Текст книги "Искушение Данте"

Автор книги: Джулио Леони

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Глава II
Аптека у фонтана

16 июня, около девяти часов

 Пробуждение было внезапным. Данте как будто вынырнул из своего сна. Он обливался холодным потом, в голове еще звенело эхо страшного вопля. Вместо кровавого света ламп из сна комнату заливали лучи солнца, которое взошло уже довольно высоко. Плохо понимая, что происходит, он с трудом поднялся на ноги. Потом – обхватил голову руками, стараясь прийти в себя. Данте казалось, что он только что вынырнул из морских глубин, населенных страшными чудовищами. Но голова у него больше не болела. Все его тело пронизывало необъяснимое блаженство. От боли не осталось и следа. Он прекрасно помнил все события прошедшей ночи, словно только что вышел из церкви, где свершилось убийство. У поэта перед глазами стояло изуродованное лицо художника. Казалось, он взывает к поэту, просит его отомстить так страшно, словно он был его родственником… Ведь это долг Данте как приора – найти и покарать убийцу! Надо действовать немедленно и беспощадно, прислушиваясь лишь к тому, что говорят ему его ум и совесть!

Данте высунул из двери голову туда, где под сенью аркады двери келий охранял стражник.

– Где секретарь Магистрата? Пусть немедленно ко мне явится! – приказал он.

Вместо того чтобы броситься исполнять приказ приора, стражник заговорщицки ему подмигнул.

– Приходил какой-то Манетто. Вы спали, и вас было не добудиться.

– Мессир Манетто? Что ему надо?

– Он вас искал. Злой был какой-то и раздраженный. Все бормотал о каких-то счетах. Сказал, что пойдет к вашему брату, если вы не заплатите.

Данте жутко разозлился. Проклятый ростовщик! Явился к нему прямо сюда! А наглый стражник смотрит и ухмыляется!..

– Выполняйте приказ! – рявкнул Данте и проводил возмущенным взглядом стражника, который с недовольным видом поплелся нога за ногу к лестнице.

Вернувшись к себе в келью, поэт сел за стол и стал ждать. Тут взгляд его упал на бумаги, с которыми он работал вчера ночью, пока загадочное преступление не отвлекло его от любимого занятия.

Он работал над трактатом, который назывался «О воде и земле». Данте собирался подать его ученому совету Падуанского университета по истечении своих полномочий в качестве приора. Данте уже завоевал лавровый венец как лучший из поэтов, а этот трактат должен был прославить его как ученого.

В нем Данте защищал богохульную и абсурдную теорию, утверждавшую, что воды могут затоплять землю в любой точке земного шара, а в южном полушарии может быть не только вода. Многие считали, что эта теория – полная чушь, но было и немало сторонников, приводивших в качестве доказательства горные источники. Защищать ее было все равно что утверждать, что где-то вода может течь вверх. На столе по-прежнему стоял кувшин и плошки. Данте хотел было повторить вчерашний эксперимент, но кувшин оказался пуст, и он раздраженно подумал, что слуг Магистрата следовало бы как следует наказать.

Впрочем, вряд ли стоило что-то доказывать. Оппонентам было достаточно сослаться на авторитет Аристотеля, чтобы в пух и прах разбить любые теории Данте.

Какой же косной стала так называемая «наука»!..

Секретарь – абсолютно лысый мужчина средних лет – возник в дверях с огромным фолиантом под мышкой. Обложкой фолианту служили две деревянные доски с ликами святых.

– Вы хотели меня видеть, мессир Алигьери? Вас, наверное, интересует бюджет нашего города. Я захватил с собой…

– Благодарю вас, мессир Дуччо, – перебил секретаря Данте. – Это подождет. Скажите лучше, знаете ли вы что-нибудь о строительстве новых стен?

– Конечно. Но записи о них в другой книге…

– Кто реставрирует церковь Сан Джуда? И зачем?

Секретарь некоторое время рылся в ящичках своей памяти, а потом затараторил так, словно читал страницы невидимой книги:

– Церковь и служебные постройки принадлежали Августиноцам. Потом этот монашеский орден оттуда выселился. Они стояли заброшенными лет пятьдесят и, следовательно, перешли во владение города как res nullus – ничейное имущество. В прошлом году из Рима поступила просьба передать эти здания для нужд Studium – учебного заведения широкого профиля.

– Из Рима?

– Да. Римский сенат направил к нам гонца. Монахи монастыря Сан Паоло фуори ле Мура обратились к нам с просьбой. Они собираются открыть в церкви Сан Джуда университет. Папа Бонифаций желает, чтобы знания распространялись во всех городах христианского мира. В Риме он способствовал основанию учебного заведения Sapientia, собравшего в своих стенах всех римских ученых.

– Значит, Studium во Флоренции намеревается открыть сам Бонифаций? – встревоженно спросил Данте. – А кто пригласил сюда художника, выкладывающего мозаику?

– Мозаику заказали у мастера Амброджо, проживающего у монахов в монастыре Санта Кроче.

– А кто оплачивает его труд?

– Мы точно не платим. Думаю, платит коллегия будущего учебного заведения.

– Выходит, у этих ученых немало денег?

Секретарь пожал плечами:

– Некоторые из них очень знамениты в своих областях. Возможно, они хорошо зарабатывают своими знаниями или имеют другие доходы. Например, аптекарь мессир Теофило явно не бедствует. Еще бы! У этих проклятых аптекарей такие дорогие снадобья!..

Данте вскочил на ноги и шагнул к секретарю. Тот оробел и попятился, внезапно вспомнив, что и поэт – член гильдии аптекарей. Он прикусил язык и стал судорожно думать, как бы выйти из дурацкого положения, но Данте думал совсем о другом.

– Теофило? Вы говорите о Теофило Спровьери, у которого аптека рядом с Фонтаном Смерти? Он что, входит в состав коллегии Studium? – Поэт живо вспомнил умные глаза аптекаря, но теперь Теофило предстал перед ним в совсем другом – менее благоприятном – свете.

Выходит, этот аптекарь связан с папой римским – этим лицемернейшим из смертных!

Секретарь стал быстро листать свою книгу, а потом кивнул головой.

Данте молчал и думал. Наконец он вспомнил о присутствии мессира Дуччо, который по-прежнему прижимал к груди фолиант, как будто от того зависели его жизнь или смерть.

– Я вас больше не задерживаю, но вам придется предоставить мне подробный список членов коллегии Studium. Я хочу знать, кто они, откуда, их политические пристрастия, пороки, страшные тайны – все, что удастся обнаружить!

Секретарь кивнул и вышел.

Данте был озадачен. Его очень встревожила мысль о том, что Бонифаций оснует свой университет во Флоренции, а потом – с помощью своих приспешников – подчинит своему влиянию этот город. Только этого не хватало!

Поэт снова высунулся за дверь и властным жестом подозвал стражника, дремавшего у колонны во дворе монастыря. Стражника явно утомил предыдущий приказ приора. Он скорчил недовольную физиономию и пошел к поэту, еле передвигая ноги.

Данте с каменным лицом подождал, пока стражник приблизится, а потом влепил ему звонкую затрещину.

– Мерзавец! Ты будешь выполнять мои приказания бегом! С быстротой мысли и даже еще быстрее, а то – не сносить тебе головы! – прошипел Данте и влепил стражнику пощечину.

Ошеломленный стражник закрыл голову руками и забормотал:

– Да, да, мессир! Слушаю и повинуюсь!

– Приведи сюда двух городских стражников. Мы пойдем с ними в Санта Кроче.

Стражник закивал, схватившись рукой за покрасневшую щеку, и помчался к казарме городской стражи. Впрочем, перед этим он бросил на поэта такой злобный взгляд, что тот упрекнул себя за вспышку гнева.

Впредь надо быть осторожнее. Не век же ему быть приором!

В тот день у старых стен Флоренции шумела ярмарка. Чтобы сократить путь, Данте решил пройти по улицам, заставленными лотками и столами с товарами. Впрочем, оказавшись в толпе дурно пахнущих торговцев с их сомнительного вида товаром, он очень быстро пожалел о том, что не сделал крюк вдоль берега Арно. Теперь он толкался в толпе кавалеров и блудниц, дворян и карманников, заполонивших улицы Флоренции. В некогда благочестивом городе царили разврат и воровство.

Перед лицом этого удручающего зрелища Данте почувствовал, как в нем вскипает глухая злость.

– Не отставать! – крикнул он сопровождавшим его стражникам.

Впрочем, несмотря на то что они во все горло орали и прокладывали себе пиками дорогу в толпе, поэт быстро потерял их из виду в людском море, колыхавшемся от одного края улицы до другого. Казалось, все жители Флоренции одновременно назначили друг другу свидание в лабиринте узких улочек между церковью францисканцев и баптистерием, да еще привели с собой всех своих вьючных животных.

Данте с трудом продвигался вперед, стараясь не попадать в давку и держаться поближе к стенам домов, чтобы не ступить в конский навоз. Он думал, что регалии приора откроют ему дорогу в толпе, но не тут-то было. Потеряв вооруженных стражников, он быстро убедился, что никто не обращает ни малейшего внимания ни на его шапочку, ни на позолоченный посох. Более того, знаки его должности, кажется, будили в простолюдинах особую дерзость. Уже два раза он с трудом увернулся от выплеснутой в окно мочи и стал подозревать, что поток нечистот вокруг него льется не случайно.

Он попытался запомнить дома, из которых вылили мочу. Может быть, там живут сторонники враждовавшего с Данте семейства Донати?

Ничего, он скоро придумает, как им отомстить!

Скрывшись на секунду от толпы в палатке менялы, Данте поднялся на цыпочки, высматривая в толпе стражников, но эти бездельники как сквозь землю провалились.

Кто-то вцепился Данте в руку. Он вздрогнул и попытался вырваться, но его руку держали очень крепко.

– Одну монету!

– Чего тебе, старуха?! – заорал поэт на оборванку, которая вцепилась в его руку. Ее длинные седые волосы в беспорядке ниспадали ей на плечи. Она склонила голову, словно не осмеливалась взглянуть в глаза приору.

– Монету, и я тебе погадаю.

– Гадай сама себе, ведьма. Вот я тебя сейчас!..

– Монету, и я тебе погадаю, – повторила старуха. Несмотря на свой оборванный вид, она говорила твердым и звонким голосом, с силой разжала Данте пальцы и начала читать линии его ладони.

Толпа кипела вокруг Данте и гадалки. Люди обтекали их, как вода струится среди высящихся среди моря скал, и поэт с облегчением подумал, что в нем наконец признали приора, но на самом деле прохожие смотрели только на женщину и старались держаться от нее подальше.

– Пусти меня. Я не верю в твою болтовню!

– Монету, и я скажу тебе, когда ты погибнешь.

– А кто хочет меня погубить?

– Ты сам себя губишь!

Данте снова попробовал вырвать руку, но гадалка ее не отпускала.

– Ты увидел лицо мертвеца, – сказала она.

– Что?!.

– Но мертвец ничего тебе не скажет.

Данте был ошеломлен. Он потянулся к привязанному на поясе кошельку и достал медную монету.

– Расскажи мне о мертвеце.

– Он ведет живых.

– Куда?

– В землю других мертвецов. Не надо было тебе открывать его лица!

Данте ничего не понимал. Эта гадалка, как и все остальные, говорила сплошными загадками, но, кажется, что-то знала о разыгравшейся ночью трагедии.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Чтобы тебе было больно.

Внезапно женщина отпустила руку Данте и мгновенно скрылась в шумной толпе.

Пораженный Данте хотел было догнать женщину и расспросить ее более подробно, но между ним и гадалкой быстро выросла непреодолимая стена людей.

– Кто это была? – спросил он у менялы, стоявшего рядом со своей палаткой и наверняка все слышавшего. – Кто эта женщина? Говорите! Вам приказывает флорентийский приор!

На менялу его регалии, похоже, не произвели должного впечатления.

– Это старая Мартина. Она сумасшедшая. Не обращайте на нее внимания. Она свихнулась, когда обоих ее сыновей убили при Кампальдино.

Данте еще некоторое время стоял на месте. А кипевшая толпа снова начала толкать его со всех сторон.

Наверняка старуха случайно заговорила о мертвеце! А может, кто-то из стражников рассказал о случившемся в церкви и по городу уже распространились сплетни.

Пожав плечами, Данте стал дальше пробираться к монастырю, проклиная себя за то, что слушал безумную старуху, изображавшую из себя ведьму или колдунью. Во Флоренции таких сумасшедших было больше, чем во всех кругах ада.

«Монету, и я тебе погадаю! Да пошла ты к черту!»

Наконец Данте с трудом добрался до Санта Кроче. Мастер мозаики жил в монастыре францисканцев. В том его крыле, которое монахи отдали в распоряжение паломников.

Монах-привратник не очень удивился появлению поэта. Казалось, его не очень взволновало даже известие о смерти гостя его монастыря. Ведь монахи лучше других понимают бренность человеческого бытия. Он, наверное, привык к тому, что люди приходят к нему в монастырь и уходят из него, а смерть – это ведь просто один из способов отправиться в далекое странствие…

Однако Данте в глубине души подозревал, что до монаха – как и до старухи с ярмарки – уже могла долететь весть о случившемся.

– Кто-нибудь заходил в келью к мастеру Амброджо? – спросил поэт.

– Я никого не видел, но за этой кельей никто не смотрит. Пойдемте. Я покажу вам, где жил мастер.

Келья находилась в конце узкой галереи с колоннами, выходившей прямо во внутренний двор монастыря. Один из углов этой галереи почти упирался в боковую дверь церкви.

Смешавшись с толпой богомольцев, в эту келью мог войти кто угодно!

Обстановка кельи была спартанской: дощатые нары, у стены – доска, приспособленная вместо стола. На доске коробка с углем для рисования и несколько керамических плошек для чернил. Одна чернильница опрокинулась, и на доске расплылось пятно, которое кто-то явно поспешно осушил валявшейся тут же на полу тряпкой. Среди бумаг была грамота, подтверждавшая цель появления мастера во Флоренции, и папская булла с приказом мастеру Амброджо прибыть в Рим для ремонта зданий монастыря Сан Паоло фуори ле Мура. На булле не было даты, но она казалась совсем новой.

– Прежде чем приехать к нам во Флоренцию, Амброджо побывал в Риме?

– По-моему, да. Он рассказывал об этом святом городе так, словно очень хорошо его знает.

Данте вертел в руках буллу. Теперь он почти не сомневался в том, что мозаика прославляла Centesimus – юбилейный год в Риме, и ему очень захотелось узнать, что же должны были изображать ее незавершенные части.

– А в поведении мастера не было ничего странного? – спросил поэт монаха-привратника.

– Да нет. Он был поглощен работой… Вот разве что письмо…

– Какое письмо? Это? – спросил Данте, указывая на грамоту.

– Нет. Другое. Недели две назад мастер Амброджо спросил у меня, не отправляется ли кто-нибудь из наших монахов на север. Он хотел передать с ними письмо своим товарищам-мастерам. Может, он писал о том, как идет работа…

– Он отослал это письмо?

– Да. У нас как раз был священник проездом в Мантую, и мастер Амброджо дал ему пакет.

– Вы, конечно, не знаете, что там было написано?

Монах пожал плечами.

Рядом с нарами стоял большой открытый ящик, набитый бумагами и пергаментами с набросками арок, сводов, мозаичных украшений стен и полов. В бумагах царил полный беспорядок. Вряд ли сам владелец бросил бы их в таком виде. Судя по всему, здесь что-то искали…

Что же хотели найти в бумагах убитого? Может, эскизы мозаики, которые и сам Данте тщетно пытался разгадать, изучая огромную мозаику в церкви?

Поэт сел на тюфяк и стал внимательно изучать эскизы. Он надеялся найти если не подробное изображение большой мозаики из церкви Сан Джуда, то хотя бы эскизы каких-нибудь ее деталей. Но среди бумаг мастера не было ровным счетом ничего о его работе, за которой его застала смерть.

Может, те, кто уже копался в бумагах убитого, нашли и унесли эти эскизы?

Данте почти отчаялся что-нибудь найти. Остались несколько последних пергаментных листов. Он взял один из них, поднес его к узкому оконцу, подставляя под лучи света. Данте отвлекся на прекрасный разноцветный рисунок витража, но вдруг в косых лучах света заметил на обороте листа какие-то знаки. Проведя кончиками пальцев по пергаменту, поэт почувствовал на нем следы от кончика пера. На обороте пергамента явно что-то изобразили, а потом – стерли.

Подстегиваемый любопытством, Данте подошел к служившей столом доске, нашел кусочек угля и стал водить им по поверхности пергамента легкими равномерными движениями. Монах у него за спиной встал на цыпочки и вытянул шею, стараясь понять, что происходит.

Медленно стали появляться контуры рисунка. Это был не старец, отправившийся в город, которого надеялся увидеть Данте, а нечто еще более удивительное.

На пергаменте был изображен корабль, а точнее – галера с празднично украшенным полубаком. Были хорошо видны ряды весел, надутый ветром прямоугольный парус на мачте и второй парус в совершенно неожиданном месте – под днищем галеры.

Данте прищурился, разглядывая подробности.

Может, мастер хотел сначала изобразить галеру ниже и от нее остался парус? Нет, нижний парус был соединен с корпусом галеры паутиной канатов, словно мастер Амброджо намеревался показать, что и им можно управлять с борта корабля.

Непонятно! Невозможно! И зачем рисовать такое на дорогом пергаменте?!

Кроме того, Данте не слышал, чтобы мастера с Севера занимались кораблестроением. Они были знаменитыми архитекторами и каменщиками. Сам Арнольфо ди Камбио заказал все свои сооружения во Флоренции именно им.

Приказав монаху собрать все вещи убитого мастера и отправить их в Сан Пьеро, Данте заметил на пергаменте еще одну подробность. В небе рядом с носом галеры была маленькая точка. Рядом с ней виднелась какая-то надпись. Присмотревшись, поэт разглядел пятиконечную звездочку и слово Venus.

Венера! Сверкающая планета, правящая третьим из девяти хрустальных сводов небес!

Данте аккуратно свернул пергамент так, чтобы с него не осыпался уголь. Он уже выходил из кельи, когда заметил рядом с плошками для чернил маленькую стеклянную баночку, на которую не обратил раньше внимания. Баночка была пуста, но Данте уловил резкий запах чанду, который ни с чем нельзя было спутать.

Утром поэт обещал аптекарю Теофило зайти к нему в гости и теперь решил без промедления выполнить свое обещание.

В этот момент в дверях кельи возникли запыхавшиеся стражники. По блеску их глаз Данте сразу понял, что, воспользовавшись суматохой, они успели промочить себе горло в какой-то таверне, и сжал зубы, чтобы не обрушить на них поток брани.

Глава III
«Третье небо»

В тот же день, около полудня

 Теофило, кажется, обрадовался, увидев Данте.

– Вижу, вам полегчало, мессир Данте. Я же вам говорил! – воскликнул он с плохо скрытой гордостью.

– А я обещал вернуться, чтобы поблагодарить вас и вспомнить старую дружбу.

– Очень рад видеть вас… Значит, мое снадобье возымело желаемое действие?

– Более чем! Еще раз спасибо… А скажите, оно всем так хорошо помогает?

– Кого вы имеете в виду? – внезапно насторожился учтивый аптекарь.

– Например, мастера Амброджо. Разве вы ему не давали это зелье?

Аптекарь ответил не сразу.

– Да, конечно, – наконец пробормотал он, словно что-то припоминая.

– А мастера Амброджо тоже мучили нестерпимые боли? – спросил Данте.

Теофило снова замешкался, а потом кивнул.

– Да. Боли, но не такие, как у вас. Бывает, болит тело, а бывает – душа. Для некоторых это еще нестерпимее головных болей.

– Его душа? Может, это все из-за колоссальной задачи, которую он перед собой поставил?

Теофило бросил на Данте вопросительный взгляд.

– В церкви Сан Джуда. Там в апсиде мозаичное панно чудовищных размеров, – продолжал поэт. – Я его видел. Эта мозаика так огромна, что при одном ее виде подгибаются колени.

– Амброджо непревзойденный мастер своего дела. Великие мастера всегда ставят перед собой сложнейшие задачи и страдают, претворяя в жизнь свои замыслы. Я был рад тому, что смог ему помочь. Он мне по душе.

– А как вы с ним познакомились? – спросил Данте, поражаясь тому, что аптекарь говорит о мастере Амброджо, словно тот все еще жив.

Неужели Теофило не знает о том, что Амброджо убили?!

– Он входит в узкий круг людей, с которыми я сблизился, еще впервые оказавшись в вашем городе. Это ученые мужи, и я горжусь их дружбой… Так же, как и вашей!

– Ученые мужи?! У нас во Флоренции?! Как вам повезло, мессир Теофило! Я вот местный уроженец и пока встретил тут только пятерых, заслуживших мое уважение. А трое из них уже умерли.

– Я, конечно, не сравниваю наш кружок с Академией Платона, – смущенно улыбнулся аптекарь. – Нас немного. Иногда, закончив насущные дела, мы встречаемся по вечерам, чтобы поговорить о добродетели… Мы делимся друг с другом божественным знанием, накопленным нами во время наших занятий. Ведь каждый из нас преуспел в своей области, и мы прибыли сюда во флорентийский Studium.

– А я и не знал о существовании во Флоренции университета! – с деланным равнодушием проговорил Данте.

– И все-таки он есть. Хотя бы на бумаге и в документах, которыми король Карл приказал основать его более тридцати лет назад. Пока мы читаем лекции во временных помещениях в разных концах города, но скоро вселимся в свое здание.

– Ах да, что-то слышал! Кажется, вам отдают бывшую церковь Сан Джуда, расположенную у новых стен?

Теофило кивнул. Он по-прежнему вел себя так, словно ни о чем не знал.

– Коллегия ученых мужей в моем городе! Как бы мне хотелось обсудить с вами последние достижения науки и припасть к источнику вашей мудрости! – продолжал Данте. – Да и вообще мне в моем высоком звании как-то неудобно даже не поприветствовать людей, намеревающихся прославить Флоренцию.

Аптекарь прищурился и некоторое время молчал.

Данте уже стал терять терпение, когда Теофило перестал хитро на него поглядывать и снова улыбнулся своей учтивой улыбкой.

– Я уверен, что все они почтут за честь встретиться с королем тосканских поэтов, а вам будет интересно присутствовать на одной из наших встреч. Когда вы желаете к нам прийти?

– Да хоть прямо сегодня, если вы не возражаете. Вы пробудили в моей душе любопытство. Впрочем, если сегодня вам неудобно…

– Что вы, что вы! Как раз сегодня – очень удобно! Мы будем ждать вас в час вечерни в таверне за большим фонтаном на Римской дороге. Хозяин таверны – Бальдо. Бывший крестоносец. Приходите, и вы окажетесь на Третьем Небе.

– На Третьем Небе?

– Это у нас такая шутка. Сейчас я объясню, и вы, конечно, поймете. Любовь к знаниям так одушевляет нас, что мы словно на ангельских крыльях взлетаем на небо, где правит звезда Венера. Ну и еще кое-что… Сами увидите.

Озадаченный Данте молчал.

Может быть, это случайность, что Амброджо убили именно при выполнении заказа для Studium. Но что-то подсказывало Данте, что здесь есть несомненная связь, понять бы еще какая…

Поэту хотелось еще порасспрашивать аптекаря, но он решил сначала все как следует обдумать.

У самой двери Данте обернулся:

– Мессир Теофило!

– Слушаю вас!

– А что же входит в состав снадобья чанду?

– Не знаю, мессир Алигьери. Тот, кто мне его подарил, ничего об этом не сказал.

– А вы не пробовали?..

– Конечно, я внимательно его изучал, но так ничего и не понял, кроме того, что чанду состоит из пяти разных веществ.

Данте покачал головой. Ему показалось, что аптекарь недоговаривает. Может, арестовать его и отдать в руки палача? И тогда он станет более разговорчив и правдив.

Сколько раз пришлось бы вздернуть Теофило на дыбу, чтобы он выдал свой секрет? А выдал ли свой секрет мастер Амброджо?