Текст книги "Чёрные корабли"

Автор книги: Джо Грэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

– Я останусь, раз ты этого желаешь, царевич Эней, – ответила я.

Анхис фыркнул. Явно остались еще недовольные. Я молчала – по правде говоря, мне было нечего сказать. Ее рука меня не коснулась, а в кораблевождении я ничего не смыслила.

Обсуждали в основном то, что мы, на пяти кораблях посреди океана, ничего не знаем об остальных четырех судах и трех рыбацких лодках. Во время шторма «Крылатую ночь» видели с двух кораблей: она, судя по всему, должна была уцелеть. Кому-то попалось судно, похожее на «Очи Владычицы» – из наших кораблей самый старый и слабый.

– Там прочный корпус, – вставил Ксандр, – а Иамарад – хороший кормчий. Надеюсь на лучшее.

Мы не знали, где находимся: за полтора дня шторма нас могло унести далеко. Ни на одном корабле не было пригодной воды.

– Морская вода просочилась в бочки, – сказал Ксандр. – У нас два или три бурдюка пресной воды и амфоры с вином.

На каком-то из кораблей не было и того; решили переправить туда вина.

– У нас его много, больше ста кувшинов, – уточнил Ксандр.

Пока шел совет, с передней палубы «Семи сестер» раздался крик:

– Земля!

На горизонте виднелось пятно – низкий полукруглый остров. Двое кормчих наперебой стали перечислять названия островов, словно соревнуясь друг с другом.

– Слишком далеко к северу, это не Лазба.

– И не Дана, нас не могло так снести к югу…

Анхис вцепился в плечо сына:

– Вот кара за то, что мы не совершили возлияние Афродите Кифере, когда закончился шторм! Это остров Мертвых!

– Не может быть, – возразил кто-то из кормчих.

– Остров Мертвых? – спросила я Нея.

Он кивнул.

– В дни юности моего прадеда здесь стоял остров – высокая гора над морем, видимая издалека. Изобильное место, где людям нечего было желать: зеленые пастбища, масличные сады, великолепные города. Легко обороняемая твердыня на перекрестке торговых путей, могущественное царство, крепкий союзник Крита. Не было морей, куда не заходили бы их корабли. Но люди чем-то прогневали богов. Гора прорвалась огнем, уничтожив все – рощи и пастбища, города и людей.

Он говорил тихо, глядя на что-то недоступное моему взгляду. Словно вспоминал виденное.

– Море поднялось огромными зелеными волнами и поглотило все побережье. В тот день погибла четверть критского населения и все корабли, что были в море. Уцелели лишь дворцы и города на возвышенностях. Когда море утихло, от острова остались два полукружия низкого берега, усыпанные телами вперемешку с поваленными деревьями.

– Значит, это здесь? Я слышала рассказы о затонувшем острове, но не знала, где он.

– Здесь, – ответил Ней. – Погибшая Фера, остров Мертвых.

– Эти земли прокляты, – не отставал Анхис. – Плывем отсюда скорее.

– Если это Фера, – заметил кормчий «Охотника», – то других островов поблизости нет, воду взять негде.

– Без воды нам нельзя, – отозвался кормчий «Облака».

– Всякому, кто ступит на землю острова Мертвых, грозит проклятие, – стоял на своем Анхис.

– Вода там есть? – спросила я.

– Неизвестно, – ответил Ксандр.

– Остров большой, вода наверняка найдется, – предположил кормчий «Охотника», Аминтер. – На тех пастбищах, что упоминал Ней, уж наверняка были родники.

Анхис поджал губы:

– Упоминал царевич Эней!

– Отец…

– Без воды нам не обойтись, – сказал кормчий «Облака». – Надо бы сойти на берег и поискать.

Я взглянула на Ксандра – вот уж кому точно не хотелось идти.

– Всякий, чья нога коснется острова Мертвых, переступает порог Царства Смерти, – настаивал Анхис.

– Этим нельзя пренебрегать, – согласился кормчий «Жемчужины», Марей. – Гнев богов – совсем не то же, что морские опасности.

Ксандр кивнул.

– На остров пойлу я, – сказала я.

Ней резко обернулся, впившись в меня глазами.

– Я не переступаю порог Царства Смерти. Она моя госпожа, в Ее священных местах мне ничего не грозит.

– Но что тебе там делать?

– Попробую отыскать родник. Если найду, испрошу Ее позволения набрать воды. И совершу должное, чтобы умилостивить Владычицу. – Глядя в лицо Анхиса, мечущего грозные взгляды, я добавила: – Обсуждать дальше Ее сокровенные ритуалы было бы неуместно.

На это ему оставалось только промолчать.

– Я пойду с тобой, – сказал Ней, – как ходатай за весь народ. Мне это пристало более всех. И еще там могут быть змеи.

«Семь сестер» подошел к большему из островов, почти вплотную к оконечности. Ней прыгнул в воду и протянул руки за мной. Волны шли холодные и высокие.

Мы выбрались на берег.

– Отмель широка, песка много, – сказал Ней. – Хорошая была бы стоянка.

Я кивнула. Он взял меня за руку и помог взойти на песчаный холм. Между двумя полукруглыми островами лежала лагуна.

Чистая, как стекло, вода набегала на белый песок; ее прибрежная бирюза переходила в темную лазурь над глубокой впадиной между островами. На дне я разглядела стены, и фундамент зданий, и что-то похожее на пристань. Волны колыхали подводное пространство, в каком-то из дверных проемов словно задержалась женская фигура в темной накидке. Когда она шевельнулась, стало ясно, что это осьминог, – помедлив, он скрылся в темноте.

Ней все еще держал меня за руку.

– Когда-то здесь был могущественный город.

– Теперь он спит, покрытый водой, – отозвалась я. – Город Владычицы Моря.

– Здесь неглубоко, сажени три или меньше. Наверное, даже две. Я мог бы нырнуть…

– Зачем? Чтобы потревожить мертвых? – Я наклонилась и подобрала с песка обломок глиняного сосуда, истертого волнами, но все же с четко видимым узором и каймой. – Вот, держи, если тебе нужно от них что-то на память.

Я вложила обломок ему в руку и стала медленно взбираться выше – на скалы, гладкие и острые, как бронза, и черные как ночь.

Ней все еще глядел вниз, на воду. Я позвала. Он поднялся ко мне со странно отрешенным взглядом, какого прежде мне не доводилось встречать у мужчин.

– Что тебе видно? – осторожно спросила я.

– Город, – проговорил он. – Корабль с нарисованным на носу осьминогом. Дворцы с красными колоннами и цветными крышами. Огромная волна. – Голубые глаза смотрят в пустоту, щетина на подбородке золотится в лучах солнца.

– Былое, – отозвалась я. – Времена твоего прадеда.

– Да. Я не могу этого помнить.

– Уйдя за Реку, мы живем среди полей вечной пшеницы под незакатным солнцем. Но когда приходит срок, мы пересекаем Реку, называемую Память, – Лету. Мы возвращаемся в изменчивый мир и забываем прошлое.

– И возлюбленных? И друзей?

Я перевернула его руку и провела пальцем по глиняному черепку, лежащему на широкой ладони.

– Да. Пока не получим напоминания.

Эней взглянул мне в глаза:

– Неужели она вправду забыла меня там, за Рекой?

– Кто?

– Креуса, моя жена. Она погибла при взятии города. Без нее мир померк… – Он опустил голову, я едва расслышала последние слова.

– Не скрывай слез, царевич. Слезы благородны, когда ими оплакивается благородство умерших.

Он опустился на колени посреди черных скал, прижимая к груди осколок глиняного сосуда. Плечи его подрагивали. Я встала на колени рядом.

– Плачь, царевич. Ты ведешь за собой всех нас, так поплачь хотя бы на безлюдном острове, где твои слезы увижу только я. – Черные рукава моего хитона обняли его, как крылья.

Я не слышала его слов, кроме «Креуса, любимая». Охватив его руками, я ждала. Чернокрылые чайки кружили над нами, ловя потоки морского ветра. «Я Чайка, – подумала я, – внучка корабельного мастера из нижнего города». Эней, последний царевич Вилусы, остался бы для меня недосягаем, даже не будь я жрицей.

Наконец он пошевелился.

– Прости, госпожа…

Я коснулась его лица, провела рукой по теплому шершавому подбородку, заставила посмотреть мне в глаза.

– Не нужно извиняться. Она привычна к светлым слезам, проливающимся у подножия Ее трона.

Он коротко кивнул.

– Правда?

– Правда, – улыбнулась я ему. – Все хорошо, царевич Эней.

– Ней.

– Да.

Он повертел в руке глиняный осколок и сунул его в поясную сумку. Затем встал.

– Я глупец. Острова скалисты и едва выступают над морем. Здесь нет воды.

– Есть.

– Откуда тебе знать?

– Здесь гнездятся чайки. Видишь? Они не станут жить там, где нет пресной воды.

Мы взобрались наверх, к нагромождению камней – старых, выветренных временем, с оставшимися в них осколками ракушек. Некоторые еще как будто хранили следы обтесывания. Почти у самого верха открылась зеленая ложбина, из-под камней бил родник. Чайки, крича, захлопали на нас крыльями.

– Мы не потревожим ваших гнезд, – произнесла я громко, – и не коснемся на острове ничего чужого. Мы знаем, что вы принадлежите Владычице Мертвых.

Я опустилась на колени у родника.

– Великая Владычица, эти воды струятся из твоих святилищ, скрытых в глубинах земли. Позволь нам наполнить сосуды у твоего источника, наш народ жаждет и устал.

Наклонившись, я сделала глоток. Вода была свежей и прохладной, как горный ручей, легкой, как Ее согласие.

– Да, Ней, за водой можно приходить.

Ее милость

На острове Мертвых мы провели три дня. Вначале мало кто осмеливался ступить на берег: даже когда Ней вернулся к кораблям и рассказал о роднике, я видела, как многие закатывали глаза к небу и делали охранный знак.

– Я воззвала к Владычице Мертвых, – объяснила я им, – и попросила о помощи. Она послала своих птиц, чтобы указать нам священный источник, такой же чистый и прозрачный, как любой родник. Нам позволено набрать волы при условии, что на Ее острове мы не тронем никакой живой твари.

После этого некоторые согласились сойти на берег, воду стали набирать в большие бочки и носить в первую очередь на «Охотника» и «Семь сестер».

К концу первого дня, когда воду начали грузить на «Дельфина» и «Жемчужину», на горизонте показался парус. Тут же поднялась тревога, гребцов вызвали с острова, спустили весла. «Семь сестер» и «Охотник» вышли в море, готовые задержать противника насколько возможно. Но вскоре мы расслышали радостные крики – оказалось, к нам подходила «Крылатая ночь», на которой разместилась еще и команда «Грозы».

«Крылатая ночь», выйдя из шторма, видела другие суда лишь далеко на горизонте. На рассвете второго дня, когда шторм уже стихал, ей встретилась «Гроза» – почти затонувшая, палубы стояли вровень с поверхностью моря. Людей удалось перетащить канатами на «Крылатую ночь»; не спасли только одну женщину, сорвавшуюся в воду. «Гроза» пошла ко дну, но остались в живых двадцать один моряк, пять женщин и четыре ребенка. Потеря корабля была ощутимой.

– Новые корабли найти проще, чем восполнить кровь народа, – сказал Ней. – Нас так мало, что на счету все, даже грудные младенцы, и в такое время вы спасаете тридцать человек, обреченных на гибель. Сегодня вечером мы будем чествовать моряков «Крылатой ночи»!

В суматохе приветственных возгласов и объятий он незаметно отвел меня в сторону.

– Нам придется здесь побыть несколько дней. Не разгневается ли твоя Владычица?

– Нет. Она сама приготовила нам это убежище – иначе бы зачем Ее сестра привела нас к порогу Ее владений?

– Здесь широкие отмели с песчаным дном. Много пресной воды. И безлюдно. Хорошо бы остаться дня на два, привести в порядок суда и разместить людей с «Грозы». Может, еще подойдут «Очи Владычицы» и «Стриж». – Он умолчал о рыбацких лодках: зло не поминают, чтоб не накликать. Все меньше верилось, что лодки могли выжить, ведь шторм не вынесла даже «Гроза» – новый корабль, один из самых больших.

Мы остались на острове. Вечером Ней возжег костер, и на празднестве в честь моряков «Крылатой ночи» лилось лучшее вино Пилоса. Вскоре заговорили барабаны и флейты, у костра закружился хоровод, под луной разнеслись узнаваемые напевы родины. Их ритм напомнил мне пение рабынь, занятых льном, – вот откуда брали исток песни моего детства, песни печалей и утрат. Теперь они полнились радостью и утешением.

Румяная от вина Тия смотрела на пляшущих, хлопая в такт музыке. Кос кружился в танце и, обхватив плечи Ксандра, во весь голос выкрикивал слова песни. Бай присоединился было к хороводу, но на первых же шагах чуть не упал, его подхватила Тия и усадила к костру – так он сможет петь вместе с другими, а танцующие его не заденут. Бай ей что-то сказал – наверное, поблагодарил. Она еще больше раскраснелась. Он похлопал по земле рядом с собой; Тия, поколебавшись, села поодаль, в шаге от него, но лицо ее расцвело улыбкой.

Я отвела взгляд. «Пусть этот танец будет не для меня, – вспомнились давние слова. – Пусть никто не зовет меня любимой». Тогда это казалось просто.

А теперь что мне лелеять в мечтах? Учтивость царевича, его улыбки и доверие, предназначенные не мне, а прорицательнице?

Почему-то в памяти возникло легкое загорелое тело с гладкой кожей и спокойный, серьезный взгляд Ксандра.

Я отошла от толпы на берегу и, накинув покрывало, направилась к лагуне – к темным водам, по-прежнему хранившим свои тайны. Никто не окликнул, никто не пошел следом. Обхода берег, я наткнулась на обрушенную гряду камней, сбегающую к воде, – должно быть, остатки древней стены какого-то из дворцов, о которых вспоминал Ней. Я присела на камни, залитые светом почти полной луны. Как же нелегко бороться с собственным сердцем…

– Великая Владычица, – произнесла я, – ты знаешь мою любовь к тебе: она сильнее, чем жизнь. И отец, и мать для меня – ты. Но Кифера права: у меня тело молодой женщины. Преступление ли влечься к тому, кто принадлежит моему народу?

Никакого ответа, кроме едва слышного плеска волн. Чуть колышется лунная рябь, бросая отсветы на окна и двери домов, покоящихся на дне. Там нет даже человеческих костей, о былом напоминают лишь скелеты зданий. Вода неглубока, дома выглядят обманчиво близкими: сделай шаг – и ступишь на улицы, лежащие в Царстве Мертвых.

Какие воспоминания оставила я там, за Рекой? Жила ли я в этих домах, спала ли за этими окнами? Сами собой возникали перед глазами красные колонны дворца, и большое мягкое ложе, и обвившие меня теплые руки, и касающийся моей груди подбородок с золотистой щетиной, и мои ладони на сильных плечах… двое влюбленных на последней заре перед гибелью мира.

«Мир неиссякаем, – шепнула Она беззвучно. – Он гибнет и рождается вновь. Конец и начало – великое таинство, если хватит бесстрашия ему последовать».

– Я принадлежу Смерти, не началам, – отозвалась я.

«Вот как», – прошелестел легкий выдох.

Рядом посыпались камешки, кто-то еще взбирался на скалы. Я ждала… не знаю, кого именно.

Тия.

Я вздохнула.

Увидев меня, она оступилась и едва не упала.

– Госпожа! Я не думала тебя встретить…

– Ты не думала встретить кого бы то ни было, – ответила я. – Ты оставила праздник и хотела побыть одна. Я сейчас уйду.

– Нет! Не уходи. – Тия взглянула в сторону, поверх моря. – Я хотела…

– Тогда присядь рядом.

Она примостилась поблизости, обхватив руками прижатые к груди колени.

– Я знаю, что бывают такие… То есть ты не думай…

Я смотрела на нее, ожидая продолжения.

– Словом, можно сделать, чтобы ребенок не родился, да?

– Вот как…

– Я… мне нельзя… Кос не знает, он меня убьет…

– Не убьет. Ты невиновна, с тобой обращались как с пленницей. Кос тебя любит, он на многое пошел, чтобы тебя найти и вызволить. Он все поймет. – В Косе я не сомневалась: я видела, каким облегчением и любовью просияло его лицо в Пилосе, когда его сестра нашлась вопреки ожиданиям.

– Я его только позорю.

– Нисколько. А ты точно не ошиблась?

– Кажется, нет. Очищений не было уже давно.

– Дай-ка я взгляну. Приподними хитон, я просто потрогаю живот.

Она было отпрянула, но подчинилась.

– Отклонись немного назад.

Совсем худенькая, тазовые кости проступают сквозь кожу, но внутри чувствуется лишний сгусток плоти – твердый и тугой, как мышца, выступающий на четыре пальца вверх от передней кости. Если нажать – упругий и плотный.

– Да, ты носишь ребенка, – сказала я. – Сколько месяцев уже нет очищений?

– Не помню… Наверное, еще когда нас везли кораблем в Пилос. Три или, может, четыре луны? Ты можешь сделать, чтобы этого не было? Мать говорила, есть такие травы… – В голосе прозвучала надежда.

Я покачала головой:

– У меня их нет. И все равно тебе их давать нельзя: слишком большой срок, ты можешь умереть. – Я положила руку плотнее и почувствовала пальцами чуть заметное, почти неощутимое биение – жизнь младенца, которому до первого вдоха остаются еще многие месяцы.

Тия закусила губу.

– Так оно было бы лучше.

– Вот уж нет. Тия, посмотри на меня.

В ее взгляде не было того желания смерти, которое я боялась увидеть.

– Я не смогу сказать Косу. Но рано или поздно узнает и он.

– Узнает, и все обойдется.

Она наклонилась вперед, перегнувшись через колени.

– И остальные тоже увидят. Мне не нужен этот ребенок, а ты велишь его оставить.

– Каково быть военной добычей, здесь знает любая женщина, даже если ей повезло сбежать из города и не попасть в плен. И многие из детей рождены от врагов. Никому не придет в голову тебя осуждать. Помнишь, что сказал царевич Эней?

Тия взглянула на меня и помотала головой.

– Для народа ценен и невосполним каждый человек.

– Даже грудные младенцы, – повторила она. – Но я не хочу этого ребенка, сивилла! Я его возненавижу, мне останется выкинуть его в море! Я только и буду желать ему смерти! Скажи, что можно бросить его после родов…

– Нет, – сказала я, и во мне зазвучало непреклонное Ее милосердие. – На ребенке покоится Ее рука.

– Он умрет?

Я снова коснулась ее живота.

– Это девочка. Если она выживет, она будет принадлежать Владычице Мертвых.

На корабле, рядом с Тией, мне снились молодые оливы на склоне холма и рыжеволосая девушка в черном, говорящая со мной гранатовыми губами Смерти. Губы – Ее, но вот руки, бледные и тонкие, как у Тии, только усыпанные золотистыми веснушками, принадлежали живой девушке.

– Она внучка Ясона, корабельного мастера. Когда ты отлучишь ее от груди, я возьму ее в учение: она будет воспитана как дочь святилища и станет сивиллой после меня.

– Ты ее возьмешь? Правда?

– Да. – Я одернула ее хитон. – Я приму твою дочь и дам ей служение, ее имя будут чтить.

«Ты не одна», – когда-то сказала Владычица. Нести Ее доверено не мне одной: рядом есть еще эта крошечная частичка жизни, способная удержать Ее в себе, – та, что будет пифией после меня.

– Ты скажешь Косу? – спросила Тия.

– Скажу, если хочешь. Или скажешь сама, а я помогу. Но какие бы проклятия ни призывал он на ахейцев, какой бы местью им ни грозил, он не станет тебя упрекать.

Он и вправду не упрекал. Назавтра мы сидели втроем на скалах, пока «Дельфин», «Крылатая ночь» и «Жемчужина», расправив за собой сети, ловили рыбу в океане, на время превратившись из боевых кораблей в простые рыбацкие лодки. Накормить толпу людей непросто, и если собирать яйца чаек на острове нам не позволено, то морскую рыбу, выловленную подальше от берега, нам никто не запрещал.

Какие могли быть упреки, если Кос со слезами на глазах просил у Тии прощения за то, что не смог ее уберечь. Он тогда был в море; старшая сестра, оставив своего младенца на попечение Тии, ушла к торговым лавкам, дома оставался маленький брат. Их родителей убили, племянника Тии вырвали из рук и зарубили у нее на глазах, о сестре больше никто не слышал.

– Не надо было мне тогда уходить, – сдавленным от слез голосом проговорил Кос. – Лучше б мне погибнуть, чем с тобой такое…

– Если б ты погиб, – сказала я мягко, – кто сейчас заботился бы о Тии и ребенке? Живой брат ей намного нужнее.

– Как я виноват, Тия, сестричка…

– Ты не виноват! – Глядя на него, она тоже заплакала. – Я знаю, ты кинулся бы на защиту. А мне надо было бежать или… ну что-нибудь делать. Мне снится одно и то же, и каждый раз я застываю как вкопанная…

– Когда некуда бежать, не убежишь, сестренка…

Я смотрела, как над ними, плачущими, кружились в небе чайки.

– Из большой семьи уцелели вы двое, – сказала я, – вам остается жить и поддерживать друг друга.

– Поддерживать – только это и остается любому из нас, – ответил Кос.

– Просто мы слились в одну семью – моряки и коневоды, жители нижнего города и обитатели крепости. Один народ, и ответственность одна на всех.

Кос отер слезинку с лица Тии.

– Твой ребенок – последний в нашем роду. Обещай, что будешь осторожна и не наделаешь глупостей. Помнишь, как мать хотела внучку? Когда Кианна была в тягости и все ждали мальчика, она одна мечтала о девочке.

Тия рассмеялась сквозь слезы:

– А ведь правда!..

– Все обойдется, – сказал Кос, – я позабочусь о вас обеих, пока не придет пора отдать малышку Владычице, как говорит сивилла.

– Да, – подтвердила я, – она станет мне ученицей и дочерью.

Когда они ушли, солнце стояло уже высоко. Болела голова, хотелось пить. Я не пошла в лагерь, где вокруг столько людей – тебя то и дело окликают, каждому что-то нужно… Голова пылала, по пути к источнику мечталось только об одном: полежать в тени камней, в темноте.

– Сивилла, – окликнул Ней, – ты куда?

– Возносить молитвы, – бросила я.

Он резко остановился.

– А… извини, я не хотел…

– Прости, – сказала я, вспомнив о своих обязанностях. – Чем могу служить тебе, царевич Эней?

Он подошел и остановился напротив.

– Тебе так хорошо все удалось!

Я пожала плечами:

– Такие раны мне неподвластны, их залечивают только время и милость богов. А некоторые и вовсе не исцелимы.

Он пристально взглянул на меня сверху вниз:

– А если родится мальчик?

– Если родится, тогда и будем думать.

Ней поднял бровь:

– То есть ты не знаешь наверняка?

– Я предполагаю. Предполагаю, что верно поняла Ее знак. Но никто не может знать точно.

– Тогда, в Пилосе, ты вроде бы не раздумывала.

– То, что совершалось в Пилосе, походило на священнодействие, мистерию, когда Она наполняет тебя до краев, превращая в сосуд своей воли. Такое случается едва ли не раз в жизни; нельзя рассчитывать, что так будет все время. – Я взглянула в сторону моря. – Та, что была пифией, учила меня испрашивать Ее волю и, если знамения неясны, полагаться на зрение и чувства. Я делаю то, что в моих силах, и каждый раз надеюсь, что не приму ложных решений по недомыслию или из самонадеянности.

– Это примерно как быть правителем.

– Возможно, царевич.

– Ней.

– Да.

– Я помешал тебе, ты шла к источнику. Иди, я прослежу, чтобы тебя не беспокоили.

– Тогда станут беспокоить тебя. А тебе есть на кого положиться? Может, Ксандр?

Ней отвел взгляд.

– Ксандр – мой друг. Надежное плечо, я от души ему доверяю. Но мой сын жив, а его дети погибли – это лежит между нами как пропасть.

У меня перехватило дыхание.

– Я не знала, что у него были дети.

– Две дочери. Одна трехлетняя, а вторая совсем кроха, только училась ходить. Слишком малы, рабынь из них не сделать, их убили. Его жена дралась за них как безумная, им пришлось заколоть и ее, хотя она была бы ценной добычей.

Я отвернула лицо.

– Но твой сын жив, – сдавленно сказала я.

– Он старше, ему четыре. – Голос Энея почти не дрогнул. – Он прятался, когда насиловали и убивали его мать. Позже мальчика нашел мой отец и вытащил из дома, пока не обрушилась горящая крыша. Наши корабли подошли к Вилусе слишком поздно: будь я там, все сложилось бы по-другому.

– Ты говоришь как Кос.

– Корабли вел не Кос, а я, – сказал он резко. – Значит, моя и ответственность.

– Ну уж нет, – твердо возразила я. – В ответе за все только Неоптолем. Это он собрал флот в Пилосе, он подстрекал молодых царей начать войну. Это он возжелал золота и чужеземных женщин. Я слышала на пирах его речи о славе и богатстве, разжигающие жадность и честолюбие. Я видела его так же близко, как тебя, и хорошо знаю, чья тут ответственность.

Я взяла руки Энея в свои.

– Ему нужны были рабы для продажи в Миллаванде. По пути в Пилос там продали часть наших, еще часть отвезли в Тиринф – тот самый крепкостенный Тиринф, что высится над Арголидской долиной. Нам его осаждать бессмысленно, ты и сам знаешь. А в Миллаванде еще можно кого-то найти и попытаться освободить.

– Напасть на Пилос – единственное, что тогда пришло мне в голову. Пилосцы были среди тех, кто жег Вилусу, и ни для кого не секрет, что их город слабо защищен. Я жаждал только одного: вызволить людей, сколько удастся, и свести счеты с врагом. – Ней отпустил мои руки. – Но мне двадцать два года, я зрелый человек, мне ни к чему бесцельно метаться с место на место, как мальчишке. И жажда крови во мне не так сильна, чтобы в порыве величия поднимать народ на бесполезные подвиги. Ведь утерянного не вернешь.

– Вернуть погибших уж точно не удастся, – сказала я тихо. – По крайней мере по эту сторону Реки.

– Я знаю. И все же чувствую себя Тесеем, мчащимся по изломам лабиринта, где ужасы следуют по пятам и за каждым поворотом ждет новое бедствие. Во снах продолжается то же. Ужас сменяется ужасом, я не чувствую вкуса вина, не вижу солнца над головой. Целый мир погиб. А я почему-то выжил.

– Ты выжил потому, что ты умен и удачлив и к тебе благоволит кто-то из богов. Выжил потому, что кто-нибудь должен вести народ. Потому, что мир гибнет и рождается снова.

– Если это милость Владычицы Моря, то довольно горькая… Наверное, нужно идти в Миллаванду, – сказал он. – Взять город силой нам не удастся, но хоть сколько-то людей можно выкупить за богатства, взятые в Пилосе.

«Которые в свой черед вывезены из Вилусы», – подумала я. Награбленное переходит от одних к другим, из-за пиратских набегов купцы боятся выходить в море Та, что была пифией, помнила иные времена. Теперь с каждым годом будет все меньше засеянных нив, все меньше рыбацких лодок, выходящих на ловлю, все меньше крепких, здоровых детей. Мне ли поднимать мертвых, чтоб было кому пахать невозделанные поля, расчищать заросли и сажать молодые оливы? Я всего лишь женщина, мне семнадцать лет, десять из них я служу Владычице. Если та, что была пифией, не знала ответа, то как искать его мне?

– Еще до шторма я говорил с Иамарадом и Ливоном, кормчим «Стрижа». Если они уцелеют и не смогут нас отыскать, то скорее всего приведут «Очи Владычицы» и «Стрижа» в Миллаванду.

– Значит, идем туда.

– Но что дальше – я не знаю. Мне виден только ближайший поворот лабиринта.

Я улыбнулась:

– Тогда, как Тесей, следуй Ариадниной нити. Во тьме есть пути, хорошо известные нам – выросшим в темноте и не боящимся мрака.

Ней взглянул на меня:

– Это и есть суть сказания, да?

– Именно так, мой царевич. Всякий, кто станет правителем, должен сначала пройти путями мрака, как цари из давних сказаний. Правда, в семействах, подпавших под Ее проклятие, теперь не многие этому следуют.

Кровь Ифигении, пролитая в Авлиде, его не коснулась, незачем множить страхи. Его семья чиста.

– Значит, в Миллаванду, – вздохнул он. – Но наверное, лучше остаться здесь еще на день, отдохнуть. Может, подойдут «Стриж» и «Очи Владычицы», да и все равно людям нужен отдых.

– Отдых и надежда. Мы совершим возлияния Владычице Моря за Ее милость. И Владычице Мертвых, позволившей нам вторгнуться в Ее владения.

– Целый день отдыха… Будем есть рыбу, которую сейчас ловит Ксандр, и устроим игры в честь божественных сестер. Соревнования по бегу. И по плаванию.

– Только в океане, не в лагуне. Лучше не беспокоить мертвый город с его сокровищами.

– Конечно. – Ней улыбнулся. – Спасибо, госпожа, мне стало легче.

– Разделенное бремя – полбремени, – кивнула я, оценив правдивость старой присказки. По крайней мере голова болела намного меньше.