Текст книги "Хороший день для настоящей свадьбы (ЛП)"
Автор книги: Джорджия Ле Карр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Я отпихиваю этот образ, хотя это и трудно, чем кажется на первый взгляд, и поворачиваюсь к Алексу, решив перестать быть такой идиоткой, но он вдруг говорит:
– Видишь домик на дереве? – спрашивает он, указывая на большое дерево вдалеке.
Я щурюсь на солнце, замечаю хижину и киваю.
– Там прошло мое детство. Я был ужасным тираном. Не пускал туда никого. Петре разрешил только один раз, потому что она сломала руку, и она просто умоляла бабушку, чтобы я разрешил ей залезть туда хотя бы один раз.
– Господи, что же ты там хранил? Порно? – Со смехом спрашиваю я.
– Конечно, нет, – презрительно отвечает он. – Я хранил там усохшие головы моих врагов.
Я снова смеюсь. Мне нравится эта версия Алекса. Солнце светит нам прямо в лицо, и я чувствую себя беззаботной и расслабленной.
– А Анастасия не хотела побывать в твоей хижине?
– Она была слишком маленькой, чтобы забираться так высоко. К тому времени, когда она подросла, чтобы быть допущенной туда, я уже перерос это.
– Как? Открыл для себя девушек или что-то в этом роде?
Он бросает на меня косой взгляд.
– Я нашел братву.
У меня глаза расширяются. Я представляю молодого Алекса, еще без татуировок, но худощавого и крепкого.
– Так ты действительно был в русской мафии?
– Был.
– Зачем тебе понадобилось это, когда у тебя есть…? – Я машу рукой в сторону потрясающего пейзажа и похожему на дворец дом.
Он пожимает плечами.
– Я жаждал чего-то большего. Нечто реальное. Я чувствовал себя так, словно всю свою жизнь ел глазурь на торте. Я хотел крови и кишок. Я искал в этом смысл.
– И ты его нашел?
Его взгляд устремлен на далекую точку на горизонте.
– Да.
Я прикрываю глаза рукой и смотрю на его жесткий профиль.
– Но ты же ушел из мафии?
Он поворачивает голову, смотрит на меня.
– Да.
– Почему? – С любопытством спрашиваю я.
– Я снова захотел глазури, – говорит он, когда мы подходим к концу дома и заворачиваем за угол. Длинная дорожка приводит нас в большой двор, с трех сторон окруженный конюшнями.
– Ух ты, – говорю я. – Здесь, наверное, пятьдесят лошадей.
– Пятьдесят семь, если точно, ты почти догадалась, – тихо говорит Алекс. – Моя тетя, когда была намного моложе, часто покупала лошадей. Было так много красивых лошадей со всего мира. Теперь у нее здесь всего несколько. Там Никита, на которой ты поедешь, Милан, на котором поеду я, и еще есть пара. Думаю, здесь всего шесть, если только она не купила новых после моего последнего визита.
Из одной конюшни появляется светловолосый парень с щеткой в руке. Он машет Алексу и что-то кричит, видно здоровается. Алекс отвечает ему по-русски, потом поворачивается ко мне.
– Мне нужно с ним быстро поговорить, он не говорит по-английски, так что, пожалуйста, потерпи.
– Конечно, хорошо, – говорю я, имея в виду именно то, что он сказал. Алекс ведет со мной не как Петра и Анастасия, которые начинают говорить на другом языке, высказывая колкости в мой адрес. Алекс быстро разговаривает с конюхом, потом тот кивает и исчезает в одном из зданий.
– Борис знает этих лошадей лучше всех, кроме, может, бабушки, и он согласен, что Никита тебе подойдет идеально. Она нежная и спокойная.
Я киваю. Теперь, когда я нахожусь рядом с лошадьми, чувствую, что моя нервозность сменяется чистым возбуждением. Действительно, не могу дождаться, когда снова сяду в седло. Хочется вспомнить, каково это – быть так высоко. Мне хочется того, чего у меня никогда не было в детстве. Ехать верхом и чувствовать ветер в волосах, пока я лечу по земле.
Пока мы ждем Бориса, который готовит для нас лошадей, Алекс заводит меня в одну из конюшен.
– Пойдем, познакомишься с Полночью, – говорит он.
Внутри стоит полуночно-черная лошадь, которая по меньшей мере вдвое выше меня. Конь такой величественный, такой невероятно гладкий и красивый, что я ахаю, когда вижу его.
– Это призовой жеребец моей тети.
– Я понимаю даже почему, – говорю я.
Я делаю шаг вперед, и он идет мне навстречу. Протягиваю руку и глажу его по шее, а он с легким фырканьем утыкается носом мне в плечо. Я смеюсь от восторга.
– Ты очень красивый мальчик, – говорю я ему.
Алекс немного отстраняется, наблюдая, как я продолжаю гладить Полночь.
– Видишь. Ты – прирожденная наездница, – говорит он. – Полночь не легко принимает прикосновения неизвестных ему людей, не говоря уже о том, чтобы обнюхивать их. Ты ему нравишься.
– Это чувство взаимно. Он абсолютно великолепен.
Борис входит в конюшню и что-то говорит Алексу, Алекс сообщает, что наши лошади готовы. Я в последний раз поглаживаю шею Полночи и шепчу ему на прощание, прежде чем последовать за Алексом и Борисом обратно на солнце.
Большой гнедой жеребец стоит рядом с маленькой серой кобылой. Алекс берет меня за руку, и я чувствую, как по телу пробегает дрожь, пока мы идем к лошадям.
– Это Никита, – говорит он.
Я протягиваю руку, чтобы погладить Никиту, она спокойно принимает мое прикосновение. Алекс дает мне немного времени, чтобы мы познакомились с ней, а потом кивает на стремена. С трудом сглатываю. Я так давно не ездила верхом, что боюсь выставить себя полной дурой. Но стараюсь не показывать своего страха, когда подхожу сбоку к Никите. Я вставляю одну ногу в стремя и, прежде чем успеваю оттолкнуться, отрываюсь от земли, подтянувшись, оказываюсь на спине Никиты. Я даже не ожидала, что моя первая попытка увенчается успехом, поэтому радостно смеюсь. Уверена, это был не самый приятный момент в моей жизни, но мне все равно. Я же на лошади. Поудобнее усаживаюсь в седле и смотрю сверху на Алекса.
– Очень хорошо, – одобрительно говорит он.
Я чувствую, что краснею от его комплимента, поэтому быстро наклоняю голову и глажу Никиту по гриве, чтобы скрыть свое смущение.
– Слегка стукни ее пятками, и она начнет двигаться, когда ты будешь готова, – говорит Алекс. – Используй поводья, чтобы направлять ее. А когда захочешь остановиться, просто натяни поводья.
Я утвердительно киваю. Теперь, когда я уже в седле, то чувствую себя более уверенно. Алекс был прав. Никогда не забудешь, как это делается. Я жду, когда он взберется на Милан; его конь гораздо изящнее и совершеннее моего. Потом он обменивается парой фраз с Борисом, поворачивается ко мне, интересуясь, готова ли я. Как только я киваю, он мягко касается ногами боков Милана. Я делаю то же самое, и Никита начинает идти. Я слегка покачиваюсь в седле, но вскоре привыкаю к ее ритму, двигаясь вместе с ней. Начинаю расслабляться, наслаждаясь свободой, которую ощущаю, сидя верхом на Никите. Алекс был прав насчет Никиты. Она очень спокойная и нежная. Как будто она чувствует, что я нервничала из-за поездки, она двигается медленно и устойчиво. Я похлопываю ее по шее, чтобы она знала, как я это ценю.
– Ты хорошо справляешься, – бросает Алекс через плечо.
Я радостно улыбаюсь ему.
Мы выходим из дворика с конюшнями, и как только оказываемся в открытом поле, Алекс немного замедляет шаг Милана, наши лошади идут рядом. Я подставляю лицо солнцу, которое согревает кожу. Это самое лучшее чувство в мире. «Макао» как в другой жизни.
Мы едем уже около получаса, когда Алекс указывает налево.
– Озеро находится в той стороне.
Я киваю и натягиваю поводья налево. Она тут же поворачивает, и я снова похлопываю ее по шеи. Теперь я чувствую себя более уверенной, поэтому снова пришпориваю ее ногами, переводя в медленный галоп, не отставая от Алекса.
Вскоре я замечаю, что прямо перед нами открывается озеро. Солнце сияет на его поверхности, делая его похожим на море сверкающих сапфиров. Здесь так тихо и спокойно. Мы подъезжаем к краю озера, и я останавливаю Никиту. Слезаем, Алекс берет у меня поводья. Он ведет лошадей к озеру и дает им напиться. Когда они заканчивают пить, он отводит их в тень и привязывает к дереву. Возвращается ко мне, я сижу на траве и смотрю на поверхность озера, наблюдая, как одинокий лебедь вытаскивает водоросли. На солнце лебедь настолько светится изяществом и безупречной красотой. Алекс опускается рядом со мной и ложится на траву.
– Здесь так спокойно, – говорю я приглушенным голосом.
– Ммм. Это прекрасное место для размышлений, – отвечает он.
Я смотрю на него сверху вниз. Его глаза закрыты. Желание протянуть руку и дотронуться до его лица настолько сильное, что мне приходится себя останавливать.
– Расслабься, – бормочет он.
Я ложусь рядом с ним и смотрю на небо. На чистое небо, только видно одно пушистое, перистое белое облако, которое лениво стоит над нашими головами. Я чувствую себя немного по-другому. Более цельной. Больше похожей на себя саму. Будто сейчас это и есть я настоящая. Не могу сказать точно, то ли сельская местность заставляет меня так чувствовать, или Алекс, но что бы это ни было, мне нравится.
– Никогда не думала, что мне будет так комфортно здесь, – говорю я через несколько минут. – Я всегда считала себя городской девушкой до мозга костей. Но есть что-то чертовски хорошее, наблюдать за проплывающим мимо облаком, который не связан со смогом. И отсутствием грязи. Потрясающе.
– Город имеет определенную привлекательность, но в нем слишком много людей.
– Ты ведь не очень-то любишь людей, правда?
– Не совсем.
Я поворачиваю голову и смотрю на него.
– Почему же? Это из-за того, когда ты был в братве?
Его губы кривятся, он поворачивается ко мне. Настоящее потрясение – смотреть ему в глаза так близко, когда между нами только травинки.
– Что ты хочешь знать, Синди? – Его голос тихий, притягательный. Я не могу отвести от него глаз.
– Ты когда-нибудь кого-нибудь убивал? – Шепотом спрашиваю я.
– Мертвецы иногда появляются в моих кошмарах, – тихо признается он.
Чувствую, как у меня от его ответа сводит живот. Я так мало знаю о нем. Как мог человек, живший в таком раю, отказаться от всего этого, решив стать криминалом?
– А оно того стоило, Алекс? Твой азарт?
Он отворачивается от меня и смотрит на голубое небо так долго, что мне кажется, что он не ответит. Наконец, он снова поворачивает ко мне голову и пристально смотрит мне в глаза.
– Нет. Оно того не стоило. Если бы мне пришлось сделать все снова, я бы сделал все совершенно по-другому. Меня соблазняла идея власти и насилия, потому что я был в ярости на весь мир, что он забрал у меня родителей. Это была ужасная ошибка, но прошлое нельзя изменить и сожаления бесполезны.
Мы пристально смотрим друг другу в глаза. Воздух меняется между нами, становится более вязким. Я чувствую запах травы, но я также чувствую запах его одеколона. У меня от этого голова идет кругом. Весь остальной мир куда-то исчезает. Озеро, одинокий лебедь, голубое небо над головой, упругая трава внизу... только я и Алекс. Моя рука поднимается сама по себе и нежно касается его щеки. Его кожа на ощупь похожа на чистый шелк. Я вижу, как он с трудом сглатывает.
– Что ты делаешь, Синди? – хрипло спрашивает он.
– Я не знаю, – шепчу я.
– Ты уверена? Каждую женщину, с которой я встречался, я разочаровал.
– Мне все равно, я хочу тебя. – Голос у меня звучит по-другому, низко и гортанно, прерывается от странной потребности.
Он поднимает голову, наклоняется ко мне, а потом вдруг резко отстраняется. Садится.
– Нам пора, – бормочет он, вскакивая на ноги.
Он идет за лошадьми, ведет их еще раз напоить, а потом ведет ко мне. Я уже на ногах, когда он подходит, молча забираюсь на Никиту. Я даже смотреть не могу в его сторону. Чувствую себя так, словно меня ударили холодной рыбой по голове. Он садится на Милан, и мы возвращаемся в конюшню.
– Вчера вечером бабушка спросила, не придешь ли ты к ней на ланч сегодня.
– Я бы с удовольствием пообедала с ней, – машинально отвечаю я.
Он ничего не говорит, едем молча, пока я не в состоянии выносить тишину между нами, выпаливаю:
– Я тебя чем-то оскорбила?
– Нет, конечно, нет, – хмурится он. – Почему ты так думаешь?
– Ты просто так отреагировал.
Он останавливает лошадь, я следую его примеру. Алекс смотрит на меня жестким и враждебным взглядом. Глаза незнакомца.
– Я привез тебя сюда не для того, чтобы трахаться. Ты здесь, чтобы выполнить свою работу. Не позволяй тому, что произошло сейчас, изменить ситуацию. Бабушка обладает потрясающей интуицией. Она тут же заметит даже малейшие изменения в тебе.
– Не волнуйся, я не буду с ней вести себя по-другому, – натянуто говорю я.
– Хорошо. Не забывай, что нет ничего важнее той роли, на которую я тебя нанял. Это понятно?
– Совершенно четко, – натянуто отвечаю я.
20. СИНДИ
– О нет, я больше не могу съесть ни кусочка, – протестую я, потирая живот и улыбаясь бабушке, которая пытается соблазнить меня еще одним пирожком.
– Ну, же давай. Только один кусочек. Обещаю, что ты не пожалеешь об этом.
– Честно, бабушка, я уже съела гораздо больше, чем обычно ем за обедом, и мне кажется, что я сейчас просто лопну. Тем более что я не успела проголодаться после завтрака.
– Ладно, – со смехом соглашается бабушка. – Я ничего не могу с собой поделать. Я привыкла всех кормить. Можешь спросить Алекса. Второй, третий кусочек. Каждый раз за столом я уговаривала его съесть еще. Мне остается только удивляться, как его вес не перевалил за тридцать стоунов. (Стоун – мера веса, равна 14 фунтам = 6,35 кг. – прим. пер.)
Я смеюсь вместе с ней, хотя не могу представить себе Алекса толстым увальнем, кроме как подтянутым и мускулистым.
– Старая поговорка верна, дорогая. Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Но у тебя уже есть сердце Алекса, я это вижу, так что тебе не нужно прибегать к такой тактике.
Я чувствую странный укол сожаления от мысли, что сердца Алекса у меня как раз и нет. И не будет ни сейчас, ни когда-либо в дальнейшем. У нас с ним чисто профессиональные отношения. Ничего больше.
– Алекс очень хороший, – продолжает она. – Он всегда был таким. Но, чтобы полюбить его, нужен кто-то особенный.
Я приподнимаю бровь, гадая, не собирается ли она раскрыть какую-нибудь семейную тайну.
Она громко смеется.
– Видела бы ты свое лицо сейчас. Не надо так волноваться, дорогая. Он не убийца с топором в шкафу или что-то в этом роде. Я просто хочу сказать, что нужен кто-то особенный, с кем он действительно общался бы и кому доверял, чтобы можно было разрушить его стены. Для того, чтобы ты добралась до человека под суровой внешностью, ты должна быть особенной.
Видела ли я когда-нибудь этого человека под суровой внешностью? Думаю, да. Когда мы были на озере, я увидела в нем кое-что, но он тут же закрылся, я даже не успела моргнуть.
– Тогда вы тоже особенная, – говорю я с улыбкой. – Потому что он много рассказывает о вас, совершенно очевидно, что он сильно вас любит.
– Ах, он такой милый мальчик. – Бабушка улыбается, явно довольная тем, что Алекс много рассказывал о ней. – У него золотое сердце, несмотря на то, что он изо всех сил старается его спрятать. Хватит обо мне. Расскажи мне о себе, Синди. Где ты выросла?
Кажется, бабушка по-настоящему заинтересована моим рассказом о себе, она задает много проницательных вопросов, я наслаждаюсь разговором с ней, особенно теперь, когда мы перешли на более безопасную тему, чем Алекс и я. И я начинаю рассказывать бабушке историю своей жизни.
Когда я заканчиваю, то интересуюсь ее жизнью, меня мгновенно увлекает ее рассказ о том, как она росла здесь, в России, какой была ее жизнь, когда она была ребенком, а потом подростком. Она сыпет забавными, захватывающими историями, и я ловлю себя на мысли, что мне действительно очень нравится эта женщина, понимая, почему Алекс так сильно ее любит.
Мы оба теряем счет времени, и бабушка удивляется также, как и я, когда появляется Валерия, интересуясь готова ли она переодеться к ужину.
– Уже пришло время ужина? – Восклицает бабушка. – Я бы не подумала. Но сегодня я ужинаю в своей комнате, так что не стоит суетиться.
– С вами все в порядке? – Спрашиваю я ее, обеспокоенная тем, что она не хочет выходить к столу.
– Все хорошо, – улыбается она, отмахиваясь от моего беспокойства. – Я просто хочу, чтобы ты с Алексом провели вечер вдвоем без меня.
– Вы нам не мешаете. Когда мы вернемся в Лондон, у нас будет уйма времени, чтобы побыть вдвоем, – тут же говорю я.
Бабушка решительно качает головой.
– Нет, нет, вы же в отпуске, и у вас наверняка есть миллион дел, которые вы хотели бы сделать вместе. Я буду ужинать в своей комнате, где смогу посмотреть старый фильм о Джеймсе Бонде. Мне больше всего нравится тот с Шоном Коннери. Разве он не напоминает тебе Алекса? – спрашивает она с огоньком в глазах.
Я улыбаюсь ей.
– Я никогда не думала об этом, но вы правы. В нем есть что-то похожее.
Мы прощаемся, и Валерия выводит меня из ее комнаты. Думаю, сегодня я тоже буду сидеть в своей комнате и смотреть фильмы, а завтра мы с Алексом придумаем историю, как провели вместе время.
21. СИНДИ
Я была неправа по поводу своего вечера, думая, что проведу его в своей комнате, просматривая коллекцию DVD. Стоило мне вернуться к себе, как Алекс постучал в смежную дверь. Он удивил меня, сказав, что заказал столик в своем любимом ресторане в ближайшем городе, мы должны выехать в половине восьмого.
Застегивая молнию на своем облегающем белом платье, прихожу к выводу, что после того, что случилось сегодня утром, Алекс подумал, что будет легче сохранять наш обман, если мы скроемся из дома и не присоединимся к остальным за ужином. Каковы бы ни были его решения, я точно знаю, что он приглашает меня в ресторан вовсе не потому, что хочет провести со мной время наедине. Его полное, однозначное отторжение меня все еще жжет. Единственная хорошая вещь в этом – я теперь точно знаю, где нахожусь и кем для него являюсь. Нет больше никаких иллюзий относительно того, для чего я ему нужна.
Раздается тихий стук в дверь, я делаю глубокий вдох и иду открывать.
Алекс одет в белый смокинг, черную рубашку и брюки, ловлю себя на мысли, что бабушка права. Он очень, ну, просто очень похож на Джеймса Бонда – сексуальный, с чертовски беззаботным, доброжелательным взглядом. Я различаю выглядывающие кельтские татуировки из-под рукавов. Он выглядит таким сексуальным, что мне трудно оторвать от него взгляд даже на секунду.
– Ну что, ты готова? – тихо спрашивает он.
Я киваю. Честно, не знаю, как мне играть в нашу игру. Мы молча идем по пустому коридору, подходим к лестнице, где стоит слугу, который вежливо отступает, чтобы пропустить нас.
Внизу водитель ждет у открытой пассажирской двери длинного черного «Роллс-Ройса». Я благодарю его и проскальзываю внутрь. Дверь закрывается с тихим щелчком. Классическая музыка наполняет слегка ароматный воздух салона, Алекс садится рядом со мной. И я чувствую, как мое сердце начинает бешено колотиться в груди. Несмотря на то, что он не стесняясь отверг меня, мое тело все еще реагирует на него.
– Ты знакома с русской кухней? – тихо спрашивает он.
Я поворачиваю к нему голову. Боже, он такой чертовски красивый.
– Мое первое знакомство состоялось вчера вечером, когда я попробовал чак-чак.
– Хорошо. Тебе понравится этот ресторан.
После этого он ведет со мной легкую и непринужденную беседу. Ресторан находится в величественном старом здании. Персонал вышколенный и суровый, мягко говоря, но действует потрясающе эффективно.
– Раз уж я ничего не знаю о русской еде, почему бы тебе не выбрать за меня? – Предлагаю я.
Пока я потягиваю шампанское, кстати, очень вкусное, он заказывает несколько рыбных закусок, переводится на английский – «селедка под шубой», основное блюдо – тушеное мясо, но более какой-то причудливый вариант. Я с любопытством оглядываю величественное, прекрасно сохранившееся здание. В древней русской архитектуре есть что-то нереальное, почти сказочное, и интерьер полностью воплощает эту идею. Можно представить себе великолепно одетых царей и цариц в этих высоких, позолоченных палатах. «Макао» и моя неумолимая суматошная жизнь в Лондоне кажутся бесконечно далекими.
– Нравится здесь? – Спрашивает Алекс, прерывая мои мысли.
Я смотрю на него через стол. Он выглядит в этом интерьере, как дома. Такой царственный. Это его право по рождению. Я пытаюсь представить его бандитом, но не получается, даже при его огромном мускулистом теле и татуировках, выглядывающих из-за воротника рубашки. Я улыбаюсь.
– А что тут может не нравиться? Архитектура потрясающе красива. Здесь так же красиво, как в бабушкином дворце.
Он оглядывается вокруг, как будто впервые видит интерьер ресторана, пытаясь увидеть его моими глазами, затем снова переводит на меня глаза со странным выражением.
– Да, очень красиво. Боюсь, я принимаю... принимаю все привилегии и великолепие как должное.
– Я не могу себе представить, как можно принимать что-то столь чудесное как должное.
Он откидывается на спинку кресла.
– Каким было твое детство?
Мне льстит, что он интересуется мной, поэтому я рассказываю ему о маленькой квартирке, в которой мы жили, о соседях, которые дрались днем и ночью, о школе, в которую я ходила, и о трех моих лучших подругах. Уверена, что продолжила бы свой рассказ и дальше, если бы не подали первое блюдо. На вид похоже на слоеный пирог. Сверху майонез, затем рыба, лук, морковь, яблоки и нижний слой отварного картофеля. Несмотря на то, что выглядит красиво, не могу представить, что мне может понравится холодная рыба, но на вкус она удивительно хороша.
Я кладу вилку и вижу, как Алекс наблюдает за мной.
– Ну? – спрашивает он.
– Вообще-то превосходно, – честно признаюсь я.
Он медленно улыбается, и мне приходится напомнить себе, что это не свидание. Разговор протекает легко, я обнаруживаю, что не перестаю болтать, рассказываю уйму вещей о себе.
Далее нам подают старинное русское блюдо – жаркое, тушеная говядина. Именно это блюдо можно охарактеризовать фразой: «об этом непременно стоит написать домой». Мясо настолько ароматное, тает на языке. Я закрываю глаза, чтобы заглушить все остальные ощущения, кроме взрыва вкуса, происходящего у меня во рту.
Алекс тихо смеется.
– Глядя на твою реакцию, я бы хотел, чтобы ты попробовала бабушкину версию жаркого.
Я удивленно смотрю на него. Не могу себе представить бабушку, стоящей у плиты. В конце концов, у нее имеются слуги, чтобы готовить. Алекс, кажется, читает мои мысли, смеясь.
– У бабушки всегда было много прислуги. И я уверен, что ты понимаешь, почему.
Я киваю, думая об огромных размерах ее особняка.
– Но ее настоящая любовь – это кулинария и лошади. У нее настоящий талант. Она готовила самые удивительные блюда и пять лет назад даже ухаживала за лошадьми, и ездила верхом. Независимо от того какая была погода и сколько навалило снега, она каждое утро была в конюшне.
– Похоже, она чертовски хорошая женщина, – говорю я.
– Да, так и есть, – соглашается он. – То, что ты видишь сейчас, всего лишь призрак того, чем она была раньше.
– Я не знаю, Алекс. Она кажется мне очень бодрой и в хорошем настроении. Думаю, ей очень повезло, что у нее есть ты и Валерия. Тем более что Валерия, похоже, испытывает к ней искреннюю привязанность.
– Бабушка для нее – больше, чем ее собственная семья, – говорит Алекс. – И я полагаю, что так и есть по сравнению с ее реальной семьей. Ее мать раньше работала горничной у бабушки, но она умерла, когда Валерии было десять лет. Отец стал ее избивать, потеряв доход, он пытался отправить ее зарабатывать на улице.
У меня отвисает челюсть.
– О Боже мой! Почему она не обратилась в полицию?
Алекс отрицательно качает головой.
– Тогда было совсем другое время, Синди. Полиция никак не могла помочь. Они бы просто приняли бы сторону ее отца. Права женщин тогда совсем не соблюдались, и Валерии разрешили остаться с нами только потому, что бабушка вмешалась и заплатила ее отцу приличную сумму денег, чтобы тот уехал. Она не сообщила об этом Валерии, желая, чтобы та осталась, потому что сама хотела, а не потому, что ее купили.
– То, что ты мне рассказываешь, напоминает роман викторианской эпохи. Трудно поверить, что такое возможно в восьмидесятые годы нашего столетия.
– Россия в восьмидесятые годы была во многом похожа на викторианскую эпоху, – добавляет он.
В этот момент внезапно женщина, проходящая мимо нашего столика, вскрикивает и останавливается. Она что-то возбужденно говорит по-русски Алексу. Единственное, что я улавливаю это его имя на русском. Алекс поднимается, она собственнически кладет руку ему на руку, приподнимается на цыпочки и мимолетно целует его в щеку. Я уверена, что она шепчет ему что-то на ухо, прежде чем отодвинуться от него и соблазнительно взмахнуть волосами.
– Тебе тоже привет, – бормочу я.
Мне не хотелось произносить это вслух, чувствую, как мои щеки краснеют именно в тот момент, когда Алекс и эта дива поворачиваются ко мне.
– Наталья, это Синди – моя невеста. Она англичанка, – говорит Алекс. – Синди, это Наталья, моя... давняя подруга.
– Ты не такой старый, – ворчливо говорит она, застенчиво взмахивая фальшивыми ресницами, прежде чем взглянуть на меня, но потом ее глаза внезапно становятся холодными и оценивающими. – Привет, – говорит она.
И прежде чем, я успеваю ответить на ее приветствие, она снова переводит взгляд на Алекса. Ну, по крайней мере, она перешла на английский, так что поднялась немного выше Ледяных Сестер в плане своего дружелюбия. Наталья для Алекса явно больше, чем давняя подруга, я вижу это по ее глазам, которые она ни на секунду не в состоянии отвести от Алекса.
– Как поживает бабушка? – воркует она.
Отлично. Выходит, что она достаточно близко знакома с его семьей.
– Хорошо, – отвечает Алекс.
– Все еще держит тебя в узде? – спрашивает она с легкомысленным смешком.
Мне хочется вскочить и придушить ее. Ее хихикающий смех меня чертовски раздражает. Она что-то говорит еще, но Алекс перебивает ее:
– Я был рад с тобой повидаться, Наталья, но мне кажется, ты куда-то спешила. А я хотел бы вернуться к своей невесте.
В этот момент Алекс смотрит мне в глаза, и хотя я не ненавижу тот факт, что чувствую мгновенный триумф над этой дивой, видя немного встревоженное лицо Натальи. Она сердито переводит на меня взгляд, прощается с Алексом опять же по-русски. И испаряется в ночи.
– Давняя подруга, да? – Спрашиваю я, как можно небрежнее, когда Наталья уходит. На самом деле, я ревную, но не совсем ревную, а чуть-чуть, поэтому злюсь на себя за это чувство. После того, что произошло сегодня утром и мне недвусмысленно дали понять, что я его не интересую, у нас сделка, бизнес. Мне кажется все остальное, настолько нереальным. Нереальным для меня, по крайней мере. Чем больше я стараюсь сдерживаться, тем больше мне начинают казаться реальными их отношения. Мне необходимо каким-то образом остановить себя и перестать влюбляться в Алекса. Возможно, для меня это слишком поздно, но тогда я должна взять себя в руки и остановить всю эту дурь.
– Да, – говорит он.
– Собственно, почему бы и нет? Она великолепна. – Я не могу скрыть раздражения в своем голосе, хотя уверена, что мне этого не удается. Особенно, когда я говорю правду. Наталья, действительно, великолепна. У нее длинные рыжие волосы и потрясающее тело.
Он серьезно смотрит на меня.
– Тебе не стоит к ней ревновать, Синди.
– Я вовсе не ревную. – Пытаясь засмеяться, отвечаю, но смех как-то не получается, поэтому я опускаю глаза в тарелку, чтобы не встречаться взглядом с Алексом.
Но он все равно смеется.
– Ты уже почти позеленела от ревности.
И его правдивое замечание причиняет боль, поэтому поднимаю на него глаза с холодной улыбкой и сквозь зубы заявляю:
– Это всего лишь игра, Алекс. Как, по-твоему, я должна была отреагировать, если являюсь твоей невестой, а бывшая подружка моего жениха вцепилась в тебя? Мне бы это не очень понравилось, а? И если этот случай не преминут сообщить твоей бабушке, я бы хотела, чтобы ей также сообщили о моей реакции.
– Как скажешь, Синди, – отвечает Алекс с легкой улыбкой. Ясно, что он не верит ни единому моему слову.
Я удваиваю ставку.
– Я серьезно. С чего бы мне ревновать?
– Понятия не имею, но ты слишком уж протестуешь. – Он усмехается, его глаза озорно блестят.
В этом он прав. Я, действительно, слишком сильно протестую. Если бы мне, на самом деле, было все равно, я бы закатила глаза, сказала бы что-нибудь совершенно незначащее и перевела бы разговор на другую тему. Но сейчас уже слишком поздно. Алекс видит меня насквозь. И тем самым меня очень раздражает.
– Как бы то ни было, я бы на твоем месте отреагировал точно так же, – соглашается Алекс.
Это ставит меня в тупик. Что он имеет в виду? Что он хочет сказать, что будет ревноваться, если ко мне вдруг подойдет мой бывший? Он не дает мне возможности ответить. Вместо этого подает знак официанту, говоря, что мы готовы к десерту. Я решаю не продолжать свои выяснения, оставить все как есть. Если я снова заговорю об этом, то сделаю только хуже себе. Честно говоря, Алекс не проявил к ней ни малейшего интереса.
Когда мы заканчиваем наш десерт, напряжение между нами исчезает, и я снова расслабляюсь. Алекс даже пытается меня рассмешить своим странным юмором.
Зачерпнув последний кусочек мороженого, Алекс снова подзывает официанта и говорит ему что-то по-русски. Официант уходит и быстро возвращается с двумя маленькими стаканчиками с прозрачной жидкостью. Алекс благодарит его, как только он ставит их перед нами, и я повторяю по-русски слова благодарности за ним, хотя понятия не имею, что он нам принес. Я же ничего не просила.
– Водка. – Улыбается мне Алекс. – Я знаю, что это клише – каждый русский пьет только водку, вообще-то я человек виски, но ты не можешь побывать в России и не попробовать настоящую водку. Здесь она намного лучше, чем все то, что продается в Англии. Или во всем мире.
Он поднимает стопку и улыбается мне, вызывающе глядя на меня. Я беру свою и чокаюсь с ним. Я принимаю его вызов.
– Насторовия, – ухмыляюсь я.
И слышу его ответ, поднося стопку ко рту. Я запрокидываю голову назад и залпом выпиваю всю порцию. Она обжигает горло и внутренности до самого желудка, но я стараюсь не показать вида, улыбаюсь Алексу, который сделал всего лишь один глоток.
– Мы русские, а не мексиканцы. – Ухмыляется Алекс. – Мы пьем водку, наслаждаясь ее вкусом.
– Ну что тут скажешь, – улыбаюсь я. – Вы можете увезти девушку из Лондона, но ты не можешь вытравить Лондон из девушки. Мы больше, чем просто толпа, нам нужно все или ничего.
Алекс смотрит мне прямо в глаза, и у меня перехватывает дыхание. Он не отводит глаз, допивая водку.
– Тогда, наверное, нам лучше все, нежели ничего, – тихо говорит он.
Его глаза темнеют, и я чувствую пульсирующую энергию, бегущую по всему моему телу. Я с трудом сглатываю и заставляю себя улыбнуться. Затем отвожу взгляд, будто что-то привлекло мое внимание. Магия, присущая ему, спадает, хотя мой клитор продолжает пульсировать от желания, совершенно неподвластный моему мозгу. Безжалостно подавляя отчаянное желание протянуть руку через стол и коснуться руки Алекса, я начинаю неловко ерзать на кресле, пытаясь найти удобное положение, которое не будет возбуждать клитор. Но ничего не выходит, мое ерзанье только усиливает это ощущение.