Текст книги "Второй медовый месяц"
Автор книги: Джоанна Троллоп
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Глава 15
После рождения внука родители Барни буквально завалили больничную палату лилиями, так что Кейт пришлось попросить дежурную сестру вынести их за дверь.
– Так пахнут, просто нечем дышать.
Медсестра родом из Белфаста согласно закивала: ей самой лилии напоминали о похоронах.
– Когда рождается малыш, родные себя не помнят от радости, вот и стараются прислать букет побольше.
Кейт осторожно наклонилась вбок – ей пришлось сидеть на резиновой подушке в виде кольца, чтобы не беспокоили швы – и заглянула в стоящую возле изголовья кроватку с прозрачными пластиковыми стенками. Младенец, спеленутый аккуратно и туго, как куколка насекомого, спал с детской сосредоточенностью.
– Да и я сама не своя от радости.
Сестра помедлила с лилиями в руках.
– И неудивительно. Такой милый малыш.
– Я влюблена, – призналась Кейт. – Теперь я точно знаю. В жизни не чувствовала ничего подобного.
– Да, если уж и любить кого, так только младенцев, – кивнула сестра. – Они не предают. Вдобавок точно знаешь, что со временем они будут только умнеть.
– Ты чудо, – сказала Кейт ребенку. – Ты самый чудесный ребенок на свете.
Ее сын спал и не собирался сворачивать с единственного пути, ведущего к выживанию.
– Кажется, к вам гости, – сказала сестра.
Кейт неловко повернулась и взглянула через плечо. В дверях палаты стояла Роза, держа в руках ананас.
Она кивнула на гигантскую вазу с лилиями в руках сестры.
– Я так и знала, что цветами тебя уже не удивишь…
На глаза Кейт вдруг навернулись слезы. Она протянула дрожащую руку.
– Роза…
Роза положила ананас на кровать, ей в ноги.
– Говорят, ананас – символ гостеприимства. Вот я и подумала, что он будет в самый раз.
– Ох, Роза, – всхлипнула Кейт, – он само совершенство…
Роза наклонилась и поцеловала подругу, потом обошла вокруг ее кровати, чтобы взглянуть на ребенка.
– Бог ты мой, какой крошечный! – ахнула она.
– Да нет, что ты, – наоборот, огромный. Почти восемь фунтов.
Роза мельком взглянула на нее:
– Бедная ты моя. Сама совсем истаяла.
Кейт осторожно прикоснулась пальцем к влажному темному хохолку надо лбом малыша.
– Чудо, правда?
– Да.
– Самой не верится. Я то реву в три ручья, то просто сижу над кроваткой и дышу им.
Роза опасливо протянула руку и коснулась плотного маленького тельца.
– Он плачет?
– Еще как! – с гордостью ответила Кейт.
– А как… кормежка?
– Налаживается. Пока еще с трудом, но я ни за что не отступлюсь.
Роза выпрямилась.
– Как все изменилось, правда?
– Мне ли не знать.
– Только что вы были простой парой, и вдруг в одну минуту…
– Вообще-то за одиннадцать часов.
– …жизнь изменилась раз и навсегда.
Кейт не сводила глаз с сына.
– А мне не верится, что еще совсем недавно его не было.
– Барни, должно быть, спятил от радости?
– Окончательно, – кивнула Кейт. – Подарил мне кольцо…
– Кольцо?
– Да, «кольцо вечности».
– Ого! Совсем как… в лучших домах. – Она присела на край кровати и посмотрела на Кейт. – А ты сама как?
Кейт заложила волосы за ухо.
– Спасибо, в восторге – только вот слишком часто плачу, нервничаю из-за кормления, да еще сидеть приходится в прямом смысле как на иголках.
Роза посерьезнела.
– Знаешь, он и вправду прелесть.
Кейт разрыдалась, протянула руку и принялась на ощупь разыскивать на тумбочке салфетки.
– Держи. – Роза подала ей одну.
– Извини…
– За что ты извиняешься?
– За все эти слезы…
– Тебе сейчас положено.
Кейт высморкалась.
– Поговори со мной.
– О чем?
– Расскажи, что там, снаружи. О чем угодно, только не о ребенке, а то опять разревусь.
Роза перевела взгляд на малыша.
– А я думала, дети тем и хороши, что с ними весь мир уже не нужен.
Кейт снова высморкалась и толкнула Розу ногой под одеялом.
– Ну, рассказывай!
– Вивьен и Макс заигрались в «Свидание вслепую», – начала Роза, – кстати, она сделала мелирование, и теперь местами блондинка, отец обнаружил, что у него, оказывается, есть работа, а я… ой, Кейт, что со мной было! Обхохочешься!
Кейт склонилась к малышу.
– Что?
– Я спала в постели Ласло.
Кейт вскинула голову.
– Что-о?!
– В доме было пусто, а это, в конце концов, моя спальня. Я просто прилегла на секундочку, а когда проснулась, было уже три часа ночи, и Ласло спал рядом с кроватью, на полу.
Кейт рывком села и поморщилась.
– Ой! Ф-фу… А ты что?
– Встала, – объяснила Роза, – так, чтобы не шуметь. Он укрыл меня полотенцем…
– Как мило!
– Вот и я укрыла его и на цыпочках ушла.
– А что было утром?
Роза отвела глаза.
– С тех пор я его не видела.
– Матери говорила?
Роза взглянула на нее:
– Нет. Вообще никому не рассказывала. А зачем?
Кейт скомкала мокрую салфетку и кинула ее на тумбочку.
– И что ты скажешь Ласло, когда снова увидишь его?
– Скажу, что мне нечего сказать, – торжественно объявила Роза. – Что мне еще остается?
Ласло был в ванной. По подсчетам Мэтью, он занимал ванную уже двадцать восемь минут. Зачем мужчине может понадобиться битых полчаса торчать в ванной, Мэтью не знал. Особенно мужчине, который, похоже, сделал целью своей жизни никому не доставлять хлопот, чем почему-то страшно раздражал. Если у него прихватило живот, мог бы засесть в нижнем туалете. Если решил понежиться в ванне, у него в запасе еще весь день – после того как Мэтью уйдет на работу, а он, Ласло, займется… чем там обычно занимаются актеры целыми днями, перед работой.
Мэтью приложил ухо к двери ванной. Тишина. Он постучал в дверь кулаком.
– Эй, там!..
Последовала пауза, потом легкий шорох, и Ласло открыл дверь. Он был полностью одет, глаза казались словно заплаканными.
– Извини, – поспешно сказал он.
– Ты в порядке?
Ласло кивнул и посторонился, пропуская Мэтью. Похоже, он даже полотенца с собой не брал.
«Неужели плакал?» – мелькнула у Мэтью неуютная мысль.
– Мне на работу надо, – угрюмо пояснил он.
– Да, конечно, – закивал Ласло.
Он направился к лестнице.
Мэтью посмотрел ему вслед, потом сказал:
– Да ничего, успею!
Оглянувшись на ходу, Ласло слабо улыбнулся и начал подниматься по ступенькам. Мэтью закрылся в ванной, запер дверь. Кто-то – скорее всего Роза – оставил на полу полотенце, к раковине прилипли рыжие волосы, определенно Розины. И края раковины, и полка над ней были тесно заставлены флаконами и тюбиками – настолько тесно, что несколько штук скатилось в ванну и лежало в лужице воды, оставшейся после того, кто принимал душ последним. Пластиковая шторка для душа – сохранились ли еще хоть где-нибудь эти уродливые изобретения цивилизации? – изломанными складками прилипла к кафельной стене, а пробка от раковины, которую Мэтью с момента возвращения домой уже раз десять приделывал к цепочке, опять была оторвана и валялась в мыльнице.
Мэтью снял банный халат и попытался пристроить его на крючок за дверью. Крючок и так-то был невелик, а теперь на нем чудом держались халат отца, материнское ситцевое кимоно, которому было лет пятнадцать, а то и все двадцать, какая-то замысловатая восточная хламида Розы и вдобавок гигантское полотенце. В углу на стуле с пробковым сиденьем громоздилось чистое, но неглаженое белье, несколько газет и телефонный справочник. А сушилку для полотенец, которой никогда не хватало на семью из пятерых человек, занимало огромное сохнущее покрывало с кровати.
У Мэтью вырвался раздраженный вздох: «В этом чертовом доме некуда даже полотенце повесить».
Он бросил свой халат и полотенце на пол, дернул пластиковую шторку, отгораживая ею ванну. Шторку украшали изображения морских звезд. Она висела тут с незапамятных времен, и морские звезды на ней красовались всегда, но почему-то сегодня утром их вид был почти невыносим. Мэтью открутил оба крана и нажал хромированную кнопку, пуская воду в душевую насадку. Кнопка выскочила, и его обдало ледяной водой. Выругавшись, он предпринял еще одну попытку, и снова очутился под холодным ливнем.
В дверь заколотили.
– Отстаньте все! – крикнул Мэтью.
– Мне нужно в душ, – послышался голос Эди.
Мэтью закрыл краны и выбрался из ванны.
– Горячей воды нет…
– Не выдумывай.
Мэтью наклонился, подобрал свое полотенце, обмотал его вокруг талии и отпер дверь. Эди стояла у порога в ночной рубашке и длинной лиловой кофте.
– Горячей воды нет, – внятно повторил он.
Эди взглянула на его полотенце.
– Что еще за новости? К чему такая скромность? Я, между прочим, твоя мать. Все это я уже видела, еще до…
– Я не принимал душ, – объяснил Мэтью. – И ты не сможешь. Никто не сможет, разве что ледяной.
Эди засучила рукава кофты.
– Кто это израсходовал всю воду?
– Не знаю, – откликнулся Мэтью. – Отец, Роза, Ласло…
Эди прошла мимо него в ванную.
– Только посмотри, что здесь творится!..
– Да.
– Живем, как в студенческой квартире.
Мэтью промолчал. Ему вдруг стало стыдно стоять в одном полотенце перед матерью, одетой лишь в ночную рубашку.
– Ничего. Приму душ в тренажерном зале, – решил он.
– С какой стати? – вскинулась Эди.
– Потому что мне нужно помыться, а здесь нет горячей воды, вот и все.
– И ты намерен уйти и оставить ванную в таком виде? – повысила голос Эди.
Мэтью смутился и совсем по-детски попытался оправдаться:
– Этот беспорядок не я развел.
– Да ну?
– Свои вещи я держу в комнате…
– Но ты же пользуешься этой ванной.
– Конечно.
– Все вы ею пользуетесь. Но никто не готов даже носок с пола поднять.
Мэтью задумался, слышит ли их Ласло.
– Я убираю свои носки, мама. Уверен, и Ласло тоже.
– Я в переносном смысле! Оставь свой идиотский буквализм! – взвилась Эди.
– А ты перестань обвинять тех, кто ни в чем не виноват.
– Ни в чем?
– Да, – подтвердил Мэтью.
Эди плотно запахнулась в кофту и шагнула к нему.
– Мэтью, не знаю, заметил ты или нет, но я, между прочим, работаю, – сообщила она. – Играю шесть вечерних и два дневных спектакля в неделю. А если нам предоставят другую сцену, так мне придется работать месяцами. И почему-то все ждут, что я же буду и ходить по магазинам, и готовить, и убирать за пятью взрослыми людьми, не говоря уже о стирке. Как у тебя только язык повернулся сказать, что помогать по дому – не твоя обязанность?
– Раньше здесь все было иначе, – напомнил Мэтью.
– Что именно?
– Мы жили здесь как семья.
– Ну конечно, теперь многое изменилось, – согласилась Эди. – Ты теперь вдвое старше и платишь налоги.
– Вот именно.
– Ты о чем?
– Мама, мы платим за возможность жить здесь, – терпеливо растолковал Мэтью.
Оба помолчали.
Потом Эди недоверчиво переспросила:
– Хочешь сказать, это избавляет тебя от необходимости любого вклада, кроме денежного?
– Нет.
– Тогда в чем дело?
Мэтью в отчаянии выпалил:
– Просто найми помощницу полому. Заплати кому-нибудь, чтобы нам гладили белье. Пусть придет мастер и починит горячую воду. Только прекрати, слышишь? Прекрати разыгрывать мученицу!
Минуту Эди смотрела на него молча. Потом резко сказала:
– Катись в свой тренажерный зал.
– Всем трудно, – добавил Мэтью. – Всем и каждому. Мы уже слишком взрослые для такой жизни.
– Конечно, и теперь тебе подавай пятизвездочный отель.
Мэтью обернулся к ванной. Его халат по-прежнему валялся на полу. В его душе взметнулась волна ярости и отчаяния.
– Если бы! – с горечью воскликнул он.
Рут выбрала для малыша Кейт французскую пижамку – единственную подходящую по цвету для ребенка и без мультяшных уродцев ядовитых оттенков. Пижамка была белой, с маленьким серым медвежонком на месте нагрудного кармашка и пятью изысканными звездочками над ним. Покупка отняла немало времени – пришлось долго рыться в крошечных носочках и других одежках под табличкой «0–3 месяца».
В дополнение к пижамке она купила Кейт флакон масла для ванн и свечу в толстом стеклянном стакане. Сидя в парикмахерской, она увидела в одном журнале снимок, на котором мать и младенец вместе принимали ванну при свечах, и оба казались такими прекрасными и довольными, что Руг чуть не расплакалась от зависти. Вернувшись с покупками домой, она старательно упаковала подарки, тщательно перевязала их ленточками и села, любуясь пакетами и гадая, не переборщила ли она – ведь, в конце концов, они с Кейт едва знакомы. Да, скорее всего переборщила, но потребность в этом визите полностью вытеснила смущение. Пакете подарками пролежал на столе у окна гостиной почти неделю, пока наконец Рут не набралась смелости и не отправилась в больницу, где узнала, что миссис Фергюсон с новорожденным уже три дня как выписались. Неужели родные не известили ее?
Рут принесла подарки обратно в офис и пристроила на столе так, чтобы поглядывать на них. Почему-то ей казалось, что отдать эти вещи Кейт очень важно, еще важнее – повидаться с Кейт, но при всей своей профессиональной напористости Рут стеснялась предупредить ее о своем визите звонком. А если в этот момент Кейт будет кормить малыша? Или не узнает голос и воскликнет «A-а, Рут!» таким тоном, к которому обычно прибегают люди, чтобы собеседники не заподозрили, что их абсолютно не помнят? Она снова взглянула на подарки, потом на экран, где в почтовом ящике ждали три оставшихся без ответа письма от Лоры из Лидса. Рут даже не читала их. Она догадывалась, что все письма будут об одном и том же – приготовлениях к свадьбе, выборе стиральной машины и так далее, а всем этим она была сыта по горло. Глубоко вздохнув, она набрала номер Кейт.
Телефон звонил и звонил, трубку никто не брал, и Рут уже собиралась отключиться, как вдруг услышала запыхавшийся голос Кейт:
– Алло!
– Кейт?
– Да.
– Это… Рут.
Пауза. Затем Кейт воскликнула:
– A-а, Рут!
Рут сглотнула.
– Ты кормила ребенка?
– Если бы кормила, не подошла бы к телефону, – объяснила Кейт. – Когда я его кормлю, для меня больше ничего не существует. Так и должно быть.
– Я хотела узнать…
– Да?
– Нельзя ли… нельзя ли мне зайти взглянуть на малыша?
– Мм… – замялась Кейт и затем добавила другим тоном: – Конечно, можно.
– Но если это неудобно…
– Что ты! – откликнулась Кейт. – Все удобно!
– Может бить, после работы…
– Да-да. В самый раз. Приходи после работы. Какой сегодня день?
– Четверг.
– Приходи в понедельник, – предложила Кейт. – Барни пораньше вернется с работы, – помолчав, она добавила: – Спасибо, что позвонила.
– Мне просто захотелось, – призналась Рут и снова взглянула на пакет с подарками. – Честное слово.
Рассел перехватил Розу на лестнице с охапкой постельного белья, только что снятого с кровати.
– Роза…
– Что?
– Я только хотел спросить, – начал Рассел таким тоном, словно собирался высказать философскую гипотезу, – не могла бы ты отнести все это в прачечную самообслуживания?
– Что-что?
– Ты же слышала. А если нет – повторяю вежливо и внятно: ты не могла бы…
– Папа, я сама засуну белье в стиральную машину, – пообещала Роза, – сама выну, переложу в сушилку, а когда высохнет, сама отнесу наверх и застелю постель, так что мое постельное белье не доставит неудобств никому – повторяю, никому! – кроме меня.
Рассел вздохнул:
– Не в этом дело.
– А в чем?
– Твоя самостоятельность тут ни при чем. Просто машину приходится загружать несколько раз…
– Сегодня же суббота…
– Вот именно. В субботу у твоей матери два спектакля, все заняты стиркой, вся кухня завалена простынями и рубашками…
– Так это мама тебя послала?
– Нет, – перебил Рассел, – я просто понаблюдал за ней минут десять.
– И послушал.
– И подумал, что ей не помешает передышка хотя бы на стиральном фронте.
Роза задумалась.
– Понятно.
– Вот и хорошо.
– А Мэтью и Ласло ты тоже велел тащить белье в прачечную?
– К сожалению, Мэтью уже загрузил свое в машинку, – объяснил Рассел, – да еще на какой-то невообразимо длинный цикл, и ушел. А Ласло я попрошу о таком же одолжении, как тебя.
Роза перевела взгляд на свое белье.
– Я сама его попрошу, – равнодушным тоном пообещала она.
Лицо Рассела посветлело.
– Спасибо!
– Скажи, папа…
Рассел, уже собирающийся спуститься с лестницы, остановился.
– Да?
– Почему мама не отправляет все наше белье в прачечную?
Рассел медлил. Мгновение Розе казалось, что он вот-вот ответит, но он просто пожал плечами и двинулся своей дорогой.
– Просто спроси ее, – посоветовала ему вслед Роза.
Рассел сошел с лестницы, его шаги послышались в коридоре, затем плотно закрылась дверь гостиной. Роза бросила белье на площадку и посмотрела на дверь своей бывшей комнаты. Из-за нее не слышалось ни звука. Роза взглянула на часы: одиннадцать – пятнадцать. Если Ласло еще не встал, то скоро поднимется – в половине третьего у него дневной спектакль.
Она решительно направилась к двери Ласло и постучала в нее.
После краткой паузы он откликнулся:
– Да?
Роза приоткрыла дверь.
– Это я.
Ласло в джинсах и черной рубашке сидел в маленьком кресле, держа на коленях открытую книгу. На полу рядом с ним стояли миска с ложкой и пустая кружка.
Роза кивнула на миску.
– Завтрак?
Ласло выпростался из тесного кресла и встал.
– Я принес его сюда.
– Твое право, – ответила Роза.
– Просто думал, что так буду меньше попадаться на глаза.
Роза прошла по комнате и села на кровать. Она выпрямила руки за спиной и оперлась на них.
– Ты и так никому не мешаешь.
Ласло отвел взгляд, переложил на тумбочку книгу, которую читал. Это были пьесы Беккета, которые Роза видела лежащими на комоде.
– Насчет этого не уверен, – решительно произнес он.
– Что ты имеешь в виду?
Ласло медленно отошел и прислонился к стене. Руки он сунул в карманы джинсов.
– По-моему, для твоей матери это уже чересчур. Как и для всех вас. Мне кажется, что я стал той самой последней каплей.
– Нет, что ты…
– Ваша мать вымоталась, – продолжал Ласло. – Ей надо беречь силы для сцены, а не беспокоиться о том, что она опять забыла купить молока. И мне здесь не место. Это твоя спальня.
Роза посмотрела в потолок.
– A-а, ты об этом.
Ласло не ответил.
Она медленно повернула голову и посмотрела на него:
– Зачем ты укрыл меня полотенцем?
Он пожал плечами и ответил, не глядя на нее:
– Просто не знал, что еще с тобой делать.
У Розы вырвался смешок.
– Я пришла сюда не потому, что заблудилась, – объяснила она. – Просто вторглась на чужую территорию. Из озорства.
Ласло сверкнул усмешкой.
– Правда?
– Правда. Мне осточертело сидеть одной, вот я и болталась по всему дому. – Она села прямо и сложила руки на коленях. – Ты меня не вытесняешь. Поверь.
Он неловко отозвался:
– Не только в этом дело. Вы же… одна семья…
– Да, но все мы на распутье, у каждого в жизни временные перемены. Мы не собираемся надолго задерживаться здесь.
– Я мог бы съехать когда угодно, – сказал Ласло.
– Куда?
Он пожал плечами:
– Найду какую-нибудь комнату. Мне не привыкать.
Роза поднялась.
– Не уезжай, – попросила она.
Он повернулся к ней.
– Я не хочу, чтобы ты уезжал. Мне нравится видеть тебя здесь. Останься.
С нижней площадки послышался какой-то шум, зазвенел раздраженный голос Эди:
– Кто это разбросал здесь чертовы простыни? Я чуть шею себе не свернула! Роза! Роза!
Роза приложила палец к губам.
– Тебе лучше уйти, – шепнул Ласло.
Она покачала головой.
– Роза! – во весь голос крикнула Эди.
– Не пойду, – прошептала Роза, – и ты не ходи. – И она подступила к нему вплотную и поцеловала в губы.
– Не знаю я, зачем она хочет прийти, – раздраженно сказала Кейт мужу. – И хватит у меня выпытывать! Я же не могла ей отказать.
– Я с ней не знаком…
– Так и я тоже. Но у нее, бедняжки, голос был такой просительный, что я…
– Почему «у бедняжки»?
– А кто же она еще? С Мэтью они разбежались. Наверное, она думает, что если придет проведать нас и малыша, то…
– Его зовут Джордж.
– Пока не знаю. Насчет имени я вообще не уверена. Для меня он просто малыш, а поскольку поблизости, насколько мне известно, других малышей нет, никто никого не перепугает.
Барни указал на перед ее футболки:
– Опять протекаешь.
Кейт опустила голову.
– Иногда ты – точная копия своего отца…
– Ничего подобного, – возразил Барни. – Мой отец ни за что не пошел бы покупать накладки для сосков и молокоотсос, а я разве отказывался? Отец вообще не приближался к нам, пока мы не привыкали пользоваться горшком. А про то, что ты протекла, я сказал только для того, чтобы ты успела переодеться до прихода Рут.
– Чтобы тебе не пришлось стыдиться? Потому что она в деловом костюме, а я – в заляпанной молоком футболке?
– Да нет же, – терпеливо повторил Барни, – просто вдруг ты захочешь переодеться.
В дверь позвонили. Кейт принялась промокать грудь посудным полотенцем.
– Пойду открою, – сказал Барни.
Она услышала, как он идет к деревянной двери в их маленькой прихожей, отпирает и распахивает ее.
– Привет! – донесся до Кейт голос Барни, который в эту минуту заговорил совсем как его отец. – Вы, должно быть, Рут.
Они возникли в дверном проеме вдвоем, Рут была в черном брючном костюме с бледно-голубым подарочным пакетом с пышными бантами. Она поставила пакет на кухонный стол.
– Привет, Кейт.
Кейт бросила полотенце.
– Как хорошо, что ты зашла…
– Я просто принесла кое-что тебе и малышу.
– Спасибо.
Барни прошел мимо гостьи и взялся за ручку холодильника.
– Выпьете что-нибудь?
Рут покачала головой, и Кейт заметила, что ее стрижка как всегда, безупречна.
– А что так? – спросила Кейт.
– Просто не хочется, спасибо. Мне бы взглянуть на малыша, если можно, вот и все…
– Его зовут Джорджем, – сообщил Барни, вытаскивая из холодильника бутылку белого вина. – В честь моих отца и деда.
Кейт улыбнулась Рут.
– Не обращай внимания, – посоветовала она. – Пойдем посмотрим на него.
– Джордж! – со вкусом повторил Барни, разливая вино. – Джордж Барнабас Максвелл Фергюсон.
– У них это семейное, – пояснила Кейт. – У всех в семье несколько имен. Причуда.
Рут искоса взглянула на Барни. Он казался воплощением самодовольства.
– Он великолепен, – счастливо произнес Барни, поднимая бокал. – Вот увидите.
Кейт повела Рут по коридору к входной двери. В маленькой комнате по соседству с ней было полутемно, только слабо светился ночник в виде кролика. Здесь пахло чем-то сладким, новым и невинным.
– О-о… – прошептала Рут.
Кейт на цыпочках подошла к нарядной кроватке, придвинутой к дальней стене комнаты. В кроватке стояла люлька, а в люльке спал на боку младенец, укрытый голубым вязаным одеяльцем, расшитым буквами.
Рут подступила ближе.
– О-о… – повторила она.
– Да, – счастливо согласилась Кейт.
Рут положила руки на край кроватки и наклонилась над малышом.
– Он чудо…
– Да, чудо, – подтвердила Кейт, глядя, как нависают над кроваткой плечи Рут под темным пиджаком.
– Можно… можно поцеловать его?
– Конечно, – кивнула удивленная Кейт, – пожалуйста.
Гладкая темноволосая голова Рут на мгновение склонилась над ребенком, потом слегка приподнялась. Кейт перевела взгляд на пальцы Рут, сжимающие край кроватки: даже в полутьме было видно, что костяшки побелели от напряжения.
– Рут!
Голова Рут опустилась ниже, словно она кивнула.
– Рут, тебе плохо?
– Нет, – отозвалась она сдавленным голосом, – нет, со мной все в порядке.
Она медленно выпрямилась, приложила тыльную сторону ладони к одной щеке, потом к другой.
Кейт присмотрелась.
– Рут, что-то случилось, ты плачешь…
Рут покачала головой:
– Да нет, ничего.
Кейт терпеливо ждала.
Рут снова заглянула в кроватку.
– Он такой милый…
– Рут…
Она обернулась и посмотрела на Кейт в упор. Прядь волос прилипла к мокрой щеке. Рут слабо и безнадежно улыбнулась.
– Я беременна, – сказала она.