Текст книги "Феникс и ковер"

Автор книги: Эдит Несбит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

– Нам придется остаться здесь, – сказал наконец Роберт, – и время от времени вопить посильнее – авось кто-нибудь да и услышит! Представляете, тогда они принесут веревки и лестницы и будут спасть нас, как рудокопов из шахты! А потом они решат, что мы убежали из дома и соберут нам денег на обратную дорогу.

– Допустим, – сказал Сирил. – Но так мы ни за что не сумеем попасть домой раньше мамы, и уж тогда-то папа обязательно выбросит наш ковер! Он скажет, что это очень опасная штука или что-нибудь в этом роде…

– А я говорю, что лучше бы мы остались дома, – сказала Джейн.

Все, кроме Антеи, велели ей немедленно заткнуться. Антея же, внезапно просветлев, разбудила Феникса и сказала:

– Послушай, я уверена, что только ты можешь нам помочь. О, милый Феникс, помоги нам, пожалуйста!

– Я сделаю для вас все, что только в моих силах, – немедленно отозвался Феникс. – Чего вы желаете в настоящий момент?

– Как чего? Мы хотим домой! – закричали все разом.

– О! – сказал Феникс. – Ага! Вот как! Домой, говорите? А что значит «домой»?

– Это значит: туда, где мы живем. Где мы все спали этой ночью. И где находится тот самый алтарь, свет которого забрезжил перед твоими очами после двух тысяч лет спячки.

– А, так это, значит, и есть домой? – сказал Феникс. – Что ж, постараюсь помочь, чем могу.

Он перепорхнул на ковер и несколько минут Расхаживал по нему в глубокой задумчивости. Затем гордо расправил грудь и улыбнулся.

– Я, кажется, и в самом деле могу вам помочь, – сказал он. – Нет, я почти уверен в этом. Да что там уверен – у меня нет никаких сомнений! Не возражаете, если я оставлю вас на пару часиков?

И, не дожидаясь ответа, он взмыл сквозь серый сумрак башни к светлому кусочку неба у них над головами.

– Так, – сказал Сирил самым мужественным тоном, на который только был способен. – Он сказал, пару часиков. А вот я читал в книжках о пленниках и всяких там жаждущих избавления заключенных, что для них каждая секунда казалась вечностью. И чтобы хоть как-то скрасить исполненные отчаяния часы ожидания, они находили себе какое-нибудь увлекательное занятие. Полагаю, что для дрессировки пауков у нас слишком мало времени..

– Почти совсем никакого времени, – быстро вставила Джейн,

– …так что мы можем пока выцарапать наши имена на камнях или заняться чем-нибудь другим.

– Кстати, насчет камней, – сказал Роберт. – Видите вон ту кучу булыжников в дальнем углу? Я уверен, что там раньше был проход через стену. Наверняка и дверь там имеется. Ага! Смотрите – камни навалены полукругом, как будто за ними арка. Э, да тут дыра! Какой-то проход! Правда, внутри ничего не видно – слишком темно.

Во время этого монолога он совершил три последовательных действия: а) влез на кучу, б) сбросил с нее лежавший на самом верху камень и в) заглянул в открывшуюся впадину.

В следующее мгновение остальные присоединились к нему и принялись помогать раскидывать кучу. Очень скоро детям пришлось сбросить свои куртки, ибо работа оказалась не из самых прохладных.

– Кажется, и впрямь дверь, – сказал Сирил, утирая лицо. – Что ж, совсем неплохо – на тот случай, если…

Он хотел сказать «если что-нибудь случится с Фениксом», но передумал, не желая пугать Джейн. Вообще-то, когда у него хватало на то времени, он умел вести себя на редкость тактична

Постепенно арочный проход в стене становился все больше и больше. Внутри него было так темно, что даже вечный полумрак башни казался в сравнении с ним ярким полднем. Дети продолжали выбирать из кучи камни и сваливать их неподалеку в другую кучу. Очевидно, эти камни пролежали здесь не одну сотню лет, потому что все они были густо покрыты мхом, а некоторые даже срослись между собой. Так что – как верно, но немного парадоксально подметил Роберт – на такой работе трудно было порости мхом.

Когда арка была наполовину освобождена от камней, Роберт с Сирилом осторожно проскользнули внутрь и принялись одну за другой зажигать спички. Б этот момент они возблагодарили судьбу за то, что она наделила их папой, у которого, в отличие от других пап, хватало соображения не запрещать своим детям носить при себе спички. Единственное, на чем настаивал папа Роберта и Сирила, это чтобы они пользовались спичками, которые зажигаются только от коробка.

– – Тут нет никакой двери, зато есть туннель! – крикнул Роберт девочкам, после того как прогорела первая спичка. – А ну-ка, посторонитесь! Мы повыталкиваем изнутри еше несколько камней.

Что они и сделали посреди всеобщего возбуждения. Теперь от каменной кучи осталась пара-другая булыжников, и глазам девочек открылся темный проход, ведущий в неведомые дали. Все сомнения и тревоги по поводу возвращения домой были немедленно забыты. Это был поистине волнующий момент. Это было даже лучше, чем «Монте-Кристо», лучше, чем...

– Вот что! – вдруг сказала Антея. – Ну-ка, вылезайте оттуда немедленно! В закрытыхтуннелях всегда бывает дурной воздух. Сначала у вас гаснут фонари, а потом вы и сами умираете. Кажется, это называется «гремучий газ». Вылезайте, я вам говорю!

Настойчивость, с какой она обращалась к мальчикам, в конце концов принудила их выбраться наружу. Затем каждый взял свою куртку и принялся махать ею перед горловиной туннеля, чтобы тот «немного проветрился». Когда Антея наконец решила, что они напустили туда достаточно свежего воздуха, Сирил решительно устремился вперед. За ним последовали девочки, а Роберту пришлось замыкать шествие, так как Джейн наотрез отказалась идти последней, ибо всерьез полагала, что там, в темноте, притаилась какая-та неведомая «страшилка», которая только и ждет удобного случая, чтобы наброситься на нее сзади. Внутри туннеля Сирил продвигался более осторожно, беспрестанно чиркая спичками и пристально всматриваясь вперед.

– Глядите, какие у него покатые своды, – сказал он. – И ведь все сделано из камня-. Слушай, Пантера, хватит дергать меня за куртку! С воздухом все в порядке – спички-то горят себе как ни в чем не бывало. А теперь осторожней – тут какие-то ступеньки! Ведут вниз…

– Ой, давайте дальше не пойдем! – сказала Джейн, на которую накатил новый приступ паники (очень, скажу вам, неприятная вещь). – Там наверняка окажутся змеи, ямы со львами и прочие гадости. Давайте пойдем назад и вернемся как-нибудь в другой раз, когда у нас будут свечи и меха для выветривания гремучего газа.

– Ну ладно, давайте выбираться отсюда, – сказал Роберт. Однако последовать его совету оказалось не так-то просто, поскольку никто не мог толком вспомнить, каким путем они добирались сюда. Вообще, вспоминать что-нибудь в темноте бесполезно. Другое дело, когда у вас есть спички. Тогда их даже и зажигать не надо – все вспоминается само собой.

Но, как вы уже знаете, у детей не было спичек, а потому всем им волей-неволей пришлось согласиться с Джейн в том, что лучше бы им было сегодня вообще не высовывать носа из дому. Они уже были готовы предаться самому настоящему черному отчаянию, как вдруг пол у них под ногами подпрыгнул, и чья-то невидимая рука закружила их в смерчевом вихре, увлекая неведомо куда. Все четверо зажмурились (хотя какая от этого польза в темноте, правда?) и крепко вцепились руками друг в друга. Когда смерч наконец ослабил свою хватку, Сирил сказал: «Землетрясение!» – и дети открыли глаза.

Они стояли посреди своей полутемной детской – но как светло и красиво, как тепло и уютно, как, наконец, потрясающе здорово было очутиться здесь после кромешной тьмы подземного туннеля! На полу лежал ковер, и выглядел он так безобидно, словно ему ни разу в жизни не доводилось никого возить за границу. На каминной полке сидел Феникс и с чрезвычайно скромным видом ожидал изъявлений благодарности.

– Но как тебе удалось сделать это? – спросили его дети, исчерпав все известные им формулы вежливости.

– А, пустяки! Я просто слетал к вашему другу Псаммиаду и одолжил у него одно желание.

– Но откуда ты узнал, где его найти?

– Мне сказал ковер. Эти исполнители желаний всегда все знают друг о друге. У них, знаете ли, клановые интересы – совсем как у шотландцев.

– Но ведь ковер не умеет разговаривать!

– Не умеет.

– Тогда каким же образом…

– …я раздобыл Псаммиадов адрес? Говорю же вам, мне подсказал ковер.

– Значит, он все-таки умеет разговаривать?

– Да нет же, – задумчиво произнес Феникс. – Разговаривать он не умеет, но я, знаете ли, понаблюдал за ним минутку-другую, и мне все стало ясно. Мне всегда говорили, что я очень наблюдательная птица.

Только как следует подкрепившись холодной бараниной и оставшимися от мыши корками сладкого пирога (за которыми последовали горячий чай и бутерброды), дети нашли в себе силы пожалеть о рассыпанном на полу подземного туннеля сокровище, о котором, правда, никто и не вспоминал с тех самых пор, как Сирил обжег пальцы в пламени последней спички.

– Ну и ослы же мы с вами! – сказал Роберт. – Всю жизнь гонялись за сокровищами, и вот…

– Да не переживай ты так! – сказала Антея, которая, как обычно, старалась примирить всех и вся. – Завтра мы вернемся туда и заберем твое сокровище. Вот уж тогда накупим всем подарков!

Последующие четверть часа дети не без приятности провели в обсуждении того, ком^ какие следует купить подарки, а когда их филантропический пыл иссяк, потратили еще пятьдесят минут на то, чтобы придумать, что они купят себе.

Роберт уже заканчивал свое перегруженное техническими подробностями описание автомобиля, на котором он намеревался ездить в школу и обратно, как Сирил вдруг прервал его.

– Да ладно вам! – сказал он. – Хватит болтать! Все равно ничего у нас не выйдет. Мы никогда не сможем туда вернуться. Ведь мы даже не знаем, где находится эта треклятая башня.

– Может быть, ты знаешь? – с надеждой спросила Феникса Джейн.

– Не имею ни малейшего понятия, – ответил Феникс тоном, в котором слышалось искреннее сожаление.

– Тогда не будет нам никакого сокровища, – сказал Сирил.

И это была сущая правда.

– Но все равно, у нас есть ковер и Феникс! – сказала Антея.

– Прошу прощения! – сказал Феникс с видом оскорбленного достоинства. – Я ужасно не люблю вмешиваться в чужие разговоры, но ведь ты наверняка хотела сказать «Феникс и ковер»?

Глава III
АВГУСТЕЙШАЯ КУХАРКА

Итак, в субботу дети совершили первое из ряда своих славных путешествий на волшебном ковре. Для тех, кто еще ничего не понимает в днях недели, я хочу напомнить, что на следующий день было воскресенье.

Нужно сказать, что в доме номер 18 по Кентиш-Таун-Роуд Камдентаунского района воскресенье было самым настоящим праздником. Накануне папа всегда приносил домой цветы, так что воскресный стол выглядел на редкость замечательно. В ноябре он, конечно, чаще всего приносил медновато-желтые хризантемы, ибо других цветов в ноябре, как вы знаете, не бывает. Кроме того, в воскресенье на завтрак всегда подавали запеченные сосиски с гренками, а, согласитесь, после шести дней сплошных яиц, закупаемых на Кентиш-Таун-Роуд по шиллингу за дюжину, это было немалое удовольствие.

В воскресенье, о котором пойдет речь, на обед были запеченные в тесте цыплята, угощение, которое обычно припасали на случай дня рождения или какого-нибудь другого грандиозного события, а на десерт – воздушный пудинг с рисом, взбитыми сливками, апельсинами и глазурью, отведав которого, так, кажется, и воспаряешь к небесам.

После обеда папа почувствовал, что на него накатывает дремота, да и немудрено – ведь он целую неделю трудился в поте лица своего. Но он не поддался увещеваниям своего внутреннего голоса, который нашептывал ему: «Ложись и отдохни часок-другой!», и принялся возиться с Ягненком, у которого с утра открылся сильный кашель (кухарка говорила, что это «коклюшный кашель, чтоб мне сдохнуть!»), а потом сказал:

– Дети, за мной! У меня в библиотеке есть потрясающая книжка. Она называется «Золотой возраст», и я, пожалуй, сейчас ее вам почитаю.

Через минуту все собрались в гостиной. Мама прилегла на кушетку, заявив, что ей гораздо удобнее слушать с закрытыми глазами. Ягненок пристроился на сгибе папиного локтя, который он называл «своим креслицем», а остальные дети устроили кучу-малу на каминном коврике Сначала им пришлось изрядно потолкаться, пристраивая поудобнее свои ноги, руки, локти, коленки, плечи и головы, но мало-помалу суматоха улеглась, и дети, задвинув на время Феникса с ковром в самый дальний уголок своей памяти (откуда их, правда, можно было извлечь при первом же удобном случае), приготовились слушать, как вдруг в дверь гостиной громко – и довольно неприязненно – постучали. Затем дверь с сердитым скрипом приоткрылась, и из темноты коридора прозвучал голос кухарки:

– Извиняюсь, мэм, можно вас на пару слов? Мама жалобно посмотрела на папу, вынула из-под кушетки свои шикарные выходные туфли, надела их и, горестно вздохнув, встала.

– Вот тебе и синица в руках! – сказал, улыбаясь, папа. Только уже став совсем взрослыми, дети сумели понять, что он имел в виду.

Мама вышла в коридор, который среди домашних гордо именовался «холлом» и в котором, помимо вешалки для зонтов и слегка заплесневелой от сырости картины «Повелитель Глена», из соображений контрастности упакованной в позолоченную раму, ее глазам предстала краснолицая и явно разгневанная кухарка, наспех перевязанная чистым передником поверх грязного – того, в котором она готовила доставивших всем столько удовольствия цыплят. Она столбом стояла посреди коридора, и с каждой минутой ее лицо все больше наливалось краской, а огромные заскорузлые пальцы все яростнее теребили край передника. В конце концов она отрывисто произнесла:

– Извиняюсь, мэм, но я хочу получить расчет.

Мама обессиленно прислонилась спиной к вешалке. Детям было видно в приоткрытую дверь, что она заметно побледнела – да и было отчего! Мама всегда была очень добра с кухаркой и не далее, как позавчера, позволила ей взять выходной. Понятно, что со стороны кухарки было большим свинством ни с того ни с сего взять и попросить расчет, да еще в воскресенье.

– Но в чем же, собственно, дело? – спросила мама.

– Это все ваши пострелята, – сказала кухарка, и дети, которые почему-то с самого начала знали, что речь пойдет именно о них, покорно приняли виноватый вид. На самом деле, они как будто не делали ничего из ряда вон выходящего – так, обычные мелкие шалости, – но вы же знаете, что кухарки сердятся по самому ничтожному поводу, а иногда и вовсе без него.

– Я говорю, ваши пострелята, – продолжала кухарка, – опять принялись за свое. Уляпа-ли грязью весь ковер! Новый ковер в детской, говорю вам. Уляпали с обеих сторон, да грязь-то такая желтая, жирная – бр-р! Где они только такую откопали, ума не приложу. Как хотите, а я не буду мараться в этой гадости, да еще в воскресенье. Ох, не по мне это место, ох, не по душе мне все это! Честно говорю вам, мэм, если бы не эти неслухи, то ваш дом всем бы был хорош. И уж как уходить-то мне неохота, да знать не судьба…

– Поверьте, мне очень жаль, – успокаивающим тоном сказала мама. – Я обязательно поговорю с детьми. А вы пока обдумайте все хорошенько, и уж если действительно захоти-те уйти, то скажите мне завтра.

На следующий день кухарка немного успокоилась и сказала, что, пожалуй, задержится еще на пару недель, а там видно будет.

Но перед тем мама и папа произвели тщательное расследование всей этой истории с ковром. Джейн по-честному пыталась объяснить, что грязь пристала к ковру, когда он лежал на дне заграничной башни, но ее слова были встречены так холодно, что остальные дети ограничились лишь многочисленными извинениями и заверениями, что больше никогда не будут так делать. Это им мало помогло: папа сказал (и мама поддержала его – не потому, что ей этого хотелось, а просто мамы всегда и во всем поддерживают пап), что детям, которые пачкают грязью ковры, а вместо объяснения рассказывают всякие байки – это он имел в виду чистосердечное признание Джейн, – вообще не полагается иметь таких дорогих вещей, и потому он забирает у них ковер на целую неделю.

После этого ковер был начисто выметен (в том числе и чайными листьями, что немного утешило Антею), свернут и заперт в шкафу на чердаке. Ключ от шкафа папа положил себе в карман.

– До субботы! – напомнил он.

– Ну ничего! – сказала Антея, когда дети остались одни. – У нас еще остался Феникс.

Но, как выяснилось, она ошибалась. Феникс куда-то запропастился, и в одно мгновение сверкающий мир волшебных приключений померк и уступил место удручающей ноябрьской сырости и обыденности камдентаунской жизни. Посреди детской теперь неприглядно красовались обрамленные лохмотьями старого линолеума голые доски, и на их желтой поверхности по вечерам отчетливо выделялись тараканы, которые, как обычно, были исполнены намерения завязать знакомство с детьми. Но дети, как обычно, оставались при своем мнении.

Так что остаток воскресенья дети провели в унынии, которое не смог рассеять даже сладкий творог со взбитыми сливками, поданный на ужин в чаше из дрезденского фарфора. На следующий день Ягненку стало хуже, и родители, опасаясь, как бы его кашель и впрямь не оказался коклюшным, послали за доктором. В полдень его коляска остановилась у дверей дома.

Каждый из детей старался мужественно переносить жизненные невзгоды, обостренные сознанием того, что волшебный ковер заперт на чердаке, а Феникс вообще обретается неизвестно где. Правда, последнего не переставали искать по всему дому.

– Феникс – это птица слова, – повторяла Антея. – Он ни за что не бросит нас. Вы же знаете, что ему пришлось совершить ужасно изнурительный перелет от того места, где мы были за границей, до окрестностей Рочестера и обратно. Наверняка, бедняжка вымотался до последней степени и теперь отдыхает где-нибудь в укромном месте. Я уверена, что он нас не подведет.

Остальные пытались уверить себя в том же самом, но у них почему-то это плохо получалось.

Естественно, что никто из них теперь не испытывал добрых чувств по отношению к кухарке, поднявшей скандал из-за нескольких малюсеньких пятнышек заграничной грязи – скандал, закончившийся тем, что у них отобрали ковер.

– Ну почему она не сказала сначала нам? – жаловалась Джейн. – Мы с Пантерой в одну секунду промели бы ковер чайными листьями.

– Потому что она сварливая ведьма! – сказал Роберт.

– А я вообще не хочу говорить о ней, – надменно сказала Антея, – потому что тогда мне придется сказать, что она скандалистка, лгунья и доносчица!

– Не будет преувеличением сказать, что она самая настоящая клуша и противная сизоносая Боцуосиха впридачу, – сказал Сирил, недавно прочитавший книжку с названием «Огненные глаза» и намеревавшийся выражаться исключительно как Тони (правда, осуществлению этого намерения изрядно мешало то, что Роберт не читал «Огненных глаз» и не мог отвечать ему как Пол).

Остальные дети согласились с ним в том, что если кухарка и не совсем похожа на сизоносую Боцуосиху, то, все равно, лучше бы ей вовсе не рождаться на свет.

При всем при том я заверяю вас, что маленькие неприятности, которые случались на протяжении всей последующей недели и которые так досаждали кухарке, вовсе не были намеренно подстроены детьми, хотя, с другой стороны, они бы никогда не случились, не будь они на нее в обиде.

Вот вам одна из загадок нашей жизни. Разгадайте ее, если сумеете.

А вот список маленьких неприятностей, случившихся за последующую неделю:

Воскресенье. – Ковер в детской с обеих сторон испачкан грязью.

Понедельник. – Антея поставила на плиту кастрюльку с лакрицей и анисовыми семечками. Она полагала, что это поможет Ягненку от кашля, но заигралась с детьми, и в результате у кастрюльки выгорело дно. Это была очень красивая кастрюлька с белой полоской по краю. В ней кипятили детское молоко.

Вторник. – В кладовке обнаружена дохлая мышь. Во время рытья могилы до 'досадной случайности сломана десертная лопаточка. Оправдание: «Кухарка сама виновата – нечего было хранить в кладовке дохлых мышей».

Среда. – На кухонном столе на минутку оставлено рубленое сало. Роберт, решив, что это одно и то же, добавил туда рубленого мыла.

Четверг. – В результате игры в разбойников разбито кухонное окно. Оправдание: «Мы играли по всем правилам».

Пятница. – Слив кухонной раковины замазан мастикой, а сама раковина наполнена водой для запускания бумажных корабликов. После окончания игры кран не завернут. Кухонный коврик и кухаркины шлепанцы залиты водой.

В субботу ковер был возвращен на место. За неделю у детей было достаточно времени, чтобы решить, куда они отправятся в следующий раз.

Мама, как обычно, отправилась к бабушке, но на этот раз Ягненок остался дома по причине своего кашля, который кухарка упорно называла «коклюшным, чтоб мне сдохнуть».

– Ничего, мы возьмем с собой нашего милого утеночка, – сказала Антея. – Мы отправимся в такое место, где просто не может быть коклюшного кашля. Прекрати нести чепуху, Роберт! Ничего он никому не расскажет А если и расскажет, то ему все равно никто не поверит. Он постоянно болтает о всяких невероятных вещах.

Так что они принялись надевать на Ягненка самые теплые вещи, какие у него имелись, причем бедняжка все время то кашлял, то смеялся. Пока мальчики убирали с ковра стол и стулья, Джейн нянчила Ягненка, а Антея в последний раз обежала дом в поисках Феникса.

– Я думаю, больше ждать не стоит, – сказала она, появляясь наконец в детской и с трудом переводя дух. – Но я уверена, что он нас все-таки не бросил. Феникс – это птица слова.

– Абсолютно верно, – донесся из-под стола вкрадчивый голос Феникса.

Все тут же опустились на колени и, отогнув свисавшую со стола скатерть, уставились на Феникса, который как ни в чем не бывало восседал на перекладине, которая когда-то, в незабвенные весенние деньки, служила опорой выдвижному ящику – и продолжала бы служить вечно, если бы Роберту не вздумалось сделать из ящика лодку и продавить ему дно своими патентованными «рэггетовскими» школьными ботинками в первой же попавшейся луже.

– Я все время был здесь, – сказал Феникс и зевнул, вежливо прикрывая клюв лапой. – Если вам уж так хотелось меня видеть, то нужно было прочитать заклинание вызова. Это очень красивое заклинание – в нем примерно семь тысяч строк, и написано оно на чеканном древнегреческом языке.

– А не мог бы ты сказать его нам по-английски? – спросила Антея.

– Какая разница? – вставила Джейн, подбрасывая на колене Ягненка. – Оно все равно немного длинноватое.

– А нельзя ли для этого заклинания придумать сокращенный английский вариант? Ну, вроде как в словаре «Тейта и Брейди»?

– О, выходи поскорей, – сказал Роберт, вытягивая вперед руку. – Что же ты мешкаешь, Феникс?

– Наш замечательный Феникс, – застенчиво поправила птица.

– Да-да, конечно, наш замечательный Феникс. Только выходи поскорей, – нетерпеливо повторил Роберт, потрясая протянутой рукой.

Взмахнув крыльями, Феникс выпорхнул из-под стола и опустился Роберту на руку.

– Этому добронравному юноше, – объяснил он остальным, – удалось чудесным образом переложить семь тысяч нуднейших строк греческого гекзаметра в одну великолепную строку английского – слегка ломаного, правда, но все же…

– О, выходи поскорей, наш замечательный Феникс! Нам уже давно пора отправляться. —

– Слышите? Конечно, недостает тренировки, но для его возраста совсем и совсем неплохо…

– Ну хватит! В путь! – сказал Роберт и ступил на ковер, держа золотую птицу на запястье.

– Ты немного похож на королевского со-кольничъего, – сказала Джейн, усаживаясь рядом с ним и пристраивая на коленях Ягненка.

Чтобы еще больше походить на королевского сокольничьего, Роберт гордо выпятил грудь и надул щеки. А тем временем Сирил и Антея тоже устроились на ковре.

– Нам нужно обязательно вернуться до обеда, – сказал Сирил, – а то кухарка поднимет такой переполох!

– Вообще-то, она не ябедничала с самого воскресенья, – сказала Антея.

– Да она просто… – начал было Роберт, но тут дверь стремительно отворилась, и в комнату смерчеподобно ворвалась раскрасневшаяся, запыхавшаяся и донельзя разъяренная кухарка. В одной руке она сжимала разбитую миску, в другой – раскаленный добела воздух. Влетев по инерции на ковер, она грозно нависла над детьми.

– Эй, вы! – завопила она. – Это была моя последняя миска! В чем мне теперь готовить бифштекс и пирог с почками, а? Что мне скажет ваша матушка, когда вернется к обеду? Да вы сущие дьяволы! Вот что я вам скажу: не заслужили вы никакого обеда! Ничего-то вы сегодня не получите!

– Мне очень-очень жаль, милая кухарка, – сказала Антея. – Это я виновата – хотела сказать вам, да забыла. Она разбилась, когда мы гадали в ней на расплавленном свинце. Честное слово, я сразу же собиралась вам все рассказать.

– Собиралась, смотрите-ка! – ответила кухарка, пуще прежнего покраснев от гнева, что, впрочем, не так уж и удивительно. – Она собиралась! Ладно, тогда я тоже собираюсь все рассказать вашим родителям. Всю неделю я Держала язык за зубами, и все потому, что Добрая миссис сказала мне: «Что поделаешь, молодо – зелено!», но уж теперь-то вы за все ответите. Вы подложили нам с Элизой мыло в пудинг, но мы даже и рта не раскрыли – хотя могли бы, да еще как! – а потом вы испортили детскую кастрюльку, а потом сломали лопаточку, а потом… Господи ты Боже мой! Чего это вам взбрендило напялить на это бедное дитя теплую одежду? Оно-то в чем виновато?!

– Мы собирались взгреть… то есть, прогреть его как следует, – сказала, запинаясь, А.нтея, – а потому…

Она хотела сказать, что они не собираются выводить его на Кентиш-Таун-Роуд, а хотят устроить ему хорошую солнечную ванну. Но кухарка из ее бессвязного лепета услышала лишь слово «взгреть» – и восприняла его очень серьезно.

– Взгреть?! – воскликнула она. – Ну уж, нет! Покуда я жива, вы к нему и пальцем не притронетесь!

С этими словами она вырвала Ягненка у Джейн из рук. Антея с Робертом инстинктивно схватились за концы ее фартука, как будто это могло помочь.

– Послушайте! – сказал Сирил, от отчаяния набравшись смелости. – Может быть, вам лучше пойти на кухню и приготовить ваш дурацкий пудинг в салатнице или в ступке – или, на худой конец, в цветочном горшке?

– Как же! – отозвалась кухарка. – И оставить вам эту крохотулечку, чтобы вы уморили ее до смерти?

– Предупреждаю вас в последний раз, – медленно произнес Сирил, – уходите, а то будет поздно.

– Сам такое слово! Ах, ты маленький ползунчик-попрыгунчик! – слащаво заныла она, обращаясь к Ягненку. – Они не взгреют тебя, эти бандиты. Я им сейчас… Эй! А это еще что такое?! Где вы подобрали эту желтую курицу?!

И она показала на Феникса,

Тут даже вежливая Антея поняла, что, если немедленно не выбить у кухарки почву из-под ног, то им всем придется худо.

– Я хочу, – сказала она, – чтобы мы очутились на солнечном берегу какого-нибудь южного моря, где ни у кого не бывает коклюшных кашлей.

Ее голос едва пробивался сквозь плач испуганного Ягненка и громогласные нотации кухарки, но, тем не менее, в следующую секунду каждый из присутствующих испытал знакомое ощущение стремительного полета во внезапно сорвавшемся с троса лифте. Кухарка слоноподобно осела на ковер и, изо всех сил прижимая к своему затянутому в ситец огромному торсу беспрестанно вопящего Ягненка, принялась взывать к Святой Бригитте. Она, видите ли, ко всему прочему была еще ирландкой.

Когда чувство падения вверх тормашками прекратилось, кухарка приоткрыла один глаз и тут же снова закрыла его. В промежутке между этими двумя действиями она пронзительно взвизгнула. Воспользовавшись моментом, Антея отняла у нее отчаянно завывавшего Ягненка.

Ну-ну, все в порядке, – сказала она. – воя Пантерочка больше тебя никому не отдаст. Посмотри-ка, какие здесь чудные деревья, и песок, и раковины – и даже самые настоящие гигантские черепахи. О Господи, какая тут жара!

Действительно, было немного жарковато. Дело в том, что верный ковер приземлился на «всамделишном», как выразился Роберт, тропическом берегу, большую часть дня залитом лучами солнца. Простиравшиеся перед ними склоны были настолько зелены, что в это было трудно поверить, и вели они не куда-нибудь, а к сверкавшим буйными красками юга рощицам, в которых в огромном изобилии произрастали пальмы, неведомые цветы и экзотические фрукты, о которых вы можете прочитать разве что в таких великих книжках, как «На запад!» и «Нечестная игра». Между бриллиантовой зеленью склонов и ослепительной синевой моря протянулась полоска песка, напоминавшая скорее покрытый искристой позолотой ковер, нежели наши сероватые северные пляжи – ибо здешний песок был не просто желт и светел, но переливался всеми цветами радуги. А самое главное – в тот момент, когда ковер закончил свой молниеподобный, головокружительный и немного неприятный для желудка полет, дети имели редкое удовольствие лицезреть трех огромных живых черепах, медленно ковылявших по направлению к лазурным волнам моря, где они вскоре и скрылись. И, конечно же, стояла такая жара, что, если только вы ни разу не бывали в парной, то, пожалуй, и представить себе не сможете.

А потому первым делом дети принялись яростно срывать с себя теплую одежду (которая, собственно, ни в чем не была виновата, так как для лондоских улиц в ноябре годилась в самый раз). Затем Антея сняла с Ягненка синий разбойничий кафтан, треуголку и теплый вязаный жакет. Последнему эта игра изрядно пришлась по душе, потому что в следующий момент он вдруг совершенно самостоятельно (чего с ним прежде никогда не случалось} выскользнул из своих тесных голубых бриджей и весело заплясал на песке.

– Могу поспорить, здесь гораздо теплее, чем у нас на побережье, – сказала Антея. – А ведь даже там мама позволяет нам ходить босиком.

И с этими словами она сняла с Ягненка его крошечные туфельки, чулочки – и гамаши, после чего тот немедленно зарыл свои крошечные розовые ступни в гладкий золотой песок.

– Я маленький беленький утеночек, – сказал он. – А утеночки любят плавать.

В следующую секунду он уже вовсю плавал в песочном бассейне.

– Ничего, – сказала Антея. – Это ему не повредит. Ох, ну и жара!

Внезапно кухарка открыла глаза и громко взвизгнула. Потом она закрыла глаза и взвизгнула еще раз. Потом она снова открыла глаза и сказала:

– Пропади я пропадом! Что все это значит? ^У Да, это же сон. И, чтоб я сдохла, самый лучший сон из всех, что я видывала. Нужно будет завтра обязательно заглянуть в сонник. Гак, что тут у нас?.. Пляж, деревья, мягкий ковер… Вот бы ни за что не поверила, что бывают такие сны!

– Послушайте! – обратился к ней Сирил. – Это вовсе не сон. Всё это есть на самом деле.

– Знаем, знаем! – сказала кухарка. – Во сне так всегда и говорят.

– Говорю вам, это все ВЗАПРАВДУ, – сказал Роберт, нетерпеливо притопывая ногой. – Я не могу вам сказать, как это делается, потому что это наш большой секрет, – тут он многозначительно подмигнул остальным детям, – но вы же сами не захотели идти готовить пудинг, вот нам и пришлось взять вас с собой. Надеюсь, вам здесь хоть нравится?