Текст книги "Любовные прикосновения"
Автор книги: Джоанна Кингсли (Кингслей)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц)
ГЛАВА 15
Выходные, предшествовавшие поездке в Вашингтон, Анита планировала провести в Нью-Йорке.
– Мы походим по магазинам и осмотрим достопримечательности, – объявила она.
Лимузин забрал их в аэропорту Кеннеди и отвез в отель «Уолдорф-Астория». Лари несколько раз ездила в Бостон, но в Нью-Йорке была впервые. Когда они ехали по городу, серебристые остроконечные небоскребы, взмывавшие ввысь, напоминали ей фантастические башни, изображенные на обложке первой книги на английском языке, которую дала ей почитать Анита – «Волшебник страны Оз». В Нью-Йорке, казалось, тоже могли обитать волшебники.
В первый вечер они пошли на мюзикл, который был гвоздем сезона на Бродвее – «Скрипач на крыше». Действие его заканчивалось тем, что в России царские войска вынудили евреев, жителей одного села, покинуть свои дома. Пьеса вызвала у Лари болезненные воспоминания о том, как жестокая система, навязанная русскими, лишила ее дома и семьи. Она не могла удержаться и всхлипывала даже после того, как в зале зажегся свет.
– Прости меня, дорогая! Мне следовало бы быть более разборчивой в выборе спектакля… – извинялась Анита.
– Нет! Я не хочу забывать об этом! – ответила Лари. Утром они отправились за покупками. Анита заявила, что Лари нужно обновить гардероб в преддверии ее пятнадцатилетия, но девочка предположила, что истинная цель заключается в том, чтобы сделать ее более шикарной и привлекательной. Тогда ей легче будет расположить к себе Джина. Посетив один за другим шикарные магазины на Пятой авеню, Лари примерила множество платьев и костюмов под разборчивым взглядом Аниты.
– А теперь мы отправимся к Элизабет Арден и сделаем что-нибудь с твоими волосами, – объявила Анита, когда они выходили из магазина «БонуитТеллер».
Лари уступила настоянию своей двоюродной бабушки и надела один из новых костюмов – строгий бежевый из габардина, а также темно-красные итальянские туфли с высокими каблуками. Но тут она решила положить этому конец.
– Баби, если отец не может полюбить меня такую, как есть, от перемены прически ничего не изменится.
– Но ведь это же только для тебя, дорогая! Ты сама убедишься, как прекрасно будешь выглядеть, если перестанешь прятать глаза и заплетать косу, словно… маленькая девочка с фермы.
И Лари сдалась.
– Мы встретимся позже у Картье, – сказала Анита, оставляя Лари у Арден. – Надо пройти немного вперед по авеню…
Лари провела в салоне три часа, пока ее «переделывали», как выразилась одна из косметичек, и не роптала даже тогда, когда отрезали ее длинную косу. Девочка решила, что такой она действительно больше понравится отцу. Но когда работа была закончена, Лари уже не была так уверена в этом. Золотистые волосы волнами падали на плечи и делали похожей на женщин, изображенных на обложках модных журналов. Возможно, Джин, бросив на нее лишь один взгляд, сразу же решит, что она уже слишком взрослая и больше не нуждается в нем.
Переступив порог ювелирного магазина Картье, она огляделась вокруг, но Аниты нигде не было. К ней быстро подошел мужчина с усами, стоявший в дверях.
– Могу ли я вам помочь, мадемуазель?
Лари сказала, что она должна встретиться здесь с одной дамой, тогда мужчина показал ей место для ожидания, где она могла бы посидеть. Однако она предпочла смотреть витрины с ослепительно сверкавшими драгоценностями. Лари недоумевала, почему Анита захотела встретиться с ней именно здесь. Она не могла себе представить, чтобы Анита стала покупать такие роскошные вещи, в то время как «Морской прилив» требовал так много средств на ремонт. Недавно Майк начал сам заново крыть участок прохудившейся крыши, потому что Анита не могла позволить себе заплатить тридцать тысяч долларов, которые запросил подрядчик.
– И что же вам нравится больше всего?
Она оторвалась от витрины, обернулась и увидела перед собой мужчину в хорошо сшитом сером костюме. Он был примерно такого же возраста, как Джин, и так же привлекателен, но более крепок на вид.
Лари подхватила эту игру как развлечение до прихода Аниты. Подумав для вида, она указала на колье с бриллиантами и изумрудными багетками.
– Пожалуй, вот это…
– Прекрасный выбор. Оно идеально подойдет к вашим глазам.
У нее появилось приятное ощущение собственной власти. Она красива! Так вот, значит, что это такое!
Мужчина кивком подозвал продавщицу, стоявшую у дальнего конца прилавка.
– Можно посмотреть это колье?
– Сию минуту, мистер Хэлфорд.
Лари хотела бы возразить, но лишилась дара речи, когда продавщица открыла футляр, достала из него потрясающее колье и положила его перед ней на черный бархатный поднос. Мужчина по фамилии Хэлфорд взял украшение.
– Примерьте его!
– Нет… Не стоит, – произнесла она, смутившись.
Но Хэлфорд уже стоял позади нее. Когда он надевал колье ей на шею, она почувствовала, что кончики его пальцев легко прикасаются к ее коже. Девушка-продавщица поднесла зеркало, и Лари не смогла удержаться и посмотрелась в него. Разглядывая свое отражение, она услышала, как мужчина спрашивает о цене. Продавщица ответила, что оно стоит сорок пять тысяч долларов.
Глаза Лари встретились с его глазами в зеркале, и он тихо произнес:
– Вы выглядите в нем так чертовски великолепно, что я уже наполовину решил купить его для вас!
Она круто повернулась и в изумлении уставилась на него. Он понизил голос.
– Но только наполовину. Другая половина зависит оттого, насколько велико ваше желание получить его.
Голос Хэлфорда стал еще тише.
– Вы самая прелестная молодая женщина, которую мне приходилось видеть. Я действительно желал бы заключить с вами соглашение…
– Отойди прочь от нее, ты, отвратительный проныра! При звуках знакомого голоса Лари повернулась и увидела, что Анита большими шагами спешит к ней из дальнего конца магазина. Очевидно, она пришла раньше, но была занята с управляющим.
– Делать предложения ребенку! – накинулась она на мужчину в сером костюме. – Открывай свою грязную пасть где-нибудь в другом месте, а не то я упрячу тебя за решетку!
Лари испытывала странную смесь облегчения и смущения. Она была счастлива, что ее вызволили из этого неудобного положения, но ведь на самом деле этот человек не сделал ничего особенно ужасного.
Он тоже не выказывал ни малейших признаков стыда.
– Сожалею, если обидел юную леди, – ответил он Аните. – Она определенно не похожа на ребенка. Но я никогда и представить себе не мог, что из всех людей именно вы, миссис Дани, так сильно обидитесь на то, что я предложил драгоценности в обмен на особые дары, которые может расточать красивая женщина.
– Убирайся с глаз моих долой, Хэлфорд! – оборвала его Анита. – Сейчас же! А не то я… я вынуждена буду позвать на помощь!
Во всяком случае, их ссора уже привлекла внимание стоявшего у дверей усатого мужчины, и он поспешно направлялся к ним.
Хэлфорд слегка поклонился Аните, а затем повернулся к Лари.
– Приношу свои извинения, мисс. У меня было намерение сделать вам комплимент, а не оскорбить вас.
И он вышел из магазина.
– Презренный червь! – зашипела Анита. – Готова держать пари, что он все время бродит где-нибудь здесь поблизости.
Она перевела дыхание, с видимым усилием восстанавливая равновесие.
– Идем, дорогая!
Лари без слов последовала за ней, хотя в голове у нее было множество вопросов, возникших, когда она услышала, что Хэлфорд и ее двоюродная бабушка называли друг друга по имени.
Они направились дальше по Пятой авеню. Анита стремительно шла, опережая Лари на один или два шага, и пристально смотрела вперед. Наконец она немного успокоилась и взглянула на Лари.
– Мы попьем чаю в «Плазе», и я все расскажу тебе!
– В действительности это была совсем небольшая группа, – продолжала Анита, наливая Лари вторую чашку чая.
Они сидели в «Пальмовом дворике», просторном помещении, отделенном от одного из вестибюлей «Плазы» мраморными колоннами и широкими нависающими листьями пальм в горшках. За большинством столиком вокруг них сидели парами элегантно одетые дамы и пили чай. Анита рассказывала о том слое нью-йоркского общества, в котором она родилась и выросла – о богатых семьях, которые много десятилетий назад основали для себя дачный поселок Ньюпорт. Свое символическое название «Четыреста» группа получила на рубеже столетий, когда королева нью-йоркского общества дала бал для четырехсот избранных гостей.
– Мой прадед и его супруга были одними из основателей той группы, – сказала Анита. – Так же, как и предки Роджера Хэлфорда, этого дурно воспитанного распутника. Мы все в той или иной степени знали друг друга. Я краснею от смущения, признаваясь тебе в том, что до замужества принимала ухаживания отца Роджера.
– Ты имеешь в виду… что могла бы выйти за него замуж? – спросила Лари.
Анита покачала головой.
– Дьюэн Хэлфорд был влюблен в меня гораздо сильнее, чем я в него. Но… – и тут Анита опустила глаза, – все же я позволила ему некоторое время ухаживать за мной и принимала от него подарки. Он преподнес мне очень красивый браслет и брошь… от Картье.
– Так вот, значит, что имел в виду мистер Хэлфорд, когда сказал, что ты не возражала против…
– Да, более или менее.
Анита помолчала, потом подняла глаза, и их взгляды встретились.
– Я уже кое-что говорила тебе, дорогая моя, о ловушках, которые подстерегают красивых женщин. Но я не подготовила тебя к тому, что тебе пришлось испытать сегодня. На твоем пути встретятся мужчины, которые страстно захотят заполучить тебя, Лари, сделать своей собственностью – точно так же, как они коллекционируют картины или драгоценности. Если они с легкостью могут позволить себе приобретать такие вещи, то будут предлагать тебе их в обмен на…
– Так, значит, мистер Хэлфорд предлагал мне…
– Ожерелье в обмен на право заниматься с тобой любовью когда ему будет угодно.
Глаза Лари широко раскрылись.
– Но я никогда… Как он мог предположить!..
– Он ничего не предполагал. Он просто подумал, что стоит сделать тебе такое предложение. Этот распутник очень богат: стоимость ожерелья для него не имеет значения. Хэлфорд может иметь сколько угодно юных любовниц.
Лари испытующе поглядела Аните в лицо.
– Баби, ты ведь не думаешь, что я когда-нибудь могла бы…
– Возможно, мне не следовало бы так драматизировать этот инцидент, – ответила Анита. – Но я знаю, что даже высоконравственная женщина может уступить соблазну. Как уступила я.
Лари, ошеломленная, откинулась на спинку стула, а Анита торопливо продолжала:
– Еще до того, как я встретилась с Лоренсом, было несколько мужчин из хороших семей, которые хотели жениться на мне. Но я не желала прожить всю свою жизнь ни с одним из них. Это было в те времена – сорок лет назад – когда мы хотели только одного: веселиться. Ты слышала на уроках истории что-нибудь о «ревущих двадцатых»?
– Да, немного. Хотя я никогда не могла понять, почему они «ревущие». Ревут львы, а не годы.
– Ох, но те годы действительно были ревущими, моя дорогая девочка! Они ревели, словно поезд, мчащийся по рельсам. И мы садились в этот поезд, даже не поинтересовавшись, куда он едет и безопасна ли поездка. Наши дни и ночи были похожи на нескончаемую вечеринку. То было время, когда наживались громадные состояния, и мы думали, что так будет продолжаться вечно.
Анита пожала плечами.
– А потом все кончилось – так внезапно, словно кто-то в самый разгар вечеринки закричал: «Пожар!» Неожиданно многие из тех, кто был богат, обнищали. Мои родители остались почти ни с чем. Их положение пошатнулось. Они шли на огромный риск в надежде быстро поправить дела. У них остались только две ценности – «Морской прилив»… и я.
Анита налила себе еще чаю.
– Они ожидали от меня, что я спасу дом, выйдя замуж за одного из тех богатых молодых людей, которые… приглашали меня на вечеринки. Но, как видишь, я была романтичной девушкой и мечтала о браке по любви. Я не хотела такой ценой покупать благополучие семьи.
Анита взглянула на Лари с озорным блеском в глазах.
– Вместо этого я… поощряла богатых поклонников делать мне дорогие подарки. Потом я занимала деньги под залог тех драгоценностей, которые они дарили мне, или продавала их, чтобы моя семья могла… поддерживать видимость процветания.
Анита отпила немного чаю и снова взглянула на Лари. Теперь девочка поняла, что глаза ее сверкали не озорными искорками, то блестели стоявшие в них слезы.
– Ты понимаешь меня, дорогая? Я поощряла их… всеми возможными способами. Это продолжалось до тех пор, пока я не встретила Лоренса. И он принял меня, зная обо всем.
Анита прервала свой рассказ и принялась искать в сумочке носовой платок. Глядя, как она прикладывает его к глазам, Лари никак не могла придумать, что бы такое сказать ей. Ведь наставления Аниты представляли собой основу ее собственных понятий о правилах приличия. Она всегда настаивала на необходимости строго придерживаться высоконравственной линии поведения. И вот теперь почтенная дама призналась в том, что было время, когда она торговала собой – а разве под этим не подразумевалось и ее тело? – ради дорогих подарков. Это открытие пробудило в Лари то же самое чувство болезненного разочарования, которое она испытала, узнав, что была зачата в грехе.
Анита сунула носовой платок обратно в сумочку.
– Теперь ты плохо обо мне думаешь, дорогая? – спросила она, словно прочитав ответ в скорбном выражении лица Лари.
– Я… я не знаю. Ты ведь хотела помочь своей семье! И не собиралась выходить замуж без любви…
Анита грустно улыбнулась.
– Подобное объяснение звучит вполне разумно, если представить ситуацию таким образом. Но я уже предупреждала тебя, что некоторые люди любят посплетничать… потому что по собственному опыту знаю, какие страдания это может причинить. Мне снова удалось вернуть некоторую респектабельность – главным образом, благодаря тому, что я состарилась. Однако я привыкла, что меня считают распущенной женщиной. А после брака с Лоренсом стали называть еще и «золотоискательницей».
– Как это жестоко! – пробормотала Лари. Одно она знала совершенно определенно: Анита искренне любила своего покойного мужа.
– Вот какую цену я заплатила! – произнесла Анита. – Но я беспокоюсь о том, что все это может отразиться на тебе. В твоем возрасте, моя дорогая, молодые женщины из Ньюпорта с хорошими родственными связями должны стать частью общества. Боюсь, из-за того, что ты живешь со мной, тебя могут отвергнуть.
– Баби, я не придаю значения тому, что люди говорят обо мне.
– Дорогая Лари, быть принятой в избранном обществе – значит, иметь возможность веселиться и встречаться с красивыми молодыми людьми своего круга.
– Я сама создам для себя эти возможности, если потребуется! – сказала Лари.
Однако в действительности она совсем не была в этом уверена. Теперь ей стало понятно, что все пережитое ею за прошедшие годы, было обусловлено скорее изоляцией, чем ее неумением общаться с одноклассниками. Ее не приняло то самое общество, неотъемлемой частью которого она всегда считала Аниту.
Наступило молчание. Анита подала официанту знак принести счет.
– И еще одно: думаю, Джин ничего не знает об этом. Мой брат – его отец – не считал нужным рассказывать о моих грехах. Я предпочла бы, чтобы наш разговор остался между нами.
– А почему ты захотела, чтобы я узнала об этом? – спросила Лари.
То, что всплыло в результате инцидента у Картье, было не просто воспоминанием.
– Ты видишь, как я пытаюсь сохранить за собой «Морской прилив», – ответила Анита. – Возможно, со стороны это кажется неразумной и расточительной прихотью. Я подумала, что мое признание поможет тебе понять меня. «Морской прилив» – не просто мой дом, Лари. Это то, что я получила в обмен на свою честь. Пока дом остается моим, мне будет казаться, что та давняя сделка имела хоть какой-то смысл.
Наклонившись поближе к Ларейне, Анита понизила голос до шепота.
– На самом деле кое-какие подарки от моих прежних любовников и сейчас еще могут пригодиться. Деньги, которые я сегодня получила у Картье за старое кольцо с сапфиром, пойдут на покупку новых водосточных груб, и останется еще приличная сумма, чтобы Майк мог наконец-то слезть с этой крыши.
– Баби! – в отчаянии выпалила Лари. – Я не знала, что ты так нуждаешься в деньгах! Все эти вещи, которые ты купила для меня…
– Они твои! – решительно перебила ее Анита. – А на что же мне еще тратить их? Только на тебя и на «Морской прилив», дорогая моя. Без вас, оглядываясь назад, на свою жизнь, я вообще не видела бы в ней никакого смысла.
В воскресенье Анита вернулась в Ньюпорт, а Лари сеча в поезд до Вашингтона. Джин ждал ее на платформе Юнион-Стейшн. Он был одет в джинсы и кожаную куртку поверх толстой хлопчатобумажной рубашки. Его спортивная одежда и приветливый тон мгновенно успокоили Лари, которая боялась предстоящей встречи с отцом. Приезжая в Ньюпорт, он всегда был одет официально, чтобы в любую минуту вернуться в Вашингтон по срочному вызову, на какую-нибудь важную встречу. Теперь, глядя на него, Лари пожалела, что, по совету Аниты, выбрала новый строгий темно-синий костюм.
Джин тут же умчал ее осматривать достопримечательности Вашингтона. Стоял мягкий апрельский день, они ехали в его синем «мерседесе» с откинутым верхом. Город и его знаменитые здания блестели под голубым небом. Белый дом, величественные памятники давно умершим президентам, цветущие вишни по берегам реки Потомак проплывали перед глазами Лари. Все это время Джип скороговоркой рассказывал дочери о городе, вспоминал исторические анекдоты. Он объяснил ей, как осуществляется процесс управления страной на Капитолийском холме, и указал те окна в Белом Доме, за которыми находились президентская спальня, сто кабинет и даже туалет, куда, по его словам, Линдон Джонсон нередко вызывал главных помощников для занятий государственными делами, в то время как сам он удовлетворял там свои естественные потребности.
– Не может быть! – воскликнула шокированная Лари.
– Так оно и есть, – ответил Джин выразительно, и у нее возникло подозрение, что он и сам присутствовал на таких «конференциях».
Экскурсия закончилась слишком быстро, но Джин сказал:
– Для общего обзора этого вполне достаточно. Завтра мы продолжим знакомство с Вашингтоном. А теперь едем домой!
Его фешенебельная квартира, состоявшая из нескольких больших комнат, находилась на крыше респектабельного дома, из которого открывался вид на реку. В основном она была обставлена в подчеркнуто мужском стиле. На фоне стен, окрашенных в серебристо-серый и темно-зеленый цвет, выделялись фотографии отца в строгих рамках и обитая кожей мебель. Однако в спальне, которую Джин уступал Лари на время ее визита, стены и занавески были теплого персикового цвета, покрывало на кровати в цветочках пастельных тонов, а на стуле лежала обтянутая гобеленовой тканью подушечка. На туалетном столике стояла ваза, полная свежих желтых тюльпанов. Лари было приятно видеть, что к ее приезду готовились, хотя она догадалась, что эту комнату украшали не только для нее. В выборе обстановки чувствовалось женское влияние. Она сказала себе, что в его жизни, разумеется, должна быть женщина. Отец – привлекательный мужчина и имеет вид искателя приключений, что делает его еще более неотразимым.
Джин объявил, что они будут обедать в ресторане, и оставил Лари одну, чтобы она могла переодеться. Она выбрала простое черное бархатное платье и золотое ожерелье с драгоценными камнями, которое, как сказала ей Анита, было специально предназначено для торжественных обедов. Этот наряд поразительно оттенял ее кожу цвета слоновой кости и светлые волосы. Когда она предстала перед Джином в гостиной, он в изумлении уставился на нее.
– Что-нибудь не так? – заволновалась она.
– Нет, ничего, за исключением того, что ты дьявольски хороша, и для меня рискованно появляться вместе с тобой на публике. В этом городе все сплетничают.
– Но ведь я твоя дочь!
– Я же не могу вскочить на стул, как только мы войдем в ресторан, и объявить об этом! Мой поступок может быть неправильно истолкован.
Лари не хотелось огорчать отца.
– Мы можем пообедать и дома, – сказала она. – Я приготовлю что-нибудь.
Такая перспектива взволновала ее. Но отец решил не обращать ни на кого внимания.
– Черт побери, да пусть думают что хотят! Должен же человек иметь возможность вывезти куда-нибудь свою дочь в этом городе!
Ресторан назывался «Сан-Суси», что означало «Без забот».
– Говорит ли тебе что-нибудь о политиках то, что ресторан с таким названием – их излюбленное место встреч?
Люди стояли в очереди в ожидании свободных столиков, однако Джин направился прямо к метрдотелю, который сразу же провел их внутрь. Лавируя между столиками, Джин несколько раз останавливался, чтобы пожать кому-то руку или прошептать на ухо несколько слов. Лари предположила, что таким образом он, не вскакивая на стул, дает людям понять, что она не просто какая-нибудь девушка, которой он назначил свидание.
На протяжении всего обеда Джин развлекал ее историями о посетителях ресторана – о судье Верховного суда и о нескольких сенаторах. Увидев, что такое множество законодателей смеются и обедают вместе, Лари почувствовала, что Америка не такая уж большая и сложная страна. По крайней мере, она не настолько велика, чтобы ее не могла контролировать относительно небольшая группа людей. Девочке пришло в голову, что в этом отношении Америка не слишком отличается от ее родной страны.
Позже, когда Лари уже готовилась ко сну, она вспомнила, что отец настолько занял ее осмотром достопримечательностей города, что они совсем не поговорили по душам. Они никогда не проводили с ним так много времени, но тем не менее ей так и не удалось узнать его получше. Завтра, подумала Лари, завтра она расспросит его о своей матери – о том, как Джин встретился с ней и почему покинул ее, если действительно любил Катарину Де Вари.
Утром их стремительная, как ураган, экскурсия возобновилась. Они побывали на Капитолийском холме и в здании Конгресса, посидели на галерее и понаблюдали за дебатами, а потом пообедали в ресторане Сената. Несколько раз возле их столика останавливались какие-то люди, и Джин представлял им Лари, но всегда как «мисс Данн», ни разу не упомянув, что она его дочь. Это удивило ее – ведь он так беспокоился о том, что люди могут подумать об их отношениях. Но она ничего не сказала, изо всех сил стараясь не сделать ничего такого, что могло бы рассердить отца.
Когда они покинули Капитолийский холм, Джин скороговоркой перечислил ей возможные мероприятия на вторую половину дня: осмотр криминального музея ФБР, Национальной галереи искусств…
Лари призвала на помощь всю свою храбрость.
– Я хочу посмотреть, где ты работаешь, – робко попросила она и прибавила: – Если только тебе позволят это.
– А почему мне должны запретить?
Она заколебалась, испугавшись того, что Анита рассказала больше, чем ей следовало знать.
– А, понимаю! Моя тетушка, вероятно, сообщила тебе, что у меня секретная работа. А что еще она тебе наговорила?
Лари решила быть с ним откровенной.
– Что ты – шпион и что ты выполнял ту же самую работу, когда находился в Чехословакии. И что именно поэтому моя мама увлеклась тобой.
Джин повернул Лари лицом к себе.
– И что же ты думаешь обо всем этом?
– Я не знаю точно, – спокойно ответила она. – Я знаю только, что родилась в тюрьме. На мгновение он замолчал.
– Хорошо. Ты узнаешь все.
Они проехали по мосту через Потомак и продолжали свой путь в пригород Виргинию, в Лэнгли. Их поездка закончилась возле длинного здания в несколько этажей, окруженного огромной стоянкой для автомашин с будкой охранника при въезде, мимо которой Джин проехал не остановившись.
– Что это за место? – поинтересовалась Лари.
– Здесь я работаю. Правительственная служба, которая называется Центральным разведывательным управлением, – ответил Джин.
Возле двери на первом этаже тоже стоял вооруженный охранник. Когда они вошли в лифт, Лари увидела, что отец достал из кармана брюк специальную карточку и сунул ее в щель в пульте управления. После этого двери лифта закрылись.
– Значит, та действительно шпион? – спросила она, когда лифт начал подниматься.
– Правильнее было бы назвать меня агентом разведки. И моя работа не такая, как у шпионов.
– В чем же конкретно состоит твоя работа?
Джин объяснил ей, что отвечает за координацию деятельности многих людей, находящихся в коммунистических странах Восточной Европы.
Двери лифта открылись, и они вышли.
– Я проведу тебя по зданию, чтобы ты осмотрела его и увидела, как здесь трудятся.
Джин сообщил Лари, что в некоторые части здания вход воспрещен. Однако он провел ее через множество помещений на разных этажах, дав возможность мельком увидеть то, что он назвал «операциями по поддержке наших агентов, работающих на местах». Обширные залы были заполнены компьютерами и радиостудиями, позволявшими передавать и принимать радиопередачи. В маленьких комнатках возле магнитофонов сидели люди в наушниках, которые прослушивали и записывали разговоры, собранные в различных горячих точках планеты с помощью потайных микрофонов.
Осматривая этот гигантский комплекс, Лари думала о Кат. Понимала ли она по-настоящему, какие могут быть последствия ее знакомства с Джином? Может быть, где-нибудь в тех комнатах, где они встречались и любили друг друга, тоже были спрятаны микрофоны, чтобы эти люди в наушниках могли записать и проанализировать слова страсти, которые они шептали друг другу?
Наконец они очутились на этаже, где за длинными рядами письменных столов работало множество людей. Джин провел ее в большой кабинет. Это был его личный офис. Яркий апрельский солнечный свет вливался в окна. Возле одного из них стоял большой стол. В противоположном конце кабинета находился уголок отдыха: диван и легкие кресла, расставленные вокруг журнального столика.
Лари пристально смотрела на письменный стол. На нем стояло полдюжины телефонов, один из которых был красного цвета.
– Это и есть тот, которым ты воспользуешься, чтобы покончить с миром? – спросила она.
Джин слабо улыбнулся.
– Чтобы спасти мир! Предполагается, что именно этим я и занимаюсь все время.
Лари окинула взглядом стену, увешанную фотографиями. На одной из них Джин был изображен на парусной лодке вместе с президентом Кеннеди, на другой он пожимал руку президенту Джонсону.
– Я и не знала, что ты такой важный.
– Я вовсе не важный. Я только стою рядом с важными людьми.
Она обернулась и увидела, что отец смотрит на нее, словно ожидая ее мнения обо всем, что она увидела.
– Почему ты решил использовать мою мать, чтобы спасти мир? – спросила она.
Джин направился к журнальному столику.
– Лари, иди сюда!
Он указал ей на диван. – Она повиновалась, с нетерпением ожидая ответа, – а сам опустился в кресло возле нее.
– Много ли та помнишь о стране, в которой родилась?
– Кое-что.
– Судя по тому, что ты помнишь… здесь жизнь лучше? Не только для тебя, но и для большинства людей?
– Гораздо лучше.
– Правильно. Ну так вот, моя работа состоит в том, чтобы попытаться изменить положение в странах, где дела обстоят не так хорошо, как у нас. Нередко мы получаем помощь от людей, живущих в тех странах. Несправедливо обвинять меня в том, что случилось с Кат. Она предпочла пойти на риск – не ради меня, а потому что хотела помочь своему мужу. Ты знаешь об этом?
Лари кивнула. Ей не были точно известны все подробности, но она знала, что ее мать была замужем за героем чешского Сопротивления времен войны, которого преследовали коммунисты. Она знала также, что перед своим арестом Кат выступала в суде, пытаясь освободить его.
– Но догадывалась ли моя мама о том, чем она рискует?
Джин нахмурился.
– А какие у тебя есть основания думать, что она не подозревала об опасности?
– Ведь шпионам приходится все время притворяться, не правда ли?
Лари умышленно не стала употреблять слова «агенты разведки».
– Если это составляет неотъемлемую часть твоей работы, то как же можно определить, искренен ты или нет в своих поступках и чувствах? Даже ты сам, возможно, не знаешь этого.
Лари пристально смотрела прямо на отца.
– Ты любил мою мать? Или только говорил ей эти слова, чтобы она сделала все, о чем бы ты ни попросил ее?
В течение секунды Джин выдерживал обвиняющий взгляд дочери, а потом поднялся с кресла и пошел к маленькому бару на колесиках, на верхней полке которого были расставлены в ряд бутылки со спиртными напитками и рюмки. Он налил себе виски и отпил глоток.
– Это была ошибка, – произнес он наконец, по-прежнему стараясь не встречаться с Лари взглядом.
Она была ошеломлена. Некоторое время в комнате слышались только ее частые судорожные вздохи.
– Ты разрушил ее жизнь, а теперь говоришь, что это была ошибка? – с горечью спросила она.
– Я имею в виду не то, что случилось с ней. Я хочу сказать, что ошибкой было разрешить тебе приехать сюда и слишком приблизиться ко мне.
От обиды Лари лишилась дара речи. Все еще стоя спиной к ней, Джин сказал:
– Мне хотелось бы сообщить это не в такой жестокой форме, но, к сожалению, другого способа нет. Для тебя нет места в моей жизни!
Лари вскочила, и из ее горла вырвался крик.
– Это потому, что я заставляю тебя думать о прошлом! Так вот почему ты хотел отгородиться от меня?
– Нет. Я так или иначе думаю об этом.
– Тогда что же я сделала не так?
Наконец Джин повернулся к ней лицом.
– Ничего. Я все равно собирался сказать тебе это, Лари, но сначала хотел отметить твой день рождения… а потом попытаться объяснить, почему я так долго держался вдали от тебя. Но, может быть, даже это было ошибкой. Было бы лучше, если бы я оставил все по-прежнему и как можно меньше виделся с тобой. Быть вместе слишком опасно для нас обоих.
– Опасно? – переспросила Лари.
Из-за обиды, которая разрывала ей сердце, она прибавила резко:
– Меня ведь не посадят в тюрьму за то, что я знаю тебя, по крайней мере в этой стране.
– Лари, работа, которую я выполняю… требует жертв. Когда ты здесь, со мной, это слишком большой риск.
– Риск, жертвы, опасность! – воскликнула она. – Все это только слова! Я здесь, и ничего ужасного не произошло!
– Видишь ли, я все равно что на войне. Это началось задолго до встречи с твоей матерью. Большую часть времени эта война идет тихо и невидимо, как подводные лодки поражают друг друга торпедами в океане на глубине тысяч миль. Мимо может проплывать лайнер, полный счастливых, танцующих пассажиров, и единственное, что они увидят – несколько пузырьков, поднимающихся вверх со дна океана. Но от этого незримая война не станет менее реальной.
Джин допил виски.
– Как и в любом сражении, ты делаешь все возможное, чтобы не позволить врагу получить нежелательные преимущества над собой. Думаю, что если мы с тобой слишком сблизимся, это может дать козырь моим противникам.
