Текст книги "Феникс и ковер"
Автор книги: Эдит Несбит
Жанр:
Детская фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)
Конечно, вам вовсе не обязательно сбивать до крови костяшки на руках, обрезать пальцы и перемазываться с ног до головы антрацитовой пылью, но в остальном это вполне подходящий способ разводить камин в зимние лондонские вечера. В деревне камины разводятся совсем по другому, и делается это гораздо интереснее, но, с другой стороны, там гораздо труднее вымыться под кухонным краном ввиду полного отсутствия такового.
Пока Антея увеселяла бедных малюток-тараканов, устраивая им светлую жизнь, Джейн была занята таким нелегким и хлопотливым делом, как накрывание на стол. Время чая давно миновало, и потому у нее вышло нечто среднее между завтраком на траве и праздничным обедом. Хотя и без чая не обошлось – разведенный Антеей огонь так весело и соблазнительно потрескивал в камине, что чайник, казалось, совершенно самостоятельно выпрыгнул из кухни и устроился посреди его ласковых язычков. Вскоре чай был готов, но детям не удалось найти ни капли молока, так что взамен им пришлось удовольствоваться четырьмя лишними кусками сахара на каждого. Что же касается закусок, то тут, напротив, царило невиданное изобилие. Мальчики произвели самое тщательное расследование и обнаружили в кладовой порядочный кусок холодного языка, здоровенный ломоть хлеба, несметное количество масла с сыром, а также половинку отличнейшего пудинга – такого пудинга можно отведать только тогда, когда слуги считают, что вас нет дома. А в кухонном шкафу выявился кусок рождественского торта, банка земляничного джема и около фунта засахаренной фруктовой смеси с кусочками рассыпчатого мармелада, затаившимися внутри каждой лимонной, апельсиновой и мандариновой дольки.
Одним словом, получился, как удачно выразилась Джейн, «самый настоящий арабский банкет».
Феникс примостился на спинке робертова стула и с подчеркнутым вниманием выслушал все, что дети могли рассказать ему о своем визите в Линдхерст. Дети же, в свою очередь, с подчеркнутым безразличием (но изо всех сил) наглаживали ногами ковер, до которого, к счастью, могла дотянуться, не падая при этом со стула, даже коротконогая Джейн.
– Можете не ждать сегодня своих рабов, – сказал Феникс, когда дети закончили свой рассказ (и едва не протерли ковер до дыр). – Они нашли себе приют у тетки кухаркиной мачехи, которая, как я понял, сегодня устраивает вечеринку в честь девяностолетнего юбилея матушки двоюродной сестры кузена ее мужа.
– Сдается мне, что сколько бы там всяческих престарелых родственников у них ни было, они все равно не имели права оставлять дом на ночь без разрешения, – сказала Антея. – Ну да ладно, нам нужно вымыть посуду.
– Вообще-то, мне все равно, отпросились они или нет, – твердо заявил Сирил, – но вот мыть за них посуду я не буду, хоть убейте! Конечно, мы ее соберем и отнесем на кухню – но и только. Потом я предлагаю отправиться куда-нибудь на ковре. Не часто у нас выпадает случай вырваться из дому на всю ночь. Мы могли бы прямо сейчас полететь на ту сторону экватора и.. как это?., понежиться посреди буйной тропической растительности и полюбоваться восходом солнца над великим Тихим океаном.
– Точно! – подхватил Роберт, – Я всегда хотел увидеть собственными глазами Южный Крест и тропические звезды – они там величиной с кулак, между прочим.
– Только не это! – очень решительно сказала Антея. – Я так не могу. Я просто уверена, что мама никогда бы не позволила нам бросить дом на произвол судьбы, а одна я здесь оставаться не намерена.
– Я останусь с тобой, – сказала самоотверженная Джейн.
– Не сомневаюсь в этом, – поблагодарила Антея. – Но, знаешь, даже с тобой мне будет как-то не по себе.
– Ты же знаешь, – обратился Сирил к Антее самым любезным и дружелюбным тоном, на какой только был способен в данную минуту, – что я никогда не буду делать то, что тебе кажется неправильным, но..
Тут он замолчал, но вы же знаете, как много иногда можно сказать молчанием.
– Не понимаю, почему… – начал было Роберт, но Антея прервала его:
– Да нет же, тут все по-другому! Сам знаешь, иногда тебе только кажется, что ты делаешь что-то не то, а иногда ты в этом уверен. Так вот, сейчас я в этом уверена.
Феникс ласково посмотрел на нее своими золотыми глазами и с улыбкой произнес:
– Если ты считаешь, что и впрямь уверена, то и делу конец. А твои благородные братья никогда не оставят тебя одну.
– Конечно, нет! – поспешно (пожалуй, слишком поспешно) выпалил Сирил. Роберт заверил Антею в том же самом.
– Лично я всегда готов вам помочь, чем могу, – продолжал Феникс. – А потому я, пожалуй, отправлюсь в этот раз один – неважно, с помощью ковра или моих не менее надежных крыльев – и принесу вам все, чем вы только не пожелаете скрасить сегодняшний вечер. Чтобы не тратить время даром, я полечу, пока вы будете прибираться, – Он немного помедлил, а затем добавил задумчивым тоном: – Кстати, какая разница между «прибираться» и «убираться»? Ведь, насколько я понимаю, это означает примерно одно и то же.
– Что может быть проще? – сказала Антея. – Когда мы прибираемся, мы чистим ковер, собираем игрушки, чиним карандаши, повязываем куклам ленточки – словом, делаем кучу полезных вещей. А когда слуги убираются, то они делают это на всю ночь, и в результате нас бывает некому встретить, когда мы приезжаем из Линдхерста.
– По мне, так лучше бы они убрались навсегда, – проворчал Сирил.
– Впрочем, все это одни пустые разговоры, – спохватился Феникс. – Ну же, решайте скорее, что мне вам принести! Имейте в виду, что я могу принести все что угодно.
Естественно, они так ничего и не решили. Предложений было много – деревянная лошадка, позолоченные индийские шахматы, сопламенный им слон, велосипед, автомобиль, книжки с картинками, музыкальные инструменты и масса всего прочего. Но, как выяснилось, любой музыкальный инструмент может по-настоящему заинтересовать только музыканта, да и то, если он еще не научился играть на нем, как следует. Книги же не располагают к совместным игрищам, а на велосипеде нельзя кататься иначе, как на улице (то же самое касается слонов и автомобилей). Только двое могут одновременно играть одним набором позолоченных шахмат (да и вообще, они скорее напоминают уроки в школе, чем игру), и только один ездок может зараз оседлать деревянную лошадку. В тот момент, когда дискуссия уже готова была перерасти в самую настоящую свару, Феникс вдруг раправил крылья, перелетел на ковер и оттуда обратился к детям со следующими словами;
– Ковер сказал мне, что он не прочь слетать на свою древнюю родину (если вы, конечно, не возражаете) и посетить могилу своего давно покойного родителя – ткацкого станка. Он обещает вернуться через час с грузом восхитительного, нежнейшего и драгоценнейшего товара, которым его родная страна прославилась на весь мир.
– А что это за страна?
– Как раз этого я и не понял. Однако, учитывая то, что время проходит даром, что вы никак не можете придумать что-нибудь толковое и что посуда до сих пор не перебита-то есть, я хотел сказать, не перемыта…
– Понятно! – сказал Роберт. – Я голосую «за». По крайней мере, весь этот базар прекратится. И не забывайте, сюрпризы – это тоже здорово! А вдруг это турецкий ковер? Тогда он вполне может принести нам турецкого чаю. Или турецкого табаку, – откликнулся Сирил.
– Или по турецкой шали, – обрадовалась Антея.
– Или по турецкой бане, – не желала отставать Джейн.
– Ерунда! – заключил Роберт. – Ковер сказал «восхитительного и нежнейшего», а все эти шали и бани (не говоря уже о табаке) можно обозвать как угодно, но только не восхитительными и нежнейшими. Впрочем, о вкусах не спорят. Пускай себе летит. Надеюсь, не смоется, – добавил он, отодвигая стул и вскакивая на ковер.
– Остановись! – воскликнул Феникс. – Как ты смеешь? Стыдно попирать чувства ближнего своего лишь потому, что он родился ковром!
– Да, но как же он сумеет проделать все это, если на нем не будет кого-нибудь из нас? – спросил Роберт, в глубине души надеясь, что этим «кем-нибудь» непременно окажется он сам. – Кто же будет ему загадывать желания?
Но жестокий Феникс лишил его и этой последней надежды.
– Напишите ваше желание на листке бумаги, – произнес он, – и приколите его булавкой к ковру.
Так что пришлось выдрать из антеевой тетрадки по математике чистый листок и отдать его Сирилу, а Сирилу ничего не оставалось делать, как вывести на нем крупными буквами следующее:
Мы желаем, чтобы ты сейчас же отправился на свою любимую древнюю родину и принес нам побольше того восхитительного, нежнейшего и драгоценнейшего товара, о котором говорил. И, пожалуйста, не задерживайся долго.
Подписали: Сирил Роберт Антея Джейн
Когда он закончил, листочек положили на ковер.
– Написанным вниз, пожалуйста! – сказал Феникс – Ковры не умеют читать записки с обратной стороны. Этим они, кстати, ничем не отличаются от вас.
Листочек перевернули и накрепко пришли лили к ковру. Когда стол и стулья был! ( отодвинуты в сторону, ковер немного полежал без движения (очевидно, разбирая по складам корявый сирилов почерк), а потом вдруг взял да испарился – точь-в-точь как лужица воды на раскаленной жаровне. Вот именно, так оно и было – он просто сжимался и усыхал до тех пор, пока не исчез окончательно.
– Пожалуй, ему понадобится некоторое время для того, чтобы собрать самые нежнейшие и драгоценнейшие экземпляры, – сказал Феникс. – Так что я бы, например, занялся битьем… то есть, мытьем посуды.
Так и порешили. В чайнике еще оставалось немало горячей воды, так что дело пошло быстро. Каждый энергично включился в работу, и даже Феникс не сидел сложа крылья – осторожно просунув свои деликатные коготки в дужки чайных чашек, он поднимал их одну за другой над тазом, опускал в дымящийся кипяток, а затем выставлял на стол, где Антея вытирала их полотенцем. Правда, это получалось у него очень медленно, но никто и словом не посмел его упрекнуть – к тому же, он с самого начала предупредил остальных, что хотя он и не имеет ничего против грязной работы, она все же не совсем соответствует его жизненному предназначению. В конце концов вся посуда до последней ложечки была вымыта, высушена и расставлена на буфетных полках, а чайные и тарелочные полотенца развешаны на веревке над сушилкой (Если вам довелось родиться сыном какого-нибудь герцога, маркиза или, на худой конец, советника министра, то вы, быть может, не имеете ни малейшего понятия о том, в чем заключается разница между чайным и тарелоч ным полотенцами. Но в таком случае у вас должна быть весьма осведомленная в этом отношении нянечка, которая охотно все вам растолкует, как только вы этого пожелаете! И как раз в тот момент, когда восемь детских ладошек и одна пара птичьих когтей старательно просушивались при помощи торчавшего из угла мойки роликового полотенца, дети услыхали некий звук. Звук донесся из-за ближайшей к ним стены – стены, отделявшей, как им было известно, кухню от детской, – и это был самый странный и непонятный из всех звуков, которые детям доводилось слышать за свою жизнь. Во всяком случае, все звуки, которые они слышали до того, так же слабо напоминали нынешний, как свисток игрушечного паровозика – гудок океанского лайнера.
– Ковер вернулся! – сказал Роберт, хотя всем остальным это было понятно без слов.
– Интересно, что же это такое он с собой привез? – осведомилась Джейн. – По звуку похоже на Левиафана – знаете, это такое огромное чудовище, которое…
– А вдруг его все-таки соткали в Индии, и теперь он принес нам парочку слонов? – перебил ее Сирил. – Даже если это всего лишь слонята, нашей комнате все равно не поздоровится. Предлагаю всем по-очереди заглянуть в замочную скважину.
Они так и сделали, выстроив очередь по старшинству. Фениксу, бывшему на пару-другую тысячелетий старше самого старшего из присутствующих, было разрешено пялиться в скважину, пока не надоест, но он неожиданно для всех отказался.
– Извините, – произнес он, распушив золотые перья и как-то странно отфыркиваясь, – но всякий раз как я начинаю подглядывать в замочные скважины, у меня почему-то начинают слезиться мои золотые глаза.
Так что первым посмотрел Сирил.
– Там что-то серое шевелится! – сказл он.
– Провалиться мне на этом месте, если это не зоопарк! – воскликнул Роберт, когда настала его очередь. Как бы в подтверждение его слов изнутри хлынула волна непонятных шорохов, шелестов, шепотов, шарканий, шушуканий, шиканий и прочих щипящих звуков.
– А я так ничего не вижу, – заявила Антея. – У меня почему-то глаз дергается.
Подошла очередь Джейн, и она быстро прильнула глазом к крохотному отверстию в стене.
– Это же гигантская кошечка-малюточка! – радостно пролепетала она. – Вон же она, разлеглась по всему ковру!
– Папа говорил, что гигантские кошки называются тиграми.
Вот именно! Гигантские кошки, может, и впрямь зовутся тиграми, но ведь я-то вижу кошечку-малюточку.
– Знаете что? – совершенно справедливо возмутился Феникс. – Не стоит гонять волшебные ковры за нежнейшим и драгоценнейшим товаром, если вы потом даже не осмеливаетесь на него взглянуть!
И Сирил, как самый старший после Феникса, принял всю ответственность на себя.
– Пошли! – сказал он и повернул ручку двери.
Газовые рожки так и не были завернуты после чая, а потому пять пар любопытных глаз, появившихся в дверном проеме, без труда смогли разглядеть всякую незначительную мелочь в детской. Впрочем, не всякую – ковра, например, уж точно не было видно, потому что каждый квадратный дюйм его площади был занят одним из ста девяноста девяти нежнейших и драгоценнейших товаров, которые он приволок на спине со своей любимой родины.
– Ну и ну! – заметил Сирил. – А мне и в голову не приходило, что наш волшебный ковер может быть персидским.
Однако в данный момент в этом не было ни малейшего сомнения, ибо загадочным товаром котором столько уже было переговорено в этот вечер и который теперь, как море, перекатывался от края до края ковра, оказались кошки – самые настоящие серые персы в количестве, как я уже говорила, ста девяноста девяти штук. Конечно, на ковре им было немножко тесновато, и во время полета они изо всех сил прижимались друг к другу, чтобы ненароком не соскользнуть за борт. Но теперь очутившись на полу в детской, они почувствовали себя гораздо увереннее, и стоило только детям появиться на пороге комнаты, как вся эта кошачья банда запрыгала с ковра им навстречу Секунда, другая – и вот уже по детской разлилось шипящее, мяукающее, а то и просто вопящее кошачье море, и чтобы не утонуть в нем дети быстренько попрыгали на стол, подобрав под себя ноги вкупе с полами пиджаков. Через минуту в стену принялись колотить соседи – и не удивительно, ибо кошачьи горлопаны происходили родом из Персии и наверняка учились орать у тамошних муэдзинов.
– Кажется, мы опять нарываемся на неприятности, – сказал Сирил. – С чего бы этим прохвостам так надрываться?
– Полагаю, они голодны, – ответил Феникс. – Если бы вы могли накормить их…
– Да у нас не наберется еды и для двух с половиной этих проглотов! – в отчаянии воскликнула Антея и сбросила со стола запрыгнувшую было туда хищницу. Затем она попробовала утихомирить остальных: – О, милые пушистики, потише пожалуйста! Из-за вас я не слыщу собственных мыслей.
Последние слова ей пришлось прокричать, потому что мяуканье становилось уже буквально оглушительным, и следующая фраза Антеи дошла до остальных в наполовину усеченном варианте.
– …и понадобится целая куча золота, чтобы накупить еды на всю эту ораву.
– Давайте попросим ковер унести их обратно, пока чего не вышло, – предложил Роберт.
– Нет! – в один голос закричали девочки.
– Они же такие мягонькие и пушистенькие, – сказала Джейн.
– И еще очень ценные! – поспешила добавить Антея. – Мы можем выручить за них огромное количество денег.
– А почему бы вам не сказать ковру, чтобы он принес им еды? – предложил Феникс натужным голосом (в котором явно угадывалась осыпавшаяся позолота), стараясь перекричать музыкальные бесчинства хвостатого персидского хора.
Была нацарапана еще одна записка, извещавшая ковер, что он должен как можно скорее раздобыть еды для ста девяноста девяти персидских кошек и с этой едой как можно скорее вернуться назад. С немалым риском для глаз Сирилу удалось прикрепить листок Оумэги к длинному разноцветному ворсу.
Ковер вновь принялся усыхать, и, почувствовав это, голодные кошки посыпались с него, как дождевые капли с мокрого плаща, отряхиваемого перед входом в дом. Ковер же тем временем усох до невидимости.
Если у вас в доме никогда не проживало сто девяносто девять взрослых персидских кошек и если вы никогда не пробовали, основательно поморив их голодом, загнать всех в одну мэ – енькую комнату, вы не сможете даже отдаленно представить себе, какие мучения претерпевали полуоглохшие от несмолкаемого мяуканья дети с Фениксом. Похоже, этим кошкам в свое время было начисто отказано в приличном вос-питани. Во всяком случае, они и не подозревали, насколько нехорошо было с их стороны выпрашивать еду в чужом доме, да еще сопровождая это несусветными завываниями. Напротив, они продолжали мяукать, выть, стонать, урчать и даже как будто подлаивать до тех пор, пока дети в отчаянии не заткнули уши пальцами. Они сидели на столе, недоумевая, отчего это ве сь Камден-таун до сих пор еще не сбежался к их двери узнавать, кого на сей раз здесь режут на куски. Единственным, что согревало им АушУг была слабая надежда на то, что кошачья еда прибудет раньше, чем разъяренные соседи взломают дверь и сокровенная тайна ковра и Феникса станет достоянием камдента-унских пересудов на долгие и долгие времена. А кошки между тем продолжали как ни в чем не бывало мяукать на своем персидском языке, вздыбливать свои персидские загривки и вилять во все стороны своими персидскими хвостами. Дети с Фениксом отчаянно жались друг к другу на самой середине стола.
И тут Роберт вдруг заметил, что Феникса колотит крупная дрожь.
– Эти невоспитанные кошки, – пробормотала золотая птица, – могут ведь и не знать, что я Феникс. А вы же знаете, как непоправимы бывают такие ошибки. Ох, не по себе мне что-то!
Этой опасности дети не предусмотрели.
– Залезай! – скомандовал Роберт, расстегивая куртку.
Феникс не заставил себя уговаривать и в одно мгновение исчез в недрах робертовой куртки. Это мгновение едва не стало для него последним – ибо зеленые глаза уже давно горели недобрым огнем, розовые носы подозрительно принюхивались, а белые усы нервно подергивались, – и не успел Роберт как следует застегнуть куртку, как его по пояс скрыла лавина из чистейшей персидской шерсти. Но в следующее мгновение вернулся старый добрый ковер – он со всего размаху шлепнулся на пол и с облегчением вывалил на него свой груз. То были крысы – триста девяносто восемь крыс, по две на каждую кошку.
– Боже, какой ужас! – завопила Антея. – Сейчас же уберите их отсюда!
– Тебе лучше самой поскорее убраться отсюда, – посоветовал ей Феникс. – И меня с собой забрать.
– Ой, лучше бы у нас вообще никогда не было этого противного ковра! – причитала Джейн.
Кое-как они пробились к дверям и после непродолжительной толкотни вывалились в коридор. Дверь тут же была закрыта и заперта на задвижку. Не теряющий присутствия духа Сирил зажег свечу и перекрыл главный кран, подающий газ в дом.
– Нужно же дать крысам хоть один шанс, – объяснил он.
Мяуканье постепенно смолкло. Затаив дыхание, все пятеро напряженно вслушивались в доносящиеся из детской звуки. Каждому из нас известно, что кошки едят крыс – это чуть ли не первое, что мы узнаем из маленьких коричневых книжечек для чтения. Но вряд ли кто-нибудь из нас сможет представить себе, как сто девяносто девять кошек едят триста девяносто восемь крыс (и наоборот).
Внезапно в безмолвном полумраке кухни, без особого успеха разгоняемом огоньком свечи, которая к тому же вот-вот грозила погаснуть ввиду сквозняка, раздалось громкое шмыганье. Роберт шумно втягивал в ноздри воздух.
– Какой необычный запах! – сказал он.
Не успел Роберт договорить, как в кухонное окно ударил яркий свет фонаря. Затем к стеклу вплотную придвинулось чье-то нахмуренное лицо, и чей-то недружелюбный голос произнес:
– Что это у вас тут за кавардак? А ну-ка впустите меня, да поживее!
То был глас закона!
Роберт на цыпочках подкрался к окну и обратился к полицейскому сквозь слегка надтреснутое стекло (которое совершенно случайно разбил Сирил, пытаясь удержать на носу папину трость, как это накануне вечером проделывал в цирке один на удивление ловкий прощелыга).
– О чем это вы? – наивно осведомился он. – Никакого кавардака у нас тут нет. Сами слышите – тишина и покой.
Он говорил сущую правду.
Вот только странный запах становился все сильнее, и даже насмерть перепуганный кошками Феникс осмелился высунуть клюв из-за отворота робертовой куртки, чтобы узнать, в чем дело.
Полицейский в нерешительности переминался у окна.
– Это мускусные крысы! – сдавленно прошептал Феникс, покидая свое убежище и исчезая в кромешной тьме над буфетом. – Может быть, какие-нибудь кошки и едят их, но только не персидские. Надо же, такой высокоученый ковер – и вдруг такая промашка! Ох, и веселая же ночка нам предстоит!
Пожалуйста, уходите! – занервничал Роберт. – Мы собираемся ложиться спать. Вот видите, специально свечу зажгли. Никакого скандала и впомине нет. И вообще, мы всегда ведем себя тихо, как мышки.
Последние его слова потонули в многоголосом хоре диких кошачьих воплей, с которыми на этот раз успешно конкурировал отвратительный визг мускусных крыс. Что случилось? Неужели первые все-таки решились попробовать последних на зубок перед тем, как окончательно отказаться от столь сомнительного блюда?
– А ну-ка открывайте! – сказал полицейский. – У вас там, похоже, кто-то издевается над целой дюжиной кошек.
– Дюжиной! – охнул Сирил. – Чтоб мне оглохнуть! Дюжиной/
– Ладно, заходите, – сказал Роберт. – Хотите посмотреть – пожалуйста! Только я вам не советую. Подождите секундочку, я открою боковую калитку.
Через секундочку он, как и обещал, открыл боковую калитку, и полицейский, опасливо оглядывась по сторонам, вошел в дом.
И вот, на кухне, в неверном свете оплывшей свечи, посреди кошмарного кошачье-крыснно-го концерта, более всего на свете напоминавшего рев полудюжины пароходных гудков, урчание двадцати автомобильных двигателей и пыхтение полусотни ручных помп, на бедного полицейского обрушились еще и четыре переходящих на крик голоса, наперебой рассказывавших ему четыре совершенно различные, но одинаково запутанные версии безумных событий сегодняшнего дня.
Кстати, вы когда-нибудь пытались объяснить полицейскому самую элементарную вещь?
