Текст книги "Парк Юрского периода: миллионы лет спустя"

Автор книги: Джон Беркли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Элли улыбнулась, а Джон Хаммонд спокойно констатировал, обращаясь непосредственно к Джереми Эль Спайзеру:

– Я везу ученых, а ты везешь ненормального. Он сидит рядом с тобой, и зовут его Ян Малколм.

Малколм захохотал снова.

* * *

Сверху остров выглядел, как яркое зеленое пятно на лазурном фоне океанских волн. Белые барашки разбивались о прибрежные скалы, и брызги, сверкающие словно звезды, вздымались влажной стеной. Грант улыбнулся, рассматривая миниатюрную радугу, повисшую над серым берегом. По кронам деревьев пробегала дрожь, разрисовывая тропическую листву в более глубокие тона. Сквозь темную зелень проглядывали серые коробки административных строений, производящие довольно гнетущее впечатление и до неприличия не вписывающиеся в окружающий их пейзаж. Несколько раз мелькали длинные прямые лезвия причалов, вонзавшиеся в мягкую голубизну океанской глади. Покачивались на волнах катера, вокруг которых тоже висела туманная дымка микроскопических капель. Они ударялись цветными бортами о бетон пристаней, и их было не меньше десятка.

«Хью-Кобра» завалился набок и понесся вглубь острова, почти касаясь брюхом верхушек деревьев. Он то поднимался в небо, то вновь нырял вниз, надсадно взвывая двигателями. Дважды Грант замечал на горизонте огромные плешивые холмы, сплошь каменистые, светло-серые. Холмы эти портили вид. Они казались уродливо-чужими, непонятно как попавшими в сплошной растительный мир поднимающийся от земли до самого неба. Скалы, увитые плющем, устремлялись вверх, расщелины прорезали равнины, ломая ровный фон джунглей. Пестрые пятна тропических цветов вносили приятное разнообразие в богатейшую гамму зелени. Грант удивлялся богатству красок этого крохотного, возникшего посреди бескрайнего океана мира. Солнце освещало остров, придавая ему торжественно-праздничный вид.

«Должно быть, вот так же Колумб рассматривал появившуюся на горизонте изломанную линию берегов Америки», – ни с того, ни с сего подумал Грант. Ему казалось, будто его забросили на миллионы лет назад, и он, будучи в безопасности, с изумлением и благоговением созерцает первобытную, не изуродованную грубым, беззастенчиво-нагловатым вмешательством цивилизации дикую природу. Иллюзия была удивительно реальной. Этот остров сохранил первозданную красоту.

– Вам нравится, доктор Грант? – мягко спросил Хаммонд.

У него сейчас был странный голос. Так мать спрашивает, понравился ли окружающим ее ребенок.

– Вид великолепный. Я рад, что природа острова сохранена.

– О, да, да. Я с самого начала решил: никакого асфальта, бетона и прочей тяжеловесной глупости, – кивнул бородач. – Кроме самого необходимого.

– Что вы понимаете под самым необходимым? – осведомилась Элли.

– Постройки. Часть из них выполнена из дерева, – в основном, это комплекс для посетителей, но административная часть собрана из блоков. Так же причалы и площадка для вертолетов. Но никаких дорог. Дороги уродуют, портят вид. Заметьте, собственно, разрушение и уничтожение лесов всегда начинается именно с этого. Приходит какой-нибудь болван в удивительнейший лес и говорит: «Здесь будет хайвей!» Все. Через полгода вы не узнаете этого места. Где лес? Его нет. Его вырубили. Кругом голая степь, бетон и машины. Армада машин и миллионы тонн бетона. Конец жизни. Пришел человек. Человек-гений. Но гений разрушения, при том, что мог бы созидать! Человечество делится на две части: созидателей и разрушителей. Причем, замечу с прискорбием, вторых все-таки гораздо больше.

– Довольно банальная истина, – заметил Малколм. – Знаете, Джон, человек, пожалуй, самое странное и страшное существо из всех, существующих в природе. Суперэгоист, пытающийся подчинить себе все. Все он хочет повернуть на благо, но на благо себе. Себе, другим людям, потенциальным потребителям, не важно. Людям! Вот что. Разговоры о созидании и разрушении вести с ним так же бесполезно, как с новорожденным о пользе диетического питания. Малышу нужна материнская грудь. Человек искренне считает, что не может обойтись без каких-то вещей, и берет их, разрушая все остальное с идиотской улыбкой. Даже если ему сказать: через год ты высосешь из земли всю нефть, газ, выкопаешь весь уголь, все ископаемые, и планета полетит в тартарары, думаете, его это остановит? Никогда в жизни. Человечество, действительно, делится на две части. Но не на разрушителей и созидателей, а на глупцов и слепых. И те, и другие опасны. Потенциально.

– И что же вы предлагаете? – спросила вдруг Элли. – Истребить и тех и других? Загнать в резервации, чтобы не топтали траву и не вырубали леса? Что?

– Ничего, доктор Сетлер, – Малколм улыбнулся. – Абсолютно ничего. Ни то, ни другое, ни третье, что бы вы ни предложили. Процесс необратим. Люди привыкли к своей жизни. И ничто не остановит их. Ничто.

– Мда, – хмыкнул Хаммонд. – А я смотрю, вы – неисправимый оптимист, Малколм. Глобальный оптимист.

– Еще бы, – захохотал тот. – Я признаю только большое.

– Я так и думал, – улыбнулся Хаммонд. – Я так и думал.

Грант посмотрел на него с интересом. В принципе, ему больше была близка позиция Джона, но и в словах Малколма заключалась определенная доля истины. Скажем: созидатель, балансирующий на узкой грани между благом и катастрофой. Человек странен, но далеко не однозначен и не прост. Нельзя говорить: это он делает во благо, а это – во зло. Жизнь куда сложнее рассуждений. Хотя бы тем, что всегда есть варианты. Всегда. Не полярные. И можно рассматривать ситуацию с нескольких точек зрения и находить аргументы для обеих сторон. Но в одном-то Малколм прав безусловно: обязательно найдется идиот, слепец или еще кто-нибудь, кто по этой глупости, слепости, а может, и просто из гуманных побуждений вселенского масштаба перевернет самое хорошее дело так, что всем станет тошно. Сотворит нечто, достойное фильмов Хичкока, или романов Дина Р. Кунза, или еще чего-нибудь не менее жуткого. Такого, что земля застонет. Он вздохнул, возвращаясь к действительности, и вдруг понял, что Хаммонд уже несколько минут увлеченно рассказывает о чем-то, и все слушают его, причем слушают с интересом, и сам он, Алан Грант, тоже делает вид, что слушает, точнее, внимает, и даже качает головой иногда.

– … на растительность это повлияло благотворно, – продолжал повествовать Хаммонд, оживленно жестикулируя пухленькими ручками, – но вызвало сильные воздушные потоки, к счастью, теплые. Тем не менее, нам пришлось отказаться от пассажирских перевозок на вертолетах. Для посетителей мы будем использовать катера. Это, наверное, даже к лучшему. С воды остров смотрится просто ошеломляюще.

(Гранта передернуло. «Ну, вот и появился созидатель», – подумал он.)

– А вы не боитесь, что ваши эксперименты приведут к нарушению природного баланса? – спросил вдруг Малколм.

– Землетрясения, наводнения, извержения вулканов? – лукаво улыбнулся Хаммонд. – Нет. Не боимся. Видите ли, доктор, в основе этого парка лежат жесткие расчеты, проверяемые годами. Тысячи экспериментов, тысячи опытов, целая команда ученых. Нет.

– Никогда не знаешь, что может произойти, – возразила Элли. – Эксперименты, расчеты, это, конечно, хорошо, но естественная природа отличается от лабораторного стола. Те результаты, что получались в лаборатории, могут не оправдаться в реальной обстановке.

– Меня окружают пессимисты, – грустно заключил Хаммонд. – Я думаю, мы возобновим этот спор после осмотра парка, когда вы увидите все собственными глазами. А пока, я думаю, будет лучше, если вы пристегнетесь. Когда геликоптер начнет снижаться, немного покидает. Горки. Так что, держитесь.

– Этого-то я и боялся, – с веселым отчаянием пробормотал Малколм. – Держитесь, ребята, у меня уже начинается приступ морской болезни.

Вертолет дрогнул. Двигатель вдруг завыл, пискливо и тонко. Налетевший порыв ветра заставил машину забиться в приступе механической агонии. Дребезжало все, начиная подвесными полками и заканчивая заклепками в борту. Мотор выбивался из сил. Когда «кобру» особенно трясло, у Гранта лязгали челюсти. До боли в скулах. Ветер, всемогущий, злобный, забавлялся с вертолетом с упоением капризного ребенка. Он выл в тон двигателю. Этакий тревожный дуэт, вселяющий мысль о неизбежной катастрофе, груде дымящихся обломков и малозначимости человеческой жизни. Геликоптер вдруг резко рухнул вниз, так же резко затормозил и мягко коснулся полозьями земли. Все вздохнули с облегчением. Хаммонд отстегнул ремень, улыбнулся и возвестил:

– Ну, вот мы и прибыли, джентльмены. Добро пожаловать в Юрский парк!

* * *

С земли остров выглядел еще более впечатляюще, чем с воздуха. Деревья-великаны обступили вертолетную площадку, расположившуюся на берегу небольшого озера, в перламутровую воду которого с ровным рокотом низвергался двенадцатиметровый водопад. В траве пестрели роскошные исполинские орхидеи нежнейших оттенков. В воздухе висел густой сочный аромат сладких тропических плодов. К нему примешивался запах хвои, свежей смолы и душистой мяты. Элли огляделась и засмеялась довольно.

– Здесь чудесно, правда, дорогой?

Грант улыбнулся:

– Да, здесь неплохо.

– Доктор Сетлер более откровенна в своих оценках, – заметил польщенный Хаммонд.

– Она всю жизнь смотрит на деревья, – возразил Грант, – я же ковыряюсь в земле.

– Но, тем не менее, вы можете убедиться, что доктор Сетлер не преувеличивает, – заметил бородач.

– Разумеется. У нее, вообще, тонкое чувство прекрасного.

Малколм засмеялся:

– У вас болит зуб, Алан?

– С чего вы взяли?

– Слишком уж вы мрачный, – он провел вокруг себя рукой. – Оглянитесь. Настоящий рай. «Гринпис» умер бы от восторга.

Грант пожал плечами:

– Я и не говорю, что здесь плохо.

– Но ваш вид говорит об этом.

– Вам показалось, – ответил Грант и предпринял попытку улыбнуться. Удалось.

– Хотите совет? – спросил Малколм. – Забудьте, что вы работаете. Расслабьтесь. Просто уик-энд. Думаю, вам сразу станет легче.

– Я постараюсь воспользоваться этим советом.

Из-за кустов вынырнули два открытых «Лендровера». Выкрашенные в красный цвет, с разбегающимися по капоту желто-оранжевыми языками нарисованного пламени и странной эмблемой на дверцах: черный скелет Тираннозавра, под которым белая, с черной же каймой, надпись: «Юрский парк».

Хаммонд широким жестом радушного хозяина пригласил гостей в машины.

– Для начала мы посетим лаборатории, затем – обед и, собственно, осмотр самого парка. Вот наша программа на сегодня.

Малколм опять хохотнул и первым залез на переднее сиденье «Лендровера». За ним последовали Элли и Грант. Хаммонд и Эль Спайзер разместились во втором автомобиле.

Машины тронулись. Через полкилометра на пути выросло десятиметровое проволочное ограждение, на котором висела табличка: «ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ ВОЛЬТ! ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!». «Лендроверы» медленно миновали узкие пропускные ворота.

– Ого, – усмехнулся Малколм. – Эти ребята здорово охраняют свой парк от внешнего мира.

– Или внешний мир от парка, – предположила Элли.

– Возможно и такое, – согласился Малколм. – Но мне почему-то больше нравится первый вариант.

– Боитесь?

– Нет. Просто думаю о том, что же за экспонаты в этом парке. Такие заграждения, пожалуй, великоваты даже для слона. Разве что Хаммонд вывел новую породу китов… Сухопутный кит, как вам?

– Не очень, – честно призналась Элли.

– Мне тоже, – вздохнул зоолог. – Но это было бы, по крайней мере, интересно.

Во второй машине в это же время Хаммонд объяснял Эль Спайзеру, указывая на тянущиеся вдоль дороги стальные линии ограждений:

– Пятьсот километров электрифицированной ограды. Весь парк разбит на секторы, каждый сектор отделен от остальных таким вот ограждением. Система безопасности работает нормально. Успокойтесь, получайте удовольствие.

– Ваш несчастный случай говорит об обратном, – веско возразил адвокат.

– Ах, вот что вас беспокоит, – засмеялся Хаммонд. – Успокойтесь. Несчастный случай произошел из-за небрежности самих рабочих при транспортировке рептилии. Ограждения здесь не при чем. Ни разу за три года ни одна рептилия не смогла вырваться за пределы периметра своего сектора. Ни одна, ни разу. Вы преувеличиваете значение одного-единственного несчастного случая, произошедшего первый раз за всю историю Юрского парка. Зачем делать из мухи слона? Никто же не кричит, что надо отключить и выкинуть все газонокосилки только потому, что какой-то болван по собственной неосторожности сунул в одну из них руку. Если бы этот парень, рабочий, был более внимателен, с ним бы ничего не случилось.

– Тем не менее, Джон, – холодно и спокойно подвел черту Эль Спайзер, – это не воскресная экскурсия, не стоит заблуждаться по данному вопросу. И я, и люди, сидящие в другой машине, приехали сюда для того, чтобы серьезно – очень серьезно – исследовать надежность вашего парка. Инвесторы обеспокоены. Через сорок восемь часов я или убежден, что Юрский парк может приносить деньги, или нет. Запомните это, Джон. Имейте это в виду.

– Конечно, конечно, – согласился Хаммонд. – Но еще до того, как истекут восемнадцать часов, мне придется умерять ваши восторги.

– Очень на это надеюсь, – сухо усмехнулся Спайзер и отвернулся к окну.

* * *

Примерно через три километра «Лендроверы» переползли через высокую гряду холмов и оказались на огромной равнине. Справа высились гигантские деревья, стоящие монолитной непроницаемой стеной. Увидев их, Элли подобралась. Гранту было знакомо это ее состояние. Такое случалось каждый раз, когда она сталкивалась с чем-либо неожиданным и интересным. Глаза Элли сузились, губы сжались в тонкую напряженную линию. Она подалась вперед, со все возрастающим интересом рассматривая буйную взъерошенную растительность.

Грант, зная, что в такие моменты ее лучше не трогать, вздохнул, повернулся к левому окну и застыл с отвисшей челюстью. Волнение, охватившее его, было настолько сильно, что он едва не задохнулся, мгновенно потеряв дар речи. Это был шок, подобных которому Алан не испытывал ни разу в жизни. Элли еще не видела того, что видел Грант, и продолжала бормотать:

– Велвитшия… Этого не может быть. Они растут только в пустыне юго-западной Африки… Откуда?.. Боже! Кордайтес, Вильямсония, Беннетитес, Волтзия, меловой период! Черт, этого просто не может быть, просто не может быть… Алан! Эти растения давно вымерли! То есть… Эта штука здесь…

– Элли… – Грант просто схватил девушку и развернул лицом к тому, что уже успел увидеть сам. В сотне метров от того места, где стояли «Лендроверы», величественный и огромный, лениво-медлительный, едва переступая колоннообразными ногами, шагал Диплодок. В нем было не меньше тридцати метров длины и почти десять высоты.

Элли зачарованно прошептала:

– Господи… Это… Это – динозавр…

– Ему удалось… – пробормотал одновременно и восхищенно и растерянно Малколм. – Сумасшедший сукин сын. Ему все-таки удалось сделать это…

Диплодок, покачивая длинной шеей, подошел к стоящей чуть поодаль тиссовой роще и принялся невозмутимо ощипывать зеленую крону, без труда обламывая сучья толщиной в человеческую руку. Его не интересовала возня внизу. Он всхрапывал, стараясь достать особенно понравившиеся ветви, фыркал, переступал ногами. Огромное тело, серое и шершавое, непрестанно двигалось. Могучие мышцы напрягались, выделяясь под толстой кожей гигантскими узлами, и опадали.

Грант выбрался из машины и торопливо пошел, а затем и побежал к динозавру, словно желая убедиться, что это не ловкий трюк, не потрясающе точная проекция, не механизм, а настоящий, реальный, существующий в действительности диплодок. Рептилия, последний экземпляр которой вымер примерно сто тридцать пять миллионов лет назад. Следом за ним побежала и Элли. Затем, вальяжно, с видом весьма довольным, пошел Хаммонд. Бородач, добрый сказочный гном, сделавший то, что не удавалось никому до него. Кроме Бога, конечно. Он и ощущал себя почти Богом. Лишь Малколм и Спайзер остались в машинах. Один все повторял: «Ему удалось…», второй пробормотал убежденно:

– На этом парке можно сделать целое состояние. Горы денег. Океаны денег. Потрясающе!

В деньгах адвокат разбираться умел.

Диплодок повернул маленькую пупырчатую голову, посмотрел куда-то вдаль, медленно ворочая челюстями, и вновь протяжно и звучно вздохнул.

Грант замедлил шаг, остановился. Хотя его рассудок отказывался верить тому, что видели глаза, но факт оставался фактом: перед ним стоял живой динозавр.

– Посмотри на него, – сказал он восхищенно подбежавшей девушке. – Посмотри. Настоящее древнее существо.

– Это что-то невероятное, – прошептала Элли. – Сколько он в высоту? Метров девять-десять?

– Не меньше. Не меньше. Господи, я не могу поверить. Настоящий динозавр. Настоящий! Динозавр! Ущипни меня.

– Пока мы тут разговариваем, – раздался у них за спиной довольно мурлыкающий голос Хаммонда, – Ти-рексы километрах в трех отсюда. Целое семейство.

– Чтоооооо? – от удивления у Гранта едва не полезли глаза на лоб. – Стоп. Подождите секунду. Дайте мне прийти в себя. Повторите еще раз. Я не ослышался? Вы сказали «Ти-рексы»? Тираннозавры? Вы сказали, у вас имеются Тираннозавры?

– Да, – довольный произведенным эффектом, скромно ответил Хаммонд. – Вы не ослышались. Я сказал: «У меня есть Тираннозавры». Несколько отличных особей настоящих живых Тираннозавров.

Грант почувствовал, как земля медленно поплыла у него из-под ног.

– Алан, спокойно, – пробормотала Элли. Хотя голос ее отнюдь не поражал невозмутимостью, но держалась она все же лучше. Возможно, причиной тому являлось то, что Элли была палеоботаником, специалистом по вымершим растениям, и не так остро воспринимала эту, ставшую возможной, невозможную истину.

– Доктор Сетлер, доктор Грант, – торжественно возвестил Хаммонд. – Вы в парке юрского периода. Это и есть чудо. Плод человеческого гения!

– Я раздавлен, – прошептал Грант. – Я просто раздавлен. Как вам это удалось?

Хаммонд с откровенно довольным видом кота, которому почесали за ухом, потеребил свою аккуратную седую бородку и промурлыкал:

– Я покажу и объясню вам все. Но чуть позже. Это тоже входит в нашу программу. А пока давайте вернемся в машину.

Диплодок ухватился зубами за острую верхушку высокого кипариса, изящно-плавным, лишенным даже намека на усилие движением переломил ее и принялся меланхолично жевать, погладывая сверху вниз влажными темными глазами.

– И что вы думаете по этому поводу? – спросил Малколм, когда Алан и Элли забрались на свои места.

– А что думаете вы? – спросил в ответ Грант.

Он действительно не мог бы сейчас сказать, что он думает. Слишком велико было перенесенное две минуты назад потрясение. Его мозг, столкнувшись с заведомо невозможным фактом, сейчас медленно оправлялся от шока, усваивая информацию, умещая ее в рамки разумного, существующего мира.

Малколм, к немалому удивлению Гранта, не выглядел раздавленным. Обескураженным – да, но и только.

– Я? – он усмехнулся, однако в этом смешке не было обычной беззаботности. – Я думаю, что Джон – большой любитель эффектов.

– И только-то? – спросила Элли. – Это и все, что вы можете сказать?

– Конечно, – Малколм вздохнул и пояснил. – Видите ли, Алан… Вы не возражаете, если я буду называть вас «Алан»?

– Нет.

– Так вот, дело в том, что и вы, и Элли по роду работы привыкли иметь дело с давно вымершими животными. Ваш мозг знает, что динозавров не существует в природе. Для вас это – аксиома. Истина, не требующая доказательств.

– А ваш мозг знает что-то другое? – довольно резко спросил Грант.

– Нет, разумеется. Но для меня вымирание динозавров не является непреложным фактом. Я работаю с живыми организмами. И, честно говоря, иногда мне в голову приходила мысль: если живы вараны, змеи, крокодилы, если они умудрились переползти из века в век, из тысячелетия в тысячелетие, то почему бы того же не сделать и динозаврам? Я знаком с Джоном около десяти лет, и мне известна его идея относительно создания такого вот парка, хотя, откровенно говоря, я сильно сомневался в успехе, но, в любом случае, так или иначе, мой мозг был более подготовлен, чем ваш.

– По-моему, вы бравируете, – констатировал Грант.

Малколм пожал плечами:

– Можете расценивать это и таким образом. Однако, посудите сами, вы же не вопите от удивления, увидев промышленного робота? Так почему же вас повергают в шок динозавры?

– Да, но это разные вещи, – быстро возразила Элли.

– Абсолютно одинаковые, – усмехнулся Малколм. – Абсолютно, уверяю вас. И то, и другое – дело рук человеческих. Человеческого труда. Искусственно созданные животные. Поверьте мне, Алан, вы начнете скучать уже через три часа. Первый динозавр повергает вас в восторг, второй вызывает более умеренную реакцию, третий оставляет вас довольно спокойным, а четвертый не вызывает ничего, кроме скуки. Животное из пробирки, оно не знает этого мира, оно апатично, спокойно, в нем нет тех выработанных столетиями навыков, как у его предков. Настоящих предков, я имею в виду. Еду ему подносят на блюдечке, не нужно затрачивать усилий на охоту. Скука, скука.

Грант слушал Малколма с удивлением. Он не думал о подобной стороне дела. Разум протестовал против доводов, которые приводил зоолог. Грант верил собственным глазам, а они видели живого естественного динозавра. Не машину, а нормального Диплодока.

– Думаю, что вы ошибаетесь, – наконец сказал он. – Это не механические рептилии.

– А я и не говорил, что они механические.

– Бросьте, Ян, вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. По-вашему, КАК Хаммонду удалось вывести этих животных?

– Вы подразумеваете сам процесс или материал?

– Материал.

– Нуууууу… – Малколм потер висок указательным пальцем. – Существует несколько способов, но мне кажется, Джон использовал цепочки ДНК настоящих, умерших когда-то динозавров. Только вот, ума не приложу, как он их раздобыл?

– Это не важно, – отмахнулся Грант. – В главном вы правы. ДНК! А значит, и генетическая память этих рептилий идеально повторяет заложенное в генах их предшественников. Копирует гены. Понимаете, инстинкты этой особи в точности соответствуют инстинктам подлинного динозавра юрской эпохи.

Малколм пожевал губами, задумчиво глядя на собеседника.

– Возможно, вы и правы. Очень возможно. Но я не думаю, что во всем. Зачатки инстинктов, может быть, и есть в этих тварях, точнее, были, но их, наверняка, уничтожила местная беззаботная жизнь.

– Посмотрим.

Разговор оборвался. Все вглядывались в буйную растительность за окном: не покажется ли в густых, плотных, непроницаемых зарослях черная спина Тираннозавра, Игуанодона или еще какой-нибудь рептилии.

Грант вдруг с удивлением осознал, что если бы такое произошло, его реакция была бы, действительно, более умеренной. От понимания этого факта у него почему-то испортилось настроение.

«Этот парень прав, – признался он сам себе. – Прав. Мне станет скучно, и, возможно, даже быстрее, чем ему кажется. Черт побери! Этот зоолог, Малколм, учит меня палеонтолога!» – Грант покачал головой и повторил мысленно: – «Черт побери!»

«Лендроверы» углубились в джунгли. Они довольно резво бежали по узкой дороге, защищенной с обеих сторон высоким заграждением. Синие сигнальные лампы показывали, что ток включен и оснований для беспокойства нет. Элли увлеченно крутила головой и восхищенно охала, когда замечала одно из многочисленных, давно вымерших растений. Грант с хмурым видом слушал ее восторги, недоумевая, почему она до сих пор удивляется. Чем растения отличаются от животных? Или, может быть, в случае с женщиной «правило Малколма» не действует?

Ему захотелось курить. С тех пор, как он оставил эту привычку, прошло уже почти пять лет, но сейчас чувство вернулось, сильное до сумасшествия. Грант даже ощутил привычный плотный цилиндр «Мальборо» в пальцах, на губах и языке появился давний забытый привкус табака, горло перехватило легким сладковатым дымом. Он опустил глаза, желая удостовериться, что сигареты нет. Иллюзия была на удивление реальной.

Ветви огромных папоротников, смело преодолевавших высоковольтное заграждение, с мягким шелестом скользили по дверцам и крыльям «Лендроверов». Над головами людей, в зеркально-ледяной застывшей голубизне бездонного неба, на фоне невесомых, наполненных воздухом белесых облаков вычерчивали надуманные, но идеальные в этой надуманности узоры исполинские птицы. Джунгли за оградой были переполнены жизнью. Грант чувствовал ее. Она существовала, невидимая, напряженная, ворчащая хищно, боящаяся, подвижная. Запахи казались материальными, звуки могли рассказать обо всем, что происходило за бархатно-зеленой, цветасто-пестрой колышущейся портьерой листвы. Грант ощущал их кожей. Он проникал в саму суть этой дикой природы, как делал это миллионы лет назад первобытный человек, согнувшийся у костра, обмотанный в шкуры убитых им же животных. Токи ее обволакивали тело, и палеонтолог почувствовал возбуждение от этого странного всепроникающего понимания. Глубинного знания, так неожиданно проснувшегося в нем.

– Ага, похоже, мы приехали, – нарушил молчание Малколм. – Святая святых Юрского парка. Храм Будды Хаммонда. В этом весь Джон.

Грант посмотрел вперед и увидел главное административное здание. Бетонный куб с идеально выверенными формами, выпадающий из пейзажа даже больше, чем казалось с воздуха. Неуместное, как рахит среди пышущих здоровьем атлетов, здание «вылуплялось» из толстого ковра травы и плюща, поднималось вверх, уродуя кроны деревьев, на два этажа и обрывалось. Серый, чахоточно-болезненный уродец, вторгшийся в чужую жизнь с бесцеремонностью, свойственной лишь людям.

Элли, похоже, испытывала те же чувства. Она наклонилась к уху Гранта и прошептала:

– Туристам этого не покажут. Через год его уже не будет видно. Плющ делает свое дело.

Действительно, тонкие, кажущиеся хрупкими нити плюща, сплетаясь в толстые и прочные канаты, тянулись вверх, взбирались по стенам, хороня под собой чуждое природе. Она затягивала раны. Пока их было слишком мало, но за год плющ, вьюн и лианы вполне могли бы скрыть здание от людских глаз.

Хаммонд прошагал мимо, обернулся и указал рукой на главный вход.

– Прошу! Мы почти на месте. Еще минута, и парк откроет вам свои тайны.

Первым прошел Эль Спайзер. За ним, счастливо увязая ногами в зеленом ковре, Элли. Грант зашагал следом. Догнавший его Малколм обронил, словно невзначай:

– А теперь подумаем: зачем бы Хаммонду устраивать весь этот спектакль с Диплодоком?

Беспечно насвистывая, он миновал Гранта и присоединился к Спайзеру, сразу завязав с адвокатом оживленный разговор. Алан задумчиво смотрел в широкую кожаную спину и думал, чего же добивается этот странный человек? Что он знает? Или о чем догадывается?

Автоматически открылась массивная, непроницаемая стальная дверь, и Хаммонд ввел гостей в бетонный лабиринт.

– Основные помещения, – вещал он, – расположены под землей. Здесь, говоря образно, лишь вершина айсберга: вход и зал, в котором экспозиция наших находок. Что-то вроде музея нашего парка. Он, кстати, построен из дерева и почти совсем не виден. Мы решили, что большие строения портили бы вид. Полная естественность пейзажа, вот чего добивались наши специалисты. Стопроцентная иллюзия дикой природы. Первобытный мир.

«Вот именно, иллюзия», – подумал Грант.

Они углублялись в здание, подобно термитам, ползущим в своей бесконечной норе.

Вскоре Грант перестал ориентироваться в проделанном ими пути. Если бы ему предложили самостоятельно найти дорогу к выходу, он, пожалуй, не смог бы сделать этого. Безликие ровные стены, одинаковые и хмурые, вытянулись в один длинный тоннель. Тоннель, не имеющий начала и конца. Все двери в нем были почти точной копией входной. Такие же незыблемые, огромные, давящие. Они будут стоять и стоять, веками, тысячелетиями, переживая и динозавров, и их создателя. И Гранта, и Малколма. Все, весь мир обратится в тлен, пыль, серую пустыню, посреди которой будут стоять эти ровные кубы со стальными метровыми дверями. Символ человека.

Грант вздохнул, стряхивая с себя им же самим придуманную мрачную картину.

– Портики, колонны, балконы, – пробормотал идущий впереди Малколм, – исключительное разнообразие.

Хаммонд услышал.

– Да, недостатки архитектуры оправдываются лишь тем, что мы стремились по возможности меньше нарушать слой почвы. Знаете, иногда становишься сентиментальным.

– Конечно, – совершенно серьезно кивнул зоолог.

– Итак, мы на месте!

Бородач открыл очередную дверь, и они вошли в небольшой зал. Семь рядов удобных, обтянутых коричневой кожей кресел застыли справа, словно в салоне самолета. Слева во всю стену матово белел панорамный экран.

– Собственный кинотеатр? – предположила Элли.

– Входите, входите, – Хаммонд широким жестом обвел рукой зал, – рассаживайтесь, где вам будет удобно.

Гости начали занимать места. Бородач, улыбаясь, забрался на небольшую эстрадку перед экраном и хорошо поставленным голосом сообщил:

– Мы создаем увеселительный парк для всего мира! Тут собраны последние достижения техники, и не только техники. Юрский парк – настоящая вершина научной мысли. Венец человеческого творения.

– Скромность, – почти беззвучно прошептал Малколм, – вот что меня привлекает в этом человеке!

– Все применяют трюки, – продолжал тем временем бородач, – но мы создали и продолжаем создавать живые биологические экспонаты! Они захватят воображение всей планеты!

– Интересно, – вновь подал голос зоолог, – где он взял ДНК динозавра?

– А вот и я! – хлопнул в ладоши Хаммонд. – Я уже иду!

Сзади тихо застрекотал кинопроектор, и на экране вдруг появился Джон Хаммонд. Экранный Хаммонд вышел из-за кулис и весело поздоровался:

– Здравствуйте, дамы и господа. Здравствуй, Джон.

– Здравствуй, – откликнулся подлинный Хаммонд.

– Прости за любопытство, но… Как я сюда попал? – осведомился кино-Хаммонд.

– Сейчас объясню. В течение следующих тридцати минут собравшиеся выслушали целый доклад о ДНК, динозаврах и возрождении последних, благодаря всего лишь одной капле крови.

– Сотни лет назад, тысячи и миллионы лет назад существовали комары, – вещал из динамиков веселый голос бородача. – И так же, как и сегодня, они питались кровью животных, динозавров. Иногда после укуса динозавра комар садился на ветку дерева, и его заливало смолой. Спустя некоторое время дерево умирало и окаменевало, – как и динозавры, – сохраняя комара внутри. Эти окаменевшие остатки смолы, которые мы теперь называем янтарем, пролежали в земле миллионы лет.

На экране комар кусал гигантского бронтозавра, заливался смолой, раскапывался симпатичными бравыми парнями, лихо потрошился с помощью шприца и иглы, а капля крови помещалась в пробирку.

– Пока не пришли ученые Юрского парка, – победно повысил голос Хаммонд.

– Можно подумать, что здесь рекламируют «кока-колу», – ухмыльнулся зоолог.