Текст книги "Тьма между нами"

Автор книги: Джон Маррс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Глава 38
Нина

Мы с Мэгги сидим рядом на пуфике в ее комнате и едим тосты с мармайтом[19]19
  Пищевая паста из переработанных дрожжей, обладающая специфическим вкусом; популярна в Британии, Австралии и Новой Зеландии в качестве намазки и заправки.


[Закрыть].

– Как же мне этого не хватало, – говорит она, наслаждаясь каждым кусочком. Ее взгляд прикован к окну в доме напротив. – Помнишь тетю Эдит?

– Нет. С чьей она стороны?

– С моей. Моя двоюродная сестра. Так вот, ее сын Алан и дня не мог прожить без мармайта. И когда он уехал работать в Калифорнию в компьютерную компанию – ну, в Кремовую долину…

– Кремниевую, – поправляю я.

– Да-да, именно. Она повезла ему несколько банок, но они все лопнули по дороге. И когда на таможенном досмотре ее попросили открыть чемодан, оказалось, что все ее вещи покрыты слоем пахучей коричневой субстанции. Ей пришлось долго объяснять, что это всего лишь дрожжевая паста, а не… что-то другое.

Мы вместе смеемся. Уже третье утро подряд мы проводим на посту. Сидим рядом; она не сводит глаз с окна, я полностью одета и собрана на работу, сумка на плече, в кармане конверт.

Мы одновременно замечаем движение в окне гостиной.

– Собираются выходить, – вскидывается Мэгги. – Ты готова?

– Да, – отвечаю я и хлопаю по карману, чтобы проверить, на месте ли письмо. – До вечера.

– Удачи, – напутствует Мэгги, касаясь моей руки.

Я не отшатываюсь. Беру еще один тост, чтобы съесть на ходу, и спешу вниз, не забыв запереть дверь на первый этаж. Выскакиваю из дома как раз в тот момент, когда соседка с детьми выходит на улицу. Они аккуратно причесаны и одеты в чистую школьную форму, на лицах нет видимых синяков. Но кто знает, какие травмы скрываются под одеждой…

Впервые вижу, как соседка сама ведет детей в школу – обычно их подвозит отец. Она идет, уткнувшись в телефон, не держит детей за руки и не замечает меня у них за спиной. Они шагают, опустив головы и не разговаривая друг с другом, – на мой взгляд, слишком близко к проезжей части.

Общее дело сблизило нас с Мэгги: обсуждая, как помочь нашей маленькой соседке, мы провели с ней вместе за эти несколько дней больше времени, чем за последние два года. Естественно, я ее не простила, однако не могу отрицать, что мне доставляет удовольствие ее общество. Совместными усилиями мы придумали план, согласно которому я должна сейчас незаметно подложить малышке в рюкзак письмо, составленное нами вместе.

Девочке из дома № 2, – начиналось оно. – Пожалуйста, не бойся. Я хочу тебе помочь. Я знаю, что с тобой происходит дома. Я вижу, как мама бьет тебя. И хочу, чтобы ты знала, что это неправильно. Хорошие родители так с детьми не обращаются. Пожалуйста, пообещай мне, что попросишь о помощи как можно скорее. Внизу письма указан номер телефона доверия для детей. Обратись туда, и вам помогут. Если не захочешь, можешь не называть своего имени – просто расскажи, что с вами происходит. Если у тебя нет доступа к телефону, обратись к любому взрослому, которому доверяешь, – например, к учителю или к родителям подруги. Они помогут тебе и твоему брату. Я знаю, что это нелегко, ведь ты любишь своих родителей. Но, поверь мне, стоит сделать один смелый шаг, и жизнь начнет меняться к лучшему. Твой друг.

Пока у меня не было возможности привести в исполнение наш план. Но сегодня мне улыбается удача. Они подходят к газетному киоску, и мать заходит внутрь, оставляя детей снаружи (странно, что не привязывает к фонарному столбу, как собак). Они послушно стоят и рассматривают рекламу в витрине. Внутри небольшая очередь – значит, мать быстро не появится. Собираюсь случайно натолкнуться на малышку, сбить рюкзак с ее плеча и незаметно подкинуть письмо, когда буду помогать ей собирать раскатившиеся по тротуару вещи.

В последний раз оглядываюсь вокруг, чтобы убедиться, что на меня никто не смотрит, и подхожу.

Глава 39
Мэгги

Весь вчерашний день я провела у окна, отлучаясь, лишь чтобы помочиться в ведро и размять ноги. И даже когда наступил вечер, я не оставила свой пост и молилась, чтобы девочка прочитала наше с Ниной письмо и попросила о помощи.

Я надеялась, что к дому подъедет полицейская машина и увезет бедняжку от жестоких родителей, или, по крайней мере, что к ним явятся с официальным визитом представители социальных служб. Увы, ничего не произошло. Единственным, кто постучал в их дверь, был курьер. Когда окончательно стемнело, я поняла, что ждать больше нечего; и все же не смогла заставить себя отойти от окна и держала наготове лампу, готовая подать очередной сигнал малышке, что она не одна – я рядом. Видела ее мельком в окне, когда она вошла в спальню, но мать тут же погасила свет. Похоже, сегодня действительно больше ничего не случится. Малышка спит в своей кровати, и мне пора готовиться ко сну.

Почему же Нина до сих пор не явилась ко мне и не рассказала, как все прошло? Этот вопрос как раз не давал мне покоя, когда я заметила белый конверт, наполовину просунутый под дверь. И сразу, не открывая, поняла, что в нем. Письмо, которое мы с Ниной написали малышке. Она не стала его подкидывать! Теперь понятно: помощь не пришла, потому что за ней никто не обратился. Нина сама все видела, но предпочла не верить мне и остаться в стороне. И у нее даже не хватило смелости признаться мне в лицо…

Естественно, главной моей целью было помочь малышке вырваться из рук жестоких родителей, однако, не стану врать, я надеялась, что она расскажет о том, как ей кто-то мигал лампой с чердака дома напротив, и это поспособствует моему освобождению. Наивно, конечно.

Сегодня вечером Нина явилась как ни в чем не бывало. Меня так и подмывало спросить ее, почему она пошла на попятный. И все же я сдержалась. Какой смысл затевать ссору? Переубедить ее все равно не удалось бы. Мы тихо поужинали, она рассказала, как прошел день (хотя я и не спрашивала), я вспомнила пару историй из ее детства (больше вспоминать нам нечего).

В последнее время вообще произошло много всего удивительного. Накануне, когда я наслаждалась ванной (кстати, заметно более теплой, чем обычно), Нина установила в моей спальне новый телевизор. За ужином она ни словом не обмолвилась, что намерена это сделать, и потом не стала объяснять причины неожиданной щедрости. А когда я повернулась и подняла ногу, чтобы заменить длинную цепь, она лишь вышла из комнаты со словами: «Увидимся в пятницу».

Я с подозрением отнеслась к этому жесту, как и к любому другому случайному проявлению доброты со стороны Нины. Жизнь с ней научила: все блага могут исчезнуть так же быстро и без объяснений, как и появились. Тем не менее, никто не мешает мне наслаждаться ими, пока есть возможность. Особенно меня радует, что я снова могу покинуть пределы комнаты и пользоваться ванной, когда захочу. И ходить в нормальный туалет, а не в ведро в углу.

Мой мочевой пузырь будит меня среди ночи. И вместо того, чтобы мочиться в ведро, я сажусь на холодное сиденье унитаза и не могу сдержать слез. Казалось бы, такая мелочь, – но и ее достаточно, чтобы вновь почувствовать себя человеком.

Глава 40
Нина

Думаю, примерно так и чувствуют себя диктаторы, привыкшие всегда добиваться своего. Никто не оспаривает принимаемые вами решения, а несогласные быстро устраняются. Все прямо как у нас с Мэгги (только, естественно, в другом масштабе). Я – лидер нашей маленькой автократии, и груз ответственности за обе наши жизни полностью лежит на моих плечах. Раньше, сколько себя помню, главной всегда была она, однако в последние пару лет все изменилось. Единственная беда в том, что быть диктатором очень хлопотно: тебя то и дело пытаются свергнуть. Поэтому, несмотря на потепление отношений, я не расслабляюсь. Нельзя позволить, чтобы баланс сил снова кардинально изменился.

Пока Мэгги заперта у себя на чердаке, я собираюсь воспользоваться возможностью насладиться и хорошей погодой, и новой садовой мебелью. Надеюсь, Элси не засечет меня. Не хочу, чтобы ее колкости и плохо замаскированные обвинения портили чудесный вечер. Я захватила с собой бокал вина и уже сделала пару глотков в умиротворяющей тишине.

Мысли возвращаются к соседям через дорогу. Надеюсь, я поступила правильно, не став подкидывать малышке письмо. Я была всего в паре шагов от нее, когда из магазина на углу внезапно появилась ее мать с двумя шоколадками и комиксами в руках. Обрадованные дети бросились ее обнимать, а затем все трое отправились в школу, держась за руки. Я не видела собственными глазами, как мать бьет девочку, и не могу быть на сто процентов уверена, что Мэгги это не выдумала.

Не исключено, что изоляция просто подстегнула ее фантазию. Ведь та женщина, которую я вчера видела с детьми, была совсем не похожа на домашнего тирана, распускающего руки. Напротив, мне показалось, что их отношения основаны на любви. Не то что у нас с Мэгги…

Телефон сигналит, напоминая о важном деле. Достаю из кармана упаковку таблеток, выдавливаю одну и быстро проглатываю, запивая вином. Знаю, что они не совместимы с алкоголем, но от пары глотков ничего не будет. Ненавижу принимать таблетки. Хотя предполагалось, что они будут экстренным решением проблемы, но я пью их вот уже два года и боюсь бросать, потому что не знаю, что тогда со мной станет.

Глава 41
Нина

Два года назад

Новый терапевт сидит напротив и внимательно изучает мою карточку на компьютере. Он как минимум лет на десять моложе меня, и у него к волосам прямо над ухом прилипло что-то белое размером с горошину, похожее на неразмазанное средство для укладки. Так и тянет наклониться и взъерошить ему волосы.

Это первое мое посещение врача с тех пор, как я перестала ходить в больницу, где работает мама. Думаю, она в курсе, что я забрала оттуда документы, хотя никто из нас ни разу не поднимал эту тему. После того как мать саботировала план усыновления, я не хочу, чтобы она знала о моей жизни или копалась в моих записях.

Пропасть, образовавшаяся между нами, даже глубже, чем после ухода папы. Я во всем себя ограничиваю и постоянно экономлю, стараясь скопить немного денег и поскорее съехать: убраться к черту из этого дома, подальше от нее. Неудача с усыновлением очень сильно меня ранила, я даже сама не ожидала такой горечи. Вот уже несколько месяцев я живу словно в непроницаемом черном тумане. Доктор Келли – моя последняя надежда.

И надо отдать ему должное: несмотря на молодость, он ведет себя с тактом и деликатностью опытного врача и не пропускает мимо ушей мои жалобы на беспросветное уныние.

– Давно это у вас? – спрашивает он.

– Уже несколько месяцев.

– Мысли о самоубийстве появляются?

– Нет.

– Никогда?

– Никогда. Я не хочу себя убивать.

– Испытываете желание причинить себе вред?

– Нет.

– Часто выходите из дома, чтобы отдохнуть и пообщаться?

Мне хочется солгать и сказать «да» – неприятно признаваться, что я все вечера напролет просиживаю перед телевизором с матерью, на которую до сих пор злюсь.

– Нет, – честно признаюсь я.

Доктор осторожно спрашивает, что могло стать причиной такого подавленного состояния. Говорю правду: мне уже тридцать шесть лет, и я не состоялась в жизни. Про смерть Дилан и неудачную попытку усыновления ему знать необязательно.

Он снова отворачивается к экрану.

– Я вижу, вы очень рано пережили менопаузу. Серьезный диагноз. Вам удалось тогда разобраться со своими эмоциями?

Поразмыслив, понимаю, что нет. Я просто смирилась с обстоятельствами, собралась и стала жить дальше без Джона и Дилан.

– Наверное, нет.

– Почему вы хотите, чтобы я прописал вам антидепрессанты?

– Потому что у меня не осталось других вариантов… – Я вздыхаю. – Как я ни старалась, у меня не получается выбраться из этой ямы самостоятельно.

После того как целый год выпал из моей жизни из-за сильнодействующих антидепрессантов, которые мне пришлось пить, чтобы справиться со смертью Дилан, я долгое время избегала вообще всех лекарств – даже от простуды и кашля. Так что для меня это действительно крайняя мера. Слова Мэгги о том, что я не способна справляться с трудностями и выдерживать напряжение, ударили по больному. И заставили задуматься: а вдруг я действительно лишена механизмов выживания, которые помогают обычным людям (не таким неполноценным, как я) принимать неизбежные, ежедневные неудачи и разочарования. Может, именно поэтому я никогда не пыталась найти папу – просто боялась быть отвергнутой им во второй раз?

– Вы не думали об участии в групповых занятиях? Очередь для записи на них, конечно, большая, но все же покороче, чем на индивидуальные консультации. Я дам вам направление.

– Понимаете, я довольно закрытый человек и предпочла бы разобраться с этим сама.

Вижу, что врач колеблется.

– Большая доза не нужна, – убеждаю я, когда он начинает печатать что-то на компьютере. – Мне прописывали сильные антидепрессанты в подростковом возрасте, и я тогда почти на год выпала из жизни.

– Когда это было?

– В середине девяностых.

Доктор Келли качает головой.

– Таких побочных эффектов быть не должно, – возражает он. – Потерю памяти могут вызывать только препараты на основе лития и вальпроевой кислоты, но они назначаются исключительно при таких состояниях, как биполярное расстройство. Вы уверены, что принимали именно антидепрессанты?

– Да. Почти десять месяцев.

– В вашей карте об этом нет ни слова.

Я хмурюсь.

– Их прописал доктор Кинг.

– Судя по записям, в то время, около трех лет подряд, вы вообще не обращались к врачу.

В недоумении я откидываюсь в кресле.

– Вероятно, я неправильно рассчитала время… – говорю неуверенно.

Доктор Келли вручает мне рецепт.

– Все же настоятельно рекомендую вам подумать о консультации. Иногда бывает полезно открыть то, что там заперто, – добавляет он, хлопая себя по макушке.

Благодарю его и ухожу, обещая подумать над его словами.

* * *

Вечером, когда мы сидим с мамой перед теликом и она хихикает над дурацким шоу, у меня в памяти всплывают слова доктора Келли о том, что в моих медицинских записях нет никаких упоминаний о депрессии, пережитой в подростковом возрасте.

В течение долгих лет я верила, что после родов мама вызвала на дом доктора Кинга и он, оценив мое состояние, выписал сильнодействующие лекарства, а потом наблюдал за ходом лечения. Однако теперь, перебирая обрывочные воспоминания о тех временах, понимаю: я не видела его у нас дома и не разговаривала с ним по телефону. Просто поверила маме на слово. И пила таблетки из страха, что меня могут отправить в психушку. Выходит, она лгала мне все эти годы? «Нет, – говорю себе, – не может быть. Зачем? Она, наверное, и сама не понимала, какие сильные таблетки мне назначили». Очень хочется в это верить, но факты говорят об обратном.

От тяжелых подозрений отвлекает оповещение в «Фейсбуке»: какой-то незнакомец прислал запрос на добавление в друзья. Недолго думая, я нажимаю отказ – сейчас не до флирта. К тому же нечестно затягивать постороннего ничего не подозревающего человека в свой черный туман.

Глава 42
Нина

Два года назад

Я сижу в одном из залов библиотеки и туплю в телефоне, когда снова появляется запрос в друзья. На этот раз отношусь к нему внимательнее: откладываю в сторону принесенный из дома обед и открываю профиль незнакомца. Аватарка та же, что и вчера. Имя – Бобби Хопкинсон. Общих друзей нет. И откуда он взялся, такой настойчивый? Перепутал меня с кем-нибудь?.. Любопытство берет верх, и я нажимаю «Принять». В конце концов, если что-то пойдет не так, в любой момент его заблокирую.

В социальных сетях я сижу нечасто, и то в основном по работе – меня попросили вести страничку библиотеки в «Твиттере» и «Фейсбуке», и я согласилась, хотя и без особого энтузиазма. За личной страницей в «Фейсбуке» почти не слежу – так, захожу проверить раз месяц. Зарегистрировалась много лет назад и одно время выслеживала бывших одноклассниц в надежде, что их жизнь сложилась так же неудачно, как и моя. К сожалению, в большинстве случаев их профили оказывались завалены фотографиями мужей, детей, красивых домов и солнечных отпусков. Почти всех я заблокировала, чтобы они не могли выйти со мной на связь, если им вдруг вздумается.

Судя по информации в профиле, Бобби живет в соседнем графстве Лестершир, примерно в сорока пяти минутах езды отсюда. У него полно записей и фотографий, датированных еще 2011 годом, так что на фальшивку не похоже, хотя в Сети все может быть: тут и фотографии чужие крадут, и целые профили. Верить нельзя никому, недаром в газетах то и дело пишут про интернет-мошенников. А вдруг он серийный убийца или профессиональный жулик с другого конца света?

В общем, на фоне депрессии моя паранойя расцвела пышным цветом.

«Привет», – пишет он мне в личку.

«Ну-ну, – думаю, – какое нетривиальное начало». И отвечать не тороплюсь, не расположенная болтать с незнакомцем. Но посетителей пока нет, и чтобы скоротать время, пишу:

«Привет».

«Как дела»?

«Спасибо, нормально. У тебя?»

«Отлично. Между прочим, я Бобби».

«Знаю. Видела профиль».

«Здо́рово».

Не понимаю, что ему от меня надо, и почему я вообще веду с ним этот идиотский разговор.

«Ты занята?» – спрашивает он.

«Обеденный перерыв».

«Чем ты занимаешься?»

«Работаю в библиотеке. А ты?»

«Я репортер».

«Где?»

«В местной газете в Лестере. Отвечаю за новости».

«Так ты пишешь по работе?»

«Нет», – быстро отвечает он и добавляет улыбающийся смайлик.

Снова рассматриваю его фото. Не похож на жулика. Может, действительно хочет просто пообщаться…

«Извини, пора бежать», – пишет он.

«Хорошо».

«Потом еще поболтаем?»

«Конечно».

«Отлично», – отвечает он и присылает значок «х»[20]20
  Обозначение поцелуя.


[Закрыть], и я не нахожу это неуместным.

Поднявшись наверх, залезаю в рабочий компьютер и нахожу его профили в «Твиттере» и на «ЛинкдИн», а на сайте лестерской газеты – его фотографию.

Вечером после ужина смотрю телик у себя в комнате. Снизу доносится звон посуды: мама загружает посудомойку. И тут от Бобби снова приходит сообщение.

«Привет!»

«Здравствуй», – отвечаю я.

Не знаю почему, но меня наполняет радость. Неужели антидепрессанты так быстро подействовали? Маловероятно, ведь я пью их всего второй день.

«Чем занимаешься?» – спрашивает он, и какое-то время мы болтаем о телевизионных программах.

Оказывается, мы оба любим триллеры, нам нравятся одни и те же актеры. Болтать с ним легко и приятно, как со старым другом. Снова просматриваю его фотографии, и на этот раз меня интересует, есть ли у Бобби вторая половинка. Он младше меня, и в его альбомах мелькают в основном девушки его возраста. Однако, судя по статусу, он холост, и на фотографиях за последний год почти нет представительниц противоположного пола.

Да, у нас схожие вкусы, но достаточно ли этого? Хотя я, конечно, не «синий чулок», мужчины за мной не бегают. Он молод и привлекателен, я же сливаюсь с фоном. Он носит модную одежду, соответствующую его возрасту; я не обновляла свой гардероб с тех времен, как Бритни и Джастин[21]21
  Американские поп-звезды Бритни Спирс и Джастин Тимберлейк встречались в 1999–2002 гг.


[Закрыть] еще были вместе.

Реальность врывается в наш сетевой разговор самым бесцеремонным образом.

– Я готовлю себе горячий шоколад, – кричит мама с лестницы. – Ты будешь?

– Нет, спасибо, – отвечаю я.

Вот и подоспел главный аргумент: ну кого может заинтересовать великовозрастная тетка, живущая со своей мамой? Что я могу предложить Бобби? Когда до него дойдет, какая я рохля, он перестанет отвечать на сообщения, и я вновь останусь один на один с депрессией и осознанием собственной никчемности. И какой во всем этом смысл?

Решительно закрываю чат и отключаю телефон на ночь.

* * *

Утром привычно просыпаюсь под звуки радиобудильника и первым делом включаю телефон. Меня ждут два сообщения. Первое – ответ Бобби в продолжение нашей вчерашней беседы. Второе – его же радостное «С добрым утром!» и эмодзи в виде улыбающегося солнца.

«Вчера решила лечь пораньше?» – спрашивает он.

«Ага, – вру я. – День был изматывающий».

Вопреки вчерашнему решению и здравому смыслу, даю себе волю и вовсю болтаю с Бобби, пока принимаю душ, одеваюсь и собираю обед на работу. Мама замечает, что я все утро не выпускаю телефон из рук, но ничего не спрашивает. А я не собираюсь отчитываться, с кем общаюсь. После ее предательства в деле усыновления ей навсегда закрыта дверь в мою личную жизнь.

«Мне нравится болтать с тобой», – пишет Бобби, когда я еду в автобусе.

Мне тоже нравится (если не сказать больше), но вместо того, чтобы признаться, я спускаю собак.

«Давай начистоту, – пишу. – Мне интересно, кто ты на самом деле. Я редко захожу в соцсети, у нас нет общих друзей, и наши пути никогда не пересекались. Как ты меня нашел?»

«Просто искал старых друзей в Нортхэмптоншире и увидел тебя в рекомендациях».

Звучит вполне правдоподобно, и все же я не могу отделаться от чувства, что он что-то скрывает.

«И часто ты пишешь вот так ни с того ни с сего незнакомым женщинам?»

«Нет, совсем нет! Просто ты выглядела дружелюбно».

Что? «Выглядела дружелюбно»? Как старая безобидная собака, к которой хочется подойти и потрепать по холке.

«То есть ты увидел мою фотографию и решил: «О, эта старушка выглядит дружелюбной, дай-ка поздороваюсь…». Так, что ли?»

«Ну… да. Прости, если обидел. Я не хотел…»

«Мне надо работать», – пишу и разлогиниваюсь, чтобы не видеть ответа.

К сожалению, голова – не телефон, легко выкинуть не получается.