи всадников Абдулах-амина. Куда он обрушит этот удар, Ибрагим не знал. Да и не нужны были ему эти знания. Он лишь надеялся отсидеться на этом берегу, выполнить свое дело и уцелеть.
Где-то около полудня по дороге пронесся всадник, отчаянно размахивавший шестом с привязанной белой тряпкой. Это был условный сигнал от дозорных: колонна вышла и движется в их сторону.
Рядом с орудием, словно из-под земли, вырос чеченец Абаз.
– Ибрагим, готовься. Очень надеюсь на тебя и твоих артиллеристов, – тихо, но четко бросил он. Абаз командовал всей засадой, и в его словах чувствовалась тяжесть ответственности.
Ожидание затянулось. Лишь часа через два показался казачий разъезд, проскакавший рысью и скрывшийся вдали. Вслед за ним, поднимая облако пыли, показалась конная колонна казаков в темно-синих черкесках. За казаками, мерно позванивая амуницией, двигались драгуны, а в их голове – группа командиров с эполетами, которые ослепительно поблескивали в лучах солнца. Чуть далее, тяжело ступая, тянулась длинная колонна пехоты.
Орудие Ибрагима было первым в линии. Он, не дыша, следил за «блестящей группой» офицеров. Когда те поравнялись с его позицией, он сунул раскаленный фитиль в запальник. Орудие оглушительно рявкнуло, выплюнув в сторону дороги смертоносный заряд дальней картечи. Тотчас, неровной очередью, грохнули остальные орудия батареи.
Прислуга, относительно быстро перезарядила орудие, вкатив его на прежнюю позицию. Ибрагим сместил прицел вправо и выстрелил по новой цели – скучившейся группе драгун. Батарея отработала очень даже неплохо, выпустив все пять зарядов на ствол, и смолкла. Ее задача была выполнена, и участвовать в дальнейшей бойне смысла не было.
Едва рассеялся дым, на разгромленную колонну стремительно налетела конница Абдулах-амина. Несколько разрозненных групп пехотинцев успели сомкнуться в каре, но форма его была уродлива и ненадежна. Конница проломила его с первой атаки, и началась страшная, беспощадная рубка практически беззащитной пехоты.
Из двух орудий, бывших в колонне, одно было повреждено первым залпом, а второе успело дать один ответный выстрел, прежде чем прислугу изрубили в считанные секунды. Конные горцы прибывали со всех сторон, как саранча, завершая уничтожение разбитого отряда. Абаз с пехотой отправился к броду отдав приказ батарее сниматься, и двигаться след за ними.
Абдулах-амин, воодушевлённый разгромом крупного русского отряда, медленно подъехал к месту недавнего боя. Воздух был густым и тяжёлым, пропитан запахом пороха, пыли и крови. Вокруг, в немых и неуклюжих позах, лежали тела его врагов, что могло быть слаще этого зрелища? Что могло сильнее утвердить его правоту и мощь?
Воины, занятые сбором трофеев, встречали его громкими криками, вскидывая вверх окровавленные шашки. Но имам, кивая в ответ, уже думал о следующем шаге. Почти сразу он отрядил преследовать бегущих остатки отряда под командованием Яна Собеского и около шести сотен Хочара.
Затем его внимание привлекла группа пленных. Более восьми десятков человек. В основном – пехотинцы в изодранных и запылённых мундирах, к ним добавилась горстка казаков и драгун. Четверо офицеров стояли чуть в стороне. Двое из них, тяжелораненые, не могли подняться и лежали на земле, уставившись пустыми взглядами в небо. Все стояли с опущенными головами, охваченные либо стыдом, либо животным страхом. Абдулах-амин молча разглядывал их, наслаждаясь своей полной властью над этими сломленными людьми.
– Анзор, – обратился он к подошедшему нукеру. – Много ли мы потеряли?
– Восемь десятков погибших, есть раненые, – тот почтительно склонил голову.
Имам окинул взглядом поле, его лицо оставалось невозмутимым.
– Не будем терять времени. Оставь здесь сотню пеших для охраны пленных и сбора добычи. Остальным – немедленно выступать к Грозной. Все селения и станицы на пути проходить быстрым маршем, не ввязываясь в стычки. Главная цель теперь – Грозная.
– Слушаюсь, имам, – Анзор поклонился ещё раз и отошёл, торопливо отдавая приказания, чтобы поднять войско в новый поход.
* * *
Капитан Лесников сидел, прислонившись к колесу разбитой телеги, и с трудом сдерживал стон. Грудь пылала огнём, каждый вдох давался с хрустом и острой болью. Хотелось пить – до тошноты, до помутнения в глазах. Во время последней атаки его сбила с ног лошадь – чудовищный удар, от которого он потерял сознание. Очнулся он уже тогда, когда всё было кончено. Отряд был полностью разгромлен.
Основные силы горцев ушли в сторону Грозной, оставив для охраны пленных пешую сотню. Те спешно собирали трофеи и готовились наутро уходить в горы. Все, кто мог хоть как-то двигаться, были поставлены на работы. Тяжелораненый подполковник уже скончался, а штабс-капитан с перебитой ногой не мог передвигаться. Лесников и молодой подпоручик, сами едва держась на ногах, кое-как перевязали его и теперь сидели под надзором двух бдительных горцев.
Когда совсем стемнело, пленных разбили на группы и связали. Горцы принялись «ухаживать» за ранеными – добили троих искалеченных казаков. Видя это, один из казаков, коренастый и рыжеволосый, внезапно начал кричать что-то на чеченском языке. Охранник грубо оборвал его, ударив прикладом в лицо. Но казак, словно зверь, мгновенно вскочил на ноги, и лезвие ножа блеснуло в темноте. Он полоснул охранника по горлу и с низким, нечленораздельным рычанием кинулся на второго, успевая ранить того в руку.
Еще двое его товарищей, будто ждавшие только этого сигнала, ринулись в отчаянную драку с голыми руками. Озлобленные горцы, взбешённые гибелью двоих своих и ранением третьего, обнажили шашки и принялись рубить всех подряд, кто оказывался рядом. Эта кровавая вакханалия прекратилась лишь тогда, когда к месту побоища прибежал их сотник. Он грубо расталкивал воинов, осыпая их отборными ругательствами и пинками.
Поднялся невообразимый шум – воины, горячась, пытались что-то доказать командиру, тыкая окровавленными клинками в тела зарубленных казаков. Когда всё утихло, выяснилось, что в результате этой вспышки ярости погибло двое горцев и двенадцать пленных.
Привезли, наконец, бурдюки с водой. Лесников жадно глотал тепловатую, пахнущую овчиной влагу, чувствуя, как она почти физически гасит огонь в пересохшем горле. Утолив жажду, он откинулся назад, закрыв глаза. Но облегчение было недолгим. Помимо тупой, раскаленной боли в груди, там же, глубоко внутри, начинало жечь иное, куда более гнетущее чувство – обида. Обида за то, что не погиб в честном бою, а оказался здесь, в плену, беспомощный и униженный. По его грязным щекам текли горячие слезы. Он боялся даже думать, что ждет его впереди – рабство, пытки, медленная смерть. От боли и отчаяния сон не шел, и лишь под самое утро, совершенно измученный, он ненадолго провалился в тяжелое, болезненное забытье.
Проснулся он внезапно, будто от сильного толчка. В сером, предрассветном сумраке его взгляд зафиксировал странное движение: серые, бесшумные тени скользили между спящими телами и разбитыми повозками. Они двигались как призраки, целенаправленно и смертоносно.
Тишину рассвета разорвал внезапный, гортанный крик, почти сразу же захлебнувшийся. И тут же рассветную мглу прошили первые выстрелы, за ними отрывистые вопли горцев, лязг стали, короткие, обрывающиеся стоны. Резня была молниеносной и безжалостной.
Мимо лежащего капитана, не замедляя шага, промелькнули несколько фигур в знакомой форме. Один не задерживаясь, хладнокровно застрелил поднявшегося с земли охранника. Второй, не сбавляя хода, взмахнул укороченным плащом, и тело второго горца беззвучно осело. Они не останавливались, исчезая в лагерном хаосе как тени. Никаких криков «ура», никаких возгласов – только молниеносная, тихая работа.
– Контроль и зачистка. Сторожко, братцы. Пленных не брать, – раздалась где-то рядом негромкая, властная команда.
«Пластуны… Полковника Иванова…» – пронеслось в голове у Лесников с такой ясностью, что он внутренне вздрогнул. И тут же, накрыв его с головой, хлынула волна такого всепоглощающего, оглушительного счастья, что у него перехватило дыхание. Он не мог говорить, не мог шевельнуться, лишь беззвучно рыдал, и слезы облегчения и радости текли по его лицу, смешиваясь с грязью и прошлыми дорожками слез отчаяния. Его просто сломила, раздавила эта внезапная, невероятная перемена судьбы.
