Текст книги "Несомненно ты (ЛП)"
Автор книги: Джуэл Э. Энн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
Слышится голос Питера Гэбриэла, и я отвечаю прежде, чем слова песни парализовывают меня.
– Привет.
– Доброе утро. Ну что, все готовы ехать на пляж сегодня?
Я не могу чувствовать тот же самый восторг, который так слышен в весёлом голосе Лотнера.
– Конечно. Я уже упаковала наш ланч. Где ты хочешь встретиться?
– Я думаю насчёт пляжа, на который мы ездили раньше...
– Нет! – отвечаю я, убегая на кухню, чтобы Оушен не услышала меня.
– Что? Почему нет? – ошарашено спрашивает он.
– Я не собираюсь везти свою до...
– Нашу дочь, – прерывает он меня.
Я закатываю глаза и раздраженно вздыхаю.
– Я не собираюсь везти НАШУ дочь, чтобы встретиться с тобой и твоей невестой на том же самом пляже, где мы... – я не могу произнести это вслух.
– Занимались любовью, – шепчет он.
Зачем он это говорит? Почему он произносит это именно так?
– Просто выбери другой пляж
– Тогда выбирайте вы с Дэйном. Мне всё равно.
– Дэйн не поедет. Его... вызвали на работу.
Я не упоминаю о гриле, потому что на данный момент мне очень сильно повезёт, если просто удастся выжить после нескольких часов на пляже с ними.
– Тогда через полчаса мы вас заберём.
– Я поведу. Сиденье для Оушен в...
– Сид, я купил сиденье для Оушен.
Оу! Почему это признание так беспокоит меня? И дело не в том, что я думала, что он встретится с ней пару раз, а потом решит, что больше не хочет быть её отцом. По какой-то причине, несмотря на то, что он сказал, я чувствую, что теряю своего ребёнка. Частичка за частичкой.
– Эм... хорошо, увидимся... очень скоро.
– Сидни?
– Мм? – отвечаю я дрожащим голосом.
– Мне нужен твой новый адрес.
– Оу, эм, я пришлю тебе смс.
– Хорошо. До встречи.
– Пей много воды и не забудь нанести солнцезащитный крем, – обнимает меня Дэйн и целует нас обеих прежде, чем уехать.
Мы с Оушен сидим на крыльце и ждём Лотнера с Эммой. Всё, что она знает, так это то, что мы едем на пляж. И так как мы пока не можем завести разговор на тему «кто твой папочка», я решаю не говорить вообще ничего и подождать, пока у неё самой назреют вопросы.
– А вот и они.
Лотнер всё ещё водит свой «ФоРаннер». На крыше машины закреплены две доски для серфинга. Точно так же, как и на нашем первом свидании, на пляже.
Мы поднимаемся, и они выходят из машины.
– Привет, Оушен, – его голос очень нежный, а эти грёбаные глаза медузы зачаровывают мою маленькую девочку.
Ещё один кусочек оторван от моего сердца, когда я замечаю одобрение в её глазах, и как охотно она идёт к нему. Он берёт её на руки и нежно обнимает.
– Помнишь меня?
Она просто улыбается.
– Я заботился о тебе, когда ты болела. Помнишь, я доктор Салли? Но ты можешь называть меня... – он сомневается и смотрит на меня, а затем на Эмму.
Я задерживаю дыхание. Если он скажет папа, папочка, отец или ещё какие-нибудь производные от этого слова, то я потеряю всё.
– Зови меня Салли.
Всё, что может делать Оушен, это улыбаться.
– Оушен, а это Эмма.
Эмма также улыбается.
– Привет Оушен. Мне нравится твоё имя и твои красивые голубые глаза.
Серьёзно? Ей обязательно нужно упоминать о глазах? Словно ногтями по доске прошлась.
– Эмма, это Сидни.
Я погрязла так сильно, что это причиняет боль, но мне удаётся выдавить из себя вежливую улыбку и протянуть ей руку.
– Приятно познакомиться, – её голос мягкий и приятный, он подходит к её улыбке.
Я узнаю чёрные длинные волосы, которые видела в парке. Она примерно моего роста, но с более пышными формами, хотя тело её всё равно в тонусе. Она... красивая. И не старше меня. И если уж на то пошло, то Эмма младше, с идеальной смуглой кожей, что заставляет меня надеяться на то, что она не старше меня, раз выглядит так хорошо.
– Взаимно. Поехали? – спрашиваю я, и указываю в сторону машины.
Лотнер сажает Оушен на её сиденье, Эмма садится впереди, а я кладу наши вещи в багажник.
– Чёрт, я забыла холодильник для напитков и бутылки с водой. Я сейчас вернусь, – говорю я и бегу в дом, а потом на кухню.
Наши бутылки с водой стоят в холодильнике. Взяв их, я поворачиваюсь, чтобы закрыть дверь, но тут же задерживаю дыхание. В сантиметрах от меня стоит Лотнер. Я почти врезаюсь в него. Подняв голову, я встречаюсь с голубыми ирисами, и они просто поглощают меня. Сердце едва успевает отбивать свой ритм. Он раздевает меня своими глазами, но не физически – то, как он клеймит меня на эмоциональном уровне... это никогда не исчезнет. Прошло уже три года, но я всё ещё чувствую это. Всё ещё чувствую его. Лотнер ничего не говорит. Его лицо будто высечено из камня. Абсолютно лишённое каких-либо эмоций. Я закрываю глаза, прекращая таким образом этот гипноз.
– Я возьму холодильник, – шепчет он, находясь так близко к моему лицу, что я слышу запах его мятной пасты.
Киваю и пытаюсь проглотить весь тот неконтролируемый поток эмоций, что бушует во мне.
– Привет, малышка, – наклоняюсь и быстро целую Оушен, а затем пристегиваюсь.
Эмма поворачивается к нам и улыбается. Потом я смотрю на голубые ирисы в зеркале заднего вида, пока мы отъезжаем от дома.
Грёбаные глаза медузы.
Просто прикончите меня уже, наконец. Мужчина, который всё отнимает у меня, а затем возвращает во сто крат больше девять месяцев спустя, теперь мучает меня невысказанными словами, пока жизнь, которую мы создали, сидит рядом со мной, а его невеста рядом с ним. И, думаю, мне лучше искать дополнительную работу, потому что лечение, которое мне понадобится, будет дорогостоящим.
– Эмма, так ты из Лос-Анджелеса? – я заставляю себя начать небольшой разговор, который я обычно завожу со своими клиентами.
– Гавайи. Моя мама всё ещё живёт там, а отец и его новая жена живут здесь в Пало-Альто. Он главный по отбору персонала в больнице. Вот так мы и встретились с Лотнером.
Миленько.
– А ты доктор или ещё учишься в медицинском?
Она смеётся и косится на Лотнера. Он ей подмигивает.
– Нет, у меня свой бизнес, связанный с дизайном веб-сайтов. Я провела долгий год в Китае, стажируясь в области технологий. На самом деле в прошлом году папа послал Лотнера в аэропорт, чтобы забрать меня оттуда, когда я вернулась домой, – она протягивает руку и кладёт ему на ногу. – У него в руках была глупая картонная табличка с моим именем, которую ему посоветовал сделать мой папа. Что я могу сказать... это была любовь с первого взгляда.
К чёрту лечение. Я сразу же отправлюсь в психушку.
– Водю, – просит Оушен.
Я даю ей немного попить.
– Лотнер рассказал мне, что ты недавно вышла замуж... за ветеринара. А ты в декрете или работаешь?
Мы на секунду пересекаемся взглядами в зеркале заднего вида, а затем я улыбаюсь Эмме.
– На самом деле мы ещё не оформили официально наши отношения. У Оушен случился приступ прямо во время церемонии, поэтому мы отложили всё это.
Брови Лотнера сходятся на переносице, но взгляд не отрывается от дороги.
– А работаю я фотографом. Но зачастую делаю это по вечерам или на выходных, поэтому мне не приходится искать няню для Оушен, чтобы она сидела с ней днём. Это действительно лучшее, что могло мне подвернуться.
– Оу, фотограф. А что ты фотографируешь?
Я пожимаю плечами и смотрю в окно.
– Всё.
– Мой папа поднял кое-какие связи, и наши свадебные фотографии согласился делать сам Дэймон Майклз. Можешь в это поверить? Ты видела его работы? Хотя, конечно же, видела... Он работал на сотнях свадеб знаменитостей. Он просто... великолепный, правда? – голос Эммы похож на голос семнадцатилетней девочки, которая только что нашла идеальное платье для выпускного.
– Я видела его работы. Они выглядят... предсказуемо.
Она резко поворачивает голову в мою сторону.
– Предсказуемо? Ты, должно быть, не серьёзно. Единственное, что меня поразило больше, чем его работы, это фотографии, которые висят у Лотнера дома на стенах. Какой-то неизвестный фотограф сделал эти невероятные фотографии в качестве своего арт-проекта. Они сделаны в чёрно-белом цвете. На них изображены его тело... руки, каждый изгиб, каждый мускул на его животе и спине. А также – Боже мой – фото его глаз. Я хотела, чтобы она была нашим свадебным фотографом, но мой забывчивый жених не смог вспомнить ни её имени, ни каких-либо её контактов. Как-нибудь ты должна увидеть их. Просто сумасшедший талант... вау!
Я не могу сдержать улыбку, которая появляется на моих губах. Лотнер не смотрит на меня в зеркало заднего вида, но я замечаю, как он ёрзает на сидении.
– Звучит так, будто она великолепный фотограф, – говорю я, смотря в окно, и улыбаюсь.
– Это ещё мягко сказано... но, да, она великолепна, – подтверждает Эмма, облокотившись на сиденье и вздыхает.
Это не «наш» пляж, но здесь также не слишком людно, а мой милый маленький любитель пляжей всё время улыбается, копаясь своими маленькими ручками и ножками в холодном влажном песке.
– Давай-ка наденем на тебя панаму, – я завязываю ленты бело-розовой цветастой шляпки у неё под подбородком и сажусь рядом с ней, окруженная всеми этими лопаточками и ведёрками.
В метре за нами на полотенце растянулась Эмма в своём купальнике на завязках. Лотнер в это время пытается поймать волны, но теперь он возвращается обратно на берег... мокрый, подтянутый, такой сексуальный, что слюни текут. Я надеваю солнечные очки обратно, чтобы мои бесстыжие разглядывания не были такими очевидными.
– Иии! – пищит Оушен, когда он садится на колени рядом с ней и трясёт своими мокрыми волосами на подобии собаки, забрызгав нас с ней холодной водой.
– Что делаешь? – спрашивает он её.
– Песок, – отвечает Оушен.
– Твоя очередь, Эм, – говорит Лотнер. – Разве что ты захочешь пойти? – ухмыляется он мне.
– Нет, спасибо, мне и здесь хорошо, – я не дарю ему такое удовольствие. Делаю вид, будто не поняла его шуточку.
– Смотри и учись, красавчик, – Эмма дефилирует мимо нас с доской в руках, всё время виляя своей идеальной задницей.
Она родилась на Гавайях, конечно же, она грёбаная королева сёрфинга. Лотнер копается в песке одной из лопаток Оушен.
– Так ты не замужем?
– Ещё нет.
Он не смотрит на меня, наполняя ведёрко песком, плотно утрамбовывая его своей рукой.
– А когда?
Я пожимаю плечами.
– Не знаю. А твоя свадьба когда?
– Второго августа. И я хочу, чтобы Оушен стала девочкой, которая будет держать букет.
Говорить о свадьбе Лотнера и Эммы – разрушающее чувство. Часть меня всё ещё принадлежит этому мужчине, а теперь, когда он снова возвращается в мою жизнь, я боюсь, что мои чувства к нему никогда не утихнут. Я не могу находиться рядом с ним при этом, не желая его. Моё тело требует его прикосновений, а сердце до боли молит о его любви.
– Не знаю, Лотнер. Все развивается слишком быстро. Ты только на прошлой неделе познакомился с ней.
– Я люблю её, – он уверенно смотрит на меня, сжав челюсть.
Я качаю головой.
– Ты даже не знаешь её.
Он смотрит на океан, где рисуется Эмма, но не думаю, что он слишком много обращает внимания на неё.
– Когда ты полюбила её?
– Что? – спрашиваю я.
– Нашу дочь. Когда ты полюбила её?
Я смаргиваю слёзы, благодарная тому, что на мне очки, скрывающие всё это.
– Она моё всё. Возможно, мой мозг и помнит те времена, когда я не знала её, но моё сердце не помнит и дня, чтобы я не любила её.
– Тогда ты знаешь, что я чувствую.
Я киваю, сжав плотно губы, умоляя о том, чтобы эмоции не вырвались наружу.
– Так, значит, аэропорт... любовь с первого взгляда, да? Звучит, будто это была судьба.
Он глубоко вздыхает.
– Сид, это не была...
– Ладно, не бери в голову. Я передумала. Не хочу ничего об этом знать.
Я поднимаюсь и отряхиваю песок со своих ног.
Лотнер тоже резко встаёт и поднимает за собой Оушен.
– Пойдём, окунём этих маленьких миленьких хрюшек в воду.
Он доносит её до кромки воды и, держа под руки, раскачивает её маленькое тело словно маятник. Каждый раз как её ноги дотрагиваются воды, она пищит от удовольствия. Я беру камеру и фотографирую их. В другом, в идеальном мире, я бы не видела Эмму, шагающую вдоль береговой линии или не чувствовала бы необходимость позвонить Дэйну. Всего лишь на мгновение я позволяю своему разуму подумать о том, что было бы, если бы я вернулась сюда после операции отца вместо того, чтобы поехать в Париж.
Сказочная иллюзия испаряется так же быстро, как и появляется. Эмма ставит свою доску и берёт Оушен на руки. Она кружит её, и восторг на лице моей дочери Просто. Разбивает. Моё. Сердце. Я бросаю фотографировать. Счастливое семейство, которое я вижу в объективе, вызывает ревность и страх. А это смертельная комбинация. Отвернувшись от них, я прячу камеру и беру телефон.
– Привет, милая. Как всё проходит? – спрашивает Дэйн.
Я прерывисто вздыхаю.
– Нормально. Как шнауцер?
– С Родни всё в порядке. У него в лапе застрял грязный шип, но я смог его вытащить. Мы всё ещё собираемся на ужин все вместе сегодня?
Я оглядываюсь, чтобы увидеть, как эта троица уже сидит на песке. Закрываю глаза. Делаю глоток свежего воздуха. Это ради Оушен... Ради Оушен...
– Скорее всего, собираемся, но я ещё не спрашивала. Напишу тебе через несколько минут.
– Хорошо... Сидни?
– Да?
– Как ты там держишься?
Возможно, я никогда не полюблю Дэйна точно так же, как он меня, но сейчас его возможности сильно возросли.
– Я умираю.
– Мне так жаль, хотелось бы мне быть рядом с тобой.
– Мне тоже.
– Ты сможешь это сделать. Ты самая сильная женщина, которую я когда-либо встречал.
– Спасибо.
– Созвонимся позже, – говорит он и отключается.
– Мамочка! – кричит Оушен и бежит ко мне. Её маленькие ножки отчаянно борются с песком.
– Цветы... я... цветы.
– Надеюсь, ты не против. Лотнер сказал мне, что разговаривал с тобой насчёт того, чтобы Оушен стала девочкой, которая будет держать букет, – спрашивает Эмма и боязливо морщит нос. – Вообще было бы лучше снять с неё мерки для платья ещё вчера, но, думаю, завтра утром тоже подойдёт.
Лотнер косится на меня и одними губами говорит «извини».
Он чертовски в курсе того, что я ещё не дала своего согласия на это.
– Да, конечно, без разницы.
Я поворачиваюсь, вытаскиваю салфетки и немного винограда для Оушен.
– Ам... Дэйн хочет, чтобы я пригласила вас на ужин сегодня вечером. Будет еда на гриле.
– Оу, звучит круто. Он, наверное, не будет жарить красное мясо или свинину, да?– спрашивает Эмма, натягивая свой топ.
– Не знаю, скорее всего, это будет рыба или что-то такое, – я рада, что очки скрывают то, как я раздраженно закатываю глаза.
– Мы с удовольствием приедем, спасибо, – отвечает Лотнер, копаясь в холодильнике.
– А у вас намечается большая свадьба?
Лотнер садится на своё полотенце, а Эмма устраивается у него между ног.
– Всего лишь около пятисот человек, – отвечает она.
К счастью, виноградина, которую я только что запихнула в рот, не успевает продвинуться дальше зубов, потому что в противном случае я бы подавилась.
Всего пятьсот?
– А затем мы уезжаем на Бали на десять дней, чтобы...– она хихикает и наклоняется, чтобы поцеловать его в шею. – Ну, знаешь...
– Да... ну, нам пора возвращаться. Дэйну, возможно, понадобится моя помощь.
Я заталкиваю наши вещи по сумкам и стряхиваю с Оушен песок. Та картина, что Эмма нарисовала мне сейчас, словно кинжалом проходится по мне. Глаза слезятся, сердце кровоточит.
Уголком глаза я замечаю, как Лотнер встаёт. Он смотрит на меня, но я отказываюсь смотреть на него.
– Давай соберём твои игрушки, милая, – держа Оушен за руку, я тяну её к горе игрушек, которые валяются в песке.
Лотнер приседает на корточки рядом со мной и помогает вытряхнуть песок с игрушек, а затем кладёт их в сумку.
– Прости, – шепчет он.
Я не могу ничего сказать. Если попытаюсь заговорить, то начну плакать. А я чертовски уверена, что не собираюсь плакать перед Лотнером и Эммой.
– Сидни... – говорит он мягко.
Я качаю головой и сжимаю зубы. Поднявшись, я беру на руки Оушен, а Лотнер снимает наши сумки с моего плеча. Я позволяю ему это сделать, потому что чувствую, что вот-вот упаду. У меня отнимает все силы прижимать ребёнка к себе и нести её к машине.
– Вот так, малышка, – говорю я, пристёгивая её, а затем сама забираюсь в машину, отряхнув перед этим с ног песок.
Лотнер загружает всё в машину, а Эмма стелет полотенце на своё сидение прежде, чем сесть.
– Надеюсь, у нас будет время принять душ перед ужином, – смеётся она, выковыривая песок из-под своих идеально наманикюренных ногтей.
Мы успеваем проехать всего пять минут, а Оушен уже засыпает. Эмма копается в своём телефон, а я устало прижимаюсь головой к стеклу. Слёзы катятся по щекам, и я стираю их прежде, чем они станут видны из-под очков. Боже, ну почему мне так больно?
Лотнер откашливается. Он смотрит на меня в зеркало, а затем я замечаю, как его левая рука протискивается между сиденьем и дверью. В ней платок. Я сглатываю ком в горле и беру его. Мои пальцы слегка задевают его ладонь, и он сжимает мою руку. Я кладу голову на заднюю часть сиденья Лотнера, всё ещё держа его за руку. Мои пальцы сжимают его ладонь. Я так сильно скучаю по его прикосновениям. А Эмма всё продолжает сидеть в своём телефоне, абсолютно забыв обо всех и обо всём.
– Малыш, отец хочет, чтобы мы зашли к ним на бранч в воскресенье прежде, чем уедем отсюда. Что думаешь?
Я выпрямляюсь на сиденье, взяв у Лотнера платок. Он кладёт руку обратно на руль.
– Мы в городе, чтобы провести время с Оушен. Не то чтобы я не хочу увидеться с твоим отцом...
– Возможно, мы можем взять её с собой. Уверена, отец был бы рад с ней познакомиться, – Эмма поворачивается ко мне. – Это будет нормально, если мы так сделаем?
Я чувствую, как Лотнер смотрит на меня.
– Эм... не знаю. Можем мы сначала посмотреть, как там пройдёт завтрашний день?
– Конечно, – и она отворачивается от меня. – Скажу ему, что, возможно, приедем.
Почти весь оставшийся путь мы проводим в тишине. Лотнер заезжает на подъездную дорожку, и я отстегиваю ремень прежде, чем он успевает до конца затормозить. Я засовываю намокший платок в сумку и расстегиваю лямки на сиденье Оушен.
Лотнер открывает дверь с моей стороны.
– Позволь мне отнести её, а ты возьми сумки.
Я поворачиваюсь, на секунду засомневавшись, а затем киваю и вылезаю из машины. Эмма остаётся сидеть в салоне, пока Лотнер несёт всё ещё спящую Оушен в дом. Она выглядит такой крошечной в его руках. Я помню, как чувствовала себя в безопасности, находясь в этих объятиях.
– Привет, – шепчет Дэйн, держа дверь открытой.
Лотнер кивает, а я печально улыбаюсь ему. Дэйн морщит лоб. Он знает меня слишком хорошо. Лотнер поднимается за мной по лестнице, идя в комнату Оушен. Он кладёт её на кровать и прижимает губы ко лбу. Я глубоко вздыхаю. Сейчас больше всего на свете мне хочется залезть в горячую ванну и выпить бокал вина.
Лотнер разворачивается и подходит ближе ко мне.
– Спасибо... за сегодняшний день. Она просто... она намного больше, о чем я когда-либо мечтал.
Я киваю, а он снимает с меня солнцезащитные очки. Глаза опухшие, и уверена, что красные тоже.
– Почему? – шепчет он, проводя пальцами по моей щеке.
Я пожимаю плечами и отворачиваюсь. Приходится закусить подрагивающую губу и тяжело сглотнуть.
– Я просто... просто... Ничего, – я смотрю на него, натянуто улыбаясь. – Просто неделя была долгой. Много чего случилось. Это немного слишком для меня, вот и всё.
– Эмма не должна была...
– У вас всё в порядке? – слышится тихий голос Дэйна в дверях.
Я отхожу на шаг от Лотнера и поворачиваюсь.
– В порядке. Мне нужно принять ванну, – я снова смотрю на Лотнера. – Увидимся через пару часов?
Он кивает и так же, как и я, выдавливает эту жалкую слабую улыбку.
Оушен просыпается в то время, пока я принимаю ванну.
– Мамочка, – зовёт она сонным голосом.
– Я здесь, милая.
Потирая глаза, она усмехается мне. Это знакомая усмешка, которая говорит мне о том, что она хочет ко мне в ванну.
– Иди сюда, – я тянусь к ней и помогаю раздеться. – Сначала сходи на горшочек, а потом можешь забираться ко мне.
– Ванна... уточка, – смеётся она.
Несколько раз в неделю мы проходим это. Я прошу Дэйна, чтобы он побыл с ней, пока я принимаю расслабляющую ванну. Он отвлекается, а Оушен пробирается наверх и улыбается мне так, что я не могу устоять. Потом мне приходится спускать половину воды и добавлять холодную, потому что я люблю действительно горячую воду. И уже спустя несколько минут я начинаю замерзать, вдобавок ко всему ещё и окруженная всеми её игрушками. Если мне везёт, я выбираюсь из воды и не поскальзываюсь на игрушке, падая обратно в ванну, и выплёскивая волнами воду на пол, спасая таким образом голову мистера Уточки от приземления моей задницы в сантиметрах от него.
Оушен играет до тех пор, пока все мыльные пузырьки не лопаются, а на дне ванны не становится виден песок. Я помогаю ей одеться, а затем сушу её волосы перед тем, как отправить её вниз к Дэйну.
Посмотрев в зеркало, я вижу, что солнце добавляет немного цвета моим щекам, и мне это нравится. Хотя глаза всё ещё немного красные. Закапываю лекарство в них и рисую стрелки, затем крашу ресницы и намазываю губы блеском.
– Сидни, они здесь, – кричит Дэйн.
Я быстро сушу волосы, затем натягиваю тёмные джинсы и белую рубашку без рукавов. Взглянув последний раз в зеркало, я делаю глубокий вдох.
– Второй раунд шоу «Помучай Сидни». Дзынь-дзынь-дзынь.
– Привет, – здороваюсь я с Лотнером и Эммой, открывая дверь, ведущую на задний двор.
Они сидят на террасе, попивая вино и пиво, и наблюдают, как Оушен бегает за тремя собаками.
– Мир тесен, милая. Отец Эммы, точнее его коты, это мои пациенты, – Дэйн улыбается и кладёт бургеры на гриль. К счастью для Эммы, они сделаны из индейки.
– Ага, я и понятия не имела, что твой муж, ну или будущий муж, это тот самый знаменитый доктор Эббот или «заклинатель котов», как называет его мой папа.
Эмма сидит у Лотнера на коленях, проводя ногтями ему по затылку.
– Дэйн талантливый ветеринар, да, – бормочу я и выдавливаю улыбку.
– Мамочка, – крик Оушен, от которого у меня кровь застывает в жилах, заставляет меня броситься к ней.
Она падает на камни и царапает колено.
– Тише... всё хорошо, милая, – я беру её на руки и несу в дом.
– Давай я выложу мясо на тарелку и дам тебе аптечку, – говорит Дэйн.
– Всё нормально. Я разберусь с этим, – отвечаю я ему, а Лотнер открывает мне дверь в дом.
Оушен всхлипывает у моей груди, пока я несу её наверх. Лотнер идёт прямо за мной.
– Шшш... это просто царапина, малышка, – успокаиваю я её, усаживая на туалетный столик в ванной.
– Могу я посмотреть? – спрашивает Лотнер.
Она кивает, сквозь сдавленные рыдания.
Я достаю небольшую аптечку. Лотнер очищает рану и наносит мазь. Я протягиваю ему пластырь. Он смотрит на него.
– Сейчас вернусь, – предупреждает он.
Прижав к себе Оушен, я жду его.
– Вот, смотри, что я нашёл у себя в машине? – в руках у него пластырь с Винни Пухом.
– Пух, – смеётся Оушен и слёзы магическим образом перестают катиться из глаз.
– Теперь намного лучше, – Лотнер наклоняется и целует колено, на котором теперь красуется пластырь.
До этого момента он был доктором, но поцелуй явно от папочки.
Он опускает её на пол, и она бежит вниз по лестнице, будто ничего не произошло.
Я выбрасываю салфетки в мусор и опираюсь руками на туалетный столик.
– Извини насчёт того, что было пару часов назад. Не уверена, почему я была так эмоциональна.
Он засовывает руки в карманы джинсов.
– Эмма не должна была говорить этого… насчёт... Бали. Я знаю, что она сказала это не для того, чтобы расстроить тебя, но всё равно ей не следовало этого говорить.
Я смеюсь и закатываю глаза.
– Господи, Лотнер, она собирается стать твоей женой. Я не питаю никаких иллюзий насчёт того, что вы не будете заниматься... этим во время медового месяца.
Чёрт возьми! Не могу поверить, что мы говорим об этом. И не могу поверить, что сказала «этим» вместо слова «секс». Мне что, двенадцать?
Он пожимает плечами.
– Просто говорю о том, что если ты расстроилась из-за её слов... я пойму.
– Поймёшь, что?
Проведя рукой по волосам, он качает головой.
– Ничего, – поворачиваясь, он идёт в сторону двери.
– Нет, не нужно мне тут ничегокать. Что ты собирался сказать? – я складываю руки на груди.
Лотнер поворачивается и закрывает дверь у себя за спиной. Я даже не успеваю моргнуть, а он уже нависает надо мной, поставив руки по обе стороны от меня.
– Я собирался сказать, что понимаю, если мысль о том, что я с кем-то другим, волнует тебя, – его голос низкий и жёсткий.
Я немного отклоняюсь от него, чтобы наши лица не соприкасались.
– Потому что даже при том, что меня это не должно волновать, я схожу со своего грёбаного ума, когда думаю о том, что руки Дэйна прикасаются к тебе!
Он тяжело дышит, а я и вовсе перестаю дышать. Я не могу отклониться ещё дальше, а он сантиметр за сантиметром наклоняется ко мне. Я чувствую его возбуждение, упирающееся мне в живот. Он опускает взгляд на мои губы, а его рот почти прикасается ко мне.
– Вы идёте, Сидни? Ужин готов! – слышится громкий голос Дэйна с лестницы.
Лотнер выпрямляется, но не двигается. Какие-то секунды мы просто пялимся друг на друга, а затем я выхожу из комнаты.
– Что вы там делали? – спрашивает Дэйн, передавая мне пиво и тарелку с едой.
Лотнер приходит спустя всего несколько секунд.
– Ам... Лотнер дал мне несколько советов по оказанию первой медицинской помощи в случае новых ран. Пластырь-бабочка идеально очищает рану... ну, знаешь, и всё такое.
А ещё как вытянуть из меня весь воздух. Заставить мои соски затвердеть. Намочить мои трусики.
– Нуу, мисс Оушен довольно очаровательная леди со своим пластырем с Винни Пухом, – говорит Эмма, вставая на носочки и быстро целуя Лотнера.
Я сажусь рядом с Оушен, а Лотнер – по другую сторону от неё. Пока я режу для неё еду, то рискую посмотреть на него. Его голубые глаза горят. Горят своей голубизной. Они словно паяльная лампа обжигают меня.
– Какие планы на завтра? – спрашивает Дэйн, сидя напротив меня.
– Мы везём Оушен на снятие мерок для её будущего платья. Сидни не говорила тебе, что Оушен будет девочкой, которая держит букет? – скорее всего, своим энтузиазмом Эмма заряжает всех людей вокруг, но меня от этого начинает тошнить.
Дэйн смотрит на меня. Я улыбаюсь с полным ртом еды.
– Думаю, нам лучше уже отметить этот день в календаре, потому что мы замучаемся выбирать день нашей свадьбы, который бы сочетался с нашими графиками. А то снова может разразиться настоящий скандал, – говорит Дэйн.
Не уверена, слышу ли я сарказм в его голосе или вежливое напоминание о том, что мы всё ещё не женаты, а должны были бы уже. Хоть мы и не закончили церемонию, но у нас была наша свадьба. Пока я не чувствую желания повторить всё это снова. Слишком много денег уже потрачено впустую, включая моё платье и платье Оушен. На этой стадии нашей совместной жизни, будет справедливо просто немного спокойно пожить.
Вытерев рот салфеткой, я проглатываю остатки еды и откашливаюсь.
– Уверена, мы решим эту проблему с выходными.
– Где будет проходить свадьба? – спрашивает Дэйн.
– В Сан-Франциско в заповеднике Бэнтли. Конечно, из-за того, что там не много места для проведения церемонии, только триста пятьдесят гостей из заявленных пятисот будут приглашены и на церемонию и на вечер, – делится Эмма.
– Пятисот? – давится Дэйн.
Я ухмыляюсь и пинаю его под столом.
– Новая жена моего отца из большой богатой семьи, затем, конечно же, приглашены все друзья и коллеги папы. С таким количеством гостей, это будет похоже на медицинскую конвенцию, – смеётся Эмма, а Лотнер качает головой, неуверенно улыбаясь.
– Всё, – говорит Оушен.
– Хочешь ещё клубники? – спрашиваю я.
Она качает головой.
– Хорошо, – я вытираю ей рот и помогаю спуститься со своего детского стульчика.
– Качели! – кричит она, побежав к качелям, которые Дэйн повесил на огромный дуб, когда она была ещё совсем маленькой.
Я закатываю глаза.
– А ты не можешь поиграть немного, пока мы не закончим есть? – отвечаю я ей вдогонку.
Лотнер поднимается из-за стола, вытирая рот.
– Я займусь этим.
Я слабо улыбаюсь ему и киваю.
– А куда вы собираетесь на медовый месяц? – спрашивает Эмму Дэйн.
Это становится для меня сигналом, чтобы уйти. Я беру игрушки, которые лежат на другой стороне террасы и свищу собакам. Все три бегут ко мне. Я снова и снова кидаю им игрушки, стоит им принести их обратно. Я посматриваю на Лотнера и Оушен. Он улыбается ей, но его взгляд быстро находит мой, будто он чувствует, что я смотрю на него. Мы находимся в добрых пятидесяти метрах друг от друга, но когда его голубые ирисы смотрят на меня, я чувствую, что он так же близко, как тогда в ванной.
Ванная. Господи, что там случилось? Как так вышло, что меньше, чем неделю назад я уже начала произносить свою клятву Дэйну, а Лотнер женится через месяц, но когда я рядом с ним, все эти три года разлуки, кажется, исчезают? Всё так запутанно.
26 глава
29 июня 2013 г.
Выходные ещё никогда не тянулись так долго. Мне серьёзно нужна помощь психиатра.
После ужина Лотнер и Эмма быстро уезжают домой, а Оушен уже в девять часов ложится спать. У Дэйна, однако, игривое настроение. Как у кота. Какая-то часть меня задумывается над тем, не укусил ли его какой-нибудь кот, и теперь он заразился кошачьим вирусом, подобно Питеру Паркеру, которого укусил паук. Всё время, пока я мою посуду, он постоянно трётся об меня, утыкается носом мне в шею и облизывает. Его язык сухой... как у кота. Серьёзно. А когда он урчит от удовольствия, это действительно похоже на мурчание. И я чуть в обморок не падаю от шока, когда смотрю на Дэйна и вижу, как он облизывает ладонь. Я думаю: «Чёрт возьми! Он умывается». Но затем до меня доходит, что у него на руке осталась глазурь от пирожного Оушен.
Я схожу с ума. Лотнер снова появляется в моей жизни самым ужасным способом, который только можно придумать. Я не могу выбросить его из головы. Когда Дэйн избавляется от своего пугающего кошачьего образа, то превращается в собаку в постели. Он ещё больше облизывает меня, но это не сексуальные облизывания. После них хочется пойти и умыться. Такое ощущение у меня появляется после упоминания о докторе Браун и от «поцелуев» Сворли. Должно быть, перед тем как прийти в спальню, Дэйн выпил воды, потому что его сухой язык превратился в гладкую, слюнявую, покрытую смазкой, лопату. Его руки кажутся мне наждачной бумагой, от которой по коже бегут мурашки, от каждого его прикосновения. Увеличивающаяся, но не такая большая, как у Лотнера, эрекция в его боксерах грубо трётся о моё бедро, пока он сжимает мою ногу и ласкает грудь. Даже мои соски напуганы, потому что спрятались, словно черепахи, и не хотят твердеть. Я молча лежу в постели, моё тело безжизненное, словно у трупа. Это продолжается до тех пор, пока Дэйн не спрашивает, в чём дело. И машинально следует ответ, который, клянусь, я никогда до этого не использовала в постели. Это отчаянная мольба: «У меня болит голова».
