Текст книги "Несомненно ты (ЛП)"
Автор книги: Джуэл Э. Энн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
– Конечно.
Я права. Терраса находится вокруг всего дома и в неё встроены скамейки.
Каменные ступеньки ведут к большой квадратной секции, выложенной кирпичами, где стоят деревянные стол и стулья, сделанные на деревенский манер.
– Вау... то есть, это просто... вау! – качаю я головой.
Лотнер улыбается.
– Рад, что тебе нравится.
– Куда ведёт эта тропинка?
– Вниз к холмам, а затем сворачивает и идёт к другой части дома. Пойдём, я покажу тебе.
Он поднимает на руки Оушен и несёт её вниз по вторым ступенькам, которые оказываются довольно крутыми.
– Вот так, – он ставит её на землю.
Оушен садится на корточки и поднимает камень, а сделав несколько шагов, прихватывает и палку.
– Это обычное дело для неё. Когда мы выходим на прогулку, она тратит всё своё время на то, чтобы найти лучшую палку или камень.
– А что ещё она любит?
Понимаю, что он хочет узнать её получше, но чувствую укол вины за то, что он пропустил первые два года её жизни, и теперь мне приходится рассказывать ему о собственной дочери.
– Она любит фрукты, любые фрукты. А ещё жёлтых пони. Когда я укладываю её спать, мы читаем книгу «Знаешь, как я тебя люблю?» А когда она просыпается по утрам, то любит сидеть в обнимку у меня на коленях добрые двадцать минут перед тем, как наконец пойти и позавтракать. Она ненавидит пауков, но её интригуют змеи. Я купила ей огромное количество футбольных мячей, но она настаивает на том, чтобы бегать с ними как «в том другом футбольном спорте» (прим. пер. – имеется в виду американский футбол, где мяч носят в руках).
Лотнер смеётся, откинув голову и схватившись за живот.
– Мне это так нравится! Она папочкина девочка.
Я качаю головой, дурацкая улыбка прилеплена к моим губам. Затем я игриво толкаю его.
– Она мамина девочка. Ты должен увидеть, как она плавает.
Он пихает меня локтём и бросает косой взгляд.
– Всегда так любишь соревноваться.
Я закатываю глаза.
– Ты ведь осознаёшь, насколько смешно звучит это из твоих уст?
– Палка, – Оушен разворачивается, выставив палку вперёд, что не даёт Лотнеру времени остановить её.
– Охх! – застывает он, немного кривясь и держась рукой за... то самое место.
Мои глаза чуть не вылезают из орбит.
– Боже, ты в порядке?
Он кивает и натянуто улыбается.
– Она просто подрезала мой «мешочек», вот и всё.
Я смеюсь.
– Сказала же тебе, что она мамина девочка.
– Нет, она папина дочка! – он подхватывает Оушен и сажает к себе на плечи. – Побегаем наперегонки с мамой?
– Беги, мама! – вопит она.
Лотнер бросается бегом с ней на плечах, я тоже пытаюсь не отставать, но я обута в шлёпки, а он в кроссовки, так что едва ли можно назвать эти гонки честными. К тому времени как я добегаю вверх по холму, они уже непринуждённо сидят на скамейке, такие себе крутые люди.
– Что это ты так долго добиралась сюда? – ухмыляется он.
– Мамочка! – кричит Оушен.
– Жулики, – бормочу я и, прищуриваясь, смотрю на него.
– Что? У меня на плечах были дополнительные десять килограмм.
Я качаю головой и иду внутрь.
– Вода, мне нужна вода.
Лотнер даёт нам воды и ставит на стол нарезанную клубнику. Глаза Оушен расширяются от восторга.
– Кубника! – и она хватает одну.
Я стучу пальцем по стакану.
– Ты называешь её «п.а.п.о.ч.к.и.н.о.й» девочкой, и да, ты «п.а.п.о.ч.к.а», но не думаешь, что её немного смущает то, что ты так себя называешь?
Он вздыхает, сжимая челюсть, но потом расслабляется.
– А она называет или считает кого-нибудь «п.а.п.о.ч.к.о.й»?
Я знаю, кого он имеет в виду под «кто-нибудь», и я вижу, что такая вероятность его раздражает.
– Мы с Дэйном не так уж и долго... по крайней мере, в качестве пары, поэтому она называет его по имени.
– Сколько вы вместе? – он смотрит на меня, но я уставилась на Оушен и её измазанное клубникой лицо.
– С прошлого ноября. Я увидела... – я останавливаюсь.
– Что?
– Ничего.
– Нет уж говори. Что ты видела? – в его натянутом голосе слышится намёк на раздражение.
Я встречаюсь с ним глазами.
– Тебя, – шепчу я.
– Меня? – отстраняется он.
Я сглатываю и пытаюсь разговаривать с ним так, будто рассказываю о ком-то другом... будто рассказываю кому-то другому эту историю. Историю, которая чуть не разрушила меня однажды.
– Я повезла Оушен в парк. В парк, где запускают самолётики. Она несла в руках свой розовый футбольный мяч, – я улыбаюсь. – Как делают в американском футболе.
Он тоже улыбается.
– А затем я увидела тебя. Ты стоял повёрнутый спиной не особо близко к нам, но я знала, что это ты. Впервые тогда я использовала слово «папочка» в присутствии Оушен. Я спросила у неё, не хочет ли она познакомиться со своим папочкой. Что-то было такое в том моменте. То подобранное время. Казалось, будто это судьба. И это говорит о многом, потому что я не особый фанат всех этих историй о судьбе. Мы уже начали идти в твою сторону, когда...
– Ты увидела Эмму, – говорит Лотнер.
Я киваю.
– Я не могла убраться оттуда слишком быстро. Нам даже пришлось оставить там мячик Оушен, и поэтому всю дорогу домой она плакала.
Как плакала и я, но ему не нужно этого знать.
– Не знаю, это странно. Я ведь никогда не хотела, чтобы мы были вместе просто потому, что я забеременела, но очень долгое время какая-то часть меня... держалась за тебя.
Я пожимаю плечами, продолжая смотреть на надпись «HOLLYWOOD».
– В общем, в тот вечер я решила, что пора двигаться дальше. Спустя два с половиной года я перестала держаться за тебя и решила двигаться вперёд... с Дэймон.
Тело Лотнера напряжено. Он стоит, не шевелясь. Он смотрит на что-то, лежащее на земле, ну или просто уставился в никуда. Сложно сказать, в смятении он, расстроен или просто о чём-то размышляет.
– Думаю, кое-кому пора спать.
Оушен зевает.
Лотнер всё ещё стоит, не двигаясь.
– Так ты... не будешь против, если я поднимусь наверх и уложу её спать?
Он кивает. По крайней мере, я думаю, что он кивает. Это едва заметно, так что сложно сказать. Не уверена, что же такого я сказала, что ввела Лотнера в такой ступор, но решаю, что пусть оно так и остаётся.
На втором этаже находятся две спальни. Я выбираю ту, что поменьше, предположив, что комната, в которой стоит огромная кровать, принадлежала ему или «им». Мы идём на горшок, а потом лежим в обнимку на кровати. Странная реакция Лотнера на мою историю немного смущает меня. Что же такого шокирующего я могла сказать?
Проходит около десяти минут, когда Оушен отключается. Я могла бы спуститься вниз, но думаю, Лотнеру нужно время или личное пространство или что-то вроде того. И только я решаю закрыть глаза, как чувствую, что матрас прогибается. Лотнер ложится на другую сторону кровати рядом с Оушен, лицом ко мне. Некоторое время мы просто лежим, смотря друг на друга. Как бы мне хотелось знать, о чём он думает.
Та боль в его глазах, смешанная с тишиной, которая кричит о чём-то – это слишком. Я осторожно слезаю с кровати, спускаюсь вниз и сажусь на террасе. Дует лёгкий ветерок, поэтому я закрываю глаза и фокусируюсь на том, как воздух попадает в лёгкие и как шелестят листья на деревьях. Я слышу, как дверь сначала открывается, а потом закрывается с тихим щелчком, но решаю не открывать глаза.
– Я сделал предложение Эмме в тот вечер.
Теперь настал мой черед перестать двигаться и говорить.
– Вот как я понял то, о чём ты рассказала мне. В тот день у нас был пикник в парке, а затем вечером я сделал ей предложение после того, как мы сходили на концерт симфонического оркестра.
– Зачем ты мне это рассказываешь? – я открываю глаза, закусив подрагивающие губы.
– Тебе разве не интересно, а что если бы...
– Нет! – я поднимаюсь и облокачиваюсь о перила. – Не надо. За последние три года было слишком много «а что если», которые сжирали меня изнутри, но тот день не являлся таким. Если бы я познакомила тебя с Оушен перед тем, как Эмма бросилась в твои объятия, ты бы всё равно сделал ей предложение. Ты хороший человек, Лотнер. Ты бы никогда не купил кольцо человеку, которого бы не любил. У нас с тобой всё было кончено, и, оглядываясь назад, та часть дня с «судьбой», наверное, была устроена, чтобы я наконец-таки осознала этот факт, – смеюсь я, качая головой. – Должно быть, это заморочки фотографа... «одна картинка заменяет тысячи сказанных слов». И это ощущалось совсем не так как, когда я увидела стоящую на твоём пороге девушку, завёрнутую в одно полотенце. Тот день в парке был совершенно другим. Я увидела, что ты... влюблён.
Он встаёт возле меня и кладёт свою руку на мою.
– Прости.
Отрывисто вздохнув, я выдергиваю руку и вытираю несколько слезинок, которые уже катятся по щекам.
– Не нужно извиняться за то, что нашёл кого-то и влюбился. Я бросила тебя. Вернулась в неподходящее время. Я думала, что ты с Клэр. Чёрт, да это вообще с меня всё началось, я забеременела... скорее всего, забыла выпить долбаную таблетку или ещё что-нибудь, – я вытираю ещё несколько слезинок. – Но я не жалею о появлении Оушен. Ни на секунду. Самое сумасшедшее во всём этом, что... из всех тупых решений, которые я принимала, она является единственным правильным.
– Сидни...
Я всхлипываю и вытираю глаза.
– Знаю, ты уже устал от моих слёз. Я такая жалкая.
Я бегу в дом и спешу наверх проверить, как там Оушен. Она всё ещё спит. Вспомнив, что забыла позвонить Дэйну после приезда, я спускаюсь вниз, чтобы взять телефон из сумки.
– Эй, – я вздрагиваю, когда едва не сталкиваюсь с Лотнером, который поднимается по ступенькам
Его челюсть напряжена, губы плотно сомкнуты, глаза чётко сфокусированы на мне.
– Ничего не говори.
– Чт...
Он хватает меня за шею и впивается губами в мои. Его требовательный язык врывается в мой рот. Я стону ему в губы, в то время как его вторая рука проходится по моей шее и останавливается на груди.
– Лотнер... – протестую я, закачав головой из стороны в сторону.
– Не. Говори!
Он с жадностью прижимается своими отчаянными губами к моей шее.
Я закрываю глаза и пытаюсь сформировать хоть какие-то разборчивые мысли у себя в голове, в то время как мои соски твердеют, проснувшись от его прикосновений. Ноги подкашиваются. Он вытягивает руку за моей спиной и укладывает нас прямо на лестницу. Я не могу ему сопротивляться... он мой наркотик. Когда его губы возвращаются к моим, я впиваюсь руками в его волосы, потягивая и крепко держа их. Его руки путешествуют вверх по моим голым ногам, попутно поднимая сарафан. Я расслабляю ноги, позволяя ему устроиться между них. Мы должны остановиться, я знаю это, но, кажется, будто его руки созданы для того, чтобы прикасаться ко мне, а губы, чтобы целовать меня. Как что-то такое красивое и идеальное может быть неправильным?
– Мамочка! – зовёт меня Оушен из спальни.
Её голос для меня хоть и самый приятный звук на земле, сейчас действует, словно ведро ледяной воды, которое опрокинули на нас. Лотнер садится на колени, а я спешу натянуть обратно лямки сарафана и привести его в нормальный вид. Мы оба тяжело дышим. Губы распухли, сказать нечего и... это было так чертовски глупо.
– Иду! – кричу я и бегу по лестнице вверх. – Привет, милая, хорошо поспала?
Она кивает, потирая глаза. Сев на кровать, я сажаю её к себе на колени и прижимаю к себе.
– Ммм... кто тебя любит?
– Ты юбишь меня, – говорит она и крепко обнимает за шею.
Лотнер мог быть моей зависимостью, но Оушен моя панацея от всего. Когда она в моих объятиях, всё снова магическим образом обретает смысл.
– Паа.
Я немного отодвигаюсь, чтобы увидеть её лицо.
– Что ты сказала?
Она улыбается.
– Паа.
– Паа, что? – я выгибаю бровь, не понимая, что она хочет.
– Паа, – снова говорит Оушен и указывает на дверь.
Поворачиваясь, я вижу Лотнера, стоящего в дверном проёме. На его лице играет улыбка, будто он только что выиграл в лотерею. Уверена, у себя в мыслях он точно её выиграл.
Это официальное заявление с горько-сладким привкусом: отныне она больше не всецело моя дочь.
– Да, милая, это твой папочка, – выдыхаю я и позволяю реальности этого события выбраться наружу.
Лотнер не спеша заходит в комнату и открывает жалюзи.
– У неё ушло меньше двух недель, чтобы так меня назвать. А через сколько она назвала тебя мамой?
Я закатываю глаза и ставлю Оушен на пол. Он берёт её на руки и подбрасывает в воздух, чем вызвает у неё громкий визг, за которым следует хихиканье.
– Ты только что украла моё сердце, – обнимает он её и целует в щеку.
Они оба украли моё ещё давным-давно.
– Я буду внизу. Мне нужно позвонить.
Он кидает Оушен на кровать и щекочет её.
– Мы найдём, чем заняться.
Этот момент такой горько-сладкий.
Дэйн не отвечает на звонок, поэтому я оставляю ему сообщение:
«Привет, извини, что не позвонила раньше. Мы нормально добрались, и я попробую позвонить тебе попозже».
Ослепительный поток голубых ирисов спускается по лестнице, когда я уже засовываю телефон обратно в сумку.
– Смотри! – Оушен протягивает футбольный мяч, размером с её туловище.
– Милая, он не будет хорошо кататься, когда ты его толкнёшь.
– Хах, твоя мама думает, что она здесь самая умная, – Лотнер ставит на пол Оушен, она бежит к дивану и плюхается на него, всё ещё обнимая мяч.
– Таидаун! – смеётся она.
Я поднимаю глаза на Лотнера.
– Кто-то расширяет её словарный запас ненужными словами.
– Ей придётся это знать, когда я возьму её на первую игру Стэнфорда этой осенью, – он включает телевизор и переключает на Дору (прим. пер. – в российской версии «Даша—путешественница»).
– Дора! – кричит Оушен, откидываясь на подушках.
– Что приготовим на обед перед тем, как пойдём смотреть фейерверк? – спрашивает Лотнер из кухни.
Я присоединяюсь к нему и сажусь за стол.
– Нам нужно заселиться в наш отель, то есть...
– Что? – недоумевает он, закрывая дверь холодильника. – Гостиница? Я думал, что вы остановитесь у Эйвери.
Я вожусь с волосами.
– Она в Вегасе.
– И вы приехали в Лос-Анджелес только из-за меня?
– Нет... то есть, отчасти, да. Я подумала, что нам нужно поговорить.
– В таком случае, вы не останетесь в гостинице. Ни за что. Вы останетесь здесь.
Он поворачивается спиной и снова открывает холодильник. Я поднимаюсь и встаю перед ним, положив руки на бока.
– Не думаю, что это хорошая идея.
Лотнер вытаскивает тарелки, ставит их на стойку и, наконец, поворачивается ко мне лицом.
– Почему?
– Ну, для начала хотя бы из-за того, что случилось немного раньше.
Коварная ухмылка появляется на его губах, пока он снимает с полки кастрюлю, отделанный железом чайник и подставки под тарелки.
– Понятия не имею, о чём ты говоришь.
Он выливает из стеклянной бутылочки в кастрюлю что-то похожее на мыло.
– Лотнер, ты чертовски хорошо знаешь, о чём я сейчас говорю. Тупая ухмылочка на твоём лице – тоже.
Включив плиту, он пожимает плечами.
– Просто я счастлив, что самая красивая девочка на планете, без обид... – он смотрит на меня и подмигивает, – назвала меня папочкой сегодня.
– Ты невыносим! – раздражённо взмахиваю я руками. – Ладно, мы останемся, но я буду спать с Оушен.
– Я тоже, – добавляет он.
– Нет, ты не тоже.
– Она будет есть куриный суп с тортильей или мне приготовить для неё что-нибудь другое?
– Она будет есть всё, если оно не будет слишком острым и если ты добавишь туда авокадо. А ЕЩЁ ты меняешь тему разговора.
Лотнер улыбается, протягивая мне авокадо.
– Извини, а о чём мы говорили? Потому что всё, что я слышал, это бла-бла-бла.
– У тебя скоро свадьба, – кидаю я ему в лицо, надеясь, что хоть это сделает его более серьёзным.
– У тебя тоже, – парирует он в ответ.
Сбивающая с толку ирония этого всего показывает, что он пытается победить меня в моей собственной игре. Он ведёт себя так, будто не признаёт того, что случилось между нами, что делает эту ситуацию менее правдоподобной для него. Он действует в моём стиле.
– Без разницы.
Я иду смотреть, как там Оушен и отменить бронирование номера.
Пока я разговариваю по телефону, Лотнер заходит в комнату, берёт Оушен, футбольный мяч и выходит с ней на улицу.
Через окно я наблюдаю, как она бегает с мячом, а он её догоняет. На этот короткий промежуток времени я позволяю себе представить, что этот мужчина на заднем дворе, мужчина, которого я люблю, мой. Представляю, как бы замечательно было не таскать на душе чувство боли и вины.
Лотнер смотрит на меня и машет, чтобы я вышла к ним. Я машу ему в ответ и киваю.
– Думай быстро, – говорит он и посылает мяч в моём направлении.
Я ловлю его и сбрасываю шлёпки с ног.
– Беги к мамочке! – кричит он Оушен, и она, семеня заплетающимися ножками, бежит ко мне.
Я прыгаю в противоположную сторону, но она быстро теряет интерес к этому, когда видит кучу бабочек, сидящих на кустах. Лотнер ухмыляется, наблюдает за мной и приседает, готовый атаковать меня.
Его ухмылка превращается в полноценную улыбку, когда он бежит в мою сторону. Я удираю от него, но он хватает меня за талию и тянет меня на землю так, что я плюхаюсь ему на грудь. Мяч выпадает из моих рук. Мне не следует чувствовать себя, как дома, в его объятиях.
– Кто теперь из нас победитель? – спрашивает он, тяжело дыша.
Я тянусь за мячом, но его длинные руки добираются до него первыми. Держа мяч в одной руке, Лотнер бежит в противоположную от меня сторону. Я кое-как поднимаюсь и бегу за ним. Оушен видит это и присоединяется к нам. Он позволяет ей поймать себя и драматично падает на землю. Я качаю головой и протягиваю ему руку. Он берёт её и позволяет мне думать, будто у меня достаточно силы, чтобы помочь ему подняться.
– Спасибо, – благодарит он.
Я закатываю глаза.
– Не за что. Ты сам поднялся.
– Нет, – его голос серьёзный, он кивает головой в сторону Оушен. – Спасибо за неё.
Я пожимаю плечами.
– Уверена, что однажды у тебя будет ещё больше детей, – говорю я, уставившись на свои пальцы на ногах; я вжимаю их в холодную траву.
– Надеюсь на это.
Его взгляд направлен на меня, когда я поднимаю на него глаза. Я слабо улыбаюсь ему, а потом смотрю на Оушен, которая катается по траве.
– Как ты понял, что она та самая?
– Кто? – спрашивает он.
– Эмма.
Он подходит и садится на ступеньку у крыльца, складывая руки на коленях.
– Не уверен как. Так много всего случилось в моей жизни. Но в какой-то момент я просто понял, что больше не чувствую себя одиноким, и она этому причина. Она дала мне надежду, когда я так нуждался в ней. Для меня это не была любовь с первого взгляда, но определённо особая дружба. Моё сердце снова что-то почувствовало. Я тонул, а она вытащила меня на поверхность, – он смеётся. – Она была непреклонна. Ей было неважно, сколько часов я находился в больнице, она меняла свои привычные планы, чтобы встретиться со мной. Даже не сосчитать сколько раз она тратила на дорогу сорок минут, чтобы провести со мной пять. Я пытался оттолкнуть её, чувствуя вину, что не могу уделять ей должного внимания, но она не отпускала меня. Серфинг, футбол, пикники... всё это нравится ей. Мой отец считает, что она моя женская версия.
Лотнер смотрит на меня. Я стою, сложив руки на груди.
– Она расстроилась, когда ты рассказал ей об Оушен?
Он качает головой.
– Не расстроилась. Возможно, разочаровалась. Она мечтала о том, как подарит мне моего первого ребёнка
– А что насчёт тебя? – я тяжело сглатываю.
– Жалею ли я о появлении Оушен? – спрашивает он, хмурясь.
– Не об Оушен. Я не это имела в виду. Расстраивает ли тебя и одновременно радует, что у тебя уже есть ребёнок, но ребёнок не от неё?
Оушен обнимает меня за ноги и смотрит на меня. Я улыбаюсь и поднимаю её на руки.
– Давайте есть, – улыбается Лотнер и оставляет мой вопрос без ответа.
– Ииии... смотри! – кричит Оушен от восторга, когда начинается фейерверк.
Нам открывается самый ошеломительный вид на него с террасы Лотнера.
Она залазит то на мои колени, то на колени Лотнера, пока, наконец, не усаживается на скамейку возле перил. Я стою у неё за спиной, мягко поглаживая её волосы.
Моё тело напрягается, когда Лотнер прикасается ко мне. Он обнимает меня за талию, прижимая к своему крепкому телу.
– Лотнер, – шепчу я.
– Шшш... – выдыхает он мне в ухо.
Оушен зачарована магическими огоньками, но я все ещё нервничаю от того, что она может повернуться и увидеть, как Лотнер прикасается ко мне, и это может сбить её с толку. Проблема состоит в том, что я хочу, чтобы он прикасался ко мне. Мне это нужно.
Сантиметр за сантиметром его рука опускается вниз по моему животу, направляясь между ног, под тонкую материю моего платья. И даже мои трусики не могут притупить те ощущения, когда его средний палец потирает мой клитор медленными уверенными движениями.
Святой боже... это ТАК неправильно, но так хорошо. Веки тяжелеют, и когда я моргаю, то вижу свой собственный фейерверк, одна великолепная вспышка за другой. Он подводит меня к собственному финалу.
– Время спать, – верещу я между тяжелыми вдохами.
Лотнер отпускает меня.
– Нет! – протестует Оушен.
Слава Богу, фейерверк подходит к концу, и она безумно прыгает и хлопает в ладоши. Оушен поворачивается, чтобы быстро посмотреть на нас – её глаза полны восторга. Это абсолютная перезагрузка эмоций для неё. Для меня тоже в каком-то смысле, спасибо мистеру «Волшебные Руки».
Когда огни вдалеке города превращаются в просто обволакивающую дымку, я завожу Оушен в дом, пока Лотнер достаёт наши вещи из машины.
Она уже пропустила своё обычное время, в которое ложится спать, но настаивает на том, чтобы я прочитала ей книгу. К её счастью, я взяла с собой несколько.
– Я почитаю ей, – предлагает Лотнер.
На какой-то момент я теряюсь.
– Эм... хорошо. Пойду приму душ. Спокойной ночи, милая.
– Спокойной, мамочка, – она обнимает меня и целует.
Стоя под душем, я прокручиваю в памяти все события сегодняшнего дня. Я нахожусь в мыльном пузыре, который совершенно точно взорвётся через несколько дней. Сегодня я смогла мельком увидеть то, какой бы была наша семья с Лотнером и Оушен. Когда я рядом с ним, и он смотрит на меня, как делал это раньше, прикасается ко мне, как раньше, я могу отбросить чувство вины. Однако дома меня ждёт Дэйн, а Эмма вернётся сюда через несколько дней. И что потом? Я не та, которая будет изменять, и никогда ею не была, но находясь здесь, я позволяю себе такие интимные моменты с мужчиной, который обручён с другой. А я должна буду выйти замуж за Дэйна. Что мы творим?
Я скольжу в кружевные шортики для сна от «Victoria’s Secret», надеваю обтягивающий топ и выглядываю из-за угла, чтобы посмотреть как там Оушен. Ночник всё ещё горит, она лежит, положив свою маленькую ручку на широкую грудь Лотнера, а он обнимает её своей большой рукой. Его одна нога свисает с кровати, и они оба спят. На цыпочках я иду по коридору и спускаюсь вниз, чтобы взять фотоаппарат. Вернувшись в спальню, я довольна, что никто из них даже не шелохнулся. Сделав огромное количество снимков, я возвращаюсь вниз, чтобы положить фотоаппарат обратно.
И я снова вспоминаю, что нужно позвонить Дэйну.
– Привет, получил твоё сообщение, – отвечает он.
– Хорошо, надеюсь, не разбудила тебя.
– Нет, я смотрел фильм с тремя собаками, которые разлеглись со мной на диване.
– Хмм, а что ты смотришь? – спрашиваю я и захожу в комнату, находящуюся напротив зала. Включаю свет, и у меня перехватывает дыхание.
– Сидни? – зовёт Дэйна.
– Эм... да?
– Ты слышишь меня?
– Нет... ам, что?
– Говорю, я смотрю «Марли и я».
– Ааа... ох.
– Сидни?
– Что?
– Ты какая-то отстранённая.
Я поворачиваюсь и вижу Лотнера, стоящего в дверях, на нём надеты полосатые боксеры и больше ничего. Мои глаза повторно знакомятся с каждым изгибом и мускулом на его теле.
– Просто устала. Долгий день в пути.
– Уверена?
– Ммм… угу.
– Хорошо, милая. Спокойной ночи, люблю тебя.
– Да... ага... и я тебя.
И я отключаюсь.
– Нравятся мои фотографии? – спрашивает Лотнер, ухмыляясь.
Отрываю глаза от его восхитительного тела, и начинаю рассматривать стены его кабинета снова. Они все увешаны его фотографиями, которые я когда-то сделала. Только вот это не оригиналы, которые я прислала ему. Эти увеличены во много раз и вставлены в рамки. Не знающему его человеку покажется, что Лотнер упивается собой, глядя на все эти чёрно-белые снимки разных частей его тела, но я бы так не подумала. Я вижу его одержимость фотографом, а не музой.
– Они нормальные. В смысле, это ведь не Деймон Майклз, но какой-то потенциал в них есть.
Лотнер тихонько смеётся.
– Да, это определённо не шедевры Деймона Майклза, но фотографу я бы поставил четыре с плюсом за старания.
Я разворачиваюсь и подхожу к нему.
– Уверена, она сделала всё, что смогла, учитывая хреновенькое тело модели, с которым ей пришлось работать.
– Заткнись.
– Эй, не нужно мне говорить, что...
И он снова делает это. Губы, язык, руки... он завладевает моим телом и разумом. Боже, мне так нравится, как он затыкает меня. Руки покалывает от волнующего момента, что я снова прикасаюсь к его обнаженному телу. Я веду вниз по его груди, ласкаю пальцами каждый мускул, а затем перехожу на спину, проделав тот же путь только вверх. Чувство вины и совесть громко звучат у меня в голове, скандируя: прелюбодеяние... измена... интрижка на стороне.
Почему моё тело и разум не могут прийти к общей договорённости? Они работают не синхронно.
– Лотнер... – шепчу я.
– Заткнись, – бормочет он, кусая, облизывая и посасывая каждый миллиметр моей шеи. – Отвратительно, что это делает меня каким-то мудаком, но иметь с тобой общего ребёнка это не горько-сладкое ощущение, – он посасывает мою шею, опускаясь поцелуями к плечу. – Это чёртово осуществление мечты.
Хватая меня под ноги, он поднимает меня и несёт к столу. Он сажает меня на него, попутно сбрасывая оттуда все вещи, кроме лампы, стоящей в противоположном углу.
Чёрт возьми!
Я только в фильмах видела, как вытворяют такое. Лотнер слишком организованный человек, чтобы так себя вести. Возможно, у него займёт не один час, чтобы расставить на место всё то, что он сейчас одним махом сбросил на пол. Интересно, в глубине души он уже жалеет, что поступил так опрометчиво? Может мне стоит предложить остановиться и помочь ему убраться тут.
– Лотнер… – я пытаюсь придать силы своему горящему желанием голосу.
– Ничего не говори! – и он стягивает мой топ через голову.
Он останавливается, чтобы рассмотреть мою голую грудь. Его дыхание тяжелое, а полуприкрытые глаза в этом свете приобретают более дымчато-синий цвет. Крайне мучительно от того, насколько медленно он ведёт рукой по моей груди – поднимает её, мнёт, ласкает сосок.
Я откидываю голову и закрываю глаза. Вторая рука Лотнера делает то же самое.
– Ахх! – стону я.
– Шшш...
Как у него получается делать это со мной? Каждая нервная клетка в моём теле превращается в спусковой крючок, как только он касается меня. Кладя правую руку мне на грудную клетку, он просит меня лечь. Затем он снимает с меня шорты и трусики. Голубые ирисы всегда смотрят только мне в глаза. Поставив ногу на край стола, я наблюдаю за тем, как он снимает боксеры. Один только вид его большого члена, выпрыгивающего из нижнего белья, почти доводит меня до экстаза.
Боже мой... мы действительно это делаем. Волны чувства вины всё больше и больше накатывают на меня и когда они доходят до моего лица, я хмурюсь. Почему, почему, почему это неправильно? Та притягивающая сила, которая соединяет нас, имеет просто нечеловеческую мощь. У нас есть общий ребёнок... мы должны быть вместе. Тогда почему мой разум отравляет этот момент?
– Лотнер... – я сажусь и выпрямляюсь.
Он прижимает меня к своему телу, разворачивается и в следующий миг моя спина врезается в стену. Одной рукой он удерживает оба моих запястья над головой.
– Просто. Перестань. Разговаривать! – рычит он и резко входит в меня.
Я вскрикиваю, чувствуя, как он полностью заполняет меня в этой брутальной манере. Его рот накрывает мой, проглатывая громкие мольбы. Лотнер никогда настолько по-животному не обращался со мной – требовательно, доминантно.
Я чувствую его злость, отчаянье и... боль. Мне кажется, что каждый раз, как он врезается в меня, может быть последним, потому что я уже на грани, но мне не хочется, чтобы он не останавливался – никогда.
Его рот впивается в мою грудь, посасывая сосок так сильно, что я прокусываю нижнюю губу. Мне хочется умереть в руках этого мужчины. Даже если мы будем в аду, мне всё равно. Мне просто хочется быть с ним. Боль от осознания того, что это утраченный момент, непростительная и огромная ошибка, вызывает у меня слёзы. Сделав последний толчок, он замирает, рычит и впивается зубами в мой сосок, толкая меня за грань. Я кончаю.
Отпустив мои запястья, Лотнер опускает свою голову мне на плечо. Я провожу по его волосам с той же нежностью, с которой я делаю это с Оушен. Он просто взял меня сейчас, как какой-то альфа-самец. Но всё, что я могу сейчас чувствовать от него, это какую-то детскую уязвимость.
Что. Мы. Творим?
Он поднимает голову.
Голубые ирисы. Они горят от боли. Он смотрит на мои губы, проводит языком по моей кровоточащей нижней губе, а затем нежно целует её. Я закрываю глаза и таю от такого нежного прикосновения. Его мягкие губы сцеловывают мои слёзы, а я провожу языком по нижней губе.
Лотнер медленно выходит из меня и ставит на пол. Его глаза осматривают моё тело, а затем он надевает боксеры обратно и выходит из комнаты. Без объяснений. Без извинений. Без каких-либо слов.
Ещё одна одинокая слеза скатывается по щеке. Это всё, что я позволяю себе. После быстрого похода в ванную, я скольжу в постель рядом с Оушен. Прижав её к себе, я закрываю глаза и жду, когда в моём мире всё снова начнёт обретать смысл.
30 глава
5 июля 2013 г.
Голубые ирисы.
– Доброе утро, – шепчет он.
Оушен больше не лежит со мной, она перекатилась на другую сторону кровати и сейчас, уткнувшись носом в грудь Лотнера, всё ещё спит. Я не помню, как он пришёл прошлой ночью сюда. После нашей внезапной «встречи» у него в кабинете, я чувствовала себя измотанной, поэтому неудивительно, что я не слышала его прихода.
– Доброе, – осторожно улыбаюсь я. – Думаю, ты ей нравишься.
– Я сейчас в раю, – отвечает Лотнер и целует Оушен в лоб.
Я тоже, но мой рай только иллюзия.
– Эм, природа зовёт, – говорю я и выпрыгиваю из постели.
Как бы соблазнительно не было вернуться обратно в кровать к голубым ирисам, я выхожу из ванной и спускаюсь вниз. Сегодня прекрасное утро, и я никак не могу насладиться открывающимся видом. Я чувствую себя богом, окруженным красивыми цветами и тихим умиротворением, который сверху взирает на остальной мир. Отсюда этот огромный город выглядит таким маленьким. Возможно, вот для чего эти выходные – попробовать вкус рая, почувствовать его тишину. Могу ли я заниматься любовью с Лотнером и всё ещё выйти замуж за Дэйна? Это вообще соизмеримо то, что мы делаем сейчас? Это занятие любовью или просто выпуск эмоций, медленное прощание?
– Чай?
Повернув голову налево, я вижу Лотнера, держащего в руке чашку.
