Текст книги "Хороший день для настоящей свадьбы (ЛП)"

Автор книги: Джорджия Ле Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Чепуха, – отвечает она. – У меня нет никаких планов, и прогулка кажется отличной идеей при таком ярком солнце. Я бы все это время просидела в гостиной читая, думаю, что свежий воздух пойдет мне на пользу.

Я не могу придумать ничего другого, чтобы как-то выйти из этой ситуации, не нагрубив ей, поэтому сдержано киваю.

– Было бы замечательно.

Петра хочет со мной прогуляться всего по двум причинам. Либо она поняла, что вела себя как «несносное отродье», и теперь пыталась наладить со мной отношения, либо, что более вероятно, она решила помучить меня еще больше. Если это так, то я подготовилась к разговору с ней.

Появляется Валерия, помогая бабушке выйти из оранжереи, и я на секунду задумываюсь, не вылезут ли в данный момент, как только бабушка покинула нас, когти Петры. Но этого не происходит. Она всего лишь мило мне улыбается.

– Ты готова прогуляться или сначала хочешь чашку чая или может еще чего-нибудь? – интересуется она.

– Готова прогуляться, если ты готова.

– Отлично. Прошу тебя, подождать меня здесь минутку, – говорит она, выходя из оранжереи, прежде чем я успеваю спросить, куда она направляется. Через несколько секунд начинаю сомневаться в ее желании, пройтись со мной. Типа кинуть меня здесь одну, как идиотку, заставив ждать, похоже она не особенно торопиться возвращаться. Если такой ее план, то шутка явно удалась, потому что несмотря на то, что я осталась одна в оранжереи, здесь очень приятно отдохнуть и провести время. Я достаю телефон и отправляю смс-ку Стар, Рэйвен и Розе.

Затем поднимаю глаза, как только появляется Петра. Она достает из-за спины бутылку вина и два бокала.

– Решила, что было бы неплохо выпить бокал-другой у фонтана возле конюшни.

Я утвердительно киваю, и мы покидаем оранжерею. Петра задает вопросы, как пулемет, о моей жизни в Лондоне, я сосредоточенно отвечаю, приоткрывая ей некоторые фрагменты своей жизни. Она ловит каждое мое слово, улыбается, кивая в ответ.

– Мне, на самом деле, нравится Лондон, – вдруг на одном дыхании произносит она.

– Ты должна как-нибудь навестить нас с Алексом, – говорю я, что обычно люди говорят в ответ.

– Возможно, так и поступлю, – соглашается она.

Мы оба знаем, что она этого не сделает, но она чертовски хорошо делает вид, что собирается.

Мы подходим к фонтану и садимся перед ним на скамейку. Петра открывает вино и наливает два бокала. Она протягивает мне один бокал, я выжидаю, пока она наполнит свой. Только когда она делает глоток, тогда я тоже делаю глоток из своего бокала. Вино освежающее, фруктовое.

– Хороший выбор, – беспечно заявляю я.

– Одно из моих любимых вин. Мне нравятся медовые и ежевичные акценты, – говорит она, поставив бокал на скамейку и повернувшись ко мне. – Я хотела извиниться перед тобой, Синди. Я была такой сукой по отношению к тебе все это время.

– Все нормально, – тихо отвечаю я. Она выглядит такой искренней, но я все равно до конца ей не верю.

– На самом деле, я не такая, – добавляет она. – Но ты не понравилась мне уже заранее, до того, как познакомилась с тобой. Если бы я относилась к тебе по-другому, то мне было бы все равно, как Алекс с тобой поступает. Но дело в том, что ты мне нравишься, и мне кажется, что ты заслуживаешь узнать правду. Прости, что не он, а я все расскажу тебе, как обстоят дела на самом деле.

Вот оно, началось. Но продолжаю смотреть на нее совершенно невинными глазами.

– Что ты имеешь в виду?

– Мне жаль сообщать тебе об этом, потому что вижу насколько ты без ума от него. – Она глубоко вздыхает. – Он использует тебя, Синди. Ты – пешка в игре, правила игры, которой не знаешь. Как только он одурачит бабушку, то бросит тебя.

Петра же не в курсе нашего делового соглашения с Алексом, так ведь? Тогда, о чем, черт возьми, она говорит?

– Хватит загадок, просто скажи то, что собираешься мне сообщить, – резко говорю я.

Она на мгновение опускает глаза на свой бокал, затем поднимает на меня, взгляд уверенный.

– В завещании бабушки есть один пункт, что Алекс получит все ее состояние, если женится до ее смерти. Если же он не женится, то все бабушкино наследство, все, что ты видишь кругом и довольно многое, о чем не знаешь, перейдет в трастовый фонд для поддержания поместья, оставшаяся часть будет разделана между членами семьи. Понимаешь, если не будет настоящей свадьбы, Алекс не получит ни денег, ни дома.

Я тупо смотрю на нее. Сказать, что у меня земля ушла из-под ног, словно ничего не сказать. Она, словно столкнула меня в пропасть. Мне кажется, что я падаю вниз, пытаясь закричать, машу руками, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, чтобы замедлить свое падение, но вокруг только воздух, который совершенно не удерживает меня. В данную минуту я не знаю, кому и чему верить. Может это еще одна ложь, как и призраки?

Я не отвожу от нее глаз.

– В моей комнате живет призрак, Петра?

Она неловко переминается с ноги на ногу.

– Прости за это. Мы не могли устоять. Мы не хотели причинить тебе вреда. Но то, что я говорю сейчас – правда. Если ты мне не веришь, спроси у Алекса. Он может, конечно, тебе соврать, но ты все равно поймешь по выражению его лица врет он тебе или нет. Влюбленная женщина всегда поймет, когда мужчина, которого она любит, лжет ей.

Может это правда? Неужели наши отношения с Алексом – ложь? Возможно, его план заключался в том, что я не смогу остановиться, проявлю инициативу, он отдаст мне часть казино, если я выйду за него замуж? Или он точно был уверен, что я влюблюсь в него? Он обладает необузданным сексуальным магнетизмом и чистой мужской красотой, поэтому я не могу представить себе ни одну девушку, которая бы не влюбилась в него. По правде говоря, если бы он попросил меня выйти за него замуж сегодня, я бы согласилась. Ради него, ради бабушки, ради себя…

Но то, что сказала мне Петра скорее всего не правда. Алексу не нужно бабушкино богатство. Это и понятно. Затем я вспоминаю всех тех миллиардеров, которым уже далеко за восемьдесят и девяносто, но они продолжают работать каждый день, отправляясь в свой офис в дождь и снег, чтобы заработать еще больше денег, которые никогда не смогут потратить, учитывая сколько времени им осталось передвигать свои кости.

Но Алекс любит бабушку. Я знаю, что он по-настоящему ее любит. Я должна верить ему, а не Петре. Я имею в виду, что эта женщина сейчас заставила меня задуматься и полностью изменила мое мнение о многом. Хотя Петра мне не нравится и никогда не нравилась.

– Ты ведь не сердишься на меня за то, что я тебе все рассказала? – Спрашивает Петра, выводя меня из своих мыслей.

– Нет, – вру я. Я хочу, чтобы она поверила мне, что я заинтересовалась ее рассказом.

– Но ты ведь веришь мне, правда? – настаивая интересуется она.

Пытаюсь представить, как бы сама отреагировала, если бы была настоящей невестой Алекса и не знала бы о наследстве. Не знаю, как бы отреагировала, но в данный момент не могу заявить Петре, что слепо доверяю ее истории, иначе она почувствует, что я обманываю ее.

– Вообще-то, Петра, я не верю ни единому твоему слову. И я все расскажу Алексу.

К моему удивлению, она вздыхает с облегчением, а это значит, что я правильно ответила на ее вопрос. Она хочет, чтобы я обо всем расспросила Алекса, это означает, что она говорит правду или то, что хочет, чтобы я поверила ей, от этого она была бы просто счастлива.

– Мне так жаль, что я так относилась к тебе. Я знаю, что ты любишь его и должно быть тебе больно слышать о нем подобные вещи, но если ты хотя бы задумаешься о том, что я тебе рассказала, то возможно вспомнишь, как вы познакомились, как быстро стали развиваться ваши отношения, во всем этом ты увидишь подсказки, увидишь правду.

Она ничего не знает о нас... я делаю глубокий вдох.

– Теперь, когда ты отравила мой день, можешь отправиться по своим делам, забрав с собой вино, чтобы отпраздновать свою победу.

– Я понимаю, что в данный момент ты злишься на меня, но когда-нибудь поблагодаришь за это, – говорит она, вставая и делая шаг в сторону. Но бутылку с собой не забирает. – Я буду у себя в комнате, если тебе захочется со мной поговорить на эту тему.

Я наблюдаю за ее уходом, в голове летает только одна мысль – «Ты хитрая маленькая сучка, которая на самом деле сильно ненавидит меня». Теперь я понимаю, почему Алекс хотел привезти с собой, якобы свою девушку, которую Петра не смогла бы «выбить из седла». Мне даже не стоит задумываться об ее словах, я полностью доверяю Алексу.

Но я должна предупредить его, что Петра точит на него зуб. Поэтому поднимаюсь и иду к дому, но вспоминаю, что Алекс хотел поработать, сделать несколько важных звонков. Я могу отложить наш разговор с ним после ужина. Сегодня Петра уже больше не сможет никак меня еще больше разозлить. Она точно предоставит мне немного времени, чтобы я смогла переварить то, что она мне поведала.

Поэтому предполагаю отправиться в конюшню и еще раз прокатиться на Никите. Я готова сделать все, что угодно, лишь бы находиться подальше от Ледяных сестер. Уверена, что она воспользуется всеми тайными проходами в доме, чтобы понаблюдать за моей реакцией на ее грандиозные новости. Ну, если она в данный момент по-прежнему следит за мной, то должно быть видит, как я вывожу Никиту для прогулки, при этом делая вид, что не верю ни единому ее слову.

33

Синди

Мне стоит поблагодарить Бориса, который, несмотря на наш с ним языковой барьер, прекрасно меня понял, что я хочу оседлать Никиту, пока я изъяснилась с ним жестами. Он придерживает поводья, пока я усаживаюсь на лошадь. С каждым разом я все лучше и лучше забираюсь в седло, и если буду два раза в день ездить на лошади, пока мы не уедем то, возможно, даже стану достаточно грациозно проделывать это.

Борис передает мне поводья, как только я сажусь на лошадь. Я благодарю его и пришпориваю в бока Никиту, она начинает двигаться. Я глажу ее по шее, мы покидаем двор и направляемся в поле. Я не собираюсь портить себе прогулку, думая о том вранье, которое мне наговорила Петра. Я доверяю Алексу. Поэтому веду Никиту туда, куда мы с Алексом ездили утром. Мне очень хочется получше рассмотреть сад.

Я еще недостаточно хорошо держусь в седле, чтобы пустить лошадь в галоп, когда еду одна, но мне хочется почувствовать полет, почувствовать ветер в волосах. Я хочу почувствовать себя свободной, как раньше, чувствовать, что лечу. Я получше устраиваюсь в седле и пускаю лошадь в быстрый галоп. Выброс адреналина не такой сильный, как при полном галопе, но все равно приятно, я знаю, что контролирую ситуацию.

Мы несемся по траве, я смотрю по сторонам, вбирая все эту красоту вокруг. Несмотря на то, что я видела ее сегодня утром, все еще очарована по-прежнему красотой этих мест. Даже если бы я прожила здесь лет десять, не думаю, что когда-нибудь достигла бы той точки, когда такая природная красота перестала бы мне внушать трепет благоговения. Даже если бы я видела ее каждый божий день, мне бы все равно хотелось увидеть каждый раз эту красоту, когда я мчалась по этим лугам и полям.

Я почти уже въезжаю в сад, готовая замедлить бег Никиты, чтобы медленно, даже лениво проехаться по саду, действительно оценивая эту незабываемую красоту, когда тишину безмолвного сада разрывает громкий хлопок, похожий на выстрел. Я вскрикиваю от неожиданности, но моя реакция не идет ни в какое сравнение с реакцией Никиты.

Громкий звук выстрела пугает ее, лошадь подо мной встает на дыбы, издав испуганное ржание. Я изо всех сил цепляюсь за поводья, стараясь успокоить Никиту, говоря, что все хорошо, но это мне не удается. Она фыркает от страха, опускаясь на все четыре копыта, но это длится лишь долю секунды.

Затем снова встает на дыбы.

На этот раз я не могу удержаться в седле. Поводья выскальзывают из пальцев, и даже не понимаю, как такое происходит, я оказываюсь в воздухе. Секунду назад я парила в воздухе, потом стремительно падаю вниз навзничь. Упав на землю, острая боль пронзает все тело. Плечо ударяется о что-то твердое, может о камень, лодыжка выворачивается. Чувствую, как голова ударяется о землю. Секунду я действительно перед глазами вижу звезды, мне кажется, что я теряю сознание, но это ощущение проходит. Я делаю глубокий вдох. Господи, я кажется жива. Со мной все хорошо. Наверное, я просто очень сильно испугалась.

Никита от страха умчалась от меня в открытое поле, а я остаюсь здесь одна, лежа на земле. Вот только... я не одна. За несколько секунд до своего падения, когда лошадь встала на дыбы раздался звук, напоминающий выстрел, и я увидела что-то розовое, промелькнувшее среди деревьев, и уже собиралась пустить лошадь в ту сторону, но звук выстрела прорезал тишину воздуха и меня сбросила Никита.

До меня вдруг доходит, что сегодня во время ланча Петра была в розовом платье.

И это еще больше убеждает меня в том, что ее «забота» обо мне по-дружески была еще одной ложью с ее стороны. Она пыталась посеять вражду между Алексом и мной. Скорее всего из-за того, что не увидела меня настолько потрясенной ее рассказом, как ожидала. Должно быть, поняла, что я ей не верю и решила таким образом мне отомстить. Но отомстить за что? Я до сих пор понятия не имею, что, черт возьми, сделала, что она так сильно меня ненавидит, из-за чего решилась устроить мне такую ловушку. Если бы я ударилась головой о камень, а не плечом, все могло бы закончиться для меня не так уж хорошо. Черт побери, я могла бы сломать шею.

Должно быть это связано с нечто большим, чем простая мелочная ревность к невесте Алекса.

Я осторожно сажусь, боясь, что Петра выскочит из-за деревьев с ножом или пистолетом, готовая закончить начатое. Я прислушиваюсь, почти не дышу, слышу только шелест листьев на ветру и щебет птиц. И вижу только перед собой оттенки зеленого, ни кусочка розового.

Видно, Петра убежала. Должно быть, она сбежала, когда я упадала на землю. Даже не потрудившись, проверить, все ли со мной в порядке. Ну, раз такое дело, ее ждет большое разочарование, она не причинила и, даже близко, мне такого ущерба, который, как подозреваю, хотела. Алекс рассказал мне, что по всему дому и территории есть тайные проходы, может и есть какой-то туннель, ведущий из дома прямиком в сад. На самом деле, это было бы вполне разумно, если бы был туннель прямо в сад. В трудную минуту можно было бы выскочить сюда и спрятаться среди деревьев.

Я поднимаю здоровую руку и ощупываю затылок. Чувствуя жгучую боль в том месте, где ударилась головой, отчего с трудом выдыхаю. Там образовалась довольно большая шишка, но на моих пальцах нет крови. Затем со страхом перевожу взгляд на лодыжку, боясь увидеть открытый перелом и торчащую кость.

Но слава Богу, ничего такого нет. Я успокаиваю себя, говоря, что слишком драматизирую ситуацию. Конечно, будет больно, но не настолько, чтобы я не смогла идти. Я наклоняюсь вперед, не обращая внимания на боль в плече, закатываю штанину. С внутренней стороны уже образуется синяк. Пытаюсь растереть его, стиснув зубы, но боль пронзает ногу. И хотя я не врач, но мне кажется, что нога не сломана.

Ух ты! Похоже, мне только что чертовски повезло.

Я медленно поднимаюсь на ноги. Стараюсь перенести вес тела на здоровую ногу, покрываюсь холодным потом, чувствуя себя совершенно измотанной, сморгнув слезы от шока и жалости к себе, начинаю двигаться вперед.

Пытаюсь сделать маленький шажок одной ногой, потом другой с подвернутой лодыжкой. Чертовски больно, но терпеть можно. Прихрамывая, я делаю шаг вперед, потом еще один. Слезы текут по лицу, каждый хромающий шаг отдается болью в плече. Похоже, это будет чертовски долгое возвращение домой, но, черт возьми, Петра, злая сучка, ты так легко не избавишься от меня.

34

Алекс

Я отрываюсь от ноутбука, услышав стук в дверь библиотеки.

– Войдите, – хмурясь говорю я.

К моему удивлению, появляется Борис, неуклюже протиснувшись в комнату. Он нервничает, я замечаю сразу, как он сжимает и разжимает руки, стараясь не встречаться с моим взглядом.

– В чем дело, Борис? – Тут же спрашиваю я.

– Синди решила прокатиться на Никите, – бормочет он.

Я нетерпеливо киваю. Он пришел ко мне сообщить, чтобы я поехал вместе с Синди или беспокоится, что не должен был ей этого разрешать, отправляться на прогулку одной?

– Никита вернулся минуту назад. Одна, – добавляет он, снова отводя от меня взгляд.

Он все еще что-то говорит, но я не слушаю. Если Никита вернулась одна, значит с Синди что-то случилось. Должно быть, она упала с лошади. Если бы она сама слезла с Никиты и забыла бы ее привязать, то Никита могла бы немного побродить по окрестностям, но она не вернулась бы одна в конюшню. И уж точно Борис бы тогда не видел необходимости прийти и рассказать мне об этом.

Во мне поднимается паника. Синди может быть где-то лежит на земле без сознания. Может она сломала руку, ногу... шею. Господи! Я отшвыриваю ноутбук, забывая про отчет, который читал и вскакиваю на ноги. Я проскакиваю мимо Бориса, слыша его шаги за своей спиной.

Мы быстро проносимся через дом, выходим к конюшням. Одного взгляда на Никиту для меня достаточно – лошадь очень сильно напугана. Ее глаза широко раскрыты, по краям видны белки. Она вся в поту и тяжело дышит.

– Позаботься о Никите. Я отправлюсь на поиски Синди, – кричу я через плечо Борису.

Он кивает, но по-прежнему не двигается. Просто стоит, переминаясь с ноги на ногу.

– В чем дело? – Резко спрашиваю я. Если он что-то знает, то должен сказать мне об этом.

– Я... простите, – говорит он. – Мне не нужно было отпускать Синди одну. Но обычно Никита очень тихая и нежная лошадь, и я подумал…

– Это не твоя вина, – говорю я, обрывая его. – Держи свой телефон при себе. Как только я найду ее, я позвоню, чтобы ты приехал к нам на пикапе.

Он кивает и идет к Никите.

Не тратя времени, чтобы оседлать Милана, я прыгаю ему на спину. Тут же пуская в галоп, мы вылетаем со двора на поля, я вижу траву, которая немного взъерошилась от испуганного возвращения домой Никиты.

Похоже, я двигаюсь в правильном направлении, что и утром, мне кажется я знаю, куда Синди отправилась. В фруктовый сад. Сегодня утром ей он так понравился, что вполне логично, что она решила вернуться туда. На самом деле, я понятия не имею, насколько далеко она могла уйти, но не могла выйти за границы этой земли. Я буду искать ее весь день и всю ночь, если понадобится, но найду ее.

И у меня тут же возникает картинка перед глазами, как Синди пытается удержать поводья испугавшейся Никиты, удерживаясь изо всех сил в седле, а потом падает на землю. Я тут же прерываю эту мысль, прежде чем мой воспаленный мозг начнет рисовать дальнейшие картинки. Мне сейчас это не нужно. С Синди все будет хорошо. С ней ничего не случилось страшного. Только не сейчас, когда я только что встретил свою женщину.

Чувствую, как холодный пот стекает по спине, когда несусь с такой скоростью, как только может скакать Милан.

Я уже вижу вдалеке фруктовый сад, надеясь, что именно там найду Синди. Хотя она могла бы отправиться к ручью или еще куда-то, в любое место, куда бы захотела. Я понятия не имею, куда она захотела направиться.

И снова чувствую, как нарастает паника, угрожая накрыть меня. Я никогда не паникую, когда что-то идет не так. Я хладнокровен и уравновешен даже в самых тяжелых обстоятельствах, поэтому не могу понять, почему в данный момент балансирую на грани паранойи. Сглатываю тошноту и страх, успокаивая, что мне необходимо сохранять холодную голову. Мой ум должен быть острым как бритва. Последнее, что нужно Синди, чтобы я превратился в бесполезного паникера.

Как только расстояние между садом начинает сокращаться, замечаю Синди. Она движется в мою сторону, я испытываю такое облегчение, какого никогда не испытывал за свою жизнь. Итак, она жива. С ней все хорошо. Боже, она жива. Я замечаю, что она с трудом передвигается, потому что сильно хромает, едва ступая правой ногой. У нее порван рукав рубашки, который свисает тряпкой, держась на одной-двух нитках.

Мать твою.

Я пришпориваю Милана, заставляя его скакать еще быстрее. Замечаю облегчение на лице Синди, когда подъезжаю к ней и спрыгиваю на землю.

Я не даю ей шанса что-либо сказать, оглядев ее с ног до головы, и провожу руками по всему ее телу. Кажется, серьезно она не ранена. Я не вижу крови, что является хорошим знаком, и хотя ее лодыжка подвернута и явно болит, но не сломана, иначе она вообще не могла бы идти. Я подхватываю ее на руки и зарываюсь лицом в шею.

– Ты меня так, мать твою, напугала, Синди. – Голос звучит хрипло от страха.

– Со мной все хорошо, Алекс, – заявляет она. – Знаешь, я могла бы сама дойти до дома.

Я отстраняюсь и смотрю в ее бледное лицо. Она не переводит взгляд, явно пребывая в шоке. Я укладываю ее на траву.

– Все будет хорошо, – говорю я, вытаскивая телефон и сообщаю Борису наше точное местонахождение, потом прячу телефон в карман.

– В основном у меня болит щиколотка, – спокойно заявляет она. – Я ударилась головой, но вроде все нормально. У меня также болит плечо, но думаю ничего серьезного, всего лишь будет пара синяков.

– Доктор Иванов все осмотрит и даст свое заключение, – говорю я.

– Мне не нужен доктор. Нужно положить лед на ногу, – говорит она все тем же спокойным тоном.

Я решил перестать с ней спорить, поскольку все равно ничего не добьюсь, если начну с ней спорить сейчас.

– Вот дерьмо! Никита, – вдруг говорит Синди. – Послышался хлопок, она испугалась и убежала. Мы должны ее найти, Алекс.

Я не могу удержаться от улыбки. Несмотря на травму, видно, что Синди больно, хотя она пытается скрыть от меня этот факт, больше беспокоится о Никите, чем о себе.

– Что тут смешного? – спрашивает она, нахмурившись.

– Ничего. Я подумал, как это мило, что ты беспокоишься о Никите. С ней все хорошо. Она вернулась в конюшню. Вот почему я подумал, что мне нужно найти тебя.

– О, точно, – говорит Синди. – Я не подумала об этом. Как ты узнал, где меня искать?

– Я видел следы копыт Никиты, но у меня была идея, куда ты могла направиться.

Она кивает и смотрит на меня.

– Спасибо, что нашел меня.

Я не хочу видеть ее такой. Такой тихой и во всем со мной соглашающейся. Это не похоже на Синди. Совсем не похоже. Я должен помочь ей почувствовать себя лучше.

В этот момент замечаю пикап, грохочущий по равнине. Борис едет с такой скоростью, что он в любой момент может не справиться с управлением и его развернет на девяносто градусов.

– А вот и помощь. Если он успеет притормозить перед нами, а не переедет нас, – говорю я.

Она фыркает от смеха к моему великому облегчению, это уже больше похоже на ту Синди, которую я знаю.

35

Алекс

Борис забирает поводья Милана, а я осторожно сажаю Синди на пассажирское сиденье, сам сажусь за руль. Мы молчим, пока едем к дому. Она откидывает голову на изголовье сиденья, закрывает глаза, а я концентрируюсь на дороге, ведя машину как можно плавно, чтобы Синди не чувствовала боли в ноге. Я останавливаю пикап у главных дверей в дом. Синди тут же открывает свою дверь и вздрагивает, как только поворачивается, чтобы выйти.

– Сиди на месте, – приказываю я.

Мне наплевать, если она обидится на мой приказ, потому что, я действительно приказываю. Это приказ, и она, черт побери, последует ему. Если она ступит на подвернутую ногу, то может нанести ей еще больший вред. Я слышу, как Синди хмыкает, но все же остается сидеть на месте, я подхожу к ее открытой двери, она не возражает, когда помогаю ей выбраться из машины.

Но все же возражает, когда я снова беру ее на руки, игнорируя ее протесты, несу через оранжерею в столовую.

– Алекс, я могу пойти и сама, – снова говорит она.

– А я вполне могу нести тебя, – отвечаю я.

Наконец до нее доходит, что спорить со мной бесполезно, она вздыхает и кладет голову мне на грудь. Я крепче прижимаю ее к себе, когда до меня вдруг доходит, чем могло все закончиться. И мне становится настолько невыносима мысль, что Синди способна испытывать боль.

Я поднимаюсь по лестнице и заношу ее к себе в комнату. С нежностью укладываю на кровать. Она приподнимается, облокотившись спиной о изголовье, хотя я предпочел бы, чтобы она лежала на кровати, пока ее не осмотрит доктор Иванов, молчу, позволяя ей делать то, что она хочет.

– Я звоню доктору, – говорю я. – Знаю, ты думаешь, что ничего страшного, но лучше, чтобы тебя осмотрел врач.

Она тут же отрицательно качает головой.

– Алекс, серьезно, это будет пустая трата времени. Со мной все хорошо. Я подвернула щиколотку и ушиблась плечом, вот и все. Я – из рабочего класса. Не стоит вызывать врача. Нужно положить пакет со льдом и забинтовать. И это в буквальном смысле слова.

Мне не нравится то, что она хочет обойтись без врача, но в глубине души знаю, что она права. Тяжких повреждений и ран я не вижу, и доктор Иванов похоже сделает все то же самое, что могу сделать и я, как она и сказала. Скорее всего он приложил бы лед, потом забинтовал ногу. Может выпишет обезболивающее.

Я прихожу к выводу, что стоит с ней согласиться. Мне не хочется с ней ссориться в данный момент, ей и так больно. Но я буду с повышенным вниманием наблюдать за Синди, и если завтра ее щиколотка еще больше опухнет, я позвоню доктору, и мне будет наплевать, согласна будет Синди со мной или нет. И при первых признаках сотрясения мозга я сделаю то же самое.

Я поднимаюсь, направляясь к телефону в углу комнаты.

– Алекс, нет, – говорит Синди.

– Расслабься. Я не буду звонить доктору. Ты выиграла. Я позвоню вниз, чтобы принесли лед и бинты.

Я сообщаю, что мне необходимо. Затем начинаю нетерпеливо расхаживать по комнате, выжидая когда принесут лед и бинт.

– Прекрати! Ты заставляешь меня нервничать, – говорит Синди.

– Прости. Ничего не могу с собой поделать. Ненавижу, когда ничего не могу сделать. – Я останавливаюсь и оборачиваюсь к двери, как только раздается неуверенный стук. Открыв дверь, служанка протягивает мне то, что я просил. Я благодарю ее и возвращаюсь к Синди.

Осторожно закатываю ее леггинсы и осматриваю лодыжку. Она распухла и появился темно-фиолетовый синяк. Я вздрагиваю, как только вижу в каком состоянии находится ее щиколотка. Синди едва улыбается, глядя на меня сверху вниз.

– Похоже огромный кровоподтек от ушиба, не так ли? – радостно комментирует она.

– Ты не должна так радоваться из-за этого, – говорю я, нахмурившись.

Я беру пакет со льдом и прикладываю его на лодыжку.

Она шипит, но прежде чем я успеваю заявить, что тут же звоню доктору, она объясняет:

– Очень холодно. Я так реагирую из-за холода, вот и все.

Думаю, она еще до конца не понимает, как сильно будет болеть щиколотка. Судя по кровоподтеку, будет чертовски болеть, но теперь я точно знаю, что ее нога не сломана. И если раньше она была на адреналине и шла пешком, несмотря на ушиб, сейчас адреналин явно спал, она не смогла бы вынести ту боль, которая бывает при переломе.

Я кладу пакет со льдом на щиколотку, затем распутываю бинт. Осторожно приподнимаю пакет со льдом и начинаю бинтовать ей ногу.

Она смотрит на меня с интересом.

– У тебя неплохо получается.

– Когда я был моложе, я залатал многих мужчин с более серьезными травмами. Наверное, сказывается опыт, – говорю я.

Синди улыбается мне, когда я заканчиваю.

– Намного лучше, когда нога забинтована.

– Хорошо. – Улыбаюсь я. – Мне жаль, что такое случилось с тобой, Синди. Я должен был быть рядом.

– Это не твоя вина.

– Даже самого опытного наездника иногда сбрасывает лошадь. Иногда такое случается. Надеюсь, это не помешает тебе и дальше получать удовольствие от желания прокатиться верхом.

– Нет, конечно, нет. Мне нравится ездить верхом.

– Никита обычно очень спокойная, и чтобы она так испугалась, требуется гораздо больше, чем просто хлопок, – говорю я, впервые обдумывая ее слова.

– Да. Например, звук, похожий на выстрел? – Говорит Синди.

Я хмурюсь.

– Что ты имеешь в виду?

Она отрицательно качает головой.

– Наверное, это просто паранойя.

В панике там в саду, я вдруг вспоминаю, что не спросил ее, что же случилось на самом деле.

– Паранойя – это не то слово, которое подходит тебе. Рассказывай.

– Был чертовски громкий звук, напоминающий, словно взорвалась машина или раздался выстрел из пистолета. Тогда-то Никита и встала на дыбы, а я упала. Я вспомнила, что заметила что-то розовое, промелькнувшее среди деревьев, перед тем, как услышала этот звук. Розовое такое же, как и платье Петры во время ланча. Понимаю, звучит безумно, но не могу отделаться от ощущения, что именно она напугала Никиту. Чего она хотела, чтобы я свалилась с лошади? Но даже сейчас, произнося это вслух, знаю, что со стороны звучит не правдоподобно.

Я чувствую, как гнев волнами начинает накатывать на меня. Чертова Петра. Не знаю, в какую игру она играет, но это черт побери гораздо серьезнее, чем пугать Синди в ее комнате. Совершить проделку, чтобы Синди думала, что призрак какой-то сумасшедшей старой тетки поселился в ее комнате – детская забава по сравнению с травмой. Синди могла серьезно пострадать. Черт побери, ее могло парализовать или она могла даже погибнуть.

– Это совсем не смешно. Но это вполне похоже на Петру, – говорю я низким голосом, настолько с гневом, что Синди слегка отшатывается от меня.

Я резко поднимаюсь.

– Куда это ты собрался? – Спрашивает Синди.

– Хочу немного поболтать со своей сучкой кузиной, – отвечаю я.

– Не делай этого, Алекс. А что, если я ошибаюсь? – спрашивает она.

– Петра хитрая, мстительная и чертовски лживая сука, но я всегда видел ее вранье насквозь. Я узнаю ее ли это рук дело, не беспокойся об этом.

– Я пойду с тобой, – немедленно говорит она.

– Синди, пожалуйста, оставайся здесь и не двигайся. Я ненадолго, обещаю. Я не совершу насилия над Петрой, хотя мне и хочется, она избалованный ребенок с самого детства. Я всего лишь собираюсь дать ей понять, что в курсе ее опасных игр, и хочу, чтобы она поняла, если не прекратит их прямо сейчас, у нее могут возникнуть проблемы совсем другого характера. Я пообещал тебе, что с тобой ничего не случится, пока ты будешь находиться здесь со мной, но с тобой кое-что случилось. Я, мать твою, уверен, что больше ничего не случится.

Она кивает, но выглядит при этом не слишком счастливой. Тот факт, что Синди так легко соглашается со мной, сообщает мне, что Синди побаивается Петру, что та еще может придумать и предпринять. Но моя сучка кузина больше ничего не будет предпринимать, и в этом я чертовски уверен.

Я выхожу из комнаты, прежде чем Синди успевает что-нибудь ответить. Я не хочу, чтобы она видела, насколько разозлился на самом деле, или обязательно прихрамывая отправиться за мной, пытаясь меня успокоить. Я не солгал Синди, не собираюсь причинять вреда Петре, по крайней мере, в этот раз.

Мне нужно взять себя в руки, прежде чем я найду Петру. Если я начну бесноваться, она не воспримет мои угрозы всерьез. Все знают, что у меня вспыльчивый характер, и мои ближайшие родственники быстро научились игнорировать мои вспышки ярости. Мне нужно взять себя в руки и вспомнить тот леденящий душу гнев, который все еще скрывается где-то у меня внутри. Тот самый гнев, который пугал людей тогда, когда я не разобрался со своей жизнью, когда не начал зарабатывать деньги в легальном бизнесе.