Текст книги "Дитя дьявола"

Автор книги: Джорджетт Хейер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

– Не думаю, что это должно вас хоть сколько-нибудь беспокоить, – резонно заметила мисс Чаллонер. – Так какой из этих вариантов вы предпочитаете?

– Я полностью полагаюсь на вас, мадемуазель.

– Но, сударь, по правде говоря…

– Я приму любое ваше решение, – церемонно склонил голову мистер Комин.

Мисс Чаллонер, чувствуя, что этот спор может длиться вечно, остановилась на Дижоне. Она откровенно не стремилась возвращаться в Англию. Мистер Комин, со своей стороны, тоже привел несколько доводов в пользу этого населенного пункта и пообещал, что они отправятся в путь еще до полудня. Мисс Чаллонер предупредила, что ей нужно купить кое-что из вещей в дорогу, поскольку она не взяла ничего, кроме того, что на ней надето. Мистер Комин был явно потрясен этим фактом и как можно тактичнее поинтересовался, достаточно ли у нее денег.

Она уверила его, что вполне достаточно. Мистер Комин отправился заказывать карету, а мисс Чаллонер наведалась в ближайшие лавки. Гордость не позволила девушке взять одежду, которой ее снабдил маркиз. Перед тем как покинуть дом тетушки Джулианы, Мери аккуратно все упаковала: шелковые платья со светлыми фестонами; платья из тафты, канифаса и парчи; плащи, отороченные черными кружевами; халаты столь мягкие и тонкие, что выскальзывали из рук; батистовые ночные рубашки; кружевные шемизетки; носовые платки – словом все то, без чего не может обойтись ни одна светская дама. Или особа легкого поведения, с горькой усмешкой подумала мисс Чаллонер, покидая лавку готового платья.

Незадолго до полудня они отправились в путь, И мисс Чаллонер, и мистер Комин хранили молчание, рассеянно глядя каждый в свое окно и с грустью думая о несбывшемся.

Когда карета оказалась за пределами Парижа, мистер Комин встрепенулся и заговорил:

– Думаю, мадемуазель, следует вам признаться, что я оставил записку для лорда Видала.

Мисс Чаллонер побледнела.

– Что?

– Я посчитал себя обязанным известить его светлость о своих намерениях и о том, что вы находитесь в полной безопасности.

– Нельзя было этого делать! – возмутилась Мери. – О Господи, какая роковая ошибка!

– Я сожалею, что вам это неприятно, но, насколько я помню, его светлость взял на себя ответственность за ваше благополучие, поэтому я не мог со спокойной душой отправиться в путь, не оповестив милорда о нашем соглашении.

Мисс Чаллонер с досадой хлопнула рукой по сиденью.

– Как вы не понимаете, что маркиз немедля кинется в погоню? Ни в коем случае не следовало открывать ему наши планы!

– Мадемуазель, прошу вас, успокойтесь. Сколь бы ни были мне противны любые увертки, я посчитал разумным не сообщать его светлости, куда мы направляемся.

Это сообщение успокоило Мери лишь отчасти, и она попросила, чтобы мистер Комин велел форейторам ехать быстрее. Он заметил, что быстрая езда может привести к катастрофе, но, когда она стала настаивать, он послушно опустил окно и приказал прибавить ходу. Не сразу сообразив, чего от них хотят, форейторы придержали лошадей, и карета остановилась. Тогда мисс Чаллонер лично изложила возницам свое желание, и последние сомнения о причинах этой таинственной поездки у форейторов улетучились. Как только карета возобновила движение, мистер Комин поднял окно и с укором заметил: возницы, судя по всему, уверены, что способствуют побегу. Мисс Чаллонер согласилась, но сочла это обстоятельство несущественным. Мистер Комин с некоторой суровостью в голосе сообщил: надеясь избежать подозрений, он уведомил возничих, что дама – его родная сестра.

В мисс Чаллонер проснулось присущее ей чувство юмора, и она обескуражила озабоченного мистера Комина звонким смехом. В свое оправдание Мери сказала, что после бурных событий последних двух недель конспирация выглядит неуместной. Мистер Комин пожал девушке руку и проникновенно произнес:

– Думаю, вы немало пережили, сударыня. У благовоспитанной девушки манеры лорда Видала не могут не вызвать тревоги и отвращения.

Мисс Чаллонер с негодованием взглянула на своего спутника.

– Смею уверить вас, сударь, лорд Видал не позволял себе никаких вольностей. У меня нет желания делать вид, будто со мной дурно обращались. Вина за случившееся лежит на мне одной, его светлость был крайне предупредителен, хотя я этого и не заслуживала.

Мистер Комин выглядел сбитым с толку.

– В самом деле, сударыня? Признаться, я полагал, что вы страдали от неучтивого, если не сказать грубого обращения. Предупредительность вряд ли входит в число достоинств его светлости.

Мери загадочно улыбнулась.

– Не сомневаюсь, маркиз способен быть галантным, – сказала она. – Должна заметить, лорд Видал был очень заботлив. – Мери опять улыбнулась, но взгляд ее затуманился. – Сударь, вам трудно поверить, что такими благородными чертами обладает столь безжалостный человек, но его светлость, несмотря на свой гнев, был столь любезен, что собственноручно принес мне тазик, когда меня укачало на борту его яхты. Большей признательности я не испытывала за всю свою жизнь.

Мистер Комин был потрясен.

– Должно быть, вам тогда пришлось тяжко.

– Да, это было самое неприятное испытание за время нашего путешествия, – согласилась мисс Чаллонер. – Мне было настолько плохо, что я, наверное, умерла бы, если бы его светлость силой не влил в меня бренди.

– Бренди?!

Мисс Чаллонер поняла, что бренди несовместим с представлениями о добропорядочных особах, и погрузилась в унылое молчание. Она постепенно осознала, что мистер Комин, несмотря на свою чопорность, втайне жаждал великой романтической любви, в то время как у лорда Видала, этого воплощения романтизма, подобной жажды и в помине не наблюдалось.

Поездка длилась три дня, и ни один из них не принес радости. Мисс Чаллонер, вынужденная взять на себя бразды правления, постоянно сравнивала эту поездку со своим предыдущим путешествием до Парижа, когда во всех гостиницах ее ждали лучшие комнаты и ей приходилось лишь выполнять распоряжения его светлости. В свою очередь мистер Комин не мог не чувствовать, что его спутница ведет себя чересчур практично. Казалось, мисс Чаллонер больше волнуют заказанные блюда и свежесть простыней, чем необычайная дерзость всего предприятия. Естественное женское волнение позволило бы полнее проявиться рыцарскому началу Фредерика, но мисс Чаллонер хранила умопомрачительное спокойствие. Волнение ее проявлялось единственным образом – она то и дело поторапливала форейторов. Мистер Комин, не испытывавший никакого удовольствия от тряски по плохим дорогам, несколько раз попытался охладить пыл своей спутницы. Но его аргументы в пользу размеренного, а значит, безопасного путешествия, всякий раз вызывали у мисс Чаллонер приступы искреннего смеха. Однажды она сказала, что, если бы мистер Комин хоть раз прокатился с маркизом, ему бы казалось сейчас, что они еле плетутся.

Это замечание, равно как и многие другие, неизменно связанные с маркизом, в конце концов побудили мистера Комина ехидно подметить: по-видимому, мисс Чаллонер не столь уж огорчена похищением своей персоны, как он поначалу предполагал.

– Признаюсь, мадемуазель, я представлял себе, что вы находитесь во власти человека, чья жестокость и безжалостность, увы, слишком хорошо известны. Похоже, я ошибался, так как из ваших слов понял, что милорд Видал вел себя достойно, с сердечным расположением.

Глаза мисс Чаллонер весело блеснули.

– С сердечным расположением… – повторила она и улыбнулась. – Н-нет, сударь. Его светлость был властен, вспыльчив и высокомерен.

– И тем не менее, сударыня, он не вызвал у вас отвращения.

– Нет. Не вызвал.

– Прошу прощения, – смутился мистер Комин, – но, думаю, вы испытываете более сильные чувства к лорду Видалу, чем я наивно полагал.

Она серьезно посмотрела на него.

– Мне казалось, вы догадались, что я… небезразлична к его светлости.

– Я не знал, сударыня, что ваши чувства к милорду настолько серьезны. Если так, то я не вполне понимаю, почему вы столь настойчиво стремитесь убежать от него.

– Я ему безразлична, сударь, – просто ответила мисс Чаллонер. – И я не принадлежу к его кругу. Представьте, как были бы огорчены его родители, если бы он женился на мне. Отец мог бы лишить его наследства.

Мистер Комин был глубоко тронут откровенностью Мери.

– Мадемуазель, ваше благородство так велико, что я могу лишь сказать: вы оказываете мне честь.

– Чепуха! – резко ответила мисс Чаллонер.

Глава XIV

На следующий день мисс Марлинг проснулась после одиннадцати, но по ее усталому виду было незаметно, что долгий сон пошел ей на пользу. Горничная обратила внимание на печальное выражение осунувшегося лица и сделала свои собственные выводы. За утренним туалетом мисс Марлинг была страшно раздражительной, от завтрака отказалась, потребовав чашку шоколада. Когда же шоколад был подан, она капризно объявила, что он слишком сладок. После чего мисс Марлинг поинтересовалась, не передавали ли ей записку и не спрашивал ли кто ее. Горничная ответила, что не было ни записок, ни посетителей. Мисс Марлинг оттолкнула наполовину пустую чашку с шоколадом и заявила, что эту мерзость она пить не станет.

Она все еще пребывала в постели, раздумывая, написать мистеру Комину или все же не стоит, когда ей доложили, что пришел маркиз Видал и желает немедленно ее видеть.

Разочарование мисс Марлинг было столь велико, что она едва не разрыдалась.

– Я не могу его принять. Я не одета, и у меня болит голова.

Горничная исчезла за дверью, послышалась быстрая поступь лакея, и через минуту зазвучали чьи-то стремительные шаги. В дверь спальни мисс Марлинг настойчиво постучали.

– Позволь мне войти, Джу, мне нужно тебя видеть, – раздался голос Видала.

– Так и быть! – сердито сказала мисс Марлинг.

Маркиз распахнул дверь и велел горничной удалиться. Громко фыркнув, та повиновалась. Видал вплотную подошел к огромной кровати и сурово посмотрел на Джулиану.

– Слуги утверждают, что Мери Чаллонер вышла из дома рано утром и до сих пор не вернулась, – сказал он без всяких предисловий. – Где она?

– Боже милостивый, откуда мне знать? – разозлилась Джулиана. Она поудобнее устроилась на отделанных кружевами подушках. – Я так и знала, что она скорее убежит, чем выйдет за тебя замуж, и, надо сказать, я ее не виню, раз ты имеешь привычку самым наглым образом врываться к дамам, которые еще находятся в постели.

– Оставь свое жеманство, Джу! – рявкнул его светлость. – Я поручил тебе присматривать за Мери.

– Ну и что? Не могу же я следовать за ней по пятам. Да она бы мне это и не позволила.

Видал пристально посмотрел на мисс Марлинг.

– Да? Так вы поссорились?

– Не воображай, что все на свете похожи на тебя! – взмолилась мисс Марлинг. – Если человек со мной любезен, то вряд ли я стану с ним ссориться.

Его светлость присел на краешек кровати.

– Давай-ка выкладывай все начистоту, моя девочка! – потребовал маркиз. – Что между вами произошло?

– Ничего! – раздраженно отмахнулась Джулиана. – Хотя почти не сомневаюсь, что твоя драгоценная Мери находит меня столь же отвратительной, как я тебя, но меня абсолютно не волнует, что Мери Чаллонер или кто-либо еще думает обо мне.

– Придется мне применить силу, – пригрозил маркиз. – Что между вами произошло?

Мисс Марлинг приподнялась.

– Видал, не надейся, ты меня не запугаешь! Я считаю мужчин самыми презренными и жестокими созданиями, каких только носит земля, а теперь мне хочется, чтобы ты ушел и сам отправился искать свою строптивицу Мери.

Голос ее заметно дрогнул, и Видал, который всегда с нежностью относился к кузине, обнял мисс Марлинг и ласково прошептал:

– Не плачь, моя девочка. Что случилось?

Высокомерие вмиг слетело с мисс Марлинг. Она уткнулась лицом в синий камзол Видала и заговорила сквозь слезы:

– Я хочу домой! В Париже все так отвратительно, я от всей души надеюсь никогда не возвращаться во Францию!

Видал аккуратно отцепил ее скрюченные пальцы от кружев своего роскошного наряда.

– Так ты поссорилась с Комином? Какая же ты дурочка, Джу. Прекрати рыдать! Он уехал? Может, мне притащить сюда этого святошу?

Мисс Марлинг с явным отвращением отклонила предложение кузена; отстранившись от его светлости, она достала из-под подушки платок и энергично вытерла свой маленький носик.

– Интересно… – Видал замер, зловеще уставившись в одну точку.

Заметив его помрачневший взгляд, Джулиана встревожилась:

– Что тебе интересно? Пожалуйста, не делай такое кровожадное лицо, Доминик. Ты меня пугаешь!

Видал пристально взглянул на кузину.

– Интересно, не имеет ли мистер Фредерик Комин какого-то отношения к исчезновению Мери Чаллонер?

– Что за бредовая идея! – вздернула брови Джулиана. – Зачем это моему Фредерику помогать Мери бежать?

– Например, из-за его чертовой услужливости, – предположил Видал. – Я застал этого человека здесь вчера вечером, и он вел с Мери дружескую беседу.

– Что! – Мисс Марлинг подскочила. – Здесь? С Мери? Что делал этот обманщик?

– Держал ее за руки, будь проклято его нахальство!

– О! – Мисс Марлинг побледнела от возмущения. – Безнравственное, лживое создание! Она ни словом об этом не обмолвилась! И еще посмела упрекать меня за ссору с Фредериком! Да я убью их обоих! Держать ее за руки в такой поздний час! А затем ревновать из-за того, что мне нравится танцевать с Бертраном! Я им никогда не прощу этого коварства!

Видал встал.

– Я еду к Комину, – сообщил он и направился к двери.

– Не убивай его, Доминик, умоляю! – взвизгнула мисс Марлинг, выпрыгивая из кровати.

– Ради Бога, не будь такой идиоткой, Джулиана! – раздраженно бросил маркиз и исчез за дверью.

* * *

Дверь его светлости открыл владелец квартиры, которую снимал мистер Комин, отставной лакей. Он провел маркиза в узкую прихожую. На вопрос об английском господине хозяин ответил, что мистер Комин расплатился и уехал в карете не более часа назад.

– Уехал? Один? – спросил маркиз.

Хозяин замялся.

– С ним была англичанка. О, эта особа заявилась в такой странный час, месье!

Бывший лакей украдкой посмотрел на маркиза и тут же опустил взгляд, перепуганный свирепым выражением лица посетителя.

– Так она с ним? – процедил маркиз сквозь зубы. Он зловеще улыбнулся, лакей невольно отпрянул. – Куда они поехали? Вы знаете?

– Нет, месье, откуда мне знать? У дамы не было никаких вещей, а месье Комин забрал весь свой багаж. Он сказал, что не вернется, и оставил письмо, которое я отнес на улицу Святого Гонория.

В темных глазах маркиза сверкнули мрачные молнии.

– На улицу Святого Гонория?

– Письмо адресовано английскому маркизу, месье, обитающему в резиденции герцога Эйвона.

– О Господи! – вздохнул Видал и поспешил домой.

Письмо, надписанное аккуратным почерком мистера Комина, лежало на столе в холле. Видал сломал печать и прочитал послание.

«Милорд, – писал мистер Комин, – должен сообщить вашей светлости, что после разрыва помолвки с мисс Джулианой Марлинг я имел смелость предложить руку даме, которая до недавнего времени находилась под вашим покровительством. Я считаю необходимым известить вас об этом шаге ввиду того, что ваша светлость удостоили меня своим доверием. Поскольку мисс Чаллонер была столь любезна, что приняла мое предложение, мы немедленно покидаем Париж. Мисс Чаллонер, хотя и испытывает признательность за ту честь, которую ваша светлость оказали, предложив ей руку, тем не менее решительно настроена против этого брака. Она считает этот союз безумием, обреченным на скорый разрыв. Теперь, когда неприязненное отношение мисс Чаллонер к этому браку известно его светлости, нет необходимости (как я уверен) просить вас отказаться от притязаний, которые способны поставить под угрозу душевное спокойствие мисс Чаллонер.

Остаюсь покорным слугой вашей светлости,

Фредерик Комин».

Его светлость негромко и витиевато выругался, к вящему восхищению лакея, который почтительно выслушал этот ораторский шедевр. Малый не замедлил поведать об этом остальной прислуге, и через несколько минут все в доме знали, что дьявольское отродье пребывает в нешуточном волнении и что еще до ночи произойдет кровопролитие. Из скоропалительных приказов его светлости явствовало, что он готов немедленно отправиться в путь, а когда Флетчеру велели обойти все парижские ворота и узнать, не выезжал ли этим утром англичанин в сопровождении дамы, никто из челяди уже не сомневался, какие цели преследует маркиз.

– Будь я проклят, если когда-либо видел дьявольское отродье в таком неистовстве! – заметил личный конюх его светлости. – А я знаю его уже больше года.

– А я видел его и пострашнее, – припомнил ливрейный лакей, – но тогда он разъярился не из-за женщины. Хотя я бы сказал, что Мантони даст этой сто очков вперед, да и та штучка, находившаяся здесь пару месяцев назад, – как ее звали, Хорас? Ту красавицу, что в приступе раздражения швырнула в маркиза кофейником?

– Приятель, для вас я не Хорас, а мистер Тиммс, – надменно ответствовал мистер Тиммс. – И я посоветовал бы вам не проводить неприличных сравнений между мисс Чаллонер и всякими там вертихвостками.

Он отправился упаковывать багаж его светлости и был потрясен до глубины души, когда узнал, что не будет сопровождать его светлость. Мистер Тиммс принялся увещевать маркиза, на что последовал недвусмысленный вопрос, не думает ли он, что милорд не способен самостоятельно одеться. Будучи человеком воспитанным, мистер Тиммс отверг подозрения маркиза, но думал он именно так. Перед его взором возникла ужасная картина: милорд с небрежно повязанным галстуком, взъерошенными волосами, в измятом платье. Когда же Видал отказался взять с собой коробочку с мушками, пуховку и румяна, мистер Тиммс осмелился попросить его светлость еще раз обдумать разумность своих действий.

Его светлость ухмыльнулся.

– А какое, черт побери, тебе до этого дело? – рыкнул он. – Положи смену одежды, бритвы и ночные принадлежности.

Как правило, мистер Тиммс никогда не перечил маркизу, но в этот раз на карту оказалась поставлена его профессиональная честь, а потому он решительно и твердо произнес:

– Милорд, вам известно, что в мои обязанности входит следить за гардеробом и внешностью вашей светлости. У меня, милорд, есть чувство собственного достоинства, и я не могу позволить вам путешествовать одному в стране этих французишек, поскольку такое малодушие явилось бы для меня самым настоящим позором. Прошу прощения, милорд, вашего пренебрежения вполне достаточно, чтобы покончить с собой!

Видал натянул сапоги и хмуро взглянул на слугу.

– Если тебе требуется господин, с которым ты мог бы обращаться как с размалеванной куклой, то лучше тебе расстаться со мной, любезный Тиммс. Ты никогда не сможешь гордиться мною.

– Милорд, – выпрямился Тиммс, – позвольте мне сказать, что ни один слуга ни в Лондоне, ни в Париже, ни в целом мире не может столь сильно гордиться своим господином, как я горжусь вашей светлостью.

– Ты мне льстишь, – усмехнулся Видал.

– Отнюдь, милорд! – с жаром вскричал мистер Тиммс. – Я три года прослужил у господина Джаспера Трелони, который считается первым лондонским щеголем. Как он одевался! Это был не просто джентльмен, это был истинный художник. Но плечи его камзола приходилось набивать так, что у меня разрывалось сердце. А когда мистеру Трелони пришло в голову прицепить себе на лицо три мушки, я был вынужден оставить его, поскольку, как и любой другой человек, обязан думать о своей репутации.

– Боже правый! – ужаснулся Видал. – Надеюсь, мои плечи не оскорбляют твои чувства, Тиммс?

– Я возьму на себя смелость, милорд, и скажу: мне редко доводилось видеть столь безупречные плечи. Каковы бы ни были прочие недостатки вашей светлости, камзолы сидят на вас так, что на них приятно взглянуть. – Мистер Тиммс помог его светлости облачиться в один из совершенных камзолов и любовно разгладил складки. – Когда я служил у лорда Девениша, милорд, – продолжал он, – мне приходилось набивать его чулки опилками. Но даже после этого ноги его светлости оставляли желать лучшего. Можете мне поверить, я никогда не видел более тонкой талии, а в то время, милорд, камзолы стягивали с помощью китового уса. Но все, что ниже колен, являло у его светлости жалкое зрелище. Всякий раз, когда я одевал лорда Девениша, у меня сердце кровью обливалось. Опилки, хотя и верное средство для тощих ног, все же совсем не то, что настоящие мышцы.

– Вот уж не представлял, как могут быть связаны опилки и икры джентльмена. – Видал с неподдельным изумлением взирал на своего слугу. – Как я погляжу, ты весьма критически относился к своим прежним хозяевам.

– В том-то все и дело, милорд! – подхватил мистер Тиммс. – Если ваша светлость позволит, я поправлю пряжку. Покинув лорда Девениша, я некоторое время служил у молодого Гарри Честона. Плечи, ноги, грудь – все безупречно. Одежда сидела на сэре Гарри восхитительно: ни складочки, ни морщинки. Но вот беда, он питал чрезмерное, на мой взгляд, пристрастие к кожаным жилетам. И кроме того, видели бы вы руки мистера Честона, милорд. Как я ни старался, они сводили на нет все совершенство его осанки. Сэр Гарри спал в перчатках, но это не помогало, они оставались вульгарного красного цвета.

Видал опустился в кресло у туалетного столика и вольготно откинулся на спинку, с легкой улыбкой глядя на слугу.

– Ты встревожил меня, Тиммс, ты меня положительно встревожил.

Мистер Тиммс снисходительно улыбнулся.

– Вашей светлости не о чем тревожиться. Я предпочел бы, чтобы вы носили кольцо, быть может, с изумрудом: этот камень особенно подчеркивает белизну кожи. Но поскольку ваша светлость питает стойкую неприязнь к драгоценностям, я вынужден отказаться от украшений. Сами же руки, да простит ваша светлость мою дерзость, таковы, что большего изящества я не мог бы и желать.

Его светлость, весьма взволнованный этим панегириком, испуганно взглянул на пресловутые руки и поспешно спрятал их в карманы панталон.

– Давай покончим с моими достоинствами, Тиммс! – сказал он. – В чем я отклоняюсь от твоих чертовски высоких стандартов? Я готов услышать самое худшее.

Мистер Тиммс наклонился, чтобы смахнуть пыль со сверкающих сапог его светлости.

– Ваша светлость вряд ли сознает всю безупречность своей фигуры. Все двадцать пять лет службы у благородных господ мне приходилось бороться с малоприятными явлениями. Ваша светлость, возможно, не ведает, что одна-единственная деталь способна уничтожить самый модный туалет. Например, вспомним почтенного Питера Хейлинга, чьи костюмы были настолько точно подогнаны по фигуре, что требовались усилия трех лакеев, чтобы натянуть их на него. Сэр Питер обладал ногами редкостной красоты, а его лицо пленяло. Но все эти достоинства пропадали впустую, поскольку шея мистера Хейлинга была столь короткой, что изъяна не способен был скрыть ни один шейный платок. Я могу рассказать его светлости о множестве гримас природы. Однажды я служил у господина с роковой склонностью к полноте. Мы стягивали его талию как могли, но безуспешно. А лицом он был не менее красив, чем вы, милорд, да простится мне моя дерзость.

– Не вгоняй меня в краску, Тиммс, – саркастически отозвался маркиз. – Меня вовсе не прельщают лавры Адониса. Так все же, каковы мои недостатки?

Мистер Тиммс ответил кратко:

– У вашей светлости их нет.

Его светлость недоверчиво взглянул на слугу.

– Что?!

– Совершенно никаких, милорд. Вы могли бы, конечно, с большей тщательностью повязывать галстук и почаще использовать щипцы для завивки и мушки, но скрывать вам нечего. Ваша светлость должен понять, что бесполезно сопротивляться природе. Когда вашей светлости потребовался камердинер, я с радостью принял эту должность. Ваша светлость может временами проявлять небрежность, которая в иных случаях была бы прискорбной, но сама фигура, лицо, руки вашей светлости настолько гармоничны, что одевать вас, милорд, доставляет величайшее удовольствие.

– О Господи!

Мистер Тиммс вкрадчиво продолжал:

– Если ваша светлость позволит наложить одну мушку… только одну…

Маркиз потерял терпение.

– Довольствуйся моими совершенными пропорциями, Тиммс. Куда подевался этот проклятый Флетчер?

Проклятый Флетчер прибыл через минуту.

– Куда подевались чертовы лакеи? – вспылил его светлость.

– Милорд, Джон вернулся. Через ворота Сен-Дени никто не проезжал. Так же как через ворота Сен-Мартен. Я дождусь возвращения Роберта и Митчела, милорд, и тотчас поставлю в известность вашу светлость.

– Через северные ворота они не проезжали… – Маркиз размышлял вслух. – Значит, этот малый направляется не в Англию. Что же в таком случае у него на уме?

Через десять минут снова появился Флетчер и бесстрастно сообщил:

– Милорд, вернулся Роберт, он говорит, что незадолго до полудня из Парижа через Королевские ворота выехала карета. В ней находились англичанин, едва изъяснявшийся по-французски, и некая дама.

Его светлость чуть не сломал рукоять хлыста.

– Дижон! Какая наглость! Подготовьте гнедую, Флетчер, и пришлите посыльного, чтобы он отнес записку мисс Марлинг.

Маркиз сел за письменный стол и обмакнул в чернила перо. Он торопливо начертал лишь одну строчку: «Они направляются в Дижон. Через полчаса я выезжаю». Вручив записку лакею, Видал схватил шляпу и отправился к Фоли, банкиру герцога Эйвона.

Когда спустя полчаса милорд вернулся, у входа его ждала легкая карета. Один из лакеев пытался впихнуть в экипаж две огромные коробки. Его светлость грозно осведомился, чем это он занимается.

– Вещи принадлежат даме, милорд, – испуганно объяснил лакей.

– Даме? Какой еще даме? – Видал раздраженно сжал кулаки.

Ответом на его вопрос явилась возникшая в дверях кузина. На лице мисс Марлинг под премиленькой шляпкой, подвязанной розовыми ленточками, застыло упрямое выражение.

– Ну наконец-то, Видал! – нетерпеливо воскликнула Джулиана.

– Какого дьявола ты здесь делаешь? Тебя это не касается!

Мисс Марлинг с вызовом взглянула на его светлость.

– Я еду с тобой!

– Ни черта! – взорвался маркиз. – Нет, моя прекрасная леди, юбки мне в дороге не нужны.

– Я еду с тобой, – непреклонно повторила мисс Марлинг.

– Нет, не едешь, – вскипел Видал и сделал знак конюху.

Джулиана схватила Видала за руку и зло прошипела:

– Ты не тронешься без меня! Тебя волнует только твоя мерзкая Мери, но, да будет тебе известно, она убежала с моим Фредериком, и потому я поеду, даже если мне придется для этого нанять почтовую карету! Так и знай, Видал!

Его светлость хмуро взглянул на разбушевавшуюся кузину.

– Вот как? Сомневаюсь, что ты получишь удовольствие от поездки в почтовой карете.

– Так ты берешь меня с собой? – Мисс Марлинг топнула изящной ножкой.

Его светлость пожал плечами.

– Придется, но на месте твоего мужа я бы потом тебя как следует проучил, моя девочка. – Он бесцеремонно запихнул Джулиану в карету и спросил: – Тетушка знает?

– Я оставила письмо, в котором постаралась объяснить неотложность своего отъезда.

– Хорошо, – буркнул Видал и захлопнул дверцу.

Один из лакеев поднял ступени кареты. Форейторы уже находились в седлах, а конюх держал лошадей под уздцы. Видал натянул перчатки, взял поводья в левую руку и вскочил на лошадь.

– К Королевским воротам! – крикнул он и изо всех сил натянул поводья, чтобы пропустить карету вперед.

На первой же станции мисс Марлинг потребовала, чтобы ее выпустили. Пока меняли лошадей, она подвергла едкой критике поведение его светлости и каретные рессоры. Мисс Марлинг пожаловалась, что никогда ее так сильно не трясло. Она недоумевала, как мужчина может быть столь жесток по отношению к даме.

– Я так и думал, – ответил Видал. – Может, это путешествие отучит тебя вмешиваться в мои дела.

– В твои дела? – задохнулась от возмущения мисс Марлинг. – Неужели ты воображаешь, что меня сколько-нибудь заботят твои дела? Я еду по своим собственным делам, дорогой кузен!

– Тогда перестань ныть и ворчать, – парировал он.

Оскорбленная в лучших чувствах, мисс Марлинг проследовала к карете. На следующей остановке она даже не выглянула в окно, но еще через двенадцать миль вновь явила свету свое очаровательное личико.

Наступили сумерки, очертания предметов едва проступали в поднимающейся от остывающей земли сизой дымке. На карете давно уже зажгли фонари, а из окон небольшого постоялого двора лился уютный свет.

– Видал, нельзя ли нам здесь переночевать? – спросила мисс Марлинг.

Его светлость разговаривал с одним из конюхов. Закончив разговор, он не торопясь подошел к кузине. На нем был плащ с тройной пелериной из темно-желтой ткани.

– Устала? – спросил он.

– Конечно, устала, глупец! – Мисс Марлинг не стеснялась в выражениях.

– Так отправляйся в гостиницу, – приказал он. – Мы там пообедаем.

– Но я не способна проглотить ни кусочка.

Не обращая внимания на жалобы кузины, Видал отвернулся и снова заговорил с конюхом. Мисс Марлинг, вне себя от гнева, ворвалась в гостиницу, где услужливый хозяин препроводил ее в отдельную гостиную. В камине мерцали угли, и Джулиана, пододвинув поближе стул, протянула к огню озябшие пальцы.

Вскоре появился маркиз. Он кинул плащ на стул и принялся ворошить тлеющие дрова.

– Так лучше, – удовлетворенно вздохнул он, когда в камине весело заиграли языки пламени.

– Теперь дрова дымят, – заметила мисс Марлинг страдальческим голосом.

С неким подобием улыбки его светлость обернулся к кузине.

– Твоему раздражению, дорогая Джу, имеется вполне заурядная причина – ты голодна.

Мисс Марлинг яростно втянула в себя воздух.

– Ты отвратительно обращаешься со мной! – пожаловалась страдалица.

– Чепуха! – рассмеялся маркиз.

– Меня так трясло и подбрасывало, что чуть не вылетели все зубы. Ты впихнул меня в свою мерзкую карету, словно багаж, и даже не снизошел до того, чтобы сесть рядом.

– Я никогда не сажусь в карету, когда можно ехать верхом, – равнодушно сказал его светлость.

– Ничуть не сомневаюсь, что, будь на моем месте Мери Чаллонер, ты мигом бы навязал ей свое общество!

Маркиз снял нагар со свечи, глаза его сверкнули.

– Это, моя дорогая, совсем другое дело.

Мисс Марлинг еще раз объявила, что никогда не встречала более грубого человека. Его светлость лишь рассмеялся, и мисс Марлинг разразилась обвинительной речью.

Видал какое-то время слушал причитания Джулианы, потом перебил:

– Милая кузина, ты хочешь догнать наших беглецов или нет?

– Разумеется, хочу! Но разве для этого необходимо гнать с такой сумасшедшей скоростью? Они доберутся до Дижона не быстрее чем за два-три дня, и, как мне казалось, у нас есть время, чтобы настичь их.

– Мы нагоним их уже сегодня ночью, – зловеще произнес Видал. – Они не более чем в трех часах от нас.

– Что? Неужели мы догоняем их так быстро? Тогда беру свои слова назад, Видал. Едем немедленно!

– Сначала пообедаем, – охладил Джулиану кузен.

– Как, – трагически вопросила мисс Марлинг, – ты всерьез уверен, что я способна думать о еде?!