Текст книги "Наследник (ЛП)"

Автор книги: Джорджия Ле Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

15.
Данте

https://www.youtube.com/watch?v=qpJ0cyXbMbI

Заставь меня улыбнуться (зайди ко мне)

Кончиком пальца я дотрагиваюсь до ее мягкой щеки. Эта женщина заставляет мой член встать, хотя внутри у меня все тает.

Она раскрывает губы.

– Думаю, ты можешь зайти на чашечку кофе.

Я улыбаюсь, представляя ее уже скачущей на своем члене, пока ее горячая киска доит его, высасывая все до последней капли сперму. Ее взгляд прикован к моим глазам. Я забираю ключ из ее пальцев и вставляю в замок. Отхожу на шаг, позволяя ей войти первой. Ее обтянутая белыми джинсами задница покачивается, когда она несется вверх по лестнице. Я ловлю ее на самом верху. Мне аж становится больно насколько я напряжен ниже пояса.

– Кофе, – шепчет она.

– К черту кофе, – рычу я.

Она даже не сопротивляется, когда я подхватываю ее на руки и несу в спальню. Укладываю на кровать. Свет с улицы струится в окно и падает ей на щеку. Черт, она настолько чертовски прекрасна. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы она стала моей.

Она следит за мной широко раскрытыми глазами.

– Вылезай из джинсов и покажи мне свою красивую п**ду, Принцесса.

Она приподнимается на локтях.

– Пошел ты, – шепчет она в ответ.

Я ухмыляюсь. Ей нравится, когда я говорю ей непристойности, но она никогда мне в этом не признается.

– Давай. Покажи мне, какая ты развратная девчонка.

Она сбрасывает туфли, с глухим стуком они падают на пол, затем с вызовом смотрит на меня. Я приручу ее, хотя может это последнее, что я сделаю в своей жизни.

Я прохожусь рукой по джинсам верх, к поясу. Она не двигается, но как только я расстегиваю молнию, она тут же хватает меня за руку. Я отрицательно качаю головой.

– Это все мое, bella, – говорю я, ее руки опускаются по бокам. Она наблюдает за мной своими огромными ангельскими глазами, пока я спускаю ее джинсы и трусики по ногам на пол. Я хватаю ее за щиколотки, раздвигая ноги, и любуюсь ее уже влажной киской. Ее маленькая киска пульсирует от нетерпения, но я не собираюсь торопиться. Медленно я прохожусь ладонями вверх по ее шелковистым бедрам, раздвигая ее ноги, чтобы вся ее киска полностью предстала моему взору.

– Бл*дь, ты такая красивая с разведенными ногами.

Она резко вздыхает, ее бедра подрагивают от предвкушения.

– В следующий раз, когда я попрошу тебя показать мне свою красивую п**ду, ты тут же раздвинешь ноги, потому что все равно будет так, как я хочу.

Она проходится языком по нижней губе.

– Хватит болтать, давай уже.

Бл*дь, мне нравится, когда она начинает на меня злиться, хотя изо всех сил старается этого не показывать. Я опускаю ладонь на ее мокрую киску и нежно потираю ее. У нее затуманивается взор, она тихо стонет. Жар от ее киски заставляет мой член испытывать адскую боль.

Я погружаю палец в ее сладкий вход, она всем телом подается вперед ко мне.

Я вытаскиваю палец.

– Не останавливайся, – умоляет она. – Помнишь, что ты сделал в ту первую ночь... – она прикусывает губу. – Я хочу того же.

Слушая ее мольбу, я ощущаю себя Богом. Она запускает пальцы мне в волосы, как только я запускаю в нее три пальца и начинаю облизывать ее киску. Клитор пульсирует у меня во рту. Крик ее удовольствия дикий и длинный, и она чертовски больно тянет меня к себе за волосы. Я расстегиваю молнию на штанах, облизывая ее губы и толкнувшись языком в ее горячий рот, чтобы она почувствовала свой собственный вкус. Я разрешаю ей сосать мой язык достаточно долго, прежде чем войти в нее.

Это чистое блаженство.

Она такая горячая, мокрая и тугая, как задница девственницы. Я никогда не занимался сексом без презерватива, поэтому это потрясающе. С тех самых пор, как я стал подростком, я прекрасно понимал, что не могу позволить себе совершить ошибку, типа незапланированной беременности своей случайной партнерши. Или подцепить что-то из ряда вон выходящее. Она же… Она просто идеальна. Совершенна.

Она приподнимает бедра и толкается мне навстречу, принимая мой член глубже. Она любит грубый, жесткий секс, и я начинаю двигаться быстрее. Мне хочется, когда она проснется на следующее утро, первое, о чем вспомнила – это о моем члене, как я трахал ее вчера.

– Поиграй с собой, – хрипло говорю я.

Ее рука тянется вниз.

– О, черт, – стонет она.

Я не отвожу глаз, пока моя блестящая эрекция от ее соков входит и выходит, отчего ее киска начинает сжиматься. Сжиматься, надетая на мой член. И наблюдая за ее оргазмом, я теряю все оставшиеся крупицы контроля. Я хватаю, удерживая ее бедра на месте, и опустошаюсь до последней капли в нее.

Мой оргазм длится и длится, мне кажется он никогда не закончится.

– Как бы мне хотелось, чтобы ты оставался внутри меня целую ночь, – тихо говорит она.

Я выхожу из нее. Она уже наполовину закрыла глаза.

– Я хотела сделать тебе минет, – едва шепчет она. – Я знаю, что тебе это нравится.

Я пожимаю плечами.

– Уже ничто не способно улучшить эту ночь. Все идеально. – Я наклоняюсь вперед и целую ее в лоб.

– Спи, мамочка. Я приду завтра рано утром.

– Спокойной ночи, – сонно бормочет она.

16.
Роза

Что-то теплое и нежное касается моих губ, настойчиво двигаясь по ним. Пахнет чем-то вкусным, мягко выводя меня из сна. Я тихо стону, ощущение рая пропадает, я неохотно открываю глаза. И встречаюсь с глазами цвета виски, которые внимательно смотрят на меня.

Уголки сексуальных губ приподняты вверх. Господи, как этому мужчине удается такую рань выглядеть настолько потрясающе?

– Ты заставляешь меня почувствовать себя принцем, который будит Спящую Красавицу, – нараспев произносит он.

Но я первым делом с утра совсем не чувствую себя Спящей Красавицей, поэтому тру глаза, пытаясь кое-что вспомнить. Он же ушел домой вчера ночью. Я слышала, как закрылась входная дверь. Я перестаю тереть глаза и прищурившись смотрю на него.

– Данте? Как ты вообще сюда попал?

– Поскольку у тебя не хватило ума дать мне ключ, я вынужден был обратиться к домовладельцу – владельцу пиццерии, чтобы он впустил меня.

Сон, как рукой снимает, я распахиваю глаза от шока.

– Это он впустил тебя ко мне?

– Конечно. Это Италия, страна страстных влюбленных. Только полный влюбленный дурак может такую рань прийти с кофе и канноли.

Я хмурюсь.

– Он не должен был этого делать. У тебя нет ключа, потому что я не хочу, чтобы он у тебя был. Я не итальянка. Я англичанка, и мы ценим нашу частную жизнь.

Данте улыбается во весь рот, самой сексуальной улыбкой.

– Удачи тебе с твоими принципами.

– Что это значит?

– Ты все поймешь, когда спустишься поесть пиццу.

Мысль о пицце, плавленом сыре, заставляет мой живот громко заурчать.

– Итак, как насчет завтрака? – посмеиваясь спрашивает Данте.

Я по-прежнему хмурюсь.

– Боже. Мне что-то не хорошо, должно быть утренний токсикоз.

У него глаза расширяются.

– Прекрасно. Я принес тебе завтрак в постель, а ты испытываешь первый приступ утренней тошноты.

Со стоном отталкиваю его и несусь в туалет. Слава Богу, успеваю вовремя. Потом опираюсь спиной на настенную плитку в ванной. Данте приседает на корточки рядом со мной.

– Это ты во всем виноват, – ворчу я.

– Я выйду на улицу, куплю что-нибудь, чтобы тебе стало лучше.

– Зная свою удачу, предполагаю, что буду испытывать токсикоз на протяжении всей беременности. Просто уходи и захлопни дверь, оставь меня здесь мучиться одной. – Я закрываю глаза.

Он встает.

– Сейчас вернусь.

Я добираюсь до кровати, чувствуя себя просто ужасно. Опускаю голову на подушки и закрываю глаза. Ощущение тошноты не проходит. Я даже не открываю глаз, когда слышу, как Данте идет ко мне и кровать прогибается под его весом.

– Садись и откуси кусочек, – говорит Данте.

Я неохотно открываю глаза. Конечно, он выглядит свежим, как маргаритка, по сравнению со мной.

– Что это?

Он улыбается.

– Это волшебное зелье.

– Ага, твое волшебное зелье очень напоминает черствое печенье. – Я начинаю грызть одно. – Фу, на вкус мне кажется оно таким же старым, как и сам Рим.

– Волшебные зелья должны быть старыми, – отвечает Данте, прилагая определенные усилия, чтобы не рассмеяться. – Скоро твой желудок успокоится.

– Не похоже, что тошнота когда-нибудь прекратится, – бормочу я, второй раз откусывая печенье, морщась от его вкуса.

– О, имей побольше веры.

– Ты собираешься просто сидеть здесь и смотреть, как я ем?

– Да, – говорит он, складывая руки на груди и устраиваясь поудобнее на кровати.

Я продолжаю грызть печенье, хотя не представляю, как оно способно мне помочь.

К своему удивлению, когда я съела уже половину второго печенья, вдруг ловлю себя на мысли, что тошнота проходит.

– Хммм.

– Ну?

Я облизываю губы от крошек, и наклоняюсь, чтобы поцеловать Данте.

– В конце концов, наверное, глубоко внутри тебя сидит какая-то маленькая старая ведьма.

Он опускает руки, выглядя очень довольным.

– Откуда ты знал, что нужно погрызть печенье? – С любопытством интересуюсь я.

– Я же тебе говорил, что читал журнал для родителей.

– Ты это на полном серьезе? – Спрашиваю я, с удивлением уставившись на него.

– Я вполне серьезно отношусь к появлению нашего ребенка, Роза.

Я стараюсь не выдать подкативших эмоций. По большей части я не могу себе представить, но что если…

– Собирайся, bella mia. Я отвезу тебя на кладбище в Тестаччо.

Я раскрываю рот от удивления.

– Ты что сделаешь? – Спрашиваю я его, пока мы ужинали вчера, я ненароком заикнулась, что мне нравится бродить по старым кладбищам, но я не ожидала, что Казанова, живущий в гостиничном номере, отвезет меня хотя бы на одно из них.

– Да, отвезу, – быстро сообщает он. – Беременной женщине нужно потакать в ее желаниях.

И получается, как бы сильно я не старалась противостоять ему и отодвинуть его от своего ребенка, я ничего не могу поделать с той теплотой от радости, разлившейся по всему телу. Хммм... мне будет очень трудно устоять перед ним, если он все время будет таким милым и заботливым.

– Ты не мог бы подождать в гостиной, пока я буду собираться?

– То есть я не могу остаться здесь и посмотреть, как ты одеваешься? – недоверчиво спрашивает он.

Я смотрю на него многозначительным взглядом.

– Наверное, лучше мне подождать в другой комнате. Я завожусь рядом с тобой, а ты явно не в настроении для чего-то другого, – говорит он, удрученно пожимая плечами. Затем добавляет с надеждой в голосе: – Или в настроении?

Я отрицательно качаю головой.

– Ты готов меня трясти, как бутылку острого соуса, когда я себя так чувствую? Нет, спасибо.

С грустью он вздыхает и молча выходит из комнаты. Боже, ну какая же у него сексуальная задница!

– Снова Vespa? – Спрашиваю я, делая вид, что не одобряю его выбора, но в глубине души испытывая радость.

– Это лучшее средство передвижения, чтобы посмотреть все достопримечательности в этом городе, на скутере идеально можно припарковаться, где угодно. – Данте протягивает мне шлем. – Хотя и стыдно прятать твои прекрасные рыжие волосы. Мне нравится, как они переливаются на солнце, словно пламя.

– Ты случайно по ночам не читаешь стихи?

– Почему ты спрашиваешь? – задает вопрос Данте, надевая шлем.

– Ну, ты так поэтично говоришь.

– Ну, если мы собираемся посетить могилу Китса, для этого нужно настроиться.

Я ошалело смотрю на него.

– Ты знаешь, где находится могила Джона Китса?[2]2
  Джон Китс (англ. John Keats; 31 октября 1795, Лондон – 23 февраля 1821, Рим) – поэт младшего поколения английских романтиков.[2] Величайшие произведения Китса были написаны, когда ему было 23 года (annus mirabilis). В последний год жизни практически отошёл от литературной деятельности. В 25 лет Китса не стало.


[Закрыть]

– Конечно. А также, где находится могила моего любимого поэта Перси Биши Шелли[3]3
  Перси Биш Шелли (англ. Percy Bysshe Shelley; родился 4 августа 1792, графство Суссекс – 8 июля 1822, утонул в Средиземном море между Специей и Ливорно) – английский поэт. Был женат на Мэри Уолстонкрафт Шелли.


[Закрыть].

– Я должна быть удивлена, но посмотрев «Американский жиголо» поняла, что плейбои обязаны быть эрудированными людьми.

На мое замечание, он просто насмехается надо мной.

– Разве этот фильм не о мужчине-проститутке?

– Да, легкомысленном плейбое, мужчине-проститутке, какая разница? – Воодушевленно произношу я.

Данте нажимает на рычаг скорости маленького скутера, поднимая его передние колеса с тротуара, и мы внезапно бросаемся вперед.

Я визжу, а он смеется.

– Еще раз так сделаешь, Данте, и будешь лежать рядом с костями Перси Биши Шелли!

От чего он смеется еще сильнее.

Я стараюсь сдерживаться, но его смех настолько заразителен, что невозможно не поддаться, пока мы мчимся по узким улочкам на Vespa. Прежде чем я могу что-либо понять, я опять прижимаюсь щекой к его спине. Довольная собой, я наблюдаю, как здания из древнего камня мелькают в размытом солнечном свете.

Данте останавливает Vespa под ветками большого дерева.

– Отсюда мы пойдем пешком.

Я поднимаюсь с заднего сидения скутера, оглядываясь вокруг корявых деревьев и выветренных надгробий, видневшимися между ветвями деревьев и кустарников. Я как бревно падаю в объятия Данте.

– Какое прекрасное последнее пристанище. Кладбища – это молчаливый сад.

– Ты ведь не шутила, когда говорила, что любишь кладбища?

– Нет, не шутила. Мне нравятся красивые старые могилы. Я не могу понять почему. Возможно, я чувствую какую-то магию, что безымянные скелеты под землей когда-то были плотью такой же, как и я. Мне кажется, они мне напоминают, что времени мало, и я обязана оставить свой след в мире. – Я пожимаю плечами. – Может через сто лет какой-нибудь незнакомец подойдет к моей могиле и скажет, что я была фантастическим редактором в мире моды, – в шутку говорю я.

Данте снисходительно улыбается, пока мы стоим под пятнистой тенью дерева, хотя его глаза смотрят серьезно.

– Я больше чем уверен, что многие посетят твою могилу.

Я с нескрываемым интересом смотрю на него.

– Почему ты так думаешь?

– Я скажу тебе в другой раз.

– Нет, скажи сейчас, – настаиваю я.

– Скоро скажу.

– Прекрасно. Оказывается, Данте – это человек-загадка.

– Пошли, – говорит он, взяв меня за руку и направившись вниз по тропинке. Мы переходим от надгробия к надгробию, останавливаясь, чтобы прочитать надписи и имена великих людей. – Удивительно, что так много русских и англичан, похоронены здесь.

– Это протестантское кладбище, – объясняет он.

Данте вдруг останавливается перед большим прямоугольным надгробием с вершиной в виде арки, обходя его кругом.

– Китс. – Произносит он с уважением.

Я подхожу ближе, читая слова на надгробии вслух.

– «Эта могила содержит в себе умершее тело молодого английского поэта, который на смертном одре, в тоске своего сердца, испытывая напастия от своих врагов, пожелал, чтобы эти слова были выгравированы на его надгробии:

Здесь лежит тот, чье имя было написано на воде».

Данте потирает мне спину.

– Тебя бьет дрожь?

Я медленно киваю.

– У меня такое чувство, будто Китс потянулся ко мне из могилы и коснулся моей души. – Я поднимаю на него глаза. – Данте, почему ты живешь в отеле?

Он пожимает плечами.

– Я часто переезжаю и проживание в отелях означает, что мне не нужно держать прислугу, куда бы я не поехал.

Я пристально смотрю ему в глаза.

– И ты счастлив?

– Мне казалось, что да. – И в эту секунду я физически ощущаю, будто между нами начинает что-то пульсировать. Возможно, сказывается спокойствие и тишина кладбища или странное выражение на его лице, или громкий стук моего сердца, а потом наступает момент, когда он усмехается и говорит: – Пойдем, я хочу показать тебе еще могилы, чтобы побаловать твои странные предпочтения.

– Тогда, показывай дорогу, – отвечаю я, уходя от могилы Китса, я не могу ничего с собой поделать, оглядываюсь, словно оставив рядом с ней какую-то часть ценностей себя.

– Я проголодался. А ты? – спрашивает Данте.

У меня при слове «проголодался» начинает урчать живот.

– Да, но мысль о еде все еще вызывает у меня тошноту.

– Когда мы закончим осматривать могилы, пойдем на рынок, и я куплю тебе хлеб, оливковое масло и бальзамический уксус. Это успокоит твой желудок.

– Звучит очень хорошо, – удивляюсь я сама себе.

Оглянувшись по сторонам, я понимаю, что мы вернулись ко входу и направляемся в другую сторону, где очень много надгробий.

– Я хочу представить тебе прах Перси Биши Шелли, – серьезно говорит Данте.

Я подхожу ближе к обычному надгробию.

– Перси Биши Шелли, – читаю имя, высеченное наверху надгробия. Я поворачиваюсь к Данте лицом. – Как оказалось, что такой человек, как ты, вдруг стал поклонником Шелли?

Он смеется.

– Я бы и не был, если бы мой дядя не принес мне полное собрание сочинений в кожаном переплете на мое шестнадцатилетие, пообещав, что купит мне последнюю модель спортивного автомобиля, если я прочитаю это собрание сочинений. Можешь себе представить, я, конечно, посчитал это особенной формой изощренной пытки, но ко второму тому стал преданным его поклонником.

– Ты из очень богатой семьи?

– Да, так и есть.

– Я почти забыла латынь. Что означает «Cor Cordium»? – Спрашиваю я, глядя на строчки.

– Всем сердцем.

– Что это значит?

– Легенда гласит, что здесь похоронено только его сердце. Пока его тело кремировали на пляже, его друг, который лежит в могиле рядом с ним, выхватил его сердце из огня и отдал его жене, которая хранила его в течение тридцати лет, – объясняет Данте.

– Очень романтичная история. – К моему удивлению, глаза вдруг наполняются слезами, глядя на надгробие этого великого человека. – Не знаю почему, но как я только стала беременной, я постоянно плачу, – всхлипнув произношу я.

Данте берет меня за руку.

– Мне нравится, когда ты открыто выражаешь свои эмоции. Для тебя это непривычно, показывать свою истинную природу, поэтому такие маленькие эмоциональные вспышки настолько драгоценны. Вся эта история с сердцем скорее всего просто миф. То, что произошло на самом деле, звучит не так красиво. К тому времени, когда тело Шелли нашли, оно сильно разложилось в воде, его смогли опознать только по носкам, брюкам и тому, что в его кармане был томик стихов Кита. Тело присыпали негашеной известью и временно похоронили в неглубокой могиле до получения разрешения на кремацию. Мария не присутствовала на кремации. Байрон был, но его так тошнило, что ему пришлось уйти. И если уж что-то и смогли забрать из праха и отдать Мэри, так это его печень, которая является самым свинцовым органом в человеческом теле и поэтому вряд ли сгорела.

На несколько секунд я потерялась в его великолепных глазах.

– В глубине души ты больше, чем просто услада для глаз, не так ли? – шепчу я.

Данте смеется.

– Услада для глаз?! Роза, в мире нет никого, похожего на тебя.

Я стараюсь не показать, что довольна его комплиментом.

– А сейчас, как насчет хлеба с оливковым маслом и бальзамическим уксусом, который ты мне обещал?

17.
Роза

Данте привозит нас на рынок, мы идем к небольшому прилавку с выложенной едой, он разговаривает по-итальянски с женщиной средних лет с заплетенными волосами в синем фартуке. Она заворачивает золотисто-коричневую буханку хлеба в бумагу и протягивает ему.

Мы подходим к другому прилавку, где иссохший маленький мужчина с дерзкой улыбкой продает бутылку зеленого оливкового масла и пластиковый стаканчик, заполненный на три четверти бальзамическим уксусом, который сделала его жена.

Мы отыскиваем скамейку и присаживаемся поесть. Хлеб хрустящий снаружи и очень мягкий внутри, абсолютно восхитительный с приправами. Мы мало говорим, оба наслаждаемся свежим воздухом и компанией друг друга. Я кладу последний кусочек в рот и вытираю руки о бумажную салфетку.

– Спасибо. Было действительно превосходно.

Данте сжимает мне колено.

– Мне было очень приятно, bella.

И внутри у меня что-то тает от его взгляда.

– Подожди здесь, пока я выброшу все это, – говорит Данте, собирая все наши остатки в бумажный пакет, который дала нам женщина.

Я наблюдаю за ним, пока он шагает к мусорному ведру. Он выше и шире в плечах, чем окружающие мужчины. Я непроизвольно вздыхаю. Если бы только этот мужчина мог быть моим. Полностью моим.

– Ciao, bella, – с боку говорит мужской голос. Я поворачиваю голову в его сторону, рядом со мной стоит мускулистый, сильно загорелый мужчина в обтягивающей белой футболке. Он опускает солнечные очки и улыбается, показывая очень белые зубы. Хотя глаза у него хитрые. Я знаю, что он хочет от туристки. Краем глаза я вижу, как Данте выбрасывает наш мусор.

Я улыбаюсь стоящему парню и отвечаю по-итальянски, отчего блеск его улыбки тут же пропадает. Он молча разворачивается и уходит, пока Данте идет ко мне.

– Эй, – сияя восклицаю я. Взгляд Данте напряженный от того, что он увидел неприкрытую похоть на лице другого мужчины.

– Чего хотел этот засранец? – сквозь зубы спрашивает он.

– Я не знаю. Я не спрашивала, – отвечаю я.

Он садится рядом со мной, спина напряженная.

– Да что с тобой такое?

– Ничего.

Я с недоверием наблюдаю за его профилем.

– Неужели ты ревнуешь?

Он поворачивается ко мне лицом, его глаза сверкают.

– Конечно, ревную, я же мужчина. Я знаю, что творится в мужских головах. Не стоит флиртовать с авантюристами.

– Я не флиртовала с ним.

– И поощрять его тоже не стоило, – говорит он, нахмурив брови.

– Поощрять? – Возмущенно задаю я вопрос. – С чего ты это взял?

– Ты улыбалась ему.

Я глубоко вздыхаю.

– Ладно, я готова признать, что издалека все могло показаться, как будто я улыбалась, но на самом деле я скривила гримасу, когда сказала ему: «Vatte a fa’ ‘u giro, a fessa ‘e mammata».

Его глаза расширились, он почесывает голову.

– Ты... э.. понимаешь смысл того, что ты только что сказала?

– Да. Я сказала ему на идеальном итальянском, чтобы он проваливал назад в вагину своей матери.

– Вот это моя маленькая девочка. Каждому из этих говнюков, у кого хватит наглости подойти к тебе, ты будешь говорить именно эти слова, точно таким же тоном.

Я улыбаюсь во все зубы.

– Хорошо.

Он кивает и треплет меня по волосам, словно гордый отец.

– И что теперь? Домой?

– Нет, если ты конечно не устала.

– Совсем не устала.

– Тогда у меня имеется еще одно жуткое место, которое я хочу тебе показать.

– Какое?

– Увидишь достаточно скоро.

– Сегодня ты полон сюрпризов, Данте, и до сих пор все они хороши. – Я надеваю открытый шлем и забираюсь назад ярко-желтой Vespa.

Ненавижу признаваться, но мне кажется, что я никогда не устану мчатся по Риму, сидя позади Данте на скутере.

Данте машет рукой, как на манеже в цирке, указывая на здание с двойной лестницей.

– Ты хотела что-то жуткое, я привез тебя к этому жуткому месту. Это склеп Капуцинов в церкви Санта-Мария-Делла-Кончеционе, – заявляет он.

Я смотрю на ничем не примечательную коричневую часовню перед нами, совершенно не впечатленная ее видом.

– Ты слишком быстро делаешь выводы, bella. О часовнях и мужчинах, – нежно замечает Данте. – Подожди, пока не увидишь, что внутри, прежде чем судить.

– Хорошо, но я не делаю слишком быстро выводы, просто отмечаю проверенное наблюдение о внешности, – говорю я.

– Внешний вид может быть очень обманчивым, – добавляет он, когда мы входим в часовню. Я понимаю, что он имеет в виду не здание, а мое мнение о нем.

Я осматриваю интерьер часовни, и глаза загораются радостью, как только я вижу огромную потрясающую картину Архангела Михаила.

– Хорошо, давай поговорим. Просто изумительно, – восклицаю я, сжимая руку Данте.

– Да, но я привез тебя сюда не ради этой картины Гвидо Рени, – отвечает Данте. – Пойдем со мной в склеп.

– Ооооооооууууу, звучит жутко, – говорю я, улыбаясь, двигаясь за ним вглубь часовни. Мы входим в жуткое темное и очень древнее помещение, которое напоминает камеру.

– Закрой глаза, – говорит Данте, когда мы спускаемся по последней ступеньки лестницы. – Я скажу тебе, когда открыть, – добавляет он, взяв меня за руку.

– Не дай мне упасть. Я ношу ребенка.

– Я никогда не позволю тебе упасть, – шепчет он мне на ухо, и его голос поражает меня своей сексуальностью. Я тут же открываю глаза и в упор смотрю на него. На секунду кажется, что воздух здесь слишком густой и застарелый, мне становится трудно дышать, Данте опять говорит: – Закрой глаза, малышка Роза.

Я следую его указаниям, он берет меня за руку и ведет дальше в глубь склепа. Должно быть, мы оказываемся в центре, потому что он говорит.

– Хорошо, теперь можешь смотреть.

Я открываю глаза и вижу... кости… сотни, может даже тысячи костей. Кости, прибитые к каждому дюйму стены и потолка, свисающие с потолка, как светильники, просто лежащие в куче или использующиеся в качестве декораций в стиле барокко. Здесь также имеются скелеты в монашьей рясе. Все здесь одновременно перепутано между собой и выглядит фантастически.

– Они... они все настоящие?

– Каждая кость и череп перед тобой принадлежали одному из трех тысяч семисот монахов Капуцинов, которые использовались для украшения этих склепов, – объясняет Данте.

– Они были захвачены в плен?

– Нет, они были просто монахами.

– Вау, и они использовали кости и черепа своих собственных мертвых братьев. Это еще более уникально.

Он с любопытством поглядывает на меня.

– Так тебе нравится?

– По идеи, я должна быть в ужасе от всех этих костей мертвецов, но это не так. На самом деле, просто удивительно, как они смогли то, что большинство людей считают ужасным, превратить в декор. Посмотри на арку из человеческих черепов! – Восклицаю я, пока внимательно оглядываю комнату. – А это. Это спинальные кости, не так ли? Ух ты! Посмотри, на эти кости ноги, заставляющие пирата входить в двери, – говорю я, поворачиваясь вокруг. – Я никогда не видела ничего подобного в своей жизни, Данте.

Один за другим мы исследуем другие склепы. Каждая крипта посвящена определенной части тела. Здесь есть склеп из костей голени и бедра, склеп из тазобедренных костей и склеп из черепов.

– Знаешь ли ты, что капучино назван в честь цвета мантии монахов Капуцинов? – тихо спрашивает Данте.

– Правда? – Говорю я, запоминая эту информацию, чтобы потом использовать ее в статье.

Последний склеп украшен целыми скелетами двух княжеских барберини. Рядом с ними висит плакат, который собственно и отвечает на вопрос всей этой экспозиции. Сообщение напечатано на нескольких языках.

Кем ты являешься сейчас, мы были когда-то.

Кем мы являемся сейчас, ты станешь когда-то.