Текст книги "Последние 18 секунд"

Автор книги: Джордж Шуман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

8

Филадельфия, штат Пенсильвания

Суббота, 7 мая

В доме Черри Мур повисла тишина. Прошло больше месяца после ее возвращения из Питсбурга, а она еще не пришла в себя. По ночам мучили кошмары, хотя не такие длительные и страшные, как прежде, и сил они отнимали меньше. Скоро весна принесет солнечный свет и целительное тепло.

Зима – это ужасно, пусть в остальном жизнь складывается удачно. Черри пришла к этому выводу, будучи еще совсем молоденькой. Однажды в полушутку она сказала, что ей не хватает света. Однако это не было шуткой даже наполовину. Существует огромная, ощутимая, невыразимая разница между светом и тьмой, и она, слепая, чувствует ее. Чувствует, наверное, потому, что полжизни ее сознание получало зрительные образы от умирающих.

Конечно, Черри могла жить где угодно, в месте с более теплым климатом, но Филадельфия для нее – родной дом.

На каминной полке громко тикали старинные бельгийские часы. По обе их стороны стояли хрустальные бабочки. Такие же бабочки стояли в спальне, в кабинете, в солярии. Одно время она не могла пройти мимо, не потрогав, не погладив игрушку. Всякий раз, выходя с Бригемом или Пейном за покупками, Черри покупала новую бабочку. Потом увлечение стало менее навязчивым.

Она зевнула. В желудке заурчало. Надо бы поесть, выпить чашку чаю, поспать. Ей лучше спалось днем, Черри чувствовала, что отдыхает. Слава Богу, дни становятся длиннее.

Засыпая и просыпаясь, она слышала, как скребутся о рамы окна ветви клена, и вспоминала, как скреблись ветки клена, когда она была маленькая. На колени ей прыгнул котенок, прижал мордочку к ее груди.

Дом Черри стоял на бруклиновском берегу Делавэра. Из-за внушительного фасада агент по недвижимости полагал, что он выдержан в стиле барокко, но Пейн считал его готикой и назвал «за́мком Мур» – большой, темный, страшный. Неподходящее жилище для слепой одинокой женщины. Больше лестниц и переходов, чем во многих домах – комнат. Черри купила его за причудливую архитектуру, за просторный солярий и лужайку между ним и рекой. Здесь она чувствовала себя и в городе, и на природе одновременно. Засвистел ветер, вороша на столе страницы книги, набранной брайлевым шрифтом. В камине закрутилась зола – восьмиметровая дымовая труба втягивала ее наверх. Черри опустила котенка на пол и пошла в кухню, задевая локтями за косяки.

Над раковиной из нержавейки шелестели кружевные занавески, из приоткрытого окна дуло. Черри зажгла газ, поставила на него почерневший чайник и села на стул.

Когда же они закончатся, эти долгие одинокие дни, о Господи?

С минуты на минуту должен прийти Бригем. Милый мистер Бригем. Но даже его приход не всегда прогонял одиночество.

Прошлой ночью ей снился Карпович, полицейский капитан, с которым она познакомилась в Питсбурге. Поездка в Питсбург была единственной за последнее время вылазкой из добровольной ссылки. Тем самым она оказала услугу одной подруге и уступила настоятельным просьбам Джона Пейна почаще выбираться из дома. Черри взялась за эту работу еще и потому, что она была не трудной и не опасной. Ничто никому не угрожало. Дело не касалось человеческой жизни. Либо она разгадает тайну женщины, пропавшей без вести тридцать лет назад, либо нет.

Значительная часть работы Черри носила спокойный характер. Где она только не побывала, помогая археологам и искателям сокровищ! Далеко-далеко от повседневной жизни и повседневной смерти, от таких географических точек, как Оахака на юге Мексики, от Уолнат-Ридж в Арканзасе и Норвича в Коннектикуте. В самых экзотических местах.

Ей снилось, как Карпович стоит в поле и грустными глазами смотрит на экскаватор, поднимающий бетонную емкость. Потом один из зубьев ковша подцепляет потертый чемодан, и столпившиеся вокруг зеваки видят, как оттуда что-то вываливается вниз. Черри тоже заглядывает в зияющую яму и видит черный пластиковый мешок с надписью «Питсбургская клиника общей терапии». Из прорехи в мешке показывается лицо красивой женщины с каштановыми волосами, лицо, которое постоянно видится ей на ветровом стекле. Страшное, зловещее зрелище.

Сон был навеян, конечно, письмом, его вчера прислал Карпович. Мистер Бригем подробно описал полароидную фотографию поместья, длинный кадиллак на дороге, стадо овец в поле за домом. На обороте снимка было написано: «„Дубовые дали“, 1969 год».

Карпович нашел фотографию в доме. «Как он внимателен», – улыбнувшись, подумала Черри.

Мистер Бригем, отставной адмирал, много лет назад овдовел. Жил он рядом, в солидном доме, увитом плющом, и преподавал политологию в Питсбургском университете. Занятия у него днем, а вечерами непременно заглядывал к Черри, читал вслух присланные ей письма, выпивал чашку чаю или бокал своего любимого портвейна. Финансовые дела Черри вел специально приглашенный бухгалтер.

Большую часть писем составляли бессодержательные вздорные послания. Первое время она пыталась отвечать на письма, но вскоре поняла бессмысленность этого занятия. Десятки тысяч писем, большинство невскрытые, лежали в картонных коробках в подвале.

Обработка корреспонденции – почти таинственная процедура. Черри не знала, на чье письмо отзовется и кому поможет, а какое оставит без внимания. Она постоянно чувствовала себя виноватой. Ее удивительного дара не хватало в мире, полном бедствий и боли.

Бригем пришел ровно в девять. Сначала прочитал несколько посланий из университетов, приглашающих Черри выступить. Затем письмо из Мексики: в городе Базилика де Гваделупе никак не могли поймать серийного убийцу. Потом письмо учительницы из Виргинии, она сообщила о смерти одного из своих учеников-четвероклассников. Женщина из Джаспера, штат Алабама, прислала пару кружевных дамских трусиков и пожелала узнать, кто спит с ее мужем. В одном письме была прядь женских волос – горюющий супруг искал свою пропавшую без вести половину, в другом – засохшая на комке ваты кровь. Страдающему малокровием срочно требовался донор.

Большинство корреспондентов имели самое смутное представление о том, что и как Черри Мур делает. Они просто уповали на то, что кто-нибудь им поможет.

Часто попадались и любовные послания, некоторые – трогательные, порой похабные. Несколько лет назад журнал для мужчин предложил Черри сфотографироваться обнаженной по пояс.

Когда с очередной партией корреспонденции было покончено, Черри попросила Бригема снова прочитать письмо учительницы.

В нем речь шла о девятилетнем мальчугане, Джошуа Бейтсе, который в Блу-Ридж около Ларея упал со скалы и разбился насмерть. В приложенной газетной вырезке говорилось, что он один забрел в горы, когда отец пилил деревья. На следующий день поисковая группа нашла тело мальчика на дне ущелья, промытого рекой Хьюз. Вероятно, он оступился в темноте и упал.

В конверт была вложена фотокарточка: школьный класс, в нем мальчик с большими карими глазами. Большинство людей не знали, что Черри слепа, и слали ей фотографии.

– Дайте мне подержать карточку. – Черри любила трогать вещи.

– Тут есть еще одна вырезка, – сказал Бригем.

– Пожалуйста, прочитайте. – Она потерла снимок Джошуа Бейтса между большим и указательным пальцами.

«Утром во вторник из Стонтона в Ларей прибыло два автобуса с добровольцами-спасателями, которые принялись за поиски к востоку от ущелья. Поиски были прекращены около часа дня, когда стало известно, что тело мальчика найдено на берегу реки Хьюз. Полиция и власти отказываются комментировать трагическое событие, но один из добровольцев назвал его несчастным случаем. Вскрытие будет произведено в Харрисонберге в начале следующей недели».

Миссис Грета Митчел, учительница погибшего мальчика, сообщала, что подала в службу охраны здоровья детей жалобу на отца ребенка. Она сама видела синяки на теле мальчика и неоднократно предупреждала власти, что ему угрожает опасность. Теперь он погиб, и официальные лица называют происшедшее несчастным случаем. Миссис Митчел надеялась, что Черри поможет полиции поймать убийцу и посадить в тюрьму. Записка заканчивалась просьбой связаться с шерифом округа Пейдж.

– Ну и что вы обо всем этом думаете? – спросила Черри.

– Если бы мне захотелось что-либо предпринять, то я взялся бы именно за это дело. Трогательная история, но боюсь, местные чинуши в мундирах и штатском смотрят на проблемы иначе.

Черри и сама знала, что полиция в небольших городках не любит, когда чужаки вмешиваются в их дела. Она прилетала куда-нибудь, а ее даже не встречали.

– Позвоните в аэропорт, – сказала она. – Вдруг билетов нет.

Он пошла в кухню заварить бескофеинового кофе, а когда вернулась, Бригем сказал, что надо немедленно собрать вещи.

– Вылет туда очень рано.

Воскресенье, 8 мая

Самолет, которым Черри летела из Филадельфии, приземлился в Харрисонберге, когда еще не было девяти. Она сразу позвонила миссис Митчел, но у той телефон молчал.

Затем она позвонила в шерифское управление округа Пейдж. Шериф сказал, что следствие по делу будет продолжено до понедельника, когда ожидается решение коронера. Это означало, что труп считается вещественным доказательством и потому недоступен. Даже для родственников.

Черри понимала, что после падения с такой высоты мальчика будут хоронить в закрытом гробу. Не исключено, что отец вообще решит его кремировать. Если в утверждениях учительницы есть хоть доля правды, обращаться к нему бесполезно.

– Не могли бы вы разыскать миссис Митчел и сообщить, что я приехала? – Вдруг это поможет, и учительница сумеет убедить шерифа.

Черри дала шерифу номер своего мобильника и сказала, что постарается найти машину, чтобы ее отвезли в Ларей. Шериф посоветовал не бросать деньги на ветер.

Через полчаса Черри тряслась в старенькой легковушке. В салоне висел застарелый табачный запах. От водителя жутко несло по́том, он постоянно надрывно кашлял. За пятьдесят долларов плюс плата за бензин водитель согласился отвезти Черри и помочь войти в здание и выйти из него.

Через сорок минут и двадцать пять миль Черри сидела в приемной шерифа и слушала, как секретарша обсуждает с кем-то субботнюю гулянку.

Шериф Ринголд заставил ее ждать пятнадцать минут, потом вышел к ней из кабинета. Его поразило, что посетительница слепая, но он и виду не подал.

– Билл Ринголд, – произнес он, взяв Черри под локоть и ведя к себе. В его комнате было тепло, пахло копиркой и машинным маслом. – Мисс Мур, – начал он, закрыв дверь, – я являюсь выборным должностным лицом и несу ответственность прежде всего перед избирателями этого округа, в том числе перед отцом погибшего мальчика Каспером Бейтсом.

– Я не собираюсь вмешиваться в ход следствия. Я приехала по просьбе одной из ваших избирательниц, у которой появились сомнения относительно отца погибшего мальчика. В присланной мне статье говорится, что аутопсия назначена на следующую неделю. Вот я и подумала, что если поспешу, то побуду несколько минут с телом мальчика до того, как его отвезут в Харрисонберг. Вот, собственно, и все.

– Как вы и просили, я связался с миссис Митчел. Грета – хорошая женщина, очень хорошая, мисс Мур. И к своей работе относится серьезно. Но она не сидит в этом кресле и не несет такую ответственность, какую несу я. Труп является вещественным доказательством и охраняется, как и все вещдоки. Полицейский не должен показывать их публике.

– Я прошу лишь о том, чтобы немного подержать руку мальчика. К нему ведь уже прикасались те, кто вынес его с гор. – Как бы сдаваясь, Черри подняла обе руки и вздохнула. – Впрочем, вы, вероятно правы, шериф. Я необдуманно поступила. На меня произвело впечатление письмо миссис Митчел.

Черри услышала скрип кресла шерифа и его шаги. Он обошел стол и сел на него, напротив Черри.

– Я утром позвонил своему приятелю в управление полиции. Мы с ним в академии ФБР учились, в Квонтико. Он тоже кое-кому звякнул. Есть мнение, что вы – настоящий человек и классный спец.

Черри устремила невидящий взгляд прямо перед собой.

– Я никогда не любил Каспера Бейтса. Пьяница он и подлец. Настоящим отцом парню никогда не был. Убей, не могу понять, почему его не взяли в детский дом. Вот и случилось то, что случилось. – Шериф встал. – А сейчас мы на моей машине едем в больницу. Там вы спуститесь в морг попрощаться с вашей троюродной сестрой Джанетт Гренвилл. Она умерла вчера от болезни почек и по просьбе родственников из Калифорнии будет кремирована. Я ненадолго оставлю вас с ней, а рядом будет другой труп. Через десять минут я возвращаюсь и везу вас к себе. Там вас будет ждать ваш таксист. На обратном пути мы поговорим и на том поставим точку. Вас это устраивает, мисс Мур?

– Устраивает, шериф, – сказала она негромко, – большое спасибо.

Ринголд повел ее к своему автомобилю.

– Мисс Мур, коронеру известно, что Бейтса подозревают в побоях сына. В Ларее секретов нет. Все всё знают. Он считает, что кровоподтеки нанесены мальчишке до смерти, но это не доказывает, что его убили. Свидетелей происшествия нет, и никто не может доказать, что причина смерти – не падение с высоты. Иными словами, что бы вы ни увидели, что бы ни почувствовали, происшествие будет считаться несчастным случаем. Понимаете?

– Да, шериф.

В морге было холодно, пахло антисептиками. Шериф Ринголд закрыл за собой дверь. Черри нащупала детское плечико и по предплечью спустила руку до мальчишеского запястья. Руки у людей разные – большие и маленькие, с мягкой кожей и мозолистые. По ним Черри определяла характер человека. Рука Джошуа Бейтса казалась беззащитной.

Сквозь вентиляционные отверстия в потолке Черри слышала, что в соседней комнате включена полицейская рация. Она нащупала выступающую из-под кожи косточку. Запах антисептиков стал отдавать алкоголем.

– Виски? – прошептала она.

Она бежит, продирается сквозь ветки, в глазах слезы, развязался шнурок на туфле, выкрик: «Я тебе покажу, чертовка!» Голос пьяный, впереди ручей, вода холодная, зацепилась за колючку варежка, ей надо спрятаться, выиграть время. Боже мой! Как он оказался тут? В руках у него цепная пила, вот он подходит к ней. «Па, я нечаянно пролила, честное слово! Сейчас еще принесу виски».

Черри вылетела из Харрисонберга последним рейсом, радуясь, что ей не придется провести ночь в каком-нибудь захудалом отеле.

Она вошла в дом. В комнатах пахло сыростью. Таксист внес ее вещи. Она дала ему на чай, заперла за ним дверь и включила отопление. Наполнила ванну горячей водой и позвонила Бригему, сказала, что сегодня ей хочется побыть одной.

Черри проспала до полудня и проснулась с ощущением, что подхватила насморк. Вечером заглянул Бригем, но, почувствовав, что соседка не склонна к общению, выпил чашку чаю и ушел.

Днем на ее автоответчик пришло сообщение:

– «Мисс Мур, это шериф Ринголд. Простите, что не смог в воскресенье выполнить вашу просьбу. Надеюсь, вы не обиделись. Странно, но в статусе известного вам дела произошли серьезные изменения. На затылке у мальчика коронер обнаружил рану, которая никак не могла быть результатом падения. Один из моих заместителей просмотрел содержимое инструментального ящика Каспера Бейтса. Оказалось, что масляная насадка на его цепной пиле совпадает по диаметру с этой раной. Полиция выходит в Большое жюри с ходатайством возбудить сегодня дело об убийстве. – Голос шерифа напрягся. – Это мне и хотелось вам сказать. Вы были правы. Алло, вы меня слышите?»

Черри положила трубку, села на диван и заплакала.

9

Уайлдвуд, штат Нью-Джерси

Суббота, 7 мая

Когда О'Шонесси приехала домой, Тим уже ждал ее на передней лужайке. Девочки сидели с няней на ступеньках крыльца. У каждой был за плечами рюкзачок. Настала суббота и очередная неделя их побывки у отца.

Она обняла дочек, и те кинулись к отцовскому джипу.

– Девчонки, вы слушайтесь папу! – крикнула она им. – И не забудьте пристегнуть ремни.

– Не забудем, ма, не забудем, – притворно закатила глаза старшая.

О'Шонесси перехватила взгляд Тима, кивнула и отвернулась расплатиться с няней. Она знала: ему хотелось, чтобы она тоже подошла к машине, но держала марку.

На обед Келли съела баночный суп с тунцом, накрошив туда крутое яйцо, и несколько подсоленных крекеров. Потом вытерла мебель, пропылесосила комнаты, загрузила бельем стиральную машину и испекла сладкие булочки для школьного благотворительного кружка.

Усевшись в кресло-качалку, Келли включила телевизор. Она его не любила, и потому нехотя прошлась по каналам, пока не надоело. Что же все-таки им с Тимом делать?

В качестве временной меры они условились, что одну неделю девочки живут у нее, другую у него, или у его матери, если ему не позволяла работа. Свою свекровь Келли любила, девочки тоже ее любили, так что особых проблем не было. Они уже потеряли одну бабушку: мать Келли умерла прошлой осенью.

Тем не менее постоянные переезды начали сказываться на успеваемости дочерей. На прошлой неделе классная руководительница прислала записку, сообщала, что Регина два дня не делает уроки.

Вдобавок ко всему О'Шонесси надоело собирать в рюкзачки девчоночьи вещи, а на следующей неделе разбирать их. Нет, девчонкам нужен настоящий дом, постоянная постель, постоянное место для занятий. Они с Тимом должны одуматься.

Господи, младшей всего восемь лет. Сейчас семья, можно сказать, распалась, а что будет через десять лет? Мало ли что может случиться за это время. Появится мачеха? Или отчим? Такие кризисы не шутка.

О'Шонесси зажгла ароматизированную свечку и подумала, не залезть ли в ванну. В этот момент зазвонил телефон.

– Привет! Ты дома?

– Где мне еще быть? Я считала, ты занимаешься серфингом в Боготе.

– Нет, поплавал на яхте в Балтиморе. Только что вернулся, теперь можно и повеселиться, как ты смотришь?

– Кларк, я же говорила, что не умею веселиться.

– Ничего, я тебя научу.

– Даже представить твое учение страшно.

– Ты ресторан «У Киссока» знаешь? У них там креветки замечательные с приправой. Посидим, поедим. В девять устроит? Ты меня по бубенцам узнаешь.

– Захвати что-нибудь еще помимо бубенцов. – На телевизионном экране человек в шортах держал перед камерой змею. – Хорошо, в девять. Но допоздна я сидеть не буду.

Кларк Гамильтон был окружным прокурором округа Кэп-Мэй. С Келли он держался игриво, хотя границ не переходил, и эта игривость свидетельствовала о том, что она ему нравится. Келли не догадывалась, откуда он знает об ее отношениях с Тимом, но через месяц после их разрыва Кларк появился у нее в кабинете и стал расспрашивать о каком-то пустячном деле. Она знала, для чего он действительно приходит, потому что три или четыре раза ему отказывала.

Кларк был высокий привлекательный мужчина, может, даже слишком привлекательный для полусонного Уайлдвуда, из состоятельной семьи. Окружные прокуроры в этой части Нью-Джерси не ездят на «порше» и не живут в особняках на берегу океана. Одевался он в тысячедолларовые костюмы, на левой руке поблескивал платиновый «Ролекс». В довершение всего Кларк часами не выходил из гимнастического зала и побывал в некоторых экзотических странах. Он плавал на плоту по Амазонке, а в Непале забирался на какие-то вершины.

Естественно, что имя такого видного мужчины было в Уайлдвуде у всех на слуху. О нем сплетничали в парикмахерских, в супермаркетах, даже в церкви. Веселый, обходительный, а его родня со связями. Дока в делах, но изворотливостью своей не пользуется. В его машину бросили бомбу, и ему пришлось сделать пластическую операцию. Вообще, у Кларка было немало проблем: карты, спиртное, наркотики. Его жена скончалась таинственным образом, о чем одинокие дамы возмущенно судачили, но все пали бы на колени, переступи он порог их дома.

О'Шонесси считала Кларка умным, любящим позабавиться. Но мужчина ей сейчас был не нужен. У нее две дочери и новая работа, которая отнимает много времени. Знакомство с Кларком вызывало в ней чувство вины из-за того, что она разводится с мужем и бывает на людях с холостыми мужчинами. Если бы Тим не был последним болваном, Келли не пришлось бы гадать, что думают люди, когда видят ее в обществе окружного прокурора.

Тим относится к ней хорошо. Добрый, заботливый, великодушный. Любит девочек и великолепен в постели. В сущности, в нем есть все, о чем может мечтать женщина, если не считать одной немаловажной детали: он мужчина, а мужчины, как известно, глупые, безрассудные, бездарные существа, перекати-поле, которых носит по земле с единственной целью – они ищут с кем бы потрахаться.

К глазам подступили слезы. Келли сделала три глубоких вдоха-выдоха и начала усиленно жевать жвачку. Она знала, что трех месяцев не хватит, чтобы отойти от Тима, забыть его. Но она устала мучиться всякий раз, когда думала о нем. Черт бы его побрал, пусть катится на все четыре стороны! Предательская слеза все-таки упала. Келли смахнула ее пальцем. Жизнь продолжается. Вечером Кларк Гамильтон составит ей компанию. Последнее время она чаще сидит в одиночестве.

О'Шонесси приняла душ, надела юбку и водолазку в тон, причесалась, подкрасилась. На улице было прохладно, и она взяла кожаную куртку. Если Кларк понимает, что после ужина они разойдутся по своим домам, то все будет хорошо.

Проезжая по Атлантик-авеню, О'Шонесси заметила, что многие магазины открылись после зимы: в витринах горел свет. Из Ки-Уэста постепенно возвращались дрозды. Они там зимуют.

Мерно качались дворники, смывая с ветрового стекла влажный, идущий с океана туман.

О'Шонесси остановилась под неоновой надписью «Ресторан „У Киссока“». На противоположном углу стоял автомобиль Гамильтона. Она часто видела его машину у здания суда и называла ее «серебристая с откидным верхом», пока Макгир не поправил ее: стального цвета, не серебристая. Ох уж эти мужчины!

В ресторане всегда царил полумрак, горели свечи. Из кухни доносился аромат кипящих креветок. Звучали приглушенные голоса. Начало мая, а в баре уже полно народу. Большинство – туристы, открывающие летний сезон, но там находился и недавно разведенный Бен Кинг, владелец стриптиз-клубов. Рядом с ним сидел Ян Винкельман, служащий банка, причем не один. О'Шонесси удивилась, но вот мелькнула белозубая улыбка Кларка Гамильтона, и она поняла, что через минуту-другую ее тоже будут рассматривать как под микроскопом.

Кларк стоял за ее стулом, когда она садилась.

– Каким пойлом травимся? Я всегда думал, что ты ромовая женщина.

– Нет, мне «Маргариту».

Кларк откровенно любовался ею. Белокурые с рыжеватым отливом волосы свободно спадали на плечи, на тонко очерченном подбородке ямочка, на губах поблескивающая помада.

– Ну как, готовы выпить? – спросил из-за стойки бара Киссок.

– Всегда готовы! – шутливо отозвалась О'Шонесси.

– Как Гас? – посерьезнел Киссок.

Она удивленно посмотрела на мужчин.

– Славная пара, таких людей я не встречал. Не могу поверить, что это правда.

– Постойте-постойте, о каком Гасе вы говорите? – Единственный Гас, которого она знала, был Гас Мейерс, ведавший химической лабораторией при их управлении, которого она видела два часа назад.

– Ну вот, дернул меня черт за язык. – Киссок оперся руками о крышку бара, потом налил в бокал текилы. – Это насчет Агнессы. Рак желудка у нее. Доктора считают, не выживет.

– Не может быть! – озадаченно произнесла Келли.

– Я такой женщины никогда не видел. Может, еще поправится.

О'Шонесси знала, что несколько месяцев назад, в праздники, у Агнессы начались колики в животе, и он возил ее в больницу, думал, что язва. Агнесса к тому же нервничала из-за скоропостижного развода младшей дочери и ее переезда к родителям и из-за того, что ей пришлось поместить отца в пансион для стариков. Гас тогда первый и единственный раз говорил о своих бедах.

– Будем надеяться, что у них все обойдется, – сказала она Кларку.

В руках у вернувшегося Киссока был смеситель. Он налил «Маргариту» Келли, а потом поставил бутылку пива Кларку. Через заднюю дверь вошли двое посетителей, и он поспешил им навстречу.

О'Шонесси обвела взглядом зал, к счастью, знакомых лиц не было.

– Изучим меню или сразу закажем креветки? – спросил Кларк.

Ей нравились его руки: тонкие пальцы, аккуратно подстриженные ногти. Помимо «Ролекса», других украшений на нем не было.

– Начнем с креветок.

– Знаешь, меня немного удивило, что ты согласилась выйти сегодня из дома.

– А я удивилась, что ты позвонил мне. – Келли подняла свой бокал и сделала несколько глотков.

Он посмотрел на ее руку. На безымянном пальце по-прежнему было обручальное кольцо.

– Вы же расстались, правда? – тихо произнес он.

Она кивнула.

– Надеюсь, ты не допустила ошибку?

– Я же здесь. – Келли похлопала Кларка по руке. – Не волнуйся, все в порядке.

Бен и Ян терли лотерейные билеты и пили какую-то прозрачную жидкость. Ян поймал ее взгляд, и она подумала, что у него заговорщический вид.

– Я еще не привыкла к этому! – вырвалось у нее. – Не привыкла к разводу. Ты ведь знаешь наш Уайлдвуд. О тебе сразу начинают сплетничать. Но я даже не уверена, что у нас с Тимом все закончено. Нам еще надо о многом подумать и многое решить.

Главное, о чем им предстояло подумать, – это, конечно, Регина и Марсия. Каждый раз, приезжая после недельной побывки у отца, они спрашивали мать, когда же возвратится домой папа. Сначала О'Шонесси полагала, что девочек подговаривает Тим, но чем дольше об этом размышляла, тем больше убеждалась, что они действительно этого хотят. Мама и папа должны устроить так, чтобы всем было хорошо.

Келли потянулась к своей сумочке и достала упаковку «Никорет».

– Никак не отделаюсь от дурной привычки, – вздохнула она, кидая жвачку в рот.

– Не знал, что ты курила.

– Начала, когда сдавала на сержанта. Глупо, конечно, но это помогало мне расслабиться. Затем только на работе курила и когда выбирались с Тимом в ресторан, то есть почти никогда. – О'Шонесси выглядела смущенной. – Мы много времени уделяли девочкам.

С каждой минутой посетители ресторана становились веселее. Энди Уильямс запел «Реку под луной», песню, от которой Келли с тех пор, как умерла мама, хотелось плакать. Последнее время причин для слез появилось еще больше, а где-то она читала, что если у человека глаза на мокром месте, значит, он впал в депрессию.

– А ты не был женат? И детей нет?

– Однажды чуть не женился, но в последнюю минуту сбежал, – улыбнулся он. – Вернее, она сбежала.

Кларк нравился Келли еще и потому, что он не занят лишь самим собой, как часто водится у юристов и служащих органов правопорядка.

– Знаешь, я впервые в ресторане с тех пор, как разошлась с Тимом, – заметила Келли.

– Я не удивлен. Вижу, как ты нервничаешь.

– Сегодняшняя наша встреча не похожа на любовное свидание, она какая-то странная. Не принимай это на свой счет. Все дело во мне.

Принесли креветки. Они ели, и Кларк рассказывал о парусном путешествии в Мэриленде. У них добрая традиция отмечать дни выпуска общим сбором бывших однокурсников юридического факультета. Они снимают в Балтиморе большую яхту и плывут до Сент-Майкла на другом берегу Чесапика.

Они говорили о погоде и о том, какими были в детстве. О деле, которое вел сейчас Кларк. О похищении Энн Карлино и о бывшем капитане полиции, который упал с лестницы и сломал шею за пять дней до того, как его дочь в Филадельфии застрелили в магазине дамской одежды.

Келли заказала вторую порцию «Маргариты» и подумала, что ей хорошо с Кларком. Образованный, обходительный, общительный. И собой недурен, очень даже недурен… Чего же в нем не хватает?

– Что, если мы заглянем к Траперу и выпьем на посошок? Там словно новых сил набираешься.

– В танцзал нам, старикам? – засмеялась О'Шонесси. – Нас туда просто не пустят.

– Да ладно тебе! Ты же не станешь уверять меня, что не умеешь танцевать. И потом, это рядом. – Он взял ее за руку. Неужели Кларк всерьез предлагает пойти на танцульки? – Давай заглянем для забавы. – Он улыбнулся пожилой паре, шедшей к двери.

Келли подумала о Тиме. Хотелось, чтобы ее почаще брали за руку.

* * *

Ветер гнул верхушки деревьев. В свете уличных фонарей Келли подъехала к дому и вошла через незапертую кухонную дверь. Наступила полночь, она устала, но знала, что слишком взвинчена и не уснет. Достав из холодильника бутылку минеральной воды, Келли уселась в кресло-качалку и стала смотреть, как за окном сквозь дождь посверкивают молнии.

Она откинула голову, закрыла глаза, вспомнила, как они поцеловались.

От Трапера они вышли держась за руки. А это неплохо – потанцевать. Тим – самый лучший на свете муж и отец, но он ни разу не водил ее на танцы. Ни разу.

Было уже поздно, когда они вернулись. Ресторан закрылся, свет был погашен, посетители разошлись по домам. Келли надеялась, что никто не обратил внимания на ее автомобиль, стоящий у входа. И тут на нее накатила бесшабашная удаль, какую она испытывала только в молодости.

Потом она сидела в машине Кларка в тепле, в темноте, в полной тишине, если б не шорох дворников, смывающих со стекла капельки дождя.

– Спасибо за прекрасный вечер, – произнес он.

«А он недурен, очень даже недурен», – снова подумала Келли.

– Тебе тоже спасибо. Отлично провели время.

Она подвинулась к дверце, но Кларк взял Келли за руку, притянул к себе и поцеловал в губы.

Она не целиком поддалась ему, но и не отодвинулась. Поцелуй был долгий и сладкий. От Кларка хорошо пахло, и прикосновения его были приятны. Да, черт возьми, ей было приятно, что он трогает ее. Затем он отпустил Келли и прислонился лбом к ее лбу.

– Могу я надеяться, что мы снова увидимся?

Келли нащупала замок на дверце, открыла ее.

– Да! – сказала она, выходя из машины под дождь.

* * *

Сайкс сидел в кабине своего грузовика на общественной стоянке в начале Кресс-стрит в нескольких кварталах от эстакады. Наступил субботний вечер, но стоянка была почти пуста. Еще месяц, и пляжи и эстакада наполнятся людьми. По всему берегу понесется музыка с колеса обозрения, с качелей и пиратского корабля.

На ветровике оседал влажный туман с океана. Оттуда несло запахом рыбы. Поодаль уходил в море пирс Стрейер.

Здесь Сайкс провел свою юность. Встретил Сьюзен Марки.

Сайкс был в зеленой робе с нашивкой на нагрудном кармане – «Уайлдвуд». Грубые зеленые штаны и сапоги, замызганные грязью и кровью.

Работу в родном городе ему предоставила администрация Нью-Джерси – водить мусорную машину от управления общественных работ. Доктора говорили, что он протянет года полтора, если будет принимать специальные таблетки и являться на внутривенные вливания. Но боль в шее усиливалась, и настанет день, когда он не сможет передвигаться самостоятельно. Тогда власти поместят Сайкса в инвалидный дом, где ему обеспечат уход. Сайкс не имел ни малейшего желания попасть туда.

Работа, которую ему предоставили, была плохой. Ее считали самой нижней ступенью в санитарной службе города. Народ, занятый в ней, называл его машину «мясным фургоном». В его обязанности, помимо прочего, входило подбирать дохлых собак, кошек и всякую животину и свозить их в городской мусоросжигатель. Даже парни, помогающие шоферам менять заполненные мусорные баки на пустые, зарабатывали больше его. Но Сайкс трудился не ради денег, а для того, чтобы властям не вздумалось покопаться в его прошлом.