Текст книги "Зимнее пламя"

Автор книги: Джо Беверли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Глава 18

Когда Дженива, поеживаясь от холодного воздуха в коридоре, закрыла за собой дверь, она не увидела лакея, который мог бы проводить ее. Возможно, внизу не ожидали ее возвращения, или ей следовало позвонить и вызвать слугу, однако она даже обрадовалась его отсутствию, поскольку получила свободу, которая, по словам лорда Родгара, была превыше всего.

Пока ее не лишили этой свободы, она поспешно направилась в сторону, противоположную главной лестнице. Вряд ли вежливо бродить по дому, в котором тебя принимают как гостью, но Дженива не собиралась заходить в комнаты и только искала какого-то места, где бы ей никто не мешал думать.

Она повернула в другой коридор, слабое освещение которого указывало на то, что им редко пользовались, здесь горело всего несколько свечей, для безопасности огороженных стеклянными щитками, их света хватало лишь на то, чтобы проходящий по коридору не споткнулся.

Дженива чувствовала, что погружается в таинственную неизвестность, и наслаждалась уединением, а также возможностью поразмяться. Даже в Танбридж-Уэллз, связанная представлениями Эстер о приличиях, она не всегда могла ходить в лавочки, церковь и библиотеку, а за прошедшие несколько дней все ее прогулки ограничивались переходами из кареты в гостиницу.

Дженива заходила в коридоры, чем-то заинтересовавшие ее, и шла по ним быстрыми шагами, размахивая руками, пока не избавилась от мрачного настроения. Очевидно, у нее просто была потребность двигаться. Сердце стучало, лицо горело. Она остановилась и, раскинув руки, попыталась дотянуться до стен, остававшихся еще далеко, затем до тускло освещенного потолка, после чего пошла дальше, жалея лишь о том, что завтра нахлынет поток гостей и заполнит весь дом.

Впрочем, что за неблагодарность! Дженива с таким волнением ожидала светского вечера в этом великолепном доме, а теперь ей хотелось побыть одной. Она так стремилась вырваться из дома Эстер, а сейчас почти желала снова оказаться там, где все неприятности были ей хорошо знакомы.

Размышляя об этом, девушка пошла дальше. К тому времени, когда кончилось ее детство, она уже устала от полной лишений жизни на корабле. Даже самые лучшие корабли имели вонючие трюмы, где, если вам везло, томились несчастные животные, которые обеспечивали команду молоком и мясом во время плавания. Перевозка кавалерийских лошадей была еще ужаснее.

Во время длительного плавания пищи всегда не хватало, а иногда она оказывалась почти несъедобной. Ей каждый день приходилось вытряхивать жучков из галет и соскабливать плесень с сыра.

Жуки. Дженива со злостью подумала об Эшарте.

В тихую погоду море выглядело прекрасно, но в ветреную становилось адом. Тогда на корабле не оставалось сухого места, и те, в чьи обязанности не входила борьба со штормом, прятались по углам, страдая от накатывающих на корабль морских волн.

По сравнению с этим жизнь на берегу – совсем другое дело. С бездумным эгоизмом молодости Дженива иногда жалела, что долго нет сражений, ибо тогда их с матерью оставляли в ближайшем порту. Часто она мечтала о постоянном доме в Англии, пока судьба не предоставила ей его. Когда умерла мать, отец вышел в отставку, и они поселились в приятном домике вблизи Портсмута.

Была ли она счастлива? Вряд ли. Хотя как она могла быть такой несчастной, живя с отцом? Казалось, он нуждался в ее обществе, видя в ней замену своей Мэри, но он не любил гостей. Когда у Дженивы появилось несколько друзей, она практически не имела возможности проводить с ними время.

Затем в их жизнь вошла Эстер Пул – овдовевшая сестра сослуживца отца, и отец снова почувствовал радость жизни. Переезд в Танбридж-Уэллз не огорчил Джениву, поскольку у нее не было глубоких привязанностей в Портсмуте.

Теперь, спустя несколько месяцев, она воспользовалась случаем сбежать из дома, но мысль о возвращении пугала ее, и не только потому, что атмосфера нового дома казалась ей гнетущей, а потому, что она боялась наделать глупостей. Громкая ссора с Эстер разобьет сердце отца, которому ее тайные страдания и так уже нанесли незаслуженную рану.

После неприятной сцены с вертепом отец, помогая ей убрать его, пытался превратить все в шутку, а когда они закрыли ящик, сказал:

– Мы всегда загадывали желание на Рождество, не так ли?

В прошлом. В прошлом.

Она поправила его – ведь они делали это в канун Рождества, но он не обратил на ее слова внимания.

– Вот тебе мое пожелание, Дженни, милочка: хорошего мужа и дитя на руках к следующему Рождеству. Тогда у тебя будет собственный дом, в котором ты и поставишь вертеп, и ребенок, вместе с которым ты будешь устанавливать его.

Дженива улыбнулась, чтобы скрыть боль, ибо он желал этого для себя, а не только для нее. Он любил её и желал ей всего самого лучшего, но еще больше он хотел покоя в своем новом гнезде. Эта поездка была ее побегом, но спустя всего лишь три дня, проведенных в карете с дамами Трейс, она уже жаждала уединения.

Оглядевшись, Дженива поспешила дальше. Неужели ей невозможно угодить? Неужели она из числа тех людей, которые никогда ничем не довольны, где бы они ни находились? Конечно, нет. Слава Богу, она часто бывала очень счастлива и умела это ценить. Просто события этого дня расстроили ее, но они и святого вывели бы из себя.

Что ей нужно теперь, так это хорошо выспаться. Если повезет, то Талия уже легла, и тогда…

Дженива повернула назад и тут обнаружила, что не имеет ни малейшего представления о том, где находится. Куда ей теперь идти? И как это все же глупо – оказаться одним из первых потерявшихся гостей…

Выбрав направление, Дженива попыталась провести прямую линию через беспорядочную сеть коридоров, затем повернула за угол и увидела свет, холодный и бледный, вероятно, это был лунный свет, падавший из окна. Она направилась к нему, уверенная, что, выглянув в окно, сможет определить, где находится, как когда-то определяла дорогу по звездам.

Однако свет шел не из окна, а из арки, ведущей в длинную комнату с высокими окнами во всю стену. Войдя и оглядевшись, Дженива нисколько не удивилась, увидев ряды картин. Картинная галерея Маллоренов! Лунный свет делал лица предков семьи призрачно-серыми, и Джениве казалось, что любой из них мог бы сейчас выйти из рамы и погнаться за ней.

К счастью, прямо перед ней оказался портрет человека, который был жив и здоров, – здравствующего маркиза, он стоял в придворном платье, надменный и суровый, – молодой, но величественный вельможа. Его, по-видимому, не оскорбило ее самовольное появление, но пронзительный взгляд, направленный на нее, заставил ее вздрогнуть.

Она отвела глаза… и увидела еще одного маркиза. Лорд Эшарт в небрежной позе сидел на подоконнике, вытянув перед собой длинные ноги и держа руки в карманах. Он изучающим взглядом холодно смотрел на нее – совсем как его кузен.

– Не деву ли я вижу пред собою? – насмешливо произнес он, искажая фразу из Шекспира. – Иди, позволь мне сжать тебя в объятиях!

Дженива заколебалась из-за охватившего ее жара и в еще большей степени от страха. Она не была готова к этой встрече, но гордость не позволила ей повернуться и убежать, и она ответила словами из «Макбета»:

– Возможно, но я дева, не лишенная ума, милорд.

– Самая дурная порода. – Он недовольно хмыкнул. – Что вы здесь делаете, мисс Смит?

– Если маркизам позволено гулять по ночам, почему мы, простые смертные, не можем делать то же самое?

– И вы тоже спасаетесь от Маллоренов, не так ли? Тогда бегите из этой комнаты – их здесь слишком много.

– По правде говоря, милорд, я спасаюсь от Трейсов.

– Все равно вам не повезло. Вы нашли меня. А еще… – он небрежно махнул рукой, – мою пресловутую тетку.

Дженива не устояла перед соблазном и подошла к нему поближе, чтобы рассмотреть картину, висевшую на противоположной стене. Когда она взглянула на нее, дрожь пробежала по ее спине, призрачные черты лица на портрете как будто расплывались, исчезали… Дженива не сразу догадалась, что это лишь набросок к портрету, который так и не был окончен. На портрете ясно угадывались голова и плечи девушки в костюме гречанки, с лирой в обнаженных руках; темные волосы обрамляли смеющееся лицо.

– Она не выглядит безумной, – тихо заметила Дженива.

– Безумие само безумно, оно может приходить и уходить…

– И вы действительно думаете, что муж довел ее до безумия?

Маркиз указал на портрет рядом с наброском:

– Вот он. Посмотрите сами.

Дженива долго вглядывалась в парадный портрет мужчины в пудреном парике с кротким выражением лица. По другую сторону висел другой портрет, изображавший леди, которая выглядела не только красивой, но и очень милой. Ее отличали доброта и благородство, так что при сравнении ней леди Августа казалась своенравной красавицей.

– Портреты могут лгать, – сказала Дженива.

– Да, но обычно они скрывают толщину и бородавки, а не душу.

– Я видела ваш портрет, тот, что у леди Трейс.

– А, тот. Помню, позирование меня до смерти раздражало, но это обычное состояние любого мужчины, не так ли? Непостоянство, беспокойство, скука… Не хотите ли что-нибудь прибавить?

Дженива повернулась и в упор посмотрела на него.

– Вы пьяны, милорд?

Неужели она права? Впрочем, тяжелые веки могли придавать ему обманчиво сонный вид.

– Разве не говорят: «Пьян, как лорд»? Ясно, что мой долг быть пьяным, раз положение обязывает. Могу я предложить и вам?

Дженива шумно вздохнула, чтобы скрыть дрожь. Не лучше ли ей уйти, пока не пострадала ее гордость?

Она уже хотела повернуться, как вдруг он сказал:

– Подойдите, мисс Смит, посидите со мной. Я обещаю, что ничем не оскорблю вас. Рано или поздно нам все равно придется решить, каким образом разорвать нашу помолвку.

Если растягивать силу воли до бесконечности, она может лопнуть, подумала Дженива и села, оставив между ним и собой место, достаточное для одной или двух воображаемых дуэний. Лунный свет падал на его сильное тело, и у нее перехватывало дыхание.

– И что вы предлагаете, милорд? Кажется, нам нетрудно найти повод для ссоры…

– Это правда. Мирно сосуществовать было бы труднее, но, возможно, нам следует попытаться поизображать влюбленных день или два, чтобы в нашу помолвку поверили.

У Дженивы от предвкушения и страха пробежали по коже мурашки.

– Послушайте, вы же не тупица. Если Тесс Броуксби распустит язык, то гости, которые приедут завтра, тут же узнают все сплетни и станут следить за каждым нашим шагом. Если заметят, что мы уже на ножах, то помолвка покажется им притворством, но если пару дней они будут видеть нашу горячую влюбленность, то вас сочтут жертвой моего бессердечия.

– Простите, но я вовсе не хочу, чтобы меня считали жертвой!

В уголках его губ появилась улыбка.

– В таком случае мы сможем изобразить победу добродетели над пороком.

«Нет, если ты будешь так улыбаться мне!» Дженива раскрыла веер, чтобы воспользоваться им как щитом.

– Очень хорошо, милорд. Я постараюсь изображать влюбленность в течение двух дней, но в награду надеюсь получить решительный и приятный для меня разрыв.

Маркиз больше не скрывал улыбку.

– Не могу ли я сначала заинтересовать вас весьма выгодным для вас союзом?

Дженива почувствовала, что дрожит. Ну уж нет, не настолько она глупа!

– Если вы соблазните меня, милорд, я не освобожу вас от обязательства жениться.

От этих слов улыбка исчезла с его лица.

– Достойный противник. Пусть так и будет. Когда мы расстанемся? Пожалуй, не раньше чем после Рождества. Мы же не хотим нарушить праздничные радость и мир, не так ли?

Она пристально посмотрела на него, проклиная мешающую полутьму.

– В самом деле? А я предполагала, что вы приехали сюда именно с этой целью.

– Именно с этой? С чего вы взяли?

На нее неожиданно пахнуло холодом. Ей не следовало упоминать об этом, но ради собственной безопасности она должна знать, что происходит.

– Лучше скажите правду.

– Ах да! Я же Локи на этом празднике…

– Локи?

– Северный бог раздора.

– Выражайтесь яснее, милорд! Что вы задумали?

– Боюсь, это вас не касается.

Он прав, но не в ее характере отступать, когда речь идет о справедливости.

– Если это угрожает вашим тетушкам, я не позволю вам обидеть их.

– Тут вы можете положиться на меня и не беспокоиться об их благополучии, мисс Смит.

Дженива уже хотела возразить, но вдруг поняла, что за определенную границу разумному человеку лучше не переходить.

– У вас такой вид, – хмыкнул маркиз, – как будто вы собираетесь откусить себе язык.

Этот мрачный юмор помог ей набраться храбрости.

– Вы действительно намерены поднять шум, милорд, из-за трагедии, случившейся почти сорок лет назад?

– Ах, не надо, pandolcetta! He вмешивайтесь в это, и ваш сон всегда будет приятным…

Это уже предупреждение. От его сурового тона волосы зашевелились у нее на затылке.

Глава 19

– Послушайте, в конце концов у нас есть более интересные темы для общения, – с притворной небрежностью заметил маркиз. – Целоваться, миловаться и все такое прочее…

Джениве хотелось ответить на его предупреждение, но смелость изменила ей. Она предпочла думать, что это не трусость, а разумная предосторожность.

– Разве что только на людях…

– Я не помню такого условия. Она взглянула на него поверх веера.

– Почему вы желаете целоваться и миловаться без свидетелей, милорд, мы ведь ничего не значим друг для друга…

Он снова улыбнулся коварной улыбкой, грозящей невероятными, манящими наслаждениями.

– Я бы так не сказал.

– Итак, о Маллоренах… – Она заговорила лишь для того, чтобы защититься.

– Итак, о нашем влечении.

– Нашем притворном влечении.

– Нашей страсти.

– Нашей проблеме.

– Нашей любви.

– Нашей войне. – Она вздрогнула, и он засмеялся.

– Ладно, будь по-вашему, я играю в любовь, а вы играете в войну. Хотя, должен вас сразу предупредить, мне не хватает опыта для моей роли.

Дженива подняла брови, показывая, что не верит ему.

– Или нам нужно здесь другое слово?

– Вы не испугаете меня, милорд. Я знаю их все.

– Как интересно!

Только тут Дженива поняла, что ее слова, хотя и правдивые, не следовало произносить. У него возникнет неверное представление о ней. Что ж, по крайней мере он поймет, что имеет дело не с наивной мисс.

– Итак, сперва составим план войны, – предложила она, – поскольку с ней все ясно.

– Разве? Мне придется вас спровоцировать. Может быть, позволить вам застать меня в постели с другой женщиной?

– Это даст мне отличный повод, – согласилась она, невольно отметив про себя, как неприятна была ей эта мысль. – Но не приведет ли вас это к алтарю?

– Нет, если дама будет замужем.

О, она не подумала об этом.

– Тогда под удар шпаги ее мужа? Я не допущу, чтобы пролилась кровь, милорд, вы должны мне это обещать.

– Должен, – повторил он. – Слишком уж вы любите командовать, дорогая мисс Смит.

– Вероятно, это так, но я сказала то, что хотела. Я не стану причиной кровопролития, и вы должны избежать этого.

Маркиз вздохнул и протянул руку:

– Идите сюда.

Ее сердце забилось не в такт.

– Зачем?

– Чтобы заплатить штраф.

– Я не давала согласия ни на какие штрафы.

– Пусть, и все же…

Дженива провела языком по губам, понимая, что ей следует, не обращая на него внимания, встать и уйти, но ее словно притягивали радостное возбуждение перед битвой, острое ощущение опасности… и он сам. Она знала, что дразнила его, надеясь как раз на что-то подобное.

– Вы не можете применить силу, милорд.

– Не могу?

– Точнее, вы не сделаете этого. Это был бы поступок негодяя.

Он посмотрел на нее взглядом, который любую здравомыслящую женщину заставил бы закричать от страха.

– В таком случае я тоже заплачу штраф.

– Что?

– Вы можете выбирать.

– Ах, вы все же пьяны. – Она поспешно встала, но было уже поздно, маркиз удержал ее за руку и заставил сесть ближе к нему, а когда Дженива попыталась вырваться, еще крепче сжал ее руку. Правда, теперь она не слишком сопротивлялась, ее кровь бурлила от безумного восторга, а сердце замерло в ожидании…

– Вам холодно, – с заметным удивлением произнес он. Бесспорно, человек, который по доброй воле весь день ехал верхом, не мог ощущать холода так же, как остальные люди.

Отпустив ее, маркиз взял ее руки в свои удивительно теплые ладони и принялся нежно растирать их, при этом она с трудом подавила стон наслаждения.

– Послушайте, Дженива, – тихо проговорил Эшарт, – я предлагаю всего лишь игру, и не более того. Рождество – время игр, и это поможет нам разыграть наши роли.

– Ваши игры больше похожи на испытания. – От его теплых прикосновений она просто таяла и только удивлялась тому, что до сих пор не стекла на пол, как растаявший снег.

– Это легкое испытание. – Он поднял ее руки и по очереди подул на ладони. – Чтобы избежать штрафа, вам надо лишь перестать мне приказывать. Вы можете приказывать только в одном случае – когда захотите поцелуя.

Уверенность в его взгляде должна была бы придать Джениве силы для сопротивления, но вместо этого ей еще больше захотелось поиграть в эту игру.

– А что, если я потребую штраф за то, что вы поцелуете меня?

– Как-то однообразно, но почему бы и нет? Чем я буду платить? Новыми поцелуями? Что ж, давайте двигаться по кругу удовольствий. Нет, по спирали, как в водовороте…

Испугавшись этого сравнения, Дженива поспешно вырвалась.

– Лучше гинеями.

Маркиз подозрительно взглянул на нее, и все его добродушие вмиг исчезло.

– Не думал, что вы так меркантильны.

Она отступила и холодно посмотрела на него.

– Не вижу причины, почему бы мне не быть такой, тем более что эти гинеи не для меня, а для ребенка.

Заметив, какое раздражение вызвали ее слова, она задрожала, и дрожь, пробежавшая по ее коже, была на этот раз вызвана далеко не удовольствием.

Дженива гордо подняла голову:

– Может быть, я не могу заставить вас признать свою ответственность и позаботиться о Чарли, милорд, но я могу заставить вас обеспечить его деньгами и сделаю это, как только мне представится возможность.

Маркиз внезапно рассмеялся:

– Годится, моя прекрасная амазонка. Гинея за поцелуй. Интересно, сколько потребуется гиней, чтобы содержать ребенка всю его жизнь? Сотня? Тысяча? – Его голос перешел в соблазняющий шепот. – И сколько дней?

У нее пересохло в горле. Ничего удивительного, что он смеется.

– Так мы пришли к соглашению, мисс Смит? Поцелуи, всего лишь поцелуи, подумала Дженива. Она уже не могла отступить и не отступит. Все будет в ее власти.

– Да, милорд. – Она с трудом сумела сглотнуть. Он снова взял ее за руку и притянул к себе.

– Так откроем наш счет!

Каждая клеточка мозга предупреждала Джениву об опасности, но воля ее слабела, и она погружалась в водоворот, где его губы в последний раз что-то прошептали и прижались к ее губам. Она жаждала этого еще с того утреннего поцелуя, и желание все росло во время их горячего спора.

Его опытные, умелые руки блуждали по ее телу, и она делала то же самое. Ее рука скользнула под его камзол, и Дженива с восторгом ощутила жар и твердые линии его груди, бедер и спины. Другой рукой она обхватила его голову, притягивая ее к себе, как будто он мог попытаться освободиться от нее, прежде чем она насладится им.

Много, слишком много времени прошлое тех пор, когда она так целовала мужчину…

Его губы были горячи и искусны, их вкус она помнила с того давнего утра, и уже тогда он казался ей восхитительным. Его губы пробуждали в ней ощущения, которых она не могла и вообразить. Ее тело требовало его, прижимаясь, терлось о его тело, как бы ожидая, что одежда растает, исчезнет и они наконец почувствуют горячую кожу друг друга…

Эшарт первым прервал поцелуй и отступил от нее.

Спасая свою гордость, Дженива заставила себя не дотрагиваться до него, хотя он выглядел таким же возбужденным, как и она. Его глаза потемнели, и он тяжело дышал. Расстегнутый камзол, смятый шейный платок и растрепанные волосы, насколько понимала Дженива, были делом ее рук.

Ей пора что-то сказать, что-то такое, что скрыло бы ее чувства…

– Я думаю, это стоило больше гинеи, милорд.

– Какова же тогда стоимость одной ночи?

Придя в себя от потрясения, она ударила его по щеке и вскочила на ноги, пытаясь убежать, но он удержал ее.

– Простите, это вырвалось у меня нечаянно. – Он рассмеялся. – Я вовсе не хотел вас оскорбить. Боже, кажется, я и сам не знаю, что говорю.

Она оттолкнула его и, насколько это было возможно, взяла себя в руки.

– Я принимаю ваше извинение, милорд. Думаю, мы оба немного увлеклись.

– Немного, да…

Дженива постаралась скрыть, как сильно она возбуждена. Если бы маркиз понял это, он бы не отпустил ее, и она утонула бы в пламени страсти. Впрочем, разве можно утонуть в пламени?

– Такое не должно повториться, – решительно сказала она с подчеркнутой гордостью.

– Но все равно повторится, – тихо возразил он.

Она вытянула руку, отгораживаясь от него, но он не пошевельнулся.

– Мы обязаны вести себя как влюбленные еще день или два, Дженива.

– Но не так!

– Нет, увы. Не так.

Она приготовилась к новому нападению и опасалась, что не устоит, но маркиз повернулся и что-то подобрал со скамеечки в оконной нише. Это были шпильки и гребни из ее прически.

Подняв руку, Дженива обнаружила, что ее волосы в ужасном беспорядке, они были тяжелыми, густыми и сбились в спутанную массу.

Дрожащими руками она собрала их в тугой узел и взяла протянутую шпильку, чтобы закрепить его. Затем другую и еще одну, постепенно превращаясь в Джениву Смит, рассудительную женщину. Гребни были лишь украшением, и она воткнула их последними. От искусной прически, сделанной Реджиной, ничего не осталось, но по крайней мере теперь ее волосы были уложены почти так же, как она обычно причесывала их.

Маркиз стоял спиной к окну, наблюдая за ней, а его лицо оставалось в тени. Слышал ли он, как бьется ее сердце? Чувствовал ли аромат ее духов так же, как она ощущала легкий пряный запах, исходивший от него?

Она постаралась сдержать его словами:

– Не забудьте, милорд, если вы соблазните меня, я не расторгну нашу помолвку.

Он кивнул:

– Тогда будьте сильнее за нас обоих, Дженива Смит, мы кружимся слишком близко от огня…

Эшарт подобрал ее шаль, намереваясь завернуть в нее Джениву, но она выхватила шаль и попятилась.

– Не провожайте меня, милорд!

Он остался стоять на прежнем месте, освещенный лунным светом, олицетворяя собой холодную, невозмутимую притягательную элегантность.

– Я надеюсь, вы знаете дорогу обратно.

– Обратно куда?

– Интересный вопрос. Ибо мы уже не там, где были, когда вы вошли в эту комнату, не так ли?

От этих слов у Дженивы перехватило дыхание, однако она постаралась успокоить его, повернулась и вышла из галереи.

Эш рассеянно смотрел на место, где только что стояла Дженива Смит, его тело пылало от желания, опасного, безумного, плотского.

Эта женщина была великолепна, но она пугала его. Казалось, она не приемлет никаких границ, а он не хотел, чтобы Дженива пострадала от того, что могло произойти здесь. Он жаждал ее, но это привело бы к губительному браку. Не такая жена была ему нужна. Он вспомнил свои грубые, ужасные слова и тяжело вздохнул. Когда еще он произносил такую нелепость?

Вероятно, никогда.

Но почему? Почему эти слова сорвались с его губ?

Потому что таковы были его мысли. Они бунтовали в его голове, в его крови, в возбужденной плоти. Черт! Дженива воспламеняла его, как искра воспламеняет трут.

Он сжал руками виски. Достаточно одного раза. Ни одна женщина не разрушит его жизнь своими пышными формами и греховными проницательными глазами.

Коснувшись пальцами волос, Эшарт только теперь обнаружил, какой беспорядок внесла Дженива в его одежду. Он потянул за конец полуразвязанную ленту и вздрогнул от пришедшей в голову мысли. Если мисс Смит проникла в дом тетушек именно с таким намерением, то Родгар правильно выбрал оружие.

Сделав несколько шагов, маркиз остановился перед портретом своего кузена.

– Мой враг, как всегда, – чуть слышно произнес он. – Не ты ли скрываешься за спиной Молли? Не твое ли оружие эта Дженива Смит? Но на этот раз тебе не победить, даже с помощью сирены.

Сирены, которая не пела, а спорила.

Беспощадность – вот хорошее слово. В древности так мог звучать боевой клич, который сметал все правила войны и звал к насилию, убийству и разрушению. «Будем беспощадны и выпустим на волю псов войны».

Псы. Гончая персидской породы, ее учили не гнаться за добычей, ее учили убивать.

Каждое слово, которым они обменивались с Родгаром, имело особый смысл.

«Тебе не следовало позволять ей оседлать себя и управлять тобою».

Эш выругался, глядя на портрет, и покинул комнату.

Дженива тихо вошла в спальню. От горевших свечей и камина в комнате царила уютная атмосфера, полог пустой кровати был раздвинут. На мгновение напряженные нервы вызвали в ее воображении картину убийства или похищения, однако она тут же догадалась, что произошло. Талия немного отдохнула, затем поняла, что, возможно, гости все еще играют в вист, и этого для нее оказалось достаточно.

Реджина помогла Джениве освободиться от платья, обручей и корсета, после чего Дженива сказала, что дальше справится сама, так как не привыкла к услугам горничной.

Она вымылась, надела ночную рубашку, которая висела у камина и заметно нагрелась. Постель тоже казалась уютной и теплой, из-под одеял торчали ручки двух нагретых сковородок. Она отодвинула одну на сторону Талии, плотно задернула тяжелый полог и приготовилась к блаженству.

Однако тепло не помогало остудить неприятный жар ее тела. Или… Такой ли уж он неприятный? И как вообще могло случиться, что она так себя чувствует, – ведь они с маркизом во всем были разными.

С таким же успехом она могла бы поспорить, что камень может гореть. Она когда-то видела, как течет лава – горячая, расплавленная, как и та страсть, которая вспыхнула между ней и незнакомцем у залитого лунным светом окна.