Текст книги "Мальчик А"

Автор книги: Джонатан Тригелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц)

Джонатан Тригелл
Мальчик А (Boy A)

А как в Apple
Гнилое яблоко

За такое у них бы убили: на тротуаре валялись окурки, небрежно брошенные бычки, в которых еще оставалось на пять затяжек.

Его зовут Джек. Имя он выбрал сам. Очень немногие выбирают себе имена. Пытались многие – там, у них. Но это были ненастоящие имена: так, кликухи. Которые упорно не приживались. Джек выбрал имя из книги. Из «Большой книги имен для мальчиков». Неплохо для начала. Имя простое, но классное. Этим оно ему и понравилось. Джек – на все руки мастер, Джек – чертик из табакерки, Джек – червовый валет, тыквенный Джек – фонарь, Джек – славный парень, «Юнион Джек», Джек – первый шарик в игре в шары, Джек – истребитель великанов, и еще – Джек-верхолаз, и противоугонная система кар-джек, и воздушная кукуруза «Крекер Джек». Детство не отпускает его ни на шаг: ребенка, лишенного детства – и лишившего детства другого ребенка. Да, еще Джек-Потрошитель, но об этом он вспомнил уже потом.

Рядом с ним идет Терри. Как они уже ходили, наверное, тысячу раз. Вместе, бок о бок. Но всегда – только по коридорам, и никогда – чтобы снаружи, в этом новом мире без крыши и стен. Да, Терри рядом, но Джеку все равно боязно. Яркое солнце, синее небо – а его бьет озноб. Терри ему улыбается, и эта улыбка выдает волнение; он сам старается выглядеть радостным и спокойным. Может быть, это день Терри. Не его, а Терри. Терри ждал этой минуты пятнадцать лет, делал все, чтобы это случилось – чтобы Джек вышел на улицу, залитую светом солнца.

Терри знал Джека, когда его звали совсем другим именем. Терри знает его настоящее имя, которое дали ему папа с мамой. Имя, которое он сбросил, как змея – старую кожу. И теперь эта старая кожа осталась в папке с его досье, в шкафу, в кабинете, отделанном виниловой плиткой, в Солихалле. Терри познакомился с Джеком, когда того звали попросту А, первой буквой его имени. Мальчик А, как его называли в суде, чтобы отличать от второго мальчика, В. Который был другом, сообщником, подстрекателем и, может быть, даже возмездием Джека. Он уже мертв. Впрочем, это уже не имеет значения. Предположительно – самоубийство. Повесился в камере. «Туда ему и дорога», – написали в «Sun», и вся страна возликовала. Когда Джек об этом узнал, он вообще ничего не почувствовал. Только какое-то странное оцепенение. Теперь он остался единственным, кто знал, что именно произошло в тот день, но даже ему начинало казаться, что он знает все меньше и меньше – с каждым прожитым днем, с каждой прошедшей неделей. И еще он боялся, что его тоже «раскрыли», и даже подумывал о том, чтобы разыграть острый приступ жизнерадостного дебилизма и укрыться в отделении для психов.

Джек обут в новенькие, только что из коробки, ослепительно белые кроссовки. Подарок Терри. Они так классно пружинят, такие удобные, легкие. Терри говорит, что у его сына – точно такие же. Последний писк моды. Ну, не последний, конечно. Джек уже видел такие у новеньких, причем не из самых недавних новеньких. По они все равно ему нравятся. Они стали символом этого дня, его дня. Новые, светлые и воздушные. Именно так он себя и чувствует: светло, воздушно и очень по-новому. Вокруг столько пространства. В своих новеньких «найках» он может бежать, куда вздумается, и ничто его не остановит. Он мог бы запросто обогнать Терри. По возрасту Терри годится ему в отцы. Джек смотрит на Терри: седые бачки, похожие на завитки серого дыма, ласковый взгляд, карие глаза – точно под цвет его «Сьерры». Раньше Джек часто думал о том, как было бы здорово, если бы Терри действительно был его папой. Если бы Терри был его папой, этого никогда не случилось бы – того, что случилось. И он никогда бы не смог обогнать Терри, потому что он сразу остановился бы, если бы Терри его окликнул. Джек никогда бы не кинул Терри. Никогда в жизни.

– Как ощущения, сынок? – спрашивает его Терри. – Как тебе большой мир?

– Не знаю. – Рядом с Терри он всегда себя чувствует маленьким мальчиком. Вся его напускная бравада, все попытки отгородиться, поставить заслоны – с Терри они не нужны. – Он и вправду большой.

Он вдруг понимает, что «большой мир» – это не просто образное выражение. Здесь все такое большое… Улицы широкие, дома высокие, горизонт необъятный, и даже маленькие магазинчики – все равно большие. Огромные залы с музыкальными записями и видео, пивом и куревом. Вблизи деревья кажутся зеленее, кирпичные стены – рыжее, окна – прозрачнее. Ему так хочется поделиться своими открытиями с Терри. Хочется рассказать обо всем. О том, какие они замечательные, эти мусорные баки на колесиках; о том, что у каждого дома должно быть имя, как у того дома, из прошлой жизни; о том, как покачиваются на ветру телефонные провода. Ему так хочется пожать Терри руку, сказать «спасибо», обнять его крепко-крепко, задыхаясь от волнения и восторга, и чтобы Терри тоже обнял его и помог ему побороть страх.

Но он говорит только:

– Да, он большой.

Они проходят мимо мусорного контейнера, выкрашенного в ослепительно желтый цвет. Цвет подсолнухов. Джек помнит, что такие контейнеры были обычно набиты дерьмом и битыми кирпичами, но в этом контейнере лежит только старое кресло. Может быть, думает Джек, мусорные контейнеры набиты дерьмом только в Соли-халле; впрочем, мухи, вьющиеся над креслом, видимо, не теряют надежды, что дерьмо не замедлит явиться.

Это Терри предложил поставить машину и пройти последние два-три квартала до нового дома Джека пешком. Водитель подгонит машину к дому, синюю «Камри», с наклеенным сбоку значком такси. Буквы на номерном знаке складываются в слово «МИР». Джек считает, что это хороший знак. Добрый знак – как они говорили в детстве. До «происшествия», как это называл приставленный к нему психолог. МИР означает, что все устроилось, прошлое позабыто, перемирие заключено, прощение получено, амнистия объявлена, и жизнь начинается заново.

«Камри» – это уже их третья за сегодня машина. Они с Терри заметали следы, хотя их вроде бы никто не преследовал. Газетчики знают, что его должны освободить. В «Sun» была публикация с подзаголовком: «Скажите людям, куда он направляется, и пусть общественность с ним разберется». Терри говорит, что это просто погоня за дешевой сенсацией; что большинство людей убеждено, что он уже отбыл свое наказание. Терри напоминает ему, что последняя его фотография, появлявшаяся на страницах газет, была сделана очень давно. Что его случай – особый, что его имени нет в картотеке учета преступников. Его нельзя отследить. Даже сам Джек до последней минуты не знал, куда они едут.

– Это большой город. – Вот все, что сказал ему Терри. – Толпы людей, незнакомые лица, тем более, когда в городе столько студентов. Тебя никто не заметит и не узнает. Никто даже не будет присматриваться.

Терри объяснил, что можно было бы подобрать место получше, с условиями, наиболее подходящими для Джека. Но им надо было соблюсти условие анонимности, и, что самое главное, надо было решать все быстро. Если бы Джек задержался в тюрьме, все могло бы перемениться. Скажем, случились бы перестановки в министерстве внутренних дел, и не исключено, что Джеку пришлось бы сидеть в заключении еще лет десять.

Машина стоит у кирпичного дома под номером 10. Два чемодана в багажнике вмещают в себя выдуманную жизнь. Жизнь человека по имени Джек Барридж. Джек Барридж только что вышел из заключения, отсидел свой последний из нескольких сроков за угон автотранспортных средств. Его дядя Терри нашел ему комнату и работу. Джек Барридж никак не связан с шумихой, поднятой в прессе. Джек Барридж чувствует себя гусеницей, уже превратившейся в куколку: сейчас у него начинается новая жизнь, о которой он даже не знал, что такая бывает – не смел даже надеяться, что такое бывает.

Водитель в «Камри» – полицейский из отдела защиты амнистированных. Он настоящий профессионал; даже если ему противно, он не выдает своих чувств. Сидит с абсолютно каменным лицом. Молча кивает Терри, который подводит Джека к двери, легонько подталкивая его в спину. Джеку кажется, что если бы не эта рука у него на спине, из которой в него изливается сила, он бы точно не одолел эти несколько ступенек. Терри – его полицейский куратор по УДО, условно-досрочному освобождению, его единственный друг, и теперь еще – дядя. Он мог бы быть и самим Господом Богом. Когда-то давно, когда Джек был мальчишкой, хотя сейчас он об этом не помнит, Джек был уверен, что Терри и есть Господь Бог. Рука Терри – это рука искупления, рука, протянутая тонущему ребенку рука, которая спасает, и сейчас эта рука стучит три раза в зеленую дверь. Зеленую, как кожица сочного яблока «Гренни-смит».

Дверь открывает женщина.

– Привет, это мы, – говорит ей Терри. – Это Джек, мой племянник. Джек, это миссис Уоллн.

Она говорит:

– Просто Келли, – и пожимает Джеку руку. Это достаточно крупная женщина, но рука у нее тонкая и изящная. Наверное, наследие стройнофигуристой юности. Она, кстати, не старая. Ей, наверное, чуть за тридцать. Тридцать два, тридцать пять – где-то так. Ее глаза, сами по себе голубые, из-за ярких теней кажутся почти зелеными. Она безотчетно чиркает взглядом по промежности Джека и приглашает их с Терри в дом.

– Прошу прощения, у меня беспорядок, – говорит Келли, хотя все вроде прибрано. – На этой неделе я работаю в ночную смену. На самом деле, я только проснулась.

Гостиная, где они расположились, маленькая, но симпатичная: розовые обои, покрытый лаком сосновый паркет, фотографии в рамках – родители, сама Келли на отдыхе – и огромный плакат с изображением пары из не слишком прославленных знаменитостей, целующихся на фоне Эйфелевой башни.

– Хочешь чаю, Джек? – спрашивает Келли. Он нерешительно мнется.

– Да, было бы здорово, – отвечает Терри за них обоих. Келли уходит на кухню, примыкающую к гостиной, а Джек с Терри выходят к машине, чтобы забрать чемоданы. «Камри» уезжает. Двое полицейских наблюдают за домом из окон гостиницы через дорогу. Терри тоже останется там до утра. На всякий случай. Хотя можно было и не оставаться. У Джека есть передатчик экстренного вызова, новейшее техническое достижение, чудо инженерной мысли, замаскированное под пейджер, – устройство прямой связи с Терри в любое время. Если Терри не отвечает на вызов, он автоматически переключается на дежурную группу из отдела защиты. Если что, Джек всегда сможет позвать на помощь. И помощь придет.

Келли об этом не знает. Она знает только, что у нее теперь новый квартирант. Может быть, она считает, что он выглядит моложе своих двадцати двух лет. То есть, ей так сказали, что ему 22, хотя на самом деле ему уже 24. У него бледная кожа, цвета сырого теста. И если Келли подумает, что в его взгляде, когда он смотрит вокруг, есть что-то наивное и даже, может быть, благоговейное и удивленное, она будет права.

Она убирает со спинки дивана свою медсестринскую форму, чтобы Джек смог присесть. Форма практичного синего цвета: рубашка и брюки, а вовсе не соблазнительный белый халатик-мини, в каких выступают стриптизерши и девушки из фантазий сексуально озабоченных школьников.

– Спасибо, – говорит Джек, забирая у Келли чашку. Он давно уже избавился от своего прежнего акцента. Долгие годы в Бренвуде, а потом – в Фелтхэме, когда он пытался приладиться к тамошней жизни, немало тому поспособствовали. Теперь у него ярко выраженный юго-восточный говорок. Джек Барридж родился и вырос в Лутоне.

Чай слишком сладкий, и поэтому вкус у него необычный. Джек смакует каждый глоток.

– А вы в какой больнице работаете? – интересуется Терри.

Келли отвечает, но Джек не слушает, что она говорит, он наблюдает за ней. Изучает ее лицо: круглое, доброе, вдумчивое, участливое.

Она задает Джеку вопрос, что-то про погоду или про то, как он сюда добирался. Сознание, перегруженное новыми впечатлениями, реагирует с запозданием. Слова обретают смысл далеко не сразу. Почувствовав его растерянность, Келли обращается с тем же вопросом к Терри.

Так они и общаются: Терри поддерживает разговор, а Джек просто сидит и пьет чай. Из кухни выходит вальяжный кошак. Серый, в черную полоску. Кот смотрит, прищурившись, на гостей и решает, что ему больше нравится Джек. Он подходит, трется о ногу Джека, запрыгивает к нему на колени и тычется лбом ему в руку – просит, чтобы его погладили. У него тонкие, хрупкие косточки, как у цыпленка, но мех пушистый и мягкий, и еще он так славно мурлычет от удовольствия.

– А я даже и не сомневалась, что Джек хороший, – говорит Келли и подмигивает Джеку. – Мрамрик разбирается в людях. К плохому он не пойдет. Да, Мрамрик?

Она привстает, чтобы погладить кота по спине, и Джек чувствует запах ее волос. Свежий запах сочных зеленых лугов из рекламы травяных шампуней «Alberto Balsam».

– Мрамрик, это Джек. Наш новый жилец.

Она разговаривает с котом, как с ребенком. Не как с младенцем, а как с маленьким человечком, который не просто слушает, что ты ему говоришь, но и сам отвечает вполне адекватно.

Продолжается разговор «ни о чем», хотя для Джека это не просто пустая болтовня. На все его реплики Терри кивает с согласной улыбкой. Это он, Терри, выбрал Манчестер, нашел дом и Келли; и вопреки всем скептикам и маловерам, Терри уверен, что этот мальчик, его мальчик, покажет себя с самой лучшей стороны. Уже то, что мисс Уолли, которая сразу ему понравилась, явно нравится Джек, подтверждает, что он не ошибся ни в ней, ни в своем подопечном.

Даже Терри необходимы периодические подтверждения, что относиться к Джеку с симпатией – это нормально.

Келли показывает им свой дом с нескрываемой гордостью. Она объясняет, как включаются стиральная и посудомоечная машины и все остальные белые чудеса и диковины, собранные на кухне. Джеку очень понравилась его комната. Терри, когда он описывал ее Джеку, нарочно не стал слишком рьяно ее расхваливать. Хотел сделать Джеку сюрприз. И сюрприз удался. Комната небольшая, квадратная, с низким скошенным потолком, но зато в ней недавно сделали ремонт. Шкаф и стол совсем новые, явно только что купленные; на подоконнике еще лежит сборочный ключ. Все очень чистенько и аккуратно. Все буквально дышит сияющей новизной. Исключение составляет лишь старенький переносной телевизор, который стоит на столе, так чтобы его можно было смотреть, лежа в кровати.

– Почему-то он не берет ITV, – говорит Келли, – но там все равно ничего не показывают, кроме полной бредятины. Когда я буду работать в ночную смену, пожалуйста, не включай звук слишком громко. В этом доме всего два правила: вежливость и здравый смысл. Я уже вижу, что ты человек здравомыслящий и приличный, так что, думаю, проблем не возникнет.

Они выпивают еще по чашке чая, и Келли говорит, что она обещала подруге, что они вместе поужинают в кафе до начала смены. Дело близится к вечеру, свет за окнами заметно померк. Келли уходит к себе, чтобы переодеться, и спускается в гостиную уже в своей медсестринской форме и шерстяной кофте на пуговицах, столь же практичного черного цвета. Она предлагает Терри остаться на ночь, а когда тот отказывается, заставляет его дать ей слово, что он в скором времени заглянет в гости. Она кричит им уже из прихожей, давая последние дружеские указания:

– Ключ я оставила в вазочке, на столе в кухне. Но это единственный запасной ключ, обычно я оставляю его у соседей. Так что, как только появится время, я сразу схожу в мастерскую и сделаю еще один дубликат. Я вернусь только утром, так что, Джек, оставайся за хозяина. Если ничего не будет по ящику, у меня целый шкаф видео, а в конце улицы – куча кафешек, где можно поесть. Там сразу увидишь. Но если захочешь чего-нибудь перекусить, сэндвич там или что, не стесняйся, бери все, что есть в холодильнике. Правда, есть там немного. В общем, увидимся завтра, Джек. Пока, Терри. Буду ждать тебя в гости. Хлопает дверь, и в доме становится тихо-тихо.

– Шумная дамочка, да?

– Она классная, Терри. Спасибо.

– Да ладно тебе. Ты чего? – Наверное, Терри заметил слезы на глазах у Джека.

Но Джек моргает, и слез уже нет. Может быть, Терри уже жалеет, что он их увидел. И думает, что лучше бы он промолчал. Хотя это не важно. Он видал кое-что и похуже.

В тот же вечер, чуть позже, они с Терри сходили в кафешку и взяли по денер-кебабу. Вкусная штука. Просто праздник желудка с участием жира и специй. Соус чили вплавляется в банки с яблочным «Tango», и они, натурально, выскальзывают из рук. Джек никогда раньше не пробовал кебаб, но много про него слышал. Один из его сокамерников как-то признался, что скучает по этому самому кебабу больше, чем по семье. Пенополистироловая коробочка что-то ему напоминает. Он глядит на нее. Лужица соуса на донышке уже загустела. Ну, конечно. «Макдоналдс». Раньше такие коробочки были только у них. «Макдоналдс» – вкусности из детства, еще один добрый знак. Джек верит в приметы. В размеренном распорядке тюремной жизни всякая мелочь приобретает значение и смысл. Черное зернышко в рисовой каше может значить, что день будет плохим; семь спичек, оставшихся в коробке, – что хорошим. Суеверия присущи всякому примитивному сообществу. Тюрьма – сообщество примитивное.

Они с Терри изучают турнирную таблицу чемпионата: кто с кем играет в следующем туре. Терри экзаменует Джека: цвет формы, фамилии игроков. Джек Барридж, понятное дело, болеет за «Лутон Таун». «Все без башни, я и ты – за Лутон болеем мы». «Лутон – чемпион, кто не с нами, тот гандон». «Мы от „шляпников“ в улете, остальные все – в пролете». Вряд ли, конечно, Джек встретит в Манчестере собрата-фаната, но он должен знать все о своей команде. На самом деле Джек никогда не интересовался футболом, но, если что, поддержать разговор он сумеет. Он сидел в одной камере с парнем из группировки «Celtic Casuals», с «охотником за головами» из фанатов «Челси» и с одним взрослым дядькой, трейнспоттером по имени Тревор, который болел за «Ноттс Каунти» и угодил в тюрьму на пять месяцев за то, что заделал ребенка своей тринадцатилетней подружке.

Когда Терри уходит, Джек решает осмотреть дом. Ходит по комнатам, открывает шкафы и ящики. Взвешивает в руках кастрюли, проводит ладонью по полочкам в холодильнике, читает надписи на бутылочках с соусами, как книги. Включает сушилку, подставляет лицо под струю сухого горячего воздуха. Проходится босиком по пушистому, но уже слегка вытертому ковру в коридорчике между гостиной и прихожей. Трогает, нюхает, вертит в руках – знакомится с этим чужим новым домом. Потом поднимается к себе в комнату и ложится в постель, свернувшись калачиком под одеялом. И хотя все вокруг – странное и незнакомое, Джек чувствует себя в безопасности, потому что он знает, что дядя его не оставит.

В ближайшие две недели они будут встречаться с Терри каждый день. Терри поможет ему освоиться. Джеку нужно какое-то время на адаптацию. Ему надо привыкнуть к большому миру, прежде чем выходить на работу. Всего две педели на то, чтобы избавиться от растерянности и смущения.

Они будут ходить в рестораны и бары. Сходят в парк и в музей. Съездят в аэропорт. Джек откроет счет в банке: там надо будет заполнить целую кучу каких-то бумажек и бланков – и с каждой новой бумажкой его имя будет смотреться все более и более настоящим. В субботу Терри свозит Джека на рынок, и поначалу он просто оцепенеет от страха в толпе, среди стольких незнакомых лиц. Они поедут за город – прогуляться по вересковой пустоши, где все окутано тишиной, и не слышно ни звука, кроме звука их собственных шагов и шелеста потревоженных растений. Они поедут туда на машине Терри, которую раньше Джек только видел издалека. Но никогда еще не прикасался к виниловым сиденьям. Не слушал радио через единственную работающую колонку. Однажды, гуляя по городу, они увидят такую сценку: ротвейлер, оставленный хозяевами в машине, кидается на стекло в тщетных попытках погнаться за кошкой – и это будет ужасно смешно. Они купят «Big Issue» [1]1
  Журнал «The Big Issue Magazine», основанный в Лондоне в 1991 году Джоном Бердом. Розничную продажу журнала осуществляют бездомные люди, которые таким образом получают возможность заработать какие-то деньги (распространители получают 60 % выручки). В журнале публикуются статьи, посвященные актуальным социальным проблемам, а также обзоры последних кинофильмов, музыкальных альбомов и т. д. В Англии этот журнал продается тиражом 250 тыс. экземпляров в неделю. – Прим. пер.


[Закрыть]у парня, который скажет, что он уже и не надеялся, что у него что-то получится, что кто-то купит хотя бы один экземпляр, и если бы не Терри, он бы, наверное, вообще завязал с этим делом. А Джек ответит, что он его понимает.

Каждый день, в половине восьмого утра – тоже, чтобы Джек привыкал: уже очень скоро ему надо будет выходить на работу как раз в это время, – Терри станет заезжать за Джеком, чтобы показать ему жизнь с очередной незнакомой стороны. И каждый вечер, перед тем, как заснуть, Джек будет лежать с закрытыми глазами и думать о том, что ему даже как-то не верится, что это все происходит с ним на самом деле.

И каждый день, каждый час, и когда вместе с Терри, и когда он один, Джеку надо будет учиться своей истории. Практиковаться в своей легенде. Сосредотачиваться на вещах, которые он должен делать, чтобы не чувствовать себя в этой жизни, как рыба, выуженная из воды; чтобы стать человеком, которым мог бы стать кто-то другой. Совсем другой мальчик.