Текст книги "Джейн и Эмма"

Автор книги: Джоан Айкен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Глава 6

После водворения миссис Фицрой на Манчестер-сквер визиты Джейн в Хайбери становились все реже. Бабушка постоянно вмешивалась в дела внучки и всячески старалась оказать на нее влияние. Поддерживаемая любящей подругой, Рейчел была менее уязвима и постоянно умоляла Джейн не бросать ее. Собственно говоря, полковник всегда планировал, чтобы Джейн большую часть времени проводила в Лондоне. «Какими бы добрыми ни были их намерения, – говорил он, – бедные леди Бейтс никак не могут повлиять ни на благосостояние, ни на образование девочки; более того, ситуация в Хайбери отнюдь не благотворна, все они живут в крошечных темных комнатах, где не хватает воздуха».

Кроме того, полковник заметил, что Джейн возвращается из Хайбери обычно в некоем смятении чувств; ею владеют одновременно тоска по дому и грустное понимание того, что Хайбери больше не является ее настоящим домом. Полковник, который с течением времени все больше привязывался к Джейн, понимал ее лучше, чем собственную дочь. Искренне заботясь о благополучии девочки, он старался, чтобы ее поездки к родственникам были сведены к минимуму. Теперь Джейн проводила в Хайбери несколько дней на Рождество и на Пасху. Часто во время этих коротких визитов она не видела никого из прежних знакомых, хотя всегда очень старалась повидаться и поговорить с мистером Найтли, и всегда чувствовала себя очень разочарованной, если это ей не удавалось.

Свадьба Изабеллы Вудхаус и мистера Джона Найтли предоставила ей возможность встретиться с добрым соседом, а также с Эммой, теперь ставшей высокомерной юной леди пятнадцати лет. Эмма была одета в белоснежную муслиновую накидку поверх такого же белого шелкового платья, с жемчугами своей покойной матери в волосах. Она поприветствовала Джейн очень благосклонно.

Джейн Фэрфакс! Конечно, она ее помнит, даже очень хорошо. И Эмма очаровательно улыбнулась мистеру Найтли, который оказался рядом:

– Мы же всегда были подругами. Как много времени прошло с тех пор, как мы играли в классики и прятки, поверяли друг другу все свои детские секреты, а ты была вынуждена донашивать мои старые платья. Как тебе, должно быть, было неприятно! – Одновременно она рассматривала свою визави с естественным любопытством и без всякого смущения.

Неправда, подумала Джейн, мы никогда не играли в классики, но ответила не менее вежливо и дружелюбно.

Внешний вид Эммы, была вынуждена признаться Джейн, был безупречным, а ее обращение с каждым гостем на свадьбе – сердечным и любезным. Она улыбалась одинаково естественно и непринужденно и дамам Бейтс, кутающимся в заштопанные шали, и жене аптекаря миссис Перри, и старому Джону Эбди, стоявшему с шапкой в руках в воротах церкви. Короче говоря, поведение Эммы на людях было безукоризненным, она не допустила ни одной ошибки, но все равно, думала Джейн, все это было похоже на хорошую актерскую игру. На урок, который она как следует вызубрила, сонату Бетховена на фортепиано. Почему-то чувствовалось, что в сердце у нее что-то совсем другое и, произнося вежливые фразы, она критикует всех и считает себя выше. «О, как бы я хотела, – Джейн Фэрфакс искренне изумилась силе собственных чувств, – как бы мне хотелось хотя бы раз в жизни увидеть, что Эмма Вудхаус получила настоящий резкий отпор».

Они еще раз побеседовали во время свадебного завтрака. Эмма с легким интересом расспрашивала о жизни в Лондоне, а Джейн, на этот раз остро чувствуя, что Эмма ни разу не уезжала из Хайбери, ограничилась кратким описанием библиотек, научных лекций и прогулок в Кью-Гарденс. Все это вроде бы не произвело особого впечатления на Эмму. У нее дар, подумала Джейн, придавать вещам, которые делает лично она, ауру важности и даже превосходства, даже если это недостатки или ошибки: «О, я никогда этого не делаю. Я никогда не читаю таких книг. Я испытываю сильную неприязнь к таким украшениям…»

В ситуации, когда любой другой человек почувствовал бы необходимость как-то объяснить недостаток знаний, Эмма с непоколебимой уверенностью обращает свою неполноценность в достоинство. С большим нежеланием, но Джейн все же не могла не признать, что Эмма произвела на нее впечатление, и хотя нравиться она ей от этого больше не стала, столь непоколебимое непробиваемое самодовольство все же было чем-то особенным. «Откуда это у нее? У Изабеллы нет ничего подобного, у мистера Вудхауса тоже». Джейн представила, какой была бы встреча Эммы с миссис Фицрой, и пришла к выводу, что они, возможно, нашли бы общий язык.

От двоюродной бабушки полковник унаследовал не только деньги и старомодные драгоценности, но и вполне современное поместье в Вест-Индии, которое, к сожалению, было предметом правового спора; другие стороны, возможные наследники, предъявили права на него, и кроме того, плантация была обременена долгами. После нескольких лет обширной переписки по этому вопросу адвокаты полковника посоветовали ему, что, несомненно, легче всего доказать свои права и добиться решения, съездив на место и разобравшись с проблемой лично. Тщательно все обдумав, он решил не только поехать, но и взять с собой семью.

– Ты и девочки тоже можете поехать, Сесилия. Ты получишь свидетельства, касающиеся работорговли, а твои лондонские комитеты, не сомневаюсь, смогут обойтись без тебя в течение года или около того. Рейчел будет рада посетить места, где прошло ее детство, и путешествие поможет ей хотя бы немного избавиться от робости и стеснительности, а Джейн оно откроет глаза на мир. – Тем самым полковник завуалированно признал факт, что он действительно любит Джейн и хочет показать ей мир. – Да и теплый климат благотворно повлияет на ее слабые бронхи.

«А самое главное, – подумал полковник, но не сказал об этом вслух, – мы оставим в Англии твою мать». Отношения между миссис Фицрой и остальным семейством были далеки от идеальных, и она, хвала Всевышнему, не имела ни малейшего желания покидать Лондон ради посещения далеких берегов, куда так и не добралась цивилизация. Париж – это одно, а Наветренные острова со змеями, скорпионами и желтой лихорадкой – совершенно другое. Поэтому она объявила о своем намерении остаться на Манчестер-сквер. Ее постоянное проживание в доме не позволяло весьма выгодно сдать его в аренду, но полковник считал, что потеря дохода ничто по сравнению с радостью, которую принесет временное избавление от компании тещи. В глубине души он вынашивал надежду, что, возможно, к моменту возвращения семьи в Лондон старая карга отправится к праотцам.

Судебная тяжба, как это обычно бывает, оказалась трудной и затяжной. Прошло почти пять лет, прежде чем семейство смогло вернуться в Англию; полковник продал поместье дешевле, чем рассчитывал, так что вырученная сумма едва покрыла расходы на продолжительное путешествие. В довершение всего перед самым возвращением он подхватил желтую лихорадку и находился в весьма плачевном состоянии, а после ужасного приступа черной рвоты вообще едва не отдал Богу душу. Только неистребимое упрямство позволило полковнику убедить своих домашних в том, что его следует доставить на борт и отплыть в Англию в запланированные сроки. Возможно, именно морское путешествие спасло ему жизнь: отличный врач на борту и лечение французской целебной водой, лекарством, полученным добавлением определенных трав в алкоголь, в конце концов поставили его на ноги. Джейн и Рейчел преданно ухаживали за ним, но если он и чувствовал благодарность, то никак этого не показывал; его характер во время болезни сильно испортился, и хорошие отношения, которые начали устанавливаться между ним и дочерью, снова ухудшились. С раздражительностью выздоравливающего он все время ворчал по поводу загорелой кожи Рейчел, ее веснушек и выгоревших на солнце волос: ну почему, скажите на милость, она не могла носить соломенную шляпку, как разумная Джейн, которая сохранила свою бледную кожу безукоризненной даже в тропическую жару?

Обеим девочкам делало честь то, что все это никак не повлияло на их отношения. Обе знали, что постоянное ношение Джейн шляпы было связано не с заботой о цвете лица, а с желанием избежать адских головных болей, которые все еще временами изводили ее, возникая безо всяких видимых причин и вынуждая ее ложиться в постель на два-три дня, потому что никакие лекарства не помогали.

Вернувшись в Англию, они узнали, что старый король окончательно лишился рассудка и все ожидали его скорой смерти. Принц Уэльский был назначен регентом, и война в Европе продолжалась.

Между тем на Манчестер-сквер, где, к огромному разочарованию полковника, все еще проживала миссис Фицрой, возник яростный спор.

Бабушка бросила один-единственный взгляд на свою внучку и взвыла:

– Что за волосы! Зубы! Лицо! Как, скажите на милость, ее вывезти? – спросила старая дама, злобно уставившись на свою дочь.

– Вывезти? – переспросила Сесилия, оторвавшись от Меморандума Уилберфорса о работорговле, который увлеченно читала.

– Вывезти в общество, Сесилия! Представить свету! Как, по-твоему, она сможет заполучить мужа, если у нее не будет дебюта?

– О, мама, ты же не думаешь, что Рейчел придется пройти через все эти старомодные ритуалы? Это все равно что вывести украшенную ленточками ломовую лошадь на майский парад. Да и Рейчел это не понравится, правда, Рейчел?

– Ч-что мне н-не понравится, мама? – спросила Рейчел, войдя в комнату.

– Представление ко двору, «Олмак», балы и все прочее.

– Ты же не заставишь нас пройти через это? – потрясенно воскликнула Рейчел, в ужасе округлив глаза. – Я не хочу! И уверена, Джейн тоже не захочет!

– Вопрос о представлении мисс Фэрфакс даже не стоит! – холодно сообщила миссис Фицрой. – Она никто и не имеет будущего. Но ты, моя внучка, должна занять подобающее место в обществе, и для этого я отложила тысячу фунтов, чтобы оплатить твой гардероб и прочие расходы.

Пусть миссис Фицрой это действительно сделала, но только, проворчал полковник Кэмпбелл, из очень и очень щедрого годового содержания, которое он ей выплачивал.

– Я не собираюсь делать то, что не сможет сделать Джейн, – заявила Рейчел. – И в любом случае я не желаю, чтобы меня представляли. Так что спасибо, бабушка.

В крайней степени возмущения миссис Фицрой обратилась к полковнику:

– С девочкой срочно нужно что-то делать, Джеймс! Ей необходим самый тщательный уход. – Она вещала, с явным отвращением выплевывая слова, но понимая, что они производят необходимый эффект на зятя. – Иначе она останется старой девой.

В этот раз, хотя это было ему чрезвычайно неприятно, полковник был склонен стать на сторону тещи. Проявляя нетерпение, поскольку он всегда предпочитал мир и спокойствие в доме и желал поскорее разрешить неприятные вопросы, он сказал Сесилии, что Рейчел действительно необходимо приобрести внешний лоск. Ей уже девятнадцать, почти двадцать, пора искать мужа, а как она сможет привлечь внимание нормального мужчины, если у нее вся физиономия в веснушках, между передними зубами дырка, она заикается и абсолютно лишена уверенности в себе, каковая необходима в высшем обществе.

– Она должна начать посещать званые вечера, пусть даже небольшие, для узкого круга.

Рейчел, чьим единственным желанием было посещение уроков рисования в Королевской академии, пришла в ужас.

– А как же Джейн? Она будет со мной?

– Конечно же, нет! – резко выпалила миссис Фицрой.

Мать Рейчел, довольно скоро уставшая от обсуждений, занялась более интересными делами – начала переписку с Сэмюелем Уитбредом.

– У Джейн нет никакой необходимости привыкать к обществу, да и кому она там нужна? Джейн надо искать место гувернантки. А ты, моя дорогая, когда тебе исполнится двадцать один, будешь иметь состояние в двенадцать тысяч фунтов.

– Я разделю свое состояние с Джейн, – объявила Рейчел.

Миссис Фицрой покинула комнату в ярости.

Глубоко взволнованная Рейчел решила посоветоваться с Джейн.

Конечно, они обе знали, что настанет время, когда их жизненные пути разойдутся и им придется расстаться, но этот момент всегда был далеко впереди, а теперь будущее внезапно оказалось рядом, задолго до того, как они подготовились к нему.

Джейн тайком посетила бюро найма на Уигмор-стрит, чтобы ознакомиться с условиями найма гувернанток, и пришла оттуда очень расстроенная, причем не только мизерной оплатой, но и откровенным неуважением, с которым сотрудники бюро обращались с претендентками. По элегантной одежде и хорошим манерам ее приняли за перспективную нанимательницу, и она не стала никого разубеждать. Понаблюдав и послушав некоторое время, она ушла, мысленно обозвав себя трусихой, но все же находя оправдания своему поведению: «Полковник Кэмпбелл сказал, что я не должна начинать работу до того, как мне исполнится двадцать один год, или до замужества Рейчел. Интересно, что случится раньше?»

– Ах, если бы у нас были друзья, которые могли нас поддержать! – вздыхала Рейчел.

Джейн с тоской думала о мистере Найтли, но он никогда не мог считаться ее другом, он просто был предметом ее детских дум и мечтаний.

Понятно, что Джейн съездила в Хайбери сразу же после возвращения из Вест-Индии и с большой радостью нашла тетю Хетти и бабушку в добром здравии. Они медленно и спокойно вступили на отрезок жизненного пути между пятьюдесятью и семьюдесятью годами, когда люди спокойные и физически здоровые почти не меняются. С Джейн все было наоборот, и ее родственники не могли нарадоваться на то, как она выросла и расцвела, какой образованной стала и каких высот достигла в музыке. Вся деревня должна встретиться с их вернувшейся любимицей. К сожалению, понятие «вся деревня» в этом случае не включало мистера Найтли, который недавно уехал на овечью ярмарку в Холкхэме, чтобы изучить современные теории выращивания бобовых культур и кормления скота жмыхом.

– Ох уж мне эти новомодные идеи, – проворчал один из его людей, Уильям Ларкинс, встретив Джейн на улице, – ничего из них хорошего не выйдет, помяни мое слово.

Джейн оставалось только согласно кивнуть и пойти своей дорогой, горько сожалея об отсутствии единственного человека, кроме ее семьи, которого ей очень хотелось повидать.

* * *

Наконец, после многих часов семейных споров относительно выхода в свет Рейчел, именно она и нашла решение, устроившее все стороны.

– У меня идея, – объявила она как-то утром Джейн.

– Какая? – без особого интереса спросила Джейн.

Она вообще с большой осторожностью относилась к планам Рейчел, поскольку они в основном являлись хотя и грандиозными, но абсолютно нереальными. Например, однажды Рейчел решила, что Джейн станет писательницей и будет писать романы, а она, Рейчел, станет их иллюстрировать. Джейн, реалистка до мозга гостей, понимала, что с таким же успехом они могли сообща попробовать зарабатывать на жизнь пиратством.

– Я получила письмо от Мэтта Диксона. – Рейчел, к крайнему неодобрению бабушки, никогда не теряла связи с братьями Диксонами, поддерживая с ними спорадическую, временами прерывающуюся, но оживленную и дружескую переписку. – Мэтт говорит, что Сэм снова болел, но теперь они собираются посетить Уэймут в надежде, что свежий воздух благотворно подействует на его здоровье. Давай предложим папе тоже поехать в Уэймут.

Джейн не вполне понимала, как визит в Уэймут поможет решить их проблемы. Неужели Рейчел считает, что Диксоны ее спасут?

– Нет… ну, не совсем так… н-но у них могут п-появиться полезные идеи. К-кроме того, Уэймут – п-прекрасное место. Вспомни, как нам было там хорошо даже без Мэтта и Сэма. Я буду чувствовать себя намного лучше т-там, раз уж нам п-придется ходить на вечеринки. Даже б-бабушка согласится, что начинать лучше в Уэймуте.

Удивительно, но миссис Фицрой действительно согласилась. Лондонский сезон уже подходил к концу, общество мало-помалу покидало город и уезжало в свои загородные поместья. Ее внучка вполне могла приобрести немного лоска в более свободной неформальной атмосфере водного курорта. Одновременно началась интенсивная кампания по усовершенствованию цвета лица с помощью лосьона, волос – с помощью яиц и розмариновой воды, кожи рук – с использованием солей и лимонной корки, и губ – с помощью спермацета.

Мисс Уинстэбл сопровождала семейство в Вест-Индию (и всем смертельно надоела, как утверждал полковник; она всякий раз принималась визжать, если видела сороконожку, боялась местных жителей и моментально заболевала, если могла оказаться хотя бы в чем-то полезной). По возвращении в Англию, к большой радости всех домочадцев, кроме нее, было решено, что она больше ничем не может оказаться полезной; она получила достойное вознаграждение от полковника, а девочки с облегчением вздохнули. Как оказалось, они рано обрадовались, потому что была нанята новая компаньонка – миссис Консетт, которая должна была привить им хорошие манеры, по тем или иным причинам не привитые миссис Кэмпбелл.

– Пусть бы лучше осталась мисс Уинстэбл, – вздохнула Рейчел через несколько дней.

Путешествие из Лондона в Дорсет заняло три дня, поскольку миссис Фицрой не желала торопиться. Она всегда возила с собой собственные простыни и требовала, чтобы гостиничные комнаты полдня проветривали, прежде чем она туда войдет.

Джейн втайне надеялась, что, поскольку дорога в Уэймут пролегает чуть в стороне от Хайбери, у нее появится шанс повидаться с родными, однако на ее предложение миссис Фицрой наложила решительное вето: «Что за абсурд, терять несколько часов ценного времени! И зачем? Чтобы пообщаться с совершенно непримечательными людишками, с которыми никто, кроме Джейн, не знаком. Незачем!»

Джейн очень хотелось, чтобы Рейчел познакомилась с бабушкой и тетей Хетти, и еще она рассчитывала хотя бы одним глазком взглянуть на мистера Найтли, но, получив категорический отказ, сразу поняла, что было неразумно испытывать такие надежды.

– Ничего, – тихонько шепнула ей Рейчел, сжимая руку, – возможно, мы сможем заехать в Хайбери на обратном пути. Мало ли, что может до этого случиться. – И она подмигнула с видом заговорщицы. Они уже не раз говорили, как было бы удачно, если бы миссис Фицрой случайно свалилась за борт в открытом море.

В Уэймуте, когда они туда приехали, было мало народу, однако в книге зала приемов было уже записано достаточное количество респектабельных имен, чтобы миссис Фицрой чувствовала себя вполне комфортно.

– Хм, Понсонби, да – Аберкромби, Росс, Актон, Драммонд – хм, хм, ах, леди Пичли, у нее две девочки возраста Рейчел, это очень хорошо. Уилер – это не имя, Далримпл, ах, Феликс, это младший сын виконта, у него нет перьев, чтобы летать, Бэринг, Уиндем; да, у нас будет очень приличное общество. Уиндем наследует огромное поместье своей двоюродной бабушки.

Если там и было имя Диксон, оно не было прочитано вслух.

Как и во время предыдущих визитов, они остановились на несколько дней в «Ройял-отеле» в северной части города (которая раньше называлась Мелкомб-Реджис, а теперь – Нью-Уэймут). Тем временем они искали удобный дом, чтобы снять его на лето, и нашли вполне подходящий среди зданий Йорка, обращенных к морю, к большой красивой бухте, давшей Уэймуту прозвище дорсетский Неаполь.

– Такой дом вы не могли бы так просто снять еще десять лет назад, – грустно сообщил его владелец. – Когда его величество имел обыкновение сюда приезжать в это время года, люди считали удачей снять хотя бы чердак. Говорят, его величество совсем слег, лондонские доктора держат его взаперти. Стыд и срам – это мое мнение. Он был таким приятным, любезным старым джентльменом, любил каждое утро искупаться в море, вон там, видите? Там до сих пор стоит его кабинка, можете сами посмотреть, если не верите.

Она действительно там стояла, на самом деле, их было даже две, как они позднее обнаружили; одна восьмиугольная на колесах, другая – большая плавучая конструкция, как плавучий дом, пришвартованная в устье реки у мыса Ноус. Конструкции регулярно красили в красный, белый и синий цвета, сверху имелась позолоченная корона. После того как его величество изволил искупаться, рассказывал домовладелец, толпы на берегу выражали свой восторг громкими криками, а оркестр Королевского драгунского полка играл «Боже, храни короля».

Жаль, конечно, что эти волнующие дни прошли, но все же, думала Джейн, Уэймут остался очень приятным оживленным городом. Возможно, в городском зале больше никто не устраивает королевских приемов, но еженедельные балы все еще проводились, а в королевском театре на эспланаде давали пьесы и прочие развлекательные представления, причем был новый зал и старый зал. А еще была библиотека Харви и зал для игры в карты, не говоря уже о множестве маленьких библиотек, где можно было почитать газеты и взять книги. На живописных узких улицах старого города было полно магазинчиков, где туристы могли приобрести рыбацкие сети и стеклянные шары или разные окаменелости из Лайма, и еще рядом с театром там был магазин игрушек Райалла, где королева Шарлотта и ее дочери покупали пирожные и сахарные палочки. Кроме всего перечисленного, в казармах Редипола стояли войска, и в бухте было полно кораблей, которые продолжали нести вахту против возможного нападения французов.

Миссис Фицрой, конечно, могла воротить нос и говорить, что Уэймут – мелкий провинциальный городишко по сравнению с Батом: Мэтт Диксон, который там учился в школе, утверждал, что Бат – премерзкая дыра, расположенная в сырой промозглой долине, где никогда не прекращается дождь. Уэймут, по словам Мэтта, стократ предпочтительнее, поскольку там есть, во-первых, море, а во-вторых, можно совершить много увлекательных поездок: замок в Сэндсфут, на остров Портленд, озеро Редипол, к колодцу желаний в Апуэлле, Лалуорт-Коув, скале Дордл-Дор и Корфский замок.

– Здесь можно осматривать окрестности вечно, – сказал он Рейчел. – Слушай, как здорово, что вы наконец приехали. Мы прекрасно повеселимся. И это очень хорошо, что вы обе отличные наездницы.

– Жаль только, что Сэм не может нас сопровождать, – вздыхала Рейчел.

Диксоны уже обосновались в Уэймуте. У них был симпатичный домик на Тринити-роуд – с противоположной стороны бухты. Они или Кэмпбеллы из отеля «Йорк-Плейс» могли воспользоваться паромом, если хотели навестить друг друга, искупаться в море или прогуляться по эспланаде.

Миссис Фицрой не делала секрета из того, что невысокого мнения о Диксонах. Она встречалась с ними всего лишь раз, когда впервые появилась на Манчестер-сквер, и теперь могла лишь признать, что мальчишки перестали быть неотесанными сорванцами.

– Но Диксон! Фи! Что это за имя!

Полковник Кэмпбелл, игнорируя неодобрение тещи, продолжал любить Диксонов. Майор был его старым добрым товарищем; к несчастью, он погиб в сражении при Вимейро. И полковник, и миссис Кэмпбелл были искренне привязаны к миссис Диксон, добрейшей, слегка неряшливой веселой леди, которая надеялась, купаясь, немного похудеть.

– Я слишком полная, мои дорогие, слишком толстая. – Но поскольку после каждого купания, чтобы согреться, она съедала несколько пирожных, купленных у Риалла, причем до ленча из пирожков с лобстерами и маринованных груш, представлялось маловероятным, что ей удастся осуществить задуманное.

На Джейн с самого начала братья Диксон произвели самое благоприятное впечатление, и она отлично понимала, почему Рейчел их так часто вспоминает и так много лет поддерживает переписку. В общем, их нельзя было назвать красивыми, этого о них не мог бы сказать никто, тем более если сравнить их, к примеру, с мистером Найтли. Но их внешность, особенно Мэтта, была необычной и даже в какой-то степени поэтической. Так, собственно, и должно было быть, потому что Мэтт, он сам в этом признался, пробовал себя в поэзии и даже уже закончил несколько од; он ежедневно делал записи в блокноте, который именовал «книга набросков», и надеялся связать свою жизнь с литературой.

Они были англоирландцами.

– Предки пошли за Кромвелем, понимаете, и было это не так уж давно; норманны и чистокровные ирландцы нас не замечают, мы для них просто сброд, – ухмыляясь, объяснил Сэм.

Но Джейн предполагала, что после Кромвеля было много смешанных браков с чистокровными ирландцами; у обоих мальчиков были кельтские волосы, а у Мэтта настоящая грива – грубая, косматая и вьющаяся – до плеч; у них были высокие скулы и большие темные кельтские глаза. Оба были неудержимо болтливы и могли, по словам Рейчел, заговорить медведя так, что он забудет о зимней спячке. Они всегда оживленно жестикулировали, не брезговали драматической декламацией, искрометными шутками и острой сатирой. А их манеры, некогда столь грубые и неуклюжие, теперь были изысканными, что видели все, кроме миссис Фицрой, конечно. Мальчики понравились даже миссис Консетт.

– Прекрасные юноши, – вздохнула она. – А какая романтическая внешность! И со временем старший получит титул – когда умрет его дядя лорд Килфинан. Жаль только, что мистер Сэм такой болезненный.

– Ирландский титул! – фыркнула миссис Фицрой. Она считала их агрессивными, исполненными притворства и прочей чепухи. Но главное – Диксон! Что это за имя? Оно отдает бакалейным прилавком – вот и все, что можно сказать.

А тем временем Рейчел и Джейн неплохо проводили время с мальчиками. Их продолжали так называть, хотя Мэтту уже исполнилось двадцать, а Сэму – девятнадцать. Мэтт учился в Кембридже, а Сэм из-за постоянных болезней пока не поступил в университет, но рассчитывал сделать это в следующем году. Мэтт, конечно, унаследует поместье и титул своего дяди.

– Если я не стану раздражать старого маразматика, титул в конце концов перейдет ко мне. Но он может вычеркнуть меня из завещания, если захочет, и, бьюсь об заклад, рано или поздно сделает это, потому что у него слишком много тараканов в голове и он меня не любит.

Сэму предстояло принять сан, но сначала надо окончательно выздороветь. Их мать, веселая беззаботная леди, редко позволяла себе слишком долго тревожиться из-за жизненных сложностей, но даже она беспокоилась о теперешнем его состоянии. Семейство прибыло морем из Корка в Уэймут, и, к сожалению, в районе Лендс-Энд их судно попало в жестокий шторм; бедный Сэм совсем расхворался и кашлял так сильно, что у него началось кровотечение. Но все надеялись, что свежий воздух и морские купания скоро восстановят его здоровье. Миссис Диксон всегда была несокрушимой оптимисткой. Плохо, конечно, что после утреннего купания Сэм почувствовал себя так плохо, что был вынужден лечь и отдыхать до полудня, но в самом ближайшем будущем он непременно поправится. Ну а Сэм следил за тем, чтобы физическая немощь не испортила ему характер; он всегда был весел, почти каждый день зазывал друзей к себе в дом на Тринити-роуд, куда стараниями миссис Диксон, очень преданной матери, было доставлено прекрасное фортепиано. Оба ее сына обожали музыку: Мэтт любил петь и имел прекрасный голос, Сэм играл на скрипке и тоже хорошо пел, но из-за этого кашлял. Братья вместе с Рейчел и Джейн исполняли самые разные песни, дуэты, трио и квартеты. Сэм был счастлив, найдя в Джейн великолепную исполнительницу, и дом, как часто говорила миссис Диксон, «целыми днями звучал, как гнездо певчих птиц». По вечерам Мэтт, Рейчел и Джейн брали лошадей и ехали на прогулки в окрестные деревни; иногда их сопровождал Фрэнк Черчилль; он тоже приехал на воды в Уэймут с дядей и несгибаемой тетей. Но Фрэнк в сравнении с разговорчивыми, одаренными богатым воображением, яркими братьями Диксон казался добрым, дружелюбным, но довольно скучным молодым человеком, и на Тринити-роуд его приглашали нечасто.

Миссис Фицрой могла только жаловаться – что она и делала. По ее убеждению, внучка слишком много времени проводила с этими ирландскими разбойниками, однако полковник Кэмпбелл не возражал, если только с молодыми людьми постоянно находились миссис Диксон или миссис Консетт.

– Но ведь она не знакомится с теми, с кем должна общаться, – ежедневно повторяла миссис Фицрой. – Здесь девочки леди Пичли, и Далримплы, и мисс Актон – все они представители высшего общества, от которых Рейчел могла бы научиться манерам и приятному обращению, а вместо этого она поет ирландские песенки и носится на лошади по окрестностям, приобретая еще больше веснушек.

– Возможно, и так, мэм, но она определенно стала не такой нервной и, похоже, меньше заикается. – Это было чистейшей правдой. То, чего не смог добиться синьор Негретти со всеми своими упражнениями, было достигнуто благодаря смеху, удовольствию и приятной компании. После двух-трех часов пения с мальчиками Рейчел говорила намного свободнее, почти не заикалась и не задыхалась. Иногда молодые люди играли в шарады, читали стихи, декламировали и рассказывали, и можно было только удивляться, как блестяще Рейчел все это удавалось. Веселые разговоры и дружеское участие сотворили чудеса, придав ей уверенности в себе. Да и ее внешность, заметила Джейн, менялась каждый день, причем в лучшую сторону. Нос уже не был таким красным, регулярное применение косметических средств улучшило волосы, лучезарная улыбка оживляла лицо.

Тетя Фрэнка Черчилля, давно ставшая инвалидом, почти не показывалась в городе; она сняла красивый дом на Огаста-плейс и в основном оставалась взаперти, принимая то докторов, то массажистов. Она ни разу не искупалась в море, но вместо этого принимала ежедневные дорогущие горячие и холодные ванны в заведении, специально для этой цели поставленном на набережной. А ее муж, с другой стороны, нанял одну из купален с зонтиками, сдающихся в аренду за полтора шиллинга (с сопровождающим), и каждое утро в семь часов его видели выбирающимся из портшеза и поднимающимся по ступенькам в купальню; после этого лошадь тянула купальню на достаточную глубину, затем ее выпрягали и уводили на берег, а купающийся мог спуститься с морской стороны конструкции в воду и купаться под зонтиком, с помощью сопровождающего или без оного. После завершения купания лошадь снова впрягали с береговой стороны конструкции и купающегося доставляли на сушу.

Полковник Кэмпбелл, испробовав то же самое однажды, заявил, что все эти купальни – ерунда, способная разве только вытрясти душу из нормального человека, и предпочитал плавать в море без громоздких подручных приспособлений. Поэтому он, Мэтт Диксон и Фрэнк Черчилль нередко уходили на северную оконечность бухты – к казармам в полумиле от города, где могли плавать и плескаться вдалеке от женских глаз, не боясь оскорбить чью-либо скромность.

Джейн и Рейчел чрезвычайно сожалели, что женщины не могут сделать того же самого; по их общему мнению, купальни были крайне неудобны, да и сопровождающий всегда возвращался раньше, чем хотелось бы (на весь пляж было всего около сорока купален, поэтому они пользовались повышенным спросом). Но им очень нравилось море, «и оно благотворно в-влияло на п-папину больную н-ногу», всегда говорила Рейчел.