Текст книги "Космический шулер. Ретиф"

Автор книги: Джон Кейт (Кит) Лаумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Третья

Поднявшись на небольшой холм, O'Лири увидел внизу залитое лунным светом озеро, которое, казалось, простиралось до самого горизонта. На этой нескончаемой водной глади виднелась цепь островов, и на самом последнем горели далекие огни большого города.

– Трудно поверить, что именно здесь я когда-то шагал по знойной пустыне, – сказал он. – И если б не набрел на оазис, где стоял автомат с газированной водой, от меня остались бы одни воспоминания да высушенный скелет.

– У меня болят ноги, – простонала Свайнхильда. – Давай перекусим.

Они уселись прямо на землю, и O'Лири распаковал корзинку с продуктами, из которой мощно запахло чесноком. Нарезав колбасу кружочками, он сделал бутерброды, и они принялись за еду, глядя на звезды.

– Смешно, – сказала Свайнхильда. – Когда я была маленькой, мне почему-то казалось, что на каждой звездочке есть люди. Я думала, они живут в роскошных садах и целыми днями поют и танцуют. И еще я вообразила себе, что у меня нет родителей, и люди со звезд прилетят ко мне и заберут с собой.

– Самое забавное, – ответил Лафайет, – что я вообще ни о чем не думал, пока не очутился на Артезии. Научился фокусировать пси-энергию, и бац! Представляешь?

– Послушай, Лэйф, – сказала Свайнхильда. – Ты человек хороший, я от души тебе говорю: опомнись и не болтай глупостей. Мечтай себе на здоровье, только не верь мечтам, а то окончательно свихнешься. Забудь-ка ты лучше об этих энергиях и очнись, пока не поздно. Нравится тебе или нет, но живем мы е тобой на Меланже, будь он трижды неладен.

– Артезия, – прошептал Лафайет. – Я мог стать королем, но отказался от престола. Слишком хлопотно. Но ты была принцессой, Свайнхильда, а Боров – графом. Чудесный человек, если поближе с ним познакомиться…

– Это я – принцесса? – Свайнхильда невесело рассмеялась. – Я – кухарка и домашняя хозяйка, Лэйф. Разве ты можешь представить меня в кружевном наряде, с презрительной улыбкой на лице и каким-нибудь пуделем на веревке?

– Тигренком на поводке, – поправил Лафайет. – И ты никогда не улыбалась презрительно: тебя все любили за доброту. Конечно, ты на меня рассердилась, когда я пригласил служанку на Большой Бал…

– Конечно, и я была права, – подхватила Свайнхильда. – Не хватало только, чтоб на моем королевском балу танцевали всякие кухарки и служанки. Что, других баб тебе было мало?

– Ну, не скажи, – горячо запротестовал Лафайет. – Дафна была так же чиста и прекрасна, как самая прекрасная женщина на балу, кроме, может, тебя одной. Ей не хватало лишь горячей ванны да роскошного платья, чтобы засверкать во всем блеске.

– Н-да, чтобы сделать из меня леди, этого явно недостаточно, – сокрушенно 'пробормотала Свайнхильда.

– Ерунда! – воскликнул Лафайет. – Если б ты хоть капельку за собой следила, то была бы ничуть не хуже других!

– Ты считаешь, когда я напялю на себя платье в кружавчиках, да буду ходить на цыпочках и не марать рук, то стану лучше, чем сейчас?

– Я не это имел в виду… я имел в виду…

– О господи, опять тебя заело. Хватит, Лэйф. У меня есть тело, сильное и горячее, и если я ничего не смогу добиться в жизни, на кой ляд мне кружевные трусы?

– Знаешь, Свайнхильда, когда доберемся до столицы, я отведу тебя к парикмахеру, и он уложит твои волосы, а потом…

– Зачем мне портить волосы? Прекрати, Лэйф. Собирайся и пойдем. Нам еще топать и топать, а впереди – озеро, и переплыть через него – это тебе не языком трепать.

* * *

Они спустились с холма и очутились на заболоченном берегу, покрытом жижей, гнилыми водорослями и тухлой рыбой. Стоя по щиколотку в грязи, Лафайет и Свайнхильда дрожали от холода, беспомощно озираясь по сторонам. На далеком острове огоньки весело перемигивались, отражаясь в черном небе.

– Наверное, старый баркас затонул, – заметила Свайнхильда.

– Раньше он ходил в город и обратно каждый час – полторашка в один конец.

– Придется поискать лодку, – сказал O'Лири. – Пойдем. Видишь избушки? Скорее всего, это – рыбачьи хижины. Может, удастся нанять человека, который согласится нас перевезти.

– Слушай, Лэйф, должна тебя предупредить: ты с этими рыбаками поосторожней. Запросто обчистят, дадут по голове и выбросят в воду.

– Ничего не поделаешь, придется рискнуть. Не стоять же на месте, в самом деле.

– Лэйф, – она схватила его за руку, – давай просто пойдем по берегу, найдем лодку, которая плохо привязана, и…

– Ты хочешь, чтобы я лишил несчастного рыбака средств производства? Свайнхильда, мне стыдно за тебя!

– O'кэй. Тогда ты подожди, а эти самые средства добуду я.

– Твои намерения не делают тебе чести, Свайнхильда, – твердо сказал Лафайет. – Мы будем действовать прямо и открыто. Честность – лучшая политика, запомни раз и навсегда.

– Странная политика, Лэйф. Ладно, валяй. В конце концов, речь идет о твоей шее.

Они зашлепали по грязи к ближайшей хижине – полуразвалившейся постройке с прогнившими венцами и ржавой печной трубой, почему-то торчавшей из стены. Из трубы валил черный дым; слабая полоска света пробивалась из-под ставен наглухо заколоченного окна. Лафайет постучал в дверь. Спустя несколько секунд послышался скрип пружинной кровати и хриплый голос произнес.

– Ну?

– Э-э-э… вас беспокоят двое путешественников, – сказал Лафайет. – Нам нужно попасть в столицу. Мы готовы хорошо заплатить… уфф! – – Локоть Свайнхильды больно ткнул его под ребро, -…если у нас хватит денег.

Послышалось невнятное бормотание, звук открываемого засова, и дверь приоткрылась на шесть дюймов. В образовавшейся щели были видны лишь густая мохнатая бровь и покрасневший глаз, бессмысленно уставившийся на Лафайета.

– Тебе чего? – сказал глаз. – Псих, что ли?

– Не смейте выражаться! – Лафайет повысил голос. – Здесь присутствуют дамы.

Бессмысленный глаз уставился на Свайнхильду. В дверной щели появился расплывшийся в ухмылке рот, обнаживший несметное число больших желтых зубов.

– Что ж ты сразу не сказал, голуба? Совсем другое дело. – Глаз оценивающе посмотрел вверх, затем вниз. – Да, хороша пташка. Так чего, говоришь, тебе надо?

– Нам необходимо попасть в порт Миазм, – объяснил Лафайет, делая шаг в сторону и полностью закрывая Свайнхильду от глаза.

– Это очень важно.

– Ага. Утром…

– Мы не можем ждать до утра, – перебил Лафайет. – Кроме того, в наши намерения не входит ночевать на болоте, и нам нужно замести следы… э-э– э… добраться до столицы как можно скорее.

– Ну… Знаешь что, приятель, я – человек добрый. Так и быть, пусть дама ночует со мной в хижине, а тебе я постелю плащ на берегу. Утром…

– Сколько раз повторять! – прикрикнул Лафайет. – Мы хотим переправиться на остров сейчас, сию минуту. Немедленно.

– Ага, – сказал абориген, зевая во весь рот и прикрывая его гигантской волосатой ладонью. – Без лодки твое дело не выгорит, босс.

– Послушай, – сказал O'Лири. – Я хочу дать тебе – Он сунул руку в карман и достал очередной пятидесятицентовик, -…эту монету, если ты доставишь нас в город. Или тебе не нужны деньги?

– Эй! – сказал рыбак. – Похоже на чистое серебро.

– Да, – ответил Лафайет. – Согласен?

– Ух ты, спасибо, кэп. – Рука потянулась к монете, но O'Лири быстро сунул ее обратно в карман.

– Нехорошо, – ледяным тоном произнес он. – Сначала перевези нас на остров.

– Ну. – Рука отпрянула и стала чесать голову со скрипом, напоминающим звуки строгающего рубанка. – Здесь есть одна закавыка, ваше сиятельство. Схожу, посмотрю, может, чего и выйдет. Но только цена моя будет другая. С вас-то монетка,

ладно, а дама сама заплатит. – Рука вытянулась вперед, намереваясь смести O'Лири с дороги, и он резко ударил ее владельца по пальцам, после чего рука вновь отпрянула, и потревоженное место было засунуто в рот. – Ага, – сказал абориген, с упреком глядя на Лафайета. – Больно, приятель.

– Жаль, что мало, – холодно ответил Лафайет. – Скажи спасибо, что я тороплюсь, а то выволок бы тебя из дома и задал настоящую взбучку.

– Ну? Мог бы чуток зашибиться, голуба. Внутри хижины что-то зашевелилось, и из двери высунулась голова, за которой появились плечи, размером с добрую копну сена, массивный торс, а за ними и сам рыбак, который выполз на четвереньках, поднялся на ноги, величиной с телеграфные столбы, и выпрямился во весь рост – не меньше семи футов шести дюймов.

– Я же ничего не говорю, и с платой могу подождать, пока переедем, – сказало чудовище. – Даже лучше, что сначала разогреюсь. Жди меня здесь, кэп. Я быстро.

– Ну ты даешь, Лэйф, – прошептала Свайнхильда, глядя как гигантская фигура скрылась в тумане. – Сразу видно, что не из пугливых. – Она с сожалением посмотрела вслед великану. – Что-то в нем все-таки есть.

– Если он до тебя пальцем дотронется, я оторву ему голову и запихаю в его собственную глотку, – прошипел Лафайет.

– Эй, Лэйф! Да ты никак ревнуешь? – с восхищением сказала Свайнхильда и, на секунду задумавшись, добавила: – Смотри, не зарывайся. Хватит с меня скандалов. Посмотрит какой-нибудь бродяга на мою грудь, так Боров сразу в кулаки. Надоело.

– Ревную? Я?! Ты с ума сошла.

Лафайет сердито сунул руки в карманы и стал шагать взад-вперед, в то время как Свайнхильда напевала себе под нос, накручивая прядь волос на палец.

Прошло не менее четверти часа, прежде чем великан вернулся, крадучись, двигаясь на удивление бесшумно.

– Все готово, – сказал он хриплым шепотом. – Поехали.

– Чего это ты шепчешься? – громко спросил O'Лири подозрительным тоном. – Что…

Молниеносным движением гигант заткнул ему рот ладонью, жесткой, как подошва сапога.

– Тише, босс, – прошипел он, – а то разбудим соседей. Ребята вкалывают с утра до вечера и хотят выспаться.

O'Лири вырвался из железных объятий, отфыркиваясь от резких запахов селедки и дегтя.

– Хорошо, – тоже шепотом ответил он. – Извини, я не хотел никого беспокоить.

Взяв Свайнхильду за руку, O'Лири пошел за проводником по болотистому берегу к полуразрушенному каменному причалу, в конце которого была привязана грубо сделанная широкая плоскодонка. После того, как великан сел за весла, осадка лодки увеличилась дюймов на шесть. Лафайет помог Свайнхильде спуститься и заскрежетал зубами, когда мощные руки подхватили ее, как пушинку, и перенесли на корму.

– А ты садись на нос, кэп, и следи, чтоб мы не наткнулись на бревна, – сказал гигант.

Лафайет едва успел удобно устроиться, как весла опустились в воду, и от мощного гребка он чуть было не вывалился из лодки. Угрюмо вцепившись в борт, O'Лири видел, как под скрип уключин и плеск волн уменьшается и исчезает в густом тумане причал. Впереди далекие огни большого города продолжали перемигиваться, плавая в черной дымке неба. Сырой ветер пронизывал насквозь.

– Долго нам плыть? – хрипло спросил он, плотнее закутываясь в пиджак.

– Шш-шш-шш, – просипел великан, не оборачиваясь.

– В чем дело? – резко спросил Лафайет. – Может, теперь ты боишься разбудить рыбу?

– Будь ласков, друг, заткни пасть, – настойчиво прошептал абориген. – Знаешь, как звук разносится по воде? – Он наклонил голову, прислушиваясь. На берегу кто-то невнятно закричал.

– Вот видишь? – высокомерно произнес Лафайет. – Не все так заботятся о покое ближних, как ты. Должен заметить.

– Да замолчишь ты, падла, в конце концов, – сдавленным от ярости голосом прошипел великан. – Нас услышат!

– Кто? – громко спросил Лафайет. – В чем дело? – Почему мы ведем себя как преступники?

– Потому что парень, у которого я одолжил лодку, может обидеться, – пробормотал гигант. – А, теперь все одно. У ребят слух, как у летучих мышей.

– За что может обидеться парень, у которого ты одолжил лодку? – удивленно спросил Лафайет.

– За то, что я одолжил у него лодку.

– Ты хочешь сказать, что взял ее без разрешения?

– Стану я будить человека, чтобы спрашивать всякие глупости.

– Ты… ты…

– Меня зовут Хват, голуба. А ругаться будешь, когда нас поймают. Не бойся, ребята на месте сидеть не будут.

Хват наклонился вперед и мощным гребком послал лодку далеко вперед.

– Великолепно, – простонал Лафайет. – Вот она, награда за честность. Полиция идет по горячему следу, а нам приходится удирать.

– Я от тебя ничего скрывать не стану, босс, – доверительно

сообщил Хват. – Эти ребята не лягавые. Нету у них глупых предрассудков. И если поймают, не жди повестки в суд.

– Послушай, – быстро сказал Лафайет. – Давай повернем назад и объясним, что произошло недоразумени.

– Может, вашему сиятельству хочется, чтоб его сожрали рыбы, но это не по мне, – отрезал Хват. – И надо подумать о маленькой леди. Ребята давно не видели девочек.

– Ты бы лучше поберег дыхание, – посоветовал Лафайет. – Чем болтать, греби сильнее.

– Если я буду грести сильнее, сломаются весла, – отпарировал Хват. – Похоже, нас догоняют, голуба. Надо бы облегчить корабль, кэп.

– Прекрасная мысль, – согласился Лафайет. – Что выбросим за борт?

– Да вроде бы нет здесь ни сетей, ни удилищ. А кроме меня, грести некому. И даму из лодки не выкинешь, пока нет нужды. Остаешься ты, приятель.

– Я? – недоуменно спросил Лафайет. – Послушай, Хват, ведь это я тебя нанял. Не можешь же ты…

– Что делать, босс. Такова жизнь. Великан бросил весла, хлопнул ладонью о ладонь и повернулся к O'Лири.

– Но… кто тебе заплатит, если ты меня выбросишь? – спросил хитроумный Лафайет, пытаясь вжаться в деревянную банку.

– Ага, это ты верно подметил, – согласился Хват, почесывая подбородок, широкий, как Гибралтар. – Может, сначала рассчитаемся?

– Вот уж нет. Куда я, туда деньги.

– Ну, хватит разговоры разговаривать. Несправедливый ты человек, кэп, да ладно, получу с маленькой леди вдвойне.

Массивная рука вытянулась в его сторону. Лафайет пригнул голову как бык и ринулся вперед, намереваясь угодить великану в живот и почему-то натыкаясь на кирпичную стену, отбросившую его на борт. Отчаяннно цепляясь за неровное дно, O'Лири услышал какой-то свист, глухой удар, и в следующую секунду лодка оказалась в центре тайфуна. Ледяная вода обдала его с головы до ног.

– Спокойно, Лэйф! – крикнула Свайнхильда с кормы. – Я ему врезала веслом по голове, так что все в порядке. Чуть не утопил нас, гад. Давай вышвырнем его за борт.

– Ты. – с ума… сошла, – с трудом произнес Лафайет, приходя в себя я уставившись на фигуру великана, рука которого, толщиной с небольшой дуб, свешивалась с лодки, чертя по воде след. – Он без сознания. Может утонуть.

– Пробравшись на четвереньках к гребной банке, O'Лири забрал у девушки весло, вставил его в уключину, сделал гребок…

Раздался громкий треск, и Лафайет полетел вверх тормашками.

– Эх, слишком сильно я ударила, – с сожалением сказала Свайнхильда. – Сковородка была удобнее.

Лафайет вскарабкался обратно на банку, не обращая внимания на боль в плечах, спине, груди, пояснице и прочих частях тела.

– Придется грести одним веслом, – сказал он, тяжело дыша.

– Ты не знаешь, в каком направлении?

– Понятия не имею, – ответила Свайнхильда. – Но, по-моему, ты можешь не стараться, Лэйф. Смотри.

O'Лири повернулся и увидел белое расплывчатое пятно треугольного паруса, надвигающегося на них с угрожающей скоростью.

– Баркас! – воскликнул он, глядя, как. из тумана появляется корпус судна, на палубе которого стояли несколько рыбаков. При виде дрейфующей плоскодонки они радостно закричали и искусно причалили борт к борту. Лафайет разбил оставшееся весло о голову первого человека, прыгнувшего в лодку, но затем айсберг, о существовании которого он не подозревал, упал на него, погребая под сотнями тонн ледяных глыб и мамонтовых скелетов.

* * *

O'Лири пришел в сознание, не понимая, зачем ему понадобилось совать голову в ледяную окрошку и почему в его мозгу трезвонят праздничные колокола. К тому же пол качался во все стороны одновременно, а когда он попробовал за что-нибудь ухватиться, оказалось, что обе его руки отрезаны по самые плечи. Лафайет изо всех сил задергал ногами, в результате чего окунулся с головой в ледяную воду, полившуюся за воротник при очередном подъеме палубы. Он изогнулся, перекатился на спину и заморгал глазами, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. По крайней мере, руки были на месте: слишком уж сильно они болели, стянутые тугими веревками.

– Очнулся, мазурик, – послышался рядом веселый голос. – Дать ему пару раз по морде?

– Подожди. Сначала будем тащить соломинки. O'Лири завертел головой, испытывая самые разнообразные ощущения, не относящиеся к числу приятных, и туман перед его глазами постепенно рессеялся.

Первым делом он увидел ноги, обутые в резиновые сапоги. Обладатели ног стояли на палубе, глядя на рыбака, обхватившего Свайнхильду сзади. Как раз в эту минуту девушка изловчилась и лягнула своего тюремщика ногой в голень. От неожиданности рыбак подпрыгнул и громко выругался.

– Живчик, да и только! – восхищенно сказал матрое с длинными жирными волосами. – Где соломинки?

– Откуда здесь соломинки? – ворчливо отозвался его приятель. – Будем тащить рыбу.

– Не по правилам, – пробормотал невысокий коренастый пират с иссиня-черной бородой и бакенбардами, между которыми с трудом можно было различить кончик носа. – Где это видано, чтобы бабу разыгрывали рыбой?

– Да бросьте вы, ребята, – вмешалась Qвайнхильда. – Я сама привыкла выбирать мальчиков.

Вот ты, красавчик… -Она бросила многообещающий взгляд на верзилу с квадратной челюстью и рыжими волосами, чем-то похожего на свинью. – Ты мне больше всех нравишься. Неужели ты позволишь этим недоноскам помешать нашей любви?

Избранник Свайнхильды поперхнулся от изумления, но тут же расправил широкие плечи и выпятил грудь, ухмыляясь во весь рот.

– Значит, так, ребята…

Метко брошенный гарпун угодил точно в шею, и обладатель квадратной челюсти, взмахнув руками, рухнул на палубу.

– Ты это прекрати, – скомандовал хриплый голос. – Оставь свои бабьи штучки. У нас все поровну. Правда, ребята?

Вслушиваясь в одобрительный хор голосов, Лафайет умудрился принять сидячее положение и облокотился о румпель, надежно фиксированный канатом. Никем не управляемый баркас легко шел по ветру, рассекая волны. Руки у Лафайета совсем онемели, и он напряг мышцы, пробуя веревки на прочность, но они сдавили кисти как наручники. Матросы весело смеялись, поддразнивая Свайнхильду, а один из них, высунув язык от напряжения, пытался зажать в кулаке несколько копченых селедок. Предмет их лотереи стоял в насквозь промокшем платье, прилипшем к телу, высоко вздернув подбородок и выпятив посиневшую от холода нижнюю губу.

O'Лири застонал. Хорош защитничек! Это он втравил девушку в жуткую историю. Упрямый осел! Теперь вообще неизвестно, удастся ли унести отсюда ноги. Хват говорил, что аборигены скормят его рыбам. Наверное, оставили в живых, потому что не успели ограбить, а потом – нож под лопатку, и концы в воду, И Свайнхильда… бедная девочка, мечтавшая увидеть огни большого города. Головорезы наверняка ее прикончат. Лафайет изо всех сил напряг мышцы. Если б только освободить одну руку, он прихватил бы на тот свет кого-нибудь из этих склабящихся обезьян! Если б только к нему хоть на мгновение вернулась способность фокусировать пси-энергию!…

Лафайет глубоко вздохнул и заставил себя расслабиться. Ему никогда не удастся развязать трехдюймовые веревки, но… может, ему удастся самое маленькое (нет, не вернуться на Артезию, или вызвать на бой дракона, или получить задарма коробку вкусных конфет), самое крошечное чудо – и тогда появится реальный шанс остаться в живых.

– Это все, о чем я прошу, – прошептал он, закрывая глаза.

– Честное слово.

«Но мне необходимо задумать что-то определенное, – напомнил он сам себе. – Фокусировка пси-энергии – не волшебство, а концентрация определенных сил, с помощью которых можно управлять событиями. Вот, например, меня плохо связали…»

– Но тебя хорошо связали, – пробормотал он. – Нельзя изменить свершившийся факт; в лучшем случае можно повлиять на будущее. И то в известных пределах.

«В таком случае на палубе лежит нож, старый ржавый ножик, небрежно брошенный рядом с румпелем. Я бы мог дотянуться до него, и…»

– Проснись, скотина, – прогремел чей-то голое, и носок резинового сапога ударил Лафайета в ухо. Красочные круги и треугольники заплясали перед глазами O'Лири, и неожиданно он понял, что лежит на боку, а в нос ему бьет резкий запах сыра и чеснока. Что-то похожее на колючую проволоку царапало его шею. Повернув голову, он почувствовал под щекой раздавленное яблоко…

Лафайет затаил дыхание. Да ведь это же корзинка с продуктами! Пираты подняли ее на борт вслед за пленниками. А в корзинке был нож.

Лафайет приоткрыл один глаз и осторожно осмотрелся. Трое матросов обступили четвертого, тщательно изучая рыбьи головы, торчащие из кулака.

Пятый пират, явно не угодивший своим товарищам, скорее всего, сжульничавший, корчился на палубе в предсмертных муках.

Свайнхильда лежала у борта, свернувшись в клубок, видимо, отброшенная в сторону за очередную провинность.

Стараясь двигаться незаметно, Лафайет принялся ощупывать палубу связанными сзади руками. Он наткнулся на ломоть промокшего хлеба, еще одно раздавленное яблоко, подполз к корзинке и залез внутрь. Пусто. Он осторожно продвинулся на шесть дюймов, раздвигая колбаски плечами и давя сыр лопатками. Ему помогли волны, раскачивающие баркас. Нож скользнул в руку, и пальцы Лафайета сжались на его рукоятке.

Матросы увлеченно тащили из кулака селедки, забыв обо всем на свете. Лафайет перекатился по палубе, сел на прежнее место у румпеля и ожесточенно принялся водить ножом по канату.

В течение минуты ему казалось, что ничего не выйдет, но внезапно раздался музыкальный «бенц!» – и румпель больно ударил Лафайета под ребра, поворачиваясь на девяносто градусов. Баркас накренился, уваливаясь под ветер. Парус обвис, потом вновь надулся с треском, напоминающим пистолетный выстрел. Заскрипели ванты. Нижний деревянный брус паруса описал полукруг, пролетая по воздуху на высоте человеческой шеи, в чем Лафайет убедился, глядя на четверых пиратов, выброшенных ударом за борт. Неуправляемый баркас продолжал мчаться по озеру.