Текст книги "Четвертый с Фринагара. Ад во мне. Дело вкуса. Пропавший Ромни. Охота за сокровищем."

Автор книги: Эдгар Ричард Горацио Уоллес

Соавторы: Ричард Скотт Пратер,Дороти Сейерс,Эллери Куин,Джо Алекс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Выпрямившись и захлопнув багажник, я ответил:

– Главным образом хочу прикрыть свою седину. И заодно сделаться похожим на завсегдатая этого клуба.

С этими словами я нахлобучил на голову синий берет и сунул в рот длинный мундштук.

– Теперь ты похож на завсегдатая? – удивилась Элейн. – Что же это за место такое?

– Увидишь. Неплохо будет, если и ты, скажем, расчешешь волосы так, чтобы они свисали по обе стороны лица, как уши у спаниеля…

Она не стала возражать и занялась прической, а когда закончила, вид у нее был шикарный!

– Ну, теперь пошли! – сказал я, и мы направились в клуб. Перед самым входом я остановился и сказал:

– Все это против моих правил. Но иногда и я бываю бессилен. Так что обещай мне одну вещь.

– Ладно.

– Если все пойдет гладко, я об этом даже не заикнусь. Но если я скажу тебе: «Уходи», ты уйдешь немедленно и без пререканий.

– Хорошо!

– Если мы… э-э… разойдемся, я найду тебя в твоем новом отеле.

– Договорились!

Соглашение было достигнуто, я открыл двери, и мы вошли в клуб.

Глава 11

За дверью сырая мрачная лестница вела куда-то вниз. Такие заведения обычно называют «погребками».

Подобные погребки часто Именуются «аристократическими кафе»; здесь анемичные поэты бормочут анемичные стишки перед анемичной аудиторией, и под жуткую какофонию оркестра произносятся высокопарные речи. Здесь собираются художники, артисты и поэты, непризнанные никем и сами не признающие никого, кроме самих себя. Здесь сутенера невозможно отличить от графомана, а поэтессу – от проститутки. Короче говоря, местечко не из приятных.

Мы с Элейн спустились по бетонным ступенькам вниз. В полумраке я с трудом различил длинную стойку бара, находившуюся футах в сорока от нас.

Справа была небольшая комната, в которой стояли столики, накрытые скатертями в белую и черную клетку. За ними парочками и группами сидели люди. В пустые винные бутылки были воткнуты свечи. Прямо Перед нами, за ближним концом стойки, находился маленький коридорчик, ведущий в другую комнату, большую и темную, с рядами стульев перед небольшой сценой, залитой ярким светом прожекторов и софитов.

Наварро нигде не было видно.

– Здесь немного жутковато, правда? – спросила Элейн.

– Угу.

Было что-то неприятное и липкое в этом погребке, нечто, что вызывает брезгливость и отвращение…

И вдруг я увидел Джо. До сих пор он стоял в коридорчике так, что был вне поля моего зрения, но теперь, немного изменив место, я заметил его. Он разговаривал с широкоплечим, приземистым мужчиной с черными усами и короткой бородой.

Я вставил в свой мундштук сигарету, закурил ее и, убедившись, что берет полностью закрывает мои волосы, взял Элейн под руку. Мы пошли вдоль стены, делая вид, будто разглядываем рисунки, висевшие на ней. Я продолжал следить за Наварро, но Элейн внезапно дернула меня за руку.

– Как ты думаешь, что нарисовано на этой картине?

Я не очень-то большой знаток живописи, но мне показалось, что на картине нарисовано сваренное всмятку яйцо, столкнувшееся с зеленым осьминогом.

– Это собирательный образ. Он изображает все, что ты захочешь. Красота, видишь ли, должна определяться самим зрителем.

– Нет, серьезно… Мне кажется, что это солнце восходит над чем-то зеленым и липучим.

– Ты еще не понимаешь истинного искусства, моя дорогая. Это, несомненно, портрет яичницы, которая снесла курицу. Но только в четвертой проекции. А твои глаза не способны воспринимать эту проекцию.

Она улыбнулась.

– Понятно! Теперь я это тоже чувствую.

Неизвестно, в какие бы дебри искусства мы забрались, если б я не оглянулся и не заметил, что Наварро с бородачом направляются в нашу сторону. К счастью, они не обратили на нас внимания, прошли мимо, зашли за стойку и скрылись за ярко размалеванной дверью, в центре которой красовался огромный багровый глаз. Рядом с дверью находился еще один вход в зал со сценой. Оттуда я мог бы наблюдать за Наварро и другими интересующими меня субъектами, не опасаясь попасться им на глаза. Мне не хотелось совать нос в ту комнату, пока я не узнаю побольше, что это за погребок такой и чем здесь занимаются.

Мы прошли в зал, вручив билетерше три доллара, полагавшиеся за вход, заняли места в одном из задних рядов и, лишь изредка бросая взгляды на сцену, продолжали наблюдать за комнатой.

Наконец разноцветная дверь открылась, и из нее вышел человек. Я никогда не видел его прежде. Ростом он был около шести футов, хорошо одет и нес в руке небольшой черный чемоданчик, с какими обычно ходят врачи. На его маленьком носу уверенно сидели роговые очки. Очевидно, это все-таки был доктор, и я спросил себя, что же могло привести его в ту комнату за разноцветной дверью.

Долговязая девица на сцене закончила выступление, и некто в сером объявил, что сейчас Майкл Кент прочтет свою новую поэму, сочиненную им за время предшествующего выступления. Поэма была названа «Конец света в Атомном аду в результате мировой термоядерной войны, взрывов водородных бомб и выпадения радиоактивных осадков». Название было длинное, и я не сумел его полностью запомнить. Но, уверяю вас, примерно оно было таким.

На сцене появился здоровенный детина с козлиным лицом и волосами, свисающими на уши. Оркестр издал жуткую какофонию, слившуюся с аплодисментами в зале. Казалось, что здесь перевернулся грузовик, груженный пустыми бутылками.

Затем все смолкло. Козломордый поэт затрясся всем телом, высоко взмахнул руками, откинул голову назад и рявкнул изо всех сил в наступившую тишину:

– Пу-у!

Раздался взрыв аплодисментов.

Я шепнул Элейн:

– Отлично сработано! Почти как у Шелли!

– А мне это больше напоминает Эдну Сент-Винсент Миллей, – сказала она.

– Все равно начало хорошее. Сколько экспрессии! Интересно, как он ее закончит?

Но он и не собирался ее кончать. Точнее говоря, он уже закончил. А я-то был уверен, что это только начало и даже не зааплодировал.

Элейн тоже выглядела немного растерянной.

– Тебе не кажется, что это… это немножко глупо?

Я усмехнулся.

– Почему глупо? Просто ты не понимаешь искусства…

Она показала мне язык.

На сцену поднялся еще кто-то, но мне уже было не до него. Из интересующей меня, комнаты вышел наконец Наварро в сопровождении бородача. Перебрасываясь короткими репликами, они направились к выходу. Я поднялся со стула и выглянул из двери. Наварро напоследок что-то сказал своему спутнику и начал подниматься по бетонным ступеням.

Какое-то мгновение я колебался, не последовать ли за ним, но потом решил подождать. Он, видимо, уже выполнил свое задание, явившись в этот погребок. Наверное, сообщил бородачу, что я жив, или спросил его, почему я еще жив. Я знал все, что происходит вокруг меня, но до сих пор не знал, почему это происходит.

Я шепнул Элейн:

– Поброжу здесь немного. Если все кончится благополучно, мы уйдем отсюда вместе. Но если поднимется шум, уходи немедленно!

Она кивнула в знак согласия. Я похлопал ее по плечу и вышел из зала. Подойдя к стойке, уселся на табурет, заказал бурбон и начал не спеша потягивать его. Потом также не спеша поднялся и сделал вид, будто разглядываю картины на стенах. Убедившись, что никто не обращает на меня никакого внимания, я проскользнул за угол и подошел к двери.

Она была не заперта. Сунув руку под мышку, поближе к кольту, я приоткрыл ее и вошел в комнату.

Она была похожа на кабинет управляющего. Письменный стол с разбросанными на нем бумагами, вращающееся кресло. Слева у стены – деревянная скамья, на которой лежал человек, покрытый одеялом. Я подошел к нему и увидел, что он мертв.

Тело еще было теплым, но пульс и дыхание отсутствовали. Несколько минут назад парень наверняка был еще жив, а теперь его надо было вычеркнуть из списка живущих.

Я не знал, кто он, но догадался. Не так давно я выпустил три пули в человека, стрелявшего в меня, и знал, что попал в него. Наличие трупа в том месте, куда так поспешно отправился Наварро, увидев меня живым, говорило само за себя. Это, видимо, и был тот человек.

Его окровавленные куртка и рубаха висели на спинке стула. Я быстро ощупал куртку и нашел бумажник. В нем не было почти ничего интересного, но водительские права сообщили мне, что парня звали Герберт М. Купп, что ему было 28 лет и что он проживал в Лос-Анджелесе.

В комнате была еще одна дверь. Я подошел к ней и потрогал ручку. Дверь была заперта. Тогда я вернулся к столу и принялся торопливо просматривать бумаги бородача.

Когда легкий шум, доносившийся до меня из зала, стал чуть погромче, я как раз занимался маленькой записной книжкой с телефонами. Увлекшись, я просто подумал, что последний номер программы был, вероятно, самым интересным, а когда понял, что шум усилился из-за открывшейся двери, было уже поздно.

Правда, у меня еще хватило времени повернуться, но получив сильный удар по голове, я сразу оказался вне игры. Голова словно раскололась на тысячу кусочков, ноги потеряли опору, и я грохнулся на пол.

Я успел еще почувствовать удар ногой по плечу, потом что-то треснуло у меня под ухом, и в следующий момент все погрузилось в темноту…

Почувствовав боль, я понял, что прихожу в себя. Левый бок горел огнем, голова невыносимо болела, но мне все-таки удалось подавить стон, вот-вот готовый сорваться с губ.

Некоторое время я не мог припомнить, где я и что со мной. Знал только, что мне нельзя шевелиться.

Вскоре я услышал, как кто-то снял телефонную трубку, набрал номер и произнес:

– Боб? Это Брандт. Ты один? – Он замолчал и через несколько секунд сказал извиняющимся голосом: – Я знаю, но мне казалось, что при определенных обстоятельствах все-таки могу тебе позвонить…

Я попытался чуть-чуть приоткрыть веки и шевельнуть руками, но не тут-то было. Глаза по-прежнему оставались закрытыми, а что касается рук, то я даже не мог представить себе, где они находятся. Казалось, что у меня атрофировано все тело, кроме тех мест, которые пылали огнем.

Человек тем временем продолжал:

– У меня здесь Скотт… Нет, он без сознания… Да, застал у себя в кабинете.

Долгая пауза.

И тут я вспомнил об Элейн, вспомнил все, что случилось со мной. В этот момент человек снова заговорил:

– Да, этот ублюдок прикончил Куппа. Тот только что отдал концы. Лайм вернулся…

Наконец мне все-таки удалось приоткрыть глаза на какую-то крошечную часть дюйма. Я лежал на спине, руки были завернуты назад.

Приоткрыв чуть пошире веки и скосив немного глаза, словно сквозь туманную пелену я увидел письменный стол, бородатого человека, сидевшего за ним с телефонной трубкой в руке.

– Да, пока не вышло, – сказал бородач. – Но теперь я сам прослежу. Правда, нельзя сделать этого здесь, в клубе, но мы отвезем его… Что? Правильно! Там мы с ним и расправимся.

Он еще немного подержал трубку в руке, а потом положил ее.

Мое сознание уже достаточно прояснилось, чтобы понять, с кем они хотели расправиться. Конечно же, со мной.

Силы постепенно возвращались ко мне, мозги заработали более четко. Я медленно сделал несколько глубоких вдохов и Приготовился. Бородач сидел ко мне боком. Наконец, он решил встать. Теперь или никогда. Это мой последний шанс. Через несколько секунд я потеряю и его.

Когда он приподнялся на стуле, я собрал все свои силы, стиснул зубы и бросился на него…

Но моя голова приподнялась над полом на дюйм или два, а потом снова упала. Ноги вяло согнулись в коленях… Тем не менее, я не оставлял попыток встать, извивался на полу, барахтался, пока не понял, что еще слишком слаб, да к тому же и руки у меня связаны за спиной.

Бородач стоял рядом со мной, смотрел на меня и противно хихикал.

– Видно, череп у тебя шестидюймовой толщины, – сказал он. После чего занес ногу и ударил меня в левый бок. – Лежи и не петушись! Иначе снова придется тебя успокоить!

Я хотел было объяснить ему в ясных и доходчивых выражениях, что думаю о нем, но почему-то не смог и рта раскрыть.

Брандт скомкал носовой платок, грубо затолкал его мне в рот и, выглянув в коридор, позвал кого-то. Вдвоем с вошедшим они подняли меня и поставили на ноги, поддерживая с обеих сторон. Потом потащили к запертой двери. Брандт сунул ключ в замочную скважину и открыл дверь.

– Этот парень слишком много заложил за воротник и набросился на меня с кулаками, – сказал он второму. – Вот мне и пришлось его маленько пристукнуть. Ясно?

– Ясно, Хип!

Вероятно, Хип имя или кличка бородача, но мне в настоящий момент это было совершенно безразлично. Бок, в который он меня ударил в последний раз, болел больше, чем все остальные места, зато туман перед глазами совсем рассеялся, и я ясно представлял себе, что меня ждет.

Мозг лихорадочно работал, мысли обострились от предчувствия неизбежного конца, я отчаянно пытался что-нибудь придумать, но ничего не мог… Ничего!

И тут я вспомнил об Элейн. Осталась она в зале или ушла? Возможно, видела, как Хип вошел в комнату после меня… А может быть, ее тоже выследили, и она находится в еще худшем положении?

Тем временем Брандт и его помощник вытолкнули меня за дверь, в темноту. Когда мои глаза немножко привыкли, я начал различать силуэты автомобилей. Это была автостоянка, но свет на ней предусмотрительно погасили, чтобы без помех дотащить меня до одной из машин.

Вскоре мы остановились, у черного седана – того самого, из которого в меня стреляли утром, – и Хип взялся за ручку дверцы. Я знал, что стоит мне оказаться в машине, со, мной все будет кончено.

Пока Брандт открывал дверцу, держал меня только его сообщник. Нужно действовать! Резким движением я выдернул плечо и бросился на него. Но в тот же момент что-то сдавило мне шею словно петлей.

Это Хип схватил меня сзади за воротник и дернул с такой силой, что ворот рубашки и галстук врезались мне в шею. В следующее мгновение он уже развернул меня и нанес сильный удар в челюсть.

Я успел немного отвести голову, что смягчило удар, но все-таки отлетел к машине. Хип подошел, и я заметил тусклый блеск вороненой стали в его руке. Ткнув пистолетом мне в живот, он сказал:

– Еще один трюк, Скотт, и ты получишь свою пулю прямо здесь!

Он убрал пистолет я собрался стукнуть меня еще разок. Я широко расставил ноги, чтобы было легче уклониться от удара, и втянул голову в плечи, но вдруг раздался чей-то крик.

Кричали сзади со стороны двери, из которой мы вышли:

– Брандт, подожди!.. Подожди, тебе говорят!

Почти одновременно с этим где-то недалеко от нас вспыхнул яркий свет, и вокруг стало светло как днем. Брандт удивленно повернулся в сторону света. Я тоже посмотрел в ту сторону и заметил автомобиль, внезапно вынырнувший из темноты и резко развернувшийся на стоянке. На крыше автомобиля горел прожектор, направленный прямо на нас.

Тот же голос прокричал:

– Полиция! Бросай оружие, Брандт!

Мгновение Хип колебался. Но пока я ломал себе голову над тем, откуда здесь появилась полиция, он решился. Я заметил, как сжались его губы, а рука с пистолетом вытянулась в сторону полицейского.

Когда я ударил его, он уже успел прицелиться и, возможно, даже нажать на курок. Поскольку руки мои были связаны, я влепил ему удар правой ногой. Удар, который свалил бы и корову.

Я особенно и не прицеливался, но попал в такое чувствительное место, что наверняка вывел его из строя на целый вечер, а то и на целую неделю. Пистолет сразу выпал у него из руки, а сам он с душераздирающим криком повалился на асфальт.

В следующую секунду полицейский агент в штатском был уже рядом со мной. Он нагнулся, поднял пистолет и что-то коротко сказал своему напарнику. Сообщник Брандта стоял согнувшись около машины и опирался на нее обеими руками. Вокруг него уже толпились полицейские.

Через несколько секунд один из них подошел ко мне, вытащил кляп и помог освободиться от веревок, которыми были связаны мои руки.

Я сказал:

– В честь этого, приятель, куплю тысячу билетов на полицейский бал!.. Откуда вы взялись?

– Как ты себя чувствуешь, Шелл?

Я обернулся.

Это был сержант Свен Юргенсен, здоровенный добродушный датчанин. Сейчас он показался мне самым красивым датчанином на свете. Да и вообще мне хотелось расцеловать всех присутствующих здесь полицейских.

– Со мной все в порядке, Свен, – сказал я. – Но если бы не вы, то через несколько минут я вообще навсегда потерял бы способность разговаривать. Как вы здесь очутились?

– Позвонила какая-то девица. Сказала, что тебя собираются убить или что-то в этом роде. Навела большую панику, а вот имени своего не сообщила. Ты, случайно, не знаешь, кто бы это мог быть?

Я покачал головой.

– Понятия не имею…

В тот момент я действительно не знал, кто это. Я еще не окончательно пришел в себя от случившегося в последние минуты, и мне понадобилось какое-то время сообразить, что это была Элейн. Второй раз за сегодняшний день эта милая девочка не позволяет мне отправиться на тот свет!

Юргенсен не стал настаивать. Он только сказал:

– Ну что ж, нет так нет! Хорошо еще, что на этот раз приехали не зря. Дамочка оказалась права!

– Да, права, – сказал я. – И мне придется помочь тебе составить обвинение на этого парня. Поверь, я буду просто счастлив сделать это. – И указал на Хипа, все еще корчившегося на земле и стонавшего сквозь зубы.

Глава 12

Я подписал обвинительный акт, и Хип Брандт вместе со своим напарником по имени Хукин был препровожден в камеру предварительного заключения.

Правда, они так и не сознались. Твердили только, что я был пьян и затеял Драку. При других обстоятельствах я и сам мог бы оказаться в положении обвиняемого (за то, что ворвался в кабинет Хипа), но Брандт никак не мог объяснить, почему связал меня и с какой целью пытался запихнуть в автомобиль.

Гораздо серьезнее было то, что в его кабинете обнаружили труп. Поэтому он продолжал твердить: «Я хочу видеть своего адвоката! Я имею право видеть своего адвоката!»

Я со своей стороны сообщил полиции о докторе, которого видел выходящим за кабинета Брандта. Его личность тоже нужно было установить. Еще утром я рассказал полиции о вечере на «Фринагаре», с которого началась эта история. Специальная группа занялась проверкой моих сведений; побеседовали с Госсом и его гостями, но не добились никаких положительных результатов. Никто не видел таинственного незнакомца – высокого седого джентльмена с аристократической внешностью. Госс начисто отрицал, что у него был такой гость, а доказательств обратного у полиции не имелось.

Зато Наварро, наконец, попал в переплет. В связи с его реакцией на мое появление в «Красном петухе», а также для установления цели визита Джо в погребок к Брандту, было дано распоряжение допросить его как следует.

Яхту Госса полиция посетила до того, как я побывал на ней второй раз, так что мне пришлось рассказать в управлении обо всем, что произошло там, умолчав лишь о пикантных подробностях. Я также подчеркнул, что перестрелка перед моим домом произошла почти сразу же после моего возвращения с «Фринагара».

Но самое главное – пока я торчал в полицейском управлении, мне удалось дозвониться до Элейн. Я дважды звонил ей в «Стью-Везент» и наконец все-таки услышал ее голос.

Молодчина, Элейн! Она заметила, как бородач вошел в комнату вслед за мной, услышала шум, который ее встревожил, и немедленно вызвала полицию. После чего, поймав такси, отправилась к себе в отель.

Я не мог ей рассказать по телефону, тем более, что время было ограничено, насколько важным для меня оказался ее звонок, но Элейн любезно согласилась выслушать меня у себя, и я пообещал приехать, как только освобожусь.

Закончив разговор, я почувствовал большое облегчение и, вернувшись в кабинет, охотно продолжил беседу со Свеном Юргенсеном и другими офицерами, в особенности с Сэмом.

Сэм – это Фил Сэмсон, полицейский капитан, работающий в комиссии по расследованию убийств. Как только ему сообщили о событиях в погребке, он сразу же примчался в управление. И не только потому, что это хороший, исполнительный полицейский, но и потому, что он мой самый лучший друг, которого я когда-либо имел в Лос-Анджелесе.

Сейчас он сидел в дежурной комнате со своей неизменной черной сигарой в зубах.

– Кажется, мне до сих пор не удалось тебя убедить, – сказал я Сэмсону, – что тех парней к Спартанскому отелю подослал Роберт Госс. Он же угрожал мне и говорил, что этот день будет днем моей смерти, если я откажусь от взятки и не успокоюсь.

Сэм сильнее прикусил свою черную сигару.

– Да, ты мне уже рассказывал об этом, Шелл. – Он перекинул сигару из одного угла рта в другой. – Но я тебя слишком хорошо знаю. Иногда ты, так сказать, случайно упускаешь кое-какие детали.

Он поднял голову и сказал Юргенсену:

– Свен, передай-ка мне ту газету, которую я принес с собой.

Оглянувшись, я увидел, что Свен лукаво ухмыляется. Двое других полицейских уже разглядывали газету, и, видимо, она доставляла им большое удовольствие.

Наконец Свен подал ее Сэмсону. Тот взглянул на нее, покачал головой и протянул мне.

– Я купил эту газету по дороге сюда. Прямо на улице. Может быть, ты объяснишь нам, в чем тут дело?

Газета была местная и раскрыта на второй странице, так что мне не пришлось потратить много времени, чтобы обнаружить источник общего веселья. В левом верхнем углу красовался заголовок:

ЧУДОВИЩЕ В ГАВАНИ НЬЮ-ПОРТА

Под заметкой стояла подпись Хола Ханагана.

Теперь я знал, чего мне следует ожидать. Хол Ханаган был репортером, и хотя считался моим другом, никогда не упускал возможности посмеяться надо мной, раздувая любой пустяк до невероятных размеров.

Заметка была написана в аллегорической форме, но это не делало ее более приятной. Писал бы уж лучше все как было, ничего не преувеличивая. В заметке было написано следующее:

«Из достоверных источников нам стало известно, что вчера после полудня в гавани Нью-Порта было замечено необыкновенное чудовище. По описаниям очевидцев, оно напоминало не то длинную змееподобную каракатицу с развевающимися щупальцами, не то какое-то странное человекообразное существо. Расследование, проведенное нашим репортером, показало, что речь все-таки идет о человеке. Сравнив показания более полусотни свидетелей, удалось точно установить, что этим страшилой оказался не кто иной, как Шеллон Скотт, частный детектив».

Не дочитав заметку до конца, я сказал:

– Неужели ты поверил этой чепухе, Сэм? Ведь все было совсем иначе…

– Ну, разумеется, Шелл! Только дочитай до конца…

Далее говорилось, что Шеллон Скотт вышел из воды, дико рыча на собравшихся граждан и представ перед ними в рубашке, галстуке, носках и трусах. Что случилось с его брюками, до сих пор не известно…

– Понял теперь, что я имел в виду под случайно упущенными деталями? – спросил Сэм.

– Послушай, но я ведь излагал тебе только факты! И не думал, что… Ну, хорошо, если уж ты хочешь знать все подробности, пожалуйста, да, я прыгнул за борт! И Госса мне пришлось слегка пристукнуть! Черт возьми, Сэм, неужели ты не понимаешь, что эти громилы убили бы меня где-нибудь в трюме, если бы я не…

– Ты стукнул Госса? Сэм сжал сигару во рту так, словно собирался перекусить ее.

– Ну да! Он хотел плюнуть мне в лицо.

– Хотел плюнуть тебе в лицо? – Сэм болезненно скривился. – С чего бы это?

– Он вышел из себя, когда я отказался от взятки. Вот и пришлось дать ему по зубам, чтобы успокоить…

Усталым движением руки Сэм медленно потер лоб. Несколько секунд он молчал, потом нехотя произнес:

– Не желаю больше говорить с тобой на эту тему, Шелл! Твое счастье, что Госс оказался великодушным и не стал подавать жалобу. А ведь мог бы упрятать тебя за решетку.

– Великодушным?! Да пойми ты, глупая голова, что он-то и не заинтересован посадить меня в тюрьму! Ему нужно, чтобы я свободно разгуливал по улицам, где его люди могут спокойно разделаться со мной! И им это, кстати, почти удалось!..

Сэм тяжело вздохнул:

– Кто-то действительно хотел спровадить тебя на тот свет, факт бесспорный. Но подозревать Госса… Ты все время пытаешься вывести меня из терпения, Шелл. И твое счастье, что я тяжел на подъем, иначе давно бы уже накостылял тебе по шее.

– Ну, что ж, – сказал я. – В таком случае не будем больше об этом.

Я отхлебнул из бумажного стаканчика глоток горячего кофе и переменил тему:

– Когда получишь заключение баллистической экспертизы, Сэм, – сказал я, – для тебя многое станет ясным.

– Какая там экспертиза! И так все ясно!

– Но я все-таки хотел бы убедиться…

Труп, обнаруженный мной в кабинете Брандта, уже находился в морге. Купи был убит пулей, выпущенной из пистолета 38-го калибра, и, вполне возможно, из того, что принадлежал мне, если этот парень был в черном седане у Спартанского отеля. В криминалистической лаборатории был сделан пробный выстрел из моего кольта, и сейчас обе пули находились под микроскопом для сравнения.

Вскоре Сэму позвонили оттуда. Он обменялся с экспертом несколькими короткими фразами и повесил трубку.

– Ты был прав, Шелл, – сказал он. – Это пуля из твоего кольта.

– Вот видишь, все сходится! Хотелось бы только узнать, кто еще был в той машине. Ну и, разумеется, кто подослал ко мне этих убийц!

В этот момент в моем мозгу промелькнула какая-то смутная догадка. Сэм хотел что-то сказать, но я его перебил:

– Обожди, Сэм! Мне кажется, я что-то вспомнил.

– Что значит «кажется»?

– Когда я пришел в себя там, в кабинете Брандта, то услышал, как он разговаривал по телефону. Сообщал кому-то обо мне и о том, что произошло.

– Может быть, он и говорил с тем человеком, который подослал к тебе убийц?

– Может быть.

– И кто же это, по-твоему?

Я покачал головой.

– Только Госс, больше некому… – И прежде чем Сэм успел перебить меня, быстро добавил: – Брандт говорил и о Куппе. О том, что я его убил. Потом сказал: «Лайм вернулся…» Кажется, так. Да, он произнес именно это имя, возможно, имея в виду напарника Куппа?

– А что значит «вернулся»? Куда вернулся?

– Если бы я знал куда, то был бы уже там. И потом не следует забывать о докторе. Но главное – Лайм! Это имя вам о чем-нибудь говорит?

– Пока нет. Но мы можем проверить.

И Сэм попросил Юргенсена проверить, нет ли у них в картотеке человека по имени Лайм. Свен ушел.

Ожидая возвращения Юргенсена, я стал думать о Белдене. Если он был замешан в какую-нибудь нелегальную аферу, то все равно все следы и улики унес вместе с собой в могилу. Белден участвовал в нескольких рискованных предприятиях, по, как говорила Элейн, не делал ничего противозаконного. В течение последних трех лот он был весьма удачливым агентом по продаже недвижимости, примерным гражданином и аккуратным налогоплательщиком. Как установила полиция, все бумаги, имевшиеся в его кабинете, были в полном порядке. Он приобрел в долгосрочный кредит большие участки земли в Лос-Анджелесе и в близлежащих районах. Эти участки, стоимостью около миллиона долларов, могли неслыханно подняться в цене благодаря расширению города. То есть вполне законный и перспективный бизнес: спекуляция земельными участками. Игра, которая может окупиться, а, может быть, и нет.

Меня удивило другое. Откуда у Белдена за последние два-три года могла появиться такая куча денег? А если он все-таки был лишь подставным лицом, а землю скупал кто-то другой? Возможно, капитан Роберт Госс? Но и это не противоречило закону.

Возвратился Юргенсен с папкой в руке.

– Думаю, что это он, – сказал Свен. – Леонард Лайм. Называет себя Стасом и другими именами. Несколько раз его видели вместе с Куппом. Разыскивается полицией за попытку убийства.

Ага, значит, ему уже не впервой! Этот факт, а также его связь с Куппом почти не оставляли сомнений, что вторым человеком в машине, из которой в меня стреляли, был Леонард Лайм.

Через несколько минут телетайп разнесет указание по полицейским участкам и бюро шерифов, и не сегодня-завтра он будет за решеткой.

Когда удовлетворение от успешных розысков Лайма улеглось, я сказал Сэму:

– Мне пришла в голову еще одна мысль. Может быть, пригласить Каранделла?

– Он уже закончил свое дежурство. Ты что, хочешь нарисовать картинку?

– Угу.

Каранделл был полицейским художником. Когда свидетель не мог достаточно четко описать внешность преступника или узнать его по фотографии, находящейся в полицейской картотеке, вызывали Каранделла, и тот рисовал портрет со слов очевидца. У него была очень быстрая рука, и он мгновенно изменял черты лица на рисунке, если слышал: «Нет, нос был пошире, рот побольше…» и тому подобное, пока не достигал почти полного сходства с подозреваемым.

– Можно пригласить Уинстона, – сказал Сэм. – Он, пожалуй, рисует не хуже Каранделла. А кого ты хочешь нарисовать?

– Человека, которого я видел на яхте вместо с Госсом, Наварро и Белденом.

– Ах, вот оно что! Когда мы беседовали с Госсом, он заявил, что ты был здорово пьян. Ни Белдена, ни того другого, о котором ты толкуешь, с ними в каюте не было. – Сэм сделал паузу. – С такими, как Госс, надо обращаться деликатно, пока не доказано, что он действительно что-нибудь натворил. – И добавил с иронией: – Правда, тебе на это наплевать…

– Ну, так как, вызовешь сюда Уинстона?

Сэм кивнул.

Через несколько минут я уже описывал черты лица таинственного седовласого джентльмена, портрет которого быстро возникал на белом куске картона под ловкими и умелыми пальцами художника. Когда он был закончен, я увидел, что сходство если и не было абсолютным, то достаточно близким.

Я улыбнулся. Вот он! Наконец-то! Дело продвигается, и продвигается неплохо! С картона на меня смотрел мой загадочный незнакомец с «Фринагара».