Текст книги "Король лжи"

Автор книги: Джон Лаймонд Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)

Глава 13

Первое дело об убийстве мне досталось очень рано. Я был молод, идеалистически настроен, и, хотя мой клиент был виновен, я сочувствовал ему. Он убил своего соседа в пьяной драке при разделе подъездной дороги. Он не думал, что оружие заряжено, просто хотел напугать парня, – достаточно обычная история, пока в груди человека не появляется кровавое отверстие.

На судебное разбирательство ушло восемь дней. Я добивался того, чтобы с клиента сняли обвинение в убийстве, но жюри присяжных возвратилось с приговором о непредумышленном убийстве. Мой клиент получил семь с половиной лет, что не было не так уж плохо. Через два часа после оглашения приговора я получил вызов в тюремную больницу. Мой клиент совершил неудачную попытку самоубийства, проглотив половину галлона очистительной жидкости. Охранники смеялись над этим случаем, называя его внутренней обработкой. В тюрьме, как объяснили они между улыбками, использовались только нетоксичные препараты. В течение недели у него будет идти зеленое дерьмо, затем все будет о'кей. Такое случается. Перемигивание, ха-ха-ха.

Я нашел своего клиента в больнице. Он был в эмбриональном состоянии и плакал, не обращая внимания на меня и приставленных к нему охранников. Парню потребовалось пять минут на то, чтобы встретиться со мной взглядом, и еще пять, чтобы ответить.

– Неужели вы ничего не понимаете? – воскликнул он. Я безмолвствовал в неведении.

– Посмотрите на меня.

Я покачал головой, чтобы показать, что мне нужно нечто большее.

Тогда он закричал, вены вздулись на его шее, напоминая веревки.

– Смотрите на меня!

Я обратил взгляд на безразличного охранника, но тот пожал плечами.

– Он – сука, – резюмировал охранник. – Только гляньте на него.

Мой клиент был маленький, хорошо сложен, с чистой кожей и ровными белыми зубами. Он был привлекателен, пожалуй, даже красив.

Внезапно вызывающим отвращение интуитивным способом я ощутил это.

– Я не могу вернуться в тюрьму, – наконец сказал он мне. – Я сразу умру. Я буду убивать себя сам, – поклялся он мне, – так или иначе.

В конце концов история выплыла наружу. Он отбывал срок до того, как я познакомился с ним. Было нечто такое, чего я не знал. Они сбивались в группу. Иногда по трое или четверо. Иногда их было семеро. Прикрепляли изолентой фотографию размером с журнальный разворот на его голую задницу и вертели им, а чтобы он был послушным, засовывали отвертку в ухо. Парень показал мне шрам, который остался у него, когда он попытался сопротивляться. Он остался глухим на одно ухо.

Он описывал это между раздирающими кишки рыданиями. Вот куда он должен был вернуться! Иногда его мучили в течение нескольких часов.

– Я не смогу этого вынести, парень. Просто не смогу.

На следующий день его перевезли в центральную тюрьму города Роли. Две недели спустя он наконец сумел убить себя. Ему было двадцать семь лет, столько же, сколько и мне в то время. Я никогда не забывал его, поскольку это было самое ужасающее проявление отчаяния из всех, свидетелем которых я когда-либо был. С тех пор в моем представлении тюремная система стала воплощением психического нездоровья, и я никогда не забывал того, что увидел в глазах моего клиента.

Да, Миллз напугала меня. Фактически навела ужас. Я играл в опасную игру, с реальными ставками. Но Эзра мертв, его тень столь же изодрана, как и его плоть, и я наконец узнал несколько вещей о самом себе.

Я дал Миллз две минуты, чтобы исчезнуть, затем бросился к своему грузовику. Необходимо было поговорить с Джини предупредить ее о Миллз. Сообщить ей, чтобы не открывала рта. И если бы она не захотела слушать, я заставил бы ее слушать. Так или иначе.

Сильные слова.

Я мчался вверх по Мейн-стрит, но дорога была перекрыта из-за приближающегося поезда. Поэтому я срезал кусок справа от Эллис-стрит и проскочил через мост, а поезд мчался подо мной, извиваясь черной змеей. Я не знал, разговаривала ли Миллз с Джин. Она могла быть еще в пути, остановленная этим самым поездом. Поэтому я одним глазом следил за дорогой и набирал номер телефона в доме Джин на своем мобильном. Я услышал гудок занятой линии, подождал и нажал кнопку повторного набора. Затем дважды все повторилось, и наконец линия освободилась. Я находился уже на полпути, а телефон не отвечал. Я насчитал пятнадцать сигналов звонка, но никто не подходил. Я бросил телефон вниз, попытался успокоиться, но напрасно. Я был близок к панике. Меня бросило в жар. Я представил Джин в тюрьме: она не смогла бы этого вынести; это убило бы ее, как пули в голове Эзры.

Движение на трассе стало уменьшаться, поскольку я переезжал на узкие улицы, где вокруг зданий было мало автостоянок. На тротуаре играли дети, ия сбросил скорость, боясь кого-нибудь сбить. Я проезжал по грязным дорогам, и грязь волочилась следом. Автомобили засоряли дворы, крыши заводских зданий за два столетия своего существования покрылись ржавчиной, обочины превратились в руины. Я уже был на улице Джин. За окном мелькнуло лицо, два глаза и намек на рот, затем все исчезло за шторой горчичного цвета, которая быстро задернулась, когда я обернулся.

Я припарковался перед домом Джин и заглушил мотор. Алекс Шифтен сидела на переднем крыльце, устроившись в кресле-качалке и положив ноги на перила. Изо рта у нее торчала сигарета, она наблюдала за мной через очки.

Когда я выходил из грузовика, углы ее рта опустились. Был слышен отдаленный шум поезда, ветер шевелил верхушки деревьев.

Я выпрямился и вошел во двор, слыша под ногами треск. Алекс не сводила с меня глаз. Подойдя ближе, я увидел, что она строгала ножом кусок дерева. Ее волосы были растрепаны и слиплись в виде остроконечных пучков, а твердые мускулы на руках шевелились, когда она строгала. Она поднялась, прежде чем я успел подойти к ступенькам лестницы, босая, в поношенных узких джинсах.

– Что ты хочешь? – требовательно спросила она.

– Почему ты не отвечала на звонки телефона? – резко ответил я вопросом на вопрос.

– Определитель номера, – сказала она и холодно улыбнулась.

Я поставил ногу на ступеньку и остановился. Ее улыбка превратилась в ухмылку. Она сложила нож и положила в карман, как будто хотела сказать, что он ей не понадобится, для того чтобы иметь дело со мной. Она прислонилась к опорному столбу, и я почувствовал потрясающий смысл слов «дежавю».

– Мне необходимо поговорить с Джин, – заявил я.

– Тебе всегда необходимо поговорить с Джин.

– Она здесь? Это важно.

– Уехала, – ответила Алекс.

– На работу?

Алекс пожала плечами и посмотрела в сторону, пуская дым вокруг своей головы.

– Черт побери, Алекс! Она на работе?

Она поглядела мне прямо в глаза и медленно показала палец. Из моего горла вылетел незнакомый мне прежде звук, и я проскочил мимо нее в дом. Удивительно, но она не последовала за мной. Я ожидал борьбу.

Раздался звук хлопающей ширмы позади меня, и я оказался в тени, вдыхая заплесневелый запах капусты. Голос Алекс звучал мне вслед:

– Смотри везде, где хочешь. Это ничего не изменит Джин здесь нет, и она тебе не нужна. Поэтому окинь все взглядом в последний раз и вали отсюда к черту.

Комнаты были маленькие, с низкими потолками, мебель старая, обивка потертая. Я прошел через провисающий этаж по тонкому зеленому коврику, мимо телевизора увидел там фотографию нашей матери в рамке и направился в кухню. Кастрюли были сложены на подставке для сушки, на подоконнике стояла узамбарская фиалка, ее фиолетовое цветение было подобно яркому всплеску.

Я позвал Джин, но уже знал, что Алекс права; слишком хорошо мне было знакомо ощущение пустого дома. Я окинул взглядом спальню, уже ни на что не надеясь, и увидел отдельную тщательно убранную кровать. На столе рядом лежали аккуратно сложенная стопка каталогов, лицевой стороной вниз – какой-то роман, стоял стакан воды в подстаканнике. Я вспомнил, как обычно сидел у кровати Джин ночью, и мы говорили о каких-то детских вещах. Даже тогда она использовала подстаканник. Джин объяснила, что древесине, как и людям, нужна защита.

Я понял теперь, что она тогда говорила больше о себе, нежели о столе. Но я не почувствовал этого.

Внезапно я затосковал по ней. По той близости, которая существовала между нами прежде, когда мир был меньше и общие тайны было легче хранить. Я положил руки на стол, осмотрелся вокруг и подумал, смеялись ли они здесь, была ли радость в их жизни? Я надеялся, что да, но одновременно сомневался в этом. Алекс не поддавалась управлению. Но Джин хотела придерживаться определенного направления, нуждаясь в нем отчаянно, и ловила любой намек от кого-либо.

Я искал какой-нибудь знак нашего общего прошлого, что-нибудь, что говорило бы о нем. Взгляд мой блуждал по голым стенам, книжным полкам и затем вернулся назад к кровати. Я собрался уходить, когда поезд прошел так близко, что дом затрясло; раздался жалобный крик и пропал, исчезнув, подобно воспоминаниям детства.

Я находился почти у двери, когда что-то щелкнуло в памяти. Я остановился, вернулся к высокой узкой книжной полке в углу и наклонился, поджав колени, как старик. Втиснутая в угол полки, как будто скрытая, там была изодранная копия «Хоббитов» – мой подарок Джин на ее девятый день рождения.

Обложка была засалена, и мои пальцы коснулись поломанного хрупкого хребта книжки. Я поместил надпись на второй странице. Я все еще помнил ее: «Для Джин, потому что у маленьких людей тоже могут быть приключения».

Я открыл книгу, но вторая страница была вырвана или выпала. Я аккуратно поставил книгу на место.

На крыльце сидела Алекс в своем кресле.

– Удовлетворен? – спросила она.

Я боролся с тем, чтобы не потерять самообладания. Возмущение Алекс меня не трогало.

– Ты знаешь, когда ожидать ее? – спросил я.

– Нет.

Я вытащил визитную карточку из бумажника и протянул Алекс. Она посмотрела на нее, но не взяла. Я положил визитку на перила крыльца.

– Попросишь Джин позвонить мне, когда ее увидишь? Номер моего мобильного телефона внизу.

– Она не будет звонить тебе, но я ей сообщу.

– Это важно, Алекс.

– Ты уже говорил.

– Пожалуйста. Просто сообщи ей. – Алекс сцепила руки за головой. – Если она мне позвонит, тогда не надо будет снова беспокоить тебя, – объяснил я. – Подумай об этом.

– О чем об этом? – переспросила она.

– Это касается меня и Джин, – сказал я ей.

– Я узнаю так или иначе.

– Прекрасно, но не от меня. – Я спустился с крыльца, обернулся и показал на карточку на перилах. – Номер – внизу.

– Да-да.

Я пошел через двор, стараясь оказаться подальше от Алекс и ее самоуверенности; именно тогда я услышал, как щелкнуло лезвие открывающегося ножа – и короткий смех.

– Все равно я об этом узнаю! – крикнула Алекс. Я продолжал идти, утомленный ею, и уже почти подошел к грузовику.

– Вы имеете право молчать… – сказала она, и я остолбенел.

– Что ты сказала? – переспросил я, отступая от грузовика, вертя ключи в руке. Ее улыбка распространялась, словно раковая опухоль.

– Все, что вы скажете, может использоваться против вас в зале суда. – Она стояла, положив руки на перила, подавшись вперед, ядовитая. Я направился к ней, и она все больше наклонялась к перилам, открыв рот и сверкая глазами, – она наслаждалась собой. – Если вы не можете позволить себе адвоката, вам кого-нибудь назначат. – Потом она засмеялась, то ли от моего вопроса, то ли от своей собственной смышленности.

– О чем, черт возьми, ты говоришь? – воскликнул я.

Она смотрела на меня сверху, а я на нее снизу. Момент затянулся.

– Мы встретили очень симпатичную леди, – наконец сообщила она. – Я и Джин.

– Какую леди?

– Очень симпатичную леди. Очень любопытную. – Она ждала, что я скажу, но я не мог выговорить ни слова. – Очень хорошо вооруженная леди.

– Миллз. – Имя сорвалось с моих губ.

– У нее было много забавных вопросов, – продолжала в том же духе Алекс.

Я знал, что Алекс забавлялась, вытягивая из меня внутренности ради своего собственного удовольствия. Я сжался от жуткого ощущения неудачи, надвигающейся гибели. Мне необходимо было поговорить с Джин немедленно, после того как я опознал тело Эзры. Следовало предупредить ее, воспользоваться своими юридическими знаниями, чтобы изменить все к лучшему. Но в тот день в «Хижине пиццы» я испугался, что она уйдет, покинет меня навсегда. Испугался прочитать правду в ее глазах – правду о том, что это она убила его. Испугался своих подозрений, которые могли бы стать непоправимым фактом. Испугался мысли о том, что мне необходимо будет это уладить. Тогда в течение нескольких дней я был пьян и полон жалости к себе. Я ничего не сказал и открыл дверь, чтобы все разрушить. Как далеко вниз завела Джин дорога, по которой она шла, в то время как я барахтался в корыте своего зловонного брака и тратил впустую жизнь? Я почувствовал отчаяние, подобное ощущению желчи во рту. Миллз не была дурой. Конечно же, она допросила Джин.

– Вопросы о тебе, – продолжила Алекс.

Я немного успокоился.

– Почему ты так ненавидишь меня? – спросил я.

– Я вовсе не ненавижу тебя. Просто ты стоишь на моем пути.

– Ты не хотела бы сообщить мне о Миллз?

– Как ты сказал?… «Это касается тебя и Джин».

По ее лицу я видел, что она устала. Последнее слово осталось за ней, и она была довольна. Усевшись в кресло, она подняла кусок обструганной деревяшки и показала жестом на мой грузовик.

– Поезжай, – бросила она мне. – Я сообщу Джин, что ты заходил.

Я ушел не оглядываясь, пока не оказался в грузовике с работающим двигателем. Она не подозревала о том, что дала мне кое-что. Больше, чем намеревалась. Я стоял на ее пути, сказала Алекс. Это означает, что Джин все еще беспокоится обо мне, и это было лучше, чем ничего.

Выехав, я позвонил в «Хижину пиццы» и узнал, что Джин сегодня не работала. В течение следующего часа я проехал по всему городу, разыскивая ее автомобиль. Я проверил молл, кинотеатры и пончиковые магазины. Ее нигде не было. Наконец, придя в тихое отчаяние, я снова позвонил ей домой. Никто не ответил.

В пять часов я уехал в Шарлотт, чтобы встретиться там с Хэнком Робинсом. Движение по дороге I-S5 оказалось необычно свободным, и время прошло незаметно. Около шести я устроился в обитой кожей кабине в задней части бара. Место было слабо освещено, звучала мягкая музыка, отдаленно напоминавшая кельтскую. Рядом со стеклянной пепельницей лежала полупустая пачка, и я вытряхнул из нее одну сигарету. Прикурил и бросил пачку на покрытый лаком деревянный стол, пока мимо шла официантка. Она напоминала мне Джин – что-то общее было в походке. Улыбка, которую она выдавила из себя, была усталой. Я хотел выпить «Манхэттэн» или что-нибудь покрепче, но вместо этого заказал пиво.

Для осуществления всех моих намерений, это место вполне подходило, поэтому я потягивал пиво и пускал кольца дыма через тусклую полоску света, пронзавшую мой стол сверху.

– Прекрасно, – раздался голос Хэнка Робинса, и он проскользнул в кабину, сев напротив меня. Показал на кольца дыма. – Хорошая форма.

– Опаздываешь, – заметил я ему.

– Предъяви мне иск, – парировал он.

Он взял мою руку и пожал пару раз, улыбаясь сквозь дым.

– Как дела, Ворк? – спросил он, а затем продолжил без паузы: – Я действительно сожалею обо всем, что произошло. Я знаю, что это неприятно.

– Ты не знаешь и половины всего.

– Так плохо?

Я пожал плечами.

– Что необходимо сделать, чтобы получить здесь спиртной напиток? – произнес он, а затем повысил голос: – Официантка! Еще два.

Хэнк был необычным человеком. При росте 177 сантиметров и весе приблизительно 64 килограмма это был самый бесстрашный человек из тех, кого я когда-либо встречал. Я никогда не видел своими глазами, но говорили, что он заваливал парней вдвое больше и крепче его. У него были густые черные волосы, веселые зеленые глаза и передний зуб со щербинкой. Женщины любили его.

Мы отработали вместе дюжину судебных дел, и я знал, что он был хорошим парнем. Мы ладили, потому что ни у одного из нас не было иллюзий; мы были реалистами, но он справлялся со всем, никого не проклиная. На его взгляд, в мире никогда не было здравого смысла, поэтому надо просто смириться с этим. Ничто не удивляло его, и все же он всегда находил место для юмора. Я восхищался этой чертой в нем. Мир, который видел я, был разодранным. Появилась наша официантка со спиртными напитками и той же усталой улыбкой на лице. Она смотрела на Хэнка, поэтому я изучал ее. Лет сорок пять, предположил я, с тяжелыми чертами лица и обгрызенными ногтями.

– Благодарю, куколка, – сказал Хэнк, одарив ее ослепительной щербатой улыбкой. Она выглядела смущенной, но ушла уже более энергичным шагом.

– Они тебя когда-нибудь раздражают? – поинтересовался я.

– Только самоуверенные.

Я покачал головой.

– Эй, – воскликнул он. – Все любят комплименты. Это самый дешевый способ сделать мир лучше. – Он потягивал пиво. – Так ято случилось с тобой? Ты выглядишь дерьмово.

– Где мой комплимент? – потребовал я.

– Это был твой комплимент.

– Благодарю.

– Серьезно, дружище. Как дела?

Внезапно мой взгляд потяжелел. Я не мог отвести глаз от бутылки. На его вопрос не было ответа, потому что никому не хотелось слышать правду о том, каково мне.

– Упираюсь, – наконец выговорил я.

– Держу пари, ты устал отвечать на этот вопрос, заметил он, давая мне знать, что ничего не надо объяснять. Затем улыбнулся, чтобы показать, что все понимает. И если ты передумаешь…

– Спасибо, Хэнк. Я ценю это.

– Итак, – начал он. – Давай поговорим о деле. Полагаю, ты хочешь, чтобы я помог тебе вычислить, кто убил твоего отца.

Должно быть, на моем лице появилось удивление. Ну конечно, именно это он мог подумать; я должен был понять причину его прихода. Следует быть осторожным. Мы с Хэнком были коллегами и случайными собутыльниками, но я понятия не имел, как далеко могла простираться его лояльность ко мне. Он явно был озадачен.

– Я никогда не любил его горячо, – сказал я. – Полицейским это может быть, на руку.

– Хорошо, – протянул Хэнк с недоумением, но не желая меня подталкивать. Он дважды побарабанил пальцами по столу. – Итак… – Он ждал, чтобы я заполнил паузу. Я изложил ему свою просьбу.

– Господи, – сказал он. – Я не знал, что ты такого высокого мнения обо мне.

– Ты можешь это сделать? – спросил я.

– Мне жаль, что не могу ответить да, но я действительно не могу. Ты хочешь выяснить, кто спустил этот стул вниз по лестнице, и я не обвиняю тебя. Но я – не техник по отпечаткам пальцев и у меня нет доступа к АВСИС [5]5
  [v]Служба информации Вооруженных сил США.


[Закрыть]или к какой-нибудь еще базе данных. Все, что тебе необходимо, это полицейский и полный осмотр места преступления. А это за пределами моей компетенции.

– Полицейские туда не пойдут, – возразил я. – Они мне не верят, и я не уверен, что хочу обратиться к ним.

– Тогда ты повязан, дружище. Мне жаль.

Я пожал плечами. Его ответ действительно не удивил меня. Но я хотел знать, кто сделал это и ради чего. Возможно, к этому какое-то отношение имела смерть Эзры, а возможно, нет; в любом случае, это было важно.

– Как насчет сейфа? – спросил я.

– Для этого нужен слесарь или преступник. Я – не тот и не другой.

– Я думал, что, возможно…

– Что? Что я мог знать кого-нибудь? – Я кивнул. – Как только этого парня выпустят, – сказал он, – я приведу его. Но он сейчас в карцере. Почему ты не хочешь воспользоваться слесарем?

– Потому что я не знаю, что находится в сейфе, и не желаю, чтобы об этом стало известно какому-то незнакомому человеку. Особенно когда полицейские так в этом заинтересованы.

– Ты надеешься найти оружие?

Я кивнул. Если оружие, в сейфе, тогда, возможно, Джин не убивала его. И если она не… тогда я избавился бы от доказательства. Кроме того, кто знал, какие еще тайны, прятал Эзра в том сейфе?

– Мне жаль, Ворк. У меня такое чувство, будто я тебя подвожу. Это все, что я могу сообщить тебе. Люди предсказуемы. Когда они устанавливают замки с кодом, то обычно используют важные для себя числа. Ты должен подумать об этом.

– Я уже пробовал. Дни рождения, номера социального обеспечения, телефонные номера.

Хэнк печально покачал головой, и его глаза светились по-доброму.

– Я сказал предсказуемые, Ворк, не глупые. Подумай о своем отце. Просчитай, что было важным для него. Возможно, тебе повезет.

– Возможно, – отозвался я эхом, не будучи в этом убежден.

– Слушай, дружище. Мне жаль, что ты впустую потратил время. Прости, что я не могу помочь.

– Ладно, есть другая вещь, – сказал я ему. – Это личное.

– Я могу выполнить личную просьбу. – Он потягивал пиво, ожидая.

– Речь идет о Джин.

– О твоей сестре.

– Правильно. – Я рассказал ему, что хотел.

Он взял лист бумаги и ручку.

– А теперь скажи мне все, что ты знаешь об этой Алекс Шифтен.

Я передал ему все, что знал. Это не заняло много времени.

Он сунул лист бумаги в карман своей рубашки, и в это время в бар зашли две женщины. Им было лет по тридцать пять, обе красивые. Они смотрели на нас, и одна из них постоянно обмахивала себя рукой. Хэнка это развеселило, но меня не увлекло.

– Не хотите ли присесть здесь? – спросил я, жестом подзывая женщин.

Усмешка Хэнка выдала его, прежде чем он заговорил.

– Думаю, ты мог бы воспользоваться моментом и повеселиться.

– Ну спасибо, у меня было достаточно женщин в жизни. Еще одна – это последнее, что мне необходимо. – Я начал выбираться из кабины. Он остановил меня, положив руку мне на плечо.

– Такого не должно быть в твоей жизни, Ворк. Поверь мне.

– В любом случае спасибо, – сказал я. – Возможно, в следующий раз.

Хэнк пожал плечами.

– Оставайся при своем мнении. Но послушай меня, прежде чем уйти. – Его голос стал низким и серьезным. – Будь осторожен, хорошо? Это дело получает большую огласку, даже здесь, в Шарлотт. Кто бы ни занимался им, он не будет ходить на цыпочках. Так что побереги свою задницу.

На мгновение я подумал, что зря так разоткровенничался. Но в его глазах не было ничего, кроме простой доброжелательности.

– Буду стараться, – ответил я и положил двадцатидолларовую купюру на стол.

– Эй, дружище. Я угощаю.

– Мы поговорим позже.

День угасал медленной пурпурной смертью, последним дыханием которой был вздох ветра на почти пустынных улицах. Пока я наблюдал, узкое лезвие грозы разрезало темнеющие облака, а затем исчезло. Я ощутил жару дня, исходящую от бетона под моими ногами; это заставило меня подумать об аде, пусть даже остывающем.

Если я должен спасти Джин, то хотел спасти ее окончательно, а это означало иметь дело с Алекс. Мне требовалась информация. Вот куда направился Хэнк. Я хотел, чтобы он выведал тайну, которая позволила Алекс впиться в мою сестру как клещ. Джин любила эту Алекс. Прекрасно. Но чего хотела Алекс? Как ни старался, я не мог обнаружить в ней способности любить. И все же что-то она нашла в моей сестре. Я хотел удостовериться, что в этом не было ничего плохого.