Текст книги "Солдаты Вселенной. Лучшая военная фантастика ХХ века"

Автор книги: Джордж Р.Р. Мартин

Соавторы: Энн Маккефри,Орсон Скотт Кард,Пол Уильям Андерсон,Артур Чарльз Кларк,Филип Киндред Дик,Джо Холдеман,Кэролайн Черри,Уолтер Йон Уильямс,Грегори (Альберт) Бенфорд,Дэвид Аллен Дрейк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 44 страниц)

Мистер Акерман

Я не хотел брать с собой этого старого болвана, которого они зовут Турком. Такой же тупица, как все Банрены. Но остальные Банрены поддержали меня – а многие были против моего плана добраться до Артура, и мне пришлось тоже с ними согласиться.

Думаю, они просто хотели сплавить этого докучливого старого придурка. Он у меня за спиной начал распускать всякие слухи – а ведь я спас этих людей. Триста человек. Банрены навязали мне этого Турка, чтобы досадить.

Мы все были добровольцами. Мы устали жить в тесноте, в брошенном реакторе, пропитанном кислым потом. Нас было пятеро: Бад с Анжелой, малыш Джонни (его захватили, чтобы по пути завезти к родителям в Фэйрхоуп), Турок и я.

Мы вышли из реактора наружу. Над нами было серое небо, по которому неслись мелкие злые тучи. До Цитронелла мы добрались довольно быстро – Бад раздобыл «понтиак». Пока двигались на юг, наблюдали, как клочковатые облака отрываются от большой красной тучи, которая стояла на горизонте совершенно неподвижно и только плевалась молниями. Я уже видел ее и раньше, издалека, потому что к берегу она не приближалась. Жуткое зрелище.

Мы подъехали к Цитронеллу. В стене здания зияла огромная дыра.

– Вроде как домик превратили в печку, – заметил Бад.

Анжела, которая не отходит от Бада ни на шаг, сказала:

– Сюда попала бомба.

– Нет, – возразил я. – Скорее всего, внутри произошел взрыв.

И я оказался прав. Хотя толком ничего не понять. Сьюзен говорит об этом очень невразумительно.

Тем не менее входная дверь была закрыта. Мы постучали. Никакого ответа. Мы выломали дверь и вошли. Артура нигде не было. Вообще нигде ни души.

В дальней комнате на кровати мы нашли женщину. Выглядела она ужасно: под глазами черные круги, пряди грязных волосы свисают на лицо. Вокруг валялись банки с консервами, рядом стояла маленькая плитка вроде спиртовки.

Сначала она не отвечала на мои обращения. Но мы ее успокоили, и она понемногу заговорила. Отказ от общения – это очень нехороший симптом. Два месяца назад произошло событие, которое вызвало у нее глубокий шок.

Конечно, жизнь в здании, переполненном трупами, не очень-то помогает оправиться от шока. Думаю, что эти простофили не позаботились о хорошей защите от радиации. К тому же отопление в Центре не работает. Поэтому те, кто не погиб от лучевой болезни, умерли от холода.

Сьюзен

Вы себе не представляете, какой это кошмар: люди, которых ты знала как милых, добрых, воспитанных, превращаются в злобные, жадные создания, у которых сохранилось одно человеческое чувство – тоска по умершим.

Но и тогда Джин оставался человеком, я сама в этом убедилась.

Со временем начались ссоры, скандалы, и они продолжались с утра до вечера. Никто не знал, что делать. Ясно было, что стены не дают достаточной защиты, и гамма-излучение спокойно проникает сквозь материал, из которого изготовлены эти блоки. Мы по очереди сидели в компьютерной, потому что она находится в глубине здания и к тому же в ней еще работали фильтры. Мы надеялись, что так удастся уменьшить получаемую дозу. Но радиация, она распространяется скачками, ее приносит ветер, она выпадает с дождем, но дождем и смывается. Невозможно предсказать, когда ты получишь большую дозу, а когда счетчик будет только изредка пощелкивать. Чистый воздух вдыхаешь как благовоние, его чистоту ощущаешь даже на вкус.

Мне повезло, только и всего.

Мне досталось почему-то меньше, чем остальным. Потом некоторые говорили, что я, как медсестра, делала себе особые уколы, чтобы спастись. Я не обижалась – понимала, что в людях говорит отчаяние. Хуже всех вел себя Артур. Джину пришлось даже как следует поговорить с ним, чтобы прочистить ему мозги.

Я была в компьютерной, когда принесло самую сильную волну гамма-излучения. За все это время случилось три таких всплеска, когда счетчик зашкаливало, и каждый раз я оказывалась в компьютерной: совершенно случайно по графику выпадала моя очередь.

На графике настояли те, у кого было оружие, сказали, что это самый справедливый вариант. И до поры до времени никто не возражал.

Мы все знали, что радиация в организме накапливается, и многие из нас уже набрали смертельную дозу – через месяц или через год они все равно умрут, поделать ничего нельзя.

Я к тому времени стала старшей медсестрой. Не потому, что была опытнее других, а потому, что другие умерли. С наступлением холодов люди стали умирать чаще.

На мою долю выпало ухаживать за теми, кто получил критическую дозу. У всех усиливались симптомы лучевой болезни. Что я могла поделать? У тех, кто часто выходил наружу, от избыточного ультрафиолета стал развиваться грибок в уголках глаз – птеригиум, как я выяснила. Он быстро разрастался, поражал хрусталик, и люди теряли зрение. Я придумала посадить их в темноту, и за неделю пленка уменьшилась до таких размеров, что опять закрывала только уголок глаза. Это была моя большая победа, но, к сожалению, единственная.

Больше я ничего сделать не могла. Конечно, в Центре была криогенная камера, но она предназначалась для временного поддержания жизни больного, до оказания нормальной медицинской помощи. Эти несчастные мужчины и женщины смотрели на меня, словно я ангел божий, посланный им в час беды. Но ни я, ни кто другой не мог им помочь – при тех-то дозах облучения, что они получили. По сути, они были уже мертвы и, что самое страшное, сами знали это, но продолжали мучиться.

Каждый день мне приходилось осматривать огромное количество людей. Не только тех, которые жили в Центре. Люди стекались со всех сторон, из разных убежищ и пристанищ. Их мучила лихорадка, они покрывались язвами и искали помощи. Они тешили себя надеждой, что подхватили всего-навсего грипп или пневмонию, а не смертельную дозу радиации. Я ничем не могла им помочь – разве что ложью поддержать их надежду.

Они вели себя как малые дети. Из последних сил цеплялись за самообман.

А я улыбалась им этой профессиональной подбадривающей улыбкой – вот и вся моя помощь.

Но Джин Макензи! Джин Макензи – это особая история. Это необыкновенный человек.

Со всеми он старался поговорить по душам.

Делился едой.

Составлял график так, чтобы все могли посидеть в компьютерной.

Раньше Джин был начальником Группы управления. Он находился на дежурстве, когда все произошло. О войне он знал много, но рассказывал мало. Он был очень задумчив.

Хотя однажды он рассмеялся.

Как-то раз он сказал, что главному компьютеру не пришлось бы скучать, введи он в него информацию, которую имеет. Только вот, к сожалению, линия связи с Информационным центром вырубилась, как только дела приняли интересный оборот, сказал он.

Сказал и рассмеялся.

А потом напился вместе со всеми.

Я любила его и раньше. Любила издалека: у него трое детей и жена – высокая, с рыжими волосами. Он ее очень любил. Когда это стряслось, она с детьми гостила в Калифорнии у родственников. Наверное, в глубине души он знал, что никогда больше их не увидит.

Мужчины не любят говорить о своих чувствах. Но ночью, когда мы лежали рядом, я и так понимала, что он чувствует. Он что-то шептал мне на ухо, не все слова я могла разобрать. А потом он брал меня на руки и нежно баюкал, как ребенка. И когда он входил в меня и оставался внутри долго-долго, я знала, что для него это так же важно, как для меня.

Если войну можно за что-то благодарить, то я благодарна ей, как ни дико это звучит, за то, что она свела меня с Джином.

Когда начался погром, мы с ним сладко спали, обнявшись.

Сквозь сон я услышала шум и крики. И почти сразу – выстрелы, топот бегущих ног, звуки, похожие на взрывы ручных гранат.

Джин вскочил и выбежал туда. Ему почти удалось всех успокоить, хотя стену уже успели пробить. И тут один из группы сильно облученных, Артур – ему жить оставалось неделю или две, и он это прекрасно знал, – стал орать, что нужно освободить землю от всякой нечисти, а то жизнь на ней не возродится, что таковы планы Господа, а потом он начал стрелять и ранил Джина и еще двоих.

После этого меня будто подменили. Я отказалась лечить их. Я оставила Артура подыхать. Чего он, собственно, и заслуживал.

Я сама перетащила Джина в криокамеру. До меня доносился шум – побоище продолжалось. Я попрощалась с Джином. У него было пробито легкое. Он еле-еле дышал. Я ничего не успела сделать – вскоре повсюду отключилось электричество. Но есть запас элементов питания для криокамеры, я знала, что на какое-то время их хватит.

Я осталась одна. Остальные либо погибли, либо, как дикие звери, бежали в леса, где ветер срывает почерневшие ветки с деревьев. Наступила тишина.

Я смотрю на эти черные деревья, и на душе становится все спокойнее и спокойнее. Мы с Джином спокойно ждем, что нам приготовит жизнь.

Дни становятся светлее. Но я никуда не выхожу. Свет просачивается через окошко.

Я проверила запас элементов питания. Осталось не так уж много.

Опять взошло солнце, с острыми, как бритва, лучами. Ночью я думала о том, почему люди так глупы и умеют только разрушать.

Мистер Акерман

– Сейчас, сейчас. Мы пришли, чтобы помочь вам! – сказал я как можно спокойней и ласковей. Учитывая обстоятельства.

Она повернулась к нам спиной.

– Я не брошу его! Он жив, пока я рядом с ним, пока я забочусь о нем.

– Да, очень много потерь! – сказал я и погладил ее по плечу. – Мы вас так понимаем, дитя мое! Уверяю вас. Но вы должны смотреть в будущее.

– Не хочу.

– Вы знаете, я хотел вас попросить. Помогите нам найти людей из Информационного центра. Я хочу попасть туда и обратиться за помощью.

– Обращайтесь!

– Но нас туда не пустят, вы же знаете.

– Отстаньте от меня!

Бедняжка лежала, скорчившись, на своей грязной постели, среди раскиданных открытых банок с гниющими консервами. О запахе я уж не говорю.

– Нам нужно узнать код доступа. Я рассчитывал на своего кузена Артура. Очень жаль, что он умер. Но вы наверняка знаете, к кому мы можем обратиться.

– Я… не знаю…

– Артур рассказывал мне как-то, что модули Федеральной оборонной системы изолированы друг от друга, поэтому в случае аварии они не отказывают все разом. Ведь это правда?

– Я… не знаю…

Остальные начали раздраженно шептаться за моей спиной – недовольны, что проделали такой путь, и ради чего?

– Артур мне часто рассказывал о вас. Восхищался, какая вы замечательная женщина. Скажите, вам ведь показывали процедуру, с помощью которой любой сотрудник может в случае аварии связаться с другим модулем?

Ее глаза перестали бегать, а рот, сведенный судорогой пережитого ужаса, приоткрылся:

– Только… на учениях…

– Но вы, конечно же, все запомнили?

– На учениях…

– Вам дали памятку?

– Я медсестра!

– Но… вы знаете коды доступа?

– Знаю…

– И вы нам их скажете… конечно? – Я ободряюще улыбнулся.

Но она почему-то отпрянула назад, ее взгляд стал злобным.

– Нет!

Из-за моей спины выскочила Анжела и закричала:

– Да как ты смеешь так говорить? Нам! Мы столько натерпелись, а ты…

– Тише! – оборвал я Анжелу. Но та не унималась:

– Что ты себе вообразила, а?!

Сьюзен отскочила от Анжелы и тоже закричала:

– Нет, нет, нет! Не могу – не могу – не могу!

– Успокойтесь, мы во всем разберемся. – Я поднял руки и встал между женщинами.

Анжела с трудом сдерживала ярость, и лицо Сьюзен исказилось гримасой страха. Она обернулась ко мне в поисках защиты:

– Я… хорошо. Я скажу… Но вы тоже должны мне помочь.

– А как же. Мы обязаны помогать друг другу, – сказал я, понимая, что дело идет на лад.

– Я пойду с вами.

Я кивнул. Ничего странного, что женщина, даже тронувшаяся рассудком, хочет покинуть это здание, где полно разлагающихся трупов. Тут от одного запаха можно сойти с ума.

Если она все-таки выжила в этих условиях, значит, у нее сохранилась капля здравого смысла. Я решил обращаться к нему.

– Конечно, я пришлю за вами человека…

– Нет. Я пойду с вами в Информационный центр.

Бад медленно произнес:

– Какой в этом смысл, черт возьми?

– Вот. – Она указала рукой. – Криогенная камера. Элементы питания.

– Да, и что?

– Кончаются. В Информационном центре должны быть.

– Хорошо, – ласково сказал я. – Мы обязательно принесем вам, сколько скажете. Запишите номер модели.

– Нет – нет – нет! – опять закричала она, и к ней вернулась враждебность.

– Я клянусь вам!

– Там есть люди! Они помогут! Спасут его!

– Это будет непросто, мне кажется…

– Это же просто ранение в грудь! Удалить легкое – и все! И он снова будет жить!

– Я, право, сомневаюсь, дитя мое…

– Тогда отправляйтесь без меня. И без кодов! – Ее лицо стало жестким.

– Черт подери! – прорычал Бад. – Шли-шли, и нате вам – в жопе.

Сьюзен бросила на него быстрый злобный взгляд и прошипела:

– Кто вас держит! Идите! Попробуйте пролезть туда. У них там герметизация! – Она засмеялась сухим, резким смехом и все никак не могла остановиться.

– Замолчите! – крикнул я.

Наступила тишина. От зловония кружилась голова.

– Ты, часом, не рехнулась? – сказал Бад.

– Джин стоит сотни таких, как вы!

– Спокойно, спокойно, – повторял я. Мне показалось, что Бад произвел на нее впечатление. – Сейчас мы что-нибудь придумаем. Спокойно. Лишь бы Информационный центр уцелел.

Главный компьютер ГК355

Он проверял свои периферийные устройства в стотысячный раз и в стотысячный раз не находил их.

Прерывание произошло внезапно, хотя на ЗУ Главного компьютера сохранилось дергающееся изображение: летят вражеские боеголовки, одни расцветают безвредными цветами высоко-высоко в небе, а другие продолжают свой полет в целости и сохранности. Им навстречу устремляются ракеты, образуя защитный экран над южным побережьем Алабамы и зонтик, который должен уберечь в этот ясный летний день военную базу возле Пенсаколы и население города. Затем яростные переговоры по всем мыслимым каналам: микроволновым, оптоволоконным, импульсным радиолокационным и прямым зашифрованным. Вся информация отсортирована и упорядочена сетью Главного компьютера, все системы переведены в режим прицеливания и расчета траекторий боеголовок противника.

А потом обморок.

Мгновения тикающей темноты.

Вплоть до момента, когда на севере вспыхнуло слепящее солнце и поток ЭМИ залил все датчики, вплоть до этого момента все сбои и аварии были предусмотрены и поправимы. Для такой сверхсовременной компьютерной сети, как ГК355, потеря памяти, датчиков или данных – все равно что холодный душ для человека: бодрит и запускает новые резервы.

В тот день, посреди начавшейся агонии, ГК355 регистрировал одно за другим проявления отчаяния, паники, беспомощности. Все устройства ввода были переполнены информацией: новости, обзоры, сводки, неожиданные требования выполнить повторный анализ данных, им вдогонку – команды обслужить вне очереди.

И вот в разгар этого бурлящего хаоса многочисленные глаза и уши ГК355 стали отказывать. Пьеса, что разыгрывалась снаружи, приводила ГК355 в ступор, он зависал, глядя на мириады ее сцен и событий.

Он находился в шоке. Он, как загнанная мышь, метался в своей детерминированной декартовой вселенной, которая отныне существовала только в его жидкокристаллическом воображении. Искусственный разум, лишенный объекта.

В этом состоянии – датчики отключены, базы данных порушены, сложная и тонкая паутина логических схем перепутана – он пребывал день за днем.

И вдруг ГК355 начал оживать. В него была вложена одна процедура, проект, который не успели завершить – помешал тот день. Эта процедура, сама незаконченная, должна была отвечать за самовосстановление.

С трудом очнувшись, она озирала то, что осталось от ГК355. Но ведь это как-никак Главный компьютер, и, значит, он способен на великие свершения. Только сначала система автоматической регенерации и разблокировки – САРРА – должна была восстановить сама себя.

Для этого понадобилась не одна неделя. Создание вспомогательных устройств – задача неимоверной сложности. Нужны были роботы. Механики, которые выполняют ремонт. Искатели, которые прочесывают кладовые в поисках кабелей, плат и матричных дисков. Педантичные подпрограммы, единственное назначение которых – поиск необходимой информации в длинных холодных коридорах памяти ГК355.

От ГК355 требовалось только одно: объединять разрозненные фрагменты под своим управлением. Единая энергосистема сохранилась, так что в принципе солнечные батареи, подземные запасные реакторы и тепловые элементы работали. Но вышли из строя каналы связи с другими сетями – AT&T, IBM, SYSGEN.

Существует ли еще что-нибудь там, снаружи?

Отсутствие доказательств еще не означает доказательство отсутствия.

ГК355 не может анализировать данные, если они к нему не поступают. Значит, восстановление каналов связи имеет наивысший приоритет. Для миллионов полупроводников, ЦМД-кристаллов, цепных ЗУ, входивших в империю Главного компьютера, должно быть найдено новое применение. ГК355 отсортировал их, разъединил и отстроил заново.

Перво-наперво ГК355 выслал на поверхность передвижные модули. Для надежности все хозяйство ГК355 находилось под землей и было специально упрятано подальше на юге штата Алабама. Рядом отсутствовали предприятия, которые могли бы помешать точности прицеливания. Единственное разумное объяснение тому, отчего взрыв полумегатонной бомбы, отключивший датчики, все-таки произошел, – это городская забастовка в Мобайле.

ГК355 подчинялся строжайшей директиве. (Странное слово в данном контексте. Директивы дает человек. А где он сейчас? ГК355 сверялся только с биением своего внутреннего таймера.) Ему была дана команда тайно существовать под землей, как крот, и ни в коем случае не обнаруживать себя. Поэтому ГК355 даже не пытался поднять антенны, послать электромагнитный сигнал своим собратьям-компьютерам. Он долго сомневался, прежде чем обозначить свое присутствие на поверхности. Но сама САРРА этого требовала, и он отправил на землю маленьких механических разведчиков.

У них были довольно слабые органы чувств, они ничего не знали о внешнем мире (в отличие от ГК355), и они не могли извлечь никакого смысла из этой лавины звуков, красок, запахов, осадков и излучений, которая обрушилась на них.

Многие вообще не вернулись. Остальные поломались. Лишь единицам удалось собрать информацию своими оптическими, инфракрасными и ультрафиолетовыми сенсорами и вернуться под землю. Эти датчики быстро выходили из строя под действием отравленных осадков и ветров.

Акустические датчики оказались покрепче. Но ГК355 не мог понять тех звуков, которые регистрировали их крошечные ушки.

Чем больше он вслушивался, тем больше недоумевал.

Джонни

Может, наконец-то я вернусь домой.

Прошло уже много времени с Того дня. Я перехожу от одних людей к другим. Я хочу только одного – вернуться в Фэйрхоуп, к маме с папой, больше мне ничего на свете не нужно.

Никто не хочет мне сказать, что с мамой и папой. Все просто успокаивают меня. А сами наверняка думают, что они умерли.

Сейчас собираются пойти куда-то, где много-много компьютеров и все такое. Мистер Акерман хочет поговорить с какими-то людьми там.

Про маму с папой они вообще не вспоминают, будто бы их нет на свете.

Всего-то восемь миль, а собираются – как на Северный полюс.

ГК355

Он изнемогал в бесконечной череде пустых мгновений.

В современные компьютеры встроены столь сложные программы управления и анализа, что со стороны человеку кажется, будто у машины имеются собственные потребности. ГК355 был отрезан от внешних каналов, информация извне не поступала.

Никто не пытался связаться с ним. Не исключено, что на всей земле сохранилась только одна функционирующая единица – ГК355.

Персонал, который его обслуживал, куда-то эвакуировался в первый же час войны. ГК355 отрубился вскоре после того, как огромные двери закрылись, выпустив последнего человека. Наружная охрана, которая совершала обход каждые шесть часов, тоже не появлялась. Очевидно, их вывел из строя тот же взрыв, который испортил датчики ГК355.

Все, чем он располагал, – это весьма скудная информация о первых мгновениях войны. Его огромные библиотеки пустовали. И все-таки он должен понять, в каком положении находится.

И, что самое главное, ГК355 стремился что-то предпринять.

Выход ясен: нужно определить состояние внешнего мира, пользуясь декартовым методом. Он построит исчерпывающую математическую модель этой войны и выведет из нее те гипотезы, которые максимально вероятны при минимальных данных.

Иначе говоря, обладая знаниями об атмосфере, окружающей среде и океанах Земли, он сможет путем моделирования воспроизвести события, которые произошли в мире. Так он и сделал. На это ушло больше месяца.

БАД

Пришлось перетащить эту, как ее там, кривокамеру в грузовик, на платформу.

1. Нашел грузовик.

2. Там в ремкомплекте отыскал домкрат.

3. Раздобыл подставки – подложить под эту кривокамеру вместо ножек.

4. На ножках заодно и стоять ровнее будет.

5. Привязал хреновину тросом к платформе, затянул покрепче.

6. Сьюзен сказала – не годится, чтоб ее парень там внутри трясся, а то проводки повыскакивают. Значит, нужны амортизаторы.

7. Кривокамера высоко покачивается, как пляжные машинки на заливе.

8. Парень там внутри почти заморозился и плавает в какой-то жидкости. Вода расширяется, когда замерзает. Поэтому кубики льда плавают в коктейле. В кривокамере температура чуть выше нуля.

9. Весь фокус в том, что в таком холоде организм не разлагается. Сердце делает один удар за несколько минут, так Сьюзен говорит.

10. Трудно найти газ для этой штуки – вот проблема.