Текст книги "Хороший день для настоящей свадьбы (ЛП)"

Автор книги: Джорджия Ле Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

На этот раз бабушка не смеется, озвучивая свой вопрос. На этот раз она говорит вполне серьезно. Я встречаюсь с взглядом Алекса, и на долю секунды улавливаю выражение ужаса, которое отражается в его глазах. При этом чувствуя, как начинает пылать мое лицо. Честно, я ненавижу, что бабушке не удастся увидеть ничего из этого. Она кажется мне по-настоящему милой старой леди, и я вижу ее привязанность к Алексу. Мы обманываем ее, и мне кажется это несправедливым. И он тоже понимает это.

– Типичная реакция холостяка, Алекс, – цинично заявляет Виктор. Должно быть, он тоже заметил ужас в глазах моего босса.

Алекс одаривает Виктора сострадательной улыбкой, затем поворачивается к бабушке.

– Мы вместе всего четыре месяца, бабушка. Я знаю, что по сравнению с Петрой, это слишком мало, но нам хотелось бы сделать все правильно. Мы хотели бы по-настоящему узнать лучше друг друга, прежде чем жениться.

Бабушка покорно кивает головой, хотя выглядит явно очень разочарованной.

– Я понимаю, Алекс. – Она поворачивает голову ко мне, ее глаза блестят. – Только не выжидай слишком долго, думаю, Синди может надоесть ждать, и она найдет кого-нибудь другого, более резвого.

Я смеюсь над ее замечанием, отрицательно качая головой.

– О, у другого нет никаких шансов. Алекс – единственный.

На ее слова послышалось еще одно бормотание по-русски от одной из Ледяных Сестер. Я не поняла какой именно, честно говоря, мне было все равно. Я перемолола их замечания, этих маленьких избалованных задниц. Но сейчас я сожалела, что не понимала по-русски. Мне было бы не плохо понимать, что они говорят, чтобы потом просто невзначай, случайно отпустить комментарии на их языке, тем самым дать им понять, что я понимаю все, что они говорят обо мне. Но разговор течет дальше и переходит на более непринужденные темы – состояние мировой экономики. Я пытаюсь насладиться диким голубем, постоянно убеждая себя, что это не один из моих голубей. Мои голуби находятся в безопасности в Англии.

А потом бабушка вдруг спрашивает:

– Мне кажется, стоит дать тебе выбор в десерте. Ты можешь заказать «Итон Месс», либо традиционный русский десерт под названием «Чак-чак»». Готовое тесто, покрытое медом.

– «Чак-чак» звучит восхитительно, – решительно заявляю я.

Бабушка улыбается.

– Ты не пожалеешь о своем решении. Наш шеф-повар настоящий спец в его приготовлении. Мы едим этот десерт по случаю торжеств, мне показалось уместным, что сегодня за ужином мы должны отпраздновать некое событие – мой мальчик, наконец, нашел женщину, которая готова смириться с его плохими привычками.

– У Алекса есть дурные привычки? Умоляю вас, расскажи мне об этом.

Отчего бабушка смеется, а Алекс отрицательно качает головой.

– Не советую тебе, бабушка, – предупреждает он со смехом. – Иначе, ты никогда не увидишь нашу свадьбу.

Передо мной появилась тарелка с несколькими маленькими прилипшими друг к другу шариками, сверху розовым шариком мороженого.

Я положила в рот ложку чак-чака, подумав, что это действительно классно, как и обещала бабушка.

– И как же Алекс решил сделать тебе предложение, Синди? – Вдруг спрашивает бабушка.

Я проглотила шарики, устремив на Алекса дерзкий взгляд.

– Мне кажется, он должен рассказать сам. То, что он придумал, в конце концов, было восхитительным.

Алекс бросает на меня снисходительный взгляд, но под этим взглядом скрывается тонкое предупреждение.

– Была наша трехмесячная годовщина, как мы стали встречаться. Я повел Синди в тот же самый итальянский ресторан, в котором у нас произошло наше первое свидание. Мне кажется, бабушка, ты даже не сможешь себе вообразить, что я начал нервничать, потому что глядя на меня, Синди постоянно спрашивала: «Все ли у меня в порядке?», или, возможно, что-то пошло не так. Я, как заведенный отвечал, что все хорошо, но она чувствовала, что это не так, поскольку весь вечер с ней был ужасно неуклюжим.

Он поднимает свой бокал с вином, делает глоток и смотрит на меня поверх края бокала, прежде чем продолжить. Я про себя надеюсь, что он не переусердствует, потому что не могу себе представить, чтобы он когда-нибудь нервничал с женщинами.

– Я разлил бокал с вином и, мне кажется, трижды уронил вилку на пол. И все же мне удалось, дождаться завершения нашего ужина, поскольку я знал, что в заключении ужина зазвучит песня, наша песня. Потом я взял Синди за руку и пригласил ее на танец. Если честно, она была в ужасе от моего приглашения.

Алекс переводит на меня глаза и улыбается.

– Ты помнишь, что испытала настоящий шок?

Восхищенная его рассказом, как и бабушка, я утвердительно киваю.

– Да, как же я могу это забыть?

Господи, куда он клонит? Я не могу точно сказать, но жажду так же услышать конец истории, как и все остальные. Мне кажется, что мои влюбленные глаза помогут убедить бабушку, что мы влюблены друг в друга, поэтому я ловлю каждое слово Алекса и буквально наслаждаюсь тем, когда он предлагает мне руку и сердце, ощущая всей душой насколько это прекрасно.

Алекс поворачивается к бабушке. Весь стол слушает, без сомнения шокированный, что Алекс может быть таким романтичным и сентиментальным. Даже Ледяные Сестры полностью поглощены его историей.

– Я сказал, как только мы вышли на танцпол, что нам должно быть напевать, что сейчас никто не танцует. Возможно, у всех собравшихся не было причин танцевать, но у нас явно была для этого причина. И я вывел Синди на середину танцпола ресторана. На ней было красивое шелковое розовое платье, она никогда не казалась мне такой прекрасной, как в тот момент. Я взял ее за руки, и мы стали танцевать. А когда песня закончилась, Синди уже смеялась. Она больше не выглядела смущенной и напряженной. Я опустился на одно колено и попросил ее быть моей невестой. Она ответила да, а как иначе?

Бабушка, похоже, пребывает в восторге от его истории. И я знаю почему. Даже у меня самой трепещет сердце от мысли, что мне сделали подобное предложение. Я почти чувствую свое смущение в тот момент, а затем радость. И я ловлю себя на мысли, что в этом признании проявляется для меня совсем новая сторона Алекса. Та сторона, возможно, не совсем темная сторона его.

– Ой, вы только взгляните на нее, – восклицает бабушка, хлопая в ладоши. – Она похоже, еще больше влюбилась в него, нежели раньше, хотя до этого выглядела так, будто вот-вот готова упасть в обморок.

Я улыбаюсь и опускаю глаза на свою пустую тарелку. Может, со стороны, я действительно выгляжу влюбленной, и даже, если я так и выгляжу, то не потому, что делаю вид, будто я влюблена. Я не играю. Алекс смотрит на меня и улыбается, я улыбаюсь ему в ответ, чувствуя, как начинают краснеть мои щеки.

– Ты заставляешь ее смущаться, – говорит Марина. – Оставь ее в покое, мам.

Бабушка смеется и качает головой.

– Она не краснеет от смущения. Это, на самом деле, прилив любви, – говорит бабушка.

Теперь я точно покраснела полностью. Я перевожу взгляд на Алекса, надеясь, чтобы он каким-то образом меня спасет, может что-нибудь ответит, что повернет разговор в другое русло, но. Но он просто смотрит на меня с улыбкой. Я не понимаю, улыбается ли он моему смущению, которое его забавляет или, что он счастлив тому, что я настолько убедительно играю свою роль.

Петра опять опускает какое-то замечание по-русски, и глаза всех присутствующих, наконец, переключается с меня на нее, так как бабушка в какой раз говорит ей общаться по-английски.

– Извини, – ласково произносит Петра. – Привычка.

На самом деле, я знаю, что это не так. Она специально говорит на языке, которого я не знаю, чтобы я почувствовала себя аутсайдером.

– Я спросила, не собираетесь ли вы оба устроить большую свадьбу? – спрашивает она по-английски.

– Нет, – тут же отвечаю я.

– Да, – одновременно со мной отвечает Алекс.

Черт побери! Я начинаю смеяться, чтобы скрыть неловкость.

– Думаю, нам еще многое предстоит обсудить по поводу наших планов, – замечаю я.

– Да, похоже, что все именно так, – замечает Петра, и в ее глазах появляется сомнение и интерес. Она смотрит на меня, как человек, который предполагает, что нашел код к сейфу, полному сокровищ.

Господи, да в чем ее проблема? Она ревнует, но к кому? Она ведь замужем, у нее есть своя семья. А Алекс – ей приходится двоюродным братом. И не похоже, что он ее бывшая любовь.

Алекс быстро переводит разговор на другую тему, задав Виктору вопрос, как продвигается его работа. Виктор рассказывает о новом проекте, над которым работает, и пока я потягиваю кофе, который материализовался передо мной из ниоткуда, я немного расслабляюсь. Итак, допрос спал с меня и Алекса, и с нашего воображаемого романа, по крайней мере, на какое-то время. Я удивляюсь про себя, что даже не заметила, как передо мной появился кофе. Интересно, привыкну ли я когда-нибудь, что меня обслуживают подобным образом?

Как только все выпивают кофе, бабушка одаривает нас с Алексом снисходительной, любящей улыбкой.

– Вы оба, должно быть, устали после сегодняшнего путешествия. Почему бы нам не закончить? Завтра у нас будет достаточно времени, чтобы наверстать упущенное и поближе познакомиться с Синди.

Я киваю, так как радуюсь предлогу ускользнуть, поскольку скорее всего не смогу сейчас ответить ни на один ее вопрос.

– Алекс, Петра, Анастасия, – обращается бабушка. – Проводите Марину и Виктора. Я немного устала. Пожалуй, я пойду спать.

Бабушка явно здесь главная, и довольно забавно наблюдать, как все начинают выполнять ее повеления. Виктор и Марина вскакивают на ноги. Алекс тоже поднимается, и даже Петра с Анастасией без возражений.

– Я провожу тебя в твою спальню, – предлагает Алекс.

– Ах, нет. Ты останешься с Синди.

– Нет, нет, – быстро вставляю я. – Я подожду тебя здесь, Алекс.

Виктор и Марина прощаются со мной. Я остаюсь на месте, наслаждаясь моментом тишины, остальные выходят из столовой. Я так и не поняла, нравлюсь ли Виктору и Марине. Они не проявляют открытой враждебности ко мне, но их, словно окружает невидимая стена. Может, это и нормально. Возможно, нужно выждать время, и они узнают меня. Но я не могу сказать то же самое о Петре и Анастасии. Они явно не фанаты моего фан-клуба, хотя меня это вполне устраивает. Главное, чтобы бабушка была счастлива, пока я делаю свою работу.

Через пару минут дверь в столовую открывается, появляются Петра с Анастасией.

– Алекс все еще провожает бабушку, поэтому мы пришли составить тебе компанию, – говорит Петра. Ее сладкая улыбка витает на губах, пытаясь одурачить меня, и она бы смогла, если бы не была такой стервой весь вечер.

Я молча, улыбаюсь ей.

– Как это мило, – отвечаю я, хотя моя улыбка настолько же фальшивая, как и ее.

– Ты остановилась в комнате, смежной с апартаментами Алекса? – спрашивает она, садясь напротив. Анастасия на секунду замирает, но все же усаживается рядом с ней.

Интересно, к чему весь этот разговор, но я молча киваю ей в ответ.

– Никто не останавливался в той комнате вот уже больше пятидесяти лет, – говорит Петра.

– По крайней мере, только на час или два, – со смехом добавляет Анастасия.

Ясно, что они желают, чтобы я спросила почему. Мне не хочется доставлять им такое удовольствие, играть на руку, но любопытство берет свое, мне интересно, что они задумали, и я решаю подыграть им:

– Почему я не могу в ней останавливаться? Там что, бродят привидения?

Анастасия смотрит на меня немного разочарованно. Они явно собирались сообщить мне, что в апартаментах, в которых я остановилась, обитает привидение, а я все испортила. Петра, сейчас видно, что она главарь Ледяных Сестер, не так легко впадает в разочарование.

– Да, – говорит она. – Бабушкина тетка. Она сошла с ума в той комнате и повесилась на простынях. Они заперли ее там. Это необходимо было сделать, чтобы обезопасить семью.

– Звучит так, что такое может произойти и в наше время, – соглашаюсь я, поддразнивая ее.

– Люди говорят, что ее дух все еще там, он воет и стонет, ищет выход.

– Но ведь сейчас дверь не заперта, верно? – Спрашиваю я, криво улыбаясь.

– Да, но ее дух обитает только в той комнате, где она умерла, – отвечает Петра.

– Точно, – медленно соглашаюсь я.

Я слышу шаги, эхом отдающиеся по коридору, направляющиеся к нам, в столовую.

– Будь осторожна. – Петра улыбается. – Нам бы очень не хотелось, чтобы ты вышла из той комнаты в смирительной рубашке.

Я уверена, что она будет счастлива этому. Но дверь в столовую открывается, на пороге появляется Алекс.

– Ты готова отправиться в свою комнату, Синди, или хочешь еще немного побыть здесь?

Меньше всего мне хочется проводить время с его кузинами. Я делаю вид, что зеваю, поэтому поднимаюсь.

– Пожалуй, мне пора спать. Спокойной ночи, дамы.

Петра и Анастасия желают мне спокойной ночи, и мы с Алексом направляемся к лестнице.

– О чем ты говорила с этими двумя, пока меня не было? Они выглядели, словно напроказничали в чем-то, когда я вошел, – говорит он.

Я решаюсь не сообщать ему о чем мы говорили. Очередной раз они попытались вывести меня из себя, мне кажется, что я достаточно ясно дала им понять, что меня такими историями испугать невозможно. Мне не хочется сообщать об их бреде Алексу, потому что тогда, я как бы куплюсь на все то дерьмо, что они мне лепетали про привидения, а это не так.

– Да так, ничего особенного, – отвечаю я. – Просто ничего не значащая болтовня, вот и все. Они очень пекутся о тебе, не так ли?

– Это один из твоих способов сказать мне, что они грубы и высокомерны, – заявляет Алекс со смешком.

Я смеюсь вместе с ним. Он тут же понял, что я пытаюсь его не напрягать ужасным поведением его кузины.

– Хотя они и пытались защитить нас. От бабушки, – замечает он.

– Может, тебе следует сказать им правду, – говорю я. – Они поймут, что ты хочешь сделать ее счастливой.

– Забей на это, – говорит Алекс, останавливаясь и хмуро глядя на меня сверху вниз. – На самом деле, они очень жесткие соперники и сделают все, чтобы очернить меня в глазах моей тети. Пообещай мне, что ты не поддашься их манипуляциям, и ни за что им ничего не расскажешь.

Я тут же отвечаю.

– Я не скажу ни слова, клянусь. Чем меньше я буду с ними общаться, тем лучше.

17. СИНДИ

Я внезапно просыпаюсь среди ночи. Вокруг очень темно, я не привыкла к такой густой темноте. Лондонское сити никогда не спит, и комната всегда освещается уличными фонарями или фарами автомобилей. Сразу я даже не понимаю, где нахожусь. А потом вспоминаю.

Алекс.

Бабушка.

Мне кажется, что я слышу стук за дверью. Должно быть, именно он и разбудил меня. Алекс? Нет. Конечно, Алекс не будет ломиться ко мне в комнату посреди ночи. Он обещал, что наше путешествие не будет включать секс, и я верю ему, что так и будет. К тому же наши комнаты соединяет смежная дверь. Зачем ему рисковать идти через коридор, чтобы быть замеченным кем-то, когда можно просто войти через нее?

Стук прекращается. Я напрягаю слух, тишина. Должно быть, мне померещилось или что-то приснилось ...

Я закрываю глаза и начинаю засыпать, но как только проваливаюсь в сон, слышу снова стук. Я тут же просыпаюсь, неподвижно застыв, даже задерживаю дыхание, стараясь не дышать, усиленно прислушиваясь. Это не просто постукивание. Больше напоминает скребущий звук, будто... уф... гвоздем царапают по дереву.

Я резко сажусь прислушиваясь. Сон, как рукой сняло, я превратилась вся в слух.

И я слышу шаги. Будто кто-то беспокойно ходит за моей дверью, туда и обратно по коридору. Или, думаю я с ледяным холодком, пробегающим по спине. Я моментально тяну руку в темноту, включая ночник.

Шаги мгновенно прекращаются.

Делая быстрые неглубокие вдохи, я выжидательно смотрю на дверь. Но ничего не происходит. Никакого движения. Ни звука. Вокруг тихо и неподвижно. Лондон никогда не бывает таким тихим. Я начинаю смеяться с явным облегчением, прерывая тишину. Я понимаю, что происходит. Должно быть, одна из Ледяных Сестер или обе за дверью разыгрывают меня, пытаясь напугать до полусмерти.

Я отрицательно качаю головой. Что, черт возьми, не так с ними? Они явно возненавидели меня еще до того, как я сюда приехала. Они ведут себя, как подростки. По-детски. Я бросаю взгляд на будильник. Ну и ну, только наступила полночь. Они умеют устраивать шоу. Я им это передам.

Ну, девочки, если вы хотите запугать меня, то это займет немного больше времени, чем вы ходите там назад и вперед, царапая стены. Я выключаю свет и жду. Шаги начинаются снова. Я должна признать, что царапать гвоздем по стене – это гениально. Даже зная, что это две злые сводные сестры, как их назвала Роза, не останавливает мурашек у меня на руках. Я прислушиваюсь еще несколько секунд, прежде чем откидываю легкое одеяло и тихо встаю. На цыпочках пересекаю комнату, надеясь, что половицы не заскрипят. Они и не скрипят.

Я добираюсь до двери, не издавая ни звука.

Почти уже рыдаю от смеха, представляя их лица, когда я распахну дверь. Интересно, под каким предлогам они будут передо мной оправдываться, когда я застукаю их бродящими взад-вперед перед моей дверью посреди ночи?

Одновременно я включаю свет и рывком открываю дверь. Но мне не удалось застукать Ледяных Сестер на месте преступления, поэтому не получаю удовольствия шокировать их до глубины души.

В коридоре никого нет.

Я выхожу из своей комнаты и смотрю вверх-вниз по коридору, но не видно ни колышущейся шторы, ни открытой двери, намекающей, что здесь кто-то был. Это невозможно: я слышала шаги до того момента, как открыла дверь. Я хмурюсь. Должно быть разумное объяснение всему этому, и я докопаюсь до сути.

Возвращаюсь в свою комнату, закрываю дверь, выключаю свет и иду к кровати. И когда уже наполовину пересекла комнату, снова слышу шаги. Но сейчас они внутри комнаты. Они кажутся так близко позади меня, что я не могу избавиться от ощущения, словно в любой момент ледяная рука протянется ко мне и сожмет пальцы на моей шеи. Я бросаюсь к прикроватной лампе, включаю и оглядываюсь вокруг, но, конечно же, никого нет. Ни одно привидение не тянется ко мне. Все по-прежнему. За исключением внутреннего беспокойства. Каждая клеточка моего тела находится в состоянии повышенной готовности.

Сердце бешено колотится в груди. Оно стучит так сильно, что Алекс, должен слышать его стук сквозь стены. Я смотрю на его дверь. Там ни звука или света, идущего из-под двери. Я пытаюсь успокоить себя, говоря, что это все нелепо. Мне не нужно, чтобы он меня успокаивал. Я в порядке. Я – крепкий орешек. Просто позволила глупой истории Ледяных Сестер проникнуть к себе в мысли и воображаю всякую ерунду.

Нет, мне ничего не казалось. Я не придумывала себе шагов за дверью, царапающих гвоздей по стенам. Я не сумасшедшая. Возможно, это просто шум, который свойственен старым домам. Я слышала об этом, но никогда раньше не жила в таком старом доме. Возможно, это трубы или скрипящие половицы пола, когда дом остывает или что-то еще. Моя бабушка называла эти звуки – звуками оседания старого дома. Она знала, о чем говорила. В молодости она работала горничной в старинном величественном особняке.

Я снова ложусь в постель и натягиваю на себя одеяло. Тело холодное, я замерзла. Я лежу с широко открытыми глазами, прислушиваясь. Наконец, когда устанавливается тишина, я выключаю свет и закрываю глаза. Ни звука. Возможно, я все-таки себе все это представила. Я уже на три четверти погружаюсь в сон, когда слышу детский плач.

Плачет ребенок? Что за чертовщина?

У Петры есть ребенок? Может, очень богатые люди не приносят своих детей на ужин, но наверняка кто-нибудь упомянул бы об этом, если бы у нее был ребенок. Снова раздается плач, тихий скулящий звук, и я вдруг понимаю, что он доносится из ванной.

Теперь я понимаю, что это не мое воображение. В моей ванной не может быть никакого ребенка. И призрак сумасшедшей старухи не стал бы рыдать, как ребенок.

Я включаю свет и вскакиваю с кровати. Бросаюсь в ванную, конечно же, там никого нет. Я оглядываюсь вокруг. Скорее всего это ветер, завывает в трубах. Иногда ветер похож на вой волка. Насколько мне известно, завывание ветра в трубах никогда не похоже на плач ребенка. Я хожу в туалет и спускаю воду. Звук льющейся воды успокаивает. Все дело в трубах. Конечно, все дело в трубах.

Я игнорирую голос в своей голове, который говорит мне, что в этом доме, действительно, водятся привидения.

18. СИНДИ

Я засыпаю, когда над горизонтом поднимается рассвет и сквозь небольшую щель в занавесках просачивается молочно-белый свет. Солнце уже высоко в небе, когда я просыпаюсь, хотя еще только восемь часов. Я вздрагиваю, вспоминая прошлую ночь: царапанье, шаги, плач ребенка. В солнечное утро это кажется таким нелепым. Я отодвигаю события прошлой ночи на задний план. Понимая, что всему должно быть рациональное объяснение, и я доберусь до сути, но сейчас не позволю ночным событиям испортить мне день.

Встав с кровати, я подхожу к высокому окну, отдергиваю шторы, смотрю на прекрасный сад. Насколько я могу видеть вдаль все зеленое. Красиво. Просто вот так смотреть на такую бесконечную, нетронутую красоту.

Я никогда не считала себя деревенской девушкой. Всегда была городской. Даже каникулы, когда я был моложе, проводила или в городе, или на пляже. Но стоя перед окном, чувствую, что такой и должна быть жизнь. А не никчемная крысиная городская гонка. И глядя на всю эту красоту, я не ощущаю себя изолированной, как всегда, предполагала, в доме среди таких зеленых просторов. Я чувствую себя удивительно живой и полной сил, чтобы выйти в эту местность и исследовать ее.

Не знаю, что запланировано у нас на сегодня, но Алекс говорил, что покажет мне конюшни. Я думаю об этом, когда одеваюсь. У меня нет с собой бриджей или сапог для верховой езды, но я выбираю черные леггинсы и длинную лимонного цвета тунику. Заканчиваю свой наряд туфлями на плоской подошве. Сидя на кровати, заплетаю волосы во французскую косу. Когда готова, смотрюсь на себя в зеркало. Хотя я не совсем похожа на деревенскую девушку, но мой наряд не кричит, что я городская девушка.

Я думаю, может постучать Алексу, но решаю не делать этого. Я бы хотела побродить самостоятельно по округе. Спускаясь по лестнице, я стараюсь сохранять спокойствие и невозмутимость, если вдруг встречу Ледяных Сестер. Я заглядываю в столовую, но там никого нет, кроме человека в униформе, который полирует серебро.

Он кладет серебряную вилку и тряпку, отвешивает мне поклон и говорит с сильным акцентом:

– Доброе утро, мисс Форрестер.

– Доброе утро, – отвечаю я с улыбкой, кивая.

Он не улыбается в ответ, но показывает мне рукой следовать за ним.

– Пойдемте, пожалуйста. Я вам покажу.

Не дожидаясь, пока я последую за ним, он выходит из столовой через другую дверь, чем та, в которую я пришла. Очевидно, ему было приказано отвести меня к остальным. Он ведет меня через музыкальный салон, здесь стоит сверкающий рояль, а затем вниз по другому короткому коридору. Дойдя до конца, он с размаху распахивает дверь, жестом приглашая войти.

– Спасибо, – говорю я с улыбкой.

Вхожу через высокую открытую дверь и с радостной улыбкой оказываюсь в огромной солнечной оранжереи, заполненной мягкими подушками, изящными металлическими стульями и такими же столами. Как только я появляюсь, Алекс поднимается со стула. Он что-то говорит слуге по-русски, тот вежливо кивает, закрывает двойные двери и оставляет нас одних.

– Доброе утро, – бодро говорю я.

– Ты хорошо спала?

– Не совсем, – отвечаю я, опускаясь на стул напротив него.

– Разве такая кровать не доставила тебе удовольствия?

Я небрежно машу рукой.

– Я не привыкла к завыванию в трубах в старых домах.

Алекс снова опускается на стул.

– Завывание труб? Тебя беспокоили трубы?

– Да, и плач ребенка.

Одна бровь выгибается дугой.

– Что?

– В доме разве нет ребенка?

Он странно смотрит на меня.

– Насколько мне известно, нет.

– Все это странно, потому что я могу поклясться, что слышала плач ребенка прошлой ночью.

Он потирает подбородок.

– Я никогда ничего подобного не слышал, но некоторые люди говорят, что старые дома пугают их звуками скрипящих половиц, когда они остывают, и старых труб, стонущих и плачущих. Наверное, именно это ты и слышала.

Мне хотелось, чтобы он рассказал мне о ребенке где-то в доме и о том, как звук отдается эхом и разносится по старым домам, но мне кажется, что его история более правдоподобная, что трубы издают подобные звуки, чем мысль о том, что в моей ванной комнате есть ребенок-призрак. Кроме всего прочего, Ледяные Сестры не удержались бы упомянуть о ребенке-призраке, раз уж сказали о призраке сумасшедшей тети.

– О. А... а где же все остальные? – Спрашиваю я, чтобы сменить тему разговора.

– Бабушка больше не спускается к завтраку. Вообще-то она обычно не покидает своих покоев раньше полудня. Я понятия не имею, где мои кузины, но у меня сложилось такое впечатление, что ты предпочитаешь поменьше сталкиваться с ними, – говорит он с кривой улыбкой.

Я энергично киваю.

Алекс жестом указывает на боковой столик, на котором накрыт завтрак, достойный короля. Там есть круассаны, грейпфрут, йогурт, мюсли, тосты, джем, мед и почти все ягоды, которые только можно себе представить. В подогреваемых тарелках – бекон, сосиски и пышная яичница-болтунья.

– Я могу попросить повара приготовить тебе то, что ты хочешь, – предлагает он.

– Этого более чем достаточно, – заверяю я его. – Но для начала нужно кофе.

– Позволь мне, – говорит он, вставая прежде, чем я успеваю подняться.

Я смотрю, как он идет через комнату к тележке, которую я не заметила. На тележке стоит кофейник со свежим кофе и чаем, а также рядком молочник, сахарница и сиропы.

– Как в отеле, – смеюсь я, когда Алекс наливает мне кофе.

– Точно. Бабушка гордится тем, что она хорошая хозяйка. Она считает, что ее гости должны чувствовать себя как дома. Сливки и сахар?

– Да, пожалуйста, – говорю я.

Он заканчивает наливать мне кофе, затем наливает себе черный. Темный и терпкий. Совсем как он. Здесь он мне видится совсем с другой стороны. Заботливый, почти нежный, особенно когда он находится рядом со своей двоюродной бабушкой. Я улыбаюсь про себя, вспоминая, как он подхватил ее в воздух вчера на крыльце, когда мы только приехали.

– Что? – интересуется он, поднося мне мою чашку.

Я отрицательно качаю головой.

– Я просто думаю, насколько ты здесь другой.

– Другой? – спрашивает он, приподняв бровь.

– Более милый, – поддразниваю я его.

Он коротко смеется.

– Не думаю, что с тобой слишком многие согласятся.

– Бабушка бы согласилась.

Он медленно улыбается.

– Она знает меня настоящего, но все равно любит.

Я делаю глоток кофе, наслаждаясь насыщенным вкусом, в котором так нуждаюсь по утрам. Поднимаю глаза и вижу, как Алекс с интересом наблюдает за мной.

В его глазах снова появляется голод. Однако он почти сразу же его скрывает.

– Ты ведь любишь кофе, правда?

– О Боже, да, – соглашаюсь я с неловким смешком. – Для меня это очень важно, если ты хочешь, чтобы я связала вместе предложение более чем из трех слов. – Избегая его взгляда, я быстро протыкаю ложкой половинку грейпфрута и кладу дольку в рот. Грейпфрут брызгает во рту терпким соком на язык.

– Сок? – Вежливо спрашивает Алекс. Как будто мы незнакомцы, что собственно и есть.

Я киваю, он наливает мне стакан из инкрустированного хрустального графина. Я благодарно улыбаюсь, сделав глоток. Сок ледяной и такой освежающий.

– Какие у нас планы на сегодня?

– Я хотел выполнить свое обещание и отвести на конюшню. Если ты, все еще хочешь посмотреть лошадей, – говорит Алекс.

– С удовольствием, – с энтузиазмом выпаливаю я.

– Отлично. Мы могли бы даже прокатиться до озера, – говорит он. Он смеется, когда видит ужас, отразившийся у меня на лице. – Что случилось? Разве ты не умеешь ездить верхом?

– Я несколько раз ездила верхом, когда была совсем маленькой. У меня была богатая подруга, у которой был пони, но это было очень давно. Не уверена, что у меня хватит смелости попробовать сейчас, – признаюсь я.

Алекс откидывает голову назад и смеется.

– Ты? Боишься ездить верхом? Синди Форрестер, либо ты просто скромничаешь, либо не знаешь себя.

Когда он так говорит, разве я могу отказаться? И если честно, я не боюсь ездить верхом. Мысль о том, чтобы снова сесть на лошадь после стольких лет, приводит меня в восторг.

– Дело в том, что мне может понадобиться несколько уроков, чтобы я вспомнила…

– Ты никогда не забудешь, как ездить верхом. Как только ты снова сядешь в седло, все вспомнишь. Ты можешь взять Никиту. Она очень спокойная.

– Хорошо, – соглашаюсь я со смехом. – Но не скачи галопом, оставляя меня позади.

– Ах, ты испортила мне все веселье, – насмешливо говорит Алекс.

И то, как он это говорит, заставляет появиться у меня в голове совершенно шальной мысли – мы оба голые и веселимся. Избегая его взгляда, я откладываю грейпфрут в сторону и прохожу к длинному столу. Кладу в тостер четыре ломтика хлеба. Затем беру пару сосисок, несколько ломтиков бекона, кладу их на свою тарелку. Когда тосты выпрыгивают вверх, я кладу их на тарелку и возвращаюсь к столу. И начинаю делать себе сэндвич для завтрака.

Сначала Алекс с интересом наблюдает за мной, пока я делаю сэндвич, потом пожимает плечами, забирает у меня с тарелки оставшиеся сосиски и бекон, сделав себе такой же сэндвич.

– Хорошо? – Спрашиваю я, с полным ртом.

– Очень хорошо, – соглашается он, его глаза полны удивления, а солнечный свет пробивается сквозь полуоткрытые жалюзи стеклянных стен.

19. СИНДИ

Прикончив наши сэндвичи, Алекс поднимается из-за стола.

– Ну что, ты готова? – спрашивает он.

– Да, – уверенно отвечаю я, хотя мне и мерещится, что кончится все тем, что я буду лежать в канаве со сломанной шеей.

Алекс открывает передо мной дверь, пропуская вперед. Как только я выхожу наружу, он кладет свою руку мне на плечо и останавливает.

– На самом деле, ничего не бойся.

Мне кажется, это не совсем верным. Думаю, мне есть чего бояться. Например, как начинает покалываться моя рука стоит ему до меня дотронуться. И как он удерживает мой взгляд своими такими темными и непроницаемыми глазами. И я знаю, если мы простоим так еще несколько минут, то я не смогу себя контролировать, обязательно протяну руку, коснусь его аристократического лица и притяну его за голову к себе.

Он убирает свою руку, и чары рассеиваются. Я прочищаю горло и прохожу мимо него на солнечный свет. Мой клитор пульсирует. О Боже, ну почему он такой привлекательный?

Алекс идет рядом со мной, и я надеюсь, что он спишет мои раскрасневшиеся щеки на свежий воздух и нервы. Это было бы намного лучше, чем он поймет почему я так раскраснелась, в своих мыслях я такая маленькая шлюха. Конюшня, наполненная сладко пахнущим сеном. И я с Алексом голые. И я скачу на нем.

Господи, Синди, прекрати это. Сейчас же, прекрати!