Текст книги "Зимнее пламя"

Автор книги: Джо Беверли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Глава 26

Дыхание все еще образовывало облачка пара, зато солнце уже согревало кожу. Воздух был кристально чист – таким он никогда не бывает летом. Дженива глубоко вдохнула, надеясь наконец избавиться от безумия, которое тем не менее догнало ее.

– Убегаете? Неужели девять поцелуев слишком много для вас? Или вы хотите кончить эту игру?

– Я закончу игру, если вы согласитесь содержать… ребенка. – Она дипломатично не сказала «вашего ребенка».

Эшарт не ответил, и она из-под ресниц взглянула на него.

– Почему бы нет? Я знаю, что вы уже содержите других незаконнорожденных.

– Кто, черт побери, вам это сказал?

– Разве это имеет значение?

– Наверное, не знаю. Я не могу взять на себя ответственность за ребенка Молли Керью.

Дженива сделала несколько быстрых шагов вперед и, повернувшись, преградила ему дорогу.

– Но почему?

Его лицо вспыхнуло гневом.

– Сделать это – значит признать, что Молли говорила правду и ребенок – мой. Но это абсолютно не так.

– Абсолютно? Как вы можете быть в этом уверены?

– Я не имею намерения объясняться с вами по данному вопросу, мисс Смит. Вы просто должны поверить моему слову.

Ну это уж слишком! Ей захотелось достойно ответить ему.

– Не беспокойтесь о моей невинности, я знаю, каким способом мужчины избегают отцовства.

Заметив, что он неприятно изумлен, Дженива тут же пожалела о своих словах. Почему все убеждены, будто люди, не состоящие в браке, так наивны?

– И каким же? – холодно спросил он.

– Я тоже не имею намерения объясняться с вами, милорд. Вы просто должны поверить моему слову, я не падшая женщина. – Повернувшись, она пошла дальше, и он последовал за ней.

– Я ничего об этом не говорил. Если вы не девственница, Дженива, то следующие несколько дней могут оказаться намного интереснее, и вы должны это знать.

– Должна? Я не плачу за это, а вот вы – платите.

Он остановил ее, поцеловал кончики своих пальцев, а затем прикоснулся ими к ее губам.

– Счет – семь, – сказал он.

Как так получилось, что это прикосновение потрясло ее не меньше, чем страстные объятия?

Дженива ускорила шаги. Она произвела на него нежелательное впечатление и теперь чувствовала себя обезоруженной. Кто знает, что он теперь сделает и как это подействует на нее.

– Очень весело, когда тебя считают безнравственной женщиной, – наконец сказала она, чтобы исправить положение, – и это в то время, как я провела всю свою жизнь, неукоснительно храня верность добродетели.

– Святые не целуются так, как вы, Дженива.

– Даже если они побывали замужем?

– А разве вы вдова?

Она услышала в его голосе удивление и чуть не уступила соблазну позволить ему так думать, однако вовремя опомнилась. Нет, это совсем не лучший ход.

– Я была помолвлена.

Он снова остановил ее и очень бережно, с искренним сочувствием спросил:

– Он умер?

Дженива отвернулась и невидящим взглядом уставилась на дерево с искривленными голыми ветвями. Подумать только, она все-таки это сделала! А ведь она не хотела рассказывать ему об Уолсингеме.

– Он жив. Я разорвала помолвку, – вырвалось у нее, – и этим разбила ему сердце. Вот видите, какая я дурная женщина. – Она никогда раньше не признавалась, что стыдится жестокости, с которой обошлась с Уолсингемом.

– Почему вы это сделали?

Жаль, но она не смогла ответить на этот тихий вопрос какой-нибудь грубостью.

– Потому что я не любила его, – со вздохом призналась Дженива. – И я верила, что браки заключаются по любви.

– Верили?

– Верю, – поправилась она и, повернувшись, посмотрела ему в лицо. Она в самом деле до сих пор в это верила вопреки всему.

– Поразительно! Полагаю, ваши родители были идеальной любящей парой.

Дженива гордо подняла голову:

– Да, они любили друг друга, и я не вижу в этом ничего необычного.

– Неужели?

– Лорд Родгар и леди Аррадейл тоже любят друг друга. Она ожидала насмешки, но маркиз неожиданно легко согласился:

– Возможно, вы правы.

– И лорд и леди Брайт.

– А мне казалось, что он такой же циничный мерзавец, как и я. Впрочем, мне придется снова согласиться с вами. То же относится и к Уолгрейву, насколько я могу судить, а мы с ним когда-то охотились в одном и том же парке.

– И еще – подумайте о Талии. Прошло шестьдесят лет, а она по-прежнему влюблена.

– Влюблена?

– А вы сомневаетесь?

– Разве любовь не должна проходить испытания реальной жизнью и временем? Иначе она всего лишь мечта.

Дженива широко раскрыла глаза:

– Пожалуй.

– Иногда и со мной это случается, но чаще всего любовь не выдерживает испытаний.

– Вот в это вы не правы. Боюсь, ваши родители не слишком любили друг друга.

– О, очень любили, но не друг друга. – Он взял ее под руку, и они направились к гостям, уже отдалившимся на опасное расстояние. – Отец увлекался вином и азартными играми, а это, как вы должны понимать, неудачное сочетание. Мать любила другого, но ее заставили выйти замуж за моего отца, и лишь после его смерти она уехала с любимым человеком за границу.

– Печальная история, но она все же любила.

– А разве не следует пожалеть бедного ребенка, который, возможно, надеялся, что его тоже будут любить. – Маркиз замолчал. – Хотя одному дьяволу известно, почему это должно иметь значение. Я почти не видел ее, пока не умер отец.

От удара, сопровождавшегося громким треском, земля дрогнула у них под ногами.

– Увы, увы, – с комичным огорчением заметил Эшарт, – они справились с рождественским поленом без меня. Не рухнет ли дом Родгаров с таким же оглушительным треском, как это самое полено? Пойдемте, а то мы пропустим весь спектакль. – Он схватил Джениву за руку и почти бегом потащил к деревьям. Приподняв юбки, она следовала за ним, все еще находясь под впечатлением от его рассказа. Несомненно, маркиз говорил искренне, с душевной болью, и, вероятно, он никогда еще не говорил об этом с другим человеком.

Наверное, он еще пожалеет о своих словах, но по ряду причин Дженива впитывала их всем сердцем и умом, как драгоценный дар.

Когда они добежали до леса, она споткнулась об упавшую ветку, и маркиз, подхватив, приподнял ее над прогнившим стволом, лежавшим под нависшей ветвью.

– Пустите! – ахнула она, но он, не слушая, взял ее на руки и понес.

– Что случилось с твоей силой, Дженива, милая? Уткнувшись в его плечо, она засмеялась, все еще пытаясь отдышаться, отчего из ее горла вырвался не то смех, не то плач. Казалось, она внезапно погрузилась в другой, незнакомый ей прежде мир.

Его серьга насмешливо блеснула перед ее глазами, а щека с легким загаром оказалась так близко, что ее можно было потрогать… или поцеловать. От его запаха у нее кружилась голова.

Эшарт, внимательно взглянув на нее, словно застыл. Наблюдая за происходящим словно сквозь туман, Дженива задрожала от переполнявших ее чувств, не последнее место среди которых занимал страх. Она не хотела испытывать эти чувства, тем более что с этим человеком их ничто не связывало, кроме фальшивой помолвки.

Но так ли это?

Маркиз повернулся и зашагал дальше.

– Наконец-то!

Дженива, подняв голову, увидела, что они находятся на поляне, и все собравшиеся тут же с добродушным любопытством уставились на них, за исключением, разумеется, Дамарис Миддлтон.

Первым заговорил лорд Родгар. К изумлению Дженивы, он снял камзол и оставался в рубашке и жилете, а его жена, как служанка, держала в руках его теплую одежду. Некоторые мужчины оделись подобным же образом, и женам тоже пришлось позаботиться об их одежде. Кое-кто, невзирая на холод, вдобавок снял шейный платок, у кого-то рубашка распахнулась на груди… Один мужчина даже закатал рукава.

Поразительно, джентльмены превратились в дровосеков! Тем временем настоящие лесорубы, в грубой одежде и обуви, наблюдали за игрой, добродушно посмеиваясь, возможность посмотреть, как трудятся лорды, явилась для них настоящим удовольствием.

Огромное дерево двух футов в диаметре лежало поперек поляны, один конец его был грубо обрублен, зато другой с уже удаленными ветками выглядел куда аккуратнее. Даже неопытный взгляд Дженивы сразу определил, что дерево давно засохло и его специально приготовили для церемонии распилки.

Эшарт опустил Джениву на землю так, что для нее это оказалось неожиданностью, и она недовольно оттолкнула его, при этом он отлетел гораздо дальше, чем можно было ожидать.

Несмотря на улыбку, волк проснулся. Дженива понимала, что причина этого – недовольство собой, тем его откровенным рассказом, но она все равно сердито посмотрела на него. Единственный подходящий ответ.

– Надеюсь, у вас еще хватит сил, чтобы распилить полено. – Лорд Родгар указал на большую пилу с двумя ручками.

Двое гостей, лорд Тео Дакр и мистер Томас Маллорен, взялись за пилу и тут же начали пилить бревно.

Эш с чуть заметным пренебрежением сбросил с плеч камзол и протянул Джениве. Она взяла его, но ей не хотелось прижимать эту вещь к себе, чтобы не вдыхать его запах.

– Подозреваю, что я сыграю служанку лучше, чем вы – плотника, милорд.

– Сыграете служанку? – Маркиз вынул булавку из шейного платка и, развернув длинную полоску мягкой, отделанной кружевом ткани, задрапировал ее вокруг шеи Дженивы, а потом застегнул бриллиантовую булавку, касаясь пальцами ее кожи. – Я-то думал, вы настаиваете на своей невинности, – тихо сказал он с холодным вызывающим блеском в глазах. – Впрочем, быть плотником – вполне благородное занятие даже для святых. – Эшарт расстегнул рубашку, потом манжеты и закатал рукава, обнажая сильные мускулы. Дженива почувствовала себя словно в ловушке. Она не могла отвести глаз от его рук, шеи и груди, которую слишком хорошо представляла себе. – Не осмеливаюсь претендовать на святость, но я хотя бы знаю толк в благородстве.

Стряхнув оцепенение, Дженива увидела по другую сторону поляны мисс Миддлтон, нагруженную ярко-красной формой лейтенанта Ормсби и с плотоядным видом следившую за Эшем. «Берегись, – подумала она, – это волк, он проглотит тебя всю без остатка».

Эш подошел к бревну, и один из мужчин, улыбаясь, что-то сказал ему. Рассмеявшись, он ответил, видимо, тоже шуткой.

Дженива крепче прижала к себе его камзол, опасаясь, что над ней станут подшучивать, и одновременно надеясь, что они не позволят себе такой грубости, по крайней мере до тех пор, пока она может их услышать. Ей надо не выдавать своих чувств и хотя бы наполовину быть такой же хорошей актрисой, как он – актером.

Глава 27

Увидев, что к ней направляется мисс Миддлтон, Дженива чуть не застонала. Боже, только не сейчас!

– Я вижу, вы действительно любите его, – сказала мисс Миддлтон, усмехаясь.

Джениву выручил инстинкт.

– Это естественно, когда двое собираются пожениться.

– Разве? – Мисс Миддлтон повернулась, словно хотела посмотреть, как пилят дерево. – Люди всегда женятся с практической целью.

– Что вы и собираетесь сделать?

– Я собираюсь выйти замуж за Эшарта. Джениве захотелось ударить ее.

– Вы не сможете выйти замуж за мужчину, если он этого не хочет.

Мисс Миддлтон по-прежнему не спускала глаз со своей жертвы.

– Неужели?

Дженива не знала, движет ли ею беспокойство за Эшарта или за эту молодую женщину, но она чувствовала необходимость предостеречь ее.

– Послушайте, неразумно выходить замуж за человека, который этого не хочет, вы рискуете вызвать его недовольство.

Дамарис нахмурилась. Прислушивалась ли она и понимала ли то, что пыталась сказать ей Дженива?

– Мужчины иногда бывают очень глупы.

– Конечно, но и женщины тоже, взять хотя бы леди Бут Керью.

Кошачьи глаза загорелись.

– Тщеславная безмозглая особа!

– Совершенно верно. Заставить Эшарта жениться – если это вообще возможно – все равно что запереть себя в клетку с голодным волком.

Глаза Дамарис расширились, но, вероятно, совсем не от страха. К сожалению, Дженива понимала ее. Здравый смысл убеждал ее саму держаться как можно дальше от Эшарта, но вряд ли это имело значение.

Первая пара мужчин, пиливших бревно, отступила, вытирая пот, и предложила другим заменить их. Эш тотчас взялся за пилу. Дженива увидела, как лейтенант Ормсби хотел ухватиться за другую ручку, но лорд Родгар сам занял его место.

– Как насчет нерастраченных сил? – поинтересовался.

– Титулы должны придать нам силы.

Пила с визгом врезалась в дерево. Принимая во внимание семейную распрю, это могло бы стать состязанием, но в данной работе это оказалось невозможным; им приходилось точно согласовывать свои движения.

Дженива молила Бога, чтобы Эш усвоил урок, хотя весьма в этом сомневалась. Заброшенный нерадивыми родителями, воспитанный ожесточившейся бабкой, избалованный титулом и богатством, он мог оказаться настоящим возбудителем вражды.

Лейтенант Ормсби потребовал своей очереди, брошенный им на Дамарис Миддлтон взгляд отчетливо говорил, что ему хочется произвести на нее впечатление. Такой красивый мужчина – и все же его дело абсолютно безнадежно, подумала Дженива, в ярком сиянии Эша он становился почти незаметным.

Все еще прерывисто дыша, Эшарт возвратился к ней. Дженива вынула из его шейного платка булавку и, повинуясь древнему инстинкту, вытерла платком пот с его лба. Она убеждала себя, что пытается удержать мисс Миддлтон от ошибки, но на самом деле подчинялась силе, такой же естественной и непреодолимой, как ураган или приливная морская волна.

Маркиз ответил ей насмешливой улыбкой, от которой у нее подгибались ноги, даже несмотря на то что она отлично знала – это всего лишь притворство. Надев шейный платок, он притянул ее одной рукой к себе и поблагодарил поцелуем.

Джениве потребовалась вся ее сила воли, чтобы не прижаться к нему и не потребовать того поцелуя, который она жаждала получить.

– По-моему, вы должны мне уже восемь гиней.

– И вы все еще испытываете нужду, не так ли?

Маркиз отошел, чтобы помочь обвязать и погрузить бревно на ожидавшую повозку, а Дженива продолжала смотреть на него, не задумываясь о том, что увидят другие на ее лице.

Прелесть их фальшивой помолвки заключалась в том, что она могла себе позволить впиваться глазами в эту картину, наблюдая, как он играет мускулами и показывает свою силу, напоминая великолепного зверя.

Чтобы образумиться, она отвела глаза и посмотрела на улыбающихся лесорубов. Их забавляло происходящее, но в их смехе не было недоброжелательности. В Библии говорилось, что о дереве судят по плоду, который оно приносит, с чем Дженива всегда была согласна. На флоте вы легко можете судить о капитане по его кораблю. Судя по земле, слугам и арендаторам, маркиз Родгар был хорошим хозяином.

А маркиз Эшарт?

Когда бревно погрузили на повозку, по рукам вспотевших джентльменов пошел наполненный до краев кувшин с узким горлом. Эш, откинув назад голову, пил с удовольствием, и было видно, как на его горле сокращаются сильные мышцы.

Кувшин добрался до лесорубов, которые, сделав по щедрому глотку, закричали: «Благослови вас Бог, добрые джентльмены, веселящиеся на святках!» Забравшись на повозку и захватив с собой кувшин, они повезли бревно к дому.

Мужчины начали собирать свою одежду, и, когда Эш подошел к ней, Дженива вернула ему камзол и перчатки, а заодно задала вопрос, давно мучивший ее:

– Разве вам не надо в Рождество находиться в собственном имении?

– Моя бабушка позаботится обо всем.

– Вы не отвечаете на мой вопрос.

Эшарт мгновенно принял вид настоящего маркиза.

– Потому что это неуместный вопрос.

– И все равно ответьте.

Он с удивлением покачал головой, но Джениву это не смутило. В их новом мире он не был маркизом и ничем не отличался от молодых флотских офицеров, с которыми она дружила.

– Моя бабушка живет только работой по имению. Если бы я стал вмешиваться, она бы зачахла.

– Но как это получилось?

Словно делая уступку душевнобольному, маркиз пояснил:

– Она вышла замуж за моего деда шестьдесят лет назад, мисс Смит. С тех пор вся ее жизнь – это Чейнинтс. Дед мало интересовался делами имения, он был солдатом и придворным. Мои дядя и отец тоже не заботились о своей собственности, довольствуясь доходами, которые от них получали.

– Ваша бабушка вырастила сыновей. Она могла бы научить их что-то делать.

– Вы никогда не соблюдаете никаких границ? Она не отступила:

– С друзьями – никогда.

Что-то – недовольство? – промелькнуло в его глазах, и он отвернулся.

– Нас вооружили ножами и корзинами.

Понимая, что наговорила лишнего, Дженива поплелась за корзиной. Когда она вернулась, то увидела рядом с собой Эша с садовым ножом в руках.

– Не знаю, как воспитывали моего дядю, – сказал он, – но мой отец никогда не думал, что унаследует титул. Его уделом стала армия. – Маркиз помолчал. – Мне было всего восемь, когда отец умер, и слава Богу, что бабушка сумела управиться с моим наследством.

Но кажется, вдовствующая леди Эшарт отнюдь не стремилась вырастить из Эша замену себе, как, впрочем, и из своих сыновей. Подумав об этом, Дженива осторожно спросила:

– Разве она не устала от трудов? Ей, должно быть, не меньше лет, чем Талии…

– Она живет этим. О каких невероятных вещах вы сейчас думаете, Дженива Смит?

Она вынужденно призналась:

– Пора бы вам освободить ее от трудов.

Она приготовилась к тому, что он рассердится и прогонит ее, но маркиз только отвернулся, и она услышала, как он прошептал:

– Знали бы вы, каково это – отнять у нее жизнь…

Она все лучше понимала его, и ее понимание росло весь этот день. Ей вдруг захотелось обнять его, захотелось сесть и поговорить с ним обо всем. Ей хотелось…

Голос леди Аррадейл врезался в ее мысли, как кинжал в шелк:

– А где же зеленые ветки?

Дженива растерянно оглянулась, голова ее кружилась, словно она слишком долго пробыла на солнце. У всех дам имелись корзины, а у всех мужчин – ножи.

Отчего-то у нее мелькнула смутная мысль, что вооруженные мужчины опасны, однако она не могла допустить, что опасность грозит Эшу. Если бы было возможно, она бы завернула его во фланель и никогда не позволила ему подвергать себя риску.

Боже, она сошла с ума!

Люди разбрелись по лесу, срезая длинные побеги плюща и ветки остролиста. Дженива делала то же самое, но чувствовала какую-то отрешенность, как будто ее лихорадило. Эш шутил, поддразнивал ее и флиртовал, словно находился среди друзей.

Всем хотелось поскорее добраться до омелы, но леди Аррадейл была неумолима, никакой омелы, пока повозка не заполнится.

– Вот теперь, – разрешила она, – мы можем пойти в сад. Раздались радостные крики, и кто-то запел песню об омеле:

Хей, хоу, за омелой Мы идем в зеленый лес…

– Будьте осторожны, – предупредил Эш, когда песня замолкла, – омела может погубить даже непобедимых героев.

Небольшими веселыми группами они выходили из леса. Вдалеке возвышался дом, и им предстояло обогнуть его, чтобы попасть в сад.

Дженива и Эш шли вместе с лордом Родгаром, Дамарис Миддлтон и не терявшим надежды лейтенантом Ормсби. Дженива снова оказалась между двумя маркизами. Расстроенное воображение по-прежнему возбуждало в ней предчувствие опасности, но она подумала, что, вероятно, причиной тому – сгущающиеся сумерки.

Небо потемнело, где-то за облаками садилось солнце. Похолодало, и промозглый воздух стал забираться в башмаки и под накидку.

А может, холодная дрожь пробегала по ее коже из-за замечания Эшарта о мертвых героях и тона, каким это было сказано?

– Потому что омела ядовита? – уточнила она. Ей ответил лорд Родгар:

– Потому что омела погубила Бальдура, а он был не просто героем, но и богом. Ты это имел в виду, не так ли, Эшарт?

– Именно это. Но можно сказать, что Бальдур погиб из-за поступков его матери.

Матери! Дженива поняла, что начался поединок.

– Каких поступков? – потребовала объяснений мисс Миддлтон, пристроившаяся к Эшарту с другой стороны.

– Сначала мать Бальдура просила богов позволить ей взять клятву со всех живых существ, что они не причинят ее сыну вреда.

– И что же в этом плохого? – удивилась Дженива. – Любая мать, если бы могла, сделала бы то же самое.

– Но мать Бальдура пренебрегла омелой, ибо считала, что та слишком слаба, чтобы быть опасной. Типичная женская глупость.

– При этом вечерами боги от безделья развлекались тем, что пытались убить его. Типичная мужская глупость.

– И что же случилось потом? – спросила Дженива, стараясь понять, какая скрытая опасность таилась в этом разговоре.

– Представьте, пожалуйста, – громко сказал Родгар, словно стараясь заинтересовать рассказом окружающих, – ночь в Асгарде, замке богов. Льется рекой медовый напиток, и веселье разгорается. Не найдя ничего лучшего, боги пускают стрелы в счастливчика и даже колют его острыми кинжалами.

Эш рассмеялся:

– Как это напоминает королевский двор в Сент-Джеймсе!

– Пожалуйста, помолчи! – Дженива заметила, как у Родгара дрогнули губы. – Бальдур не испытывает боли…

– Могу я высказать свои сомнения?

– …пока Локи, завидуя счастью Бальдура… Локи! Дженива чуть не вскрикнула.

– Счастье, заметьте, – вставил Эш, – это подвергаться постоянным нападениям. Как же это похоже на жизнь фаворита при дворе.

– Счастливчики должны все время быть начеку, – согласился Родгар. – Бальдур не обладал интуицией, и послушайте, что из этого вышло. Локи, думаю, вы помните Локи, единственным смыслом существования которого было затевать ссоры…

– Мы без труда узнаем в нем такого типа людей.

– Никаких имен, кузен.

У Дженивы кружилась голова.

– Локи срезал ветку омелы и сделал из нее копье. Хотел ли он убить, или это было всего лишь озорство?

– Но, – перебила его Дженива, – из омелы нельзя сделать копье, ведь это лиана…

– Железная логика. – Эш усмехнулся. – Это происходило еще до нашей эры, до рождения Христа. В одной истории говорится, что крест был сделан из дерева омелы, потом ее прокляли, и она стала такой, как сейчас, слабой и живущей только тем, что высасывает сок из других деревьев.

– В таком случае мать Бальдура не могла не знать об этом.

– Увы, смысл этой истории не подчиняется логике Дженива.

Она затеяла спор, потому что чувствовала, приближается нечто неприятное, но в конце концов ей пришлось заставить себя замолчать.

– Локи сделал копье, – продолжал Родгар, – но не воспользовался им сам, а уговорил метнуть его слепого брата Бальдура, Ходура, убедив его, что Бальдур хочет, чтобы он принял участие в игре. Затем Локи направил его руку. Бальдур умер, и все боги рыдали так, что слезы лились на их мед.

– Но в общем-то, как мы понимаем, несчастье произошло только из-за их собственной глупости.

– Кто в этом сомневается? – Лорд Родгар усмехнулся. – А они набросились на Локи.

– Это была его вина, – заметила Дженива.

– Иногда поступок имеет глубокие корни, мисс Смит, и нанесший последний удар оказывается не единственным виновником. Что касается Локи, боги поймали его, навеки заковали в цепи, а над его головой посадили змея, чей жгучий яд непрестанно капает на его лицо. Никто не бывает так жесток, как те, кого тяготит чувство вины.

Вины? Чьей вины? Матери Родгара? Его отца? В этом древнем мифе скрывалось что-то еще.

Молчание затянулось, и Дженива не выдержала:

– Почему матери в мифах так беспечны? Мать Ахилла оставила незащищенной его пятку. Мать Бальдура пренебрегла омелой. Немного добросовестности, и все было бы в порядке.

Во взгляде Эшарта она прочитала гимн своей логике и пожалела, что не придержала язык.

– Добросовестность дала бы нам непобедимых героев, – охотно пояснил лорд Родгар, – но именно наша уязвимость делает нас человечными.

– Возможно, – заметил Эш, – именно в этом причина того, что дети Каина и Авеля обречены нести бремя грехов своих родителей.

– Этим можно было бы многое объяснить, – согласился нисколько не смущенный. Родгар, – но жестокие боги умерли, а наш бог – Иисус Христос, который заповедовал нам прощать врагов наших.

Отлично сказано!

Эш ничего не ответил. Неужели он и на самом деле считает себя кем-то вроде Локи? И не готовится ли он погубить Родгара каким-то таинственным оружием?

Дженива не заметила, как они пересекли лужайку и вошли в сад, охраняемый от оленей высоким забором.

– Вперед к омеле! – раскрывая ворота, позвал Родгар. – В наши просвещенные времена она может убить нас только поцелуями.

Эш ввел Джениву в сад и закрыл за собой ворота.

– Но не забудьте, – добавил он, – что Иисуса Христа предали именно поцелуем.