Текст книги "Огненный котёл (ЛП)"

Автор книги: Джон Шеттлер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

– Самсонов, доклад, – хладнокровно сказал он.

Самсонов тяжело сглотнул. Его мощные черты на мгновение утратили твердость, но затем он начал стандартный доклад четким и ясным голосом.

– Товарищ капитан, – начал он. – Нет параметров цели. Самолет, атаковавший нас, исчез, по крайней мере, по показаниями приборов. Обе носовые РЛС МР-90 неисправны, индикаторы красные. Комплекс С-300, один индикатор желтый.

По-видимому, получили повреждения основные радиолокационные станции ЗРК средней дальности «Кинжал», являвшегося основой ПВО корабля на дистанциях[7]7
  РЛС МР-90 «Орех» предназначены для наведения ракет ЗРК семейства «Ураган», и на крейсерах проекта 1144 их никогда не было – по причине отсутствия ЗРК семейства «Ураган». К комплексу «Кинжал» они не имеют ни малейшего отношения (и не смогли бы обеспечить нормальную работу даже его гипотетической модернизированной версии по причине одноканальности – число одновременно наводимых ракет повышается установкой большего числа РЛС). Для управления огнем «Кинжала» используются две (по проекту) многоканальные поворотные РЛС 3Р95, находящиеся в носовой и кормовой частях корабля


[Закрыть] от тридцати до девяноста километров. В НАТО этот комплекс получил обозначение «Гоунтлет» – «тяжелое испытание» – за свою смертоносную эффективность, а комплекс, которым был оснащен «Киров» был значительно модернизирован. Желтые индикаторы относились к не менее эффективному ЗРК дальнего радиуса действия С-300, вертикальные пусковые установки которого располагались в носовой части палубы. Оба комплекса были использованы несколько недель назад для отражения налета с авианосцев «Фьюриос» и «Викториес», и мысль о том, что они могут выйти из строя, вызывала у Федорова опасения.

– Еще что-либо?

– Все три комплекса ПКР норма[8]8
  После вымышленной автором модернизации в 2017–2020 годах «Киров» получил основное вооружение в составе 20 ПКР «Москит-2», 10 ракет П-900 «Бирюза» (комплекса «Калибр-НК») и 10 ракет MOS-III «Старфайер» (все ракеты имеют запасной боекомплект, который может быть установлен силами экипажа в море). Последняя представляет собой вымышленную гиперзвуковую ракету, чем-то похожую на новейший «Циркон», но им не являющуюся (основное отличие – дальность всего 170 км). Употребить «российское» название не представляется возможным ввиду отсутствия такового


[Закрыть]. Одна ракета каждого комплекса к пуску готова. – Настоящие зубы корабля, смертоносные противокорабельные ракеты, скрытые под люками в носовой части, были остры, как никогда.

– Хорошо, – кивнул Федоров, вспомнив, что именно так говорил адмирал после получения доклада. По той же причине он принял позу, которую принимал Вольский, получив доклад по обстановке – сложил руки на груди, приподнял подбородок и пристально посмотрел на поверхность моря – спокойного моря под дневным светом высоко взошедшего солнца. Он много раз смотрел на адмирала со своего поста штурмана и в душе надеялся, что адмирал уже направляется сюда, так что начал собираться с мыслями для собственного доклада. Но минуты уходили, а Вольский так и не появился. Время шло, а он так и стоял, не зная, что делать дальше.

Раздался вызов, и Федоров быстро подошел к переговорному устройству возле командирского кресла.

– Старший помощник Федоров слушает, – сказал он, желая услышать в ответ голос адмирала Вольского. Однако это бы начмед корабля Золкин.

– Боюсь, что у нас есть потери, Федоров[9]9
  Будучи капитаном 2-го ранга, Золкин как бы старше Федорова (капитан-лейтенанта) по званию. С историей того, как каплей оказался старпомом на атомном ракетном крейсере, можно ознакомиться в первой книге серии


[Закрыть]. – Его голос был слаб и серьезен. – Если ситуация позволяет, вы не могли бы зайти в санчасть?

Федоров заколебался. Затем он собрался с духом и заговорил, стараясь держать голос ясным и ровным.

– Понятно. Мне нужно получить доклады по повреждениям, но я прибуду, как только смогу.

Он положил трубку на место, и у него возникло ощущение, что он знает, почему адмирал не прибыл на ГКП.

ГЛАВА 3

Задержавшись у командирского кресла, Федоров понял, что очень скоро может оказаться в нем, чего он никогда не мог себе на самом деле представить, и чего, в общем-то, и не хотел. Он все еще слышал сигналы тревоги и знал, что возгорание под палубой еще не ликвидировано. Аварийные партии пытались справится с огнем. Взглянув в иллюминаторы переднего обзора, он увидел столб густого черного дыма, поднимающийся из центральной части надстройки «Кирова», покрывая сажей вращающиеся антенны радиолокационных станций на вершине фок-мачты.

Командир дивизиона борьбы за живучесть Быко доложил на мостик о характере полученных повреждений, которые казались удивительно легкими, учитывая грохот и ярость атаки, которую они только что пережили. Одна из спасательных шлюпок левого борта была пробита пулеметным огнем и загорелась. Более тяжелые снаряды ударили в главную надстройку, проникнув весьма глубоко. Трое погибли, еще семеро получили ранения. Наиболее плотный обстрел пришелся на район главного командного поста, но именно там повреждения были минимальны. 200-мм броня, защищавшая критически важные системы и личный состав, выдержала, но расположенные выше чувствительные антенные посты и другие электронные системы получили серьезные повреждения. Антенный пост левого борта комплекса «Кинжал» (SA-N-92) был разбит и почти полностью уничтожен[10]10
  Проект 11442 предполагает наличие двух станций наведения комплекса «Кинжал» – носовой и кормовой (в реальности, «Кинжал» имеется только на «Петре Великом», и то только кормовой). Эти станции не могут быть левой и правой – они располагаются по диаметральной плоскости корабля – и расположены очень далеко от фок-мачты. Кроме того, главный командный пост крейсеров проекта 1144 располагается на уровне ватерлинии – в том числе для недопущения подобного


[Закрыть]. Быко отправил группы на вершину цитадели, чтобы разобрать обломки и проверить, возможно ли восстановить поврежденные системы при помощи имеющихся запасных частей.

В конце концов, Роденко, похоже, обнаружил, что основные обзорные РЛС не были затронуты, и получил четкую картинку района вокруг корабля, хотя дальность действия систем все еще была ограничена.

– На данный момент все чисто, – доложил он старшему помощнику. – Я считаю, что нам повезло, что они не задели основные РЛС. МР-900 «Восход» работает нормально, трехкоординатная МР-910 «Фрегат»[11]11
  РЛС «Восход» имеет индекс МР-600, кроме того, РЛС на вершине фок-мачты крейсеров проекта 1144 – это комплекс МР-800 «Флаг», в составе МР-600 «Восход» и МР-500 «Кливер». И, кстати, «Восход» также является трехкоординатной системой. РЛС «Фрегат» имеет индекс МР-700, МР-710 или МР-750 в зависимости от модификации, на «Кирове» изначально стояла МР-700, но, возможно, при модернизации была установлена новая.


[Закрыть] на грот-мачте полностью работоспособна. Не могу понять, почему дальность настолько ограничена, но не похоже, что это как-то связано с полученными повреждениями.

– В прошлый раз были те же проблемы с дальностью радаров, – сказал Федоров. – Навигационные РЛС работают на 50 % возможностей последние несколько часов.

Роденко посмотрел на него.

– В прошлый раз? Вы хотите сказать…

– Нас атаковал не современный самолет, – сказал Федоров. – Я не слишком разобрался, но успел более-менее его рассмотреть и понял, что это двухмоторный винтовой истребитель. Вероятно, «Бофайтер» или, возможно, Ме-110.

Самсонов нахмурился. Он никогда не слышал о таких самолетах, и понял, что события опять уходят в невозможное русло.

– Мы что, опять вернулись во времена Второй Мировой? Это безумие!

Федоров посмотрел на него, на мгновение задумавшись. Он вспомнил ослепительные вспышки, пронесшиеся прямо через мостик. Роденко тоже их видел.

– Те вспышки, Роденко. Вы помните, как это было?

– Я решил, что это был лазер[12]12
  Целый старлей, а не знает, что луч лазера в в чистой среде со стороны не виден – на то он и лазер)


[Закрыть], – ответил Роденко. – Прошел прямо через стену цитадели и ударил в палубу. Но ведь никакого ущерба не было, – он почесал в затылке с явным смущением.

– Это могли быть снаряды авиапушек того самолета, – сказал Федоров.

– Не может быть, – возразил Самсонов. – Прошли прямо через броню? И где тогда пробоины?

– Я не думаю, что они действительно попали в нас тогда, – начал Федоров, все еще пытаясь объяснить случившееся прежде всего самому себе. – Эта проблема с реактором, о которой доложил Добрынин… Странное свечение моря перед атакой, странная дрожь – все было так же, как в прошлый раз. Я полагаю, что, возможно, мы снова переместились во времени.

– Но как? – Роденко и Тарасов повернулись к нему, внимательно слушая. Остальные члены экипажа также навострили уши, хотя Роденко махнул на одного из операторов РЛС рукой с раздражением на лице, что заставило того вернуться к своему экрану.

Федоров подошел к ним ближе, и они четверо словно сформировали круг сташих офицеров – Федоров, исполняющий обязанности старшего помощника, и старшие лейтенанты Роденко, Тарасов и Самсонов[13]13
  Вообще-то, на крейсерах проекта 1144 их примерные аналоги по обязанностям в реальной жизни – командиры радиотехнической, минно-торпедной и ракетно-артиллерийской боевых частей – должны носить звания капитанов 3-го ранга, но автор этого явно не знает – потому что они реально лейтенанты, как на каком-нибудь сторожевике. Федоров, кстати, тоже, как не просто «штурман», а командир штурманской боевой части, должен был быть каптри.


[Закрыть]. Федоров продолжил, все еще пытаясь разобраться с ситуации прямо на ходу.

– Предположим, что мы снова переместились, – начал он. – Бог знает, где мы сейчас, но явно не в будущем. Мы снова вернулись – или, возможно, нас отбросило обратно. Когда этот самолет атаковал нас, мы словно были уже здесь, но еще не здесь. Несколько снарядов прошли прямо через мостик, словно, как вы, Роденко, говорили, лазер. Затем мы как бы закрепились в этом времени, и снаряды начали бить по броне цитадели, которая легко их задержала. Эти пушки могли нанести гораздо больше вреда, если бы поразили критически важные системы, но большая часть снарядов словно прошла сквозь нас… Потому что мы были еще не здесь, а только начали появляться в новом времени.

Он понимал, насколько бредово это звучит, но к этому моменту экипаж начал свыкаться с невозможными обстоятельствами.

– Посмотрите на время, – указал Федоров на хронометр. – Два часа ночи, должна стоять непроглядная темнота. Прошу поправить меня, если это не дневное время. Если только скорость вращения Земли не изменилась, мы очевидно переместились во времени.

– Но ведь не было ядерного взрыва, – сказал Роденко. – Как это могло случиться? Как мы снова могли переместиться во времени?

– Этого я не знаю, – Федоров быстро признал свое невежество. – И мы можем никогда не узнать. Возможно, мы так и не закрепились во времени после катастрофы, забросившей нас в прошлое. Как камешек, брошенный по поверхности пруда. Мы плюхнулись в 1941, потом отскочили от воды в этот кошмарный мир будущего, а затем снова опустились на поверхность воды. Мы перешли Атлантический океан, потому что сознательно перемещались в пространстве.

– Но я не вижу никакого рулевого управления у перемещений во времени, – возразил Роденко. – Как это возможно?

– Я уже сказал, что не знаю, – ответил Федоров. – Послушайте, мы не сможем понять это в ближайшее время. В первый раз нам потребовалось несколько дней, чтобы понять, что случилось, но на этот раз у нас может не быть такой роскоши. Мы должны сохранять бдительность и быть готовыми к тому, что мы больше не там, откуда пришли. Если это случилось снова, мы должны понять, где оказались, потому, что если мы снова в 1940-х, это может быть очень опасным местом. – Он указал на передние иллюминаторы. – Не обманывайтесь спокойствием моря и ясным синим небом. Средиземное море во время Второй Мировой было плавильным котлом, и мы оказались прямо в нем. Если бы я только смог установить дату и время… – Он повернулся к радисту с загоревшимся взглядом.

– Николин, есть что-нибудь?

– Никак нет, товарищ капитан-лейтенант. Шумы на всех частотах. Я словно начинаю что-то принимать, но сразу теряю сигнал.

– Хорошо, продолжайте. – Он окинул мостик взглядом и задумался, что делать дальше. На данный момент ситуация успокоилась, и он хотел бы спуститься вниз, чтобы собственными глазами увидеть повреждения. Но еще больше он хотел бы добраться до санчасти и проверить, зачем его вызывал начмед.

– Мы выясним, что случилось, достаточно скоро, – подвел он итог. – Тем временем, мне нужно доложить адмиралу Вольскому. Роденко – нет, вы все – соблюдать готовность. Самсонов, – предупредил он. – Мы не можем дать застать себя врасплох. Я никого не обвиняю. Никто не видел этого самолета, пока он не оказался прямо над нами. Но не позвольте никому снова подойти к кораблю таким манером, понятно? Если Роденко обнаружит враждебную цель, разрешаю применить оружие по усмотрению. Боюсь, что обстоятельства вынуждают нас сначала стрелять, а потом уже задавать вопросы, пока мы не поймем, что произошло, и где мы оказались. – Он решительно поправил шапку.

– Это все, товарищи офицеры. Я должен идти вниз. Роденко, вы за старшего.

– Так точно.

* * *

Он вышел с ГКП и направился вниз. Встречающиеся члены экипажа отдавали ему честь, но исключительно его форме и званию. Все знали Федорова как молодого штурмана, вне вахты вечно погруженного в свои в пыльные страницы истории в своих книгах. Тем не менее, учитывая слухи, которые пошли насчет адмирала, все были рады, по крайней мере, увидеть рядом старшего офицера. Карпов и Орлова все еще находились под арестом в каютах, а большая часть других старших офицеров – на ГКП. Хотя большинство младших офицеров все еще воспринимало Федорова как кого-то из своей среды, факт оставался фактом: теперь у него на манжетах были три полосы и две бляшки капитан-лейтенанта[14]14
  По мнению автора, погоны российские офицеры либо не носят, либо не придают им значения


[Закрыть], а также должность старшего помощника командира корабля, второго человека после адмирала Вольского.

На нижних палубах всем заправляли mishmanyy, командовавшие starshini различных статей Ниже них находились старшие матросы, хотя большая часть 750 человек экипажа носили самое низкое звание – матрос, выполняя все каждодневные задачи, необходимые для поддержания корабля в надлежащем состоянии.

Федоров заметил худшее из случившегося – снаряд пробил наружный люк, породив град острых металлических осколков, убивших и ранивших нескольких в отсеке. Несколько трасс, густо идущих под потолком, были пробиты. Техники уже работали над ними, обрезая и заменяя поврежденную проводку и заменяя электрощитки, почерневшие от недавнего возгорания.

– Насколько все плохо? – Спросил он матроса.

Молодой человек повернулся к нему, отсалютовав, когда заметил фуражку и погоны Федорова. Затем он узнал и его лицо, чуть улыбнувшись. Однако его глаза быстро померкли.

– Было много осколков, товарищ капитан-лейтенант. Мы потеряли троих – Горохова, Калинина и Пушкина. Остальные более-менее нормально. Старшина отправил их в санчасть двадцать минуты назад.

Федоров знал одного из них достаточно хорошо, чтобы не суметь принять новость совсем просто так. Он кивнул. Его черты были напряжены, но он держал себя в руках.

– Я проверю, что с ними, – ответил он.

– Что это было, товарищ капитан-лейтенант? – Спросил матрос с широко раскрытыми глазами.

– Неопознанный самолет. Мы еще сами не разобрались, но все спокойно. Роденко следит за обстановкой.

– Но что с адмиралом, товарищ капитан-лейтенант? Он убит, как говорят?

– Убит? – Федоров попытался произнести это так, будто знал сам, однако новость потрясла его, и лицо не смогло скрыть эмоций. – Нам не сообщали этого, – тихо сказал он.

– Но я затем сделаю объявление. Продолжайте работать.

Федоров направился по длинному коридору в сторону санчасти. По пути многие пытались задавать ему вопросы, но он отвечал им только заниматься своим делами и побыстрее, что мало способствовало подавлению беспокойства, волной прокатившегося по экипажу корабля.

Убит? Эта мысль навалилась ему на плечи свинцовой тяжестью. Если все было так, то ответственность за корабль и весь его экипаж ложилась на него. По правде говоря, он никогда не хотел командирской должности, будучи довольным должностью штурмана. Адмирал Вольский стал для него наставником, почти отцом. Он выслушивал его, направлял, постепенно вводил в новую жизнь старшего помощника в последние дни. Он не мог погибнуть! Не мог! Но если это было так, то теперь ему придется стать примером другим. Вольский был тем большим связующим звеном, которое связывало экипаж корабля воедино. Все любили его и были готовы на все ради него, потому мятеж Карпова был обречен с того самого момента, как был задуман. Но теперь… Если адмирал погиб…

О чем думал экипаж? В последние дни они прошли через многое. Долгий и тоскливый переход через Атлантический океан наполнял всех нехорошим предчувствием с тех пор, как они впервые зашли на Азорские острова. Быстро пошли слухи, что там все были мертвы, что там не нашли ничего, кроме обгоревших руин и обугленных костей. Когда они, наконец, вошли в Средиземное море и прошли на север к Тулону, а затем вдоль побережья Италии, все, наконец, увидели, что слухи верны. Они собирались группами на верхней палубе, глядя на руины Рима и Неаполя. Это не способствовало поднятию боевого духа. Были ли они единственными, кто пережил эту жуткую войну, думали они? И что теперь будет с ними?

Наконец он добрался до входа в санчасть. Два старших матроса отдали честь, заметив его. У одного была забинтована голова, у второго рука лежала на перевязи, однако оба были ранены не слишком серьезно. Он проскользнул в люк, мельком заметив в дальнем углу три тела, накрытые белыми простынями. Сердце екнуло от мысли, что одно из них может принадлежать адмиралу, но затем из соседнего помещения появился слабо улыбающийся Золкин. Начальник медицинской части корабля, обладатель бороды и очков, имел звание капитана второго ранга после долгой службы в российском флоте и был, в сущности, на две ступени старше Федорова по званию, хотя по роду своей должности не входил в обычную командную структуру корабля.

– А, Федоров! Я надеялся увидеть вас. Мне сказали, что нас обстрелял самолет. Это так? Надеюсь, серьезных повреждений не было? Как видите, нам уже хватило, – он мрачно указал на три тела.

– Все в порядке – на данный момент, – ответил Федоров. – Но что с адмиралом? Мне сказали…

– Не беспокойтесь о том, кто что говорит, – сказал Золкин. – Я вот только что прочитал последним двоим лекцию по поводу пользы самообладания и вреда нелепых слухов. Один говорит то, другой это, а дальше вам докладывают, что «Титаник» тонет по правому борту, – он вытер руки чистым белым полотенцем, и Федоров не мог не заметить на его халате пятна крови.

Первая кровь, подумал он. Враг, кем бы он ни был, наконец нанес им повреждения.

– Адмирал жив?

– Разумеется – по крайней мере, так было пять минут назад – но у него будет жуткая головная боль, когда он очнется. Он получил ранение осколками, когда нас обстрелял этот самолет. Что случилось, Федоров? Я полагал, что в этом кошмаре нашего собственного изготовления мы, по крайней мере, находимся в безопасности.

– Адмирал поправится?

– Конечно. Он в изоляторе. Рана в ноге и поверхностная рана на боку. Видимо, он пытался подняться по лестнице вдоль надстройки, и упал, когда мы были атакованы. О чем он думал, пытаясь сделать это в свои-то годы? Адмирал в хорошей форме, но уже не юноша. Кроме того, у него ушиб головы, и, вероятно, легкое сотрясение мозга. Однако я подлатал его, и через несколько дней он будет здоров.

– Мы потеряли троих?

– К сожалению да. Я ничего не мог сделать. Они уже были мертвы, когда их доставили сюда. К счастью для Вольского, аварийная партия имела при себе носилки и доставила его сюда. Но вы не ответили на мой вопрос. Что случилось?

– Мы пока не знаем.

Федоров собирался сказать, что они сами пока ничего не знает, но внутренний голос напомнил ему, что сейчас нужно проявлять большую решимость и собранность. В этот момент раздался вызов по системе внутренней связи. Золкин взглянул на него поверх очков.

– Можете ответить, – жестом указал он. – Возможно, это вас? Я пока сниму халат и уберусь.

Федоров поднял трубку. Это был радист Исаак Николин, который доложил ему о ситуации с радиосигналом.

– Принимаю сигнал, достаточно слабый, но различимый. Похоже на переговоры между кораблями, товарищ капитан-лейтенант. На английском. Что-то насчет орла.

– «Орла»?

– Так точно. Я полагаю, это корабль – и они говорят о каком-то пятом за войну, по крайней мере, я слышал это выражение. Затем сигнал снова пропал.

Федоров на мгновение задумался. «Орел»… Корабль… Пятый за войну… Затем разум внезапно осознал три эти странные подсказки, и его словно громом поразило. Они понял, где они оказались.

– Ясно. Продолжайте. Я скоро вернусь на мостик.

Федоров пошатнулся от внезапного осознания. Как проверить это? Как подтвердить?

– Еще плохие новости? – Спросил Золкин, бросая халат в корзину. – Вы будто привидение увидели. Почему бы вам не присесть?

– Нет времени, доктор. Я должен идти обратно.

Золкин взглянул на него и приобнял за плечо.

– Я понимаю вас, – сказал он с кривой ухмылкой. – Всему свое время, молодой человек. Переведите дыхание и передохните на мгновение. Вы находились в центре событий все последние дни на своем новом поту, и этого достаточно, чтобы выбить из колеи кого угодно.

– Спасибо, – Федоров кивнул, а затем понизил голос. – Я полагаю, мы снова переместились обратно во времени. Николин перехватил фрагмент радиопереговоров. Мне кажется, что я понял, где мы оказались, и это не может меня радовать. Как скоро адмирал поправится?

– Сложно сказать. Понадобится хотя бы день, прежде, чем я разрешу ему что-либо делать. Боюсь, вам придется некоторое время побыть за старшего. Идите и разберитесь, что там на ГКП, но если вам удастся немного поспать, то это будет хорошо. Я вижу необъяснимый день, вместе с которым отменился и мой ночной сон, но думаю, как-нибудь справлюсь, учитывая, какие ужасы мы переживали последние недели. Возвращайтесь, когда узнаете что-либо, и у нас будет больше шансов во всем разобраться – у вас, у меня и у адмирала.

– Наверное, – сказал Федоров. – Тогда я пойду… Вы помните книгу, которую я отдал адмиралу? «Хронология войны на море»?

– Хотите немного заняться чтением? Зачем вам это сейчас, Федоров?

– Нужно свериться с датами.

Золкин сложил руки, потирая густую бородку.

– Я полагаю, она в каюте у адмирала. После того, как мы справились с Каропвым, он читал ее много ночей подряд.

– Спасибо, доктор. Я пойду, – он задержался взглядом на троих погибших. – Что будет с ними? Я полагаю, похороны в море будут уместны.

– Я займусь, – ответил Золкин. – У вас достаточно забот. Идите и найдите свою книгу.

Федоров мрачно кивнул и вышел. Золкин покачал головой ему вслед.

Да, мне на плечи свалилось многое, подумал Федоров. Больше, чем я когда-либо пытался нести в жизни. Он задался вопросом, не сломает ли это ему спину, и не подведут ли ноги в решающий момент, когда на кону будет стоять гораздо больше жизней, чем три.

Он шел по длинному коридору к офицерской кают-кампании, и в голову пришли строки о тех троих, которых он увидел в медчасти:

 
  «А море и небо вернутся когда-нибудь снова
  На вечно свои – отведенные Богом места.
  И вы – кто остались живыми – бывайте здоровы.
  На месте погибших ни холмика нет, ни креста!»