Текст книги "Когда дьявол пляшет"

Автор книги: Джон Ринго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 37 страниц)

Папа О’Нил выстрелил один раз, затем крутанулся вбок стволом пистолета, отбив уже вяло удерживаемое копье. Послина пронесло вперед еще несколько шагов, и он рухнул с обрыва.

– Можно вставать, – спокойно позвал Папа О’Нил. Затем он вынул обойму, заменил ее свежей и аккуратно добавил патрон в использованную, пока послин кувыркался по склону и летел со скалы вниз.

Мюллер покачал головой и вытер лицо.

– Господи, приятно иметь дело с профессионалами, – прищелкнул он языком.

Элгарс восхищенно качала головой.

– Плевать, что им трудно пользоваться. Я могла бы просунуть руку по самое плечо в образовавшуюся в этом послине дыру. Я обязательно достану себе такой пистолет.

– Он не плох, – согласился Мюллер, хватаясь за деревце. – С другой стороны, уж больно шумный.

* * *

– Мы слышали вас там, на холме, – сказала Кэлли, когда четверка приблизилась к очагу барбекю. – Я удивлена, что вы его не разделали и не притащили ляжку.

– Скатился с холма, – расплылся в улыбке Папа О’Нил. – Чертовски не повезло, если хочешь знать. А куда все подевались?

– Большинство детей пошли вздремнуть, – ответила тринадцатилетняя девочка, пошевеливая поленья гикори. О завязала волосы в пучок и надела длинный передник для работы у огня. Пятна сажи на лице и руках вкупе с этим придавали ей облик средневековой служанки. – Считается, что Уэнди с Шари готовят внутри закуски. Но я сказала им, что времени хватает, и подозреваю, что они тоже отправились на боковую. Еще трудности были?

– Этот народ неплохо лазает по холмам, – сказал О’Нил. – Почти так же хорошо, как ты.

– Никаких проблем, – сказал Мюллер. – Но у меня есть вопрос: я слышал про людей, евших послинов, но…

Папа О’Нил выглядел несколько смущенно, а Кэлли чуть истерично засмеялась.

– Ага, он отведал одного, – сказала она. – Куски от нескольких, на самом деле.

– Вкус у них и вправду дерьмовый, – пожал плечами старик. – Они жесткие, они жилистые, они не становятся мягче при варке, и у них очень-очень противный вкус; хуже, чем у ленивца, а это уже о многом говорит.

– Вы ели ленивца? – спросил Мюллер. – Надо же, я никогда не встречал никого, кто их пробовал.

– Встречал, – скорчил рожу Мосович. – Я ел однажды. Если послины еще хуже, то они очень плохи. Сложно описать, насколько ленивец плох на вкус: наверное, можно сказать, что-то вроде задавленного опоссума, несколько дней пролежавшего на дороге.

– Вполне подходящее сравнение, – сказал Папа О’Нил. – Вкус послятины еще хуже. Я даже как следует сдобрил ее «нам пла», моего собственного рецепта, с добавкой «хабанеро», но вкус все равно пробивался.

– О боже, – засмеялся Мосович. – Тогда он ужасен!

– В конце концов я вычислил, что могу его есть, если обмажу его «беребере», – пожал плечами О’Нил. – Это дерьмо настолько острое, что никакого вкуса больше не ощущаешь; тайцы от него хлопаются задницей об пол.

– Дружище, где вы только не бывали, – засмеялся и Мюллер. – Я слышал про «беребере», но…

– Я попробовал его однажды, – сказал Мосович. – Кто-то поспорил со мной, что я не смогу съесть полную тарелку чего-то под названием «вот хар бо». – Он потряс головой. – Я укусил разок и отдал деньги; я предпочел проглотить гордость и откупиться, чем отдать концы.

– «Беребере» не для слабого сердца, – признал Папа О’Нил. – Даже я не могу переваривать его в больших количествах, а я едал по-настоящему жгучего дерьма больше, чем хочется об этом вспоминать. Так что больше я их не ем. И я не позволил Кэлли ни кусочка; от него можно заполучить болезнь, типа как у поевших мозгов людоедов. Ее вызывает какой-то небольшой белок в нем, с которым мы не можем справиться.

– Болезнь Крайнцфельцера, или что-то вроде этого? – спросил Мюллер. – В сущности, то же самое, что болезнь коровьего бешенства. Я слыхал, что ее можно заполучить от послятины. Так зачем же вы ее ели?

– Да так вот, – сказал Папа О’Нил. – Да черт с ним, первые симптомы проявляются лишь через пару десятков лет, как правило.

Он ухмыльнулся и обвел туловище рукой.

– Так или иначе, не думаю, что протяну еще пару десятков лет.

– Я проголодался, – ухмыльнулся Мюллер. – Но я не хочу загнуться от того, что ем. Есть что-нибудь еще?

– Ну, вы вроде как пропустили обед, – кисло произнесла Кэлли. – Тут будет готово примерно через час. Но надо приготовить и остальное.

– Мы этим займемся, – прищелкнул языком Мосович. – Только укажи нам верный путь, о Принцесса Викингов!

Она покачала головой и погрозила ему горящей головней, затем указала на дом.

– Покуда кукуруза еще свежая, думаю, нам следует приготовить ее заново. Кукурузные лепешки в духовке. Я отправила детей собрать брокколи, и ее, наверное, следует порезать, выложить на большое блюдо и пропустить через микроволновку. Можем также приготовить салат из свежей свеклы, если кто-нибудь побеспокоится ее надергать. То же и с помидорами, они всегда хорошо идут, когда их чуть сдобрить специями. Что я упустила?

– Пиво, – сказал Папа О’Нил, взял набор больших вертелов и повтыкал их в распластанную свинью. – И перевернуть ее. Сколько она лежит на этой стороне?

– Около часа, – ответила Кэлли. – Мне пришлось просить Уэнди и Шари помочь мне.

– Я займусь ею, – сказал О’Нил. – Только пусть кто-нибудь принесет мне пива. Ты иди командуй на кухне. Не давай пощады этим язычникам! Научи их… закручивать банки!

– А! Только не это! – расплылась в улыбке Кэлли. – У нас нет ничего для закрутки. И кроме того, они гости.

– Никогда не дашь позабавиться, – ухмыльнулся О’Нил. – Ступай, я справлюсь с мясом.

Когда она ушла, он порылся в ящике рядом с барбекю и вытащил большой глиняный кувшин.

– Вот, – сказал он, протягивая его Мюллеру. – Попробуй. От этого у тебя шерсть на груди встанет дыбом.

– Я всегда гордился своей почти голой грудью, – сказал Мюллер, наклоняя кувшин для глотка. Он хлебнул и тут же зашелся в кашле, выплюнув половину. Когда прозрачная жидкость попала в очаг, оттуда с ревом взвилось пламя. – Аааааа.

– Эй, эта штука здесь в большой цене!

– Как что? – просипел Мюллер. – Растворитель?

Папа О’Нил взял кувшин и понюхал его с невинным видом.

– Ох, прости, – ухмыльнулся он. Он залез в тот же самый ящик и на этот раз достал стеклянную банку. – Ты прав, это был растворитель. Попробуй-ка этого.

* * *

Томми встал и поднял кружку.

– Джентльмены… и леди. За павших товарищей.

– За павших товарищей, – прокатилось по комнате бормотание.

Отпустив рядовой состав обрушиться на беззащитные городки Ньюрай и Холидэйсберг, майор О’Нил распорядился об общем ужине для всех офицеров. Под благовидным предлогом дать освоиться двум вновь прибывшим офицерам, но Томми подозревал, он поступил так из опасений, что офицеры наломают дров еще больше рядовых.

Майор О’Нил поднялся на ноги и поднял свое пиво.

– Джентльмены и леди: за Того, Кто Смеется Последним.

– Кто смеется последним, – прогудели собравшиеся.

– Сэр, – невнятно выговорил капитан Стюарт. – Думаю, новым офицерам важно знать причину такого девиза батальона, ведь так?

Майк хмыкнул и огляделся.

– Дункан, ты наш официальный батальонный рассказчик. Расскажи им, в чем тут дело.

Дункан встал с того места, где он разговаривал с капитаном Слайт, глотнул пива и прочистил горло.

– Уважаемый Глава Собрания!

– Да, капитан? – спросил Томми.

– Арррр! – прокричала капитан Слайт.

– Святотатство! – завопил Стюарт.

– Никаких чинов и званий в офицерском собрании, Томми, – сказал О’Нил, махнув всем утихнуть.

– Глава Собрания! – продолжал Дункан. – Прошу пригласить волынщиков!

– Но у нас нет ни одного, – пожаловался Томми. – Мы опросили весь батальон, и никто не умеет играть на них. Да и самих волынок нет.

Стюарт наклонился, показал на устройство в углу и пошептал на ухо лейтенанту. Томми прошел к нему и, пошептавшись со своим новым ПИРом, понажимал на кнопки.

– Но похоже, у нас есть пиратская копия «Лесных Цветов», – произнес Томми. – Нам повезло.

Дункан прочистил горло и глотнул еще пива под зазвучавшие по всему помещению меланхолические переливы волынки.

– Было это в темную пору четвертой волны, семнадцатого января две тысячи восьмого, когда небосклон все еще заполняли метеорные росчерки Второго Флота и его бренные останки оставляли огненные следы в небесах, когда, развернув поле зрения вверх, можно было уловить проблеск последней боевой группы, пробивавшейся сквозь волну послинов и буксировавшей прочь разбитый каркас супермонитора «Хонсю».

Первому батальону Пятьсот пятьдесят пятого пехотного поставили задачу удержать жизненно важную гряду за Харрисбергом, Пенсильвания. С гребня можно было узреть дым последнего штурма Филадельфии, но еще больше в глазах рябило от миллионов свежих послинов, только что сошедших с кораблей. Центр Планетарной Защиты в северной стороне отважно бился с аэромобильными посадочными модулями, и многие кинетические удары обрушивались на него, а батальон волну за волной отражал самоубийственные атаки послинов. Части обычных сил вели тяжелые бои в южной стороне, настолько тяжелые, что им отдали всю артиллерию, оставив батальон полагаться лишь на собственные силы. Вой и серебро зарядов гравиоружия заполонили воздух, а небеса пронзали сполохи атомного огня.

И тут у роты «Альфа» стали подходить к концу боеприпасы. Прямо перед ними лежала лощина, и, отчасти случайно, волны послинов укрылись в упомянутой лощине. «Косари» славно поработали своими гранатами, но линии снабжения были частично зажаты с флангов, по ним велся плотный перекрестный огонь. Так что мало-помалу боезапас роты истощился, и они дошли до того, что стали стрелять одиночными.

А тем временем методом проб и ошибок послины постигли понятие «укрытия», и оставшиеся в живых скорчились в лощине, выскакивали наверх выпустить пару очередей и снова прятались вниз.

Ситуация сложилась тупиковая; в роте не осталось гранат уничтожить послинов, а послины устали выносить избиение в чистом поле.

И в этот самый момент откуда ни возьмись появился наш отважный вождь, во весь опор несясь под градом огня, уже прибравшего троих подносчиков боеприпасов. Он прибыл на позиции роты «Альфа» и прошествовал по траншее, обозревая положение дел, пока не достиг командира роты. Был им в ту пору…

– Крэддок, – произнес Майк и хлебнул изрядно пива.

– Капитан Джеймс Крэддок, – продолжил Дункан и поднял кружку. – За павших товарищей.

– За павших товарищей, – пробормотали остальные.

– Капитан Крэддок обрисовал их бедственное положение и отметил, что если они ничего не предпримут, и скоро, послины накопят достаточно сил и пойдут врукопашную. И это будет… неприятно. Он бил челом, чтобы обслуживающий персонал, в большинстве своем санитары и техники, пришли ему на подмогу, чего бы это ни стоило.

Тогда наш досточтимый вождь, со своим ставшим притчей во языцех выражением сфинкса, оглядывается окрест, подбирает не слишком большую глыбу и бросает ее вниз с холма.

– До ушей явственно донесся хруст, когда низверглась она на лошадей, – подхватил Стюарт. – Ибо с него самого размером был тот камень… Напоминал он муравья с комком земли…

– Поворотился он тогда к командиру роты и изрек…

– Обычно последним смеется тот, кто думает на ходу и быстро, – произнес Майк и отпил пива.

– Мы чуть изменили и переставили слова, – сказал Дункан. – Используя валуны окружающей местности, рота «Альфа» развлекалась «боулингом с послинами» последующие несколько часов.

– Затем артиллерия снова начала нас поддерживать, и все стало в шоколаде, – заметил Майк. – Артиллерия – вот что не дало проиграть эту войну. Но я заметил, что выживание при таких небольших затруднениях в общем и целом зависит от того, кого осенит выигрышная тактика в самый последний момент. Ты идешь в бой с планом и знаешь, что он непременно пойдет… наперекосяк. И тогда ты его подправляешь. И побеждает обычно тот, кто подправляет лучше всех, быстрее всех.

– Мы очень быстро подправляем, – нечетко выговорила Слайт. – И когда я говорю «мы», я имею в виду ветеранов в этой комнате. Именно поэтому мы здесь.

Стюарт поднял свой бокал.

– За тех, кто думает быстрее всех; пусть это всегда будут люди!

20

Ущелье Рабун, Джорджия, Соединенные Штаты Америки, Сол III

Пятница 25 сентября 2009 г., 20:47 восточного поясного времени

– Кэлли, не сочти за оскорбление, – с широкой улыбкой произнес Мюллер, отодвигаясь от стола, – но когда-нибудь ты станешь для кого-то отличной женой.

– Не то чтобы я обожала готовить, – пожала плечами Кэлли. – Ну, не так, чтобы очень. Но если ты хочешь здесь чего-нибудь поесть, приходится готовить самому.

Ужин имел оглушительный успех. Папа О’Нил отрезал от свиньи килограммов пять мягкого сочного мяса и надеялся этим обойтись, намереваясь порезать остальное на куски и заморозить на потом. Вышло так, что ему еще дважды пришлось ходить к свинье за мясом. В дополнение к кукурузным початкам и кукурузным лепешкам, Кэлли испекла еще и пшеничный хлеб, приготовила запеканку из молодой фасоли со сливками и отварила молодой картошки. Все было съедено подчистую. На десерт был подан ореховый пирог.

Детей, наевшихся по самые жабры, в конце концов отослали спать. Только «взрослые» – Кэлли явно включили в эту группу – остались за столом, подъедая остатки под негромкую музыку проигрывателя компакт-дисков.

– Мне понятно, что ты хочешь сказать, – засмеялась Шари. – В подгороде есть кафетерии, но еда поистине паршивая; бывают дни, когда я готова убить ради возможности просто позвонить в «Домино» [47]47
  Сеть пиццерий с доставкой на дом


[Закрыть].

– Я вроде как припоминаю их, – пожала Кэлли плечами – Но последний раз я обедала в кафе быстрого питания в тот месяц, когда пал Фредериксберг.

Она покачала головой и снова пожала плечами.

– Мы поехали отдохнуть в Киз, и «Макдоналдс» в Майами был еще открыт. Мы иногда делаем пиццу, но готовим ее из того, что есть под рукой.

– Никто из детей совсем не помнит сети быстрого питания, – произнесла Уэнди, отрезая кусочек свинины от принесенного Папой О’Нилом окорока. – Ну, Билли и Шэннон помнят немного. Но не по-настоящему. В основном помнят места для игр и игрушки, что дарят с едой. И все.

– Просто все исчезло слишком быстро, – негромко сказала Шари.

– Это так, – отозвался Мосович. – У войн есть обыкновение порождать такое. Спроси немцев определенного возраста, как настоящая война все изменяет, или почитай дневники южан времен Гражданской войны. Хороший пример «Унесенные ветром». Однажды ты просыпаешься, а вся твоя жизнь изменилась. Кто-то приспосабливается и даже процветает. А кто-то замыкается и умирает, на самом деле или душой.

– В подгородах много таких, – сказала Уэнди. – Многие люди просто опускают руки. Они целыми днями сидят и либо просто ничего не делают, либо разговаривают о том, когда наступят хорошие времена.

– Как раньше уже не будет, – сказал Мосович. – Точно тебе говорю. Слишком большой урон. Черт, даже построенные в благие времена «города-крепости» в основном накрылись. Город – это не просто куча зданий, набитых солдатами. Ричмонд, Ньюпорт, Нью-Йорк, Сан-Франциско они всего лишь пустая оболочка с этой точки зрения. Сделать из них снова города… Не знаю, произойдет ли это.

– Внутренние города тоже не блещут, – заметил Мюллер. – Несколько месяцев назад мы ездили в Луисвилль, в Штаб-квартиру Командования Восточным Театром. Большинство тамошнего народа старается попасть в подгорода. По крайней мере подгорода устроены в расчете на пешеходов; при нехватке бензина куда-нибудь добраться в городе реально трудно. Простой поход в магазин означает долгую прогулку.

– Особенно при такой плохой погоде, – сказала Шари.

– Какой погоде? – спросил Папа О’Нил.

– Ну, мы смотрим новости там, в подгороде; всю зиму сообщали про рекордно низкие температуры. Уже начинают поговаривать про новый ледниковый период после всех этих атомных бомбардировок.

– Ха, – хохотнул О’Нил. – Уж мне-то не говорите. Если бы надвигался новый ледниковый период, фермеры узнали бы первыми. Так вот, канадские урожаи упали, и наверное, отчасти из-за китайских бомб, но даже там сейчас дела стабилизировались.

– Не могу так уж сильно винить китайцев, – произнес Мюллер. – Разве только за представление, будто они смогут побить послинов на равнинах. Как только они потеряли большинство своей армии, уделать Янцзы гадостью было единственным способом удержать послинов подальше от беженцев.

– Черт, – проворчал Папа О’Нил. – В конце они уделали и беженцев. Так бы послины задержались поесть. А так даже это не сбавило их темпа, у них заняло всего месяц добраться до Тибета. Черт, со всеми понаделанными нами зарядами антиматерии и ядерными боеголовками, остается только надеяться, чтобы нам не пришлось докатиться до подобного; не то все восточные Штаты покроются стеклянной коркой. И пользы наверняка будет не больше.

Что же касается погоды, то мы переживаем длинный цикл неблагоприятных погодных условий, но он возник под воздействием масс теплой воды в Атлантике, и был предсказан еще до вторжения. В остальном погода нормальная. В этом году даже превосходная. Дожди как раз вовремя. Можно бы немного и побольше, но тогда бы мне хотелось их поменьше.

– Мы постоянно слышим эти ужасные прогнозы погоды с поверхности, – сказала Уэнди. – Рекордно низкие температуры, снег в апреле, и тому подобное.

– Ну, я живу здесь уже… э-э, довольно долго, – сказал он, искоса посмотрев на Шари. – И этот год ничем не хуже остальных. Да, шел снег в апреле. Бывает. Это случилось спустя семьдесят два дня после ядерных ударов.

– Этот человек сказал именно то, что я услышала? – спросила Элгарс.

– Кто? – откликнулся Папа О’Нил, оглядываясь.

– Да вон, в проигрывателе компактов, – сказала она и показала на гостиную. – Мне показалось, он только что пропел что-то насчет «размазать жаркое по груди».

– А, – улыбнулся Папа О’Нил. – Да. Это. Уоррен Зевон.

– Уоррен кто? – спросила Уэнди. Элгарс быстро усваивала навыки общения, и она не могла не задаваться вопросом, не сменила ли капитан только что тему, и очень расчетливо. Если так, ну и пусть.

– Зевон, – произнес Мосович. – Менестрель солдат удачи. Отличный парень. Встречался с ним как-то. Мимоходом.

– Где? – спросила Шари. – Имя мне знакомо, но песню не припоминаю и…

Она прослушала несколько куплетов и побелела.

– Он только что сказал именно то, что я услышала?

– Ага, – скривился Папа О’Нил. – Это «Возбудимый Пацан». Одна из… грубых его песен.

– Ну не знаю, – озорно усмехнулась Кэлли. – Почему бы тебе не спеть ей пару куплетов из «Роланда и Безголового Пушкаря Томсона»?

– Думаю, в этом нет необходимости, – улыбнулась Шари. – И, веришь или нет, я могу переварить толику черного юмора.

– Ах так? – лукаво произнесла Кэлли. – Зачем послин переходит дорогу?

– Заглотну-ка я наживку, – сказал Мюллер. – Зачем послин переходит дорогу?

– За кормом.

– О’кей, – сказал Мосович. – Довольно скверно. Попробуйте это: как два послина решают спор?

Он подождал, но никто не вызвался.

– Кто стал трешем, тот и проиграл, разумеется.

– Вау! – сказал Папа О’Нил. – В чем разница между послином и юристом?

– Не знаю, – сказала Шари. – Один ест тебя за плату?

– Нет, но тоже неплохо, – сказал Папа О’Нил. – Нет, один из них злобный и бесчеловечный монстр-людоед, а другой просто инопланетянин.

– Слыхали новый боевой клич послинов, идущих в бой с морской пехотой? – спросила Уэнди.

– Ха! – ухмыльнулся Мосович. – Могу представить себе парочку. О, никак морячки.

– Короче и эффектнее: ДЕСЕРТ!

Кэлли оглядела всех на секунду, затем расплылась от уха до уха.

– Откуда известно, что послины бисексуалы? Они едят и мужчин, и женщин!

– Поверить не могу, что ты это сказала! – проворчал Папа О’Нил, пока остальные покатывались от хохота.

– Господи, да ты вынуждал меня слушать «Блэк Саббат» и Оззи Осборна, Деда! – сказала Кэлли. – И тебя волнует эта невинная шутка?

– А что плохого в «Блэк Саббат»? – запротестовал он. – Хорошая группа. Отличные стихи.

– Ну, не знаю, – произнесла Кэлли. – Название!

–  Христианское!

– Большое спасибо, католическое.

– О’кей, о’кей, давайте разрядим обстановку, пока не засвистели пули, – сказал Мюллер. – Сколько послинов могут трахнуться в лампочке?

– Не знаю, – сварливо произнес Папа О’Нил. – Сколько?

– Достаточно одного, – сказал Мюллер. – Но лампочка должна быть ну о-о-чень большая.

– Что-то я не въехала, – сказала Элгарс.

– Они гермафродиты, – сказала Уэнди. – Реально они не могут оплодотворить себя сами, без посторонней помощи. Но любые два могут размножаться с любыми двумя другими, так что, поскольку выражение «иди трахни сам себя» является оскорблением, люди хохмят насчет того, как они сами себя трахают.

Элгарс кивнула.

– До меня все еще не дошло.

– Подумай на досуге, – сказала Кэлли. – А пока вот: зачем химмит перешел через дорогу?

– Не знаю, – сказала Элгарс.

– А он и не переходил; он на стене позади тебя, – ухмыльнулась Кэлли.

Элгарс невозмутимо посмотрела на нее.

– Это шутка?

– Ладно, не бери в голову, – вздохнула Уэнди. – Ну тогда вот про химмита, который три дня просидел в своей машине, в запрещенном для стоянки месте, слившись с обивкой сиденья водителя.

Она сделала паузу.

– Когда пришлось платить штраф, он стал жабой и удавился.

– А! – воскликнул Папа О’Нил. – Здорово !

– Я опять не усекла, – сказала Элгарс. – Что такое химмит?

– Одна из галактических рас, – ответила Кэлли, потрясла головой и швырнула в Уэнди печеньем. – Они похожи на больших лягушек. Они умеют так хорошо сливаться с фоном, что их практически не видно.

– Благодарю, – раскланялась Уэнди. – Благодарю… Или про химмита в баре с пианино? Один из завсегдатаев подходит к пианисту и говорит: «Вы знаете, гигантская невидимая лягушка пьет пиво на стене позади вас?» А пианист отвечает: «Напойте пару тактов, и я подхвачу мотив». Или насчет индоя-экстраверта? Кто смотрит на твои ботинки, разговаривая с тобой.

– Отличные вещицы! – воскликнула Кэлли.

– Лучше твоей бисексуальной остроты? – осведомился Мюллер. – О’кей. В окопе сидят два солдата Один говорит: «Я слышал, в городок пришли двое сирот. Эти чертовы инопланетяне грохнули их дом неделю назад, убили их отца – он был выдающимся марафонцем, надо же – и съели их мать. Его не съели – только ее. Хреновы чокнутые инопланетяне, почему они так поступили?» Второй говорит: «Идиот. Их папа был кожа да кости».

– Кошмарно, – сказала Шари. – Почти так же, как это. Какой талисман подходит ББС? Лобстер: такой же вкусный и так же трудно очистить.

– Эй! – сказала Кэлли. – Это напоминает моего папу! Как вы назовете краба, сидящего на мешке сахара? Диабетик. Дрыгается и дрыгается на своих лапах… Знаете, как называют краба, изучающего морскую биологию? Спикером Ракообразных.

– Как два голодных послина приветствуют друг друга? – спросил Папа О’Нил, чтобы не отставать. – Солью и перцем, разумеется.

– Почему послины оставили древко почета в «Макдоналдсе»? – спросила Кэлли. – Они увидели плакат: «Мы приготовили шесть миллиардов порций».

– Ты едва ли помнишь «Макдоналдс», – подозрительно сказал Папа О’Нил. – Кто тебе это сказал?

– Да так… один парень, – ответила Кэлли, в ее глазах заплясали чертики.

– Дрянь дело, – пробормотал Мюллер. – Эй! Как полному автобусу юристов удалось проехать через порядки послинов? Любезность коллег.

– Какой такой парень? – задал вопрос Папа О’Нил.

– Что сказали послины, когда захватили Аушвиц? – спросила Кэлли, игнорируя вопрос. – Предпочитаем суши.

– Что за парень, Кэлли? – снова спросил Папа О’Нил.

– Какой-то солдат, – ответила она. – В «Пиггли-Уиггли». Она рассказал анекдот, я тоже, потом ушла. Ничего особенного…

– Что такое послины в поле и топливно-воздушный взрыв? – в отчаянии спросил Мюллер. – Слишком большой огонь. Шкварки подгорели.

– Что значит ничего особенного? – угрожающе спросил Папа О’Нил. – Я не хочу, чтобы они сменили нынешнюю песню на «В городок явилась Кэлли».

– О’кей, – вздохнула Шари. – Посмотрите на меня, Майкл О’Нил.

– Да? – пробурчал он.

– Как послины называют Карла Льюиса [48]48
  Олимпийский чемпион по бегу на короткие дистанции


[Закрыть]?

– Не знаю, – замотал головой Папа О’Нил. – Вы не дадите мне продолжить, нет?

– Нет. Быстрое питание.

Он фыркнул.

– О’кей.

– Что говорит послин, натолкнувшись на эфиопа?

– Не знаю, – улыбнулся он ей. – Что?

– «ОПЯТЬ Нувель Куизин»? У меня таких миллион. Как послины называют доктора?

– Как?

– Ленч. Как послины называют рабочего-строителя?

– Не знаю.

– Ленч. Как послины называют политика? Конкуренция. Как послины называют юриста? Неприятность. Знаете, почему при испытаниях химического оружия послинов заменили юристами? Юристы быстрее размножаются. На некоторые вещи даже послины не пойдут. И исследователи жалели послинов. И последнее. Почему у послинов заняло меньше месяца захватить Китай? Ну, понимаете, стоит только попробовать китайской еды, и часом позже…

– Боже, да вы еще та штучка, – рассмеялся О’Нил.

– У вас есть что-нибудь из Ван Моррисона в этой куче? – спросила она.

– Думаю, у нас есть его «Лучшее из…», а что?

– Потому что я хочу танцевать, – ответила она, взяла его за руку и встала. – Пошли.

– У меня обе ноги левые, – запротестовал он.

– Вы обнимете меня, и мы потопчемся вокруг, – сказала она с лукавым огоньком в глазах. – Не труднее, чем встать.

– Вам, наверное, стоит это перефразировать, – пробормотал Мюллер.

– А вас не спрашивают.

Когда музыка изменилась, Элгарс налила себе немного правильного самогона. Она поболтала им в стакане и посмотрела на Мосовича.

– Думаю, сейчас самое время.

– Самое время для чего? – спросила Кэлли.

– Я сказала Мосовичу про видение, когда мы были на прогулке, – ответила Элгарс. – В нем было что-то такое, что ему совсем не понравилось.

– Да, – сказал Мосович. – Вы правы.

Он тоже плеснул себе немного самогона и откинулся на спинку стула.

– Оно мне не понравилось тем, что произошло с реальным человеком, а она на самом деле мертва. Я видел, как она погибла.

– Где? – спросила Кэлли.

– На Барвоне, – вставил Мюллер. – Мы оба были членами разведгруппы, которую послали туда еще до отправки экспедиционных сил. На нас проверили, как на морских свинках, насколько послины действительно опасны.

– Ты не помнишь то время, – сказал Мосович. – Но… очень многие отказывались поверить. «Инопланетное вторжение? Да ладно, давай еще по стаканчику». Это прошло довольно быстро, когда на Барвоне съели высокопоставленную делегацию и пленку показали по всему миру. Как бы то ни было, мы вели на Барвоне разведку, определяли боевой порядок и проводили анализ местности и условий ведения боя…

– Плохая и плохие, – сказал Мюллер.

– Полагаю, мы слишком хорошо делали свою работу, – продолжал сержант-майор. – Мы получили задание поймать послина и доставить его. Я посчитал, что легче схватить детеныша, чем взрослую особь, поэтому мы напали на лагерь, в котором также содержалось какое-то количество крабов в качестве ходячего провианта. Когда мы атаковали, оказалось, послины воюют несколько лучше, чем мы полагали ранее. Все то, что мы сейчас знаем; системы обнаружения снайперов и как они всей толпой кидаются на шум сражения. Во всяком случае, мы потеряли кучу настоящих легенд в кругах, связанных со специальными операциями, в том числе нашего снайпера, штаб-сержанта Сандру Эллсуорси. Ваше видение в точности совпадает с тем, как она погибла.

– Да, – сказал Мюллер. – Я подумал про то же. Словно слушаешь рассказывающую об этом Сандру, вплоть до южного акцента.

– А знаете, – сказала Уэнди, – он больше практически не проявляется. В смысле, акцент.

– Как бы то ни было, вот почему нас так ошарашило, – сказал Мосович.

– И что вы думаете? – тихо спросила Элгарс. – Вы считаете, крабы вложили в мою голову разум вашего друга? Кто я – Энн Элгарс или эта самая Эллсуорси? Похожие фамилии, оба снайперы? Думаете, это так?

– В общем-то нет, – сказал Мосович. – Эллсуорси была… более странной, чем вы. Жутко чудной. Вы кажетесь гораздо…

– Стабильнее, – сказал Мюллер. – Не поймите меня неправильно, на задании Эллсуорси была великолепна. И она была отличным снайпером-инструктором. Но была совершенным бесенком, когда снимала форму; вы на порядок стабильнее ее во всех смыслах, даже если ваша голова привинчена не слишком крепко.

– Ну спасибо, мастер-сержант, – язвительно произнесла она.

– Простите, мэм, не в обиду, – поспешно сказал он.

– Итак, как это повлияет на ваш рапорт полковнику Катпрайсу? – спросила она Мосовича.

– Думаю, я просто пошлю ему отчет со всей этой сумасшедшей историей, – ответил сержант-майор. – Вы хорошо двигаетесь на пересеченной местности, и мы знаем, что вы умеете стрелять. Если бы вы были рядовым или штаб-сержантом, то и вопроса не возникало бы. Но что касается капитана, тут он пусть решает сам. Что до меня, я думаю, вы сможете освоить эту работу.

– Спасибо, – сказала Элгарс. – Мне нужно было это услышать. И я должна признаться, что не знаю, что еще может прятаться в глубине моего сознания. Или кто я на самом деле.

– О, я думаю, вы с этим справитесь, – сказал Мосович. – Хотя это вкладывает совершенно новый смысл в понятие «познать самого себя». В долгосрочной перспективе, я думаю, с вами будет все в порядке. Ну, если так можно сказать про любого из нас в нынешние времена.

Он посмотрел в гостиную, где Папа О’Нил с Шари танцевали под «Полет на Ковре-самолете».

– У некоторых, разумеется, получается лучше, чем у других.

О’Нил подошел рука об руку с Шари и неопределенно помахал им.

– Доброй ночи, народ. Мы несколько устали и отправляемся на боковую.

С этим они оба направились к лестнице, держась за руки.

– Нет, вы только посмотрите, – с горечью произнесла Кэлли. – И еще говорит мне не ходить в город!

– Они оба достаточно взрослые, чтобы принять решение по этому поводу, – указала Уэнди. – Достаточно, чтобы быть твоим дедушкой в одном случае и матерью – в другом.

– И он достаточно стар, чтобы быть ее отцом, – указала Кэлли.

– Согласно Корану, идеальный возраст для жены равен половине возраста мужчины плюс семь лет, – речитативом продекламировал Мюллер. – Что делает тебя все еще слишком юной для меня. Фактически… – Он посмотрел в потолок и посчитал на пальцах. – Думаю, это значит, идеальный возраст парня для тебя будет… как у тебя самой.

– С другой стороны… – сказал он, поворачиваясь к Уэнди.

– Минуточку, – произнесла она и полезла в задний карман джинсов.

– Ага! – воскликнул Мосович. – Пресловутое фото бойфренда.

Мюллер взял его и с ухмылкой посмотрел. Затем на лице появилось озадаченное выражение, которое через мгновение сменилось шоком.

– Господи Иисусе.

Он передал фотографию Мосовичу.

На ней стояла Уэнди, бестолково-радостно улыбаясь в камеру. Бок о бок с ней стоял мужчина в «Мар-Каме», почти с таким же выражением. При взгляде на снимок до сознания труднее всего доходил факт, что Уэнди, вовсе не миниатюрная юная леди, выглядела словно детская кукла рядом с… горой.