Текст книги "Шайтан Иван 7 (СИ)"
Автор книги: Эдуард Тен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Шайтан Иван 7.
Глава 1
Подполковник Дэниэль Флетчер, офицер британской военной разведки, задержался в одном из приграничных селений на турецкой – российской границе. Десять лет службы в Османской империи не прошли даром – турецким он овладел в совершенстве. До недавнего времени служба его вполне устраивала. Дела шли более чем успешно: Флетчер изрядно обогатился, попутно выработав джентльменское безразличие к вопросам о праведности или порочности своих доходов. Подобные тонкости, считал он, не должны волновать варваров – ни здешних, ни тамошних.
Репутация Флетчера у начальства была безупречной. Обладая широкими полномочиями и, что куда важнее, щедрым финансированием, он умело создавал на российской границе перманентное состояние вялотекущей войны. Этот тлеющий конфликт доставлял Кавказскому военному округу изрядные беспокойство и напряженность. Отлаженная агентурная и разведывательная сеть позволяла Флетчеру оперативно реагировать на малейшие изменения в обстановке.
Однако самой драгоценной жемчужиной в его работе был агент, внедренный в штаб русского корпуса. Эта находка разведки казалась Флетчеру подарком судьбы. Умный, изобретательный, безрассудно смелый и решительный в действиях – агент был бесценен. Стоил он, конечно, огромных денег. Но Флетчер был уверен: каждый пенни, потраченный на него, окупался сторицей.
Однако последние два года обстановка неуклонно ухудшалась. Если поначалу неприятности казались лишь мелкими и досадными, то теперь они обрушились на Флетчера сокрушительной, катастрофической лавиной. Один лишь тотальный разгром тыловой службы, та глубокая ревизия и зачистка, что методично выкорчёвывала его агентов – нанесла сокрушительный удар по всей его сети, поставив под смертельную угрозу даже его бесценного агента в штабе.
Долгие годы Флетчер и его агент выстраивали эту сеть, оттачивали её работу до совершенства. Она была не только его оружием, но и источником щедрых доходов для множества заинтересованных лиц по ту сторону границы. Благодаря ей он знал практически о каждой крупной операции, задуманной русским командованием Кавказского корпуса и вдоль линии обороны. Эта осведомлённость была его главным козырем, позволяя не просто парировать действия противника, но и наносить ему чувствительные, унизительные поражения: разгром мелких отрядов, сожжённые селения, захваченные пограничные посты и форпосты, перехваченные обозы с припасами – всё это было возможным лишь благодаря его всевидящему оку в штабе.
Теперь этот отлаженный механизм окончательно дал сбой. Восстановить его в обозримом будущем не представлялось ни малейшей возможности. Последнее донесение агента было полно отчаяния: началась охота именно за ним. Работу по его выявлению ведут сообща армейская разведка и жандармский корпус – силы, чье сотрудничество смертельно опасно.
Агент в панике. Он требует немедленно подготовить для него пути отхода, «выход из игры», настаивая, что это вопрос жизни и смерти. Особое внимание он умоляет уделить казачьему полковнику, графу Иванову-Васильеву, командиру пластунского батальона. Этот батальон – грозная сила: вооружен и оснащен по последнему слову, его боеспособность исключительна.
Но главная угроза – сам полковник. Именно он выступил инициатором и организатором подписания рокового мирного договора с Хайбулой при личном одобрении русского царя. Агент настаивает: Иванова-Васильева необходимо нейтрализовать в первую очередь, любой ценой. Он требует дополнительных средств на организацию устранения полковника со своей стороны, подчеркивая: – Недооценка графа – фатальная ошибка. Она погубит всё.
Невидимая, но всепроникающая тень влияния Иванова-Васильева на обстановку в Кавказском округе стремительно превращается в смертельную опасность. Агент не просто встревожен – он в панике. Обезглавленная, сильно прореженная сеть информаторов практически парализована.
И тут Флетчер ощутил ледяное прикосновение беспомощности. Что делать с полковником? Конкретных идей не было. Придумать реальную, выполнимую операцию по его устранению в сложившихся условиях оказалось не под силу.
Устав от тяжёлых раздумий, Флетчер откинулся на подушки и закрыл глаза. Потеря двух полевых агентов в стычке с этим проклятым «Шайтан Иваном» добавила горечи в его и без того испорченное настроения. Хотя чего ещё было ждать от самоуверенного, заносчивого Донвера? Да и майор Генворд отличался скорее усердием, нежели умом. Тупой вояка.
Может, агент прав? – пронеслось в уставшей голове. Стоит подумать об отставке. Уйти на время, перевести дух. Но его организация не была тем местом, откуда уходят «просто так». Зато на заслуженный отдых – год, а то и два – он вполне мог рассчитывать. Оставалось лишь помочь своему ставленнику, Абдулах-амину, с летним выступлением. Последний дурак понимал: победить Российскую империю тому не светит. Впрочем, Флетчера это нисколько не заботило. Главное – нанести урон, заставить Россию истекать кровью ресурсов, лишая её покоя. Англия готова была подлить масла в любой огонь, поддержать любого бунтовщика под любым предлогом – лишь бы это сулило выгоду Альбиону.
– Сахиб, прибыл Арди, – тихо доложил, почтительно склонившись, Кумар, один из двух сикхов, верных теней, вывезенных Флетчером из Индии. Они были его личной гвардией: слугами и телохранителями в одном лице. В услужении подполковника состояли ещё двое турок – мастера на все руки, ведавшие багажом и прочими житейскими мелочами, и личный повар, тоже турок. Флетчер спокойно переносил походные тяготы, но зачем терпеть лишения, когда можно обеспечить себе минимум комфорта? К тому же он достиг такого уровня, когда руководил операциями из относительно безопасного места, не рискуя собственной шкурой.
– Зови, – тяжело вздохнул Дэниэль. Признаться, албанцев он не переваривал даже больше, чем курдов. Отпетые головорезы и подлецы. Садисты, которых ненавидели и боялись все наёмники без исключения. Но, признавая их дьявольское умение вести партизанскую войну и совершать молниеносные, жестокие рейды, Флетчер ценил их как идеальное орудие для грязной работы, часто нанимая для специфических операций. Их верность измерялась исключительно весом кошелька. В этом свете на относительную надёжность в выполнении щедро оплаченного контракта можно было рассчитывать.
– Приветствую вас, уважаемый Фарух-ага, – Арди приложил правую руку к груди в почтительном жесте, его поклон был глубоким, но в глазах читалась привычная настороженность. – Рад видеть вас в здравии и благополучии. Явился по первому вашему зову.
– Присаживайся, Арди. Угощайся, – Флетчер небрежно махнул рукой в сторону низкого стола, где на блюдах дымилась вареная баранина, лежали пучки свежей зелени, теплые лаваши и стоял глиняный кувшин с вином.
Албанец опустился на подушки с легкостью хищника и тут же набросился на еду. Он ел жадно, почти зверино, разрывая мясо сильными руками, под ногтями которых чернели полосы засохшей грязи. Лаваш и зелень исчезали с той же скоростью. Флетчер наблюдал, с легкой брезгливостью поморщившись, сделал долгий глоток вина, словно запивая и вид этой трапезы, и необходимость иметь с этим человеком дело. Стол опустел с пугающей быстротой. Насытившись, Арди вытер руки о широкие шаровары, схватил свой бокал и осушил его одним махом.
Фарух-ага – этот псевдоним давно стал его второй кожей в турецких пределах.
– Сколько людей у тебя под рукой, Арди? – спросил Флетчер, отставив бокал.
– Восемь десятков верных воинов, – ответил албанец, облизывая пальцы. – Еще три десятка подтянутся днями. У каждого – сменные кони. Вооружены как надо: ружья, пистоли, трое лучников в придачу. Люди проверенные, кровной клятвой связаны.
– Скоро Абдулах-амин поднимет людей в набег. Я пойду с ними. Твоя задача – идти со мной. Охранять меня и выполнять только мои приказы. Ничьи больше.
– Сколько? – Глаза Арди мгновенно зажглись холодным, алчным блеском.
– Сто золотых лир, – отчеканил Фарух-ага сухо и четко, как отдавая приказ. – Фураж, провиант – за ваш счет.
– Двести! – Албанец ткнул грязным пальцем в стол. – И ни монетой меньше!
– Сто двадцать, – парировал Флетчер, даже бровью не повел. – И десятина с ваших трофеев – мне. – Он сделал паузу, его взгляд стал ледяным. – Не согласен? Найму чеченцев. У них цены разумнее.
Арди замер оценивая. Чеченцы были конкурентами. Хриплый смешок вырвался у него.
– Ладно, согласен. Но деньги – вперед. Поход требует подготовки.
– Пятьдесят – сейчас. Остальные – когда вернемся живыми, – Флетчер отрезал, не оставляя пространства для маневра.
Наемник задумался на мгновение, его взгляд скользнул по фигурам сикхов у входа. – Хорошо! – хлопнул он ладонью по колену.
– Кумар, – Флетчер перешел на английский, его голос звучал устало и повелительно. – Отсчитай господину Арди пятьдесят золотых.
За долгие годы в Турции Дэниэль Флетчер не просто приспособился – он пустил корни в местную почву, усвоив её, как свои собственные. Даже пестрая, дурманящая жизнь Стамбула, с её незыблемыми устоями и холодной реальностью узаконенного рабства, со временем стала ему по душе. Он научился ценить её колорит и извлекать выгоду из её правил.
Главным для него всегда оставался фундамент благополучия – надежные средства к существованию. Всё остальное – комфорт, влияние, удовольствия – было лишь производной от их количества. А средств у Флетчера было в избытке. Именно это изобилие и питало все чаще посещавшие его мысли о жизни праздной, размеренной, посвященной исключительно собственным удовольствиям.
Будучи трезвомыслящим прагматиком до мозга костей, Флетчер не знал мук патологической жадности. Он знал цену деньгам и умел ими распоряжаться. В свои тридцать семь, сохранивший холостяцкую независимость, он все чаще задумывался, что после отставки вернется на туманный Альбион. Мечта – тихая гавань: женитьба на подобающей леди и жизнь в собственном каменном доме посреди родового имения, в окружении приличного общества и английского порядка.
Денег на все эти «хотелки», при условии разумного, а не мотовского их расходования, у него скопилось вполне достаточно. А дураком, способным промотать состояние, подполковник Флетчер не был от роду.
– Всё, решено, – мысленно подвел черту Флетчер. – Последний выход в поле. И каков бы ни был его итог – прошу об отставке. Организуем тяжелую контузию с долговременными последствиями, обстоятельный рапорт, состряпанный по горячим следам. Триумфальных донесений не предвидится, но мелкие победы, умело поданные, обязательно отыщутся. Их хватит для достойного отбытия.
Четко расписав в уме ближайшие шаги к желанной свободе, подполковник Дэниэль Флетчер испытал непривычное спокойствие. Все честолюбивые порывы юности давно перегорели дотла. Достигнув звания подполковника, он ясно осознал: дальнейшее карабканье по служебной лестнице его больше не прельщает. Даже получение ордена Бани III степени, даровавшее рыцарское звание и право именоваться «сэром», лишь слегка щекотало тщеславие – словно легкий ветерок по угасшему костру.
Главное свершилось: социальный статус обеспечен, капитал накоплен. А героически сложить голову «во славу Короны» в его нынешние тридцать семь совершенно не лежало на сердце. Пора было жить для себя.
Глава 2
По прибытию в Пятигорск первым делом доложился атаману Колосову Николаю Леонидовичу. Атаман выглядел уставшим и постаревшим.
– Здравия желаю ваше превосходительство.
– О., Пётр Алексеевич, рад вас видеть, наконец то решили вернуться в родные пенаты. – улыбка мелькнула на губах атамана.
– Вижу, не просто вам досталась проверка тылов наших. – сочувственно проговорил я.
– Что и говорить, Пётр Алексеевич, что есть, то есть. Лет десять жизни пришлось заплатить, переживая подобное. Наложили кучу замечаний и даже несколько взысканий, но оставили при должности. Ладно обо мне, как ваше судебное разбирательство? Признаться я уж грешным делом подумал, что вы не вернётесь. А вам всё нипочём, даже Георгиевским оружием одарены государем.
– Дело закрыто за неимением доказательств, все обвинения признаны ложными. Награждён Георгиевским оружием.
– Всего лишь оружием за мирный договор с Хайбулой. Генерал Мазуров отмечен Владимиром четвёртой степени, мне пожалована Анна третьей степени, кто и чем в штабе линии не ведаю, но все награждены. Вас Георгиевским оружием отметили за бой с отрядом Султана. И это всё?
– Николай Леонидович, не мне судить о моих достоинствах и заслугах.
– Простите, Пётр Алексеевич, – до атамана дошло, что он вторгся в личное и полковнику возможно неприятна эта тема.
– Хочу выразить вам мою благодарность за ваше беспокойство обо мне. Я знаю какое участие вы приняли и поверьте я не забуду этого.
– Полно, Николай Леонидович, свои люди, сочтёмся. Что слышно о Хайбуле? Его жена со мной, хочу быстрей доставить её к мужу.
Атаман задумался. – По всем сводкам и докладам за всё время набегов на него не было. Он хорошо укрепился в Картахе. Веселов поддержал его, когда одно селение попросило помощи. Отбили и зачистили округу от мелких банд. Скот воровали, людей пробовали захватить. Он сам подробности доложит, когда к Хайбуле поедешь. Пока не спокойно там, но не сравнить с тем что было. Есаул твой, неделю тому назад, был у меня, доложился, что всё в порядке, служба идёт как положено.
Попрощавшись с начальством, решил ехать к Хайбуле, видя тщательно скрываемое нетерпение Мелис. Все дела в городе оставил на потом. По пути к базе Веселова проезжали Синявино. Укреплённое селение, в центре небольшое земляное укрепление, вокруг дворов пятьдесят, может немного больше. Проезжая небольшую площадь с колодцем решили напоить лошадей. Мы с Мелис вышли из кареты, чтобы размяться. Вижу странную картину. Три горских подростка, одетые в изрядно поношенную одежду, грязные, с кандалами на руках, под охраной солдата. Вязанки дров лежали у их ног. Тощие волчата со злобными глазами. Старшему от силы четырнадцать.
– Кто такие? – спросил я рассматривая подростков.
– Так это, аманат, ваше высокоблагородие. – Растерялся солдат глядя на меня и моих ухорезов.
– Что за аманат?
– Аманат и есть аманат, обычный – смотрел на меня солдат, как на бестолкового.
– Заложники это, командир. – тихо подсказал Савва.
– А почему они в цепях и на оборванцев похожи? – Спросил я.
– Так, злые они как волчата. А в цепи приказано заковать, потому как родичи их в злоумышлении уличены. Его благородие штабс-капитан Горемыкин приказали.
– И много их?
– Девять, десятый в прошлом годе помер. – вздохнул солдат.
– Давай, грузи дрова и дуй в крепость со своими гавриками.
Мы поехали к крепости. Да и крепость, одно название. Земляной вал не выше двух с половиной метров. Ворота, ногой выбить можно. Часовой, увидев подъехавшую карету, засуетился, послав второго солдата оповестить начальство.
Я вылез из кареты и в сопровождении своих бойцов решительно направился к воротам.
– Стой, далее вход воспрещён. – остановил меня ефрейтор. Одетый в изрядно поношенный мундир, он стоял потный и растерянный, пытаясь совместить устав караульной службы и прибытие непонятного начальства.
– Сейчас начальник караула прибудет, ваше высокоблагородие.
Из ворот, суетливо поправляя мундир, вышел молодой подпоручик. Увидев меня и мою свиту, он окончательно сник и, борясь с непослушными пуговицами, вытянулся в струнку.
– Подпоручик Лунёв, господин полковник. Чем обязан? – голос его дрогнул.
– Желаю видеть вашего начальника, – сухо отрезал я.
– Господин полковник, штабс-капитан Горемыкин… он не совсем здоров… лихорадка, – замялся офицер, избегая прямого взгляда.
– Я вполне могу представить природу его лихорадки. Ведите, подпоручик, у меня нет времени на церемонии, – мои слова прозвучали как приказ.
Лунёв обречённо вздохнул и повёл нас внутрь. Картина, открывшаяся взору, была удручающей, даже по меркам здешних мест. О готовности к обороне и говорить не приходилось – всё здесь с момента постройки медленно, но верно ветшало, представляя собой печальное зрелище запустения. Когда мы приблизились к двери штабного дома, оттуда донесся хриплый, прерывистый крик:
– В шею! Всех… ко всем чертям! Плевать я хотел… – далее поток грязной, бессвязной брани.
Подпоручик замер, густо покраснев. На его лице читалась смесь жгучего стыда и страха.
– Успокойтесь, подпоручик, – холодно заметил я. – Очередной неоценённый стратег, терзаемый тонкими материями. Сколько у вас содержится аманатов?
– Девять душ, господин полковник. Отроки от десяти до четырнадцати лет, – доложил он, с трудом подбирая слова.
– Есть ещё такие пункты содержания заложников?
– Так точно, господин полковник. В укреплении Крестовском, под Грозной. Там, кажется, десять или двенадцать человек. Больше не знаю.
– Хорошо. На обратном пути я заберу ваших аманатов. Под мою ответственность.
– Но, господин полковник… как это возможно? – офицер растерянно замямлил, не веря своим ушам.
– Если я отдаю приказ, значит, имею на то полномочия. Впрочем, можете оставить их себе, – я намеренно сделал паузу, глядя на него, и добавил с ледяным равнодушием: – Ваше дело.
– Нет, нет, что вы! Всё будет исполнено!.. А когда прикажете ожидать? – засуетился он, окончательно сломленный.
– Точного дня не назову. Дня через три. Мне пора.
Мы вышли за ворота. Я уже собирался сесть в карету, но, обернувшись и взглянув на жалкое укрепление и на молодого офицера, который был продуктом и заложником этой системы, не сдержался.
– Послушайте моего совета, подпоручик, – тихо, но так, чтобы слышал он один. – Займитесь укреплением этого гов… этого места. Поверьте мне, набег может случиться когда угодно. А у вас здесь, мягко говоря, не лучший порядок. И не оглядывайтесь на разложившееся начальство. Смерть со спущенными штанами – ещё не самое позорное, что может здесь случиться.
Он молча, тяжело кивнул. В его глазах читалось не только понимание, но и глубокая, безнадёжная усталость.
База третьей сотни меня порадовала. Веселов не только восстановил, он дополнительно укрепил свою базу. Везде порядок и никакого праздного шатания. Все при деле. Мой приезд был неожиданностью для сотника, но он очень обрадовался.
– Здравия командир, давно не бывал у меня, всё по Петербургам мотаешься. О… поздравляю с Егорием. – Заметил он знак Георгия на моей шашке.
– Спасибо, сам клюкву получил. – улыбнулся я. – Вот, что сотник, мне нужно к Хайбуле, жену его отвезти. Как у вас, спокойно?
– Да вроде не балуют, но для верности ещё пяток моих добавлю к твоему сопровождению, командир. Бережёного бог бережёт.
– Вот и ладно. Если есть желание, можешь со мной поехать.
Весь вечер мы проговорили с сотником. Я внимательно выслушал все его достижения и неудачи, его просьбы и пожелания. По состоянию, на сегодня, сотня была в полном порядке, постоянное оттачивание тактических действий бойцов. Помощь Хайбуле и частое совместное патрулирование. Сотню решили посмотреть после визита к Хайбуле.
Ранним утром мы тронулись в Картах и к вечеру прибыли. Нас встретил патруль Хайбулы и разобравшись кто приехал, сопроводили нас в селение. Картах сильно увеличился с последнего моего посещения. Хайбула, как не старался, не смог скрыть своей радости при виде Мелис. Она бросилась к нему, не скрывая своей радости и сразу, после встречи, принялась осматривать свой новый дом. После скромного застолья, мы с Хайбулой уединились в комнате. Я передал ему мирный договор подписанный Императором, он принял его с заметным волнением. Выслушал его обстоятельный рассказ обо всём, что произошло за время моего отсутствия.
– Ходят упорные слухи, Пётр, Абдулах–амин собирает людей, чтобы летом провести набег на вашу линию, на меня и другие селения, которые отказались поддержать его. Он призывает всех встать под его руку и показать неверным и предателям кто хозяин на этих землях. Черкесы с побережья, кабардинцы, лезгины, чеченцы и много добровольцев с турецкой стороны. Поверь, это не просто слухи. Я думаю, что они будут наносить удары во многих местах одновременно. Как я нападал раньше. До последнего момента никто не знал где будет главный удар, а может два. У вас просто не хватит сил прикрыть все опасные направления.
Хайбула, как всегда, был прав и точен. Пока что было трудно даже предположить, какими силами будет оперировать этот имам.
– Скажи, Хайбула, кто будет водить его отряды?
– Говорят, что самым большим отрядом будет править он сам. А главные удары доверят Абдуле и Хочару. Абдул – аварец, Хочар – чеченец. Оба ему слепо преданы. Искусные воины. Особенно Хочар. Храбрый до безрассудства, дерзкий. Воины его и уважают, и боятся, пойдут за ним в самый ад. Абдул осторожен, как старый барс, и уже не так молод. Остальные – предводители мелких шаек. Много курдов, босняков и этих… башибузуков, – он с отвращением сплюнул. – Вот этих-то он наверняка бросит на нас. Им всё равно, кого резать, лишь бы грабить. Они опасны своей жадностью. Им плевать, за кого воевать, главное – добыча. А уж что они творят с побеждёнными… – Хайбула тяжело вздохнул и на мгновение зажмурился, будто стараясь отогнать кричащие воспоминания.
– Скажи, Хайбула, а откуда ты получал сведения перед нападением? Твои лазутчики?
Хайбула задумался. – Лазутчики, это да, но главные и всегда точные сведения передавал Фарух ага. Он англичанин. Как его зовут на самом деле я не знаю. Когда я прибыл из Турции он был здесь. Перед крупными нападениями он давал подробные сведения о количестве солдат, где и сколько. Сведения об обозах, с чем они, охранение и каким маршрутом будут идти. Откуда он брал эти сведения я не знаю. Но и последнему дураку понятно, что у вас предатель.
– Ты случайно не знаешь кто он? – спросил я с затаённой надеждой.
– Нет, конечно, это мои догадки, – усмехнулся Хайбула.
– Ты знаешь где можно найти Фарух агу?
– Нет, да и никто не знает где он находится сейчас. Он чаще обитает на турецкой стороне. Бывает и у нас, но когда не знаю. Думаю в этот раз он будет обязательно. Скорее всего, это он помогает Абдулах–амину нанимать наёмников в Турции.
– Думаю, ты прав, Хайбула. Хорошо бы узнать, где будут главные удары. – мечтательно потянул я.
– Я подумаю и постараюсь узнать – хитро улыбнулся Хайбула.
– Не темни Хайбула, говори, что ты узнал?
– Пока ничего нового, но ко мне приезжал Байсур, сын Алибека. – Хайбула выжидательно смотрел на меня.
– Пётр, это уважаемый старейшина чеченцев ауховцев, ну или аккинцев. Они издавна проживают в равнинной части пограничной с нами и в предгориях. Те, кто граничат с вашей линией, постоянно притесняются военной администрацией. Штрафы, налоги, взяли с них аманат. Дети из семей старейшин. Они устали от войны и разорений. Многие из них и не только чеченцы, аварцы, черкесы не встали бы на сторону Имама, но получается так, что ваши требуют с них нейтралитета и обкладывают налогом, берут аманат, а помощи никакой. Придёт одна рота с пушкой, постоит неделю другую и уходят. Абдулах–амин требует с них налог в виде зерна на борьбу с вами и воинов. Что им делать? Многие уходят в Турцию, если дальше так пойдёт, начнётся мухаджирство.
Я не стал говорить Хайбуле, что исход коренного населения Кавказа не особенно расстроит военную администрацию и самого Императора, это подорвёт его веру в возможное мирное сосуществование. Так и сидел продолжая размышлять.
– У чеченцев предгорий взяли аманат. Они не хотят отдавать детей. Говорят, что их содержат хуже рабов. Они умирают от голода. – Лицо Хайбулы нахмурилось.
– Ты сказал им, что тоже отдал сына заложником?
– Нет, Мурат не заложник, он твой гость. – удивился Хайбула.
– Какая разница? – спросил я недоумевая.
– Ты, не прав, Пётр, если он заложник, то он заложник Шайтан Ивана, это совсем другое дело. Тебе, они готовы отдать своих детей, понимаешь разницу?
– Нет, Хайбула, не понимаю.
– Я заключил мирный договор с самим царём, через тебя. Когда мне грозила опасность уничтожения, войска под твоим командованием сражались вместе со мной. Вернее, это я сражался под твоим командованием. Ты выполнил своё обещание. Все знают о твоей жестокости по отношению к своим врагам, но и знают твою верность данному слову. У нас это много значит. У чеченцев аккинцев нет князей, ханов и других дворян, у них управляет совет старейшин. Алибек, один из уважаемых старейшин. Все прислушиваются к его мнению. Он хочет встретиться со мной и поговорить о мирном договоре с твоим участием. Уверен, говорить он будет об этом.
– Белые придут, грабют, красные придут, грабют, куды крестьянину податься? – тихо проговорил я, переваривая услышанное от Хайбулы.
– Какие, белые? – удивился он.
– Не слушай, это я так размышляю, когда думаю. Старейшины и ты, Хайбула, не должны быть слишком высокого мнения обо мне. Да, я что-то значу, но не настолько много, чтобы решать вопросы мира и войны в одиночку. Могу помочь, но нет гарантии, что всё исполниться так, как договаривались. Россия огромна, я песчинка в ней, Хайбула, и вам никогда не победить в войне с Россией. Никому не победить её.
– Так, что тогда делать?
– Надо пробовать, если долго мучиться, что-нибудь получится. Нужно искать мирные пути. Передай старейшине, что их аманат я заберу к себе. Пока не знаю как всё будет, но голодом морить не буду.
