Текст книги "Солдаты Вселенной. Лучшая военная фантастика ХХ века"

Автор книги: Джордж Р.Р. Мартин

Соавторы: Энн Маккефри,Орсон Скотт Кард,Пол Уильям Андерсон,Артур Чарльз Кларк,Филип Киндред Дик,Джо Холдеман,Кэролайн Черри,Уолтер Йон Уильямс,Грегори (Альберт) Бенфорд,Дэвид Аллен Дрейк
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 44 страниц)

Трехствольные орудия и автоматы мгновенно среагировали на этот залп. Атаковавшие попадали: кто замертво, а кто – чтобы перезарядить оружие.

– Второй взвод, взорви к черту этот шахтный ствол и догоняй нас, – приказал Причард. Головной танк уже израсходовал половину зарядов своей защитной системы. – Майкл-Первый-Три, пристройся позади Первого-Один. Майкл-Один впереди.

Кови понимающе ухмыльнулся. «Плуг» увеличил скорость до максимума. На дороге были люди Бено – те, кто не успел попасть в Портелу до начала обстрела, и те, кто сбежал, когда артиллерия принялась крушить дома. Глиссеры пехоты оказались в ловушке между природными скалами и нагромождениями обломков развалившихся зданий, между своей собственной сравнительно низкой скоростью и стремительно надвигающимся «Плугом». Раньше деревья давали им хоть какое-то преимущество, а теперь мятежники оказались как на ладони. Зажигательные снаряды обрушились на них, превратив в пылающие факелы, освещающие собственную похоронную процессию.

Для трехствольного орудия Дженни бронежилеты не представляли преграды: оно косило людей короткими очередями, буквально разрывая их на части. Одно из противотанковых орудий – другое, что ли, похоронено в Портеле? – лежало, привалившись к скале; его водителя убило осколком снаряда. Проезжая мимо, Роб выстрелил в орудие из пушки. То же сделали и два следующих танка. На третьем выстреле боезапас воспламенился и взорвался с ослепительной вспышкой.

Противотанковые пушки все еще оставались на гребне, но уже не стреляли, хотя было видно, что они покорежили значительную часть дороги. Может, экипажи разбежались, когда началась стрельба, а может, Бено приказал им прекратить огонь из опасения попасть в своих. Гребень прорезала узкая теснина. «Плуг» пополз по ней вверх, и на вершине в него под разными углами врезались три снаряда.

Из-за того, что нос танка был задран, два снаряда превратили в пыль часть передних лопастей и прикрывающих их «юбок». Нос «Плуга» опустился, во все стороны полетели искры. Третий снаряд лишь слегка задел орудийную башню слева, заставив иридий зазвенеть от удара. Броню не пробило, и тем не менее изнутри ее испещрили белые полосы. Температура в танке поднялась до тридцати градусов. Пока «Плуг» тормозил, сержант Дженни дал очередь из пулемета по самой крайней слева противотанковой пушке, и почти сразу же на нее обрушился залп ракетных гаубиц Хаммера. Но это уже не имело значения. Пушка взорвалась: даже издали было видно, как она вспыхнула. Силуэт одного из артиллеристов, подброшенного испаряющимся металлом, промелькнул высоко в воздухе.

Однако оставались еще две пушки; они выстрелили, разорвав темноту ночи и взорвав командирский танк.

От удара снаряда, задевшего правую сторону орудийной башни, внутрь корпуса брызнули капли иридия. Воздушной волной Причарду заложило уши. Роб Дженни повис, накренившись в своей «сбруе»; правую руку ему полностью сожгло выстрелом. Левая рука почернела в том месте, где касалась голого металла, который искрил и звенел, когда цепи замкнуло. Из-за перегрузки радиоприемники Маргрит взорвались один за другим. Однако видеоэкраны работали, и орудийная пушка мирно гудела, когда Причард со своего пульта управления разворачивал ее вправо.

– Выруби питание! Роб горит! – пронзительно закричала Маргрит.

Шлем с нее сорвало, густые волосы стояли дыбом, словно усики хлебной плесени. Причард навел орудие, и линию гребня осветил еще один взрыв.

– Дэнни! Наш боезапас! Он может…

Последняя уцелевшая пушка Бено с грохотом снесла трехствольное орудие и купол «Плуга». Труба автоматической загрузки снарядов начала самопроизвольно стрелять внутрь танка. Однако орудийная башня все еще вращалась.

Электричество потрескивало вокруг сапог Причарда и подножки танка, когда он выстрелил снова. Снаряд пронзил ночь, и на этот раз ответного выстрела не последовало. Причард все жал и жал на выключатель, в ноздри ему бил запах озона, перегревшегося пластика и горящей плоти друга. Между голубыми вспышками скала, под прикрытием которой находился бункер с пушкой, казалась белой. Она потрескивала и стекала, словно тающий на солнце снег. Пушка отстреляла свое – навсегда.

Труба автоматической загрузки опустела. Причард отключил питание. Свет внутри и пляшущие дуги разрядов погасли, осталось лишь затухающее мерцание раскаленного иридия. Танки один за другим проезжали мимо затихшего «Плуга» и с ревом устремлялись к гребню. Деморализованные люди Бено начали бросать оружие и сдаваться.

Причард вручную разблокировал «сбрую» Дженни и подвесил ее горизонтально. Сержант дышал, но был без сознания. Причард включил фонарик на батарейках и держал его, пока Маргрит специальным спреем обрабатывала ожоги. Время от времени она останавливалась и иголкой отделяла одежду от плоти.

– Это нужно было сделать, – прошептал Причард.

Пожертвовав Хаакином, он заманил Бено в «мышеловку», дал ему возможность развязать войну, в которой пехота просто не могла победить. Сейчас Хаммер добивал отряд Барта, зажатый в иридиевых тисках. Государственный Совет Фрисленда не позволил бы полковнику действовать, знай они о его намерениях заранее, но перед лицом ошеломляющей победы им просто не останется ничего другого, как продиктовать французам условия.

– Это нужно было сделать. Но вот я гляжу на то, что натворил…

Причард взмахнул правой рукой, словно собираясь сделать жест, охватывающий дымящиеся развалины Портелы и трупы хаакинцев на дороге. Однако вместо этого он с силой ударил кулаком по казенной части орудия. И потом, как бы наказывая самого себя, ударил снова. Маргрит вскрикнула и, выставив руку, помешала капитану нанести третий удар.

– Марги, – с мукой в голосе сказал Причард, – человеческие существа не поступают так по отношению друг к другу.

Однако солдаты поступают.

И палачи.

Гарри Тартлдав

Гарри Тартлдав приобрел широкую известность как автор альтернативной фантастики, когда вышел в свет его роман «Пропавший легион», первый в цикле «Легион Видесса». В нем рассказывается, как римский легион был перенесен в мир, где властвует магия. После этого Тартлдав не раз исследовал воздействие на историю различных альтернативных событий, в том числе в таких книгах, как «Агент Византии» (средневековые времена) и «Ружья Юга» (путешественники во времени меняют ход течения Гражданской войны в Америке). В саге «Великая война» изображается Америка, в которой Соединенные Штаты и Конфедерация южных штатов поддерживают противные стороны в Первой мировой войне. Его амбициозная серия «Мировая война», включающая романы «Флот вторжения», «Ответный удар», «Око за око» и «Великий перелом», представляет собой альтернативный вариант развития Второй мировой войны, в котором вторгшиеся на Землю инопланетяне провоцируют иные по сравнению с реальными альянсы между враждующими сторонами. Тартлдав – автор множества других сочинений, среди которых сборник рассказов «Расхождения», юмористический фэнтези-роман «Дело о свалке токсичных заклинаний», а также шеститомная сага «Хроники Великой войны», в которой реалии Первой мировой войны переносятся на фэнтези-мир.

Последний символ

Отказ от применения насилия – первый символ моей веры. Он же и последний символ моих убеждений.

Мохандас (Махатма) Ганди.

Мне известны лишь два средства, при помощи которых без труда можно одержать победу над разумом: ужас и сила.

Адольф Гитлер. «Моя борьба».

Танк прогрохотал по Раджпат, мимо развалин Мемориальной арки, в направлении Индийских ворот. Сами ворота еще стояли, хотя в последнем сражении накануне падения Нью-Дели в них попало несколько артиллерийских снарядов. Над воротами трепетал флаг Соединенного Королевства.

По обе стороны улицы, провожая взглядами танк, выстроились британские солдаты. Их полевая форма цвета хаки была грязной и разорванной; в строю было много раненых в несвежих бинтах. Англичане смотрели устало, загнанными взглядами побежденных, хотя здесь, в Индии, они сражались до последнего, не жалея ни людей, ни патронов.

Индийские ворота приближались. Когда танк проезжал мимо, заиграл военный оркестр. Музыкантов по такому случаю принарядили. Слабые звуки волынок были едва слышны в жарком и влажном воздухе.

В тени ворот в ожидании одиноко стоял человек.

Ехавший в орудийной башне «панцера-4» фельдмаршал Вальтер Модель [16]16
  Вальтер Модель (1891–1945) – генерал-фельдмаршал германской армии. Следует отметить, что в альтернативно-историческом рассказе Г. Тартлдава большинство героев – реальные персонажи военной истории XX века.


[Закрыть]чуть нагнулся и заметил, обращаясь к своему адъютанту:

– В церемониях такого рода англичанам нет равных.

Майор Дитер Лаш издал ядовитый смешок.

– У них было время попрактиковаться, господин командующий. – Ему пришлось возвысить голос, чтобы перекричать рев двигателей танка.

– Что это за мелодия? – спросил фельдмаршал. – Она имеет какой-то конкретный смысл?

– Она называется «Мир перевернулся вверх дном», – ответил Лаш, вместе со своим британским коллегой принимавший участие в разработке официальной церемонии капитуляции. – Музыканты армии лорда Корнуоллиса [17]17
  Имеется в виду эпизод из времен Войны за независимость, а именно Принстонское сражение, когда американцы под командованием Дж. Вашингтона разбили войска англичан, которыми командовал лорд Корнуоллис.


[Закрыть]играли ее, когда он сдавался американцам в Йорктауне.

– Ах, американцам…

Модель настолько погрузился в свои мысли, что едва не выронил из правого глаза монокль. Но тут же вставил его на место. Пожалуй, этот монокль был единственной деталью, роднившей его с шаблонным образом высокопоставленного немецкого офицера. Модель вовсе не был тощим пруссаком с ястребиной физиономией. Однако его полноватое лицо имело твердое выражение, а приземистое тело подпитывалось энергией воли лучше, чем худые фигуры многих аристократов, страдающих несварением желудка.

– Да, есть еще американцы, – повторил он. – Ну ничего, с ними разберемся потом, не так ли? Пока хватит. Не все сразу.

Танк остановился. Водитель выключил двигатель, и внезапно стало поразительно тихо. Модель проворно спрыгнул на землю, в этом у него имелся большой опыт: вот уже восемь лет он выпрыгивал из танков – с тех пор, как во время польской кампании стал штабным офицером IV корпуса.

Стоящий в тени человек вышел вперед и отдал честь. Немецкие фотографы старательно фиксировали этот исторический момент, и лампы-вспышки освещали его длинное, усталое лицо. Англичанин не обращал ни на вспышки, ни на самих фотографов абсолютно никакого внимания.

– Фельдмаршал Модель, – вежливо сказал он таким тоном, словно собирался заговорить о погоде.

Моделя восхитило его хладнокровие.

– Фельдмаршал Окинлек, [18]18
  Окинлек Клод Джон Эйр – британский фельдмаршал. С 1943 по 1947 год – главнокомандующий британскими войсками в Индии.


[Закрыть]– ответил он и тоже отдал честь, давая противнику возможность еще несколько последних секунд оставаться с ним на равных. После чего перешел к насущным проблемам: – Фельдмаршал, вы подписали акт о капитуляции Индийской армии Великобритании военным силам рейха?

– Да, – ответил Окинлек и достал из левого кармана гимнастерки сложенный лист бумаги. Однако, прежде чем вручить его Моделю, добавил: – Вы позволите мне сделать заявление? Совсем короткое?

– Конечно, сэр. Мы с удовольствием выслушаем вас, и, пожалуйста, не торопитесь.

Как победитель Модель мог позволить себе быть великодушным. Помнится, он даже разрешил высказаться маршалу Жукову во время советской капитуляции в Куйбышеве – сразу после этого маршала увели и расстреляли.

– Благодарю вас. – Окинлек холодно наклонил голову. – В таком случае позвольте заметить, что меня просто вынудили согласиться на унизительные условия, что оказалось чрезвычайно тяжело для храбрых солдат и офицеров, служивших под моим командованием.

– Я понимаю вас, сэр. – Округлое лицо Моделя мигом утратило добродушное выражение, а в голосе его зазвенела сталь. – Должен напомнить, однако, что сейчас военное время, и с учетом этого мое обращение с вами следует рассматривать как акт милосердия, за что Берлин, кстати, может объявить мне дисциплинарное взыскание. Когда Британия в сорок первом году капитулировала, всем имперским силам было приказано также сложить оружие. Полагаю, вы не ожидали, что мы доберемся до далеких колоний, но учтите, с точки зрения закона, я могу рассматривать вас как обычных бандитов.

Щеки Окинлека медленно побагровели.

– Для бандитов мы чертовски хорошо задали вам жару.

– Это правда. – Модель оставался в рамках вежливости. Он не станет говорить, что, по его мнению, лучше десять раз принять честный бой, чем иметь дело с партизанами, – вот уж кто не давал покоя Германии и ее союзникам в оккупированной России. – Желаете еще что-нибудь добавить?

– Нет, сэр. – И с этими словами Окинлек вручил немцу подписанный акт о капитуляции и свое личное оружие.

Фельдмаршал убрал пистолет в пустую кобуру, которую взял с собой специально для этого. Пистолет вошел не очень хорошо: кобура была рассчитана на «вальтер П38», а не на грубое убойное оружие английской фирмы. Теперь, впрочем, это вряд ли имело значение. Церемония капитуляции практически закончилась.

Окинлек и Модель в последний раз отсалютовали друг другу. Британский фельдмаршал сделал шаг в сторону. К нему подошел немецкий лейтенант, которому предстояло доставить англичанина к месту заключения.

Майор Лаш взмахнул рукой, и флаг Соединенного Королевства сполз вниз по флагштоку. Его место на Индийских воротах заняла свастика.

Лаш осторожно постучался и просунул голову в кабинет фельдмаршала.

– Там прибыл какой-то индийский политик. Он хочет с вами встретиться, господин фельдмаршал.

– Ах да, чуть не забыл! Прекрасно, Дитер, пусть войдет.

Моделю приходилось иметь дело с отдельными индийскими политиками еще до британской капитуляции – и с целыми ордами их сейчас, когда сопротивление англичан было подавлено. Он вообще не питал к племени политиков особой симпатии, хоть к индийским, хоть к русским, хоть даже к немецким. Фельдмаршал знал по собственному опыту, что, какие бы религиозные принципы они ни провозглашали, их прежде всего заботила собственная выгода.

Он слегка удивился, когда адъютант ввел посетителя: самый обычный человек – невысокий, хрупкий, смуглый. Характерная для индийцев худощавая фигура и простая белая хлопчатобумажная набедренная повязка – единственное одеяние вошедшего – резко контрастировали с викторианской роскошью дворца, откуда наместник Модель теперь управлял вновь завоеванной территорией рейха.

– Садитесь, герр Ганди, – сказал фельдмаршал.

– Благодарю вас, сэр.

Когда посетитель сел, он выглядел словно ребенок в кресле, предназначенном для взрослого: оно казалось слишком широко для него, а мягкие, туго набитые подушки даже не прогнулись под столь маленьким весом. Однако глаза этого человека, заметил Модель, не были глазами ребенка. Они со сбивающей с толку проницательностью смотрели на него сквозь очки в проволочной оправе.

– Я пришел узнать, когда можно рассчитывать, что немецкие солдаты покинут нашу страну?

Модель, нахмурившись, наклонился вперед. Ганди говорил по-английски с акцентом, и на мгновение у фельдмаршала мелькнула мысль, что он неправильно понял гостя. Убедившись, что это не так, он сказал:

– По-вашему, мы проделали такой путь исключительно в туристических целях?

– Нет, конечно. – В голосе Ганди явственно прозвучало неодобрение. – Туристы не усеивают свой путь трупами.

– Вот уж точно, туристы не платят столь высокую цену за путешествие! – взорвался Модель. – Однако дело даже не в этом, смею заверить вас, что мы никуда отсюда уходить не собираемся.

– Мне очень жаль, сэр, но я не могу допустить подобного.

– Выне можете? – У Моделя снова чуть не вывалился монокль. Ему уже приходилось сталкиваться с самонадеянностью политиков, но этот тощий старый дьявол просто излучал убежденность. – А вы не забыли, что я могу кликнуть своего адъютанта, и вас прямо сейчас расстреляют у стены этого здания? И вы будете не первым, уверяю вас.

– Да, я понимаю, – печально ответил Ганди. – Но если вы уготовили мне такую судьбу, то учтите: я уже старый человек. И не брошусь бежать прочь со всех ног.

Жизнь на войне научила Моделя безразлично относиться к перспективе возможного ранения или смерти. И сейчас в глазах старого человека фельдмаршал увидел нечто похожее, хотя сам он пришел к этому далеко не сразу. Спустя мгновение до него дошло, что угроза не только не напугала Ганди, но даже… позабавила его. Испытывая некоторое замешательство, фельдмаршал спросил:

– У вас есть серьезные проблемы, нуждающиеся в рассмотрении?

– Только одна, которую я уже обозначил. Нас больше трехсот миллионов. И это несправедливо – чтобы нами правили другие, не важно кто, немцы или британцы.

Модель пожал плечами.

– Что толку рассуждать о справедливости. Уверяю вас, у немцев хватит силы удержать завоеванное.

– Где нет справедливости, там не может быть и силы, – ответил Ганди. – Мы не позволим вам держать нас в рабстве.

– Вы угрожаете мне? – проворчал Модель.

Честно говоря, смелость индийца удивила его. Большинство местных жителей виляли хвостами перед новыми хозяевами. Сейчас, по крайней мере, перед ним сидел человек неординарный.

Ганди покачал головой, хотя Модель видел, что им по-прежнему руководит не страх, а нечто иное.

«Это очень, очень неординарный человек», – снова подумал фельдмаршал, который уважал мужество, когда сталкивался с ним.

– Нет, сэр, я вам не угрожаю. Я всего лишь делаю то, что считаю правильным.

– Очень благородно с вашей стороны.

Хотя фельдмаршал намеревался сказать это иронически, к вящей досаде Моделя, его слова прозвучали почти искренне. Ему уже не раз приходилось слышать подобные выспренные фразы – от англичан, от русских, да и от немцев тоже. Ганди, однако, поразил его: казалось, этот человек и правда говорит то, что думает. Модель потер подбородок, размышляя, как же ему договориться со столь непримиримо настроенным деятелем.

Большая зеленая муха с жужжанием влетела в кабинет фельдмаршала. Услышав этот мерзкий звук, Модель на мгновение оживился. Он вскочил и попытался прихлопнуть муху, но промахнулся. Насекомое какое-то время летало вокруг, а потом уселось на ручку кресла Ганди.

– Убейте ее, – велел Модель. – На прошлой неделе одна из этих проклятых тварей укусила меня в шею, и опухоль до сих пор все еще не спала.

Ганди замахнулся было, но задержал руку в нескольких дюймах от мухи. Она испуганно взлетела. Ганди встал. Для человека, которому под восемьдесят, он двигался удивительно проворно. Индиец выгнал муху из кабинета, не обращая внимания на Моделя, который наблюдал за ним, открыв от удивления рот.

– Надеюсь, муха больше вас не побеспокоит, – сказал Ганди так спокойно, будто в его поведении не было ничего необычного. – Видите ли, я исповедую ахимса – непричинение вреда ни одному живому существу.

Модель вспомнил падение Москвы и запах горящих тел в прохладном осеннем воздухе. Вспомнил автоматные очереди, косившие казачью кавалерию, не позволяя ей даже приблизиться, и ржание раненых коней, куда более душераздирающее, чем крики женщин. Все это он видел собственными глазами, слышал собственными ушами – но было еще многое, очень многое, о чем он знал только из чужих уст и о чем предпочитал лишний раз не думать.

– Герр Ганди, – сказал он, – и как же, интересно, вы предполагаете, не применяя силу, заставить подчиниться нас своей воле?

– Я никогда не говорил, что не буду применять силу, сэр. – Посетитель улыбнулся, как бы приглашая фельдмаршала разделить с ним удовольствие от понимания столь тонкого различия. – Я против насилия. Если мои люди откажутся сотрудничать с немцами, как вы их принудите? Что вам останется, кроме как предоставить нам поступать по своему усмотрению?

Если бы не ум, светившийся в глазах Ганди, Модель счел бы индуса сумасшедшим. Хотя… ни один сумасшедший не сумел бы доставить англичанам столько хлопот. Но, может, дело было лишь в том, что их упадочное, разложившееся владычество просто не вызывало у этого человека страха? Модель предпринял новую попытку.

– Вы отдаете себе отчет в том, что ваши слова не что иное, как предательство по отношению к рейху? – резко спросил он.

Ганди склонил голову.

– Вы, конечно, можете сделать со мной все, что пожелаете. Мой дух останется жить среди моего народа.

Модель почувствовал, что лицо его вспыхнуло. На свете мало людей, не восприимчивых к страху. Просто так уж ему «повезло», угрюмо подумал он, столкнуться с одним из них.

– Я предостерегаю вас, герр Ганди. Или полное повиновение представителям рейха, или – пеняйте на себя.

– Я буду делать то, что считаю правильным, и ничего больше. Если немцы станут прилагать усилия к освобождению Индии, я с радостью буду сотрудничать с ними. Если нет, тогда, к моему глубокому сожалению, мы – враги.

Фельдмаршал дал посетителю еще один, последний шанс внять голосу разума.

– Если бы речь шла только о нас с вами лично, еще могли бы оставаться хоть какие-то сомнения в том, как станут развиваться события.

«Не слишком, впрочем, серьезные, – мысленно добавил он, – учитывая, что Ганди на двадцать лет меня старше и такой хрупкий, что его можно переломить, точно веточку». Выкинув из головы эти не относящиеся к делу мысли, фельдмаршал продолжал:

– Но позвольте спросить, герр Ганди, где ваш вермахт?

Меньше всего на свете Модель ожидал, что его вопрос снова позабавит индийца. И тем не менее выражение искрящихся глаз за стеклами очков не вызывало сомнений.

– Не сомневайтесь, господин фельдмаршал, у меня тоже есть армия.

Модель, никогда не отличавшийся особым терпением, наконец не выдержал.

– Вон! – взревел он.

Ганди встал, поклонился и вышел. Майор Лаш просунул было голову в кабинет, но свирепый взгляд фельдмаршала заставил его торопливо прикрыть дверь и ретироваться.

– Ну? – Джавахарлал Неру нервно мерил комнату шагами. Высокий, стройный, мрачный, он возвышался над Ганди, при этом, однако, не подавляя его. – Осмелимся ли мы вести в отношении немцев ту же политику, которую применяли против англичан?

– А разве может быть иначе, если мы хотим, чтобы наша страна стала свободна? – ответил Ганди. – По доброй воле немцы не сделают то, чего мы добиваемся. Модель произвел на меня впечатление человека, не слишком отличающегося от британских лидеров, которым мы успешно досаждали в прошлом. – И он улыбнулся, вспомнив, как пассивное сопротивление индийцев раздражало чиновников, которым приходилось с этим бороться.

– Очень хорошо. Значит, сатьяграха. [19]19
  Сатьяграха (санскр.) – буквально «упорство в истине», форма политической борьбы, носящая ненасильственный характер. Разработана и применена на практике М. Ганди.


[Закрыть]

Неру, однако, не улыбался; он не обладал чувством юмора в той мере, как его старший товарищ.

– Боишься снова угодить в тюрьму? – мягко поддразнил его Ганди.

Оба они во время войны провели немало времени за решеткой, пока наконец англичане не выпустили их, в тщетных усилиях обрести поддержку индийского народа.

– Считай как хочешь. – Неру, однако, не был склонен поддерживать разговор в игривом тоне и настойчиво продолжил: – Меня пугают доходящие из Европы слухи.

– Вот уж не думал, что ты воспринимаешь их так серьезно. – Ганди удивленно и с легкой укоризной покачал головой. – Во время войны противники всегда чернят друг друга, как могут.

– Надеюсь, что ты прав. Тем не менее, признаюсь, я был бы более уверен в правильности нашей линии, если бы мне показали в армии оккупантов хотя бы одного еврея – офицера или пусть даже рядового.

– Ну, положим, не так-то просто найти хотя бы одного еврея и в побежденной армии. Британцы тоже не питают к ним особой любви.

– Согласен, это трудно, но все же возможно. Немцы же объявили евреев вне закона. Англичане никогда бы не пошли на такое. Я никак не могу выкинуть из головы рассказы того человека по фамилии Визенталь. [20]20
  Симон Визенталь (1908–2005) – знаменитый «охотник за нацистами», бывший узник концлагерей, всю жизнь посвятивший поиску военных преступников. С его помощью были арестованы и преданы суду А. Эйхман, комендант концлагеря «Треблинка» Ф. Штангль и многие другие нацисты.


[Закрыть]Помнишь, того самого, который добирался сюда бог знает как из Польши через Россию и Персию?

– Я ему не верю, – решительно заявил Ганди. – Ни один народ не может безнаказанно творить такие вещи и при этом рассчитывать уцелеть. И где они могли найти людей, которые согласились бы исполнять все то, о чем он рассказывал?

– Azad Hind, – сказал Неру.

В переводе это означало «Свободная Индия» – так назывались индийские части, добровольно сражавшиеся на стороне немцев.

Однако Ганди покачал головой.

– Они всего лишь солдаты и поступают как солдаты. Рассказы Визенталя – это зверство совсем другого порядка. Подобные вещи не могут существовать, не разъедая при этом изнутри породившее их государство.

– От всей души надеюсь, что ты прав, – ответил Неру.

Вальтер Модель с такой силой захлопнул за собой дверь, что сидевший в приемной за письменным столом адъютант даже подпрыгнул от страха.

– Хватит болтовни на сегодня, – сказал Модель. – Нужно хлебнуть шнапса, чтобы уничтожить во рту привкус этих проклятых индийцев. Если хочешь, Дитер, пойдем вместе.

– Благодарю вас, господин фельдмаршал. – Майор Лаш бросил ручку и энергично вскочил. – Иногда мне кажется, что легче было завоевать Индию, чем теперь править ею.

Модель закатил глаза.

– Без тебя знаю. Лучше распланировать десять новых кампаний, чем прозябать здесь. Уж скорее бы из Берлина прислали людей, обученных административной работе в колониях.

Бар был устроен по образцу английских пабов. Он был темный, тихий, обитый ореховым деревом; на стене доска для метания дротиков. Однако за стойкой стоял немецкий сержант в серой полевой форме, а температура, несмотря на лениво вращающийся на потолке вентилятор, приближалась к тридцати пяти градусам по Цельсию. И если первое еще было возможно в оккупированном Лондоне, то второе – нет.

Модель быстро сделал глоток, еще один, а потом начал пить уже медленнее, смакуя напиток. Тепло растеклось по телу – тепло, не имеющее ничего общего с вечерней жарой. Немец откинулся в кресле, сложил пальцы «домиком» и заметил:

– Какой длинный день.

– Да уж, господин фельдмаршал, – ответил Дитер. – После стычки с наглецом вроде этого Ганди любой день покажется длинным. Мне редко приходилось видеть вас таким сердитым. – Учитывая характер Моделя, это заявление дорогого стоило.

– Что? Ах да, Ганди. – В тоне Моделя не чувствовалось раздражение, скорее задумчивость, и Лаш с любопытством посмотрел на командира. – На мой взгляд, он стоит дюжины ординарных людишек.

– Ганди? – Адъютант уже не пытался скрыть своего удивления.

– Он честный человек. Говорит, что думает, – и будет действовать соответственно. Я могу убить его… Однако переубедить его нельзя. – Модель сделал еще глоток шнапса. И как будто засомневался, не зная, стоит ли продолжать. – Знаешь, Дитер, после его ухода у меня было видение.

– Видение? – Теперь в голосе Лаша явственно прозвучала тревога.

Словно прочтя мысли своего адъютанта, фельдмаршал криво улыбнулся.

– Нет, нет, я не собираюсь давать зарок не есть мяса и носить сандалии вместо сапог. Просто мне вдруг померещилось, что я римский прокуратор, внимающий проповеди раннехристианского священника.

Лаш вопросительно вскинул бровь. Подобные размышления были не в духе Моделя, человека здравомыслящего почти до тупости и законченного материалиста – весьма ценные качества для штабного офицера. Поэтому, исследуя неожиданно открывшиеся ему глубины, майор действовал с известной долей осторожности.

– И как, по-вашему, чувствовал себя римлянин, столкнувшись с человеком такого типа?

– Чертовски сбитым с толку, я полагаю. – Похоже, Модель вернулся к своей обычной манере разговора. – И, между прочим, только потому, что он и его товарищи не знали, как поступать с такими фанатиками. Мы с тобой сегодня христиане. Вот так, Дитер.

– Действительно. – Майор потер подбородок. – Это плохо?

Модель засмеялся и допил шнапс.

– С твоей или моей точки зрения – нет, но я сомневаюсь, что старый римлянин согласился бы с нами. Вот точно так же и Ганди ни за что не согласится со мной касательно того, как события будут развиваться дальше. Однако по сравнению с покойным прокуратором у меня есть два преимущества.

Он поднял палец, и сержант за стойкой торопливо наполнил его стакан. По кивку Лаша он долил шнапса и ему. Майор выпил и сказал:

– Надеюсь, что так оно и есть, господин фельдмаршал. Мы более цивилизованные, более сложные личности, чем римляне могли хотя бы мечтать.

Однако Модель все еще пребывал в минорном настроении.

– Неужели? Мой прокуратор был настолько сложной личностью, что проявлял ко всему снисходительность и совершенно не опасался противника, который не был склонен платить ему той же монетой. Наш христианский Бог, однако, – ревнивый Бог, не терпящий соперников. Национал-социалист служит Volk [21]21
  Народ (нем.).


[Закрыть]– вот кому принадлежит вся его преданность. Я невосприимчив к вирусу Ганди – не то что римлянин по отношению к христианину.

– Да, это имеет смысл, – после некоторого раздумья согласился Лаш. – Мне не приходило в голову посмотреть на все под таким углом, но теперь я вижу, что вы правы. А каково ваше второе преимущество перед римским прокуратором?

Внезапно фельдмаршал принял холодный, решительный вид – примерно так же он выглядел, когда вел Третью танковую группу на Кремль.

– Автомат, – ответил он.

Лучи восходящего солнца окрасили песчаник Красного Форта в цвет крови. Это сходство было неприятно Ганди; он нахмурился и повернулся спиной к крепости. Даже на рассвете воздух здесь был теплый и сырой.

– Лучше бы тебе отсюда уйти. – Неру приподнял свою традиционную пилотку и поскреб седеющие волосы, вглядываясь в собирающуюся вокруг них толпу. – Немцы ведь запрещают всякие скопления людей, и они возложат на тебя ответственность за это сборище.

– А с кого же еще, по-твоему, спрашивать? – ответил Ганди. – Неужели ты думаешь, что я способен послать своих сторонников навстречу опасности, а сам отсиживаться в сторонке? Как в таком случае я смогу повести их дальше?

– Генералы никогда не сражаются на переднем крае, – возразил Неру. – Да и разве мы сможем продолжить наше дело, если потеряем тебя?

– Если нет, тогда, значит, и дело того не стоит, верно? Ладно, пора идти.

Неру лишь развел руками. Ганди удовлетворенно кивнул и начал прокладывать себе путь, пробираясь в самое начало колонны. Люди расступались, пропуская его. Все еще качая головой, Неру последовал за своим старым товарищем.

Толпа медленно двинулась на восток по Чандни-Чаук, улице Серебряных Дел Мастеров. Некоторые модные магазинчики пострадали во время боев и последующих грабежей. Однако другие оказались открыты; их владельцам было все равно, чьи деньги получать за свой товар – немецкие или британские.

Один из владельцев такой лавочки, умудрившийся не похудеть за долгие годы лишений, выскочил на улицу, увидев процессию. Он подбежал к голове колонны, заметив Неру, выделявшегося ростом и элегантностью одежды.

– Вы в своем уме? – закричал он. – Немцы же запретили всякие сборища! Если они увидят вас, может произойти нечто ужасное.

– А разве не ужасно, что они лишили нас свободы, неотъемлемого права каждого человека? – спросил Ганди.

Лавочник обернулся на его голос. Глаза толстяка чуть не вылезли из орбит, когда он понял, кто с ним говорит.

– Это не просто ужасно, это несправедливо, – продолжал Ганди. – Мы не признаем права немцев запрещать нам делать то, что мы считаем нужным. Присоединяйтесь к нам?