Текст книги "Бисмарк: Биография"

«Стенографистки ополчились против меня. Пока я был популярен, этого не случалось. Они исказили смысл того, что я говорил. Когда раздавался ропот со стороны «левых» и «центристов», они упустили слово «левые», а когда раздавались аплодисменты, они забывали упомянуть об этом. Все стенографическое бюро ведет себя таким же образом. Я пожаловался президенту. От этого я почувствовал себя больным. Это такое же состояние, какое испытываешь от чрезмерного курения: тупость в голове, головокружение, тошнота и прочее»9.

Прочитайте его стенания еще раз. Разве может здравый человек серьезно поверить в заговор стенографисток рейхстага против величайшего государственного деятеля XIX столетия? А заболевание? Все это вряд ли можно объяснить одной лишь ипохондрией. Подполковник Бронзарт фон Шеллендорф записал в дневнике еще 7 декабря 1870 года: «Бисмарк превращается в готового пациента для дурдома»10. Бисмарк туда, конечно, не попал. Он оставался по-своему в здравом уме, сохранял неплохое здоровье, несмотря на страхи, и могущество, хотя не вполне его удовлетворявшее, с сороковых и по семидесятые годы. Он занимал высший государственный пост двадцать восемь лет и перестроил мировой порядок XIX века так, как никто другой в Европе, исключая Наполеона, который был не только императором, но и генералом. Бисмарк же не был ни тем, ни другим.

Эта книга, таким образом, о личности Отто фон Бисмарка, поскольку могущество, которым он обладал, определялось его индивидуальностью, а не институтами, массовым обществом, какими-то «силами» или «факторами». Его власть основывалась на суверенности его необычайной, гигантской «самости». Ее смысловое значение в моем понимании выходит за рамки общепринятой терминологии. Под этим определением я имею в виду комбинацию внешнего облика, особенностей речи и мимики, мышления и поведения, пороков и добродетелей, воли и амбиций, а также, возможно, наиболее характерных страхов и уверток от действительности и других психологических свойств социального действия, создающих «личность», ту «самость», которую мы пытаемся скрыть и по которой нас узнаютдругие люди. Бисмарк обладал каждым из этих свойств в большей и более выраженной степени, чем те, кто его окружал, и все, кто знал его – без исключения, – могли подтвердить некий магнетизм, или притяжение, исходившее от него и действовавшее даже на людей, его ненавидевших. Этот гипнотический эффект присутствует и в его письмах, и в его воспоминаниях.

Биографическое описание позволяет наилучшим образом отразить истоки и характер такой власти над людьми. В этой книге я попытался и сам осмыслить жизненный путь государственного деятеля, чье имя связано с объединением Германии и в то же время символизирует жестокость и бездушие прусской культуры. Натура Бисмарка чрезвычайно сложная и закомплексованная: ипохондрик с физическими данными самца; жестокий тиран, с легкостью пускающий слезу, перенявший самую крайнюю форму евангелического протестантизма, секуляризировавший школы и внедривший гражданские браки и разводы. Он всегда носил военную форму, но был одним из немногих высокопоставленных пруссаков, не служивших в регулярной королевской армии. Коллеги по юнкерскому дворянству не доверяли ему: он был слишком умен, непредсказуем, переменчив, «не такой, как все». Но все единодушно признавали его незаурядность. Одо Рассел, представитель великого аристократического семейства вигов, служивший британским послом в Германии с 1871 до 1884 года, писал матери в 1871 году: «Я ни в ком не видел столько демонизма, как в нем»11. Теодор Фонтане, занимавший в литературе бисмарковской эпохи такое же место, какого британцы удостоили Джейн Остен, писал жене в 1884 году: «Когда Бисмарк чихает или говорит «prosit» [2] , это воспринимается с гораздо большим интересом, нежели заумные речи шести прогрессистов»12. А после отставки Бисмарка в 1891 году Фонтане написал Фридриху Витте: «Дело не в политических ошибках – о них рано судить, пока все еще находится в движении, – а в изъянах характера. В этом гиганте была какая-то мелкотравчатость. Она дала о себе знать и послужила причиной падения»13.

Бисмарк был редчайшим политическим созданием, «политическим гением», величайшим манипулятором политических реалий своего времени. Его оценки, зачастую импровизированные, восторгали даже противников. Генерал Альбрехт фон Штош, которого Бисмарк впоследствии все-таки уволил, писал в 1873 году кронпринцу, будучи начальником адмиралтейства: «Какое очарование слушать Бисмарка, когда он в ударе. Особенно впечатляет его аргументация в защиту империи от прусского партикуляризма»14.

Несколько ранее Штош выражал совсем другое мнение: «Через несколько дней Бисмарк принял меня. Прежде он видел во мне человека, восторгающегося его интеллектом и неустанной энергией, и, пока я был полезен ему в достижении согласия с принцессой, он относился ко мне уважительно и любезно. Но теперь я стал одним из его многочисленных помощников и должен знать свое место. Он сел и начал разбирать мой доклад в той манере, в которой учитель разговаривает с тупым и непослушным учеником… Бисмарк любит демонстрировать персоналу свою власть. Все успехи он приписывает себе, а если что-то не получается, сваливает вину на подчиненного, если даже тот исполнял его приказание. Когда саксонский договор подвергся публичной критике, он сказал, что в глаза не видел договора, пока соглашение не вступило в действие»15.

Вера в политическую гениальность Бисмарка стала расхожим стереотипом среди германских патриотов после объединения нации в 1870 году. Когда его назначали министром-президентом в 1862 году, этот потенциал в нем видел только один человек – Альбрехт фон Роон, военный министр с 1859 и до 1873 года, подружившийся с Бисмарком, когда тот был еще подростком. Уже тогда он разглядел в юноше задатки великого человека. Во время первой аудиенции 4 декабря 1858 года с регентом, будущим прусским королем, по поводу собственного назначения военным министром16 Роон настоятельно рекомендовал ему поставить во главе правительства Бисмарка. И Роон же послал Бисмарку 18 сентября 1862 года знаменитую телеграмму: «Periculum in mora. Depchez-vous!» (Промедление опасно. Поспешайте!»), подав ему знак, что его час настал. Лучший друг Роона Клеменс Теодор Пертес, профессор права в Боннском университете, в апреле 1864 года отругал его за то, что он способствовал назначению министром-президентом человека, «холодно расчетливого, хитроумного и неразборчивого в средствах»17. Роон ответил профессору: «Б. совершенно необыкновенный человек. Я могу ему помочь, оказать поддержку, поправить его там или здесь, если надо, но он незаменим. Да, он не занял бы это место без моего содействия, и это исторический факт, однако все равно он сам по себе незаурядная личность… Верно выстроить параллелограмм сил, имея только одну диагональ, и оценить природу и весомость сил действенных, чего в точности знать не дано никому – на такое способен лишь исторический гений» [3] 18.

И все же не каждый гений может обрести власть. Никакой здравомыслящий монарх – а шестидесятипятилетний король Вильгельм I Прусский был государь разумный и многоопытный – не назначил бы главой правительства Бисмарка, имевшего репутацию человека ненадежного, поверхностного и реакционного, если к этому его не побудила бы чрезвычайная необходимость. Брат кайзера Фридрих Вильгельм IV еще в 1848 году написал, что Бисмарка можно использовать только тогда, «когда безраздельно будет править штык»19. Однако летом 1862 года конфликт между прусским парламентом и короной вокруг реформирования армии создал серьезную угрозу монархическому истеблишменту. В памяти короля и его придворных всплыли страшные картины разъяренных толп на улицах во время революции 1848 года. Как писал либерал Макс Дункер, генералы жаждали мятежей, как «лани – потоков воды» [4] 20.

Бисмарк вошел во власть и удерживал ее благодаря своим незаурядным способностям, но он всегда зависел от доброй воли кайзера. Если бы Вильгельм I решил уволить его в сентябре 1863 года после одиозного выступления на тему «крови и железа», осужденного членами королевской семьи и большинством образованных людей Германии, то Бисмарк исчез бы с исторической сцены, а Германия почти наверняка была бы объединена совместными усилиями суверенных князей. Если бы Вильгельм I умер в положенные библейские семьдесят лет в 1867 году, то бисмарковский Северо-Германский союз все равно бы абсорбировал южногерманские королевства, но без смертоубийственной войны. Могла начаться «либеральная эра» императора Фридриха III и его энергичной либеральной супруги, британской принцессы Виктории. Нам известен список министров, которых Фридрих собирался назначить в 1888 году, когда уже умирал. Все они были либералами, а это для Бисмарка означало британскую форму парламентского правительства, ограничение королевской власти и конец его диктатуре. Если бы новому императору не хватило духу противостоять Бисмарку, то силы воли и решительности было более чем достаточно у принцессы Виктории, старшей дочери английской королевы Виктории. Без сомнения, был бы неминуем конфликт, и Бисмарк лишился бы всех должностей. Германия могла бы перенять британскую модель либерального парламентаризма. Мы можем говорить сейчас об этом с некоторой уверенностью, потому что именно так складывалась тогда политическая ситуация. Но Вильгельм не умер ни в семьдесят, ни в восемьдесят, ни в девяносто лет, а скончался в возрасте девяносто одного года в 1888 году, и долголетие короля позволило Бисмарку столько времени продержаться во власти.

Двадцать шесть лет Бисмарк изводил кайзера вспышками раздражительности, истерии, слезами и угрозами совершить поступки, которые даже не могла вообразить себе прусская душа монарха. Двадцать шесть лет Бисмарк правил, загипнотизировав добросердечного старого государя. Вся его карьера зиждилась на личных отношениях – прежде всего с королем и военным министром и, конечно же, с другими сюзеренами, придворными и дипломатами. Вильгельм I, король Пруссии, а затем и император Германии правил отчасти по конституции, но больше в духе прусских традиций и слова Божьего, милостью Бога, протестантского, прусского Бога. Бисмарк не нуждался ни в парламентском большинстве, ни в политической партии. Все это у него имелось в одном лице – государя. Когда его не стало, а после кончины смертельно больного отца трон перешел к динамичному, но неуравновешенному сыну Вильгельму II, дни властвования Бисмарка были сочтены. Вильгельм II уволил его 20 марта 1890 года, как гласила подпись под карикатурой в журнале «Панч»: «Отверг советчика».Но человек и власть существуют в реальном мире. Как говорил сам Бисмарк, государственный деятель не властен над потоком времени, он плывет по течению, пытаясь следовать своему курсу. Он действовал в рамках политических реальностей, называя политику «искусством возможного». Гениальность позволила ему верно оценить конфигурацию внутриполитических и внешнеполитических сил, сложившуюся в шестидесятые годы, и использовать ее для объединения Германии, хотя на самом деле произошел раскол, связанный с исключением австрийских земель. Бисмарк предпринимал смелые действия, озадачивавшие современников, но прожил достаточно долго для того, чтобы пасть жертвой закона непредвиденных последствий, выведенного Бёрком: «То, что на первых порах пагубно, может оказаться замечательным в отдаленной перспективе; и это хорошее может даже проистекать из тех вредных результатов, которые получаются сначала. Случается также и обратное: очень благовидные планы с очень приятными начальными впечатлениями имеют зачастую постыдные и прискорбные завершения»21.

В 1863 году Бисмарк ошарашил общественность идеей всеобщего избирательного права, стремясь воспрепятствовать королю Вильгельму поехать на конгресс князей, созывавшийся императором Австрии. Это подействовало. Австрийская затея провалилась. Пруссия объединила Германию, и на основе всеобщего права подачи голосов, предоставленного мужской части населения, был избран новый рейхстаг, нижняя палата парламента новой Германской империи. В период между 1870 годом и отставкой Бисмарку пришлось не раз убедиться в правоте максимы Бёрка. К 1890 году «очень благовидные планы с очень приятными начальными впечатлениями» продемонстрировали «прискорбные завершения». Германия превратилась в индустриальную державу с сильным и злобным рабочим классом. Католики уцелели и обрели влиятельную политическую партию. Избиратели, следуя закону Бёрка, голосовали не за сторонников Бисмарка, а за социалистов и католиков. К 1890 году замечательная идея всеобщего избирательного права принесла ему результат, обратный желаемому: парламентское большинство состояло из «врагов рейха». К 1912 году католикам и социалистам, «врагам» Бисмарка, принадлежало абсолютное большинство депутатских мест в рейхстаге. Всеобщее избирательное право, предназначавшееся для того, чтобы загубить в 1863 году австрийскую инициативу и подорвать легитимность малых германских князей, загнало Бисмарка в политический тупик. Как говорил покойный Энох Пауэлл, «все политические карьеры заканчиваются крахом». Жизненный путь Бисмарка вызывает непреходящий интерес. Прослеживая его, мы видим, что человек, обладающий высшей властью, может быть не только сильной, но и слабой личностью, что человеку, однажды вошедшему во власть, очень трудно с ней расстаться. О Бисмарке написано множество книг. Среди авторов такие выдающиеся имена, как Эрих Эйк, А. Дж. П. Тейлор, Вернер Рихтер, Эдгар Фейхтвангер, Эдуард Крэнкшоу, Отто Пфланце, Лотар Галль, Эрнст Энгельберг и Катерина Лерман. Имеется многотомный труд о кайзере Вильгельме II и Германии после Бисмарка, изданный Дж. К.Г. Рёлем, мы располагаем превосходным исследованием жизнедеятельности Виндтхорста, главного католического противника Бисмарка, выполненным Маргарет Лавинией Андерсон, существует немало и специализированных исследований. В библиотеке Ван Пелта Пенсильванского университета насчитывается 201 книга с названиями, содержащими имя Бисмарка. Чем же данная книга отличается от других? Я бы выделил два отличия: одно относится к намерениям автора, другое – к методологии. Я ставил задачу отразить личностный характер власти Бисмарка и воспользоваться для этого впечатлениями о нем, составленными людьми, с ним общавшимися и испытавшими на себе эту власть: молодыми и старыми, друзьями и врагами, немцами и иностранцами. Кроме того, я отошел от традиции уравновешивать собственные комментарии и документальные свидетельства в пользу последних. Мне хотелось воскресить голоса многих, многих выдающихся людей, встречавшихся с Бисмарком и оставивших об этом свои дневниковые записи или воспоминания. Университетский приятель Бисмарка американец Джон Лотроп Мотли как-то объяснял леди Уильям Рассел свое видение исторического исследования: «Каждый день я копаюсь в моих архивах, окунаясь с головой в XVII век… Это очень занимательно… извлекать иссохшие кости из склепов и пытаться вдохнуть в них вымышленную жизнь. Подобно Бертраму в третьем акте оперы «Роберт-Дьявол», мне нравится вызывать из могил усопших и заставлять их прыгать, выделывать пируэты и снова вытворять глупости»22.

Мои «усопшие» люди серьезные и уважаемые. Они рассказывают мне о том, кем был и как вел себя Бисмарк, кем были и как вели себя его современники. Очень часто они подтверждают выводы, к которым я пришел самостоятельно. Приведу один пример. Генерал Альбрехт фон Роон ввел во власть Бисмарка и знал это. Я догадывался о том, что у этого косного и сурового человека была чистая и благородная душа. Я нашел подтверждение этому в дневнике Хильдегард фон Шпитцемберг, записавшей 7 августа 1892 года после прочтения мемуаров Роона ( Denkwrdigkeiten): «Какое благочестие и скромность, какая преданность и искренность. Как же ему досаждали люди, стоявшие над ним. Как очаровательны его описания путешествий, как трогательны его отношения с женой и друзьями Пертесом и Бланкенбургом»23.

Два человека из разных миров – неприметный книжный червь XXI века и светская дама XIX столетия обратили внимание на те же самые черты характера Роона. Это вселяет в меня надежду на то, что я не очень ошибаюсь в своих ощущениях в отношении и Бисмарка, и его современников.

Уникальные детали я обнаруживал в дневниковых записях. Насколько колоритна, например, запись, сделанная Кристофом Тидеманом о первом обеде с Бисмарками в 1875 году: «25 января. Интереснейший день! С пяти и до одиннадцати вечера в доме Бисмарка… Князь жаловался на плохой аппетит. Снимаю шляпу. Хотел бы я видеть его с хорошим аппетитом. Он просил добавку к каждому блюду и посетовал на непочтительность, когда княгиня энергично запротестовала против того, чтобы подавали заливное из кабаньей головы. Он все время потягивал вино, но не забывал пить и пиво из огромной серебряной кружки…Около семи тридцати князь пригласил меня и Зибеля проследовать за ним в кабинет. На всякий случай он предложил нам свою спальню, находившуюся рядом с кабинетом, для отправления нужд. Мы зашли туда и обнаружили под кроватью два предмета, показавшиеся нам невероятно колоссальных размеров. Когда мы пристроились у стены, Зибель совершенно серьезно и от всего сердца сказал: “Этот человек велик всем, даже своим г…!”»24.

Но главным источником свидетельств был и остается сам Бисмарк. Он писал неустанно и с удовольствием шестьдесят лет. Его официальное собрание сочинений состоит из девятнадцати томов, формата кварто, по пятьсот с лишним страниц в каждом25. В шестом томе содержится 438 страниц, а в него вошли в основном доклады кайзеру и другие официальные сообщения с 1871 до 1890 года. Бисмарк отправил тысячи писем членам семьи, друзьям и знакомым. Двадцать восемь лет он руководил и внутренней и внешней политикой, и его официальная переписка касается буквально всего – от угрозы войны с Россией до государственной монополии на табачные изделия. Он привык к тому, что должен знать все и обо всем. У него масса времени и энергии уходила на составление бумаг и диктовку. Кристоф Тидеман, служивший его личным помощником с 1875 до 1880 года, так описал одну из рабочих сессий с Бисмарком в поместье Варцин: «Вчера я провел в его кабинете два с половиной часа, сегодня он после обеда диктовал письмо императору – без перерыва. Он изложил подробно не только содержание переговоров с Беннигсеном по поводу его назначения в правительство, но и обрисовал политическое развитие всей нашей партийной системы со времени принятия конституции. Князь диктовал без остановки пять часов, повторяю, пять часов. Он говорил быстрее обычного, и я едва поспевал за ходом его мыслей. В комнате было жарко, я взмок и боялся, что у меня начнутся судороги. Я, не говоря ни слова, снял пиджак и бросил его на кресло. Князь, ходивший взад-вперед, в изумлении остановился, бросил на меня понимающий взгляд и продолжил, не прервавшись ни на секунду, диктовать»26.

С возрастом из-за перенапряжения он стал раздражительным до такой степени, что это тревожило его близких сотрудников. Роберт Люциус фон Балльхаузен, вошедший в число приближенных Бисмарка в 1870 году и в 1879-м назначенный министром в прусское государственное министерство [5] , видел своего шефа часто и замечал происходившие в нем перемены. Еще в 1875 году он писал: