Текст книги "Феникс и ковер"

Автор книги: Эдит Несбит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Твое чистосердечное признание, – сказал он, – рассеяло последние мои сомнения. Я расскажу вам мою историю.

– А ты после этого не исчезнешь? Ну, там, растаешь, как сон, или что-нибудь в этом роде? – обеспокоенно спросила Антея.

– А что? – спросил Феникс, расправляя свои золотые перья. – Вы хотите, чтобы я остался с вами?

– О, непременно! – закричали дети самым искренним тоном, на который они только были способны.

– А почему? – снова спросил Феникс, скромно потупив взор-

– Да потому что… – начали все разом, но тут же смолкли, и только Джейн немного погодя добавила: – Потому что ты самая прекрасная птица, которую мы когда-либо видели.

– А ты – прекрасное дитя, – ответил тронутый до глубины души Феникс. – Нет, я не исчезну, и не растаю, как сон, и «что-нибудь в этом роде» тоже не сделаю. Я поведаю вам историю своей жизни. Так вот, как правильно говорится в вашей книге, многие тысячелетия я прожил в пустыне (а это, надо вам сказать, такое огромное и чрезвычйно скучное место, де, сколько не ищи, так и не найдешь ничего похожего на приличное общество) и стал изрядно уставать от монотонности своего существования. К тому же я еще приобрел дурную привычку сжигать себя каждые пять сот лет – а вы-то знаете, как трудно бывает избавиться от дурных привычек.

– Это точно! – сказал Сирил. – Вот у Джейн, например, была привычка кусать ногти.

– Но я же избавилась от нее! – сказала слегка оскорбленная неуместным напоминанием Джейн. – И ты об этом прекрасно знаешь.

– Но сначала маме пришлось намазать тебе ногти горьким алоэ, – сказал Сирил.

– Я сильно сомневаюсь, – серьезным тоном продолжила птица, – что даже самое горькое алоэ (у него, кстати, тоже есть одна дурная привычка, от которой ему не мешало бы избавиться, прежде чем наставлять других на путь истинный – я имею в виду его идиотскую манеру цвести раз в столетие) могло помочь мне. Но, как это ни странно, мне помогли. Однажды утром я пробудился от беспокойного сна, в котором мне досаждали кошмары – дело в том, что недалеко уже было то время, когда мне снова полагалось сооружать надоевший до смерти костер и откладывать туда это треклятое яйцо, – и увидел рядом с собой совершенно мне незнакомых мужчину и женщину. Они мирно посиживали себе на ковре, и после того, как я веж ливо поприветствовал их, рассказали мне свою историю, которую я сейчас и намереваюсь вам изложить, поскольку вы, судя по всему, ее еще не слышали. Они оказались принцем и принцессой и происходили от родителей, история жизни которых настолько замечательна, что я считаю своим долгом немедленно рассказать ее вам. Так вот, когда мать принцессы была еще совсем молодой, ей довелось услышать историю о некоем чародее. История эта настолько удивительна, что вам наверняка будет приятно ее услышать. Этот самый чародей…

– Ой, пожалуйста, не надо! – взмолилась Антея. – У меня уже и так голова закружилась от всех этих бесконечных (потому что ты рассказываешь только начало) историй, а ты увязаешь в них все дальше и дальше. Лучше расскажи нам свою собственную историю, да и дело с концом. Тем более, что это единственное, что мы по-настоящему хотим услышать.

– Что ж, – сказал явно польщенный Феникс, – если пропустить эти семьдесят, а то и все восемьдесят историй, которые мне пришлось выслушать от принца с принцессой в пустыне (хорошо еще, что в пустыне некуда особенно спешить), то остается сказать, что они настолько полюбили друг друга, что не хотели больше никого видеть, и чародей, о котором я уже говорил – не бойтесь, никаких историй не будет! – подарил им волшебный ковер (надеюсь, о волшебных коврах вы слыхали?). Они уселись на него и приказали перенести их куда-нибудь подальше от людей – и он одним махом перенес их в пустыню. А так как они больше никуда не собирались лететь, то ковер им был не нужен – вот они и подарили его мне. Можно сказать, мне выпал единственный шанс в жизни!

– Не понимаю, зачем тебе был нужен ковер. – сказала Джейн. – Ведь у тебя такие замечательные крылья.

– Ты тоже заметила? – сказал Феникс, жеманно раскидывая крылья в стороны. – Однако, мы отвлеклись. Так вот, я попросил принца развернуть ковер, в который и отложил яйцо. Затем я сказал: «А теперь, мой дражайший ковер, покажи, на что ты способен. Отнеси мое яйцо в такое место, где оно может спокойно пролежать две тысячи лет и где найдется человек, который спустя эти две тысячи лет разведет костер из душистой древесины, приправленной ароматическими смолами, и положит в него яйцо, чтобы я мог из него вылупиться». (И надо же, все получилось точь-в-точь, как я приказал!) Не успели эти слова покинуть мой клюв, как и ковер, и яйцо исчезли – растаяли, как сон, или что-то в этом роде. Высокородные любовники помогли мне устроить погребальный костер и, вообще, изрядно скрасили последние минуты моей прошлой жизни. Потом я сгорел дотла и пребывал в небытии до тех пор, пока… э-э-э, как это?., пока перед моими очами не забрезжил свет сего алтаря.

И Феникс торжественно указал когтем на камин.

– А как же ковер? – сказал Роберт. – Волшебный ковер, который переносит, куда не пожелаешь? Что стало с ним?

– А что с ним станется? – пожал плечами Феникс. – Насколько я понимаю, вон он – лежит себе на полу. Ну да, конечно, это он. Я очень хорошо запомнил его узоры.

И с этими словами он показал на ковер, который мама за день до того купила на Кентиш-Таун-Роуд за двадцать два шиллинга и девять пенсов.

Естественно, что в этот критический момент из холла донеслось щелканье папиного ключа в дверном замке.

– Ну вот! – прошептал Сирил. – Сейчас нам здорово влетит за то, что мы до сих пор еще не в постели.

– Пожелайте перенестись туда, – ответил ему Феникс скороговоркой, – а потом верните ковер на место.

Сказано – сделано. Конечно, от этого у детей немного закружилась голова и слегка перехватило дух, но когда все вокруг них перестало крутиться и вертеться, они и в самом деле оказались каждый в своей постели, и свет в спальне был погашен.

Феникс прошептал им из темноты:

– Я буду спать на гардине… И, пожалуйста, не говорите обо мне своим родным.

– Это бесполезно, – сказал Роберт. – Они нам ни за что не поверят. Эй, послушайте! – позвал он через полуоткрытую дверь, ведущую на половину девочек. – Насчет нашего разговора о приключениях и всяких удивительных вещах. Мы просто обязаны извлечь как можно больше того и другого из этого волшебного ковра… и Феникса тоже!

– Это уж точно, – отозвались девочки.

– Дети! – сказал папа, поднимаясь по лестнице. – А ну-ка немедленно спать! Что это вам взбрело в голову разговаривать по ночам?!

На этот вопрос не полагалось давать никакого ответа, но ответ все же прозвучал – правда, очень тихо и под одеялом.

– Взбрело? – пробормотал Сирил, – Кажется, нам пока еще ничего не взбрело. И непонятно, взбредет ли вообще…

– Но у нас же есть волшебный ковер – и Феникс, – сказал Роберт.

– Если сейчас войдет папа и увидит, что ты все еще болтаешь, ты получишь еще кое-что, – ответил Сирил. – Так что заткнись.

Роберт заткнулся. Но при этом он прекрасно понимал (как, впрочем, понимаете и вы), что приключение с ковром и Фениксом еще только начиналось.

Папа с мамой не имели ни малейшего понятия о том, что случилось во время их отсутствия. Так часто бывает – даже в тех домах, где не водятся Фениксы и волшебные ковры.

На следующее утро… Однако вам придется набраться терпения и подождать до начала следующей главы, в которой подробно говорится о том, что случилось на следующее утро.

Глава II
КОВАРНАЯ БАШНЯ

Итак, дети видели собственными глазами, как из яйца, закатившегося им в камин, вылупился Феникс, а также слышали собственными ушами, как он сказал, что лежавший на полу детской ковер – на самом деле волшебный ковер, который может перенести вас, куда ни попросишь. Тут у детей как раз возникла необходимость срочно перенестись в кровати, что и было исполнено. Феникс же отправился отдыхать на гардину, что висела над окном спальни.

– Прошу прощения, – раздался мягкий голос Феникса, в то время как его же клюв деликатно раздвинул веки на правом глазу спящего Сирила, – но, судя по всему, рабы уже проснулись и сейчас готовят на кухне завтрак. Проснись! Мне нужно кое-что выяснить перед тем как… Эй! Нельзя ли поосторожнее?!

Последние слова он прокричал уже с карниза, куда перепорхнул, спасаясь от кулака Сирила, который – по привычке, свойственной всем детям, когда их внезапно будят, – принялся отмахиваться им от надоедливой птицы. Феникс мало общался с детьми и не знал их привычек, а потому его чувствам был нанесен немалый урон. Хорошо еще, что крылья не пострадали.

– Прости, я не хотел, – сказал Сирил, постепенно приходя в себя. – Вернись, пожалуйста! О чем это ты там говорил? Кажется, что-то насчет завтрака?

Феникс соскользнул с гардины и осторожно примостился на железной спинке кровати.

– Ну и дела! Так ты и впрямь настоящий! – сказал Сирил. – Вот это здорово! А ковер?

– Не более настоящий, чем обычно, – презрительно ответил Феникс. – Но, между нами говоря, ковер – это всего лишь ковер, а я – единственный и неповторимый Феникс.

– Да-да, конечно, – поспешно согласился Сирил, – именно это я и имел в виду. А ну-ка. Бобе, подымайся! Не забывай, засоня, что у нас теперь есть кое-что, ради чего можно встать пораньше. Кроме того, сегодня суббота.

– На протяжении всей этой долгой и бессонной ночи, – сказал Феникс, – я предавался размышлениям и в конце концов пришел к выводу, что мое вчерашнее появление не произвело на вас подобающего впечатления. Две тысячи лет назад люди были гораздо более впечатлительны. Кстати, вы, случайно, не знали, что из моего яйца может кто-нибудь вылупиться?

– Конечно, нет! – сказал Сирил.

– Даже если бы мы и знали, – сказала Антея, которая, заслышав серебристые трели Феникса, появилась на пороге спальни в ночной рубашке, – то никогда и ни за что не смогли бы предположить, что из него вылупится такое великолепное создание, как ты. Золотая птица улыбнулась. Вы никогда не видели, как улыбаются золотые птицы?

– Видишь ли, – продолжала Антея, кутаясь в робертово покрывало, так как утро выдалось довольно холодное, – с нами и раньше случались всякие вещи. – И она рассказала Фениксу о песчаном эльфе Псаммиаде.

– Ага! – сказал Феникс, – Псаммиады встречались редко уже в мое время. Я припоминаю, что меня любили называть «псаммиадом пустыни». Меня, вообще, всегда очень любили – уж не знаю, за что.

– Так ты тоже исполняешь желания? – спросила Джейн, которая к тому времени успела проснуться и присоединиться к разговору.

– Слава Богу, нет, – презрительно произнес Феникс. – По крайней мере… Но чу! Я слышу чьи-то шаги и считаю за лучшее на время исчезнуть.

Что он тут же и сделал.

На эту субботу выпал день рождения кухарки, и мама позволила ей с Элизой отправиться на выставку в Хрустальный Дворец, где их с утра поджидали друзья. Как всегда бывало в таких случаях, Антее и Джейн пришлось помогать с уборкой, мытьем посуды и прочими домашними делами. Роберт и Сирил намеревались провести утро за разговором с Фениксом, но у того, как на грех, нашлось занятие поважнее.

– Я должен пару часиков соснуть, – сказал он. – Мне это просто необходимо. Мои бедные нервы нуждаются в небольшой передышке. Надеюсь, вы помните, что вот уже две тысячи лет, как я ни с кем не разговаривал. Я изрядно поотвык от этого занятия и боюсь, как бы со мной с непривычки чего не вышло. Мне очень часто говорили, чтобы я побольше заботился о себе.

С этими словами он забрался в коробку из-под фехтовального шлема (которую несколько дней тому назад, когда папе вдруг вздумалось принять участие в турнире, принесли из кладовой), засунул свою золотую голову под золотое крыло и заснул. Так что Роберту с Сирилом ничего не оставалось делать, как сдвинуть стол в сторону, усесться посреди ковра и пожелать перенестись в какое-нибудь экзотическое место. Но, не успели они решить, куда бы им хотелось отправиться, как Сирил вдруг сказал:

– Знаешь что? По-моему, если мы начнем один, без девчонок, это будет нечестно.

– Но они же провозятся целое утро! – нетерпеливо воскликнул Роберт. Но затем в нем вдруг заговорила такая штука, которую взрослые называют «голосом совести». Так вот, этот самый голос совести сказал: – Если только мы им не поможем…

Сирилов «голос совести» почти одновременно сказал то же самое, а потому мальчики поднялись с ковра и отправились мыть посуду и подметать гостиную. Постепенно Роберт вошел во вкус и предложил помыть крыльцо – он постоянно напрашивался мыть крыльцо, но ему все не давали. Не дали и сейчас, объяснив, что было бы по меньшей мере глупо повторять работу, которую уже успела сделать с утра кухарка.

Когда все дела по дому были переделаны, девочки обрядили весело отбивавшегося младенца в синий разбойничий кафтан, нахлобучили ему на голову треуголку и принялись развлекать его, пока мама переодевалась и собиралась в дорогу. Каждую субботу мама с Ягненком ездили к бабушке, причем обычно она брала с собой еще кого-нибудь из детей. Однако сегодня у прислуги был выходной, и всем четверым было поручено сторожить дом. От сознания важности порученного имдела у детей аж дух захватывало – особенно когда они вспоминали о том, что в доме, который они собирались сторожить, имеется Феникс и – о чудо! – волшебный ковер.

Развлекать Ягненка – одно удовольствие, если вы, конечно, знаете, как играть в «зверо-песенки». На самом деле, это очень просто. Ягненок садится к вам на колени и говорит, каким зверем он хочет быть. После этого вам остается лишь прочесть стихотворение про этого зверя – и дело в шляпе! Конечно, есть такие звери – например, опоссум или марабу, – которых невозможно втиснуть ни в одно стихотворение, потому что с ними ничего не рифмуется, кроме всякой гадости. Но, будьте спокойны, Ягненок отлично знает, какие звери рифмуются, а какие нет.

– Я – маленький мишка! – сказал Ягненок, поудобнее устраиваясь на коленях у Антеи, которая тем временем начала читать:

 
Мой славный, круглый, мягкий мишка,
Тебя люблю я даже слишком!
Сама на знаю почему
Сейчас тебя я обниму!
 

И, конечно же, на слове «обниму» она изо всех сил прижала Ягненка к себе.

Затем ему захотелось быть маленьким лягушонком, и он, войдя в роль, принялся прыгать по комнате, пока Антея читала:

 
Мой лупоглазый лягушонок!
Ты очень малый и смышленый.
Ты – украшенье местных луж,
Мой милый маленький лягуш!
 

Вы, наверное, не знаете, что лягушек, если они мальчики, зовут «лягушами». А вот Ягненок это прекрасно знает.

– А теперь маленький ежик! – сказал он, и Антея продолжала:

 
Мой ненаглядный серый ежик.
Ну до чего же ты хороший —
Меня колючками изжалил
И щекотать себя заставил!
 

И она принялась так энергично щекотать Ягненка, что вскоре весь дом огласился его радостными воплями.

Вообще-то, эта игра предназначена только для самых маленьких – как, впрочем, и стихи, которые наверняка покажутся полной чепухой тем ребятам, которые уже научились читать и знают толк в настоящей поэзии. А потому остальные Антеевы вирши я пропущу,

К тому времени, как Ягненок успел побывать маленьким львом, маленьким кроликом, маленькой лаской и маленькой крыской, мама уже была совсем готова. Поцеловав и обняв (настолько крепко, насколько это позволяло выходное платье) всех по очереди, она взяла Ягненка на руки и в сопровождении мальчиков отправилась на трамвайную остановку. Когда последние вернулись, все четверо собрались в кружок и, заговорщицки потирая руки, одновременно, как некий пароль, произнесли:

– Пора!

Они заперли обе двери и опустили на окнах жалюзи. Они оттащили в сторону стол и убрали с ковра стулья. Мало того, Антея как следует вымела его.

– Мы должны показать ему, что мы его любим, – сказала она. – В следующий раз мы прометем его чайными листьями. Больше всего на свете ковры любят чайные листья.

Затем каждый оделся потеплее, потому что Сирил сказал, что еще неизвестно, куда они попадут, и что на них, еще чего доброго, станут пялиться, если они будут разгуливать на улице во всем домашнем. Вы не забыли, что дело было в ноябре?

А потом Роберт осторожно разбудил Феникса, который, в отличие от Сирила, не стал отбиваться, а неторопливо зевнул, потянулся и мирно позволил перенести себя на середину ковра. Правда, там он снова заснул, как и прежде, сунув свою увенчанную золотым хохолком голову под крыло. Между тем дети расселись кружком на ковре.

Прежде всего, конечно же, встал вопрос о том, куда им лететь, и вопрос этот вызвал целую бурю разногласий. Антея хотела лететь в Японию, Роберт с Сирилом – в Америку, а Джейн страстно настаивала на каком-нибудь морском курорте.

– Там такие красивые ослики! – сказала она.

– Только не в ноябре, глупышка, – ответил ей Сирил.

Спор становился все яростнее, и казалось, что ему не будет конца.

– Я предлагаю спросить у Феникса, – сказал наконец Роберт, и принялся пихать спящую птицу в бок, пока она не проснулась.

– Мы хотим попасть куда-нибудь за границу, – сказали Фениксу дети, – да вот только никак не можем сообразить, куда именно.

– Предоставьте соображать ковру, если, конечно, у него есть чем, – ответил Феникс. – Просто пожелайте оказаться за границей.

Дети так и сделали – ив следующий момент мир вокруг них перевернулся вверх тормашками, А когда все снова стало на свои места и у детей перестала кружиться голова, они обнаружили, что больше не сидят на полу в детской.

Нет, конечно, они по-прежнему сидели на ковре. Правильнее было бы сказать, что ковер больше не лежал на полу в детской. Более того, он больше не лежал на земле – он плавно и стремительно скользил в пьяняще-свежем ноябрьском воздухе. Над головой у детей разлилась бледная голубизна неба, а под ними, далеко внизу, поблескивали своими бриллиантовыми верхушками морские волны. Ковер растянулся, затвердел и стал похож на большой квадратный плот. Он так легко и уверенно парил в воздушном океане, что никому из детей и в голову не пришло испугаться. Прямо по курсу замаячила земля.

– Побережье Франции, – сказал Феникс, просыпаясь и указывая вперед крылом. – Где бы вы хотели приземлиться? На этот раз думайте получше! Лично я всегда оставляю одно желание про запас – на случай, если впутаюсь в какую-нибудь передрягу, из которой потом не выпутаться.

Но его уже никто не слушал – у детей были проблемы поважнее.

– Знаете что? – сказал Сирил. – Пускай ковер себе летит и летит, а когда мы увидим что-нибудь по-настоящему потрясающее, то сразу же остановимся. Правда, здорово?

И они полетели дальше – над коричневой полоской берега, аккуратными черными квадратиками полей и прямыми, как стрела, лентами дорог, по обе стороны обсаженными тополями.

– Это все равно, что поезд, – сказала Антея. – Только в поезде взрослые никогда не позволяют открывать окон, а в окно никогда ничего не увидишь, потому что стекло быстро запотевает и становится как матовое. Так и ложишься спать ни с чем.

– Нет, это скорее похоже на сани, – возразил Роберт. – Так же быстро и плавно, только не натыкаешься в конце концов на резиновый коврик, а летишь себе все дальше и дальше.

– Спасибо тебе, милый Феникс! – сказала Джейн. – Это все благодаря тебе. Ты только посмотри на эту церквушечку-игрушечку! На этих малюсеньких монашенок с белыми ушастыми нашляпничками на головах!

– Не стоит благодарности, – ответил Феникс, вежливо подавляя зевок.

– Ну и ну! – воскликнул Сирил, выражая охватившее всех настроение. – Глядите! Да разве может наша Кентиш-Таун-Роуд сравниться со всем этим?!

Все дружно поглядели и решили, что нет, А волшебный ковер все так же быстро, плавно и, можно сказать, царственно парил над землей, а внизу появлялись все новые и новые прекрасные диковины, от вида которых у них захватывало дух, так что детям не оставалось ничего более, как вздыхать и издавать ахи и охи до тех пор, пока не перевалило далеко за полдень.

А когда перевалило далеко за полдень, Джейн сказала:

– Жалко, что мы не прихватили с собой баранины и пирога с вареньем. Вот было бы здорово устроить пикник прямо в воздухе!

Баранина и пирог с вареньем лежали в кладовой камдентаунского (есть такой район в Лондоне, если вы до сих пор не знаете) дома, который дети должны были что есть мочи охранять. В настоящий момент маленькая серая мама-мышка, проев в корке пирога дыру величиной с робертову голову, пробовала на вкус начинку из малинового варенья. Она никак не могла решить, подойдет ли это угощение маленькому серому папе-мышу, и на всякий случай съела ее всю сама. Так что, от пирога вряд ли кому-нибудь, кроме нее, был какой-нибудь толк,

– Давайте остановимся в каком-нибудь более-менее безопасном месте, – сказала Антея. – У меня завалялся трехпенсовик, а у Роберта с Сирилом есть по четырехпенсовику, которые они сэкономили, не поехав позавчера в город. Так что мы вполне можем купить какой-нибудь еды. Мне почему-то кажется, что Феникс отлично говорит по-французски.

А ковер все летел и летел – над лесами и полями, над горами и реками, над городами и деревнями. Это напомнило детям о том времени, когда у них были крылья и они целый день летали над землей, а потом опустились на крышу церковной колокольни и устроили там себе роскошный обед из цыпленка с го – вяжьим языком, заеденным свежевыпеченным хлебом и запитым газировкой. Под влиянием этих воспоминаний все снова почувствовали себя ужасно голодными и уже совсем было хотели повернуть обратно, как вдруг впереди, на высоком холме, показались развалины древнего монастыря, посреди которых гордо возвышалась нетронутая временем – такой новехонькой она казалась – квадратная каменная башня.

– Смотрите-ка! У этой башни макушка величиной как раз ' с наш ковер, – сказала

Джейн. – Я думаю, что нам нужно спуститься прямо на нее. Тогда всякие там аб… абба абба-' ригены, то есть, я хотела сказать по.~ подслуш-ники не смогут украсть у нас ковер, как бы им ни хотелось. А кто-нибудь из нас сходит и раздобудет всяческой еды – я имею в виду, купит еды, а не стащит из чьей-нибудь кладовки.

– А я думаю, что нам лучше… – начала было Антея, как вдруг Джейн сердито сжала свои пухлые кулачки и закричала: – Ага! Раз я младше всех, так меня можно не слушать?! Ну уж, нет! Я хочу, чтобы ковер приземлился на крыше этой башни – вот!

Ковер как-то неодобрительно вздрогнул, но тут же выправился и через минуту уже завис над квадратной вершиной башни. Затем он начал медленно опускаться – совсем как лифт в магазине «Все для военных и моряков».

– Мне кажется, прежде чем загадывать желания, нужно советоваться с остальными, – обиженно произнес Роберт. – Эй! А это еще что такое?!

Внезапно по всем четырем сторонам ковра стало вырастать нечто серое и явно каменное, как будто кто-то с необычайной быстротой ряд за рядом выкладывал вокруг них стену. Вот она была в фут высотой – а вот уже в два, три, четыре, пять! С каждой секундой стена все больше загораживала солнечный свет.

Антея посмотрела на небо у них над головами, потом перевела взгляд на растущие каменные стены, а потом закричала что есть мочи:

– Мы проваливаемся в башню! У нее нет никакой крыши! Ковру ничего не остается, как приземлиться у нее на дне.

Роберт стремительно вскочил на ноги.

– Нам нужно сейчас же. Эге, да тут полно совиных гнезд! – С этими словами он оперся коленом о проезжавший мимо выступ стены и засунул руку глубоко в бойницу – широкую в основании, но сужавшуюся до щели по мере того, как она достигала наружной поверхности стены.

– Осторожней! – закричали в один голос оставшиеся на ковре дети, но Роберт не внял предупреждению. А потому, когда он вытащил руку из совиного гнезда – в котором, кстати, все равно яиц не оказалось, – его отделяло от ковра уже целых восемь футов свободного полета. ' – Прыгай же, дурачина! – закричал решивший проявить тревогу за брата Сирил.

Но Роберт не мог в одну секунду изготовиться для прыжка, а пока он влезал в бойницу и, извиваясь всем телом, устраивался поудобнее на широком выступе основания, ковер успел опуститься еще на тридцать футов, и Роберт остался в полном одиночестве, ибо в этот день даже сов не было дома – а ведь совы, как известно, до ночи никуда не выходят. Стены башни были на редкость гладкими, и взобраться по ним наверх он не мог. Что же касается спуска, то, едва глянув на зияющую под ним бездну, Роберт закрыл лицо руками и принялся со всей возможной скоростью отползать все дальше и дальше назад – до тех пор, пока его спина не вдавилась в узкий вырез амбразуры.

Теперь он был в относительной безопасности. Перед ним, в рамке внутреннего проема бойницы, виднелась противоположная стена башни. В общем-то, вид был приятный: меж массивных квадратных камней пробивался мох с таинственно мерцающими на нем капельками росы, но этот вид отстоял от Роберта на всю немыслимую ширину башни, в которой ничего, кроме вольного воздуха, не было. Положение было отчаянным. Внезапно в голове у Роберта пронеслась мысль о том, что, судя по всему, ковер может принести им столько же неприятностей, сколько в свое время они натерпелись от Псаммиада.

А теперь представьте себе, что пережили остальные, в то время как ковер медленно, но неуклонно опускал их к самому основанию башни, предоставив Роберту барахтаться на стене высоко у них над головами. Самому Роберту, кстати, не было дела до переживаний остальных, так как ему хватало своих собственных, но вы-то в данный момент не висите на стене и вполне можете проявить капельку сочувствия.

Как только ковер коснулся земляного пола в основании башни, он вдруг потерял всякое сходство с воздушным плотом: упругость, отличавшая его во время всего пути от Камден-тауна до башни, бесследно пропала, и он безвольно раскинулся по булыжникам и земляным выбоинам пола, как самый обыкновенный ковер. Более того, он начал стремительно сжиматься, и дети, почувствовав, как у них вырывают опору из-под ног, быстренько попе-рескакивали с него на землю. Ковер сжимался до тех пор, пока не принял свои обычные размеры, после чего между ним и стенами стало очень много свободного места.

Стоявшие по разные строны ковра дети посмотрели друга на друга, а затем задрали головы и стали шарить глазами по стене, тщетно пытаясь различить повисшего на ней Роберта. Конечно, его там уже давно не было.

– Лучше бы мы остались дома, – сказала Джейн.

– Опять ты за свое! – отрывисто произнес Сирил. – Слушайте, мы не можем бросить Роберта там, наверху. Я хочу, чтобы ковер спустил его вниз!

Ковер вздрогнул, словно пробуждаясь ото сна, снова обрел упругость и легко взмыл между стенами башни. Рискуя свернуть себе шею, дети задирали головы все выше и выше – а ковер все больше и больше удалялся от них по направлению к верхушке башни. Там он повисел, затмевая собою солнечный свет, несколько неприятных мгновений, а потом резко пошел вниз и в конце концов плюхнулся на земляной пол, вывалив туда же немного испуганного, но счастливого Роберта.

– Здорово! – сказал Роберт. – Вот это при-ключеньице! Знали бы вы, чего я только не натерпелся в этой проклятой бойнице. Послушайте, не знаю, как вы, а с меня на сегодня хватит. Давайте вернемся домой и как следует подналяжем на баранину со сладким пирогом. А за границу мы еще тысячу раз успеем выбраться.

– Верно! – поддержали его остальные.

Сегодняшнее приключение успело всем изрядно поднадоесть, а потому дети снова забрались на ковер и хором закричали:

– Хотим немедленно попасть домой!

И в следующую секунду… они не только не попали домой, а вообще не тронулись с места! Ковер даже не шелохнулся. Посреди его продолжал мирно посапывать во сне Феникс. Антея по возможности ласково разбудила его.

– Послушай! – сказала она.

– Слушаю, – ответил Феникс.

– Мы пожелали вернуться домой, – пожаловалась Джейн, – но почему-то застряли, как видишь.

– Пожалуй, – сказал Феникс, оглядываясь по сторонам, – ты права. Вы, как я и в самом деле вижу, застряли.

– Но мы же пожелали вернуться домой! – сказал Сирил.

– Не сомневаюсь, – вежливо ответила птица.

– А ковер и не вздумал пошевелиться, – сказал Роберт.

– Да, – согласился Феникс. – Точнее и не скажешь.

– Но ведь это, кажется, волшебный ковер?

– Абсолютно верно, – сказал Феникс.

– Тогда в чем же дело? – спросили дети одновременно.

– Я пытался предостеречь вас, – сказал Феникс, – но вы не удосужились выслушать меня. Вы привыкли внимать лишь музыке собственных голосов. Согласен, звуки этой музыки – услада для каждого из нас, но иногда…

– Постой-постой! О чем это ты хотел нас предостеречь? – прервал его самый нетерпеливый из детей.

– О том, что ковер может исполнять только три желания в день, а вы все три уже загадали.

На минуту в башне воцарилась гробовая тишина.

– Но как же нам теперь попасть домой? – сказал наконец Сирил.

– Понятия не имею, – сочувственно откликнулся Феникс. – Если хотите, я могу слетать за едой.

– А как же деньги? Ведь ты не сможешь нести их в клюве.

– Не имеет значения. Птицам разрешается бесплатно брать все, что они захотят. Это не считается воровством – если ты, конечно, не сорока.

Детям было приятно узнать, что они оказались правы, предположив то же самое в тот далекий день, когда у них были крылья и они решили воспользоваться ими для того, чтобы полакомиться спелыми сливами в чужом саду.

– Правильно, пусть Феникс прежде всего достанет нам чего-нибудь поесть, – произнес Роберт («Пожалуйста!» – яростно прошептала у него за спиной Антея), – э-э-э – пожалуйста, а пока он летает, мы чего-нибудь да придумаем.

После этого Феникс взмахнул крыльями и, запечатлевшись золотым росчерком на серых стенах, выпорхнул наружу через открытую верхушку башни. Подождав, пока он полностью скроется из виду, Джейн сказала дрожащим голосом:

– А что если он никогда не вернется? Это было не очень приятное предположение, и хотя Антея тотчас же поспешила заявить, что Фениксы издревле считались птицами слова, это никому не прибавило бодрости. Башня была построена таким странным образом, что в ней не было ни одной двери, а ближайшее окно находилось так высоко, что до него не решился бы добраться даже самый опытный скалолаз. Кроме того, в ней было довольно холодно, и Антея то и дело зябко поеживалась.

– Все равно что оказаться на дне колодца, – заметил по этому поводу Сирил.

Детям ничего не оставалось, как сидеть и, ждать в угрюмом молчании, иногда прерываемом голодным урчанием в животе Джейн. В конце концов у всех изрядно заболели шеи от постоянного и длительного запрокидывания голов к видневшемуся наверху квадратному кусочку неба, где должен был появиться Феникс.

Наконец он появился. Он спускался очень медленно и осторожно и, вообще, выглядел чересчур грузным и каким-то раздутым. Когда он подлетел поближе, дети поняли, что впечатление раздутости объясняется тем, что в одной лапе Феникс держал большую корзину с жареными каштанами, а в другой – каравай хлеба. В довершение всего, из клюва у него свисала неимоверных размеров груша. Эта груша оказалась очень сочной и вполне заменила детям питье. После того, как с обедом было покончено, дети дружно принялись обсуждать вопрос о возвращении домой. На этот раз между ними не возникло разногласий, но, если по-честному, то их и не могло возникнуть, ибо никто так и не смог предложить ничего путного. Они даже не могли придумать, как им выбраться из башни: единственным, кто мог летать, был Феникс – но даже Феникс, чьи когти и клюв оказались настолько сильными, чтобы принести целую гору еды, не смог бы подняться в воздух с четырьмя хорошо упитанными детьми.