Текст книги "Шайтан Иван 7 (СИ)"
Автор книги: Эдуард Тен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
Глава 37
Я сварил себе крепкого кофе и с наслаждением потягивал обжигающий, горький напиток, чувствуя, как он возвращает меня к жизни.
– И как ты, командир, эту горечь пьешь? – Паша с нескрываемым любопытством наблюдал за мной.
– Тебе не понять, Павел. Ты не любил.
– Чего это я не любил? И при чём тут кофий?
– Да ну тебя, не ломай мне кайф.
– А что такое кайф? – не унимался он.
– Паша, ты чёрта достанешь! Кайф – это удовольствие, от арабского слова «кэйф», которое ты сейчас благополучно рушишь.
– Ладно, ладно, молчу, – Паша, видя моё возмущение, благоразумно отступил.
К костру подошли Савва с Эркеном.
– Докладываю, командир, – Савва присел на корточки. – С юга подошёл отряд полковника Буген…. Бугенталера, – запнулся он. – Два неполных батальона пехоты, Моздокский и Кизлярский полки – тоже не в полном составе. Конная батарея, четыре орудия. Горцы ушли, не дожидаясь их. На той стороне было около восьми сотен конных. Также подошли терцы и наши семёновцы, скоро будут у тебя – всего пять сотен. Допросил пленных. Прошёл слух, что Абдулах-амин тяжело ранен.
– Абдулах-амин ранен? – переспросил я, отставив чашку.
– Командир, это пока только слух, – уточнил Савва.
– Поэтому они малый обоз собрали и стали уходить, – добавил Эркен. – Пленный сказал, что сам видел, как в фургон грузили носилки с Абдулах-амином. Наша шальная граната его достала. Какое ранение – не знает.
– Так, так… – У меня мгновенно закружились мысли о последствиях ранения имама. – Если он ещё и умрёт, всё может так закрутиться, что мама не горюй…
– Командир, к тебе, – Паша выдернул меня из размышлений.
К костру подходили Соловьёв и Дорожный.
– Здравы будьте, господин полковник! Позволите присоединиться? – весело пробасил Василий Иванович.
Мы обнялись с командирами семёновцев.
– Что-то вы припозднились, господа, – слегка поддел я их.
– Торопились как могли, Пётр Алексеевич, да только к шапочному разбору поспели. А вы, гляжу, славно погуляли тут?
– Ну, а кто бы сомневался! Чтобы пластуны без хабара остались? Вон, накосили сколько – не унести всё, – рассмеялся Дорожный.
– А мы на что? Всегда поможем братьям хабар до дому донести!
– Потери большие? – поинтересовался Соловьёв, оглядев лагерь. – По всему видать, бои были серьёзные.
– Есть потери, – вздохнул я. – Не получается без них. Последние данные ещё не доложили. Пока хабар не соберут, есть не будут, – с досадой произнёс я.
– Тут ты не прав, Пётр Алексеевич. Хабар для казака – дело святое.
– Здравия желаю, господа казаки! – К костру вернулся Андрей, спрыгнув с лошади. – Командир, потерь нет, а побили их с две сотни.
Андрей, довольный удачным боем, был на взводе.
– Всегда бы так, – облегчённо выдохнул я. – Сядь, успокойся.
Я налил ему бренди из фляги. Он одним духом опрокинул кружку и благодарно кивнул.
– Вам, господа? – предложил я гостям.
– Наливай, Пётр Алексеич! Хороша твоя «брендя» – самое время принять на грудь, – Дорожный с удовольствием крякнул. – Теперь рассказывай, как вы тут воевали.
Пришлось коротко поведать о наших действиях у крепости. Все войска постепенно разместились на большом поле. Батальон ставший в левой половине, четко ограничился от остальных. Правильный прямоугольник, сотни по его сторонам. Оборудованные отхожие места, места для приёма пищи. Тела горцев отвозили подальше, к выкопанным рвам и хоронили в братских могилах. Семёновцы и Терцы расположились рядом. Местные жители вышли из крепости, активно помогали в разборе завалов и остатков того, что не взяли трофейные команды пластунов и казаков. Старшины сотен запасали мясо погибших лошадей. Глядя на хозяйственных пластунов, из крепости прибыли команды, которые присоединились к ним. Пластунов, казаков кормили мясом до отвала. Так получилось, что все командиры собрались в нашем лагере, вечером приехал полковник Бугенталер.
– Добрый вечер господа! Полковник Бугенталер, командир сводного отряда присланного на помощь.
– И вам не хворать. Полковник граф Иванов-Васильев, командир отдельного пластунского батальона, а это командир Семёновского полка подполковник Соловьёв, командир Терского полка, войсковой старшина Буханин, офицеры полков и моего батальона. – Представил я всех на правах старшего. – Присаживайтесь к нашему огоньку. Вы не голодны, господа? – обратился к полковнику и командирам Моздокцев и Кизлярцев.
– Признаться, ваше сиятельство, с утра так и не пришлось поесть нормально. Не откажемся.
Аслан и бойцы быстро принесли кулеш в котелках и блюдо с отварным мясом. Пока гости насыщались, остальные продолжили беседу о сражении, что происходили вокруг крепости.
– Дозволь спросить, ваше сиятельство, командир Кизлярского, Луговой Фёдор Степанович. Сказали, что вы ведаете, как сотня наша погибла? – он нахмурился, глядя на меня тяжёлым взглядом.
– Нет, Фёдор Степанович, как казаки пали не знаю. Отбили мы полон у горцев, солдаты, и двое ваших раненых казаков. Скажу тебе одно, старшина. До нашего прихода, трое казаков с голыми руками схватились с охраной. Двоих убили, одного ранили. Горцы озлобились и зарубили их. Те, кто видел весь бой, сказали, что первый, кто кинулся и зарезал горца, рыжий был. Их похоронили отдельно.
Луговой напряженно слушавший меня вдруг замер и опустил голову. Разговоры стихли.
– То братишка мой, самый младший из нас. – Хрипло сказал старшина. – Один в мать пошёл, рыжая она у нас была. Трех месяце нет, как дочь у него народилась, вторая. Всё жалел, что не мальчик. – Тяжёлая мужская слеза скатилась по лицу старшины и упала на землю. Он сидел с застывшим взглядом погружённый в воспоминания и все старались не мешать ему прощаться с братом в своих мыслях.
– Ты не кручинься так, старшина. Доля наша такая, казацкая. Горцев там пластуны навалили изрядно. Виру кровью взяли в достатке. – Вздохнул Дорожный.
– Ты глянь в нашем хабаре, старшина, может оружие брательника найдёшь или чего ещё из ваших. Там твои казачки у нашего доктора лечатся. Они то уж тебе все в подробности обскажут. – Добавил Трофим.
Луговой тяжело поднялся.
– Благодарствую, ваше сиятельство. Дозвольте, пойду я, навещу казаков.
– Ступай Федор Степанович.
Неловкое молчание повисло в воздухе, прерываемое лишь потрескиванием углей в костре. Его прервал полковник Бугенталер.
– Господин полковник, имею распоряжение от командира корпуса, генерала Воронцова: провести зачистку от остатков отрядов горцев вдоль Сунженской линии, с правом захода на прилегающую территорию. Какие силы можете выделить для усиления моего отряда?
– Думаю, с вами выступят Семёновский полк и четыре мои сотни, – ответил я после короткого раздумья.
– Замечательно. Завтра на совещании у начальника линии утвердим окончательный состав. Благодарю за ужин и гостеприимство. Честь имею, господа.
Проводив гостя, мы остались в кругу своих. Настал тягостный момент докладов о потерях. Цифры прозвучали горькие: двадцать три убитых, двадцать семь раненых, из них пятеро – тяжело. Основная тяжесть легла на четвертую сотню, что приняла первый удар во время зачистки Синявино и прорыва оттуда горцев.
– Плохо, господа сотники, – обвёл я собравшихся тяжёлым взглядом. – Потери непозволительные.
Фрол, опустив голову, молча признавал свою вину.
– Можно найти оправдания, но корень зла – в слабой подготовке личного состава. Слишком рано вы успокоились, решив, что бойцы готовы. Для кого-то это приемлемый результат, но не для нас. С сегодняшнего дня – усиленная отработка боёв в населённых пунктах. В поход выходят все сотни, кроме четвёртой. Четвёртая отвечает за охрану обоза и артиллерии. У тебя, Фрол, самые большие потери, нужно дать людям возможность оправиться. Всем проверить готовность к выступлению по полной программе. Андрей Владимирович, каковы наши возможности по конскому составу?
– Четыре сотни посадить можем, командир, – доложил начальник штаба. – Но с фуражом проблема. Сена хватает, а овса – в обрез.
– Попробуйте решить вопрос с интендантами в крепости.
– Так мы уже пытались. После того, как заняли драгунские казармы, к нам прискакал их интендант, поднял шум и попытался обвинить нас в хищении.
– А вы, конечно, ни сном ни духом? Ни горсти овса не прихватили? – поддел я его.
– Обижаешь, командир! – Андрей посмотрел на меня с напускной святостью. – Мы, наоборот, даже трофейное оружие, сотню лошадей и прочее барахло сдали.
– То-то я смотрю, лошади фургоны сдвинуть не могут. Ладно, будем решать. Четвёртой сотне: с нашим уходом начинайте планомерное движение к Синявино, а далее – на базу к Веселову. Там и дожидайтесь нашего возвращения. Свободны.
В полдень следующего дня в Штабе Грозной собрались все командиры частей. Совещание открыл полковник Савин.
– Господа, начальник линии генерал-майор Головин, в следствии тяжёлой контузии, находится в госпитале. Я, начальник штаба, полковник Савин, временно, исполняю обязанности начальника линии.
Заметил рядом с полковником капитана Лесникова, у которого, помимо воли, скривился рот в горькой усмешке. Полковник Савин полчаса вещал о всех перипетиях прошедшей осады и в конце озвучил план предстоящего боевого выхода и состав участвующих частей и подразделений. Совещание провёл в общем быстро и по-деловому. Все стали расходиться переговариваясь и планируя вопросы взаимодействия.
– Господин полковник, ваше сиятельство, прошу вас задержаться.
– Ваше сиятельство, хочу лично поблагодарить вас за вовремя оказанную помощь. Если бы не ваше вмешательство, горцы бы прорвали оборону.
Я слегка поклонился соглашаясь с Савиным.
– Пришло донесение, вам необходимо прибыть в Тифлис к командиру Кавказского корпуса. Туда вызваны начальники линий, атаман Кавказского казачьего войска и вас приказано непременно известить.
– А с чем связан столь экстренный вызов?
– Право слово, не знаю, полковник. Наверное, это связанно с последними событиями. У меня просьба к вам. Не сочтите за труд, возьмите с собой все рапорта и донесения, передайте его высокопревосходительству.
К нам подошёл капитан Лесников.
– Ещё раз благодарю вас, ваше сиятельство. За спасение из плена. Долг за мной.
– Не стоит господа. Я выполнял свой долг и хватит об этом. Вашу просьбу обязательно выполню, господин полковник. Пусть передадут бумаги моему ординарцу. Честь имею господа.
– Чего хотели от тебя? – встретил меня Андрей дожидавшийся у коновязи.
– В Тифлис срочно вызывает командир корпуса. Мазурова, атамана и меня. Не задавай глупых вопросов… Не знаю. – остановил я Андрея.
– А как же выход на успокоение недовольных?
– Ты поведёшь, князюшка. Или слабо?
– Ты меня на слабо не бери, сиятельство. Отчизна сказала надо, я ответил есть.
– Силён, Андрей Владимирович. Теперь не боюсь за судьбу империи с такими защитниками.
– И не надо ёрничать, Пётр Алексеевич. – нахмурился Андрей.
– И в мыслях не держал, Андрей Владимирович. – рассмеялся я.
– Когда тронешься?
– Сказано, скорейшим образом. То есть немедленно.
– Только своих возьмёшь? Может пяток разведчиков? Неспокойно на дорогах. – Озаботился Андрей.
– Нет, моих хватит. Плохо, что мундир в карете остался у Хайбулы. Придётся в полевке рисоваться. Не комильфо получается.
– Да ладно, нашёл о чем переживать. Ты, командир, из гущи сражения и сразу, по первому клику начальства, прибыл и встал по стойке смирно. Явился и не запылился. Награждать изволите или по шеям дать. – Стал развивать свою фантазию Андрей.
– Довольно есаул, панибратство не допустимо на службе. – сурово я прервал его.
– Виноват, ваше сиятельство. Может все-таки возьмёшь усиление, командир? – стал серьёзным Андрей.
– Нет, на легке пойдём.
По прибытии в лагерь, дал команду своим ухорезам готовиться к дороге в Тифлис. Через час мы выехали из лагеря подняв за собой облако пыли.
Глава 38
Князь Воронцов, командующий Кавказским корпусом, был раздражён до крайней степени. Причиной тому был набег Абдулах-амина – дерзкий, хорошо спланированный и, что всего обиднее, во многом удавшийся.
Исполнение его, возможно, и не было идеальным, но оказалось достаточно хорошим, чтобы нанести Сунженской линии значительный ущерб. Были разграблены Синявино, несколько мелких укреплений и постов, серьёзно пострадали три станицы. В довершение всего горцы осадили саму крепость Грозную. Точные потери ещё не подсчитаны, ущерб не оценён, но масштаб ясен и без цифр. Пусть нападение в итоге отбили быстро, а противнику нанесли чувствительные потери, – это не смягчало главного: сокрушительного удара по репутации самого Воронцова.
В памяти невольно всплывали обрывки разговора с графом Ивановым-Васильевым, который не раз намекал на необходимость усилить именно участок под началом генерала Головина. Логика была железной: слабое место и привлекает удар. Но Головин мер не принял, и вот результат – Абдулах-амин проломил оборону в нескольких местах, нанеся войскам линии чувствительное поражение.
Ситуацию усугубляло одно, самое неприятное обстоятельство: всё это произошло накануне визита наследника престола, цесаревича Александра, чей приезд ожидался в середине сентября. Воронцов уже получил предписание усилить охрану в местах пребывания высокого гостя. А что он имел теперь? Взбудораженное местное население, воодушевлённое пусть и небольшими, но победами Абдулах-амина. Для князя, вступившего в командование корпусом всего два месяца назад, ситуация складывалась более чем неблагоприятно. Сроки его командования не могли служить оправданием – разве что небольшим смягчающим обстоятельством.
Особо горькой иронией казалось ему то, что правый фланг, где начальствовал генерал-лейтенант Мазуров, отделался лишь стычками с мелкими бандами, а участок, контролируемый отдельным пластунским батальоном, и вовсе отличался образцовым порядком. Даже здешние черкесы, настроенные дружески, участвовали в недавних операциях батальона в Дагестане и Малой Чечне. Контраст был разительным.
Набег вскрыл множество недостатков и упущений, которые теперь требовалось срочно исправлять. В дополнение ко всему замечена нездоровая активность турок в Армянской области. Они не решались на полноценное вторжение, но мелкие банды регулярно нападали на приграничные селения. Князь Воронцов сидел за столом, заваленным бумагами, в которых нужно было разобраться и наложить резолюцию. Он мысленно тонул в этом ворохе проблем и отчётов. Тяжело вздохнув, он взял первую попавшуюся бумагу и погрузился в чтение.
* * *
На третьи сутки, без особой спешки, мы добрались до Тифлиса. Остановился в гостинице «Астория». Первым делом смыл с себя дорожную пыль и переоделся в повседневную форму, которую предусмотрительно захватил мой ординарец Аслан. Его забота и дальновидность были для меня надёжной стеной, за которой я мог отдохнуть, не думая о бытовых мелочах.
Подумав, решил не являться к князю Воронцову с дороги, отложив визит на завтра. Отправил Пашу с бумагами в канцелярию, наказав сдать их под роспись – никак иначе. Сам же направился в жандармское управление, чтобы отправить в штаб генералу Дубельту краткий отчёт о недавних событиях. За мной числилась обязанность докладывать ему обо всём значительном, давая свой анализ, и отвертеться было невозможно.
В управлении я попросил доложить о моём приходе начальнику. Дежурный, ненадолго удалившись, быстро вернулся. – Прошу, господин полковник, начальник ждёт вас.
В кабинете меня встретил жандармский полковник в голубом мундире, на котором красовались ордена: Владимир четвёртой степени, Анна третьей степени и Станислав третьей степени с мечами. При моём появлении он вышел из-за стола.
– Здравия желаю! Командир отдельного пластунского батальона, полковник граф Иванов-Васильев, – отрекомендовался я по уставу.
– Здравствуйте, Пётр Алексеевич. Полковник Барович, Юрий Германович, начальник управления. Не удивляйтесь, я с вами давно знаком заочно – не по любопытству, а по служебной необходимости. Так вышло. Рад личной встрече.
Барович, лет сорока пяти, с мягкими, почти профессорскими манерами, смотрел на меня умными, проницательными глазами.
– Чем вызван ваш визит в Тифлис? – По предписанию командующего корпусом явиться к нему немедленно. Причины мне неизвестны. – Так… – Барович на мгновение задумался. – Вероятно, это связано с приездом цесаревича Александра. – Цесаревич на Кавказе? – искренне удивился я. – Вы, вижу, не в курсе: в середине сентября ожидается прибытие его императорского высочества. Мы получили массу указаний по обеспечению его безопасности, а тут такие неприятные события… Князь Воронцов пребывает в сквернейшем расположении духа. Должны прибыть генерал Мазуров и ваш атаман. Подполковник Булавин уже здесь. И что важнее, есть новости по делу генштабиста.
– Насколько они серьёзны, Юрий Германович? – Я не мог скрыть интереса. – Об этом доложит полковник Желтов. Он плотно занят этим вопросом и кое-что выяснил. Просил о встрече завтра. Так что все заинтересованные лица соберутся здесь, и вы всё узнаете, – предложил жандармский полковник.
– Отлично. Завтра с утра на приём к князю, а затем сразу к вам. И ещё, прошу отправить мой пакет вашей почтой. Заметил, как Барович незаметно посмотрел, кто получатель, когда принимал пакет.
Процедура повторилась. Барович при мне опечатал пакет сургучом, сделал пометку «Весьма срочно» и передал дежурному.
Уже под вечер, спускаясь в ресторан гостиницы, я встретил подполковника Булавина. – Добрый вечер, Пётр Алексеевич! – Здравствуйте, Максим Сергеевич! Не присоединитесь? – пригласил я его к своему столику.
Булавин, сделав заказ, сразу перешёл к делу: – Вы, конечно, в курсе последних событий? – В общих чертах – да. А вы можете добавить какие-то детали? – Что именно вас интересует?
В этот момент подошёл официант, и разговор прервался. – Давайте сначала поужинаем, Максим Сергеевич, – предложил я, – а потом поднимемся ко мне, выпьем чаю. – С удовольствием! – Булавин с видимым аппетитом принялся за еду.
Тем временем Тифлис окончательно погрузился в вечерние сумерки. Центральные улицы, освещённые фонарями, были полны гуляющей публики; из открытых дверей кофеен и ресторанов доносился оживлённый гул. Эта картина мирной, спокойной жизни действовала умиротворяюще.
Поднявшись в номер, мы удобно устроились в креслах с чашками ароматного чая. – Ваш вызов, Пётр Алексеевич, не случаен, – начал Булавин. – Полагаю, князь Воронцов намерен просить вас усилить охрану цесаревича. Тот прибывает в середине сентября и, думаю, непременно пожелает ознакомиться с вашей базой и батальоном. Насколько мне известно, вы близко знакомы с его императорским высочеством и даже, можно сказать, дружны.
– Вы весьма осведомлены обо мне, Максим Сергеевич. – Что вы, Пётр Алексеевич! Наше местное общество, хоть и с опозданием, но всё же знакомится со столичными сплетнями. Мир не без добрых людей, – усмехнулся Булавин. – А вы стали фигурой довольно заметной. Благосклонность императора, покровительство графа Бенкендорфа и самого цесаревича… Кого угодно впечатлят. Я уж не говорю о вашей супруге – ни для кого не секрет, чья она дочь. Как, по-вашему, должен реагировать на всё это простой дворянин из захолустного городишки? Молчите? То-то и оно… Зависть, обида на вселенскую несправедливость – обычные чувства.
– Надеюсь, вы лично, Максим Сергеевич, не испытываете ко мне ничего подобного? – рассмеялся я. – Вам смешно… – задумчиво и с лёгкой грустью произнёс Булавин. – Нет, пожалуй, не испытываю. Разве что самую малость. Я, знаете ли, тоже не без слабостей, и ничто человеческое мне не чуждо. Но довольно о личном. Князь Воронцов просто взбешён из-за успешного набега горцев. Полный разгром и уничтожение нашего отряда, разорение станиц и осада Грозной серьёзно подрывают авторитет Воронцова. Если бы не визит цесаревича, то можно было бы как-то смягчить, лишнее не сообщать, а нужное выделить в нужном свете. Ну вы сами знаете, Пётр Алексеевич, как всё это делается. Цесаревич, несмотря на неспокойную обстановку, всё равно будет настаивать на посещении тех мест и, не дай бог, полезет в какую-нибудь заваруху. Вот князь Воронцов будет просить вас охранять цесаревича и останавливать от совершения необдуманных поступков.
– Вы говорите со мной об этом с подачи вашего начальника, Максим Сергеевич?
– Нет, конечно, Пётр Алексеевич. Это чисто мои измышления по данному вопросу. Другие варианты не столь важны. Князь долго ждал подобного места службы. Он боевой генерал и может принести много пользы будучи командующим Кавказского корпуса. И не ошибусь, если моё начальство будет оказывать поддержку ему. Князь весьма разумен и не похож на бездушного солдафона.
– Да, вы правы, Максим Сергеевич, согласен с вашей оценкой генерала. Посмотрим, что покажет завтрашний разговор.
– Надеюсь, Пётр Алексеевич, вы сможете понять и поддержать князя. Учитывая ваши возможности, это вполне возможно сделать.
– Боюсь вы переоцениваете меня, Максим Сергеевич. – улыбнулся я в ответ.
Уверенность в том, что беседа ведётся с подачи Баровича стала очевидна. Ранним утром я вошёл в приёмную командующего Кавказским корпусом, адъютант узнал меня.
– Здравствуйте, ваше сиятельство. Генерал ожидает вас. – Он быстро исчез за дверью кабинета. Открыв дверь, жестом пригласил меня войти.
– Здравия желаю, ваше высокопревосходительство! – Я чётко поприветствовал генерала.
– Здравствуйте, Пётр Алексеевич! – Лицо князя выражало искреннюю радость. Он подошёл ко мне и протянул руку для пожатия.
– Ознакомлен о вашем участии в отражении набега Абдулах-амина. Весьма впечатлён и обрадован тем, что на линии существует формирование, способное на такие дела. Действия вашего батальона не дали возможности захватить Грозную. Даже боюсь представить последствия этой катастрофы. – Нахмурился Воронцов.
– Ваше высокопревосходительство…
– Оставьте, Пётр Алексеевич, – поморщился Воронцов.
– Фёдор Иванович, вы слишком драматизируете ситуацию, – поправился я.
Воронцов тяжело опустился в кресло и жестом пригласил меня занять противоположное. Приказав адъютанту распорядиться насчёт чая, он замолк, дожидаясь, пока накроют низкий столик. Лишь сделав первый глоток, генерал поднял на меня взгляд, ожидая продолжения.
– Набеги горцев были, есть и будут, – начал я. – Вопрос в том, как мы на них отвечаем. Я уже докладывал его величеству о своих соображениях, и результатом стал именной указ, расширяющий мои полномочия. Я являюсь сторонником более гибкого установления контроля на Кавказе.
– То есть, вы предлагаете отказаться от карательных экспедиций в ответ на вылазки? – уточнил Воронцов.
– Отнюдь, нет, Фёдор Иванович. Ответ должен быть жёстким, но адресным, а не мазать всех одной краской. И уж точно не стоит бездумно взваливать на себя вину за все грехи прежних командующих и с покаянной головой ожидать все кары небесные. Ваша задача – принять сложившуюся ситуацию как данность и выработать твёрдый план действий. План, который обеспечит спокойствие на Кавказе и позволит мирно подвести местные народы под руку империи. Простите мой менторский тон, я, кажется, увлёкся.
Воронцов смотрел на меня по-новому, будто открывая с неожиданной стороны.
– Что вы, Пётр Алексеевич, продолжайте! – с искренним интересом сказал князь. – Подход более чем любопытный.
Наша беседа затянулась больше чем на час. Воронцов слушал внимательно, временами делая пометки в тетради и задавая точные, проницательные вопросы.
– Что ж, мысли чрезвычайно интересные, – подвёл он черту. – Нам необходимо встретиться ещё и обсудить всё обстоятельнее. А теперь – о главной причине вашего визита, Пётр Алексеевич. К нам прибывает с ознакомительной поездкой цесаревич Александр. Мне известно, что вы дружны с его высочеством… – Воронцов многозначительно посмотрел на меня. – И потому я хочу попросить вас: усильте его охрану вашими пластунами и, если возможно, оградите его высочество от необдуманных шагов.
– Разумеется, Фёдор Иванович. Можете быть спокойны. Я приложу все усилия, чтобы и охрана была надёжной, и настроение у цесаревича было конструктивным.
– Признаться, Пётр Алексеевич, я не перестаю удивляться вашему дару, – задумчиво произнёс Воронцов. – Вы, несмотря на происхождение, начали с самых низов и за кратчайшее время достигли таких высот. Честно говоря, в вашем присутствии, порой, чувствую себя дремучим солдафоном. Я всегда был далёк от светских радостей. Сперва не было возможностей, а когда они появились – пропало всякое желание, – он грустно усмехнулся. – Но довольно о грустном. На днях состоится совещание по поводу визита цесаревича, где нам волей-неволей придётся обсуждать и последние неприятные события. Ваше присутствие там необходимо. На сегодня свободны, полковник. До встречи.
Наконец то освободившись, отправился в жандармское управление, с нетерпением ожидая новостей по вопросу о генштабисте. В кабинете начальника управления меня ожидали Барович и Булавин.
– Здравствуйте, господа! Простите, немного задержался. Генерал потребовал полного отчёта о действиях батальона.
– Присаживайтесь, Пётр Алексеевич. Ожидаем прихода полковника Желтова, – сообщил Барович.
Минут через пять дверь кабинета отворилась, и на пороге появился офицер в безупречно сидящем пехотном мундире. На груди – орден Святой Анны третьей степени с мечами и Станислав третьей степени. К эфесу сабли была прикреплена анненская темлячная лента. Он был красив той брутальной, воинской красотой, что нравится женщинам: аккуратные усы, цепкий холодный взгляд, уверенные движения.
– Здравия желаю, господа, – произнёс он, быстрым взглядом окинув меня, а затем остановившись на Баровиче.
– Полковник Желтов Яков Елизарович, начальник первого отделения штаба корпуса. А это полковник граф Иванов-Васильев, командир пластунского батальона. – Представил нас Барович.
Желтов заметно расслабился.
– Рад знакомству, ваше сиятельство. Много наслышан о вас.
Я вежливо поклонился в ответ.
– Яков Елизарович, можете не стесняться присутствия графа. Он один из первых заподозрил неладное и был инициатором начала расследования этого дела.
– Что ж, это всё меняет, – Желтов кивнул. – Пожалуй, начну с самого главного, опуская незначительные подробности. После отработки всех офицеров, подходящих под заданные рамки, у нас осталось три кандидата на роль предателя: полковник Вихров, подполковник Новиков… и последний – я.
Он сделал паузу, давая нам осознать сказанное.
– Но два дня назад произошло событие, которое, на мой взгляд, ставит всё на свои места. Пропал подполковник Новиков. Он проходил по интендантской службе в отделе снабжения войск фуражом. До этого я тщательно его проверял – ничего порочащего не обнаружил. Даже масштабная ревизия не выявила грубых нарушений. Напротив, его отметила комиссия, и он был повышен в должности. За три с половиной года службы на Кавказе он сделал хорошую карьеру.
Желтов помедлил, выбирая слова.
– Мои изыскания, видимо, не остались незамеченными. Сведения о негласной проверке просочились в офицерскую среду и вызвали настороженность. А тот факт, что к делу подключились жандармы, и вовсе посеял тихую панику.
– Итак, как именно пропал подполковник? – уточнил Барович.
– Позавчера он не явился на службу без предупреждения. А вчера его денщик доложил, что Новиков уехал, не сказав ни слова, и с тех пор о нём ни слуху ни духу.
Барович задумчиво покачал головой:
– Одного невыхода на службу, конечно, мало для обвинения в предательстве. Что ещё вы о нём знаете, Яков Елизарович?
– Выпускник академии Генштаба. Начинал в пограничной страже на западе, но был тяжело ранен в ногу… Отстранили от строя, и он согласился на перевод по интендантской части в Кавказский корпус, где получил звание подполковника.
– А каков он был по характеру? – спросил Булавин.
– Человек замкнутый, держался особняком. С сослуживцами почти не сходился. Говорили, что ранение и хромота его изрядно надломили. Холост, постоянных связей с женщинами не замечено. Из наград – Станислав третьей степени. Из семьи – лишь старший брат, служит в судебном ведомстве в Самаре.
И при всём при этом он имел доступ к важной информации? – вновь вклинился Барович.
– Именно так. Он работал с данными о маршрутах, сроках движения и прочими деталями нашей транспортной линии. Доступ был ограниченный, но весьма обширный. При определённой сноровке он мог добыть и больше. К тому же, по долгу службы он постоянно контактировал с местными, закупая фураж. Идеальные условия для вербовки или для утечки.
– А что вы можете сказать о полковнике Вихрове? – поинтересовался Барович.
Желтов слегка пожал плечами, как бы отмахиваясь от самой возможности подозрений.
– Офицер штаба. Исполняет обязанности одного из заместителей начальника, ведает учётом и планированием. Служака, что называется, от Бога. Семья у него в Тифлисе – жена, дочь, сын. Всё чисто. Подозревать Вихрова… даже нелепо.
Он сделал паузу, его взгляд стал тяжёлым.
– Что же касается последнего человека, в нашем кругу подозреваемых, то остаюсь я, господа. Как начальник канцелярии, обладаю доступом ко всем секретным документам. Что делает меня одновременно самым информированным и самым подозрительным. Исключая информацию о транспортных маршрутах и перевозках. Они не находятся в моей компетенции.
В кабинете повисло неловкое молчание, которое прервал я. – Яков Елизарович, а комнату подполковника Новикова вы осматривали?
– Зачем? – полковник недоумённо поднял брови. – Денщик доложил: вещи на месте. Уехал в служебной форме, на своём коне. Ничего с собой не брал. Кажется, всё очевидно.
– Тем не менее, я хотел бы её осмотреть, – настаивал я.
– Как пожелаете. Я пришлю к вам посыльного. Он проводит вас к офицерским казармам, на окраину города.
Поблагодарив его, я подтвердил, что буду ждать. Желтов крякнул, поднялся из-за стола. – Вынужден извиниться, господа, дела не ждут. Честь имею. И, щёлкнув каблуками, он вышел.
– Ну вот, – произнёс Булавин, едва за дверью затихли шаги. – Похоже, полковник уже нашёл себе козла отпущения. А вы что на сей счёт полагаете, Пётр Алексеевич?
Я медлил с ответом, в голове крутилась неуловимая мысль. – Не знаю. Слишком уж всё… гладко. Безупречный офицер вдруг бежит, не взяв даже носового платка. Это больше смахивает на спектакль. Объявить розыск, конечно, необходимо, Юрий Германович. И желательно успеть до визита его императорского высочества, – я нарочно упомянул цесаревича, чтобы придать делу высочайший приоритет.
Внутри всё сопротивлялось этой простой версии. Я не стал делиться сомнениями, лелея в душе тихую надежду: быть может, в жилище Новикова мне удастся отыскать ту самую неочевидную деталь, что прольёт свет на это странное исчезновение.
Обещанный посыльный прибыл примерно через час. Распрощавшись с жандармами, я вышел из управления на яркую, шумную улицу. – Здравия желаю, ваше высокоблагородие! Младший унтер-офицер Сивков. Приказано сопроводить вас до офицерских казарм. – Веди, унтер.
