Текст книги "Миры Прота. Отчёт Прота на Ка-Пэкс (ЛП)"
Автор книги: Джин Брюэр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
– Да, пару раз видел.
– По-твоему они испытывали боль?
– Безусловно. В их половом акте было много сопротивления, шума и суеты.
– Все виды существ на Ка-Пэкс сталкиваются с этой проблемой?
– Не считаю это проблемой.
– Прот, что ты больше ненавидишь – деньги или секс?
Он снова покачал головой.
– Ты всё ещё не понял, док? Деньги – глупая идея, а секс – ужасная.
Я кивнул, с удивлением заметив, что наше время подошло к концу.
Но прот продолжал говорить.
– Земные существа бесконечно очарованы партнёром по сексу. Все ваши популярные песни, ситкомы[92]92
Коме́дия положе́ний, также ситуацио́нная коме́дия, ситуативная комедия, или ситко́м – разновидность комедийных радио– и телепрограмм, с постоянными основными персонажами и местом действия. Изначально появившийся на радио в США в 1920-х годах, к 1970-м годам ситком выделился в жанр почти исключительно телевизионной комедии и получил широкое распространение в телесериалах.
[Закрыть], фильмы рассказывают об этом до тошноты. Любовь, секс, любовь, секс, любовь, секс, любовь, секс. Вам, людям, есть чем заняться, не так ли?
– Это важная тема для большинства из нас.
– Жаль. Подумай, чего бы вы могли достичь, если бы потратили всё это время и энергию на что-то другое.
– Обсудим это при следующей встрече, хорошо?
– Как скажешь. Не забудь отправить в мою палату фрукты. Я буду ждать.
– Позволь полюбопытствовать: что ты будешь делать, когда поешь фрукты?
– Думаю немного поспать.
– Звучит заманчиво.
– Может быть, – он надел свои очки. – Пока!
Я задумался, что он имел в виду. Когда он выходил из кабинета, я крикнул:
– Прот!
Он развернулся и посмотрел на меня из-под очков:
– Дааааа?
– Ты видишь сны, когда засыпаешь?
– Конечно.
– Постарайся запомнить один из них к нашей следующей встрече, хорошо?
– Это не составит труда. Они всегда одинаковые.
– Правда? О чём же они?
Он закатил глаза:
– Ka raba du rasht pan domit, sord karum…
– По-английски, пожалуйста.
– Окей. Я вижу поле злаков с красивыми деревьями и цветами, разбросанными то тут, то там. Неподалёку бегут друг за другом два апа. Вдали – группа ммм… жирафоподобных созданий жуёт листья раммуда. Целое стадо горных ко́рмов проносится мимо, издавая громкие звуки…
Прот открыл глаза и посмотрел на потолок.
– И небо! Небо напоминает закат на ЗЕМЛЕ: розовые и фиолетовые цвета. Ты можешь принять их за изображение с открытки, но у нас не делают открыток. Воздух настолько чистый, что можно разглядеть ручьи на ближайшем спутнике Ка-Пэкс. Но самое красивое невидимо для глаз: можно лишь ощущать запах и чувствовать вкус. Вокруг настолько тихо, что можно расслышать малейшие шорохи за несколько миль отсюда. Запах в воздухе слаще запаха душистой жимолости, но не приторный. Земля тёплая и сухая. Ты можешь прилечь в любом месте. Вокруг множество разнообразных съедобных растений. И ты свободен идти куда пожелаешь, без малейшего страха. Каждое мгновение ограничено только твоим воображением. И удивительно спокойно. Нет никакого давления и принуждения делать то, чего не хочешь. Каждый миг полон счастья и…
– Ну хорошо, прот. Звучит здорово. Прямо сейчас отправлю тебе корзину с фруктами. Какие принести?
– Бананы! – мгновенно ответил он. – Давно их не ел. Лучше те, что уже почернели от спелости.
– Я помню.
Прот улыбнулся в предвкушении и пошёл в свою палату.
Когда он ушёл, я поймал себя на том, как пишу в блокнот: «ЛЮБОВЬ! СЕКС! ЛЮБОВЬ! СЕКС!» Если честно, я напевал простенькую мелодию, когда записывал. У меня было ощущение, что сегодняшняя беседа стала ключевой, но я не мог объяснить почему. Возможно, его проблема связана с тем, что он сделал что-то ужасное (по его меркам) тому, кого любил? Это как-то связано с сексом? Для прота секс был худшей вещью во вселенной: хуже денег, религии, правительств, школ и всего остального. Несмотря на медовые грёзы, жизнь для прота и «капэксиан» была настолько невыносимой, что они предпочитали вымирание созданию новой жизни. Меня сильно печалила эта ужасная истина: наилучшим решением проблем прота и, возможно, всех нас, была смерть.
Я задумался о природе снов, имеющих прямое отношение к содержимому подсознания. Целые журналы посвящены сновидениям и феномену сна, но, кажется, никто не знает, какую роль они играют. Выдвигалась гипотеза (в частности Саганом), что способность видеть сны развилась как способ защиты травоядных от зубов хищников в самые рискованные периоды. Я думаю иначе: появление сновидений было вызвано необходимостью снизить тревожность и скуку, пока животные прятались от хищников. Если так, то сон может оказывать тот же эффект и на человека. В любом случае, необходимость во сне была с нами миллионы лет, как и сновидения.
Анализ сновидений может быть мощным инструментом психотерапии. Сны могут доносить до сознания те события, которые были подавлены во время бодрствования. Например, человек, боящийся высоты, может регулярно видеть сны про то, как выпадает из окна. А женщина, завидующая фигуре своей коллеги, во сне может быть атакована мужчинами с дубинками (фаллические символы). И хотя сны можно истолковывать по-разному, они могут служить источником важных открытий о том, что у человека на уме. Иногда они сообщают такие вещи, которые не узнаешь даже под гипнозом! Я подозревал, что анализ идиллического сновидения прота не будет продуктивным, поэтому поругал себя, что не проанализировал сновидения Роберта, когда была такая возможность. А сейчас сновидений Роберта не было, как и самого Роберта!
Я снова сделал себе выговор.
БЕСЕДА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
В субботу, ступая по опавшим осенним листьям, я размышлял о сне, который снился мне с завидной регулярностью. Всё происходит в моём опустевшем доме. После длительных поисков (не помню, чего именно) я зашёл в комнату и обнаружил там мужчину. Он что-то вырезал при помощи ножа. Я подкрался ближе, чтобы разглядеть, что же он выстрогал. Всё ближе и ближе, пока фигурка в его сильных руках не принимала знакомых очертаний. На этом моменте я всегда просыпался. То ли потому, что воспринимал его как окончание сновидения, то ли потому, что не хотел узнать наверняка, кого изображает фигурка.
Конечно, тем мужчиной был мой отец. В его руках была моя жизнь, которую он формировал при помощи ножа.
Я видел и более приятные сны: получение Нобелевской премии в области медицины (я терялся и не знал, что сказать во время вручения); страстные занятия любовью с моей женой, которые иногда становились реальностью; игра в баскетбол с моими детьми, которые во сне ещё не выросли.
Но у прота был только один хороший сон, который соответствовал его необычайно счастливой жизни в прекрасном мире, где никто не должен работать, еда в изобилии, а жизнь всегда весела, гармонична и интересна. Интересно, этот сон преследовал его с самого начала?
Складывая хрустящие пахучие листья в пакет, я вспоминал предыдущее «путешествие» прота на Землю и моё случайное обнаружение Роберта, без которого мы вряд ли бы узнали его настоящее прошлое. Внезапно мне вспомнилось, как я просил загипнотизированного прота рассказать самое раннее из того, что он может вспомнить. Он тогда без промедления ответил, что находился на похоронах отца вместе с Робертом. Теперь же прот утверждает, что может вспомнить период, когда находился в утробе. Может ли это послужить ключом, противоречием в его истории, которое я искал?
Карен сказала, что ланч готов. Вчерашний вечер был её прощальным ужином, и почти каждый рассказывал историю про её карьеру медсестры в одной из лучших психиатрических больниц Коннектикута. Например, её коллега рассказал, как Карен пропустила ланч, и он обнаружил её доедающий остатки ланча одного из пациентов, который потом пожаловался, что не успел поесть.
Конечно, не обошлось без подарков, включая «Каков твой оперный IQ?» – книга тестов, охватывающая всё, что Карен могла захотеть узнать про оперу. Конечно же, это была шутка. Она терпеть не могла оперу и сопровождала меня только для того, чтобы я составил ей компанию при просмотре её любимых старых фильмов. Тем не менее, я мрачно поблагодарил присутствующих за подарок и пообещал периодически проверять её знания по тестам. Другие более серьёзные подарки включали книги о путешествиях, сборники рецептов, с которыми она прокрадывалась в постель в середине ночи, и шар для боулинга.
И хотя технически Карен ещё должна вернуться в госпиталь до конца года, чтобы забрать свой последний чек и довести начатые дела до конца, сегодня был её первый официальный день на пенсии, и она провела бо́льшую часть утра за приготовлением сытного супа, разминая хлеб на закваске, готовя красивый салат и выпекая яблочный пирог на десерт. Большая разница по сравнению с моим обычным рационом из сыра и крекеров.
Вторая половина дня прошла в обсуждениях семейных вопросов и туристических планов. Единственным препятствием для переезда на постоянное проживание в деревню был дом, в котором я вырос вместе с Карен прямо за соседней дверью. Я вспоминал, как она выходила поиграть: зубки блестели, носик покрыт веснушками, волосы блестят на солнце. Я напомнил ей, что не хочу утратить этих прекрасных воспоминаний.
– Не глупи, – ответила Карен. – Мы оставим дом кому-то из детей. Почему бы тебе не предложить его Фрэду?
Я что-то пробормотал и начал засыпать.
– Тебе лучше отложить свой жёлтый блокнот как можно быстрее, – напомнила она. – Прежде, чем ты начнёшь засыпать на собраниях!
Я не стал говорить, что такое уже случалось. Но я, по крайней мере, не засыпаю на терапии с пациентами.
На этот раз еженедельное собрание по понедельникам было очень оживлённым. Коллеги выражали восторг по поводу резкой перемены в Милтоне, который безуспешно лечился у нас многие годы. Теперь же он находился в первом отделении и ждал разрешения на выписку, предвкушая жизнь за стенами института, какой бы она ни была. Мы ожидали, что подобное будет происходить со всеми нашими пациентами, но, к сожалению, выписка была редкостью.
Успех с Милтоном привёл ещё к большему давлению на меня со стороны коллег. Они ожидали, что я попрошу прота поговорить с другими пациентами, особенно с теми, чьё состояние осталось без изменений: Линус, Альберт, Алиса и Офелия. И, конечно, Фрэнки. Каждый на собрании хотел предоставить им новый кредит доверия, если они воспользуются новым шансом, как Милтон и другие до него, включая даже парочку бывших психопатов.
И я задумался, должен ли я просить прота проводить больше времени с этими несчастными созданиями? Не приведёт ли это к дополнительным рискам для моего собственного пациента, Роберта? Здесь мы встречались со старой этической дилеммой: стоит ли приносить в жертву жизнь одного человека ради жизней других? Тогда я не знал ответа на этот вопрос, как не знаю его и сейчас.
Но одно я знал точно: на этот раз прот будет держаться подальше от психопатов, и я об этом позабочусь. Не хочу, чтобы кто-нибудь вроде Шарлотты, убившей и кастрировавшей как минимум семь молодых мужчин, воспользовался его открытостью и великодушием. Даже если проту не нужны его гениталии, я не хочу, чтобы он их лишился от рук психопатки.
– Один, дватри… – проговорил прот, прежде чем погрузиться в привычное состояние транса. Я не произнёс ни слова.
– Ты меня слышишь?
– Конечно.
– Отлично. Просто расслабься. Хочу немного поговорить с Робертом.
Поскольку прот был под гипнозом, то мы ничего не потеряем, если попробуем достучаться до Роберта. Может, Роб обдумал нашу прошлую беседу и передумал прятаться.
Я подождал несколько минут. Роберт, конечно, не появился, но я решил, что стоит в этот раз немного надавить.
– Роб? Ты подумал над тем, что я говорил в прошлый раз?
Нет ответа.
– Мы не будем обсуждать ничего из того, о чём бы ты не хотел говорить. Просто ответь, слышал ли ты меня на прошлой встрече и слышишь ли сейчас. Если можешь, то подними, пожалуйста, левую руку.
Рука не пошевелилась.
– Роб? Мы теряем время. Я знаю, что ты меня слышишь. Два года назад мы уже смогли помочь тебе, помнишь?
Нет ответа.
– Когда тебе стало лучше, ты смог покинуть госпиталь, поехать посмотреть на свой родной город, начать изучать полевую биологию, женится на Жизель и воспитывать сына. Ты назвал его Джином в мою честь. Всё верно?
Нет ответа.
– Думаю, ты сделал всё это, поскольку считал себя в долгу передо мной. Тут я согласен. Ты должен мне кое-что. Всё, что мне нужно от тебя за всё, чего мы тогда добились – сказать, что ты меня слышишь. Это всё, чего я прошу. Мы можем поговорить о том, что тебя беспокоит, в другой раз. По рукам?
Ничего.
– Роб? Когда я досчитаю до трёх, ты поднимешь левую руку. Итак, раз… два… три…
Я пристально смотрел на руку, но не увидел ни малейшего движения.
– Ну хорошо. Мы будем сидеть здесь до тех пор, пока ты не поднимешь руку.
Время шло. Рука не поднималась.
– Я знаю, что ты хочешь её поднять. Но боишься того, что может случиться. Уверяю, всё будет в порядке. Здесь твоё безопасное убежище, помнишь? Ничего плохого не может случиться, и ты не можешь причинить никому вреда, пока находишься здесь. Понимаешь? После того, как поднимешь руку, сможешь вернуться в палату до следующего раза. Хорошо? А теперь подними свою руку!
Нет ответа.
– Роб, я устал ходить вокруг да около. ПОДНИМИ СВОЮ ЧЁРТОВУ РУКУ!
Ни на йоту не поднял.
– Ну хорошо, Роберт. Я понял. Ты чувствуешь себя так паршиво, что ничему не придаёшь значения. Ни любви, ни верности, ни своему сыну, ничему. Но подумай вот о чём: я, Жизель, маленький Джин, твоя мама (я говорил, что Жизель ей звонила?), твои одноклассники и друзья, все пациенты и сотрудники МПИ, все, кого ты знаешь, хотят помочь тебе пережить этот трудный период, если только ты нам позволишь. Подумай об этом, ладно? Надеюсь, в следующий раз тебе будет лучше. Можешь идти. Поговорим позже, – добавил я сухо.
– Окей, прот. Можешь вернуться.
Он поднял свою голову и открыл глаза.
– Привет, док. Как успехи?
– Боюсь, что пока никаких. Но надеюсь, что вскоре всё изменится.
– Надеюсь, к лучшему.
– И я.
Прот закрыл глаза.
– Пять, четыре, три…
– Подожди!
Он снова открыл глаза.
– Что? Я делаю что-то не так?
– Нет, не совсем. Я хочу, чтобы ты пока оставался под гипнозом.
– Зачем?
– Давай назовём это экспериментом. Кстати, а сколько тебе сейчас лет?
– Три сотни…
– По меркам Земли, пожалуйста.
– Тридцать девять лет, десять месяцев, семнадцать дней, двенадцать часов, тридцать две секунды и…
– Достаточно. А сейчас вернись, пожалуйста, в то время, когда тебе было семнадцать по земным меркам. Ты стремительно молодеешь. Роберт в средней школе. Ты помнишь, как навещал его в то время?
– Конечно. Мы уже говорили об этом.
– Верно. Девушка Роберта Сара только забеременела. Он не знал, как поступить.
Молодой прот пожевал воображаемую жвачку.
– Он был, что называется, по уши в дерьме.
– И ты прилетел ему помочь.
Он покачал головой:
– Люди! Похоже, нет конца их проблемам!
– Хорошо. Поговорим об этом позже. А сейчас вернись в то время, когда тебе было девять по земным меркам. Ты становишься всё моложе и моложе: сто двадцать лет, сто, а теперь девяносто. Понял?
– Да-да, мне девяносто.
– Окей. Тебе только что исполнилось девяносто. Никто, конечно, не дарит тебе подарки. Это тебя огорчает?
– А должно?
– Хорошо. Чем ты сейчас занимаешься?
– Ищу йортовые деревья в адроновых зарослях. Хочу найти и съесть пару йортов.
– Хорошо. Ты ешь йорты. Кто-то находится рядом с тобой?
– Несколько эмов скачут с дерева на дерево неподалеку. Вижу, как над ними кружит корм, и множество апов бегут по полю…
Очевидно, прот находился среди красивых и спокойных мест, напоминающих его единственный сон.
– Есть ли другие дремеры[93]93
Дремер – это название вида существ, к которому принадлежит прот.
[Закрыть] поблизости?
– Только один.
– Кто он?
Девяностолетний прот захихикал.
– Это не он, а она.
– Твоя мать?
– Нет.
– Тётя? Соседка?
– У нас на Ка-Пэкс нет никаких тёть и соседей.
– Незнакомка?
– Нет.
– Как её имя?
– Горт.
– Она твой близкий друг?
– Каждое существо мне друг.
– В ней нет ничего особенного?
– В каждом существе есть что-то особенное.
– Вы давно знакомы?
– Нет.
– Ну хорошо, прот. Ты становишься всё моложе и моложе. Мы возвращаемся ко времени, когда тебе было пятьдесят.
Прот немедленно закрыл глаза и с тех пор не двигался. Я подождал. Он всё сидел неподвижно. Я начал беспокоиться, что с ним что-то случилось. И в то же время почувствовал, что нахожусь в приподнятом настроении: возможно, этот разрушительный период (когда ему было пять) в жизни Роберта как-то подействовал на разум пятидесятилетнего прота?
– Прот?
Нет ответа.
Я начинал сильно беспокоиться.
– Прот? Слушай внимательно. Мы возвращаемся к тому времени, когда тебе было девяносто, окей? Ты становишься старше. Тебе шестьдесят, семьдесят, восемьдесят… Сейчас тебе снова девяносто. Открой глаза, пожалуйста.
Прот открыл глаза. Он казался несколько сбитым с толку.
– Мы говорили о Горт, помнишь?
– Да.
– Хорошо. Помни, что тебе девяносто. Хочу, чтобы ты рассказал кое-что про свой восьмидесятый день рождения.
– У нас не празднуют дни рождения на Ка-…
– Да-да, я знаю. Я хотел спросить, чем ты занимался, когда тебе только исполнилось восемьдесят?
– Путешествовал на К-РЭМ.
– Это другая планета?
– Нет, это одна из наших лун.
– Опиши её.
– Похожа на вашу Саха́ру.
– Как долго ты там пробыл?
– Не очень долго.
– У тебя был спутник?
– Да.
– Мужчина.
– Да.
– Сколько ему лет?
– Восемьсот восемьдесят семь.
– Должно быть, это было одним из его последних путешествий[94]94
Джин так говорит, потому что ранее прот утверждал, что существа его вида живут примерно тысячу лет. По этим меркам спутник прота уже глубокий старик.
[Закрыть].
Прот пожал плечами.
– Хорошо. Ты снова молодеешь. Тебе восемьдесят и ты становишься ещё моложе. Семьдесят пять, семьдесят, шестьдесят пять. Теперь тебе шестьдесят. Чем ты сейчас занят?
Глаза прота снова закрылись. Я подождал, но он продолжал молчать.
– Окей, прот, – я говорил быстро. – Ты снова становишься старше. Тебе шестьдесят пять, шестьдесят восемь, шестьдесят девять, семьдесят. Сейчас тебе снова семьдесят. Чем ты занимаешься?
– Пытаюсь прыгнуть как можно дальше.
– Ладно. Теперь слушай внимательно. Я хочу узнать, что с тобой случилось в возрасте шестидесяти лет.
Прот задумался.
– Не помню.
Волосы на моей спине встали дыбом.
– Ты не помнишь, что происходило, когда тебе было шестьдесят?
Он поводил рукой по ручке кресла.
– Нет.
– Вообще ничего?
– Ничего не помню.
– Каким было твоё самое раннее воспоминание?
Без промедления прот ответил:
– Помню гроб. А до этого всё как в тумане.
Я ощущал, как мускулы в моей груди напряглись.
– Что ты можешь рассказать о том периоде, который скрыт за туманом?
Молодой прот сильно нахмурился, пытаясь сосредоточиться.
– Я на земле, – пробормотал он. – Кто-то склоняется надо мной.
– Кто это? Кто склоняется?
– Я её не знаю. Она чем-то вытирает моё лицо.
– Она очищает его от грязи?
– Может, и так. Я чувствую слабость. И голова болит.
– Почему?
– Не знаю. Думаю, я упал с дерева. Но точно не помню…
– Это очень важно, прот. Сколько тебе было лет, когда это случилось?
– Шестьдесят девять.
– И ты не помнишь ничего, что происходило до этого?
Он шморгнул и вытер нос рукавом.
– Нет.
«Боже мой! – подумал я. – Поворотный момент у прота был позже, чем насилие дяди над маленьким Робертом. Прямо перед тем, как Роберт похоронил отца, с ним случилось что-то настолько ужасное, что затмило собой все предыдущие травмы. Может, он лично видел гибель отца? Может, отец сам попросил сына помочь ему умереть? А может это, прости Господи, было убийство как акт милосердия?»
Я заметил, что наше время подходит к концу. Это было кстати: мне необходимо тщательно обдумать новую информацию.
– Окей, прот. Я собираюсь вернуть тебя в настоящий момент. Ты начинаешь стареть. Тебе сейчас семьдесят пять, и ты продолжаешь взрослеть. Восемьдесят, девяносто. Теперь тебе сто, двести, триста и мы возвращаемся к текущему моменту. Ты находишься на Земле. Понимаешь?
– Конечно, понимаю, док. Чего тут сложного?
– Хорошо. Очень хорошо. А сейчас я собираюсь тебя разбудить. Я посчитаю от пяти до одного и …
– Я всё это знаю. Пятьчетыре… Привет, док. Мы закончили?
– Почти. Ещё пара вопросов.
– Они когда-нибудь кончатся?
– Нет, пока я не получу ответы. Скажи, что ты помнишь о том периоде, когда тебе исполнилось шестьдесят восемь лет?
– Разве мы…
– Да, но хотелось бы услышать ещё раз.
Прот машинально повторил сказанное ранее:
– Меня позвал некто по имени Робин. Сказал, что я ему нужен. Поэтому я полетел на Землю. Это был первый раз, когда я столкнулся с печалью. Мне понадобилось время, чтобы понять, что с ним не так…
– Отец Робина только что умер.
– Да.
– А что было до этого?
– Всё.
– Как ты родился и всё в этом духе.
– Ага.
– Прот, ты в курсе, что под гипнозом не смог вспомнить ничего из того, что происходило с тобой до шестидесяти девяти лет?
– Да ладно!
– Можешь объяснить?
– Что объяснить?
– Что под гипнозом не смог ничего вспомнить.
– Понятия не имею, тренер. Может, это вызвано кроладоном.
– Чем?
– Устройство, которое возвращает память.
– Твою память восстанавливали с помощью кроладона?
– Правильный вывод, джино.
– Почему ты не рассказывал о нём раньше?
– Ты и не спрашивал.
Несколько минут мы молчали. Затем я вздохнул и спросил:
– Как оно работает?
– Понятия не имею. Подозреваю, что кроладон не восстанавливает память, а только переносит её в новые цепочки нейронов.
– Ну хорошо. Как ты потерял память?
– Мне до конца не ясно, как это произошло. Понимаешь, есть небольшой временной разрыв между тем моментом, когда ты теряешь память, и тем моментом, когда кроладон программирует её заново. В противном случае…
– Ну тогда, чёрт побери, когда ты её потерял?
– Когда мне было шестьдесят восемь.
– Прямо перед тем, как ты попал на Землю.
– Именно[95]95
В оригинале прот произносит «Pre-SOUSS-ly», искажённую форму слова «precisely», что в переводе означает «точно, именно, в точности». Возможно, в ответе прота есть какая-то отсылка, но я не смог её распознать.
[Закрыть].
– И это совпало со смертью отца Роберта!
Даже не посмотрев на часы, которые показывали, что наша беседа подошла к концу, прот внезапно воскликнул:
– Пришло время фруктов! – и поспешил за дверь.
Я не пытался его остановить. Ситуация была безумной и абсурдной. Вопреки логике, разгипнотизированный прот с помощью кроладона мог вспомнить всю свою жизнь, включая пребывание в утробе, а загипнотизированный прот не мог вспомнить ровным счётом ничего из того, что происходило с ним до «шестидесяти восьми» лет. Может потому, что он не существовал до этого времени? Может, прот выдумал своё детство? А если память о детстве создал «кроладон»?
Я мог слышать голос моего ментора Дэвида Фридмана, наставляющего меня «преследуй, преследуй, преследуй». С другой стороны, он мог нести и всякую чушь вроде «Как там коричневая корова?[96]96
В оригинале «How now brown cow?».
[Закрыть]» в самые неожиданные моменты. Наверное, что это помогало ему думать.
Я промямлил эту фразу три или четыре раза, но в голову так ничего и не пришло, кроме образа растерянной коровы. Я всё же решил продолжать преследовать, преследовать и преследовать, куда бы это ни привело.
Жизель принесла список предпочтений Роберта, из которого я выделил несколько пунктов, по которым мой пациент, вероятно, сильнее всего скучал в своём текущем состоянии. Среди них были Жизель, его сын, мать, пицца с грибами и чёрными оливками, вишня в шоколаде и, конечно, его отец. Мы мало что могли поделать с отцом, но кое-что можно придумать с остальными пунктами.
Я вспомнил едва уловимый намёк на реакцию, когда упоминал про маму Роба.
– Но скорее всего, я принял желаемое за действительное, – признался я.
– Может, стоит организовать их встречу?
– Сомневаюсь, что это поможет. Она уже приезжала, когда он находился в кататоническом ступоре, помнишь? Он даже не заметил присутствия матери, и это расстроило её ещё больше.
Её глаза загорелись.
– Готова поспорить, он моментально отреагирует, если к нему придёт отец!
– Жизель, ты же знаешь, это невозможно.
– Разве? У меня есть знакомый актёр, который мог бы хорошо сыграть отца Роберта, если мы дадим ему подсказки. Как думаешь, стоит попробовать?
Должен признать, идея неплохая. С другой стороны, подобная авантюра может причинить вред. Но время было на исходе, поэтому попробовать стоило.
– Проблема в том, что сейчас он занят на репетициях в камерном театре[97]97
В оригинале «he’s rehearsing for Off-Broadway». Off-Broadway – так обозначается камерный театр, экспериментальный театр.
[Закрыть]. Посмотрим, найдется ли у него время.
– Окей, но давай не будем спешить. Есть ещё кое-что, что требует немедленных действий.
Я рассказал ей о неспособности прота под гипнозом вспомнить своё раннее детство. Жизель была в шоке.
– Разве такое возможно?
Я пожал плечами.
– Если дело касается прота, возможно всё!
На следующее утро, проходя через комнату отдыха во втором отделении, я встретил Алису и Альберта, ведущих оживлённую беседу на диване. «Алекс Требек» торчал поблизости, очевидно, выполняя роль судьи. Я как обычно удивился, насколько психиатрический институт был прогрессивнее мира снаружи: молодая негритянка, американец китайского происхождения чуть постарше, европеец среднего возраста – все были погружены в беседу, не обращая внимания на возрастные, половые и национальные различия. Здесь, в стенах нашего института, все равны. Может, и прав был прот, говоря, что все наши различия основаны на ошибках прошлого и психологических травмах, оставшихся от жестокого обращения, и, если мы сможем каким-то образом забыть наши истории и начать заново, кто знает, что из этого могло бы получиться.
Конечно, они замолчали, как только я подошёл. Но вскоре стало известно, что у каждого из трёх было определённое «задание». Во мне поселилось знакомое беспокойство.
– Можно узнать, кто дал вам эти «задания»?
– Прот, кто же ещё, – с гордостью ответила Алиса.
– Правильно! – подтвердил Алекс.
У меня были смешанные чувства по поводу этого откровения, но я был научен не торопиться с выводами во всём, что касается нашего «инопланетного» гостя.
– И какую «задачу» прот поставил перед тобой, Алиса?
Альберт опередил её с ответом:
– Теоретически задачи довольно простые. Понимаете, у Алисы проблема с пространством, а у меня – со временем. Но прот заметил, что пространственно-временной континуум образует своего рода симбиоз, где пространство может быть увеличено за счёт времени, и наоборот. Если мы научимся обменивать одно на другое, то оба вылечимся!
Я сдержался от порыва напомнить им, что решение об их выздоровлении будут принимать доктора. Они так радовались тому, что простое решение их проблем могло быть прямо за углом, что я не стал их переубеждать.
– А как насчет тебя, Алекс? Тебе тоже дали «задание»?
– Да!
Альберт рассказал, что прот посоветовал Алексу устроить собственное шоу прямо в госпитале.
– Готовишься к выступлению, Алекс?
– Ты прав!
– Он собирается приступить к работе сразу после ланча, – добавила Алиса.
– А что насчёт тебя, Альберт? Вы с Алисой тоже приступаете к работе?
– Немедленно. Мы как раз обсуждали это, когда ты подошёл.
Они все смотрели на меня с нетерпением. Я понял намёк.
– Ну что ж, мне нужно бежать. Удачи вам всем!
Никто со мной не попрощался. Они тут же вернулись к обсуждению. Их задачи казались достаточно безвредными и могли отвлечь их от проблем, но ненадолго.
На обратном пути я чуть не налетел на прота, но он отошёл в последний момент, хотя даже не смотрел в моём направлении.
– Это лучшее, что я мог сделать в такие короткие сроки, – выпалил он, когда заметил меня.
– Что это за «задачи» ты раздаёшь?
– Разве не об этом ты просил?
– Не совсем. Главное, чтобы их ожидания не были чересчур завышены.
– Я могу лишь указать путь. Остальное зависит от них.
– Посмотрим, как успешна твоя «лечебная программа». Я искал тебя, чтобы пригласить к себе домой на День Благодарения завтра.
– Что? И смотреть, как вы разделываете мёртвую птицу? Нет, спасибо.
– А как на счёт послезавтра? В пятницу?
– Расслабься, джино. Отдохни в выходные. В любом случае, в пятницу меня здесь не будет.
– Что значит «тебя не будет?»
– Это так сложно понять?
Прот повторил каждое слово медленно и отчётливо:
– Меня – здесь – не – будет.
Как бы подчёркивая сказанное, он повернулся, чтобы уйти.
– Куда ты собрался? Ты ведь не покинешь госпиталь снова? – сказал я вслед.
– Ненадолго! – прокричал он в ответ.
