Текст книги "Чёрные корабли"

Автор книги: Джо Грэм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Сокол, устремленный к солнцу

Я написала письмо от Нея к фараону и проследила, чтобы оно отправилось на юг, в Фивы, с рассыльной лодкой. Прошла неделя, наши корабли получили приказ отплыть в Саис. Царевна Басетамон своей властью даровала нам позволение перевезти с собой семьи и имущество; на этот раз вместо казарм мы вольны выбрать в Саисе любое жилье, какое сочтем подобающим. Однако царевичу Энею надлежит не покидать Мемфиса, оставаясь в распоряжении царевны Басетамон.

На следующее утро я пришла в храм Тота с тяжелым сердцем. Пройдясь вдоль бассейна, мы с Хри присели на скамью в утренней прохладе.

– Я не хочу уезжать, – сказала я.

Он думал, меня заботит только Мемфис.

– Дочь Вилусы, это ведь недалеко. Даже для такого старца, как я. И тебе вовсе не обязательно плыть в Саис, ты можешь остаться здесь.

– Мне нельзя, – ответила я. – Пойми, Она наделила меня ответственностью. Ради себя самой я не стала бы уезжать, нигде в мире мне не будет так хорошо, как здесь. Но я приняла Ее посвящение, Она предназначила меня служить Ее народу. Мне нельзя остаться. – Я опустила голову и попыталась сморгнуть слезы.

– Ты, наверное, вернешься уже к концу лета, – сказал Хри. – Война с ливийцами к тому времени закончится.

Ответить – значит солгать; я лишь молча покачала головой. Ладонь Хри легла на мое плечо.

– Должно быть, твой путь лежит не в Саис…

Я в удивлении взглянула на него.

Он улыбнулся:

– Дитя мое, не думаешь же ты, что к старости я растерял весь разум? Не забывай, что я знал былую Вилусу. – Голос его сделался тише. – И всю жизнь провел в служении богам. Мне известно, как неотступен их зов. Что видится тебе, дочь Исиды?

– Город в дальней земле, – проговорила я. – Молодые оливы на склоне холма, и олень, летящий от охотников сквозь заросли куманики, и волчица, со скалы возносящая вой по отнятым у нее детенышам, и лавровые деревья у храма. – По воде бассейна скользили тени, словно я месяцами таила их в себе, не давая выхода образам грядущего. – Огонь погребального костра, золотые поля пшеницы. Но дорога далека и трудна, и темны воды. И дымным облаком увенчана гора, таящая путь во мрак. – Я вздрогнула.

Рука Хри лежала на моем плече, и на мгновение мне показалось, будто я слышу голос той, что была пифией.

– Тебе ли, живущей во мраке, бояться мрака? Для тебя, единственной из смертных, Ее священные места не таят угрозы. Когда придет время, ты будешь знать, что делать.

– Он царь, – сказала я. – Мне ведомо, как становятся царями.

Хри кивнул:

– Так было в любых землях. Мне тоже довелось свершить свое, когда Рамсес восходил на царствование восемь лет назад. Я знаю путь. И я знаю то, чем он окупается наяву.

Он коснулся губами моего лба.

– Ступай с миром, дочерь богов, да пребудет на тебе мое благословение. Когда исполнится срок, ты вернешься в Черную Землю и проживешь здесь в безмятежном покое до конца твоих дней.

Я взглянула на него:

– Это правда?

– Ты вернешься, – повторил он, – пусть даже пройдет сотня лет. Ибо твое ба стремится к знанию, как сокол устремляется к солнцу. Двери этого храма всегда для тебя открыты.

– Я вернусь, – пообещала я. – Пусть даже потребуется сотня лет.

Внезапно снаружи донесся стук подошв по каменному полу, к нам влетел кто-то из привратников.

– Хри, прибыл посыльный из дворца. Тебя и дарданскую жрицу требует к себе царевна Басетамон. Она желает, чтобы жрица предсказала ей будущее.

Хри бросил на меня быстрый взгляд.

– Мы не замедлим явиться.

Я накинула на волосы неизменное черное покрывало.

– У тебя здесь есть краска? – спросила я спокойно. Догадывается Басетамон о нашем замысле или нет, но я должна предстать перед ней в своем истинном качестве – как вместилище и голос моей Владычицы.

В носилках мы с Хри не разговаривали: носильщики принадлежали царевне.

По прибытии во дворец нас провели во внутреннее помещение без окон, совсем не похожее на огромные залы, в которых я бывала раньше. Маленькая комната с резными расписанными стенами освещалась только жаровней и двумя подвешенными на цепочках масляными светильниками. Пол покрывали подушки, от курительницы с благовониями поднимались густые клубы пахучего дыма. Было душно и очень темно. Царевна, вероятно, считала обстановку подходящей для прорицаний, но у меня поневоле зашевелились волосы на голове.

Мое лицо прорисовывала черная и белая краска; черное покрывало, струящееся с плеч, опускалось на спину как крылья грифа. Я склонилась перед царевной.

Позади нее я услышала слабое движение, едва различимый звук мягких шагов: поднявшийся с подушек гепард двинулся чуть вперед, насторожив уши. Раб, держащий его на цепи, не шелохнулся в своем углу.

– Можешь встать, – сказала царевна. Я взглянула ей в лицо. Вблизи она казалась обеспокоенной, глаза цвета меда глядели тревожно.

– Чем могу служить тебе, моя госпожа?

– Эней говорит, ты можешь предрекать будущее. Скажи мне, что меня ждет.

– Великая госпожа, может ли быть, чтобы в Черной Земле не нашлось для тебя предсказателей? Тебе незачем прибегать ко мне.

Басетамон скользнула из угла в угол, как растревоженный зверь.

– Предсказателей у меня достаточно – десятки и дюжины. Но никто из них не говорит правды. Они мечут жребий и изрекают затасканные истины: «Благоразумнее проявить осторожность. Наши судьбы в руках богов». Они немощны. Эней говорит, тебе подвластна сила.

– Великая госпожа, – сказала я осторожно, – я вместилище и голос моей Владычицы. Но я не могу повелеть Ей заговорить, так же как твои прислужницы не могут повелевать твоими желаниями. Возможно, Она обратится к тебе, прибегнув к моему голосу. Возможно, нет. Я не распоряжаюсь Ее волей.

Царевна отмахнулась от моих слов:

– Разумеется. Мне известно, что нельзя заставить богов говорить. Но я хочу услышать ответ. Попытайся.

– С радостью, великая госпожа. – Царевне и сестре фараона не отказывают. Как бы ни хотелось.

– Что тебе нужно? – спросила она стремительно. – Змею? Голубя для жертвоприношения?

– Мне достаточно лишь огня в жаровне, – ответила я, – мое действо не требует ничего иного. Либо Она заговорит, либо нет.

– В царствование великого Рамсеса был волхвователь, который говорил пророчества и превращал жезлы в змей, – сказала Басетамон. – Он сделал так, что вода в реке стала кровью.

– Я не собираюсь обращать в кровь что бы то ни было, – ответила я. Ничего себе волхвователь…

Я опустилась на подушки перед жаровней, сердце стучало сильнее обычного. «Терпение, – подумала я. – Если Она не заговорит, мне придется, по завету пифии, положиться на зрение и разум. Как нередко случалось и прежде».

Басетамон села напротив меня; я видела жилку, бьющуюся у нее на шее: беспокойство владело и ею тоже. Она нервно сцепила руки.

– Какого знания взыскует великая госпожа? – спросила я, понижая голос.

– Я хочу знать, что меня ждет. Хочу знать, буду ли счастлива.

– Разве ты несчастлива? – Никакой женщине в мире не могло бы выпасть лучшей доли. Красота, благородное рождение, власть, и почести, и слуги, и Ней в качестве любовника…

Басетамон покачала головой, глаза цвета меда смотрели вдаль.

– Я никогда не знала счастья. И со временем становится лишь хуже. Я вижу тревожные сны, я разучилась спать. Мне противна еда, кожа все время покрыта ознобом. Мне снятся змеи. – Она бросила взгляд на жаровню. – В девять лет меня выдали замуж за родного дядю. Мне было пятнадцать, когда он умер. Он хотел убить моего брата. Наш сын – мой сын – теперь у Рамсеса; ему тринадцать, его учат войне. Брат считает, что так нужно.

– Разлука с сыном, должно быть, тяжела.

Она покачала головой:

– Вовсе нет. Он никогда меня не любил. Мне нет от него радости. – Басетамон взглянула мне в лицо. – Я хочу знать, любит ли меня Эней. Он говорит, что да. Я люблю его больше неба и земли, в нем моя жизнь. Он единственный, кто принадлежит мне весь, душой и телом, я властна над ним без остатка.

Она протянула руку и тронула уши гепарда.

– Он будет со мной всегда. Пусть он не боится, что я его отвергну. Он будет моим вечно, и когда я умру, его положат в гробнице рядом со мной.

У меня по спине пробежал холодок. Но не тот, что бывает от Ее присутствия.

– Расскажи мне твои сны о змеях, госпожа, – негромко произнесла я.

– Я вижу змей – они обвивают мое тело, сдавливают руки и ноги; я слышу, как хрустят кости. Я не могу есть. Взглянув на меня, не скажешь, что когда-то я была тучной. – Она протянула к огню длинные тонкие руки. – В детстве. В замужестве. Но теперь я не могу есть – и я прекрасна. Не могу спать – и глаза сверкают огнем. Моя красота поражает и изумляет.

– Говорила ли ты царевичу Энею, что его упокоят рядом с тобой? – спросила я осторожно. Египтяне почли бы такое за великую честь, но Ней явно относится к этому иначе.

Басетамон улыбнулась:

– Да. Незадолго перед тем, как Рамсес приказал вашим кораблям отплывать. Я известила брата, что Эней останется при мне, ведь я не могу без него обойтись. И объявила Энею, что он удостоится погребения в моей гробнице и будет вечно лежать подле меня, чтобы наши ка могли вместе насыщаться пищей во тьме склепа. И велела ему возлечь рядом со мной и ласкать меня языком и сказала, что в мертвых телах мы будем делать то же.

Теперь ясно, почему он в ту ночь разыскал Ксандра. И отчего просил никому не говорить.

Я изо всех сил старалась выглядеть спокойно и скрыть тот ужас, что готов был прорваться и зазвучать в голосе.

– Госпожа, такая честь для него слишком велика. Твоя красота, должно быть, ослепляет его подобно красоте Исиды! Не забывай, что он смертен!

– О таком не забудешь. Мои ладони выжимают его досуха, и он не поднимается часами. Будь у него золотой фаллос Осириса – я властвовала бы над его мощью вечно.

– Но металл вместо плоти был у мертвого, не живого Осириса! И лишь потому, что Исиде не удалось отыскать всех частей его тела, расчлененного Сетом и разбросанного по земле.

– Эней тоже когда-то умрет. Как и я. От нас останется лишь мертвая плоть, но и тогда он будет прекрасен. Я сказала Энею, что случись ему умереть раньше меня, я положу его набальзамированное тело в своей спальне, и когда я умру, нас упокоят рядом.

– Великая госпожа, ты оказываешь ему небывалую честь. Он никогда не смел мечтать о том, чтобы сопутствовать тебе в загробном мире. – Я, впрочем, изрядно сомневалась, так ли сильно он этого желал в мире здешнем.

– Почему?

– Ты вознесена над ним, словно солнце над земными горами. В Египте нет женщины выше тебя по рождению. Я уверена, Эней чувствует себя недостойным.

Басетамон отбросила косички с высокой смуглой шеи, ее руки не находили покоя.

– У него тело молодого льва. Он прекрасен, как сокол пустыни. Он мой. Одно мое присутствие делает его достойным. Теперь же приступай к предсказаниям, прорицательница. Скажи мне, буду ли я счастлива!

Я склонилась над жаровней, бормоча бессмысленные слова; мой мозг лихорадочно работал. Вряд ли ей быть счастливой: змеи снедают ее изнутри, не извне. Она ступает путями тьмы, непроницаемой даже для меня.

– О Владычица, – произнесла я на языке Вилусы, – исцеляющая души и сердца, дающая нам рождение в глубинах твоей тьмы! Сопутствуй властительнице Египта, укажи ей дорогу к нолям отдохновения.

Басетамон смотрела на меня, глаза гепарда сверкали в темноте.

Я взглянула в огонь.

– Что тебе видно? – требовательно спросила она.

Будь я у себя, я бы поставила ее на место: попробуй увидеть, если тебе не дают сосредоточиться и на миг. Но здесь ее владения. Поэтому я глубоко вдохнула. Затем выдохнула.

– Я вижу огонь, – сказала я.

– И что? – Она затаила дыхание.

– Я вижу языки огня и вьющийся в воздухе дым. – «От жаровни, – мысленно добавила я. – Которая горит напротив. Неужели она не замолчит – ей ведь нужно, чтобы я видела?»

– Как жертвоприношение у нашей с Энеем гробницы? – не унималась она.

– Как жертвоприношение. – Я помедлила. – Дым насыщен запахом драгоценных смол.

– Что еще ты видишь?

– Стенающих плакальщиков. Толпы скорбящих людей. С ними жрецы и музыканты. Даже сам фараон. – Я никогда прежде не произносила выдуманных пророчеств. Но пока я говорила, я видела картину почти как наяву – фараон, стоящий рядом в льняной юбке, с траурным лицом.

– Он печален? Очень? – спросила она жадно.

– Неизмеримо. Он страдает, его лицо сурово и горестно.

Басетамон всплеснула руками:

– Восхитительно! Жертвоприношение у нашей с Энеем гробницы! Правда ли, что в вашей земле мертвых сжигают?

– Правда. Мы не возводим надгробий, как вы. Мы сооружаем погребальный костер.

Царевна повела плечами:

– Неслыханно! И что – вы смотрите, как они горят?

– Мы поем. И славим умерших. Возливаем вино и воскуриваем благовония. А потом танцуем.

Она покачала головой:

– Что за диковина! Но бедному Энею не грозит такая участь. Он будет лежать рядом со мной вечно. – Поднявшись, она вложила мне в руку мешочек. – Ты оказала мне великую услугу, прорицательница! Я благодарю тебя. – Она стояла посреди комнаты, ее льняные одежды казались пламенеющими. – Теперь ступай! Тебе предстоит путь в Саис – отправляйся с моим благословением.

– Великая госпожа, – произнесла я, внезапно увидев выход, – не пожелаешь ли ты прибыть в Саис, где царевич Эней мог бы свершить для тебя подвиги доблести? Лишь воинской славой он подтвердит, что достоин твоих щедрот – он, кого ты зовешь соколом пустыни. Позволь ему доказать, что он заслуживает дарованных тобой почестей.

Она обернулась:

– В самом деле?

– Именно так, моя госпожа, – ответила я. – Мне известно, что он чувствует свое недостоинство рядом с тобой. Пусть же его гордость утешится доблестными деяниями, свершенными в твою честь, и пусть слава его подвигов останется навечно запечатлена на стенах вашей гробницы!

Басетамон улыбнулась:

– Он свершит подвиги ради меня?

– Только ради тебя, великая госпожа.

– Тогда решено. Мы отправляемся в Саис. – Наклонившись, она достала из-за подушек еще один мешочек и втиснула его мне в руки. – Возьми, ты сумеешь ими распорядиться.

Я взглянула. Мирра и ладан – столько, что хватит даже на царское погребение.

– Благодарю тебя, великая госпожа.

При всей ценности даров я не могла отделаться от чувства, что они таят в себе дурное предзнаменование.

Мы отплыли в Саис. Ней, вместо того чтобы стоять у кормила «Семи сестер», плыл на огромном корабле царевны – рядом с ней, как она и желала.

Путешествие было приятным и походило скорее на переселение, чем на поход боевых кораблей: наш народ, вместе с нажитым в Мемфисе имуществом, занимал на судах все свободное место. Но я не уставала напоминать себе, что половина людей не захотят покинуть Египет.

Ксандр уже переговорил с Аминтером; тот решил остаться в Саисе на службе у фараона. Услышав, что Ней согласен освободить его от принесенных клятв, Аминтер обрадовался, несмотря на искреннюю любовь к Нею.

– Удача, что мне служила, почти на исходе, – сказал он Ксандру, пока мы стояли на палубе «Дельфина» как-то вечером, когда корабли причалили к берегу Нила. – Каждому отмерена нужная доля, я свою растратил на морские походы и войны. А у меня еще сыновья. Пора остановиться. Нынешним летом еще послужу Рамсесу, но потом – никаких кораблей: женюсь и займусь торговлей. Самое время сменить занятие. Пусть на войну идут мальчишки, если захотят. А с меня хватит.

Ксандр пожал его руку:

– Я понимаю, о чем ты. Мой срок еще не настал, но я тебя понимаю.

– Главное – вовремя остановиться, – сказал Аминтер. – Слишком многие, кого я знал, чересчур испытывали судьбу.

– Я запомню, – улыбнулся Ксандр.

Марей пойдет с нами. Всего получится три корабля: чуть больше сотни мужчин, около двадцати женщин и столько же детей. Многие из тех, кто женился, захотят остаться в Египте.

– Так мало, – сказал Ксандр, обнимая меня за плечи.

Мы смотрели, как садится солнце на западном краю пустыни. Нил безостановочно стремил свои воды к северу. Нам не случалось побыть наедине – в носовой будке сейчас разместились пятеро, – но это значило только, что у Ксандра будет меньше возможности увидеть меня неодетой. Интересно, сколько еще я смогу тянуть с объяснениями, если даже свободная одежда скоро перестанет скрывать очевидное. Ней пока ничего не замечал, у него тоже хватало других забот.

– Мало, – ответила я. – И все же достаточно.

Больше мы об этом не говорили. Время еще не пришло.

Мы провели в Саисе четыре дня. В пятую ночь, перед самым новолунием, Ксандр обошел караулы и часовых в гавани, предупредив, что три наших корабля выходят в дозор вниз по реке – проверить, вправду ли, как говорят, ливийцы подтягивают войска к крайнему западному устью дельты. Повод выглядел правдоподобно: три судна – достаточная сила, и в дозор мы идем не в первый раз.

К ночи все, кто собирался отплывать, погрузились на корабли вместе с вещами. Гребцы, сталкиваясь в проходе, рассаживались по непривычным местам: на всех трех судах скамьи тех, кто оставался в Египте, теперь занимали гребцы с «Охотника» и «Крылатой ночи», и в темноте не обошлось без путаницы.

Я стояла рядом с «Дельфином», помогая подняться Тии, которая прижимала к плечу спящую Кианну. Бай забросил на борт их пожитки и взял девочку на руки, пока Тия забиралась наверх. Он взглянул на меня, я улыбнулась.

– Помнишь, госпожа? – тихо спросил он. – Мы так же отчаливали из Библа, а в пути родилась Кианна…

– Конечно, помню. Ты еще принес теплый плащ для Тии.

– И мальчишка… Ну тот, который не наш…

Мы одновременно обернулись назад, на пристань, где Ксандр прощался с Аминтером.

Мимо них проскочил Арен и подбежал ко мне.

– Я остаюсь, – сказал он.

– Что?

– Я остаюсь, – повторил Арен, твердо сжимая губы. – Я вам чужой, мне незачем уезжать.

– Арен…

– Пифия, ты же знаешь, что я не с вами. Мне нет места там, куда вы плывете.

– Арен, но что тебе здесь делать? Я не могу оставить тебя одного!

Он потрепал меня по плечу:

– Я мужчина и сын Триота. Буду служить фараону.

Я еще пыталась найти слова, когда подошел Ксандр.

– Пора. Нею удалось выскользнуть из дворца, но его могут хватиться. Он здесь. Срочно отплываем.

– Прощай, – сказал Арен.

– Ты не пожалеешь?

– Нет, – ответил он, обнимая меня. – Доброй удачи, сестра.

Я всегда знала, что его пути лежат вдали от моих.

– Доброй удачи, брат мой!

Ксандр уже стоял у кормила. Бай протянул мне руку и помог подняться на борт.

– Прощай, – прошептала я, зная, что это навсегда.

Арен вернулся в глубь пристани, мы уже отплывали. Первой шла «Жемчужина», за ней «Семь сестер», последним отходил «Дельфин». Мы скользнули мимо «Крылатой ночи» и «Охотника», накрепко привязанных у причала, река подхватила нас мягкой волной.

Минуя молчаливые рыбацкие пристани и грузовые стоянки для барж, мы плавно двигались вперед; тихие удары весел походили на биение сердца. Боевые корабли египтян стояли недвижно, нас никто не окликнул. Ксандр с задней палубы прокричал приветствие часовым: после года жизни в Египте он говорил на кемет уверенно и бегло.

– Удачной охоты! – донесся ответный отклик.

– Спасибо! – отозвался Ксандр. – Будем подсчитывать убитых ливийцев – запишем и на вашу долю!

Я прошла на корму и встала рядом с ним. Его волосы свободно рассыпались по плечам, руки твердо и надежно держали кормило. Впереди виднелся белый след, оставленный «Семью сестрами».

Ксандр тихо усмехнулся.

– Ты о чем? – спросила я.

– Подумал, что хорошо бы когда-нибудь выйти из гавани среди бела дня и не опасаясь погони.

Я чуть не рассмеялась.

– Это уж точно.

Позади нас на широкой террасе дворца внезапно вспыхнул огонь. Почти в тот же миг на «Семи сестрах» зазвучали барабаны.

– Чаще ритм, Кос! – крикнул Ксандр. – Пора набирать скорость.

Наши барабаны забили быстрее, «Дельфин» устремился вперед.

– Правый борт пропустить взмах! – По команде Ксандра правые весла застыли в воздухе, пережидая взмах левых, и мы свернули к западу, в крайний рукав Нила. На середине потока нас слегка качнуло волной, когда мы пересекли след «Семи сестер». Подступившие к самому берегу деревья отгораживали от нас огненное зарево; я еще различала его отблески в просветах между листьями, хотя Саис остался далеко позади.

– Греби сильней! – крикнул Ксандр. – Держи ход!

Взглянув на меня, он пояснил:

– Какое-то время будем идти на полной скорости, надо оторваться. Не знаю, что там за огонь – может, он и не из-за нас. Но лучше не рисковать.

Я кивнула.

Ночь скользила мимо, оставаясь позади вместе с нильскими берегами, их деревьями и лозами и тростниковыми зарослями в человеческий рост. Когда над рекой забрезжил бело-розовый рассвет, проток уже уменьшился до ширины двух кораблей, по краям проступили отмели. Мы замедлили движение. Тия и Полира, выбравшись из носовой будки, начали разносить гребцам тонкие пресные лепешки и бурдюки с пивом. Завтракали по очереди. Впереди «Жемчужина» и «Семь сестер» тоже замедлили ход, но не останавливались.

– Далеко до моря? – спросила я.

– Еще день, – ответил Ксандр. – Сейчас идем на северо-запад. При выходе к морю окажемся на дальнем конце дельты, за несколько дней пути от Тамиата. Низовья дельты широки.

– А потом?

– На север, через море. – Он благодарно кивнул Тии, принимая из ее рук лепешку, и начал есть не отходя от кормила. – Туда, где шарданы. Говорят, там несколько крупных островов и материковая земля. У них даже бывает снег, как у нас дома на горных вершинах. И леса такие огромные, что можно ходить целый месяц и не дойти до другого края.

Я попыталась представить, но вместо этого видела лишь остающийся позади Египет – Черную Землю, что проносилась мимо меня, становясь прошлым.

– Тебе не хотелось уезжать, – сказал Ксандр.

Я кивнула:

– Да.

– Ты ведь могла остаться.

– Нет… – Я не знала, какими словами можно объяснить ему причины. Но он бы понял, конечно.

Он улыбнулся мне краешком губ, не отрывая рук от кормила.

– Прости.

– Ох, Ксандр, только тебе и придет в голову так сказать.

Я влезла на поручень рядом с ним; моего роста хватало лишь на то, чтобы едва касаться ногами палубы.

– И хранилища свитков, и замершая вечность… – произнес он чуть ли не мечтательно.

– Они никуда не денутся, – сказала я. – Если я чему и научилась в Египте, то именно тому, что изменится он очень не скоро.

– Я думал, ты научилась и еще кое-чему. – Он скосил глаза в мою сторону, чтобы посмотреть, засмеюсь ли я.

– И этому тоже, – ответила я, целуя его.

– Никогда не отвлекай рулевого, – сказал Кос, поднимаясь на заднюю палубу. – Ксандр, если ты собираешься продолжать в том же духе, лучше отдай мне кормило.

Ксандр, уступив ему руль, сел рядом со мной. Вместе мы смотрели, как из-за Нила, остающегося позади, восходит солнце.