Текст книги "Красота от отказа (ЛП)"

Автор книги: Джорджия Кейтс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

Глава 13

Лорелин Прескотт

Не ожидала я, что он согласится станцевать для меня без каких-либо пререканий. Удивительно, что он так легко согласился, может быть даже чересчур легко, но мне всё равно. Он чертовски горяч, когда делает это...изумительно горяч.

А он отлично двигается под музыку. Повернувшись ко мне спиной, он расстегивает рубашку и бросает через плечо. Она приземляется мне на ноги, отчего я беру её и подношу к носу. Пахнет им. Восхитительно.

Его руки покоятся на задней части шеи, тогда как он толкает таз вперед. Со спины мне прекрасно видны движения его великолепной задницы, и я сразу представляю, как она толкается мне между ног.

Он поворачивается ко мне лицом и кладет руки на грудь. Скользит ими вниз, вращая бедрами в такт музыки. Затем запускает их в штаны, образуя преграду, чтобы совершать толчки и дрочить.

–   О, мне нравится это. Улыбаясь, он говорит:

–   Тебе понравится гораздо больше, когда я буду проделывать это у тебя между ног.

Его обещание посылает прилив нестерпимого желания прямо к моей киске.

–   Закуси губу для меня.

Он ухмыляется, но делает так, как я ему говорю.

–   Ммм, это всё, конечно, горячо, но не пора бы тебе снять эти штаны. На тебе слишком много одежды для стриптизера.

–   Да, мэм, – говорит он и касается ширинки – Всё, что пожелаешь. Он снимает ботинки, а затем и джинсы без боксеров.

Впервые я вижу, чтобы кто-нибудь снимал одно без другого. По всей видимости таким образом он решил подразнить меня и заставить ждать, сгорая от желания к нему.

Оставшись в одних боксерах, я замечаю, насколько он возбужден. Увидев, что я пялюсь на него, он ухмыляется и спускает трусы вниз, добавляя их к куче.

Он кладет руки на затылок и толкает бедра в такт музыки, кусая губу.

–   Я единственный, кто не разодет здесь.

–   Думаю, ты прав, – соглашаюсь я.

Поднимаюсь на колени и снимаю платье через голову.

На мне остается лишь розовый кружевной бюстгальтер и соответствующие ему трусики.

–   Лучше?

–   Не совсем.

Завожу руки за спину и расстегиваю бюстгальтер.

Позволяю ремешкам скатиться по рукам, а чашки специально держу на месте. Пускай помучится. Он следит за каждым моим движением, пока я наконец не освобождаю грудь.

–   Я когда-нибудь говорил тебе, что твоя грудь прекрасна? Я качаю головой, перемещаясь к краю кровати.

–   Нет.

Он берет их в ладони, потирая соски пальцами.

–   Они идеальны во всех отношениях.

Он притягивает меня к себе и целует в шею.

–   Я не идеальна.

Спускаясь ниже, он собирается вобрать сосок в рот.

–   Для меня ты идеальна.

Я скольжу пальцами в его волосы, чувствуя, как его язык кружит над моим соском. Его рука ласкает мою вторую грудь, пока его палец имитирует движения языка. Я опрокидываю голову назад, с губ слетает стон.

Его руки оставляют мою грудь и хватают за бедра,

стаскивая трусики вниз. Я поднимаю одно колено за одним в то время, как он снимает розовое кружево вниз по голени.

После того, как он бросает их на пол, я кладу руки ему на плечи, на что он поднимает меня с кровати. Обернув ноги вокруг него, он быстро опускает меня на спину, оставаясь стоять возле кровати. Он поднимает мои ноги, кладет себе на плечи, хватает бедра и тянет их, пока его лицо не оказывается у меня между ног. Я знаю, что он собирается делать, но он никогда не делал это так. Я слегка волнуюсь.

Его рука блуждает через мой живот и останавливается на груди. Я чувствую его теплое дыхание у себя между ног, отчего где-то внутри разгорается непреодолимое желание, заставляя извиваться на постели.

–   Кто-то знает, что её ждет, и очень сильно жаждет этого.

Жажду  –  это  еще  мягко  сказано.  Испытываю  острую  нужду  –  вот  более подходящий термин для того, что я чувствую.

–   Я закричу, если ты не опустишь свой рот.

–   Ты говоришь, что будешь кричать, если я этого не сделаю. А я говорю тебе кричать, когда я буду это делать, – дразнит он.

Он смотрит на меня, когда пробует на вкус мою киску. Облизнув губы, он говорит:

–    Всегда такая сладкая. Люблю пробовать на вкус сахар, особенно то, что находится у тебя ниже талии.

О, Боже. Он находится в режиме "грязные разговоры", а это только усиливает мой оргазм.

–   Нужно что-нибудь, чтобы подсластить твой грязный рот.

–   Признай, тебе нравится мой пошлый рот, особенно, если он делает вот так. Он прижимает его ко мне, и я чувствую, как он лижет именно там, где я больше всего желаю его. Он попеременно сосет и лижет, награждая меня интенсивным,  божественным  удовольствием.  Каждый  раз  он  так  близко подводит меня к краю, как будто чувствуя, что я уже на грани, и отступает. С одной  стороны,  это  нечто  великолепное,  что  я  когда-либо  испытывала.  С другой, я разочарована, потому что он не позволил мне кончить.

–   Ааа...ааа...ты делаешь это нарочно.

–   Что я делаю нарочно?

Прикинувшись дураком, он делает вид, будто понятия не имеет, о чем идет речь.

–   Ты прекрасно знаешь, что ты делаешь. Ты не даешь мне кончить.

Он смотрит на меня.

–   Итак, ты готова кончить?

–   Да, – тихо говорю я, почти шепотом. Я в отчаянии.

–   Тогда скажи своим грязным ротиком, что ты хочешь, чтобы я сделал, чтобы ты кончила, и я сделаю это.

Он сдерживает мой оргазм, получая тем самым то, что он хочет.

–   Тебе нравится, когда я говорю грязные вещи. Это заводит тебя, не так ли?

–    Да, черт возьми, мне это нравится. Особенно, я схожу с ума, когда слышу, как ты говоришь, что ты хочешь, чтобы я сделал для тебя.

Хорошо. Он был честен со мной, поэтому я должна это сделать. Ему это нравится, а я хочу, чтобы он был доволен.

Я скольжу рукой между ног и трогаю себя.

–     Я хочу, чтобы ты сосал меня вот здесь, пока я не закричу, задыхаясь в оргазме.

–   Жарко, детка. Я готов взорвать твой чертов разум. Я беру его за волосы и тяну вниз.

–     Так  трахни  же меня  своим  ртом  и  не  смей  останавливаться,  пока я  не закричу.

Поверить не могу, что сказала это. Почувствовав, как его рот выполняет мои приказы, только тогда я понимаю, что натворила.

–    О...о, о, так чертовски хорошо, но, пожалуйста, используй свои пальцы. Я хочу чувствовать их внутри и снаружи.

Он  начинает  сосать  жестче.  Не  удивлюсь,  если  останутся  засосы.  Я  так близко, что, кажется, что у меня закатываются глаза. Сжимаю его волосы и дергаю.

–   Ох...ах...черт! – кричу я.

Тело  напрягается,  внутри  всё  дрожит. Как  же я  скучала  по  этому  Джеку Генри, от которого бегут мурашки.

Ничто не сравнится с ними.

Джек Генри опускает мои ноги с плеч, и мои напряженные мышцы мигом расслабляются.

–     Черт,  детка.  Все  на  этом,  верхнем  и  нижнем  этажах  слышали,  как  ты кончила.

–      Мне  слишком  хорошо,  чтобы  о  чем-либо  задумываться,  –  говорю  я  и скатываюсь на край кровати.

Хватаю  его  за  шею  и  тяну  за  собой;  я  не  могу  и  минуты  провести,  не прижавшись всем телом к нему.

Он грубо наваливается на меня, так что моя спина вжимается в матрас.

–   Прости, – извиняется он.

Я тянусь к его заднице и опускаю руки вниз, прежде чем сжать его щеки и вытащить между своих ног.

–   Что на тебя нашло?

Я трусь киской о его член.

–   Это всё ты.

Я оборачиваю руку вокруг его твердого члена и двигаю ею вверх/вниз.

–   О, мне это нравится.

Я  дрожу, потому  что  очень  хочу, чтобы  он  оказался  внутри.  Двигаю  его эрекцией вдоль своей скользкой щели, уговаривая войти.

–   Давай же, Джек Генри. Трахни меня. Пожалуйста.

Он толкается внутрь меня без всякого предупреждения, так что я чуть не задыхаюсь. Я  хочу, чтобы он трахнул меня быстро и жестко. Понемногу приспособившись к его толчкам, я оборачиваю ноги вокруг него. Таким образом, я призываю его двигаться жестче.

–   Ты ненасытная сегодня, – говорит он и выходит из меня, становясь рядом с кроватью.

Он хватает меня за лодыжки и тянет меня туда, где он стоит.

–   Эта поза не для нас. Перевернись, чтобы я мог трахнуть тебя подходящим для нас способом.

Я соскальзываю с края, пока мои ноги не касаются пола. Оборачиваюсь и нагибаюсь, положив лицо на подушку, потому что знаю, что он снова заставит меня кричать. Он хватает меня за бедра и сжимает их, прежде чем тянет их назад и вводит свой член. Я же встаю на цыпочки, чтобы устранить разницу в росте.

–   Да, вот здесь. Именно так.

Я хватаю подушку и кусаю её, в то время как он начинает ускорять темп. Я очень хорошо знаю, когда он собирается кончить. К концу он замедляет толчки, пытаясь продлить удовольствие, но оргазм берет верх над ним, и тогда он в последний раз толкается и произносит мое имя.

Мне нравится то, как он произносит мое имя сквозь стиснутые зубы.

–       Ты   понятия   не   имеешь,    как   горячо  ты   смотришься,    когда   стоишь наклонившись с моим членом внутри.

–      Знаешь,  я  наверное  сделаю  себе  татуировку  на  пояснице  с  надписью "Счастливчик".

Он выходит из меня и наклоняется, чтобы поцеловать в поясницу.

–        Никаких    татуировок,  особенно    здесь.   Никогда!    Это   бы   только   всё испортило.

Я знаю, как ему нравится моя поясница, но действительно ли татуировки испортили бы всё?

–   В самом деле?

–   Я серьезно.

Голос звучит довольно строго.

–   Даже не думай об этом, иначе придет дикарь и отшлепает тебя.

–   По-моему дикарь уже здесь.

–   Детка, я говорю о разных разновидностях дикаря.

–   Один из них тебе точно не понравится.

Он не шутит. Было время, когда Джек Генри показывал животное внутри себя. Тогда я не придавала этому значения, поэтому лучше его не провоцировать.

Глава 14

Джек Маклахлан

Я бы с ума сошел, если бы она сделала татуировку на моем любимом месте. Да, мне нравится тату вокруг её лодыжки и пирсинг в пупке, но, по-моему, она и без них хорошенькая. Больше никаких татуировок и отверстий в её теле.

Игриво шлепаю её по бедру.

–    Вставай с кровати, чтобы я смог обнять тебя перед сном, и ты прогонишь меня.

Она поднимается на четвереньках и поворачивает голову.

–   Я не прогоняла тебя прошлой ночью.

–   Ты не сделала этого только потому, что на протяжении долгого времени мы были порознь, но я тебя знаю. Тебе нужно свое собственное пространство, и ты не впустишь меня, особенно когда наступает время ложиться спать.

Я ложусь, она прижимается ко мне, голова покоится на моем плече, нога заброшена на мою.

–     Ты же в курсе, что мы поменялись ролями? Парень, который не любит обниматься, и девушка, которая хочет быть обнятой им.

–   Да знаю, но ничего не могу с собой поделать. Мне нравится, когда ты рядом. Я хочу, чтобы ты все время находилась в поле моего зрения. Не дай бог ты снова ускользнешь.

–   Я никуда не уйду.

Она и раньше так говорила.

–   Ты обещала, что никогда не случится такой ситуации, когда я приду домой и не обнаружу тебя. Но всё же это произошло.

Её палец скользит по моей груди.

–   Когда я обещала это, обстоятельства были другими.

–     В тот  день  я  вернулся  домой  ради  тебя.  Как  раз  хотел  попросить  тебя остаться после того, как признаться тебе в любви.

Она поднимает голову, чтобы посмотреть на меня.

–   Ты уже тогда любил меня?

–   Конечно.

Она ничего не говорит, должно быть думает, что было бы, если бы вместо письма я нашел её.

–   А ты бы осталась?

–   Да. Всё, чего я хотела – это, чтобы ты попросил.

Но теперь наши жизни отличаются от тех, что были, когда три месяца назад она исчезла. Она уже не тот человек, а тем, кем она является сейчас, может вполне отказаться вернуться ко мне.

Поцеловав её в макушку, мы прекращаем разговор.

Должно быть каждый из нас погряз в мыслях о том, чтобы могло быть. Если бы она осталась, мы бы приблизились к отметке в шесть месяцев. Может быть я бы сделал ей предложение. Не знаю. А может мы бы тайно сбежали.

–    О чем ты думаешь? – спрашиваю я, надеясь на то, что она ответит, что представляет нас обрученными или даже женатыми.

–    О том же, о чем и ты – что бы было с нами, если бы эти три месяца мы провели вместе, а не порознь.

Как бы мне хотелось, чтобы она была чуть точнее.

–   Как думаешь, что бы мы делали?

–   Уверена, то же самое, что и сейчас. Это своего рода наша вещь. Это не совсем тот ответ, который я хотел услышать, но я приму его.

–   Согласен. Трахаться, кажется, одно из наших любимых занятий. Она хихикает, когда говорит:

–   Трахаться. Мы не когда не говорим это, но мне нравится. Знаешь, Маргарет называет это "сексом".

Она назвала это так, когда я говорил с ней прошлой ночью.

–   Я не знал. И когда же ты обсуждала секс с моей мамой?

–      За  пару  недель  до  моего  ухода  она  навестила  меня  в  Авалоне.  Она предложила мне объяснить тебе все причины, по которым ты должен был попросить меня остаться, одна из которых включала вызвать у тебя эрекцию. Она закрывает лицо руками и снова хихикает.

–   Она сказала, что немного секса не повредит.

Твою мать. Поверить не могу, что мама на такое способна. Какая нормальная мать делает такие вещи?

Ой, подождите.

–    Она рассказывала мне о своем визите. Как я понял, ты решила взять на заметку её совет, поскольку последние две недели я просто жил у тебя между ног.

Практически разбил палатку и ночевал там. Она хлопает меня по груди.

–   И ни черта не сработало.

Я протягиваю руку и кладу поверх её.

–   Ну почему же, сработало. Просто нужно было немного подождать.

–   Сейчас мы бы знали друг о друге всё. Она выглядит грустной, а я этого не хочу.

–   Мы можем наверстать упущенное, – успокаиваю я её – Что ты хочешь знать? Очевидно, это привлекает её внимание, поскольку она поднимается с кровати и садится по-турецки. Это немного отвлекает меня, когда она вот так сидит, уставившись на меня.

–   Мы никогда не говорили о том, почему ты именно такой?

Почему  я  такой?  Риторический  вопрос,  который  в  различных  ситуациях может быть интерпретирован по-разному.

–    Все ученые планеты сходятся во мнении о том, что генетика сделала меня таким. Половиной моей ДНК я обязан своей матери – и мы оба знаем, каким живчиком она может быть – другой же половиной наградил меня отец.

Она вытягивается и сжимает мой сосок. Как бы весело это не было, мне больно.

–   Ты знаешь, что я не это имела в виду, умная ты задница. Маргарет и Генри здесь не при чем.

Я хватаю её за руку, чтобы убрать, но она только усиливает хватку.

–   Ай...ай...ладно, и что же ты имела в виду? Она отпускает мой сосок.

–      Я  хочу  знать  причину,  по  которой  ты  решил  заключать  с  женщинами договорные отношения.

–   У меня не было договорных отношений с женщинами,– уточняю я – У меня нормальные, нежные отношения с одной очень необыкновенной женщиной.

Я  прикрываю  соски  руками,  чтобы  защитить  их,  ведь  это  не  тот  ответ, который она хотела услышать.

–       Но   наши    нормальные,    нежные    отношения  начались    с   извращенной договоренности, – настаивает она – И я хочу знать, почему.

Черт! Я, правда, не хочу затрагивать эту тему, но я дал ей зацепку, и она ухватилась за неё. Я должен был это предусмотреть.

–   На тот момент отношения меня не интересовали. И так было на протяжении долгих лет.

–   Почему?

Конечно же такой ответ её явно не устроит.

–   Потому что ни одна из них не была похожа на тебя.

–    Как бы мило это не звучало, это не объясняет, почему ты выбрал такой образ жизни.

Ничего себе. Она думает у меня есть образ жизни. Ты говоришь о выборе, который считаешь неправильным.

Впервые мне хочется перед кем-то оправдываться.

–   Мне было двадцать три, когда я получил свой первый миллион. В двадцать четыре я утроил эту сумму, к следующему году – увеличил её в четыре раза. СМИ  охотились  за  мной,  богатство  привлекало  стервятников.  Женщины, окружавшие меня, были похожи друг на друга. Однако была одна, которая подняла  планку  настолько  высоко,  что  я  думал,  что  больше  никогда  не доверюсь  женщине.  Я  считал  её  своей  подругой,  потому  что  она  была единственной, с кем я занимался сексом.

Прошлое  останется  в  прошлом,  но  рассказывать  Лорелин,  как  я  трахал другую женщину, не кажется мне правильным.

–   Ты правда хочешь это знать?

–     Да.  Я  хочу  знать  о  тебе  всё,  а  для  этого  ты  должен  довериться  мне  и рассказать всё.

Я доверяю ей, и только поэтому я готов рассказать ей то, о чем еще никому не рассказывал.

–   Я думал, что не хочу свадьбы и детей только потому, что Лана была не моей женщиной, но время шло, и я понял, что вообще не хочу жениться и заводить детей.

Лана не могла смириться с этим и вопреки всему пыталась забеременеть, чтобы таким образом женить меня на себе.

–   И как ты это понял?

Я смотрю в потолок, потому что не люблю говорить  об этом. Чертовски неудобно.

–    Мы использовали презервативы, она была на таблетках, поскольку я был непреклонен в вопросе иметь детей. Внезапно все презервативы стали рваться. Всё было в порядке, когда я одевал их, но, как только мы начинали прелюдию, они рвались.

Не хочу вываливать на нее это дерьмо.

–   Она единственная, кто имел доступ к упаковке.

Заподозрив неладное, я решил проверить их и заметил небольшие проколы. Тогда я подумал, что возможно, в таком случае она не принимает таблетки, пока, порывшись в её вещах, не нашел их. Я был прав.

Лорелин сердится.

–   Они были испорчены.

–   После Ланы я покончил с отношениями. С головой ушел в работу, старался не появляться на публике, пока в один прекрасный день мне не пришлось уехать на один из виноградников на несколько недель. Там во время ужина в ресторане я встретил женщину. Мы просто поговорили, и знаешь, мне понравилось, ведь она не знала, кем я был. На следующий день я случайно наткнулся на нее, и мы провели еще один приятный вечер. Впервые за год женщина ничего не хотела от меня, но я знал, что всё непременно изменится, когда она узнает, кто я. Вот тогда-то я решил предложить ей быть моей спутницей на несколько недель, не раскрывая при этом своей личности. Ей было двадцать с чем-то лет. Она не мечтала о семье и детях, поэтому и согласилась. Мы провели несколько веселых недель, и больше я её не видел.

–   Понять не могу, как женщины не знали, кем ты был. Кажется, я озадачил её.

–   Быть богатым значит быть интересным, конечно, не таким знаменитым, как актер или музыкант. Это было не так уж трудно провернуть. Некоторые женщины не читали газет и не сидели в соц сетях, что было только мне на руку.

–     Помнишь наш визит в оперный театр? Папарацци же тогда следили за тобой, – отмечает она.

–    Когда я выхожу, конечно же папарацци следят за мной, особенно, если в этот момент я с женщиной.

Показывать спутниц на публике не было умно с моей стороны, учитывая тот факт, что я скрывал свою личность. Поэтому-то на протяжении нескольких лет меня не видели в компании женщины. Теперь ты понимаешь, почему фотограф так жаждал этих снимков.

–   Почему именно меня должны были заметить с тобой?

Не думаю, что она когда-нибудь поймет разницу между собой и теми двенадцати.

–    Я знал, что ты не такая, как все, с того дня, как положил на тебя глаз. И решил относиться к тебе именно так.

Она подползает и садится на меня. Берет мое лицо руками и наклоняется ближе.

Её волосы падают вперед, создавая завесу, закрывая нас от окружающего мира.

–   Может, я и не похожа на остальных женщин, что были до меня, но есть кое– что схожее между нами. Я хочу мужа и детей, и если ты не готов дать мне это, то, боюсь, это проблема.

Я хочу попросить её стать моей женой и матерью моих детей, но сейчас неподходящее время. У меня нет ни кольца, ни правильных слов. Я хочу, чтобы   мое   предложение   стало   чем-то   особенным   для   нее   –   чтобы оглянувшись  назад,   она   вспомнила  об   этом,  как   об   одном   из   самых драгоценных моментов всей её жизни.

Это, вероятно, хорошая идея для нас, чтобы быть более чем пару дней вместе, но я хочу дать отдохнуть ей от тех решений, которые я  принял, когда в последний раз мы обсуждали их.

– Ты – всё, о чем я и желать никогда не мог. Каждый раз, представляя свое будущее, я всегда вижу твое лицо...с детьми, похожими на нас.

Это прозвучало так, словно я гребаная цыпочка, но мне плевать. Я хочу, чтобы она знала, как сильно я её люблю, и буду хотеть всегда – не только в течение тех трех коротких месяцев в Австралии или на протяжении следующего месяца, который мы проведем вместе. Я хочу её долбанную вечность.

Глава 15

Лорелин Прескотт 

Следующие несколько дней были просто нереальными.

Я не могу ни на чем сконцентрироваться, в мыслях крутятся слова Джека Генри о том, что он представляет свое будущее со мной и нашими детьми.

Я думаю об этом постоянно. Даже сейчас, когда мы едем в лифте, чтобы встретиться после концерта вкомнате Рэнди, я думаю о том, на что была бы похожа наша жизнь, если бы мы были женаты.

Он щелкает пальцами у меня перед лицом.

–   Детка, что случилось? Последние несколько дней ты пребываешь где-то не здесь.

–   Всё в порядке.

Всё нормально, черт возьми. Почему так не могло быть раньше? Он притягивает меня в свои объятья.

–   Что-то случилось. Ты сама не своя.

–    Меня не покидает мысль о..., – я делаю паузу, чтобы тщательно подобрать слова, но меня спасает телефон Джека Генри. Он начинает звонить.

–   Это Гарольд. Я должен ответить.

Он отвечает на звонок, и уже по одному его выражению лица я могу сказать, что что-то не так.

Двери лифта открываются, и мы выходим, но он останавливается в коридоре. Вижу, как на его лбу появляется морщинка – явный признак, что его что-то беспокоит.

–   Подожди минуту, – он убирает телефон от уха.

–     В Авалоне кое-какие проблемы, мне действительно нужно поговорить с Гарольдом.

Кажется, он сердится.

–   Всё в порядке?

–   Нет. По всей видимости Одри нанесла очередной удар.

Что нужно сделать, чтобы эта сумасшедшая сука оставила его в покое?

–   Хорошо. Я пойду вперед. Поговори с Гарольдом, а, когда закончишь, я буду ждать тебя в комнате.

Он целует меня в макушку.

–   Хорошо, любимая.

Любимая. Он никогда прежде не называл меня так. Мне нравится.

Когда я вхожу, все ребята уже в сборе с пивом с руке.

Чарли вытаскивает бутылку из холодильника, открывает и протягивает мне.

–   Спасибо.

–    У меня хорошая новость. Один фанат на концерте в Далласе записал твое сольное выступление и выложил в интернет. Видео распространилось с невероятной скоростью, и теперь фанаты сходят по ней с ума, поэтому мы думаем было бы неплохо вернуться в Нэшвилл и записать её в студии.

Полагаю, он имеет в виду песню, которую я пела для Джека Генри. Он сказал, что они думают, что было бы неплохо вернуться и записать, а это означает, что он обсуждал мое выступление с парнями, и они говорили об этом у меня за спиной. Да, я новичок в этой группе, но я не собираюсь мириться с тем, что они принимают решения без меня, особенно, когда это касается моих песен. Лучше дать знать им об этом сейчас. Я – часть этой группы, как и каждый из них, даже если я новый участник.

–   Что ж все вы решили так, даже не посоветовавшись со мной? Чарли поднимает руки.

–    Эй, Лорелин. Мы с парнями ничего не обсуждали. Мы, как и ты, слышим это впервые.

–      Но  Рэнди  сказал,  что  вы  думаете,  что  было  бы  неплохо  вернуться  и записать.

–   Я – другая часть вас.

Я напрягаюсь, когда слышу знакомый голос позади себя.

–   Ребята, это мой приятель, продюсер Блейк Филлипс.

Это была его идея вернуться в Нэшвилл и записать песню, на что я не мог не согласиться. Песня горячая, самое время для удара.

Ярость.  Это  единственное  слово,  которое  может  описать,  что  я  сейчас чувствую.

–   Эта песня не была предназначена для всего мира.

Она была написана для одного человека.

–   Но ты не пела её для одного человека, – напоминает мне Рэнди – Ты пела её перед огромной толпой, и теперь твои поклонники сходят по ней с ума.

Эта песня слишком личная. В ней я обнажаю свою сердце и душу перед Джеком Генри.

–   Не думаю, что хочу этого.

Чарли пытается заступиться за меня.

–   Может быть стоит дать ей немного времени подумать, Рэнди. Блейк ухмыляется, отчего мне хочется пнуть его по яйцам.

–        Это   не   просьба,    Лорелин.  Южная    Офелия    запишет   песню,   я   уже распорядился.

Я знаю, о чем думаем Рэнди – я обязана Блейку за то, что разорвала с ним контракт. Уверена, они все так думают. И что я неблагодарная сука, потому что не соглашаюсь с его условиями. Когда это наконец закончится? Я что всегда буду выглядеть в глазах людей злодеем, в то время как Блейк будет выходить сухим из воды?

–   Мне нужно выбраться отсюда.

Не оглядываясь, я выхожу из комнаты Рэнди и направляюсь к своей. Слегка нервничаю, когда вставляю карту в слот. Мне понадобилось три попытки, прежде чем загорается зеленый свет.

Открываю дверь, и чья-то рука ложится мне на рот. Я пытаюсь отстраниться, но меня толкают в комнату.

Раздается  щелчок,  я  всё  также  сопротивляюсь  чужим  рукам.  Я  чувствую теплое дыхание у самого уха, а потом Блейк шепчет:

– Перестань бороться со мной, Лори. Я всего лишь хочу поговорить.

Где Джек Генри? Мы должны были встретиться в комнате, но его здесь нет. Блейк хочет поговорить? Сомневаюсь. Разговор не подразумевает, что тебя должны  затащить  внутрь,  зажимая  рот.  Что-то  подсказывает  мне,  что  он здесь, чтобы получить гораздо больше.

Укусив  его за  руку, он  тут  же убирает  её  подальше  от меня.  Я  пытаюсь закричать,  но  он  ударяет  меня  так  сильно,  что  начинает  звенеть  в  ушах.

Толкает меня на кровать и садится сверху, вытягивая мои руки над

головой. Наступает легкий шок, но он быстро проходит, или мне просто так кажется.

–   Ох,– с моих губ слетает болезненный стон.

–   Вот черт. Прости, Лори. Я не хотел бить тебя. Он нависает надо мной, рассматривая лицо.

–   Боюсь, останется след.

Насколько сильно он ударил меня, если даже сейчас он говорит, что будет синяк.

–   Ты сделал мне больно.

–   Прости,– извиняется он, выпуская мои руки. Я поочередно массирую запястья.

Он скатывается с меня на спину и кладет свои ладони на лоб, глядя в потолок.

–   Боже, прости. Я не планировал этого. Я просто хотел поговорить.

Я неподвижно лежу на кровати, вспоминая, как он прижимал меня к машине возле студии. Сейчас же он ударил меня, ворвавшись в комнату. Кто бы мог подумать, что он может быть угрозой для общества.

Его стоит опасаться, мало ли на что он способен.

Он садится и смотрит прямо перед собой, когда говорит:

–    Ты делаешь вид, будто мы ничего не значим друг для друга, будто между нами ничего не было. Ты хоть представляешь как это больно?

Теперь всё понятно.

–   Ты приехал сюда ни сколько ради нас, сколько ради записи моей песни, так ведь? Таким способом ты пытаешься добраться до меня.

Он колеблется перед ответом.

–   Ты умная девочка, Лори.

Он может забыть об этом. Даже если бы Джека Генри не было в моей жизни, между нами всё равно ничего бы не было.

–   Уходи.

–   Я не уйду, пока не скажу, что я чувствую.

Я протягиваю руку и касаюсь своего лица. Черт, как же больно.

–   Нет никакого смысла.

–   Ты ошибаешься.

Он поворачивается ко мне.

–   Я люблю тебя, Лори, и знаю, что мы можем всё вернуть. Я сказал Бет, что хочу развестись.

Зачем ему это делать? Мы даже не встречаемся.

–   Надеюсь, ты сделал это не для меня, потому что это ничего не меняет.

–   Конечно же я сделал это ради тебя,– кричит он на меня.

Он закрывает  глаза  и делает  вдох,  прежде  чем  открывает  их и медленно выпускает воздух из легких.

–   Мы можем вернуть всё обратно.

Он дурак, если думает, что я снова вернусь к нему.

–   Нет, не можем. Я люблю другого.

–   Я не могу в это поверить! Я сказал своей жене, что хочу развестись, чтобы быть с тобой, а теперь ты говоришь мне, что любишь другого?

Он не обвиняет меня в этом. Это его собственная вина.

–   Я не просила тебя говорить жене о разводе.

Помнится, я дала тебе по яйцам, назвав тебя хреновым любовником.

Он грубо хватает меня за плечи.

–   Я разрушил свой брак из-за тебя.

Я напугана, но держать рот на замке я не буду.

–   Вот только не надо. Ты сделал это без чьей-либо помощи. А теперь пришло время убраться тебе отсюда.

Он толкает меня на кровать, хватает за запястья и снова поднимает руки над головой.

–   Я пришел сюда ради тебя и не уйду, пока не отымею. Пока не отымеет?

До меня не сразу доходит, что он имеет в виду, пока он не ставит одно колено между моих ног и разводит их в стороны. О, Боже, нет.

–   Нет! Пожалуйста, не делай этого!

Он пытается поцеловать меня, но я поворачиваю голову и ощущаю, как его колючая щетина спускается к шее.

–   Блейк, пожалуйста, перестань!

–   Не надо так драматизировать. Ничего подобного мы еще не делали.

Он сжимает оба моих запястья одной своей рукой, а другой спускается вниз по моему телу, приподнимая платье. Я стараюсь изо всех сил сжать ноги вместе, сбросить его с себя, пнуть по яйцам – что-либо, чтобы

остановить его, но ничего не выходит.

Я кричу так громко, как только позволяет мне голос, но к тому времени, как кто-нибудь меня услышит, будет уже слишком поздно.

Боже мой. Он сделает это, и я не смогу его остановить.

Тут на меня накатывает паника. Я поднимаю голову с матраса, чтобы ударить ей по его лицу. Черт, как же больно, но этот удар – мой единственный шанс, чтобы заставить его отпустить меня.

Я вскакиваю с кровати, но он ловит меня за лодыжку, вынуждая упасть на пол на живот. Мои руки оказываются в ловушке подо мной, он лежит на моей спине. Моя грудь с такой силой прижата к полу, что трудно дышать.

Я чувствую, как кровь сочится из моего лба и попадает в глаза, ослепляя меня. Я моргаю, проясняя зрение, чтобы при первой же возможности снова попытаться сбежать, но тогда я чувствую его руку на своей спине и внутри трусиков. Быстрым рывком он разрывает их, стягивая вниз.

Моя грудь сдавливается сильнее, таким образом  я  не могу вдохнуть достаточно воздуха, чтобы закричать. У меня кружится голова, перед глазами пляшут пятна.

Я нахожусь в сознании, но с трудом, когда слышу поворот замка в двери. Она открывается, и я слышу голос Джек Генри:

– Прости, детка, что так долго. В комнате плохо ловит сеть, поэтому мне пришлось...

Он останавливается на полуслове, когда видит развернувшуюся перед ним сцену.

Он не заставляет себя ждать. Как только я чувствую, что сверху больше нет тела Блейка, я переворачиваюсь на спину и пытаюсь отдышаться.

По всей комнате раздаются шумы. Уверена, это Джек Генри бьет Блейка кулаками снова и снова. Такое ощущение, что это длится целую вечность, пока я не поворачиваю голову. Блейк лежит, не сопротивляясь, и мне становится страшно за то, как далеко загнал Джека Генри его гнев.

–   Пожалуйста, прекрати, пока ты не убил его.

Мой голос достигает его, и он смотрит на меня. Он бросает слабое тело Блейка на пол и мчится ко мне.