Текст книги "Свои чужие (СИ)"
Автор книги: Джина Шэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
Глава 19. Полина
А вот Эльке желтый идет так, что можно слюной зависти истечь случайно. Ну, да, волосы ей позволяют – длинные, естественные, золотисто-русые. Это я блондинилась лет с шестнадцати, Элька же в жизни не прикасалась к краске.
И пока она поправляет свои уложенные волнами волосы у зеркала, я смотрю на неё и думаю.
– Кольцова, а ты не засланец в тылу врага, а?
Элька оборачивается, глядя на меня удивленно.
Я красноречиво гляжу на её платье. Желтое! Серьезно?
– Ты жениху не доверяешь, или мне? – Элька закатывает глаза. – Поль, брось, вот увидишь, Костику до лампочки будет. Видела реакцию Варламова вчера? Вот тебе самое лучшее доказательство. Ты в синем – бомба. Устоять нереально.
Хотелось бы, чтобы это была правда. Из-за пресловутой эпопеи с паспортом Костя ужасно морозился. Даже еще не въехал ко мне, хотя мы ведь договаривались.
Пару раз за эту неделю я даже ловила себя на мысли, что может и хорошо, что так вышло и въезд Кости ко мне отсрочился. И всякий раз, когда я себя на этой мысли ловила – тут же отвешивала себе мысленную оплеуху.
Он – мой мужчина. Жених. Будущий муж.
Я его задела.
И, по сути, мне бы чувствовать себя виноватой, а я как будто облегченно выдыхаю.
И на самом деле – это немножко нервно. И не с той стороны, “почему он не торопится”, а с той, что “боже, да неужели он, наконец, поселится в моей квартире”.
На моей территории! И тут будет не только его бритва, зубная щетка и пара запасных костюмов в шкафу, а он сам и три чемодана “приданого” впридачу? Мне придется перестраивать свою жизнь под него.
Вообще по уму и логике – это я бы должна к Косте переехать. Но у меня квартира и получше, и поудачней расположена. Так что да, ко мне. И блин, как же это стремно… Еще не паническая атака, но будто бы её подступы. Тьфу.
А ведь я за Костю замуж собираюсь. Твердо так собираюсь! Так, ладно, не до рефлексии мне, у меня губы не накрашены. А Костя уже паркуется у меня под окнами.
Под свой День Рожденья Костя даже взял отгул на полдня. И он, и часть его приятелей из рекламного отдела моего издательства. Можно было бы отложить гулянку до выходных, но…
– Один раз живём, – сказал Костя и взял отгул.
Именно поэтому сейчас – в час дня торжественно возвещает о явлении именинника мой домофон.
Костя поднимается радостный. На самом деле радостный. Даже обнимает меня сразу же, как заходит в квартиру. Целую неделю дулся и этого не делал.
– Хорошо выглядишь, Полин, – сообщает он уверенно, отпустив меня и поправляя на носу очки.
– Она выглядит божественно, не зажимай невесте комплименты, именинник, – ухмыляется Элька, а потом исчезает в кухне. Делает вид, что ей прям приспичило попить кофе. Дает мне возможность обнять и поцеловать Костика без свидетелей.
Теплый. Надежный. На него можно положиться. Что мне еще нужно?
– Извини, что давил на тебя, – вдруг шепчет Костя мне на ухо.
– М? – Я удивленно кошусь на него.
– Ну, с заявлением и бывшим твоим, – Костя морщится, и я целую его в краешек губ, чтобы не вздумал себе портить настроение мыслями о Варламове. – Я тут просто прикинул, даже если бы он не отбрехался – ну что там ему могли впаять? Штраф? И тебе все равно пришлось бы с ним работать.
– Ко-о-остя, – вырывается из моего горла стон, – ради всего святого, давай забьем на Варламова. У меня, в конце концов, есть кем заняться.
– Есть, да? – Костя поглаживает меня по спине, смотрит блестящими глазами. Эх. Придется сегодня настраиваться на празднике. Потому что повода отказывать вроде как и нет. Надеюсь, вино там у Кости хорошее.
Вот что это? Климакс? Аллергия на мысли о сексе?
Ладно, надо уже чмокнуть моего хорошего в подбородок, и надеть уже чулки. Как раз откладывала до выхода. И коробочку “с подарочком” нужно кинуть в сумку. Надо будет выкроить время и вручить её как-нибудь не очень заметненько. Как это сделать в ресторане, в котором будет гудеть тридцать человек – я понятия не имею. Но и сейчас не могу, оттягиваю до последнего.
– Поль, я у тебя ключи от машины оставлю? – буднично спрашивает Костя, заглядывая ко мне в спальню. Замечает, что я натягиваю чулок – не удерживается, скользит ко мне, тянется к губам с поцелуем, опускает руку на бедро.
– Соскучился ужасно, – хрипло шепчет он. А вот нефиг было дуться. Сам дурак, Константин Михайлович.
– Я тоже, – привычно вру я. Не могу же я сказать, что мне как обычно никак от его прикосновений. – Элька тут.
– Да, точно, – Костя вздыхает и встает с корточек, на которые успел опуститься. – Так я ключи оставлю?
– Ты сегодня отмечаешь? – я улыбаюсь, хотя ответ, в принципе, мне известен. Костя редко это себе позволяет. Трезвенник. Почти.
– Я сегодня поминаю, – траурным тоном откликается Костик и уходит в гостиную вызывать такси. Особо печальным он при этом не выглядит. Ну, слава богу.
А я проверяю, все ли самые необходимые вещи взяла с собой. Телефон, ключи, карточка, коробочка с “подарком”…
Телефон звонит в самый неподходящий момент. Тогда, когда я кинула туфли в пакет и сижу себе, натягиваю на ногу сапог. Разумеется, на половине молнии, телефон и начинает свой концерт.
Ну, вот что там надо и кому?
Когда я вижу на дисплее номер – и физиономию Варламова, я чуть не роняю телефон из рук. Фотку я назло Димочке еще после развода поставила самую чудовищную, которая только нашлась в моем фотоархиве. И здесь он небритый, невыспавшийся и растрепанный – но сейчас к собственному недовольству понимаю, что даже на фотке этот поганец до чёртиков очарователен. Этакая усталая запущенная мужественность на всю физиономию.
– Слушаю.
Я не знаю, что ему нужно, но уже готова его послать. Он знает, что у Кости сегодня праздник, может и напакостить, с него станется.
– Ты можешь приехать в студию сейчас? – Что-то в его голосе заставляет меня вздрогнуть. Я давненько не слышала голос Димы таким мертвым. Пожалуй, один раз только слышала – когда ему в седьмой раз отказали в вакансии на телецентре.
– Что случилось? – встревоженно спрашиваю я.
В прихожую выходит Костя, задумчиво смотрит на меня.
– Не по телефону. Приезжай. Кирсанов ждёт, – рвано выдыхает Дима и сбрасывает. А я остолбенело смотрю на дисплей смартфона. Что случилось? Что могло такого случиться, что Дима вдруг оказался такой убитый? Он же чертов неваляшка. Его же уронить не может абсолютно ничто. Нет, неудачи – неудачи, конечно, были. Года три неудач после окончания универа у него вполне себе имелись.
Но я еще тогда поняла – там, где я опускаю лапки и по-девочковому прячусь от слишком страшных сложностей под одеяло, Дима встает, стряхивает пыль с колен и идет пахать дальше. Серьезно. Он же пахал как конь все то время, что мы были друг с дружкой. И после… Сколько у него сейчас проектов? Три сериала и полнометражка Кирсанова? Я понятия не имею, как он не рвется на лоскуточки, как успевает, но ведь успевает же. И ведь ценят же его.
Но вот это… Его что, разбил паралич, и он больше никогда не сядет за клавиатуру?
– Поль, что случилось? – негромко спрашивает Костя. – Кто звонил?
– Дима звонил, – растерянно откликаюсь я. – Попросил приехать в студию.
– Ну и почему ты не объяснила, куда ему надо идти со своими просьбами? – недоуменно хмурится Костя. Я пожимаю плечами. Я не знаю. Надо было бы, но…
– Там что-то случилось, – пытаясь понять, что мне делать дальше, отрешенно произношу я.
– Ну конечно. – Костя смурнеет на глазах. – Всегда что-то случается, Поль. Он всегда получает то, что нужно ему. И ты ему это позволяешь.
– Кость, у меня контракт вообще-то, – напоминаю я.
– У тебя по расписанию следующий твой визит – на пробы актеров главных ролей. И о дате должен сообщить кто? Кастинг-директор. А не твой Варламов.
– Он не мой, – устало отмахиваюсь я.
– Да ладно? – Костя раздраженно щурится и скрещивает руки на груди. – То есть ты сейчас не собираешься взять и уехать, собираясь проигноривать большую часть моего праздника? Который вообще-то и в честь нашей с тобой помолвки, Поль, я собирался объявить друзьям. А ты собираешься взять и послать это к черту. Из-за одного звонка бывшего. И он “не твой” после этого?
Собираюсь ли я? Вообще-то… Да, я собираюсь. Ну, по крайней мере мысленно есть ощущение, что эту Варламовскую просьбу действительно нужно услышать. Что-то в ней было такое. Пробирающее. Что нельзя взять и проигнорировать.
– Я приеду, – уверенно обещаю я. – Ну подумаешь, пропущу начало.
– Да ладно, какое уж тут начало. – Костя бросает быстрый взгляд на часы. – В центре сейчас ад. В студию ты доберешься часа через два. Пробудешь там час, вернешься еще через два. Пять часов, Поль. Приедешь к тому, как официанты со стола убирают?
– Кость, там может и вправду быть что-то важное, – возражаю я, прямо глядя на него.
– Может. Тогда пусть он разгребает это сам, Полин, – раздраженно отмахивается Костя.
– Меня просили приехать. Меня ждет Кирсанов, – упрямо качаю головой. – Костя, нужно съездить.
– А там окажется какая-нибудь ерунда типа романтического ужина с видом на Останкинскую башню, – зло кривит губы Костя. – Поль, серьезно, даже не думай.
– Ты спятил, да, Костик? – вдруг спрашивает Элька. – У неё контракт вообще-то. И не дай бог, там и вправду что-то случилось и нужна Полька. Думаешь, адвокаты Кирсанова будут милосердны? Они поимеют и Польку, и издательство как посредника. Мало не покажется никому.
Да, у Ильи Вячеславовича такой милый обходительный характер, но такие некормленные пираньи-юристы… Мне заранее страшно отступать от контракта хоть на полстрочки.
– Езжай, Поль, – невозмутимо улыбается мне Элька. – Не волнуйся, весь торт без тебя не съедим. И я послежу, чтобы твой жених не уместил ваш свадебный загашник в бельишко стриптизерши.
Стриптизерши в торте нет, конечно, все чинно-благородно. Просто Элька угорает.
Я торопливо одеваюсь, а потом шагаю к злому как черт, Косте. Невесомо касаюсь его ладони.
Элька снова понимающе испаряется. Сокровище, а не подруга.
– Котик, – тепло шепчу я, прижимаясь к Косте. – Ну не обижайся, пожалуйста. Это работа. Это важно же?
– А я? – тихо спрашивает мой жених, глядя мне в глаза. – Я тебе важен?
– Очень, Котик, – касаюсь губами его щеки. – Подожди…
Тянусь за сумкой, вытягиваю из неё коробочку. Черная, широкая. Еле подобрала так, чтобы влезло.
– Я хотела отдать позже и торжественно, – примиряюще и негромко говорю я, – но не хочется дарить тебе подарок самой последней.
Костя открывает коробочку. Там ключи от квартиры. Если честно, для меня это почти то же самое, что подарить ключи от своей жизни. Теперь-то я уже не побегаю. Некуда.
– Закроешь квартиру сам, ладно? – неловко улыбаюсь я. – Только нижний замок заедает немного, имей в виду.
Костя же смотрит на открытую коробочку в своей ладони, а потом поднимает ко мне лицо.
– Не уезжай, Поль, – просит он. – Останься. Забей на Варламова, пусть разбирается сам.
– Не могу. – Я качаю головой и прям вижу, как стекленеет Костин взгляд. Ну вот что это за упрямство, а? Ну тут же вопрос фильма.
Костя красноречиво молчит, поэтому я шагаю к двери в тишине.
– Можно я возьму твое такси? – виновато спрашиваю я. Хотя, почему виновато? Ну что я, сама, что ли, трэш на студии устроила.
– Разумеется, – ядовито отвечает Костя. – Поторопись, там тебя заждались.
Почему-то мне кажется, что он хотел сказать иное. Но продолжать этот спор – приближаться к крупной ссоре. И я этого не хочу совершенно.
– Увидимся в ресторане, – произношу я, а Костя снова красноречиво молчит, глядя куда-то мимо меня. Честно говоря, я думала, что мой подарок больше его смягчит. Ведь это же шаг ему навстречу. Снос последнего барьера. Я готова его принять. Ну, может не очень готова, но я хочу. А все остальное придет на ходу.
– Беги уже, – восклицает из кухни Элька, выводя меня из этого ступора.
Вздрагиваю. Срываюсь. Бегу.
Костик, прости, но надо. Я и так уже задержалась.
Но что же случилось на студии?
Глава 20. Полина
Я не буду рассказывать, насколько сумбурной была моя поездка до телецентра. Беспокойная – потому что что-то явно случилось, наполненная чувством смутной вины – потому что оставила Костю в его день рождения. Я бы тоже, наверное, от этого расстроилась. С другой стороны – ну правда же, контракт.
Когда я подхожу к кабинету Кирсанова, я замечаю, что все, кто несется мимо, почему-то именно у двери Ильи Вячеславовича начинают забирать вправо, будто пытаясь выйти из зоны поражения каких-то орудий.
И…
Когда я подхожу ближе – я понимаю в чем дело.
Даже при хорошей звукоизоляции – раскатистый мужской рык в два голоса слышен прекрасно. Без особых слов, но чисто от интонаций уже идет мороз по коже. Там происходит война. И соваться туда страшно…
Я замираю у двери, ловлю сочувственный взгляд какой-то мимо-пролетающей девочки. Да-да, мне не повезло, я мимо пролететь не могу, мне зайти надо.
Стучу не очень решительно. Прям даже очень нерешительно, я бы сказала.
За дверью настает тишина.
– Войдите, – раздается голос Кирсанова, раздраженный предельно. Ой, ой. Ощущение масштабного конца света накатывает все сильнее. Захожу, пытаясь не втягивать голову в плечи. Я ж ни в чем не виновата, вроде. А голова все равно втягивается, как у той черепахи, которая пытается спрятаться от опасности.
Атмосфера в кабинете такая, что ясно – тут творилось побоище. Хотя все, вроде, лежит на своих местах, но воздух будто высушен одним масштабным сражением.
На кожаном диванчике в углу, на котором в первую встречу тут сидели мы с Элькой, сидит заплаканная девушка и крепко обнимает красную папку в своих руках. Будто пытается за ней спрятаться.
Кирсанов и Дима – разумеется, он здесь – стоят у стола и смотрят друг на друга так, что удивительно, как они до сих пор еще живы. Кажется, орали друг на дружку именно они. Странно. Вроде как Дима говорил, что они с Кирсановым даже друзья, что за ерунда?
– Вы просили приехать, Илья Вячеславович? – осторожно подаю голос я, отчаянно не желая вклиниваться между Димой и Кирсановым.
– Варламов, сходи кофе выпей, – сквозь зубы цедит Кирсанов, не отводя взгляда от лица Димы.
– Спасибо, я не хочу, – ледяным тоном откликается Варламов. – И никуда я не уйду, пока ты не передумаешь вот так на ходу проект отправлять в заморозку.
– Дима! – рычит Кирсанов.
– Я все сказал, – Варламов подается вперед, роняя вес на ладони. – Штрафовать меня? Пожалуйста! В суд тащить и драть неустойку? Имеешь право. Уволить хочешь и порвать наш с тобой контракт? Окей. Проект не трогай.
– Да что происходит-то? – восклицаю я, силясь хоть что-то понять из их странной перепалки. – Илья Вячеславович, какой проект? Какая заморозка? Наш проект?
Кирсанов поворачивается ко мне и ощутимо мягчеет в лице.
– Сядьте, Полина, – устало просит он.
Черт. Вот именно с этого обычно и начинаются самые паршивые новости. Садиться я сажусь – на диван к заплаканной девочке, а в душе уже все напряглось и похолодело.
Я прям чувствую, на каком тоненьком волоске вдруг повисла судьба “Феи-крестной”.
– У нас поперли сценарий, Полина, – Кирсанов красноречиво смотрит на Диму, видимо, чтобы ясно было, кто виноват.
Пипец.
– Кто? – вырывается из моего рта самый бессмысленный вопрос на свете. Вряд ли мне назовут имя. – И как?
– Разбили стекло у меня в машине и вытащили с заднего сиденья, – голос Варламова звучит опустошенно, – вчера на парковке у ТЦ, где ты покупала платье, помнишь?
– Но… – я запинаюсь, пока меня медленно вымораживает катастрофичность произошедшего. – Зачем ты вообще его из студии забрал? Мы же с ним закончили работу?
– Да, Дим, расскажи, зачем? – Кирсанов улыбается, но в его улыбке ощущается ярость и жажда крови.
Выражение лица Варламова становится затравленным.
– Я предложил Алине, – он кивает на девушку, съежившуюся в углу дивана, – сделать часть её работы, чтобы кастинг на главные роли провели раньше.
– Но зачем? – опешив, спрашиваю я. Это какой-то адский бардак.
Дима смотрит на меня. Очень пристально смотрит на меня. Я аж воздухом давлюсь от этого взгляда.
– Мне было так нужно, – медленно чеканит он каждое слово, – и я не собираюсь отпираться. Кража произошла по моей вине, так что огребать должен я.
– Проблема даже не в “зачем” и “кто должен огребать”, Полина, – вмешивается Кирсанов, видимо, решив, что мы отклонились от темы. – Проблема в том, что если сценарий окажется в сети – мы можем сделать ручкой хорошим кассовым сборам. Это будет провал. Это всегда провал, когда мы не удерживаем интригу и даем зрителю сразу все.
Волосок, на котором держалась “Фея-крестная”, дрожит и трещит, грозя вот-вот оборваться.
Кирсанов уже объяснял мне, насколько паршивы сливы сценариев в сеть. По сути своей экранизации снимали во многом для моей аудитории. Именно она должна была обеспечить положительную поддержку и задать хороший старт сборам. Это потом уже должны были подтянуться заинтересованные сторонние зрители.
Но что такое экранизация? Адаптация книги. Её не дословное исполнение. Некоторые сцены мы с Димой сокращали, некоторые убирали, некоторые расширяли и изменяли, чтобы добиться большей эффектности. И новых ощущений от фильма моим читателям уже не видать, если сценарий все-таки сольют. Не говоря уже о том, что "все не так, и книга лучше", несправедливое, но гарантированное троллье мнение, которое за время съемок прочно укрепится в головах людей и лишит нас последней надежды на хорошие сборы.
– И вы поэтому хотите… заморозить? – сипло спрашиваю я, стискивая руки на коленях.
– Хочу, – Кирсанов тяжело вздыхает, с ощутимым сожалением, – Дима предлагает делать на страх и риск, но я не могу соглашаться на заведомо убыточное предприятие. В нашем контракте есть пункт о форс-мажорах. Вот это наш форс-мажор. Проект придется заморозить, как бы Дима ни стоял на своем.
Заморозить – это для зрителей. Для всех участников кинопроизводства, заморозка – это провал, отказ, и… Фильм по моей книге не то что не увидит свет, но умрет чуть ли не в самом начале своего зарождения.
И в глазах моих щиплет от обиды. Вот почему так? Почему? Блин, да лучше бы мне вообще ничего не предлагали, чем вот так. Окунуться в это, размечтаться, выпустить на волю детское и заветное, то, что я себе позволяла, когда еще умела мечтать, а не когда это умение мне напрочь отшибло взрослым цинизмом.
– Полина, я правда понимаю, как для вас это обидно, – негромко произносит Кирсанов, и в его голосе я чувствую искреннее сочувствие. – Но знаете, сколько спонсорских средств будет отозвано, как только будет обнародован сценарий фильма? Мы концы с концами не сведем. Абсолютно. И это будет провал, а какой смысл, зная об этом, на это соглашаться?
– Как только? – чуть вздрагивающим голосом уточняю я. – То есть еще не обнародовали?
– Еще нет, – Илья Вячеславович морщится и качает головой. – И пока не обнародовали – мы еще можем делать вид, что у нас все в порядке, но тут вопрос дня-двух. Сценарий украден вчера. Есть вероятность, что вор просто еще не нашел времени оцифровать распечатку. Может быть, они хотят, чтобы мы сценарий выкупили – это был бы еще приемлемый, хоть и поганый вариант, если, конечно, не будут сделаны копии. Но опять-таки, я уже успел навести справки – среди известных мне охотников на сценарии слухи о “Фее-крестной” не ходили. Маловероятно, что удастся обойтись без огласки.
Самое паршивое в этой ситуации – нужно бы держать лицо. Хотя не хочется, хочется только разреветься. Для меня ведь это было как маленькое чудо, я поэтому так легко ввязалась именно в съемки, мне хотелось увидеть как мое самое заветное желание воплощается в жизнь. Я хотела увидеть рождение этого фильма от первого и до последнего кадра, а уж авторский предпоказ мне снился в самых радужных сказочных снах. И вот теперь – облом. Заморозка. И нет, разумеется, я с этого что-то поимею, формально Дима – сотрудник Кирсанова, виноват он, издательство наверняка отсудит и себе, и мне какую-то компенсацию. Но… Это деньги. Только деньги. А воплощенной мечты у меня уже не будет.
– А если ты сменишь только книгу-первоисточник? – вдруг произносит Варламов, глядя куда-то в пространство. – У Полли есть не одна пригодная к экранизации книга. Мы потеряем три недели. Но это же проще, чем тебе начинать какой-то новый проект?
Кирсанов бросает на Диму красноречивый взгляд.
– И как по-твоему я это объясню спонсорам?
– Так и объяснишь, – Дима пожимает плечами, – по вине сотрудника произошел форс-мажор, но ваши средства не пострадают, господа-вкладчики, мы уже работаем над альтернативным проектом.
– Часть откажется.
– Да брось, – рвано выдыхает Варламов, глядя в одну точку, – у тебя имя и репутация. Они же хотят получить прибыль со своих денег, не так ли? Они вкладывают в тебя, а не в конкретный сценарий. Ты приносишь бабки, Илья. Ты сроду не вписывался в невыгодные проекты.
– Дим, что за прожектерство? – утомленно спрашивает Кирсанов. – У нас нет синопсиса, и договор с издательством Полины составлен на другую книгу.
– Я сделаю тебе синопсис к послезавтра, – тихо откликается Дима. – Новый сценарий выработаю за две недели, без зарплаты. Убытки все вписывай в иск, взыщешь с меня же. Неужели ты не сможешь выкрутиться из ситуации?
– А какая мне выгода в этом? – емко интересуется Кирсанов. – Ты предложил мне этот проект и так налажал уже на старте. Предлагаешь мне согласиться на твой проект еще раз? И ради чего?
Что забавно, я слышу совсем не то, на чем акцентирует Кирсанов. Я слышу: “Ты предложил мне этот проект…”
Серьезно? Я это правильно понимаю хоть?
– А ты хочешь что-то конкретное? – Дима тем временем остро смотрит на Илью Вячеславовича.
– Пять лет эксклюзивного договора, – Кирсанов щурит свои темные глаза. – И половина твоей зарплаты в первые два года уходит в мой фонд на возмещение убытков. И ни влево, ни вправо, ни в какие другие проекты ты не ввязываешься, дружок.
– Предлагаешь мне влезть в твою кабалу? – саркастично интересуется Дима.
– Ты же предлагаешь мне согласиться на целую кучу проблем со спонсорами и переоформлением договоров, – хладнокровно откликается Кирсанов. – Ты хочешь, чтобы у госпожи Бодлер была экранизация? Окей, я оценил этот твой порыв. Но будешь ходить в моем рабстве, раз такой кретин.
Я вижу, как твердеет Димино лицо, как обостряются скулы и сужаются глаза. Предложение ему насмерть невыгодно, это очевидно.
– Готовь документы, – хрипло выдыхает он. – Хотя я и не понимаю, на кой черт тебе такой косячащий сотрудник.
– А что тебя, уволить? – скалится Кирсанов. – Освободить от работы? Нет уж. Будешь пахать столько, что сам пожалеешь. И только на меня, потому что виноват ты передо мной.
У меня идет кругом голова. Вот, правда. И я… Я не понимаю, что в этом случае делать мне.
– То есть мы будем снимать фильм по другой моей книге? – медленно спрашиваю я.
Кирсанов, явно закончивший играться с Димой в вербальный пинг-понг, поворачивается ко мне.
– Если вы хотите, Полина, – медленно откликается он. – Вы же хотите?
Хочу ли? Я сейчас устала и, честно говоря, хочу пойти домой и напиться. А потом поспать. Я здесь минут десять, но уже успела не только офигеть, но и совершенно потерять понимание, что происходит. Голова гудит, будто там звонят все колокольни разом.
Но… Все-таки мне особенно без разницы, какую мою книгу будут экранизировать, я их все очень люблю. Жалко потерянных недель, до слез жалко “Фею-крестную”, она не меньше прочих достойна экранизации, но… Если уж все так вывернулось…
– Я хочу, да, – отрешенно отвечаю я и устало тру виски. Боже, как мне в этом состоянии ехать на праздник вообще? Сидеть там в уголочке с кислой миной и пить за упокой несвоевременно почившей “Феи-крестной”?
– Значит, консенсус найден, – Кирсанов опускается в свое рабочее кресло и раздраженно смотрит на Диму. – Все свободны. Госпожа Бодлер, извините, что мои сотрудники так нас с вами подвели. Я вас сдернул так резко…
– Ничего, – вымученно улыбаюсь я. Господи, а я ведь только-только начала расслабляться, предполагая, что основная часть моей работы сделана, и я буду до начала съемок только изредка болтаться на кастинги. Ладно, хоть книгу в печать сдала на прошлой неделе. Можно сценарием и вплотную заняться.
“Все свободны” адресовано явно непосредственным сотрудникам Ильи Вячеславовича. Но поднимаюсь и я. Кирсанов выглядит усталым, поэтому кивает мне прощально.
Из его кабинета я выхожу последней. Успеваю заметить, как Алина замахивается на Диму папкой и что-то раздраженно ему шипит. Но, заметив меня, видимо, решает прилюдно не позориться и, зло улыбнувшись Варламову, уходит прочь.
А Дима… Дима остается. Стоит и смотрит на меня так, что на него даже орать не хочется. Виноватый по самое не могу, виноватее выглядеть просто невозможно.
И почему-то я сама сейчас не могу сдвинуться с места. Вокруг нас по-прежнему движутся люди, откуда это ощущение, что никого на свете кроме нас двоих нет?
