Текст книги "Свои чужие (СИ)"
Автор книги: Джина Шэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)
Глава 15. Полина
– Ну что, по счетам платить будешь? – насмешливо интересуется Дима, когда я допиваю кофе. Кстати, луковый суп в этом ресторане был дивный. Чудом вспомнила про диету и отказалась от того, чтобы повторить.
– Ну, иди заказывай музыку, – я пожимаю плечами. Если он думал, что я спрыгну, ему придется выкусить. Но он даже свой кофе не стал допивать, сразу поднялся из-за столика. Так не терпелось?
– Только вальс, и ничего больше, – добавляю уже ему в спину.
С Варламова станется – он ведь и танго закажет. Благо от нефиг делать мы когда-то учились его танцевать. Он сегодня отчаянно бьет по моей сентиментальности, не знаю уж, намеренно он это делает или нет. Если да – то я оторву его безмозглую голову. Потому что зря он это делает.
Впрочем, даже с вальсом я на самом деле ужасно рискую. Потому что вопреки всему – для меня-то этот танец куда интимнее, чем другие.
Самый классический вальс натянет танго по одному только эмоциональному посылу. Если это, конечно, не конкурсный, не постановочный вальс.
Здесь нет страсти, плещущейся во все стороны, никакого пресловутого “секса на танцполе”.
Вальс – это уединение. Будто молчаливое сближение на максимально допустимое расстояние, которое дает тебе шанс подумать. Тебе нравится твой партнер? И нет вариантов, ты это обязательно обдумаешь, потому что сейчас и здесь – есть только ты и тот, кто тебя ведет. А весь остальной мир – он происходит в другой параллельной реальности.
Танго танцуют для зрителя, вальс – друг для друга.
Вся магия в этом – в пионерском расстоянии между двумя телами, когда между моей грудью и грудью Варламова можно уместить томик большой советской энциклопедии. И его ладонь – нет, она даже не на талии – она на моей лопатке. Все приличия соблюдены, все неприличия – только в моей голове.
Шаги? Шаги до простого банальны. Просты. Все продумано так, чтобы ты быстренько поняла, в чем суть, и сосредоточилась на партнере.
На его глазах, например. Взгляд "глаза в глаза" тоже может быть разным. Он бывает сражением, бывает дуэлью, бывает обещанием страсти, а бывает тонкой связующей нитью. Пуповиной между двумя сообщающимися душами. Теми, кто не могут друг без друга. Так я воспринимала танец с Димой. Всегда. До развода. Потом мое "всегда" закончилось.
Он слишком близко. Я в какой-то момент понимаю, что с огромным трудом сдерживаю дрожь. Немалая часть моей души помнит руки Варламова и сейчас наслаждается тем, что оказалась в них вновь.
Все-таки это мой провал. Я сама себе вырыла яму, позволив Диме оказаться так близко к себе, потому что сейчас я реагирую на него неадекватно.
Он – не мой мужчина.
У меня есть Костя.
Вот только это нифига не помогает, потому что именно сейчас я едва чувствую свои ноги. Все тело будто двигается как-то само, а я пытаюсь вспомнить, как вообще дышать.
Нет, нет, не может такого быть, чтобы он меня по-прежнему волновал…
Но он волнует. От его взгляда воздух в легких густеет и выдохнуть его чудовищно сложно.
И мои пальцы, которые сейчас лежат в Диминой ладони, будто колют раскаленными иглами.
Казалось бы, с чего мне вообще думать в его сторону?
Он от меня ушел тысячу лет назад, я его не интересую.
Все, что он делает сейчас – пустой выпендреж. Варламов не умеет не рисоваться. Димочка же любит чувствовать себя самцом, желанным призом, который хотят абсолютно все особи женского пола, на которых падет взгляд его серых глаз.
Дима останавливается, заставляя замереть и меня. Музыка закончилась. До меня это доходит как-то с запозданием.
Варламов смотрит мне в глаза, и от его ладони на моей спине, кажется, вот-вот вспыхнет ткань моей блузки. И чем дальше, тем тяжелее становится моргать. И тем страньше становится эта ситуация.
Нет, мне точно надо к психиатру, у меня же явная мания…
Варламов подается вперед резко, как будто падая на меня. И его губы успевают пройтись по моему лицу горячим бархатом его дыхания. Бо-о-оже…
– Дима, нет, – ровно произношу я, отклоняясь от поцелуя.
– Полин…
Боже, вот за что мне это? Вот этот его голос, переполненный жаждой, от которой у меня коротит в мыслях. И его чертовы пальцы, ползущие вверх по моей шее, прожигающие кожу насквозь.
Некая часть меня ведь соскучилась по нему. Смертельно соскучилась. И четыре года назад я бы хотела, чтобы все было так – нежно, романтично, с подвигами и страстным примирением. Вот только мне уже не столько лет, как тогда, я не отчаявшаяся влюбленная дура. И эмоции… Я ими владею. Пришлось научиться. Ведь видеть Варламова и его баб – даже на фотках было больно, а я видела их и в реале. И каждый раз, каждый раз моя душа истекала кровью, глядя на него.
И сейчас – да, я хочу этого поцелуя. Не вся я, только та часть, что дура. А еще одна часть хочет Варламова убить, потому что я только-только потеплела к нему душой, а он все скурвил и снова напряг свою кобелиность.
– Почему нет, – хрипло шепчет мне Варламов и тянет меня к себе ближе. – Почему нет, Поль?
– Потому, что сейчас я себя уважаю, Дим? – Я безмятежно отвечаю вопросом на вопрос. – Потому что мне не нужно, чтобы ты почесал об меня свое самолюбие и двинул дальше.
Он выглядит таким уязвимым сейчас. Смотрит на меня и молчит. Нет, я не буду в это бить, хотя…
А почему собственно я не буду?
– Дим, я ведь выхожу замуж, понимаешь? – ровно произношу и легонько давлю на его плечи, заставляя разжать руки.
– Да, – спокойно откликается Варламов, – я сразу заметил кольцо. Еще в лифте.
Нет, стоя слушать это невозможно и разбираться, стоя посреди ресторанного танцпола – тоже такая себе идея. Организовывать гостям заведения живую мелодраму в мои планы не входит. Возвращаюсь к столику. Варламов не отстает. Но у меня есть время подумать.
Вот оно как. Заметил? И вот это все, все это пижонство с ношением на руках, разводом на спор, танцем этим – это все просто его спланированный маневр, чтобы подвести вот к этому? Молодец, Варламов, давно ты меня так не разочаровывал.
Нет, он меня хорошо знает.
Он знает меня – которая всегда после приступов клаустрофобии, редких, но очень острых, отходила эмоционально даже не по одному часу. И теряла во всем – в циничности, в бдительности, даже просто во внутренней силе. Разумеется, я повелась, расслабилась, поддалась его напору.
И нет ничего удивительного в этой массированной атаке по моим слабым точкам.
– И, заметив, ты решил провернуть все это? – уточняю, опускаясь на стул.
– Да, – Варламов пожимает плечами. И все объяснение. Волшебно. Как всегда.
– На кой черт? – говорю я медленно-медленно, очень старательно подбирая цензурные аналоги всем лезущим на мой язык словам.
– На тот, что я тебя никому не отдам, – невозмутимо сообщает Варламов, делая глоток из своей чашки кофе. А я себе чуть язык не откусила, опешив от такой наглости.
– Мне кажется, ты что-то попутал, – раздраженно сообщаю я. – Я не твоя собственность, Варламов, мы с тобой в разводе, я для тебя скучная, ты забыл?
– Не переживай, Поль. Все, что касается моих косяков, я помню прекрасно. И отвечу обязательно, как только ты ко мне вернешься.
У него удивительная способность – отбалтываться до последнего. Вот сейчас он пьет свой кофе, бесит меня своей зашкаливающей самоуверенностью, с которой на меня смотрит. Будто я ему уже уступила, будто как одна из его молоденьких длинноногих куриц – уже сижу у него на коленях или вишу на шее.
И нет, я не буду с ним разговаривать! Бесполезно. Тем более, что этой его наглостью я ошарашена настолько, что чувствую себя рыбой, выброшенной на берег и жадно хватающей воздух.
Просто хватаю со стула сумку и делаю самое разумное, что могу. Ухожу, швырнув на стол тысячную купюру для оплаты своей части обеда. И пусть там будут некислые такие чаевые, не особо заслуженные официантом, но разбираться у меня времени нет. И желания продолжать общение с Варламовым тоже в наличии не имеется.
Забираю из гардероба пальто, вылетаю из ресторана, даже не застегнув его.
А как все хорошо начиналось…
Я-то думала, что, может, зря я так поношу Варламова. После того как он бросился ко мне в лифт – реально думала, что зря я это все. А он…
Он догоняет меня уже на улице. Будто выждал время, дал мне фору и догнал.
Хватает в охапку, вжимает в кирпичную стену.
Меня будто накрывает огромной, тяжелой морской волной. Неожиданно – горячей.
Отчего так барабанит сердце в моих висках? От страха! Точно от страха. Этот идиот меня напугал своей очередной выходкой. И ни из-за чего больше!
– Какого черта ты творишь? – шиплю я, пытаясь его отпихнуть. – Отпусти, меня жених ждет.
Оттолкнуть бы его, отпихнуть подальше, лишь бы так не кружилась голова, но он же сильный, как черт, прижимает меня к стене, не вырвешься.
Дима смеется бесстыжими глазами, наглыми губами, всем своим ехидным существом.
– Никуда ты не поедешь, дорогая, – шепчет он мне, касаясь губами моей шеи, – я видел твоего женишка. Я не могу отдать мою потрясающую жену этому идиоту.
– Бывшую жену, – выдыхаю я, а в глазах темнеет. Какой же обаятельный гад – этот мой бывший муженек…
– Пока что бывшую, – самоуверенно поправляет Дима, – но все равно мою.
И мне хочется выть на самом деле, потому что я ведь ощущаю, как улетаю все дальше и дальше от привычной колеи. И нет, я должна рвануться, должна сбросить с себя это наваждение, но пока я собираюсь с силами – Дима уничтожает мое сопротивление еще одной своей фразочкой.
Он все-таки это делает, он меня целует. Жалит мои плотно сжатые губы своим языком, будто бьет тараном в ворота. Раз, другой, третий…
И это хуже нокаута.
Боже, как я ненавижу саму себя, потому что с каждой секундой я все слабее. С каждой секундой ближе к тому, чтобы уступить ему хоть в этом.
Его губы – терпкие на вкус и колкие, будто между нами сейчас проскакивают миллионы маленьких, но таких горячих искр. У его поцелуев всегда вкус вина из можжевельника. Свежий, крепкий, хмельной. И кажется, что я в жизни не целовалась вкуснее, чем сейчас. Это – невесомость. Безмолвная, густая, в которой все не так, и всякое твое движение выходит не таким, как ты ожидаешь, а тело – легкое, невесомое, будто пушинка. Боже, как мне этого не хватало, оказывается…
– Полинка, любимая, – выдыхает Варламов, отрываясь от моего рта.
Безмозглое сердце в моей груди от этого тона, от этих двух слов выполняет сложный акробатический трюк. Как хорошо, что думаю я не им.
Любимая?
Левая моя рука выписывает Варламову звонкую пощечину.
Для меня это слово – как удар под дых.
Любимая? С любимой он разводился? От любимой уходил, для того чтобы начать прыгать по бабам, как будто пять лет супружеской жизни страдал от неудовлетворения?
– Ты от меня ушел, – ядовито выдыхаю я, змеей выворачиваясь из хватки Варламова и отскакивая от него на пару шагов, – ты! Я тебя любила – тогда! И только тогда была готова ради тебя на многое. Сейчас ты мне не нужен, Дима. Я не дура. Мне предатели не нужны. Оставь меня в покое. И привет Верочке.
Сейчас он меня уже не догоняет. Сердце в груди бухает, ноет, ему жаль на самом деле, оно просит меня вернуться, туда, обратно, к Диме.
Всегда знала, что именно этот орган у меня – источник всех моих идиотских поступков.
Я целовалась с Варламовым… Я все-таки с ним целовалась. Черт-черт-черт. Но об этом я лучше подумаю позже.
Сейчас даже не до рефлексии. Это можно потом, когда останусь одна, когда не нужно будет срочно бежать и догонять опаздывающий поезд. А мне ведь нужно, я ведь опаздываю. Я позволила себе это забыть, обидевшись на Костю, а совершенно зря, он же не виноват, что меня понесло в тот злополучный лифт, он не виноват и в том, что работает.
Такси я вызываю, уже отлетев на приличное расстояние от ресторана. Впрочем я не особо и хотела добираться до ЗАГСа с Варламовым, с него бы сталось отчудить какой-нибудь фортель. Тем более, что он тут явно намерен мне палки в колеса вставлять. Но что бы там Дима о себе не возомнил – я не дам своим заскокам мне все разрушить. И замуж за Костю я выйду.
Я не особо слышу, что мне рассказывает таксист, а он рассказывает, на самом деле. И обычно я слушаю, такие вот разговорчивые собеседники рассказывают много жизненных историй, которые потом можно вплести в книги.
У меня шумит в ушах. И если в пятницу на моей шее горела только одна точка, в которую меня целовал Варламов, сейчас пылает все тело.
Пальцы, кожа, губы… Он будто дохнул на меня огнем, опалил до костей, и этот огромный ожог не дает о себе забыть. А мне нужно забыть, мне нужно не заморачиваться так на нем.
И меня трясет – от ярости, от волнения, от всего этого. Ты посмотри-ка, “я не отпущу“, “я не дам”, “моя”, “любимая”, и хочется спросить – а на кой черт ты тогда разводился? Скольким еще он гнал вот эту вот свою немыслимую чушь? Убила бы!
Верю ли я ему?
Что не хочет отдать – верю. Кобель на сене – что поделать. Я же прекрасно понимала, что он меня к Косте ревнует – еще со стычки на пресловутом юбилее. А я-то надеялась, что он исправился хотя бы чуть-чуть.
Вот только малыш действительно попутал, потому что он меня «не отдать» не может. Не средние века, слава богу.
По губам ползет мстительная улыбка. Ну… Может, это действительно его проймет?
Так, к черту Варламова. Подъезжаю уже.
К черту, я сказала!
Костя ждет меня у ЗАГСа, уже нервно поглядывая на часы: я опоздала почти на сорок минут.
– Я уж думал, что ты не придешь.
– Извини. У меня тут обострение апокалипсиса произошло, – я прихватываю Костю за лацканы пальто, прижимаюсь к нему. – Обними меня немедленно.
Он обнимает. Ох, еще бы сильней… Чтобы вытеснить из моей головы наглого сероглазого монстра. Вот. Вот этот мужчина должен меня волновать. Ясно там? Душа, сердце, вы меня поняли? Вот от его прикосновений у меня должна кружиться голова. А не от того, что вы выбрали.
– Поль, он что, снова? – тихо и раздраженно уточняет Костя, верно истрактовав мою нервозность.
Я не хочу отвечать. Я не отвечаю. Просто молча прячусь в Костиных руках. Слишком близко опасность. Слишком близко эмоции.
– Поль, может, тебе на него заявление написать? – осторожно предлагает Костя. – Ну в конце концов, это тянет на домогательство.
Ну… Возможно, тянет. Вот только мне то заявление писать совсем не хочется… Нужно бы, наверное, но не хочется. Варламов меня, конечно, бесит, но устраивать ему проблемы такого рода я не хочу. Пока что, по крайней мере.
– Пойдем уже, подадим заявление, а? – устало произношу я, отстраняясь.
В ЗАГСе тихо, уютно и почему-то пахнет мандаринами. Понедельник – день не свадебный, видимо, поэтому тут кроме нас только одна парочка, колдующая над заполнением заявлений. Бланков на столе в коридоре полно, заполняем и мы.
Улыбчивая девушка в кабинете регистратора просит наши паспорта. И Костя тут же протягивает ей свой, а вот я не настолько быстра, я закапываюсь в сумке. Там жуткий бардак. Выходя из лифта я покидала все свои вещи кое-как, потому что уж очень хотелось выбраться из чертовой клетки.
Ну где же? Я же с утра положила его в сумку, точно помню. Как можно вообще собираться в ЗАГС, да и вообще – на выход из дома и не взять с собой документы?
– Поль… – вежливо, но слегка недовольно произносит Костя.
– Сейчас. – Снова раздраженно вытряхиваю из сумки все её содержимое, теперь уже на стол девочки-регистратора. Извинюсь позже, надеюсь, меня поймут.
Три раза перебираю все вещи, выпавшие на стол, даже прощупываю стенки и дно сумки – вдруг в подкладке дыра и паспорт туда провалился.
Нету.
Нету моего паспорта в моей сумке.
И… Кажется, я догадываюсь, какой именно козел помог ему исчезнуть… Прямо там, в лифте, пока я отходила от приступа.
Да. Без паспорта я заявление не подам…
Интересно, Варламов вообще понимает, что я его за это урою?
Глава 16. Дима
– Подлец!
– Щербакова, ты переигрываешь, – хладнокровно сообщаю я.
Руки практично выгребают из шкафа все Верины шмотки до последней пары трусиков. Когда она успела столько сюда натащить? И месяца же нет, как меня угораздило с ней познакомиться.
– Урод.
– Моральный? Тогда согласен. – Швыряю последнюю Верину блузку в её чемодан.
Так, тряпки вроде кончились, что осталось? Косметика и украшения? Так, и в ванную еще заглянуть надо, там было полно её тюбиков и флакончиков.
– Я с тобой…
– А что ты со мной, Вер? – Уточняю с легкой заинтересованностью. – Троих детей воспитала?
Если вы мне хотите сказать то же самое, что мне сейчас выдает госпожа Вера Щербакова– ну, в принципе ладно, я согласен. Мудак, урод, и так далее. Просто как сделать так, чтобы девушка реально с тобой рассталась, а не продолжила звонить по пятницам, пьяная в хлам? Правильно, включить морального урода на полную. Чтобы она вспоминала, не как круто вам было вместе – значительно приукрашивая при этом, а именно то, как мерзко ты с ней обошелся напоследок.
Да, я серьезно. Не самый джентельменский подход, но знаете, именно за джентельменами и числится больше всего леваков и побочных романов. Так что к черту воспитание. Рвать – так в клочья. По морде я за это сегодня уже огреб. Дважды.
Зато теперь не обязательно сдерживаться, можно же даже дать унылому по морде, чтобы отвадить его от моей женщины. И пусть Полина ерепенится сколько ей нужно. Все равно моя. Я это сегодня очень ясно ощутил. И она ощутила, это было очевидно. Но, конечно, Полли не бросилась ко мне на шею. Ой, нет, только не она. Только не после того, как я её предал. Ума не приложу, как это исправить, но придется соображать по пути.
Она мне нужна. Даже странно, что я так долго предполагал, что смогу обойтись без неё. Не могу. Все существо нацелено на неё, каждым нервным окончанием. С любой другой девочкой я прощался легко, вытирая её из памяти вместе с удалением номера телефона. И только Полли забыть никак не мог, как ни пытался врезать себе в мозг, что я ей не пара. Все равно бредил ею.
Но как она сегодня дрожала в моих руках, моя напуганная фея! Как все-таки позволила мне сорвать поцелуй с её медовых губ… Как я сам хотел сжать её в руках еще крепче, до того изголодался по её теплу. До того чтобы ощущать Полину моей…
Все это здорово, черт возьми, но мне надо не только отвадить от своей женщины её унылого кавалера, но снова стать для Полины нужным. И что я могу ей предложить? У меня все карты крапленые, любимая бывшая жена знает меня как облупленного. Её уже давно не впечатлишь серенадой под окном и связкой гелиевых шариков. Что-то придется менять… Все, блин!
А претензии у Полины были верные. И финальный “привет Верочке” – тоже. Действительно, сначала надо было освободить постель, а уж потом начинать все эти маневры по возвращению жены. Кто ж мне виноват, что для того чтобы понять, что я в лепешку расшибусь, а не отдам свою жену очкастому унылому, потребовалось увидеть обручальное кольцо на пальце моей заветной. До меня некоторые вещи ужас как долго доходят.
– Никуда я не пойду, – плаксиво всхлипывает Верочка.
– Не пойдешь, а поедешь, дорогая, – хладнокровно замечаю я, – В свою родную Электросталь, или к любимой подружке в общагу на окраине Королева. Выберешь сама, я не тиран, этим распоряжаться не буду. Но в моей квартире тебе делать нечего.
– Я не хочу никуда уходить, – хнычет Щербакова. – Ди-и-им, нам же так хорошо вместе было.
– Поди выпей чаю, Вер, – сухо пожимаю плечами я. – Как раз такси успеет приехать.
Она послушно линяет из моего поля зрения – по глазам вижу, надеется, что я одумаюсь. Ага, конечно, одумаюсь, выброшу из своей головы Полинку, раскаюсь и принесу сердце Верочке, на блюдечке с золотой каемочкой. Тьфу, ересь какая. Даже думать на эту тему мерзко.
По звону, который доносится с кухни, кажется, Щербакова совсем не верно понимает, какими методами можно заставить одуматься мужика, который решил тебя бросить. Ну, да, разумеется, сейчас она мне посуду перебьет, а я испугаюсь потери любимой чашки и срочно раскаюсь!
Чашки новые куплю. Так что пусть Щербакова напоследок отведет свою душеньку.
Вера-Верочка, ну вот какого черта я вообще с ней связался? Можно подумать, что после развода мне отшибло мозг и я тащил в постель все, что только под руку попадалось. Типа, все равно, все не то, так чего разбираться?
В кармане вибрирует телефон. Мельком бросаю взгляд на дисплей, губы сами в улыбке разъезжаются.
– Слушаю тебя, родная. Спасибо, что позвонила. Ужасно соскучился.
– Варламов, у тебя там совсем кукушка съехала? – шипит в трубку Полина. – Верни мой паспорт.
Значит, все-таки заметила пропажу? Я даже отпираться не собираюсь. Я заметил кольцо на пальце Полли, я заметил паспорт, валяющийся на полу лифта. Далее – только ловкость рук и никакого мошенничества. Я так могу оттянуть подачу заявлений хотя бы на неделю. О, а если постараться – можно и на две, если заглянуть в Полинкин паспортный стол и поговорить с паспортисткой. Ну, там… Букву в фамилии не ту поставить, не тот год рождения… Переделать же придется, так? А я в честь паспортистки положительную героиню в сериальчике назову. Ну, к примеру. Или, может, пробью для неё эпизодическую роль какую. Многого же не надо, звездных пяти минут чаще всего хватает.
– Милая, может тебе еще и свадебную фату в ЗАГС привезти?
Дальнейшая фраза Полли в приличных местах произнесена быть не может. Но я впечатлен на самом деле. Столько уничижительных слов и ни одного повторения!
– Обожаю, когда ты ругаешься, Поль, – сообщаю в трубку, а сам бросаю в чемодан Веры последнюю помаду. – У тебя это так вдохновляюще получается. Надиктуешь мне пару ругательств? Я распечатаю и над рабочим столом повешу. Глядишь, на премию в этом месяце заработаю. Тебе процент как музе.
– Варламов, верни мой паспорт, я тебя по-хорошему прошу.
– Заветная моя, сдается мне, ты уже давно забыла, что такое просить меня по-хорошему, – откликаюсь я. – Впрочем, даже если ты бы меня попросила как моя хорошая девочка, я тебе бы ничего не вернул. Знаешь почему?
– И почему же? – ядовито интересуется с той стороны трубки Полина.
– Потому что со дна Москвы-реки теперь твой паспорт фиг достанешь, – я ухмыляюсь. – Я, видишь ли, ехал мимо. И случайно потерял твой паспорт именно там. Плохая новость – рыбки могут взять кредит на твое имя. Хорошая новость – паспорт я, перед тем как случайно потерять, еще и случайно разорвал, так что если что – любой суд на твоей стороне.
– Я тебя убью, – рычит моя волшебная. Вот серьезно, вроде злится, а я все равно чертовски рад её слышать. Век бы слушал. Хотя лучше бы, конечно, было её не злить.
– Адресок скинуть? Может, прямо сейчас подъедешь? Я как раз Веру почти выставил, чаю попьем. Или белье на кровати перестелить? Убивать себя позволю только лежа.
– Да пошел ты, Варламов!
– От Варламовой слышу, – ехидно откликаюсь я.
– Я давно уже Иванова, – раздраженно огрызается моя девочка.
– Не переживай, милая, это у тебя временно. Мы это обязательно вылечим, – обещаю я, ухмыляясь.
И это добивающий фактор – Полли швыряет трубку. Ай-яй, я-то надеялся подольше поболтать. Впрочем ладно, как раз такси приехало.
Судя по грохоту на кухне – Вера перешла с чашек на тарелки. Ладно, туда им и дорога. Пусть не отвлекается, под ногами не мельтешит, так хоть стресс снимет. Ерунда из ванной в чемодан не вмещается, приходится найти для неё пакет. Квартиру осматриваю придирчиво, не дай бог какая булавка останется, и это чудовище явится за ней, ну и мозг решит мне вынести за компанию.
Не-а. Ни булавки, ни зубочистки, ни волоса Веры в моей жизни не останется. Тем более – это бессмысленно. Ни одна вертихвостка мне не даст того, что нужно. Перебирая – не перебирай, слушай – не слушай, только Полина меня любила по-настоящему. Только её любил я. Неважно любил, криво, не так, как она того заслуживала.
Вот почему я был такой идиот, а? Почему вообще развелся и не взял себя в руки сразу, как мне предложили контракт?
Оставляю вещи Веры у двери, иду в кухню. Девушка замирает с каким-то блюдцем в руке.
– Молодец, дорогая, хорошо поработала, – с иронией замечаю я, отмечая бардак и зашкаливающее количество осколков на полу. – Надо ураган в честь тебя было называть.
– А будешь знать! – высоко вскрикивает Вера, встряхивая русой копной. Клинеров не забыть бы вызвать, насыпала мне тут волосья… Оправдывайся потом перед Полли, почему на моей, в перспективе полинкиной, территории чужие волосы валяются.
– Буду, разумеется, – я киваю головой. – Машина подъехала. Тебе как – помочь вещи вниз спустить или до лестничной клетки вынести, потому что ты уходить не хочешь?
– А если я не уйду? – вскидывается Вера. – Ты мне обещал…
– Любовь до гроба? – саркастично уточняю я. – Извини, дорогая, точно не обещал, у меня это эксклюзивная вещь, уже отдана в добрые руки. Я тебе пару ролей помог получить, ну и все. Дальше ты оставалась уже по своей воле. Я тебя только не выгонял.
– Какой же ты козел, Варламов, – с чувством произносит Щербакова, выпрямляет спину и гордо шествует мимо меня.
Нет, Верочка, конечно, симпатичная. Фигура у неё имеется, мордашка тоже ничего, но и все на этом. И это совершенно не то. И ни минуты я больше никому не позволю занимать Полинино место. Даже если для этого придется год обойтись исключительно самоудовлетворением. Бессмысленно от себя бежать, бессмысленно прикидываться, что хоть одна женщина кроме Полли может загасить мой внутренний пожар.
С эпитетами Щербаковой в свой адрес не спорю. Мне, если честно, вообще до лампочки сейчас, что подумает обо мне Вера. Чем хуже подумает – тем лучше. Чемодан с её вещами я вниз все-таки спускаю.
Зря. Верочка, разумеется, сразу воспринимает это на свой счет, решает, что я чувствую себя виноватым, и тут же начинает кукситься.
– Дим, может, все-таки не надо нам с тобой расставаться? – смотрит на меня кукольными глазищами, хлопает длинными ресничками. Тьфу, кукла куклой, как вообще такую в жизнь-то пустил? Вообще же никакого сравнения.
– Не надо, Вер, а очень надо, – скептично откликаюсь я, запихивая её чемодан в багажник машины, – все, езжай. Как доедешь – не перезванивай. Волноваться я все равно не буду.
– Хамло, – в сердцах бросает Верочка.
– Стараюсь, – пожимаю плечами я.
Она наконец-то зло хлопает дверью такси, наконец-то сваливает с моего горизонта. Ну, что ж, одной головной болью у меня стало меньше.
Меня, наверное, должна мучить совесть, но у меня такое ощущение, что я вскрыл какой-то нарыв на душе и мне потихоньку легчает. Все становится как надо.
Лишних женщин в моей жизни больше нет.
Осталось вернуть Ту Самую.
