355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Джон Лаймонд Харт » Король лжи » Текст книги (страница 6)
Король лжи
  • Текст добавлен: 12 октября 2016, 05:23

Текст книги "Король лжи"


Автор книги: Джон Лаймонд Харт



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

Глава 9

Я остановился на мощеной дороге с болезненным ощущением, будто только что наступил на птенца. Невыносимо было думать о том, что случилось, но это сидело во мне как неизбежность. Я чувствовал ее слезы, легкие пальцы на шее и прикосновение щеки к моей спине Наконец я дотянулся до чего-то твердого: руль, приборная панель, часы, которые показывают только четыре с небольшим. Глубоко вдохнув, я повернул ручку переключения передач назад. Потом вспомнил о детективе Миллз и о нашей с ней встрече в три часа. Я забыл об этой встрече.

Я нажал на газ. Черной полосой подо мной бежала дорога. Я услышал песню по радио и удивился: когда только я умудрился его включить? Ударил кулаком по кнопке, когда ехал по бугристой проселочной дороге, и из виду исчезали фермерские угодья. Я позвонил домой» чтобы узнать, дома ли Барбара, и положил трубку, когда она ответила. Ее голос походил на сироп, и я решился позвонить, только чтобы проверить, не был ли он кислым. Но если подтвердится, что он кислый, я не был готов отвечать на вопросы. Мне необходимо было успокоиться, восстановить силы. Озноб выбивал меня из равновесия.

Приехав в офис Эзры, я отправился в душ, чтобы смыть с себя грех, и подумал, сколько раз он пользовался им с такой же целью. Никогда, решил я. Эзра знал женщин, но никогда не знал чувства вины. Неужели я завидовал ему в этом? Нет. Я лелеял свою вину ради души или того, что под этим подразумевалось, и, уходя, показал сейфу Эзры средний палец. Всех к черту. Мне необходимо было какое-то время побыть Ворком. Возможно, в конце концов я приобрел бы собаку.

Выйдя на улицу, я сделал тот же жест, обращаясь к своему автомобилю, но тут краем глаза уловил движение. Я огляделся.

– Увидел твой автомобиль. – Это был Дуглас, окружной прокурор. Он выглядел утомленным, с опухшими глазами и носом цвета старого вина. Дуглас странно на меня смотрел, и я подумал, не пьян ли он. – Ты не отвечал на мой стук в дверь, поэтому я ожидал здесь.

Я промолчал. По какой-то причине мое сердце отказывав лось биться медленнее. Он прошел те десять футов, которые разделяли нас, и остановился прямо передо мной. Его взгляд ощупывал меня всего, начиная от влажных волос до растрепанной одежды. Я почувствовал жар на щеках, но не смог остановить приток крови. Трудно было лгать Дугласу.

– Все хорошо? – спросил он, запихивая в рот кусок жевательной резинки.

– Да, – ответил я, обретя голос. – Да. – Я знал, что повторял это для себя.

– Я спрашиваю, потому что разговаривал только что по телефону с детективом Миллз. Она говорит, что лучше бы тебе быть мертвым. Это единственное оправдание, которое она готова принять. – Его черные глаза блестели не мигая, и я понял, что они были глазами зала суда. – Ты действительно мертв? – поинтересовался он.

– Близко к тому. – Я изобразил на лице улыбку, которая умерла, не успев расцвести. – Послушай, я сожалею, что так получилось с Миллз. У меня были причины.

– Поделишься ими? – спросил Дуглас, заводя меня без какого-либо усилия.

– Нет. – Гнев в моем голосе не произвел на него впечатления. Он засунул руки в карманы и стал изучать меня. Я попытался состроить бесстрастное лицо – лицо юриста, но здесь, в тени здания моего умершего отца, это было трудно. Я не имел ни малейшего понятия о том, что он увидел в моем лице, но знал, что не смог добиться спокойного выражения, хотя когда-то долго тренировался делать это перед зеркалом.

– Я должен сообщить тебе кое-что, Ворк, и ты меня внимательно выслушаешь. – Я даже не моргнул. – Это последнее, что я могу сообщить тебе как другу. Хороший совет, которым ты должен воспользоваться. – Он сделал паузу, как будто ожидая от меня благодарности, и, не дождавшись, глубоко вздохнул. – Не доставай Миллз, – сказал он мне. – Да, я это имею в виду. Она сейчас зла и расстроена. И это делает ее очень опасным человеком.

Я почувствовал, как по мне расползается жуткий холод. – О чем ты говоришь, Дуглас?

– Я ничего не говорю.Этого разговора не было.

– Неужели я – подозреваемый?

– На днях я тебе говорил, что каждый является подозреваемым.

Это не ответ, – настаивал я.

Дуглас пошевелил плечами и окинул взглядом пустую стоянку, затем снова перевел взгляд на меня. Он поджал губы.

– Эзра был богатым человеком, – произнес он, как будто это все объясняло.

– И что? – не понял я.

– Господи, Ворк. – В его голосе появилось раздражение, и он сделал глубокий вдох, как будто желая охладить свой крутой нрав. – Миллз ищет мотив и допрашивает всех подозреваемых. Я предполагаю, что у Эзры было завещание.

– Дерьмо, – выругался я. – Ты меня разыгрываешь?

– У Барбары пристрастие к дорогим вещам, а юридическая практика… – Он сделал паузу и пожал плечами.

– Продолжай, Дуглас.

– Я буду говорить только об очевидном, хорошо? Ты – блестящий тактик, Ворк. Ты обладаешь самым острым юридическим умом, который я когда-либо знал. Черт, ты даже прилично себя ведешь в зале суда. Но ты – никакой лоббист. Ты не возьмешься за дело, которое нанесет ущерб твоей личности, и не будешь целовать задницу ради того, чтобы получить крупных клиентов. Это то, что создало клиентуру Эзре и сделало его богатым. Но юридическая практика – это еще бизнес. Даже Миллз знает о том, что ваши клиенты практически не платежеспособны. Послушай. Я уверен, что ты не убивал своего отца. Только не давай Миллз повода следить за тобой. Сотрудничай, ради Христа. Не будь долбаным идиотом. Дай ей то, что она хочет, и продолжай свою жизнь. Это не какая-то сложная математика.

– Это тупая математика!

– Один плюс один – два. Добавь шесть или семь нулей, и математика станет еще более неотразимой.

Меня ошеломили его слова, острый подбородок Дугласа как будто разрезал меня пополам.

– У Эзры было много нулей, – закончил он.

Создавалось ощущение, что он накручивал мои внутренности на свои толстые, мясистые пальцы.

– Миллз уже обсуждала эту тему с тобой? – решил проверить я.

– Не так подробно, – признался окружной прокурор. – Но для этого не надо быть гением, Ворк. Я знаю, куда она клонит. Так что добивайся самостоятельно ее благосклонности. Склони на свою сторону, сделай это как мужчина и живи своей жизнью.

– Миллз сообщила тебе, что кто-то пытался убить меня вчера вечером? – спросил я.

Он нахмурился, оттого что я прервал его.

– Возможно, она упоминала об этом.

– И?

Дуглас пожал плечами, отводя в сторону глаза.

– Она не верит тебе.

– И ты тоже, – закончил я его недосказанную мысль.

– Она – детектив, – категорически заявил он.

– Ты думаешь, что я упустил это из виду?

– Я не знаю, чему верить.

– Кто-то спустил стул вниз по лестнице, Дуглас. Если это не означало желания убить меня, то, черт побери, кто-то хотел по меньшей мере меня покалечить.

– И ты говоришь, что это связано со смертью твоего отца?

Я подумал о сейфе и исчезнувшем оружии.

– Возможно. Вполне возможно.

– Ты должен знать, что Миллз на это не клюнет. Она считает, что ты специально вносишь сумятицу, не давая сделать правильные выводы. Если бы я думал, что ты этим занимаешься, – я только говорю если, играя роль защитника дьявола, – тогда я был бы склонен согласиться с Миллз. Ворк, это бритва от Оккам. Самое простое объяснение обычно оказывается правильным.

– Чушь, Дуглас. Кто-то пытался меня убить.

– Предоставь Миллз свое алиби, Ворк, и то, что она еще захочет. Позволь ей его проверить, и все закончится.

Я думал о словах Дугласа и, казалось, слышал треск ломающихся шейных позвонков.

– Ты знаешь, что случилось в ту ночь, Дуглас. – Это было утверждение.

– Я знаю, что твоя мать трагически умерла, упав с лестницы, и это все, – ответил он категорическим тоном.

– Этого достаточно, – заметил я.

– Нет, Ворк, недостаточно. Поскольку в эту же ночь исчез твой отец. Более того – Миллз знает, что вы с Джин были последними, кто видел его живым. Это важно, и никто не собирается делать скидку на вашу чувствительность. Ваш отец был убит. Поговори с Миллз.

Если бы он повторил слово «убийство» еще раз, я убил бы его самого. Мне не нужны напоминания. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу голую челюсть отца, и даже сейчас борюсь с представлением о том, как над его останками трудятся нож и пила судмедэксперта.

Снова вырисовались очертания Дугласа. Последние его слова требовали ответа, но я не поднимал на него глаз. Он хотел, чтобы я выхаркнул воспоминание об этой ночи, которая представлялась мне кровавым месивом, чтобы Миллз могла запустить в него свою лапу, размазав как краску, и обсуждать это с другими полицейскими за чашкой кофе и с сигаретой во рту. С теми полицейскими, с которыми я боролся каждый день в суде. Я знал, как они сплетничали об изнасилованных жертвах, сидя в комнате, расположенной за залом суда, и разглядывая фотографии, я слышал, как они шутят по поводу того, как люди были убиты: думаете, она умоляла о пощаде? Была ли она жива, когда ее трахали? Находилась ли в сознании, когда нож впервые прикоснулся к ее бледной коже? Он видел, как это происходило? Я слышал, что он обмочился!

На боли жертв разыгрывалась трагедия. Но на сей раз это была моя боль. Моя семья. Моя тайна.

Я видел мать внизу лестницы, ее открытые глаза и залитый кровью рот, шею, согнутую как в жестокой шутке. Я видел все это: красное платье, положение ее рук, комнатную туфлю Золушки на лестнице, с которой она упала. Память была беспощадна и причиняла боль, но если бы я посмотрел вверх, то мог бы увидеть Эзру и мне стало бы еще хуже. Я не был готов к этому. Потому что, если бы я посмотрел выше Эзры, то увидел бы Джин. Я увидел бы, что эта ночь с ней сделала, ибо все, что произошло, застыло на ее лице, и эта картина ужаса все еще преследует меня во сне. Ужас и гнев отразились на ее лице с такой животной силой, что оно преобразилось, стало лицом незнакомца – того, кто мог убить. Что та ночь сделала с моей сестрой? Потеряна ли она теперь навсегда?

Если бы я заговорил об этом с Миллз, то все могло вернуться. Она высунула свой нос полицейского, пытаясь все выведать. Она могла увидеть многое, а я этого не хотел.

– Без проблем, – сказал я окружному прокурору. – Я поговорю с ней.

– Будь уверен в том, что делаешь, – ответил он.

– Не волнуйся, – Я открыл дверцу автомобиля, отчаявшись сбежать. – Благодарю за беспокойство обо мне. – Мой сарказм был напрасным. Я сел в автомобиль, но он задержал мою руку на дверце.

– Между прочим, – сказал он. – Что ты делалв ту ночь, когда исчез Эзра?

Я пытался не отводить глаз.

– Ты спрашиваешь о моем алиби? – Я попытался превратить его вопрос в шутку. Он ничего не сказал, и я засмеялся. – Как друг или как окружной прокурор?

– Возможно, немного как тот и другой, – парировал он.

– Ты забавный человек.

– Побалуй меня, – не отступал он.

Мне хотелось уйти подальше от его вопросов и спокойных глаз. Поэтому я сделал то, что сделал бы любой человек в таком случае: я солгал.

– Я был дома, – сказал я ему. – В постели. С Барбарой.

Он улыбнулся едва заметно.

– Это не было очень трудно, не так ли?

– Нет, – ответил я, удивленный. – Совсем не трудно.

Он улыбнулся уже шире, и я увидел застрявшее у него в зубах волоконце коричневого цвета.

– Хороший мальчик, – обронил он, стараясь показать дружеское расположение, но произнес это снисходительно. Я попытался ответить ему такой же улыбкой, но не смог. Кивок головы был лучшим из того, что получилось сделать. Он не был уверен во мне. Я видел это по его глазам. Мог ли· я убить Эзру? Для него это оставалось вопросом, и он проверит мое алиби. Я также понимал, что он обсудил его с детективом Миллз. Так что он лгал мне, а я лгал ему, и это означало только одно: наша дружба умерла, хотел Дуглас этого или нет. Он мог завтра же повесить кого-нибудь в наказание за смерть моего отца, но я никогда не умел возвращаться. От того моста осталась груда пепла.

Он стал уходить, и я наблюдал за его широкой спиной, когда он шаркающей походкой шел через стоянку к своему потрепанному «шевроле-седану». Он сел в автомобиль и уехал, ни разу не оглянувшись, и я понял, что он тоже все знает. Смерть Эзры походила на спичку, брошенную на влажный трут: сейчас она горела медленно, но это был вопрос времени, потом все вспыхнет.

Я завел свой автомобиль и опустил стекла. Я высушил волосы и выкурил пару сигарет, чтобы избавиться от запаха мыла. Вспомнил лицо Ванессы в дневном освещении. Это то, за что бы я держался. То, как это начиналось, а не как закончилось.

Было около шести часов, когда я добрался домой. Свечи наполняли ароматом воздух, и звучала мягкая стерео-музыка. Барбара окликнула меня из кухни, и я ответил ей, затем, бросив пиджак на спинку стула, медленно направился в ее сторону. Она встретила меня со стаканом охлажденного белого вина «Шардоне», которое, вероятно, стоило целое состояние. На ней было маленькое черное платье, на лицо натянута улыбка.

– Добро пожаловать домой, малыш, – сказала она и поцеловала меня. Ее губы раскрылись, и я почувствовал кончик ее языка. Я не мог вспомнить, когда она называла меня малышом, и в последний раз, когда моя жена так меня целовала, она была мертвецки пьяна. Барбара прижалась ко мне и, опустив взгляд, я увидел выпуклость ее груди в низком декольте платья. Она обвила руками мою талию.

– Ты пьяна? – спросил я без размышления.

Она не вздрогнула.

– Пока нет. Но еще два стакана – и тебе может повезти. – Она обосновалась возле меня, создавая некоторое неудобство. Я чувствовал это нутром. Глянув поверх ее головы, я заметил кипящий чайник и сковородку на плите.

– Ты что-то готовишь? – удивился я. Барбара редко готовила дома.

– Говядина по-веллингтонски, – ответила она.

– По какому случаю?

Она отстранилась, поставив вино на стойку бара.

– Прошу прощения за то, как я обращалась с тобой вчера вечером. У тебя был не лучший момент в жизни, ужасный момент, и я могла бы быть более благосклонной. – Она опустила глаза, но я ей не верил. – Я должна была, Ворк. Я должна была быть там ради тебя.

Годами Барбара не приносила мне никаких извинений, ни за что. Я был тупо поражен.

Она взяла меня за руки и стала вглядываться в глаза, делая вид что обеспокоена.

– У тебя все в порядке? – спросила она, имея в виду падение с лестницы, как я предположил. – Я должна была приехать в больницу, знаю, но я была все еще безумно рассержена на тебя. – Она надула губки, и я понял, что у нее на уме, почему все так было хорошо. Прежде чем я смог ответить и взять ее бокал, она успела отвернуться. Потом снова повернулась ко мне, прислонившись к раковине, глаза ее сияли. – Итак, – начала она, и ее голос зазвучал слишком громко. – Как прошел твой день?

Я чуть не рассмеялся. Я готов был шлепнуть ее по щеке, чтобы только увидеть, какое выражение появится на этом великолепно подготовленном лице. «Кто-то пробовал убить меня вчера вечером, и ты не приехала в больницу. Я занимался любовью с другой женщиной, а потом втоптал ее душу в грязь, потому что оказался трусом. Мой отец мертв, у него две пули в голове, и окружной прокурор желает знать, где я находился в ночь его исчезновения. Я действительно хотел бы стереть фальшивую улыбку с твоего лица, которая, думаю, означает, что над нашим браком нависла угроза. Моя сестра, которую я подводил при каждой возможности, ненавидит меня. И самое ужасное, что моя сестра, которую я люблю, моя сестра убила нашего отца, в чем я почти уверен».

– Прекрасно, – сказал я ей. – Мой день прошел прекрасно. А каким был твой?

– Точно таким же, – ответила она. – Садись. Газета – на столе. Ужин будет готов через полчаса.

– Пойду переоденусь. – Я вышел из комнаты на деревянных ногах. Я чувствовал все предметы вокруг себя: стена, перила. Что было реальным? Что имело значение? Если я пойду назад в кухню с дерьмом во рту, поцелует ли она меня и скажет ли, что испытала вкус, подобный шоколаду?

Я плеснул воды в лицо и надел хлопчатобумажный свитер с воротником, который Барбара подарила мне на Рождество несколько лет назад. Я рассматривал свое лицо в зеркале, пораженный тем, что оно выглядит спокойным. Тогда я улыбнулся, и иллюзия исчезла. Я думал о том, что сказала Ванесса.

Барбара все еще стояла у плиты, когда я вернулся в кухню. Ее стакан был снова полон. Она улыбнулась, когда я налил себе. Мы чокнулись стаканами без слов и выпили.

– Еще десять минут, – сказала она. – Я позову тебя, когда будет готова.

– Ты хочешь, чтобы я поставил стол? – спросил я.

– Я уже поставила. Иди и расслабься.

Я отправился в гостиную на глубокую мягкую кушетку. Десять минут прошли хорошо.

– Дуглас заезжал по пути, – объявила жена. Я повернулся к ней.

– Что?

– Да, он сказал – обычный визит. Только поговорить о той ночи, когда исчез Эзра.

– Обычный, – повторил я.

– Чтобы выполнить, как сказал он, некоторые формальности.

– Формальности.

Она посмотрела на меня насмешливо.

– Почему ты повторяешь то, что я говорю?

– Я?

– Да. Почти каждое слово.

– Извини. Я не знал.

– Честно, Ворк, – засмеялась она. – Иногда.

Она повернулась к плите, держа в руке деревянную ложку. Я стоял как вкопанный, смутно сознавая, что бесчувственность становилась моим нормальным состоянием.

– Что ты ему сказала? – наконец выговорил я.

– Правду, – ответила она. – Что еще?

– Конечно, правду, Барбара, но что конкретно?

– Не ори на меня, Ворк! Я пытаюсь…

Она затихла, жестикулируя ложкой в тесной кухне. На стойке бара остались капли после чего-то желтого, и я уставился на них, потому что не мог смотреть ей в глаза. Когда я поднял взгляд, то увидел, что она зажимает рукой рот, а из глаз льются слезы. Другой мужчина подошел бы к ней и заключил в объятия, но моя душа уже почернела от лжи.

Я выдержал минуту неловкости, и она взяла себя в руки.

– Что ты ему говорила? – спросил я снова, на сей раз более мягко.

– Только то немногое, что знаю. Ты никогда не рассказывал подробностей. – Она говорила тихим голосом. – Я сказала ему, что после поездки в больницу с… – Она сделала паузу, не в состоянии закончить фразы: «с трупом твоей матери». – С вашей матерью, ты пошел в дом своего отца. Потом приехал сюда. Я сказала, что вы были расстроены, ты и Джин. – Она снова посмотрела вниз. – Что вы оба спорили.

Я остановил ее.

– Я тебе об этом рассказывал?

– О чем спорили – ни слова. Только то, что вы спорили о чем-то. Вы были очень расстроены.

– Что еще?

– Господи, Ворк. Что это такое?

– Просто расскажи мне, пожалуйста.

– Нечего больше рассказывать. Он хотел знать, где ты был той ночью, и я ответила, что ты был здесь. Он поблагодарил меня и уехал. Вот так.

Слава Богу.Но я должен был ее проверить. Мне следовало убедиться.

Я постарался говорить легким тоном.

– Ты могла бы поклясться, что я был здесь всю ночь? Могла бы это засвидетельствовать?

– Ты пугаешь меня, Ворк.

– Для испуга нет причин, – уверил я ее. – Просто во мне говорит юрист. Я знаю, о чем некоторые люди могли подумать, и будет лучше, если мы проясним все.

Она подошла ближе, остановившись в двери кухни и продолжая держать в руке ложку. У нее был очень твердый взгляд, и она понизила голос, будто придавая словам особый смысл.

– Если бы ты уехал, я бы знала, – заявила она просто, и что-то в ее лице заставило меня задуматься, знала ли она правду. Это если быя уехал. Долгими часами я плакал на плече Ванессы, а потом приползал назад в нашу кровать за час до рассвета, боясь, чтобы Барбара не проснулась.

– Ты был здесь, – сказала она. – Со мной. Относительно этого не может быть никаких сомнений.

Я улыбнулся, моля Бога, чтобы выражение моего лица оставалось таким же.

– Хорошо. Тогда все в порядке. Спасибо, Барбара. – Я потирал руки. – Ужин великолепно пахнет, – добавил я неубедительно, уходя из кухни настолько быстро, насколько позволяли приличия. Я почти дошел до кушетки когда меня остановила другая мысль. – В котором часу Дуглас заезжал?

– В четыре часа, – ответила она, и я сел на кушетку. В четыре часа.

За час до того, как я говорил с ним на стоянке автомобилей. В таком случае я не прав. Наша дружба не умерла, когда он подвергал сомнению мои слова; труп был уже холоден и начал разлагаться. Жирный ублюдок проверял меня.

Ужин предполагал быть великолепным, если бы я мог его вкусить: сыр бри с миндалем, салат Каесара, говядина по-веллингтонски и свежий хлеб. «Шардоне» оказалось австралийским. Моя жена выглядела прекрасно в искусственном освещении, и время от времени я думал, что, возможно, недооценил ее. Она делала умные замечания, говорила о текущих событиях и книге, которую мы оба читали: Случайно ее рука коснулась моей. Вино и надежда разгорячили меня. К половине десятого я уже думал, что в конце концов появился шанс. Но это длилось недолго. Тарелки были убраны и сложены в раковину, дожидаясь тех людей, которые придут завтра. На столе валялись крошки от десерта, мы пили кофе и были на полпути к «Бейли». Меня наполняла тихая удовлетворенность, и я, как никогда прежде, с нетерпением ждал любви. Ее рука лежала на моей ноге.

– Скажи мне, – сказала она, наклоняясь ближе, словно предлагая себя. – Когда, на твой взгляд, мы переедем?

Вопрос застал меня врасплох Я ничего не понимал, но ее глаза заблестели по-новому, и почти против своего желания я почувствовал отрезвление. Она потягивала вино, глаза ее темнели над бледным полумесяцем края стакана. Она ожидала молча, будто только ради меня хотела вырвать эту дату из воздуха.

– Переедем куда? – спросил я, потому что у меня не было выбора. Я боялся ее ответа, главным образом потому, что знал, каков он будет.

Она засмеялась, но в ее смехе не было ни капли веселья.

– Не шути, – сказала она.

Последнее, что оставалось от моего удовольствия, исчезало, пожираемое жестоким голодом в ее голосе.

– Я не шучу, – произнес я. – А ты?

Я заметил, как смягчилось ее лицо, но это было вынужденное смягчение. Мышцы когда-то прекрасной линии ее подбородка все еще оставались напряженными.

– В дом Эзры. В наш новый дом.

– Что заставило тебя думать, будто мы переедем в тот дом?

– Я только подумала… я имею в виду…

– Черт побери, Барбара, мы можем себе позволить только этот дом, а это даже не половина дома моего отца.

– Это такой прекрасный дом, – пробормотала она. – Я лишь предположила…

– Ты предположила, что мы переедем в дом площадью восемь тысяч квадратных футов, когда мы не в состоянии заплатить даже за его отопление?

– Но при желании…

– Я не знаю то, что подразумевается под этим желанием! – воскликнул я. – У меня даже нет ключа!

– Но Глена сказала…

Я взорвался.

– Глена! Я мог бы догадаться. Это то, о чем вы обе говорили вчера вечером? – Я подумал о тех несчастных часах, которые провел в гараже, в то время как моя жена и ее мерзкая подружка планировали восхождение Барбары на вершину известности. – Вы все это уже предусмотрели.

В Барбаре произошли изменения помимо ее воли, насколько я видел. Внезапно она стала хладнокровной.

– Это имеет смысл, если мы собираемся заводить семью, – проговорила она и стала потягивать вино, наблюдая за мной с терпением охотника. Это было несправедливо. Барбара знала, как я хотел детей. Я вздохнул и налил «Бейли» прямо в чашку.

– Ты меня шантажируешь? Дети ради дома Эзры?

– Конечно, нет, – возмутилась она. – Я просто предполагаю, что дети были бы следующим логическим шагом и мы могли бы использовать дополнительное пространство.

Я пытался успокоиться. Бессилие сковало меня словно влажный цемент, но, тем не менее, я решил, что пришло время в открытую столкнуться с некоторыми отвратительными истинами. Неожиданно в памяти всплыло лицо Ванессы, залитое слезами. Я думал о том, что она говорила, о тех истинах, на которые она пыталась открыть мне глаза, столь отвратительных, что я предпочел скорее сокрушить ее, нежели признать их.

– Как так случилось, что у нас нет детей, Барбара? – спросил я.

– Ты сказал, что тебе необходимо сконцентрироваться на своей карьере. – Ее ответ последовал незамедлительно и неожиданно, и я понял, что она в это верила. Звенящая тишина, подобная безмолвию Арктики, заполнила мою голову.

– Я никогда этого не говорил, – уверил я ее. Сама мысль об этом была абсурдна. Пустому идолу своей юридической карьеры я принес в жертву более чем достаточно и не собирался класть на его алтарь еще и детей.

– Нет, ты очень конкретно выразился, – сказала Барбара. – Я точно помню. Ты хотел сосредоточиться на клиентской, практике. «Мне все время приходится воспитывать детей, Барбара», – говорил ты мне. Если бы это зависело только от меня, у нас уже было бы пятеро.

Странное выражение мелькнуло на ее лице, словно тень понимания.

– Возможно, дело было в Эзре, – сказала она, затем дернулась, как будто ее ошеломили произнесенные вслух слова.

– Возможно, дело в Эзре? – повторил я.

– Это не то, что ты подумал, – проговорила она, но было слишком поздно. Я знал, что имелось в виду, и внезапно в моих ушах зазвенела жуткая какофония, угрожавшая сбить меня со стула.

Возможно, дело в Эзре.

Возможно… дело в… Эзре.

Я с изумлением глянул на свою жену, как будто со стороны, и вдруг все понял. Эзра хотел, чтобы я стал продолжателем его величия. Он хотел, чтобы я зарабатывал больше денег. Дети отвлекали бы меня. В лице Барбары появилось что-то такое, что ужасало. Жена и отец сговорились лишить меня детей, и я позволил им это сделать, уподобившись тупому животному на ферме. Ясность ситуации сокрушила меня. Я встал со стула, ее голос жужжал в отдалении.

Я нашел бутылку шотландского виски и налил полный бокал. Барбара смотрела на меня. Ее губы шевелились потом она пошла в кухню незнакомой походкой. Время шло спокойно: она ополаскивала тарелки, загружала посудомоечную машину и вытирала стойку бара. Занимаясь делом она продолжала смотреть на меня, как будто беспокоилась чтобы я не исчез. Но я не мог пошевельнуться; не было никого кто мог бы меня увести. Думаю, что я смеялся над этим.

Когда она наконец пришла за мной, я был мертвецки пьян, потерявшись в таких глубинах, о существовании которых и не догадывался. Украли! Детей, которых я всегда хотел, семью, к которой стремился, начиная с колледжа. Те, кому я верил больше всего на свете, украли у меня мою жизнь. И я позволил этому случиться. Назовите это слепым доверием. Назовите это трусостью. Назовите это соучастием в результате бездействия. Я чувствовал вину, и ее масштаб меня сокрушал.

Как будто сквозь туман ко мне протянулась рука жены. Она увела меня в спальню, уложила на кровать и стала рядом. Ее губы шевелились, но слова долетали с опозданием. «Не волнуйся, дорогой. Мы все оплатим. Я уверена, что Эзра нас обеспечил». В ее словах было мало смысла.

Она разделась, аккуратно развесив верхнюю одежду, перед тем как повернуться ко мне, чтобы подставить свою грудь, подобно манне небесной. Она выскользнула из юбки, показывая ноги, высеченные из бронзы. Она была статуей, внесенной в жизнь, трофеем за хорошее поведение. Ее пальцы нащупали застежки одежды, которая должна была защитить меня броней, но не сделала этого; она взялась за мо штаны с улыбкой победителя, попросив расслабиться и став передо мной на колени. Я знал, что это обман, но закрыл глаза, потому что она говорила на чужом языке и оплетала меня чарами ужасной силы; так что я сдался в плен, и в этой сдаче было проклятие непомерной испорченности.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю