Текст книги "Несомненно ты (ЛП)"
Автор книги: Джуэл Э. Энн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
– Ты хороший человек, Лотнер. Какое у тебя второе имя?
– Ашер,– он наклоняется ко мне и целует меня в повязку на руке. – Оно означает «счастливый и благословенный».
– Хорошо, ты хороший человек, Лотнер Ашер Салливан.
– Это означает, что многое исходит от тебя, – подмигивает он.
– Пфф... может быть, я и дочь священника, но я не послана с миссией спасти мир.
– Да, тебе просто пришлось быстро повзрослеть, чтобы помогать воспитывать младшую сестру. А теперь ты работаешь ради того, чтобы закончить учёбу и вызываешься волонтёром, чтобы с помощью своих способностей фотографа помогать семьям, чьи дети больны лейкемией. И ты только что сдала кровь.
– Благодарю, святой Лотнер, – я беру его лицо и хорошенько целую в губы. – А теперь давай покончим с этим.
Он встаёт и протягивает мне руку.
– С тобой всё в порядке.
Даа... в порядке...
Я поднимаюсь, и у Лотнера на лице появляется выражение «я же говорил тебе». А потом, после небольшого предупреждения, уши закладывает, голова кружится и свет гаснет. Я отрубаюсь.
– Теперь я чувствую себя дерьмово, – говорит Лотнер, раскладывая еду на покрывале на пляже, который я теперь официально называю «нашим». – Всё ещё не могу поверить, что ты упала в обморок. Уверена, что завтракала утром?
Я переворачиваюсь на спину и надеваю обратно солнечные очки.
– В этом нет ничего такого. И да, я завтракала сегодня утром. Не могу поверить, что ты всё ещё здесь. Серьёзно. Я безнадёжна. Я отказываюсь принимать на себя какие-то обязательства. И я падаю в обморок. А ещё вообще не умею пить. И я рассказала тебе о своём менструальном цикле спустя пять дней, как мы с тобой познакомились. Пять! Ты уже давно должен был с криками «сумасшедшая сука» убегать в закат.
Он даёт мне сэндвич и качает головой.
– Никогда за всю свою жизнь, находясь в здравом уме, я не использую то второе слово, которое ты назвала после «сумасшедшей».
Я откусываю сэндвич и наблюдаю, как волны врезаются в берег. Лотнер говорит самые невероятные вещи с таким спокойствием, будто заказывает кофе.
– А что, если ты никогда снова не найдёшь себе такую сумасшедшую? – спрашиваю я, посмотрев на него.
– А что, если полностью голый парень никогда не прыгнул бы к тебе в бассейн? – откусывает он свой сэндвич.
Я смеюсь.
– А что, если ты никогда больше не узреешь пьяный стриптиз?
Теперь и он смеётся.
– Что, если тебе никто больше не купит вишнево-миндальных галет?
Я не могу перестать улыбаться, глядя на бесконечный океан.
Что, если я никогда не увидела бы мир в этих голубых ирисах?
– Да… что если… – шепчу я.
Всё остальное время, что мы сидим, доедая ланч, мы проводим, слушая успокаивающие звуки прибоя. Так много невысказанных слов между нами. Озвучив их, всё равно ничего не изменится, это лишь сделает ещё больнее. Я думаю, что те эмоции, которые мы испытываем, настолько велики ещё и потому, что они в новинку для нас. Со временем воспоминания потускнеют, и жизнь наполнится новыми. Я бы и представить не могла, что боль от потери мамы перестанет тяжелым грузом лежать у меня на сердце, но так оно и вышло. Пустота, которую ничем уже нельзя заполнить была и будет, но уже больше не больно. На том месте теперь большой зарубцевавшийся шрам, который больше не болит. Лотнер оставит свою собственную отметину у меня на сердце. И она тоже станет безболезненным напоминанием об особом человеке, который был в моей жизни.
Он притягивает меня к себе так, что я устраиваюсь у него между ног, а спиной опираюсь ему на грудь.
– Если бы ты не получил травму, ты бы продолжил играть?
– Не знаю… возможно.
– Ты когда-нибудь жалел о том, что не продолжил играть?
Он обнимает меня и целует в макушку.
– Иногда, когда я хожу на игры или смотрю их по телевизору, я скучаю по этому, но не могу сказать, что именно жалею, что перестал играть. Многие думают, что я боялся начать играть снова даже, когда моя травма зажила, но правда в том, что я больше боялся не заиграть снова. Это было всё, что я умел.
– И как ты узнал, что принимаешь правильное решение?
– Я не знал… И до сих пор не знаю. Сложно оставить то, что любишь и ещё сложнее двигаться дальше. Но самое большое испытание – это не оглядываться назад.
И он снова целует меня в макушку. Самые сильные руки, которые я когда-либо встречала, снова обнимают меня – всю меня. Он говорит со мной через прикосновения, он обнимает меня так, что слова не нужны.
Если это не любовь, то в таком случае её просто не существует.
Мы идём вдоль берега, держась за руки и делясь самыми счастливыми воспоминаниями из нашего детства. Неудивительно, что больше всего воспоминаний из детства Лотнера связаны со спортом. Он не только занимался несметным количеством видов спорта, но и сам научился играть на гитаре. И когда я думаю, что он уже не сможет стать более горячим в моих глазах, он делает это. Он добавляет к моему уже и так разгоряченному виденью его, огромный кусок сексуальности в виде игры на гитаре.
– Я жду приватное выступление перед тем, как уеду.
Он обнимает меня за плечи и прижимает к себе.
– Нужно будет проверить своё расписание концертов.
Я щипаю его твердый пресс.
– Ладно, скажи мне вот что ещё. Был ли ты идеальным бойскаутом? Вежливый, очаровательный, добрый?
Он молчит, поэтому я не уверена, что он услышал меня. Покосившись на него, я вижу, как сильно сжаты его зубы и как крепко поджаты губы.
Он прочищает горло.
– Не всегда. Оглядываясь назад, были некоторые вещи, из-за которых меня, наверное, нельзя назвать хорошим парнем.
Мои любимые глаза избегают смотреть на меня, что выдаёт его вину за что-то.
– Такие вещи, как?..
– В восьмом классе мы с друзьями организовали клуб, – он делает паузу.
– Какой клуб?
Тот смешок, который вырывается у него из груди, намекает на то, что клуб был отнюдь не шахматным.
– Клуб спортсменов. А дом на дереве у меня на заднем дворе был нашим штабом. Хотя мы были слишком крупными к тому времени, чтобы втиснуться в тот домик. Было настоящим чудом, что он не рухнул на землю под нашим весом. В любом случае мы обсуждали важные «спортивные» дела.
– Оу, я поняла. Ты с твоими товарищами как раз были того возраста, когда решили, что вам нужны защитные приспособления – бандажи и «ракушки» для защиты паха. Но у тебя не хватало смелости попросить родителей купить их, поэтому каждый день после школы вы собирались вместе и вырезали ножами маленькие «ракушечки» для пениса из деревяшек, которые прибило к берегу и вязали на пальцах бандажи, используя остатки ниток, которые ты украл у мамы из её комнаты для вязания и… – я визжу, когда он хватает меня и перебрасывает себе через плечо, как какой-то мешок с картошкой.
– Маленькие ракушечки для пениса? – рычит он, шлёпая меня по едва прикрытой заднице.
– Хватит! Опусти меня!
Дюйм за мучительным дюймом моё тело скользит по нему, остановившись только, когда наши взгляды встречаются. Я хочу, чтобы его губы начали терзать мои или услышать колкий комментарий на мои слова, но он лишь качает головой и сдержанно усмехается.
Я опускаюсь на землю.
– Как я уже говорил... – он переплетает наши пальцы, снова возвращая меня к теме нашего разговора. – В нашем клубе спортсменов обсуждались девушки. Особенно интересовали новенькие, которые хотели стать черлидерами. Мы выбирали любимых кандидаток, исходя из их внешнего вида, популярности и прыгучести.
– Прыгучести? Это что-то вроде, как высоко они могли прыгнуть?
На этот раз он широко улыбается, но я не могу определить, что это улыбка означает.
– Это что-то вроде, какого размера у них сиськи.
А впрочем, неважно. Теперь я поняла эту улыбку. Это «я был перевозбуждённым подростком-извращенцем, и всё ещё отчасти горжусь этим» улыбка.
– Нашу систему оценивания мы называли «Фактор Прыгучести». «Пятёрка» – от такой красоты можно ослепнуть, а «единица» даже не стоила того, чтобы носить лифчик.
Вот вам и Святой Лотнер.
Я не должна смеяться – они унижали девушек, заставляли их смущаться и всё в таком роде, но я не могу удержаться. Это чертовски смешно.
– Ты смеёшься? – медленно и недоверчиво интересуется он.
– Я знаю... знаю. Мне следовало бы обидеться, – я качаю головой и пытаюсь отдышаться. – Возможно, если бы я не была такой пацанкой в том возрасте, то сейчас мне было бы обидней. Если и есть кто-то противоположный черлидирше, так это я.
Лотнер дёргает меня за хвост.
– Продолжай-продолжай. Теперь моя очередь вытягивать из тебя грязные подробности прошлого.
– «Грязные» – это ты верно подметил. Во времена моей «пацанской» юности, у меня была просто мания копаться в грязи на заднем дворе нашего дома. И я больше, чем уверена, что «Фактор страха» украл у меня эту идею, спустя год. Несколько соседских детей, по большей части мальчики, и я играли в нашу собственную версию этого шоу. Я перепробовала почти каждый вид насекомых, которые водились в Северном Иллинойсе, а ещё кроличьи какашки и жабий глаз.
Его подавленный вид был бесценен.
Я киваю, указывая на свои губы.
– Да-да, приятель. Всё верно. А ты целовал эти губы. Какашки, глаза жабы и насекомые.
– Отвратительно... больше слов у меня нет, – он закрывает глаза и вздрагивает от этих мыслей.
Мы снова доходим до нашей части пляжа.
– Нам пора возвращаться. Мне нужно сделать кое-какие исследования, а твоя любимая собака скоро захочет есть.
Лотнер прижимает меня к своей груди. Волны бьются о наши ноги.
– Но мы можем сначала быстренько окунуться? – я закусываю нижнюю губу, в жалкой попытке сделать щенячьи глаза.
– Сегодня немного прохладно. Ты замёрзнешь, когда выйдешь из воды.
Я пожимаю плечами и толкаю его в сторону воды.
– Ох! – визжу я, когда холодная волна накрывает нас по самые плечи.
Лотнер прижимает меня к себе и глубоко целует.
– Какашки, глаза, насекомые, – бормочу я ему в губы.
– Заткнись.
Он хватает мою задницу, и я оборачиваю ноги вокруг его талии. Ощущение его возбуждения заставляет меня желать большего. Его умелые руки освобождают мою грудь от верхней части купальника, а пальцы сжимают соски. Это совершенно точно самая сексуальная вещь, которую я когда-либо делала. Я боюсь, что вмешается аналитическая часть мозга и украдёт этот момент. Поэтому крепко прижимаю его к себе, начиная тереться о его член, в надежде предотвратить любое вмешательство его или моего рационального мышления.
Мы подходим поближе к пляжу, и я чувствую укол разочарования, когда он ставит меня обратно в воду, которая уже по колено. Я прикрываю свою грудь.
– Нет-нет-нет, – он качает головой, и мне хочется закричать от восторга, когда я вижу, как дюйм за дюймом его шорты скользят по бёдрам. Став на колени на мелководье, он садится на пятки и притягивает меня к себе на колени. Вокруг ни души, но тот факт, что на этом холмике, покрытом травой, может кто-то появиться, заставляет чувствовать себя рискованно, непослушно. Этот момент сексуальный и волнующий.
Пока его рот занят одной грудью, рука принимается мять вторую. Схватившись за его волосы, я притягиваю его ближе к себе. Одной рукой я наглаживаю его эрекцию, пока он не стонет у моей груди. Я задыхаюсь, когда он кусает мой сосок. Просунув руку между нашими телами, он сдвигает в сторону мои плавки. Погрузив ноги в песок, я приподнимаюсь так, чтобы его твёрдый член оказался у меня между ног и, наконец, позволяю ему войти в себя.
– Боже.
Когда он входит в меня, я переношусь на совершенно другой уровень рая.
Он сжимает мои бёдра, а рот прижимается к моему, когда я начинаю двигаться вверх-вниз. На долю секунды я задумываюсь насчёт акул, которые, вероятнее всего, подплывают ближе к берегу с наступлением темноты.
– Охх! – вскрикиваю я, когда Лотнер делает очередной толчок.
Мысли об акулах сразу же испаряются, как только я начинаю чувствовать медленное приближение оргазма. Мы оба двигаемся быстрее, пока волны бьют мне в спину.
– Сильнее! – кричу я, откидывая голову назад и чувствуя приближение оргазма.
– Господи, Сидни! – рычит он, делая последний толчок, и мы достигаем высшей точки вместе.
Медленно двигая бёдрами, мы наслаждаемся последними отголосками удовольствия. Я чувствую, что океан во мне, вокруг меня. Он роняет голову мне на грудь, а я прислоняюсь щекой к его макушке.
– Это было... – выдыхаю я в полном изнеможении.
– Чертовски восхитительно, – заканчивает Лотнер.
По дороге домой я засыпаю от прикосновений Лотнера, которые успокаивающе поглаживают моё предплечье.
– Я сейчас вернусь, малышка, – шепчет он.
Я слышу, как закрывается дверь, и пытаюсь разлепить глаза. Я не понимаю, где мы находимся, но место похоже на парковку какого-то жилого комплекса. Лотнер входит в дверь на первом этаже и больше его не видно. Он выходит с большой сумкой через плечо, неся в руке спортивную сумку.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я, когда он открывает водительскую дверь.
– Остаюсь у тебя до твоего отъезда. В любом случае, этих вещей хватит как минимум на несколько ночей, – он пристегивается и сдаёт назад. – Хотя у меня всё ещё не будет много возможностей проводить с тобой время из-за своего графика, но забираться в кровать и обнимать твоё спящее тело – это уже намного больше, чем я получил за прошедшую неделю.
Эта новость волнует меня. Точнее, я в полном восторге.
– Только если ты, конечно, хочешь, чтобы я остался? – спрашивает он, выезжая с парковки.
Я пожимаю плечами.
– Без разницы. Ты не самый худший вариант, с которым можно просыпаться. Думаю, ты можешь остаться... если хочешь.
– У тебя отстойно получается изображать безразличие, малышка. Но всё в порядке. Я отплачу тебе той же монетой. О, прошу, Сидни, позволь мне остаться у тебя, и я прикоснусь своим ртом к тем местам, где тебе нравится больше всего, и буду делать это до тех пор, пока ты не будешь выкрикивать моё имя, заставляя Сворли завыть, а соседей вызвать полицию.
Я бью его по руке.
– Боже, не могу поверить, что повелась на все эти «я сдаю кровь, люблю детей, защищаю морскую среду и дарю цветы». Я думала, что ты хороший парень, но сейчас мне кажется, что ты просто, как все остальные заносчивые ребята, – я складываю руки на груди.
– Я на самом деле хороший парень... но с плохой мальчишеской стороной. И ты знаешь, что любишь это во мне.
Да, люблю, но скорее меня молнией убьёт, нежели я открыто признаю это. На свете нет ничего сексуальнее, чем парень, который думает, что ему нужно что-то доказать.
11 глава
25 июня 2010 г.
Это настоящее блаженство. У меня просто нет других слов, чтобы описать всю прошедшую неделю. Лотнер очень много работает, но всегда засыпает рядом со мной. Я знаю, что он тихо отсчитывает дни. Так же делала и я. Мы больше не говорим об «окончании» всего этого, но с каждым днём воздух становится всё гуще и гуще, становится труднее дышать. Совсем не важно, насколько поздно он приезжает, мы поглощаем друг друга с бешеной страстью. И слова излишни. Неизбежность чувствуется везде: в поцелуях, оставляющих синяки, в отчаянном прикосновении рук, в этой ненасытности, молящих стонах, и в том, как наши тела переплетаются на долгие часы.
Семь дней. Я думаю насчёт того, чтобы остаться. Много думаю. На самом деле это всё, о чём я могу думать. Но, доживя до двадцати трёх лет, я всё ещё не могу выбрать себе сумочку, не совершив при этом десяток поездок в торговый центр. Тогда почему, чёрт побери, я должна видеть смысл в том, что менее чем за месяц я нашла любовь всей своей жизни?
Ну, это легко. Потому что он поглотил меня, ослабил оборону моего здравого смысла, взял под арест моё сердце и оголил мою душу. А всё это только его глаза. Грёбаные глаза Медузы.
В дверь стучат, и Сворли начинает сходить с ума. Он, бесспорно, скучает, находясь в моей компании, поэтому не может сдерживать то изобилие чувств, которое испытывает, когда кто-то (да кто угодно) более интересный переступает порог дома. Лотнер балует его, принося всякие вкусности из магазина для животных. Но мне не на что жаловаться, потому что, когда Сворли поглощён своими восхитительными угощениями, он предоставляет нам больше личного пространства. Лотнера это не беспокоит вообще, но Сворли сидит у края кровати и начинает лаять, когда мы занимаемся сексом. За последнюю неделю он обломал мне два оргазма. Но Лотнер в итоге героически их мне возвращал, выставляя Сворли за дверь спальни. Мне хочется верить в то, что способность Лотнера заставлять меня кончать за десять секунд кроется в его познаниях человеческой анатомии, а вовсе не в годах сексуального опыта.
Даа, мечтай, Сид! Он был долбаным кандидатом на награду Хейсмена.
– Боже мой! Что ты тут делаешь? – шокировано верещу я, обнимая Эйвери.
Она пытается обнять меня, с висящей огромной сумкой на одном плече и с большой дамской сумочкой на другом.
– Сюрприз!
– Почему ты не позвонила? – спрашиваю я, отходя в сторону, чтобы она могла войти в дом.
– Ну, тогда бы я вроде как испортила весь сюрприз. Ты так не считаешь? Да-да, я вижу тебя, Сворли, – она скидывает сумки на пол и наклоняется, чтобы погладить приставучего пса.
– Как мило, что ты снова приехала, чтобы попрощаться со мной прежде, чем я уеду на следующей неделе, – мой голос до отвратительности слащавый, а ресницы трепещут в сто раз быстрее обычного.
Эйвери косится на меня, а затем закатывает глаза.
– Да. И это тоже.
– Кейден совсем привязал тебя к себе, да?
Она ухмыляется.
– И не только к себе.
– Слишком много информации... спасибо, что позволила мне это отчётливо представить, – ворчу я и иду на кухню. – Он знает, что ты здесь или ты также собираешься просто появиться у его дверей?
– Бинго! Я нашла работу в Сан-Франциско, Сэм. Я ещё не приняла эту должность, но после этих выходных, думаю, что, скорее всего, соглашусь.
– А что же случилось с «я умру в Лос-Анджелесе»?
– Что тут можно сказать... Я выросла, – и она выпячивает грудь вперёд, будто подтверждая этой позой свою точку зрения.
– Тебе двадцать один. Ещё полгода назад ты щеголяла с фальшивыми документами, а теперь ты «выросла»?
– Итак, как дела у доктора Секси?
– Хороший отвлекающий манёвр, Эйв. С доктором Салливаном всё хорошо.
Я протягиваю ей стакан с холодным чаем.
– С ним всё хорошо или он хорош?
Я не могу сдержать самодовольной ухмылки.
– Он хорош... очень-очень-очень Х.О.Р.О.Ш.
– Могу поспорить, что он чёртова трахающая машина в постели. Я права?
– Эйвери! Следи за языком. Я думала, что ты здесь, чтобы увидеться с Кейденом?
Она смеётся.
– Да-да. Но, Господи, Сэм. Лотнер просто Адонис, а эти его глаза...
– Грёбаные глаза Медузы, – заканчиваю я за неё, уставившись пустым взглядом на свой стакан.
Эйвери хихикает.
– Хорошее определение.
– Ммгм... Так когда ты собираешься обрадовать Кейдена?
– Скоро. Он работает только до полудня по пятницам. Но сначала я хотела увидеться с тобой.
– Правда? – спрашиваю я, не веря своим ушам.
– Правда.
Она встаёт и неторопливо идёт к фойе. Взяв свои вещи, она поднимается наверх.
– И мне нужно освежиться и одеться во что-то более сексуальное после такой долгой поездки.
Конечно же, ей нужно.
Эта пятница такая живописная, что я упаковываю своего нового четвероногого друга в машину и еду фотографировать.
Национальный парк «Редвуд» я сфотографировала со всех углов, которые только можно представить. Я стараюсь находиться больше у флоры, потому что Сворли, являясь не самой ценной находкой для фотографа, постоянно пытается гоняться за представителями дикой природы. Мне нравится играть со светом и разными фильтрами. Легко забыться с объективом, когда тебя окружают такие чудеса природы.
Я фотографирую себя в обнимку с деревом и отправляю Лотнеру. Это он у нас маленький любитель природы, поэтому, думаю, он оценит. Я пишу:
«Думаю о тебе!»
После того, как я загружаю Сворли и камеру в машину, играет «In your eyes», и я поднимаю трубку.
– Эй, ты не обязан мне перезванивать.
– Взял небольшой перерыв на обед. Мне понравилась фотография и её грязный намёк, – голос Лотнера низкий и сексуальный.
– Грязный намёк? О чём ты говоришь? Я просто имела в виду защитников природы.
Он смеётся.
– Да, думаю, это тоже имелось в виду, но мне больше нравится моя интерпретация.
– И какая же? – я пристёгиваюсь и завожу машину.
– Ты скучаешь по моему большому стволу.
– О боже! И тебе позволяют работать с детьми? Ты такой извращенец.
– Так ты не скучаешь по моему большому стволу?
– Чт... ты где вообще? Тебя слышат люди? Мне стыдно за тебя, – вздыхаю я.
– Расслабься, я уселся в углу кафетерия, и я тут один. У меня есть ещё приблизительно пять минут, так что давай продолжим. Что на тебе?
– Что ты имеешь в виду, что на мн... божее, я не собираюсь заниматься сексом по телефону, пока ты находишься на работе, а я сижу в машине вместе со Сворли.
– Дело твоё, но просто помни, что ты это начала, Сид.
– Охх, я отключаюсь, пока.
– Сидни?
– Да?
Секундная тишина, после которой следует:
– Я буду скучать по тебе.
Убейте меня. Сейчас же.
– Увидимся позже, – шепчу я и нажимаю отбой.
Уже после полудня я заканчиваю фотографировать, а Сворли уже пора спать. Повернув на подъездную дорожку, я удивляюсь, когда вижу белую «Хонду Пилот» Эйвери, припаркованную у дома. Я осторожно вхожу, надеясь не застать порнографическую сцену с участием Эйвери и Кейдена, развернувшуюся у бассейна. И вздыхаю с облегчением, когда вижу Эйв, сидящую на лежаке у бассейна. Одетую. Что-то не так. Она не надела купальник и пила пиво, которое пьёт только, когда злится и от которого её потом долго тошнит.
– Привет, Эйв.
Слова вырываются у меня прежде, чем я дохожу до неё, спускаясь к бассейну. Огромные солнечные очки скрывают почти всё лицо, но они не могут скрыть слёз, которые катятся по щекам, и также не могут скрыть раскрасневшийся нос, которым она периодически хлюпает.
– Я такая дура, – всхлипывает она.
Я сажусь у неё в ногах и сжимаю её руку.
– Что случилось?
– Еб*чий Кейден случился, а точнее еб*щий Кейден, – она вытирает слёзы на щеках и снова хлюпает носом.
– Я не понимаю.
– Я... Я появилась на его пороге, а он... он трахал какую-то др... другую девку! – её тело дрожит при каждом слове, и мне так больно за неё.
Утихомирившаяся мать во мне снова бушует на всю катушку, и я уже готова пойти войной на того, кто обидел мою младшую сестру. Сначала надеру ему зад, а разбираться будем потом.
– Что он сказал?
– Думал, что мы просто развлекаемся. Боже! Не могу поверить, что влюбилась в эту игру в хорошего парня. По крайней мере, с большинством парней я знала, что это всего лишь на одну ночь. Они не звонят и не пишут мне, и не остаются на целые грёбаные выходные у меня дома! Они не рассказывают мне о своей семье и не представляют своему брату с синдромом Дауна. Они не рассказывают, как скучают по мне и как бы они хотели, чтобы я жила поближе.
Я не знаю, что сказать. Я в ярости и в полной готовности ехать к Кейдену, чтобы оторвать его бубенцы и превратить их в пыль с помощью туфель на десятисантиметровой шпильке.
– Я улажу это.
Волна злости обжигает мою кожу.
– Нет, Сэм. Он определённо этого не стоит, – Эйвери снимает очки, и моё сердце сжимается от вида её распухших раскрасневшихся глаз.
Я никогда не видела, чтобы она была так разбита из-за парня. Никогда. Она сделала попытку, и её сердце растоптали. И я знаю, что прямо сейчас она скучает по маме. Папа бы не знал, что сказать и, скорее всего, она бы наслушалась снисходительных поучений, после которых ей стало бы только хуже. Но мама. Неважно, что бы она подумала о легкомысленном образе жизни Эйвери, но она бы утешила своего ребёнка. Она безоговорочно любила своих детей.
– Тогда что я могу сделать для тебя, Эйв? – я поспешно придвигаюсь к ней и сжимаю в своих объятьях.
– Просто напомни мне, что парни хороши только для секса. Я никогда не сделаю подобную ошибку снова. По сути...
Она высвобождается из моих рук и садится обратно, вытирая глаза и делая глубокий вдох.
– Хорошие парни официально вычеркнуты из моего списка. Теперь буду только с плохими парнями. Находясь с ними, получаешь то, что видишь.
– Эйв, не все парни такие, как Кейден. Просто в будущем тебе нужно будет немного притормозить события. Не позволяй себе потеряться в вихре романтики и сказочек, которых на самом деле не существует.
– Кроме твоего случая. Лотнер бы никогда так не поступил с тобой.
Моё нутро подсказывает мне, что она права, но это неважно. Я не готова перестраивать свою жизнь, чтобы быть с ним. Я собираюсь попрощаться с ним.
– Возможно... но это не имеет значения. На следующей неделе мне нужно будет уезжать в Париж, в место, о котором я мечтала, а ты вернёшься в Лос-Анджелес, оставив Кейдена и всё это дерьмо позади.
– Девочки Монтгомери будут дерзкими, сексуальными и снова одинокими, – заявляет она, уверенно и решительно кивнув.
Я смеюсь, несмотря на боль, которую не позволяю себе показывать в присутствии Эйвери.
– Берегись, мир!
Я приглашаю Эйвери где-нибудь поужинать, чтобы она могла утопить всю свою оставшуюся печаль в любимом вине «Рислинг». От выпитых бокалов вина и полного психологического истощения, она отключилась в комнате для гостей, как только мы возвращаемся домой. Сворли составляет мне компанию, полёживая на кровати, а я копаюсь в фотографиях, которые сделала сегодня. Он спрыгивает с постели, перепугав меня, и когда я поднимаю глаза, то вижу своего сексуального доктора, стоящего в дверном проёме в небесно-голубой футболке и выцветших джинсах. Лотнер даёт Сворли его очередное угощение, с которым он сразу же уносится по ступенькам.
– Привет, – говорю я, слабо улыбнувшись.
Из-за событий сегодняшнего дня мои эмоции немного притупляются.
Он садится возле меня и прижимает свои губы к моим. Я хочу поговорить с ним о Кейдене и Эйвери, но сначала я нуждаюсь в этом. Его язык проникает в мой рот, и я с жаром откликаюсь на его поцелуй. Я беру его лицо в ладони и стону от желания. Осыпая моё лицо и шею влажными поцелуями, он закрывает ноутбук и убирает его с колен.
– Лотнер, подожди... Нам нужно поговорить.
Его руки скользят по моим голым ногам. Мышцы напрягаются под его пальцами, кружащими по внутренней стороне бёдер.
– Я и говорю. Неужели ты не слышишь, что я пытаюсь сказать? – бормочет он у моей шеи.
Лотнер владеет мной... по крайней мере, телом точно. Мысли растворяются в голове. Я подчиняюсь ощущениям. Весь мир перестаёт существовать.
– Я слышу... и святой Боже, я люблю то, как ты это доносишь до меня, но...
Он останавливается, оставив свои большие пальцы в миллиметрах от кнопки, которая бы расплавила мои мозги.
Голубые ирисы горят, и мне нужно некоторое время, чтобы восстановить дыхание.
– Ты разговаривал с Кейденом сегодня?
Лотнер садится прямо и то, что он убрал от меня руки и становится ответом.
– Он чувствует себя дерьмово.
Я впиваюсь ногтями в матрас, чтобы сразу же не скрестить руки на груди. Его взгляд падает на мои руки, пока он покусывает уголок губы.
– Ой, ну бедный Кейден. Может мне стоит прислать ему цветы завтра, чтобы приободрить его? Напомни-ка мне сделать это после того, как я отправлю утром свою сестру и её разбитое сердце в Лос-Анджелес.
Я не хочу переносить свою злость на Лотнера, но у меня не получается убрать сарказм, который так и сочится из моих слов.
– Сид, он и понятия не имел, что она собирается приехать к нему на эти выходные.
– Не в этом долбаное дело! – кричу я, уже практически не сдерживаясь.
– Боже, Сидни! – он поднимает руки вверх, сдаваясь.
Я глубоко вдыхаю.
– Извини. Но я просто так зла сейчас. Эйвери не выглядела такой сломанной с тех пор, как умерла наша мама.
Он кривится.
– Не хочу показаться бестактным или бесчувственным, но мы сейчас говорим об Эйвери?
– Ну и что это значит?
– Я просто хочу сказать, что она немного... – он резко останавливается и смотрит на меня.
Я знаю, что он пытается оценить моё состояние, будто я загнанный зверь.
– Она немного что? – я выгибаю бровь.
Он проводит рукой по волосам и вздыхает, слегка покачав головой.
– Неважно. Слушай, мне жа...
– Нет! Скажи!
– Господи, Сид! – раздраженно стонет он. – Твоя сестра увивалась за мной, спустя две секунды после нашего знакомства. Затем ты настояла, чтобы я пригласил тебя на завтрак, чтобы ты могла предупредить меня насчёт того, что она собирается «попользоваться» Кейденом. Ты сама говорила, что она любит флиртовать и все ещё «неразборчива в своих связях». А теперь Кейден почему-то плохой парень, который не надел ей кольцо на палец, клянясь в вечной любви?
– Она живой человек, Лотнер! Никто не заслуживает зайти в дом и увидеть, что человек, которого ты любишь, трахается с кем-то другим.
– Любишь? Ты серьёзно? А она говорила ему о том, что любит? А он открыто признавался ей в своих чувствах? Они официально назвали себя парой?
– Не об этом сейчас речь, – я отвожу от него взгляд.
Он поднимается и упирает руки в бока.
– Тогда, пожалуйста, будь любезна, просвети меня, о чём же тогда речь.
– Он приезжал в Лос-Анджелес, чтобы провести с ней выходные. Он делился с ней личным. Он познакомил её с Брейденом. И он вёл себя так, как ведут себя «хорошие парни».
– Кейден, на самом деле, хороший парень! Это не просто притворство. Бедного парня кинула его невеста и, возможно, он тоже хочет побыть немного «неразборчивым в связях» перед тем, как рискнуть, чтобы его грёбаное сердце снова вырвали из груди. Он не пытался постоянно тыкать её носом в это. Ей следовало позвонить.
Я прижимаю ноги к груди, нуждаясь в дополнительной защите. Мы находимся в трёх шагах друг от друга, но он возвышается надо мной словно башня и его поза такая же защитная, как и у меня. Голос рассудка что-то шепчет мне на задворках разума, но я не слышу его, оглушенная своим хорохорящимся эго, которое шумит в ушах.
– Ей предложили работу в Сан-Франциско. Работу, которую она собиралась принять, чтобы быть поближе к Кейдену. Эйвери не шпионила за ним и не пыталась поймать его на чём-то. Она просто пыталась сделать ему сюрприз. Ну, знаешь, как обычно бывает: «Сюрприз! Помнишь меня? Я девушка, которую ты трахал последние две недели. Девушка, которая добровольно хотела отказаться от своей мечты жить в Лос-Анджелесе, чтобы быть поближе к тебе».
Лотнер пожимает плечами и качает головой.
– Мне жаль, Сид. Я знаю, ты хочешь, чтобы я злился на него, но я не могу. Я понимаю, Эйвери твоя сестра, но Кейден один из самых близких мне людей, он мне как брат. И к тому же. Это не должно касаться «нас».
– Ты прав. Это не касается нас. Потому что нет никаких «нас». Я уезжаю на следующей неделе. Может, пойдёшь и переспишь с какой-нибудь случайной девушкой сегодня ночью, а потом будешь защищать свою невиновность, потому что «не надевал мне кольцо на палец и не клялся в вечной любви».
– Не говори ерунды, – просит он, проводя по лицу руками. .
– А ты не будь снисходительным! – резко отвечаю я.
