Текст книги "Любовные прикосновения"
Автор книги: Джоанна Кингсли (Кингслей)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 37 страниц)
Тон ее голоса смягчился.
– И это еще не все, Ник. Недавно я получила работу, о которой я долго мечтала. Все свое время я посвящаю ей и не могу отвлечься ни на минуту. Это первый самостоятельный шаг в моей карьере.
– Расскажи мне об этом поподробнее, – попросил Ник. Лари была благодарна ему за то, что он проявил интерес к ее творческой жизни и не стал задавать вопросы о своем сопернике. Она сообщила ему о том, каким образом ей достался заказ, не упомянув при этом, что Чезз был причиной ее увольнения.
– Весьма интересно, – сказал Ник. – Я еще пробуду в Штатах некоторое время. Не хочешь, чтобы я сфотографировал преображенный чердак?
– Ник! Ты серьезно это?
– Для тебя – все что угодно, Лари. Правда, я кое о чем попрошу тебя взамен.
Она настороженно посмотрела на него. Ей не хотелось, чтобы он испортил свой благородный жест, используя его как средство достижения прогресса в их отношениях.
– Здесь нет ничего личного, – поспешно добавил он. Но я мог бы воспользоваться твоей помощью в сборе средств для сирот. Никогда не забуду, как ты заставила нью-йоркских франтов раскошелиться.
– Сезон практически закончился, Ник. К тому времени, когда я успею что-нибудь организовать, люди уже разъедутся.
– А я и не думал устраивать еще один бал. Это можно организовать и в Нью-Йорке, когда я буду рассказывать о несчастных сиротах и взывать к людям, которые могут пожертвовать большие суммы денег. Подумай-ка о моей просьбе. У тебя ведь большие способности к подобным вещам, Лари!
– А как насчет концерта? Ник усмехнулся.
– После того вечера, он не позволит мне обратиться к его певцам.
Они пришли к «Морскому приливу». Солнце опускалось за горизонт.
– Может быть, ты проведешь с памп сегодняшний вечер?
– У меня уже заказан билет на самолет, Ник. И кроме того, я должна побыть с Анитой.
Она взглянула на него, потом легко поцеловала в губы. Ник схватил ее за руки.
Было так заманчиво остаться с ним! Но действительно ли он собирается изменить свою жизнь? И что произойдет, когда она снова увидит Дэвида?
– Увидимся в Нью-Йорке. Хорошо?
– Конечно.
Идя по лужайке, Лари на мгновение остановилась и обернулась. Ник удалялся в золотистом свете заходящего солнца Малыш шел рядом. Ей захотелось окликнуть их или побежать за ними вдогонку.
Возможно, причиной ее порыва было то, что она сама чувствовала себя сиротой.
ГЛАВА 31
Лари торопилась закончить оформление квартиры Хэпа, чтобы успеть воспользоваться предложением Ника, прежде чем он снова отправится в очередную «горячую точку» Азии. Он никогда не задерживался на одном месте больше нескольких недель подряд. И даже сейчас его не всегда было легко найти. Дав многочисленные интервью газетам о предлагаемой им благотворительной акции (причем Кит всегда находился рядом с ним), Ник отвез мальчика в Денвер к его приемным родителям, а потом направился в Лос-Анджелес. После встречи в Ньюпорте Лари удалось поговорить с ним всего лишь раз. Он сказал ей, что едет в Калифорнию для переговоров с кинорежиссером, который собирается снимать фильм об отважном фотокорреспонденте.
– Он предложил застраховать мою жизнь, – заметил Ник. – Может быть, это обычная голливудская брехня. Но если мне удастся получить благодаря этому какие-то деньги для сирот, я не откажусь от такой возможности.
Ник сообщил, что ответом на его призывы был пока что лишь тонкий ручеек пожертвований. Вьетнамская война закончилась, но болезненные воспоминания о расколе, который она внесла в ряды американцев, были еще слишком свежи. Люди отворачивались от всего, что напоминало им о Юго-Восточной Азии.
Лари не переставала размышлять о том, что она могла бы сделать, чтобы помочь благотворительной акции Ника. Но ей пришлось отодвинуть эти заботы на второй план, когда в середине сентября ей позвонил Хэп и объявил, что через месяц вернется в Нью-Йорк. Он обещал Сиду выступить в его кабаре, а потом, возможно, будет участвовать в съемках фильма в Нью-Йорке. Прошло четыре месяца с тех пор, как он нанял Лари, и ему не терпелось обосноваться в новом доме. Лари решила больше ни на что не отвлекаться, пока чердак не будет готов.
В конце той же недели, когда она только что забралась в постель, ей пришлось ответить на один из поздних ночных звонков Дэвида.
– Завтра вечером я прилетаю в аэропорт Кеннеди. К сожалению, на этот раз ненадолго. Меня вызвали для доклада. Но сначала я должен увидеть тебя, Лари. Мне нужно о многом рассказать тебе!
После того как Дэвид много недель ухаживал за ней по телефону, Лари также хотелось повидаться с ним. Она попросила его приехать из аэропорта прямо к ней, он сказал, что будет у нее к семи часам. Прежде чем повесить трубку, Лари задала ему вопрос:
– Тебе удалось увидеть моего… Ты видел Милоша?
Как странно! Она чуть не назвала Милоша своим отцом.
– Я дам тебе полный отчет обо всем, когда буду там. Sbohem. Дэвид прервал связь сразу же после того, как попрощался с ней по-чешски.
Лари вспомнила, что все его телефонные разговоры, вероятно, прослушиваются.
Каждый день она допоздна работала у Хэпа и оплачивала сверхурочные бригаде Джерри. Однако вечером следующего дня Лари была дома уже в половине седьмого, чтобы смыть с себя опилки и городскую грязь и переодеться. Она необычайно волновалась в ожидании встречи с Дэвидом.
Лари примеряла один наряд за другим. Одно платье показалось ей слишком сексуальным, другое – недостаточно сексуальным. О Боже, как ей хотелось, чтобы Доми была рядом и она могла бы позаимствовать у нее ее богатый опыт общения с мужчинами! Но на прошлой неделе подруга уехала в Калифорнию, где Берни должен был представить ее в студиях звукозаписи. Если все пойдет по плану, Доми, возможно, пробудет там несколько месяцев, заключит контракт и запишет альбом.
Лари все еще стояла перед зеркалом, взвешивая достоинства шелковой блузки, когда зазвенел звонок. Черт возьми! Ему придется принять ее такой, какая она есть. Она застегнула молнию на платье и бросилась к домофону, чтобы нажать на кнопку, открывающую входную дверь, потом побежала обратно в спальню надеть пару туфель с каблуками, затем кинулась в ванную, провела щеткой по волосам, все еще влажным после душа, и поспешно нанесла духи на все важные точки, какие только смогла припомнить. Когда Дэвид постучал, она была как раз у двери квартиры.
Они смотрели друг на друга только секунду, а потом обнялись, и их губы слились в долгом поцелуе.
– Лари, дорогая… Я люблю тебя. Я любил тебя с того самого момента, как увидел…
Вот оно! Она была уверена, что именно эти слова хотела услышать. И все же ответ, который должен был последовать автоматически, остался где-то у нее внутри, сдерживаемый давними страхами.
– Дэвид… входи… Я так счастлива, что ты здесь!
Она потянула его к себе через порог и закрыла за ним дверь, а потом снова быстро поцеловала его, чтобы скрыть свою неспособность произнести нужные слова.
– Видишь ли… прости, я не хочу оказывать на тебя давление… Но все это время, пока я был далеко и мы с тобой разговаривали… ну, словом, если бы я не рассказал тебе обо всем, что чувствую… думаю, я просто взорвался бы.
Лари улыбнулась.
– Я счастлива, что ты сделал это, Дэвид. Я тоже мечтала тебя увидеть.
Он ничего не ответил. Он ждал. Оба они понимали, какие слова еще не были сказаны.
– Ну пожалуйста, – пробормотала Лари. – Ну, поцелуй же меня, прикоснись ко мне! Я хочу быть с тобой!
Ее мольбы затихли, перейдя в шепот.
Дэвид колебался еще мгновение, а потом крепко прижал ее к себе. Взгляд его небесно-голубых глаз некоторое время блуждал по ее лицу, а потом страсть захлестнула их обоих. Но если для Дэвида это было выражением любви, то для Лари – острой потребностью в чувственных наслаждениях, в которых она так долго себе отказывала. Возможно, таким образом она также старалась вытеснить воспоминания о последнем мужчине, который обладал ею, который подарил ей такие чудесные прикосновения, а потом унизил ее.
Поэтому Лари ответила на бурно прорвавшуюся страсть Дэвида. Она не стала протестовать, когда он поднял ее на руки и шепотом спросил, где спальня.
Обнаженные, они прильнули друг к другу. Дэвид осыпал ее поцелуями, а когда слился с ней, снова повторил свои клятвы.
Позже, лежа на прохладных простынях, он обнял ее одной рукой и вновь произнес те же слова:
– Я люблю тебя. Чего бы ты ни захотела от меня, Лари, все твое.
Она прижалась щекой к его гладкой, мускулистой груди.
– Время, Дэвид – единственное, что мне нужно. Время, чтобы быть вместе… чтобы узнать тебя… чтобы понять, смогут ли наши отношения продолжаться долго.
– Я не перестану любить тебя, дорогая! Я никогда не покину тебя!
И Лари снова отдалась ему, отбросив все свои сомнения.
Когда они утолили свою страсть, Дэвид рассказал ей о визите к Милошу.
Четыре дня назад автомобиль чешского министерства привез его к месту, которое, как ему сказали, называлось исправительно-трудовым лагерем. Он находился в сельской местности к западу от Праги. За время заключения Милоша переводили с места на место неоднократно. Последний раз это случилось всего лишь две недели назад.
– Тюрьма, как ее ни назови, остается тюрьмой, – заметил Дэвид. – Но эта оказалась гораздо лучше большинства других тюрем. Судя по тому, что Милоша перевели туда совсем недавно, я полагаю, они не хотели, чтобы я встретился с ним, пока не будут улучшены условия его содержания.
– Значит, теперь Кирмена опять поместят в какое-нибудь ужасное место? – спросила Лари.
– Нет, не думаю. Эта тюрьма, кажется, предназначена для немолодых заключенных, вроде Милоша, которые больше не причиняют им неприятностей. Охрана там не такая грубая, в камерах есть настоящие окна. Заключенные выполняют несложную работу – связывают ветки в метлы или режут старые тряпки для переработки в бумагу…
С губ Лари сорвался вздох, когда она представила себе этого яркого человека, которого любила ее мать, вынужденного так тратить свои дни на бессмысленную работу.
– Зато им позволяют читать и писать, – быстро продолжал Дэвид.
– Писать письма? – спросила Лари, приподнимаясь на локте.
– Да. Или дневник. Правда, все это проверяют охранники и цензоры, поэтому критические замечания и высказывания замарываются.
– Значит, он может написать и мне! – воскликнула Лари. Она снова легла, в волнении представляя себе, какими словами они могли бы обменяться.
– Не сомневаюсь, что он попытается, – сказал Дэвид. Он хотел узнать о тебе, Лари, как можно больше. Жаль, что я не мог показать ему твою фотографию.
– Я пошлю ее ему.
– Она может не дойти. Ни одно из твоих писем не дошло до него.
Дэвид умолк, и Лари почувствовала, что его объятия стали крепче, он сильнее прижался к ней, словно хотел заслонить ее от чего-то еще не сказанного.
– Что такое? Что-то не так?
– Он был очень рад, что ты выросла в Штатах. Естественно, его заинтересовало, как тебе удалось получить разрешение на эмиграцию. Поэтому мне пришлось рассказать ему о том, что Кат объявила твоим отцом Джина Ливингстона. Для Милоша это было ужасным потрясением, поскольку, полностью перечеркивало то, во что он верил долгие годы. Кирмен предполагал, что вы с Кат бежали вместе. Он понятия не имел, что вы разлучились, что она отправила тебя одну в Америку.
Лари была поставлена в тупик.
– Ничего не понимаю! Когда Джин виделся с ним, они должны были поговорить об этом. Ведь именно Джин сказал мне, что Милош может быть моим…
– Информация шла только в одном направлении, – перебил ее Дэвид. – Джин никогда не рассказывал Милошу о своих отношениях с тобой и с Кат. Я тоже, разумеется, не знал об этом, пока не увидел, как Милош смотрит на меня…
По тону Дэвида, полному жалости, Лари могла представить себе, каким мрачным был взгляд Кирмена. Некоторое время она лежала словно парализованная. Потом вскочила, вырвалась из объятий Дэвида, обернула вокруг себя в простыню, подошла к окну и рывком распахнула его, чтобы в комнату ворвался поток свежего воздуха и не дал ей задохнуться от гнева и отвращения.
– Ублюдок! – прошипела она, думая о том, что сделал Джин. – Грязный, лживый, трусливый…
Дэвид оказался рядом с ней и обнял ее.
– Возможно, частично в этом и заключается подготовка таких людей, как Джин. Вызвать человека на откровенный разговор, а правду оставить при себе. А может быть, он просто хотел избавить Милоша от страданий.
– Но Милош имеет право! Он имеет право знать все – о Кат и обо мне.
Дэвид повернул Лари лицом к себе и обнял.
– Теперь он знает, Лари.
Она посмотрела на него снизу вверх.
– Но он не может сказать мне…
– Где находится Кат?
– Нет. Кто я такая. Его я дочь или не его.
– Есть способы выяснить это. Например, анализ крови.
Лари промолчала. Теперь она точно знала, которого из двух мужчин избрала бы себе в отцы, если бы могла. Но что если факты будут противоречить ее выбору? И хочет ли она докопаться до истины?
– Ох, Дэвид! – Лари прижалась к нему. – Как тяжело не знать своего происхождения… Но правды я боюсь не меньше.
Он крепче сжал ее в объятиях.
– Кто бы ты ни была, все равно ты женщина, которую я люблю.
Ей было этого мало, но она смолчала. Однако в тот момент Лари позволила ему целовать себя, а потом снова увести к кровати, где можно было забыться, где ум ее получал возможность отдохнуть от тяжелых мыслей, пока тело захлестывало наслаждение, вызванное его прикосновениями.
Утром, открыв глаза, Лари увидела, что Дэвид, только что приняв душ, снимает со своего стройного тела полотенце и тянется за одеждой.
Он поймал ее вопросительный взгляд.
– Мне нужно успеть на самолет. В одиннадцать я должен сделать доклад секретарю. Нельзя показаться безответственным, опоздав в такой момент.
Он присел на краешек кровати, застегивая рубашку.
– Меня представили к важной должности. И теперь, особенно после прошедшей ночи, я не могу вообразить себе, что поеду без тебя.
«Поеду»? Он ведь только что вернулся и уже снова говорит об отъезде. Лари поняла, что Дэвид имеет в виду не только Вашингтон. Это что-то другое – более далекая поездка. Натянув на себя простыню, она приподнялась на постели.
– Куда поедешь?
– Мне оказывают доверие, поручая разрешить некоторые сложные проблемы с чехами, поэтому департамент хочет, чтобы я остался в Праге. Это пока еще не официально… но меня собираются попросить занять должность заместителя первого лица нашего дипломатического представительства. Практически именно я буду руководить посольством – всего на одну ступеньку ниже посла. Это гораздо интереснее, чем заниматься бумажной работой, сидя за письменным столом на «Туманном Дне».
Он умолк, ожидая ответа.
Лари почувствовала странное оцепенение. Уехать… В то время как она пристально смотрела на Дэвида, это слово продолжало эхом отдаваться у нее в голове, словно опускаясь вниз, в глубокий колодец, который, казалось, вел в самую ее душу.
– Ты сказала, что хочешь, чтобы мы больше времени проводили вместе, – продолжал он. – Мы можем сделать это там.
Дэвид нежно взял ее за руки.
– Лари, до прошедшей ночи я думал, что, может быть, ожидаю слишком многого. Но… Нам ведь так хорошо вместе! Мы принадлежим друг другу. В конце концов, Прага – место твоего рождения. И, кроме того, ты хочешь побольше узнать о Милоше и разыскать свою мать…
– Но теперь есть и кое-что другое, – произнесла Лари, отворачиваясь от него. – Моя карьера… она только начинается…
– Неужели это более важно, чем мы? Или чем они?
Лари в смущении покачала головой. Она поняла, что он готов полностью отдать себя ей и ожидает в ответ того же самого. Разве она может решить сейчас?
– Когда ты уезжаешь?
– Скоро. Возможно, через неделю.
Дэвид отпустил ее руки, а потом сжал их, словно они давали друг другу клятву.
– Поедем со мной, Лари! – тихо попросил он.
– Дэвид… я могла бы приехать к тебе через пару месяцев. Тогда мы сможем подумать о будущем. Но в данный момент…
– Не представляю, как буду жить без тебя. Если у меня и были какие-то сомнения на этот счет, то они разрешились прошлой ночью.
Чем увереннее говорил Дэвид, тем очевиднее становились для Лари ее собственные сомнения. Пока она подыскивала самые мягкие слова, чтобы объясниться, он прибавил:
– Хорошо. Это тебе не подходит… Тогда я откажусь от назначения.
– Нет, Дэвид! На одну ступеньку ниже посла – ведь так ты сказал? Именно этому ты посвятил себя! Ты же знаешь, что если откажешься от такого шанса, то департамент никогда больше не обратится к тебе – ведь тем самым ты покажешь, что карьера для тебя – не самое главное.
Дэвид привлек ее к себе.
– Теперь в моей жизни самое главное – ты.
– Слишком рано говорить об этом.
– Только не для меня.
Лари отвернулась, не желая продолжать разговор. Наступила напряженная пауза. Наконец Дэвид сказал:
– Ты права, мне действительно нужно ехать. Но дай нам хотя бы шанс! Пока ты будешь в Чехословакии, мы возобновим поиски твоей матери.
– Но она не хочет, чтобы ее нашли! – взорвалась Лари. Мне следовало бы давно уже понять это!
Она рывком освободилась из его объятий и повернулась к нему спиной.
– Моя мать оборвала связывавшие нас узы и предоставила мне самой догадываться о причине своего поступка! Так с какой стати я должна чем-то жертвовать лишь для того, чтобы взглянуть на нее? Будь я проклята, если сделаю это!
Только бросив последние проклятия, Лари полностью осознала, какая ярость ей владеет, и поняла ее причину. Руки и ноги дрожали. Все эти годы она пыталась оправдать свою мать и простить ее – простить ради некой благородной цели, которую она могла приписать ее действиям. Она превратила Катарину в святую, истолковав расставание с единственным ребенком как акт самопожертвования. И по-прежнему хранила бы память о матери, если бы Кат умерла.
Но теперь были основания считать, что Катарина жива, хотя и продолжает скрываться. Можно ли простить ее?
Какие бы ответы ни подсказывали ей логика, благоразумие или сочувствие, они все равно не достигали цели. В конце концов через внешние спокойство и смирение, которые Лари сохраняла всю жизнь, прорвался бурный гнев отверженного ребенка. Теперь она почувствовала, что выбор, сделанный матерью ради нее, нанес ей такую глубокую рану, что, возможно, ее сердце навсегда останется искалеченным. Лари пыталась быть справедливой и найти объективные причины поступка Катарины.
Но теперь вдруг показалось, что все они не имеют значения. Еще раз обнаружив, что она не способна любить, Лари могла обвинять в этом только Кат. Она не могла больше продолжать поиски этого холодного, непостижимого феномена.
Установилась долгая тишина. Дэвид пытался разобраться в своих собственных чувствах, Лари молчала. Он не видел смысла упрашивать ее. Поднявшись с постели, Дэвид взял со стула пиджак.
– Дай мне знать о результатах поездки в Вашингтон, – попросила она.
Он кивнул и направился к двери. Прежде чем открыть ее, Дэвид обернулся.
– Я сказал, что никогда не покину тебя. А вот ты прогоняешь меня…
«Потому что именно этому меня учили», – произнес ее внутренний голос. Возможно, поэтому она и стала человеком, который прогоняет других. Это предположение еще сильнее разожгло бушевавший внутри у нее гнев.
– Miluji té, Ларейна, – сказал Дэвид.
– Ga, vim, – тихо ответила она. – Я знаю.
– Ты знаешь, где найти меня, если я тебе понадоблюсь, – прибавил он.
Дэвид помедлил, а потом вышел за дверь.
Прислушиваясь к удаляющимся шагам, Лари не окликнула его. Было ничуть не легче ответить на слова «я люблю тебя», произнесенные по-чешски. Даже труднее. Лари думала о том, насколько все могло бы быть по-другому, если бы она слышала эти слова из уст своей матери в детстве.
«Miluji te, Ларейна».
В начале следующей недели Ник вернулся из Калифорнии. Он наносил официальные визиты, встречался с редакторами журналов и с рекламными агентами. Он не скрывал, что предстоящая поездка, возможно, будет его последней длительной командировкой, и ему хотелось собрать материал на особую тему. За годы, прошедшие после окончания вьетнамской войны, в прессе появлялись сообщения о сотнях американских летчиков и солдат, числившихся пропавшими без вести во время боевых действий, но которые, возможно, были еще живы и оставались в том регионе. Либо их держали в плену, либо им «промыли мозги» и убедили не возвращаться на родину. Ник собрался проверить эти слухи и попытаться сфотографировать некоторых из уцелевших солдат. Это была бы сенсационная новость для всей Америки.
Ник не навязывал Лари свое общество, но однажды позвонил ей, чтобы сказать, что найдет для нее свободное время, как только она захочет увидеть его. Потом, через несколько дней, снова побеспокоил ее и спросил, нет ли окна в ее расписании. Оба раза она ответила ему, что старается закончить оформление чердака Хэпа до его отъезда, чтобы он успел сфотографировать ее работу. И это был не просто предлог, хотя Лари, конечно, могла бы выкроить для него хотя бы час. Но ночь, проведенная с Дэвидом, привела ее в такое смятение, что у нее уже не осталось никаких эмоциональных резервов на общение с другим мужчиной. Ведь его слова любви, словно выстрелы в темную пещеру, заставят ее еще яснее осознать, что внутри у нее пустота.
Хотя у Берни Орна была квартира на Парк-авеню, Ник всегда предпочитал снимать номер в гостинице «Пласа», когда приезжал в Нью-Йорк. Именно туда Лари и позвонила ему поздно вечером в первую пятницу октября.
– Я готова, – сказала она.
– О, как раз вовремя. Я закажу шампанское, а ты приезжай прямо сейчас!
– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
Он усмехнулся.
– Конечно. Замечательно, что у тебя уже все готово. Утром я как раз собирался сообщить тебе, что это твой последний шанс. В воскресенье я улетаю.
«И Ник тоже», – подумала Лари. Но его отлучки ей были более привычны.
– Ты не возражаешь начать пораньше? Судя по твоим описаниям, на фотографирование чердака может уйти целый день.
На следующее утро без четверти восемь такси доставило Лари на пустынную улицу и остановилось напротив дома, где находилась квартира Хэпа. Поскольку в воскресенье в этом промышленном районе были открыты лишь немногие магазины, где можно было купить еду, она захватила с собой большую хозяйственную сумку с двумя термосами кофе, чашками, апельсиновым соком, пончиками, пирожными, сандвичами и газированной водой. Ее уже ждал фургон с цветами, которые она заказала.
Большие корзины тюльпанов, лилий как раз выгружали из фургона, когда рядом остановился многоместный легковой автомобиль, который вел незнакомый Лари привлекательный молодой человек. С пассажирского сиденья поднялся Ник.
– Тут что, кладбище? – поинтересовался он.
– С цветами комнаты всегда выглядят красивее, – объяснила Лари.
– Как скажете, мадам.
И он подошел к автомобилю. Водитель открыл заднюю дверцу и начал разбирать огромную кучу аппаратуры, беспорядочно сваленной на багажном месте: треножники, лампы, отражающие пластаны, зажимы, футляры с фотоаппаратами, коробки с запасными лампами и пленкой. Лари смотрела на все это, широко раскрыв глаза.
– Лари, познакомься с Джедом Бейкером! – произнес Ник, кивнув в сторону молодого человека в брюках военного образца и ветронепроницаемой куртке. – Это его аппаратура. Я взял ее напрокат для сегодняшних снимков.
– Никогда не думала, что все это тебе понадобится, – заметила Лари, поздоровавшись с Джедом.
– Есть разница между тем, как следует фотографировать безобразные картины войны и прекрасные комнаты, – заметил Ник.
Лари поняла, что попала в хорошие руки.
Она ожидала, что Ник не одобрит выбора Хэпа. Но как только она начала объяснять ему преимущества дешевых помещений, он вставил, что хорошо знаком со множеством других фотографов, художников и моделей, хитрых и с большими связями, которые переехали в этот промышленный район. Когда он вернется в Штаты, то, возможно, тоже поселится где-нибудь поблизости. При упоминании Ника о своих многочисленных знакомых, Лари пришло в голову, что пока она держала его на расстоянии, он не просто сидел в своей комнате и предавался унынию. Отважный, знаменитый, талантливый, он, должно быть, собрал вокруг себя целый круг интересных друзей. И подруг тоже.
Впервые Лари почувствовала острую вспышку сожаления и угрызения совести из-за ночи, которую она провела с Дэвидом. Почему это не могло быть с Ником? Конечно, в то время ей казалось, что у нее нет выбора. Она никогда не считала Ника по-настоящему доступным для нее, по крайней мере, на тех условиях, которые ей были нужны. Он и теперь оставался недоступным. Ник всегда находился далеко, вне досягаемости, или заезжал мимоходом. Но сейчас Лари подумала о том, что может изменить свои условия. Ник был ее первым любовником – и он все еще здесь, в ее распоряжении. По-своему он никогда не покидал ее.
В только что отремонтированной квартире Хэпа лифт теперь открывался в длинную входную галерею с внутренними окнами в стене, через которые можно было увидеть часть находившегося за ними обширного помещения. В промежутках между окнами Лари повесила образцы афро-американского искусства. Они были освещены специальными лампочками. Пол был покрыт великолепной персидской дорожкой, которую Лари купила на аукционе. Как только Ник и его помощник Джед вышли из лифта, оба застыли пораженные открывшейся перед ними картиной.
– Красота! – вздохнул Джед. – Потрясающее место!
Лари взглянула на Ника. Прежде чем что-то сказать, он кивнул ей и улыбнулся, дав понять, что все превосходно.
Потом произнес:
– Давайте посмотрим все остальное!
Длинная галерея заканчивалась парой искусно выполненных дверей из красного дерева, открывавшихся в круглую библиотеку, которая была в буквальном смысле сердцем квартиры. Все остальные комнаты располагались вокруг нее, и пройти в них можно было через библиотеку. Правда, были еще дополнительные двери по бокам галереи.
И снова Джед высказался первым.
– Просто невероятно!
Лари удалось придать библиотеке вид первоклассного английского мужского клуба – с большими креслами, обитыми мягкой кожей, картинами на стенах с изображениями сцен охоты, которые она отыскала в антикварных магазинчиках. Кроме кресел, в библиотеке стояли маленькие полированные столики с настольными лампами, серебряными рамками для фотографий и хрустальными пепельницами. Когда Лари бросила взгляд на Ника, чтобы увидеть его реакцию, он снова кивнул, но на этот раз еще и заморгал.
– Веди дальше! – сказал он.
Они переходили из комнаты в комнату, и восторг юного помощника сменился завистью.
– О Боже, прямо как у Нормана Рокуэлла! – воскликнул Джед, когда они закончили обход и уселись возле классического аптечного сатуратора для газированной воды, который Лари установила в качестве перегородки между кухней и столовой.
– Надеюсь, что когда-нибудь смогу себе позволить жить вот так, – добавил Джед.
Несмотря на все свои молчаливые знаки одобрения, Ник еще не высказал вслух ни одной похвалы.
– Ну? Что ты думаешь? – торопила его Лари.
Она затаила дыхание, опасаясь, что он отговорится какой-нибудь тактичной фразой, вроде: «Знаешь, это не в моем вкусе, но…» Ник обладал хорошо развитым визуальным чувством, поэтому его мнение значило для Лари очень много.
– Думаю, ты правильно выбрала профессию, – произнес Ник. – Квартира просто сногсшибательна, Лари! Если мои фотографии покажут ее с лучшей стороны, тебя завалят заказами. A если твой клиент останется недоволен, то ставь меня первым в очередь на аренду этого чердака.
Хэп еще не видел конечный результат ее работы.
Вдруг Лари почувствовала, что взволнована не меньше балерины, принимающей овации восхищенной публики. Это было ее первое творение, ее искусство, наконец-то представшее перед зрителями после всех усилий, крошечных «мазков кистью», после того, как она минуту за минутой воплощала в нем свои идеи. Возможно, ее произведение не вызовет аплодисментов настоящих ценителей, однако похвала Ника дала Лари уверенность и веру в то, что она хорошо разбирается в своем деле и сможет удовлетворить будущих клиентов.
Прежде чем она смогла поблагодарить Ника, он уже давал инструкции Джеду – в какой последовательности следует фотографировать комнаты, как расположить лампы и отражатели, какая должна быть светочувствительность и какую пленку вставить в каждый фотоаппарат.
День проходил, а Ник делал снимок за снимком, фотографируя одну комнату за другой. Лари высказала предположение, что нет необходимости в таком количестве снимков каждой комнаты, но Ник объяснил ей, что в редакциях журналов захотят иметь как можно больше фотографий, чтобы было из чего выбрать. Он работал без перерывов, стараясь успеть сделать все за один день. Лари принесла ему сандвичи и кофе, а он продолжал стоять у фотоаппарата.
Лари была изумлена его мастерством.
– Для меня такое облегчение снимать красивые вещи, я получаю от этого огромное удовольствие. Но лучше не хвали меня, пока не увидишь готовые фотографии. Может быть, я их испортил, тогда тебе придется пригласить Дика Аведона.
– Аведон мне не по карману.
Он игриво подтолкнул ее локтем.
– Ты и меня не смогла бы нанять. Но я делаю это не ради денег. И Дика можно было бы поймать на крючок с такой же легкостью, он сделал бы все за одну лишь твою улыбку.
К тому времени, когда Джед начал упаковывать аппаратуру, небо, видневшееся через огромные окна чердака, стало сумеречно-пурпурным. Ник специально ждал этого момента, чтобы запечатлеть современную гостиную при свете ламп на фоне окрашенного закатом неба.
Они вместе обошли квартиру, чтобы выключить свет. Был один момент, когда Лари и Ник оказались в библиотеке наедине. Тогда у нее возникла сладостная и одновременно горькая иллюзия, что они находятся в своем собственном доме, их доме, и запирают его вместе, чтобы поехать куда-то на выходные или в отпуск.
Прежде чем войти в лифт, Ник обернулся и бросил еще один взгляд на галерею.
– Твоему клиенту будет приятно приходить домой и видеть все это, Лари.
На улице они погрузили аппаратуру в автомобиль. Джед предложил отвезти Лари и Ника туда, куда им нужно, по Ник отказался. Он объяснил Лари, что фотостудия Джеда находится в Бруклине, и подвозить их будет ему не по пути.
– Мы найдем такси, – сказал он.
Лари была рада, что Ник предпочел остаться с ней. Она ожидала, что он пригласит ее пообедать вместе в этот его последний вечер в Нью-Йорке. На этот раз она не была пресыщена обществом Ника Орна. Ей тоже хотелось провести с ним побольше времени, прежде чем он уедет. Она не знала, что может выйти из этого. Будут ли они близки?
И все же Лари испытала ужасное разочарование, когда Ник, оглядывая улицы в поисках такси, спросил:
– Тебя отвезти домой или куда-нибудь еще?
– Домой. У меня нет никаких планов на сегодняшний вечер.
Она дала ему время, чтобы проглотить наживку, пока они шли к Бродвею в поисках такси. Но, усевшись в автомобиль, Ник сказал водителю, что первая остановка будет по адресу Лари, а потом он один вернется в «Пласу».
