Текст книги "Код драконов (ЛП)"

Автор книги: Джиджи Маккефри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Пьемур подумал о том, сколько потрясений пришлось пережить Древним всадникам – а теперь еще и это. Они пришли из другого времени – из далёкого прошлого, когда в последний раз на Перн упали Нити – и доблестно сражались, обеспечивая безопасное существование своего поколения. Но конец этого Прохождения и начало нового Интервала длиной в двести Оборотов, свободного от Нитей, оставили их не у дел, лишили цели существования. Поэтому, когда Лесса, Предводительница Бенден-Вейра, прыгнула через четыре столетия, чтобы уговорить их сражаться с Нитями во времени текущего Прохождения – времени Пьемура – они, скорее всего, понимали, что у них есть только один выход, поэтому согласились с её просьбой уйти с ней на четыреста Оборотов вперед, в будущее.

До прибытия драконов Древних, современных всадников было слишком мало, и они были недостаточно обучены воздушному бою. В одиночку они были бы слишком слабы и не смогли бы противостоять смертельному потоку Нитей, а тем более защитить свою планету. Пьемур знал, что все обитатели Перна были в огромном долгу перед совершившим прыжок во времени старшим поколением всадников, которые пожертвовали очень многим. Но они также столкнулись еще с одной проблемой. За четыре столетия, разделяющие их время и текущее Прохождение, изменились отношения, общество и даже диалекты языка, и хотя большая часть Древних смогла приспособиться к этой новой жизни, для некоторых из них столкновение с новым поколением обитателей Вейров, ремесленников и холдеров стало трагедией.

Пьемур знал о многочисленных столкновениях и жалобах на нечестную игру, которые имели место, когда все Древние проживали в северных Вейрах, и стали настолько частыми, что привели к тому, что группа из более чем двухсот Древних перебралась на Южный Континент. Здесь они могли жить по своим старым обычаям, никому не мешая. Но, по жестокой воле судьбы, в то время, как северные пришельцы из прошлого были приняты в новой жизни в качестве героев, неспособность южан принять изменения не только сделала их изгнанниками, но и изменила отношение к ним, превратив их из героев в изгоев.

Пьемур сочувствовал Древним Южного – он тоже чувствовал себя брошенным. После того, как он оказался ненужным в качестве ученика в Цехе Арфистов, где его юный певческий голос считался уникальным до того ужасного дня, когда произошла его ломка, Пьемур оказался теперь, в свои почти семнадцать Оборотов, отшельником, выполняя странные задания, пока его Мастер не нашел для него другого занятия. Он сжал челюсти и мотнул головой, решив не позволять своим ощущениям несчастья вновь поглотить его. Он усердно работал, чтобы пережить эту потерю голоса, и больше не хотел увязнуть в жалости к себе. Что сделано, то сделано, подумал он.

Не было смысла сидеть и ждать возвращения Фарли, тем более, что она обычно сама находила его, где бы он ни находился, поэтому Пьемур решил обследовать Площадку Рождений и посмотреть, что же так сильно обеспокоило Т'реба. Он вывел Дуралея из зарослей на лужайку и далее на место, где, как он знал, размещалась Площадка Рождений Южного Вейра. Он никогда не был здесь раньше: те, кто не принадлежал к Вейрам, посещал Площадку только по специальному приглашению.

Площадки Рождения, почитаемые как драконами, так и их всадниками, всегда содержались в безупречной чистоте, песок регулярно просеивали, чтобы в нём не было мусора или каких-то острых предметов. После каждой церемонии Рождения те, кому посчастливилось Запечатлеть дракона, часто хранили осколок скорлупы от его яйца, как память, а остальные осколки скорлупы яиц драконов хоронили очень бережно и торжественно.

Однако, здесь песок был покрыт засохшими водорослями и перекати-полем, спутавшимися в беспорядочные кучи. По всей Площадке были разбросаны острые камешки и обломки, вымытые с пляжа. Комки чего-то, что выглядело, как старые фекалии, усеивали землю, а один комок, казалось, состоял из костей, кожи и сухожилий. Губы Пьемура скривились от отвращения, когда он подумал, знает ли кто-нибудь из обитателей Южного Вейра, кроме Мардры, Т'реба, а теперь и Б'ная, как запущена их Площадка Рождений? Оглядев пристально остальную часть Площадки в поисках объяснений такому запустению, он заметил несколько осколков скорлупы, разбитых и разбросанных по песку. Несмотря на то, что он был рождён в Холде, а не в Вейре, даже Пьемур знал, что для всадников немыслимо, чтобы их самое святое место содержалось в таком беспорядке.

Он медленно обошёл Площадку Рождений, затем вернулся к непонятной куче костей и шкур, чтобы рассмотреть её получше. Он ощущал беспокойство, его пугало то, что он мог увидеть. Нежелание делать это смешивалось у него с болезненным любопытством, но Пьемур понимал, что должен выяснить, что же находится в этом комке, состоявшем из частей тела. Осторожно принюхавшись, он не обнаружил неприятного запаха. Подойдя ближе, он присел на корточки и всмотрелся в непонятную массу. По форме и структуре костей невозможно было определить, кому они принадлежали раньше, и, судя по всему, комок лежал здесь так давно, что прошёл уже все стадии разложения. Покопавшись в мусоре, усеивавшем Площадку, он нашёл палку и разворошил кучу. На душе сразу стало легче, когда в глубине, среди останков, он обнаружил маленький комок не переваренных перьев.

О, Осколки, какое счастье! Драконы, даже в скорлупе, не имеют перьев. Скорее всего, это остатки верра, предположил Пьемур. Куча выглядела как что-то, что сначала съели, а потом выплюнули. Интересно, драконы срыгивают? подумал он.

Обрадовавшись, что куча не была останками зародыша дракона, Пьемур осмотрел остальные осколки. Разбитые кусочки скорлупы валялись повсюду, но когда он взял осколок в руки, чтобы изучить его, ему показалось, что тот кажется странно невесомым, даже хрупким, в его руке, намного более хрупким, чем, как он себе представлял, должна быть скорлупа драконьих яиц. Возвращая осколок туда же, где он его нашел, арфист заметил почти целое яйцо, скрытое до этого небольшим камнем. Сдерживая волнение, Пьемур подошел ближе, чтобы рассмотреть его.

В верхней части яйца было пробито отверстие размером с голову взрослого человека, но остальная часть яйца была целой. Пьемур наклонился ближе, и в нос ему ударил слабый запах тления. Заглянув внутрь, он увидел то, что выглядело как бесформенные остатки высохшего желтка и немного застывшей жидкости на дне скорлупы. Ну что ж, он увидел достаточно, пришло время покинуть заброшенную Площадку.

Отчаянно пытаясь выбросить из головы взволновавшую его картину, он сосредоточился и попробовал вызвать Фарли. Где же она? Не в силах избавиться от чувства тревоги, охватившего его, он пошел назад по пляжу туда, где привязал Дуралея. Внезапно прямо над его головой появилась Фарли, щебеча Пьемуру трели сообщений и забрасывая его размытыми нечеткими образами, одновременно летая беспорядочными кругами вокруг его головы.

– Притормози, Фарли! Чуть помедленнее, милая. Ты слишком быстро показываешь, – сказал Пьемур, улыбаясь своей золотой королеве.

Он протянул руку, и Фарли села на неё, стараясь не оцарапать его своими острыми коготками. Пьемур опустил руку и прижал её к груди, нежно поглаживая другой рукой. Непроизвольный легкий вздох удовлетворения вырвался из его груди, и он почувствовал, как Фарли тоже расслабляется у него на груди. Когда он погладил её надбровные дуги, она заворковала от удовольствия.

– Фарли умница, – прошептал он. – Куда полетела зеленая?

В мозгу Пьемура вспыхнуло изображение солнечного пляжа, и он мысленно попросил Фарли показать ему больше пейзажей и каких-нибудь особых деталей, которые она успела заметить. Фарли нетерпеливо захлопала крыльями, но он настаивал, не ослабляя лёгкое давление на сознание своего файра, пока та не успокоилась и не показала то, что он хотел узнать.

– Ты славно поработала, – сказал он, продолжая гладить её. Маленькая королева прихорошилась, сложив крылья вдоль спины. Пьемур мог с уверенностью сказать, что она была в восторге от своих достижения, потому что цвет её глаз изменился с темно-фиолетового на синий.

– Иди сюда, – сказал он, поднимая руку к плечу. Фарли осторожно отцепила коготки и перескочила к нему на плечо, где и вытянулась вдоль его шеи в своём любимом положении: голова и передние лапки с одной стороны от его лица, задние лапки и хвостик– с другой.

– Отдыхай, милая, пока я собираюсь. Мне нужно быстро попасть туда, куда направлялся Т'реб. Ты проводишь меня, хорошо? – Пьемур поднял руку, чтобы почесать левое надбровье Фарли, и маленькая королева снова запела свою песню.

– Я должен узнать, что планирует Т'реб, Фарли, потому что всё это, похоже, может принести большие неприятности!

Глава 2

Пьемур затаил дыхание и прислушался, обеспокоившись, что люди могут увидеть его. Сделав большую петлю назад, продираясь сквозь густые джунгли и изрыгая проклятия, он, в конце концов, достиг места, которое Фарли показала ему, и чуть не упал с Дуралея от испуга, услышав чьи-то голоса на пляже. Нужно быть осторожнее: еще немного, и он просто вывалился бы на пляж и разоблачил себя! Пьемур медленно возвратился по своим следам, отойдя на безопасное расстояние туда, где смог привязать Дуралея, для надёжности оставив с ним и Фарли – она умела добиваться от скакуна спокойствия и тишины.

Пригнувшись даже ниже предела своих физических возможностей, он медленно приблизился, ни на миг не отводя глаз от двух мужчин.

Пьемур, пытаясь вспомнить каждую деталь того, что подслушал в Вейре Древних, и надеясь, что густые травы и гигантские папоротники скрывают его, встал на колени и посмотрел сквозь завесу из пышных растений. Должно быть, одним из этих двоих был мужчина, о котором упоминал Т'реб во время спора с Б'наем. Называл ли он имя? И каким образом он собирается помочь Т'ребу реализовать его так называемый план?

Его чувства обострились, он внимательно слушал мужчин, которые, находясь от него всего в дюжине шагов, казалось, совершенно не подозревали о том, что их подслушивают. По их виду Пьемур решил, что они из Холда, хотя мог об этом только догадываться. Один из них, долговязый мужчина с прической, похожей на метлу, неожиданно повернулся в сторону Пьемура, сделав широкий жест руками, охватывающий весь этот участок густого леса. На мгновение ему показалось, что мужчина смотрит прямо на него, и Пьемур замер. Он чувствовал, как кровь пульсирует у него в горле, а сердце, учащаясь, стучит в груди, подобно рокоту барабанов.

Не забывай дышать, напомнил он себе и осторожно вдохнул, так же тихо выдохнув. Пот стекал с его макушки, минуя брови и оставляя дорожки на его лице. Пьемур почувствовал себя совершенно беззащитным здесь, на земле, поэтому быстро осмотрел окружающие деревья и кусты, чтобы найти более безопасную точку для наблюдения.

Второй мужчина был не таким высоким, как первый, у него были волнистые волосы медного цвета и шрам на верхней губе. Высокий мужчина пробормотал что-то, но Пьемур не разобрал слов. Медноволосый посмотрел на своего собеседника, и, поскольку он стоял лицом к арфисту, его следующие слова были легко различимы.

– Всё это кажется мне необычным, Тулан. Всё это, я имею в виду, – и мужчина раскинул руки с широко расставленными в стороны пальцами.

Второй мужчина – Тулан – нахмурился.

– Всадник сказал мне, что он хочет, чтобы ему нарисовали именно это место! Что ты можешь знать о том, чего он хочет? Ты совсем недавно узнал его. Я – тот, с кем он имеет дело, а не ты, Крэмб!

Нотка презрения в голосе Тулана была очевидна для Пьемура. Он удивился, когда человек по имени Крэмб, совсем не отреагировал на столь грубое замечание. Отведя взгляд, он увидел дерево с ветвями, которые могли бы стать идеальным укрытием для него. Сейчас или никогда, подумал юноша.

Стараясь не шуметь, Пьемур подкрался к дереву и посмотрел на толстую ветвь над ним. Она росла на высоте всего около двух метров от земли. Пьемур был не очень высок, но он был компактного телосложения, и всё это время, проведённое в разведке и картографировании Южного Континента, добавило силы его мышцам ног. Слегка присев на корточки, он опустил руки по бокам, сжав кулаки, затем глубоко вздохнул и одним мощным прыжком взлетел в воздух, достигнув ветки, и крепко ухватился за неё обеими руками. Крупная птица взлетела со своего насеста где-то над ним, заставив ветки задрожать и зашуршать листья. Пьемур хотел глубоко вздохнуть, но вместо этого задержал дыхание, повиснув неподвижно на ветке.

– Что это было? – спросил Тулан, пристально глядя в сторону Пьемура.

– Всего лишь птица, Тулан, – сказал Крэмб. – В этих местах полно птиц и диких животных.

Тулан отвернулся от дерева, и Пьемур выдохнул, воздав хвалу Первому Яйцу за отсутствие любопытства у этого человека. Он медленно подтянулся на ветку, где и уселся, оперевшись на ствол дерева и вытянув ноги перед собой. Он чувствовал себя хорошо укрытым густой листвой, при этом ясно различая людей внизу.

Крэмб лизнул языком шрам на верхней губе и направился к Тулану. Пьемур наклонился вперед, намереваясь рассмотреть, что так потрясло Крэмба. Медленно, стараясь не издать ни звука, он вытащил из-под туники подзорную трубу с одним объективом, упакованную в небольшой мешочек, который он носил на поясе. Ему выдали её для составления карты небес Южного Континента вместе с Н'тоном, и он нашел её полезным инструментом для разведки. Теперь он направил объектив на лицо Тулана.

Это что, огромный пузырь слюны у него на губах? Пьемур скорчил гримасу, убедившись, что это так, но не мог удержаться, чтобы не смотреть на него: Тулан говорил, и пузырь двигался вверх и вниз, иногда растягиваясь тонкой нитью между губами, затем снова возвращался на место.

Пожалуйста, оближи свои губы, Тулан, а то я меня сейчас вырвет, – про себя умолял Пьемур.

– Я считаю, что это странный выбор. Вот и все, – сказал Крэмб. Он снова облизнул губы, и Пьемур внезапно поймал себя на том, что облизывает свои губы тоже.

– Ладно, не суетись… здесь есть, кому за тебя думать! – громко сказал Тулан, затем сделал паузу и добавил, – Я знаю, что нужно делать. Ты здесь, чтобы рисовать, вот и приступай к работе, – рявкнул он. – Осколки, как здесь жарко! – он вытер пот с лица рукой, оглядывая поляну. – Ненавижу жару!

Какой ужасный характер у этого Тулана, решил Пьемур. В противоположность ему, Крэмб казался довольно приятным человеком, и Пьемур удивился, почему тот связался с таким омерзительным типом, как Тулан.

Пьемур смотрел, как Крэмб потянул за два кожаных ремня, скрещенных на его груди, перекинув их через голову, чтобы снять ранец из сыромятной кожи, висевший у него за спиной. Он открыл его и вытащил маленький складной стул. Затем порылся в ранце и достал кусок мела и грифельную доску среднего размера.

– Не торопись, Крэмб. Мне нужно время, чтобы отдохнуть, – Пьемур услышал властный окрик Тулана с места, где тот обосновался у основания толстого ветвистого дерева. Он увидел, что долговязый мужчина сложил руки за головой, затем вытянул ноги вперёд, скрестив одну над другой, и закрыл глаза.

– У тебя его будет полно, Тулан. Это будет только грубый набросок, который я сейчас нарисую на доске. Затем я скопирую мою работу на хороший пергамент, добавлю деталей, и только потом нарисую окончательный вариант в цвете. После того, как я его закончу, нужно сделать еще один рисунок, когда небо станет темным. Ты же говорил, что именно этого хотел Т'реб.

– Угу, – подтвердил Тулан, даже не потрудившись взглянуть на своего собеседника.

Крэмб наклонил голову и принялся затачивать острым ножом свой стилус; Пьемур заметил довольную улыбку мужчины, когда тот бросил короткий взгляд на сонного Тулана.

Пейзаж этой части побережья Южного Континента был действительно прекрасен, размышлял Пьемур, оглядев береговую линию, насколько хватало взгляда. Возможно, это даже самое красивое место на всём Перне, подумал он и почувствовал беспокойство, что его могут испортить в результате выполнения какого-то плана, который эти два человека осуществляли для Т'реба.

Подготовив всё к работе, Крэмб быстро закончил набросок и принялся перерисовывать пейзаж на тонкий пергамент, который осторожно достал из своего ранца и закрепил на тонком куске коры, расположив его затем у себя на коленях.

Устроившись поудобнее на дереве, Пьемур задумался, почему, ради всего святого, Т'ребу понадобился рисунок именно этого места. Сделав глубокий вдох, он заставил себя немного расслабиться. Тулан тихо храпел в тени, одной рукой, развёрнутой ладонью вверх, прикрыв глаза, словно в притворном ужасе. Я бы лучше поглядывал вокруг, – подумал Пьемур, – а не спал, как этот парень Тулан. Мастер Робинтон послал его фиксировать какие-либо необычные происшествия с участием Древних, и сон на работе не добавил бы ему авторитета в глазах своего Мастера. Уж в этом он не сомневался.

Мысль о Мастере-Арфисте навеяла Пьемуру воспоминания о его жизни в Форте. Одна лишь мысль об этом вызвала острую боль сожаления, которую Пьемур ощутил, как физический удар в грудь. Он упрямо мотнул головой. Пусть его жизнь в качестве ведущего солиста и закончилась, ему повезло, и он всё еще ученик Мастера-Арфиста! Воспоминание о событиях, имевших место три Оборота назад, перед тем, как его голос сломался, вспыхнуло в его голове, и он закрыл глаза, заново переживая каждую деталь.

В этот день он находился в главном музыкальном зале: хор исполнял невероятно сложное произведение в стиле а капелла, сочинённую Мастером Домиком. Никогда еще Мастер Домик не сочинял такой сложной музыки. Пьемур, как обычно, солировал, а участники хора изо всех сил пытались довести до совершенства все эти диссонансы и контрапункты, которые делали этот мадригал таким уникальным – и трудным для исполнения.

– Нет, нет, нет! – закричал Домик, его голос возвысился до крика на последнем слове, одновременно с этим он стучал своей палочкой по дирижерскому пульту. – Вы звучите, как стадо визжащих скакунов, пожираемых Нитями. Ради всего святого, читайте ноты! Последняя фраза поётся совсем не так! – лицо Мастера композиции краснело от гнева и крика всё больше, и мальчики и девочки из хора начали смущённо поёживаться на своих местах, что только усиливало очевидную ярость их учителя.

– Пьемур. Прошу, – сказал Домик, глубоко вдохнув, чтобы успокоиться, затем снова постучал палочкой, другой рукой пригласив Пьемура выйти со своего места в ряду учеников и встать лицом к хору. Встав рядом с Мастером Домиком, Пьемур увидел, как открылась дверь в музыкальный зал и вошел Мастер-Арфист Перна, за которым следовал Подмастерье Мастера-Арфиста Сибелл.

– Спой основную тему, Пьемур, – скомандовал Домик, продолжая глядеть на хористов, чтобы убедиться, что они не спускают с него глаз. Пьемур открыл рот, набрал воздуха, и время, как всегда, замедлилось для него. Он выдохнул первую ноту, и сладкие звуки разнеслись по всему огромному залу. Голос Пьемура наполнил комнату, было похоже, что в зал открылось окно, и через него вливается прекрасная музыка.

– Отлично. Теперь, Дилис, спой так же, как поет Пьемур, пожалуйста, – сказал Домик, и Дилис сделал это. Пьемур, словно инструмент, подстроил свой голос, легко запев дуэтом с Дилисом и позволив тому вести основную тему. Домик одобрительно кивнул.

– Теперь, Шерн, я хочу, чтобы ты присоединился и спел тему Пьемура. Не ошибись в нотах, – скомандовал Домик. Шерн начал петь, и Пьемур немедленно подстроился и спел в контрапункте с двумя другими парнями. Это было так красиво, что у всех присутствовавших по спине побежали мурашки.

– Теперь все вместе: дисканты, пойте свои партии; сопрано – свои. Следуйте за Пьемуром, – сказал Домик, подняв руки и указывая такты, когда певцам нужно вступать. Когда все голоса вступили, зал наполнился многослойной, сложной музыкой. Мастер композиции закрыл глаза, кивая головой в такт певцам. Без дальнейших указаний Мастера Домика и в точно рассчитанный момент Пьемур набрал воздуха и запел свою сольную партию, наполнив зал своим уверенным высоким дискантом. Песня была прекрасна, она очаровала всех за эти несколько мгновений совершенства.

Но вот композиция Домика приблизилась к финалу, и все голоса хора запели короткими взрывами, похожими на порывы ветра, а голос Пьемура, поющий выше других, звучал подобно маленькому испуганному существу, которое эти приливы и отливы воздуха бросали из стороны в сторону.

Прозвучала последняя нота песни, голоса затихли, и все в зале на мгновение замолчали, оглушенные угасающим эхом прекрасной музыки, которую они создали вместе. Затем певцы повернулись друг к другу, на их лицах расплылись восторженные улыбки, и все они сразу же заговорили, очень довольные, потому что знали, что наконец исполнили эту трудную песню именно так, как задумывал её автор.

Пьемур вспомнил, как стоял перед своими сверстниками и тихо сиял вместе с ними. Затем, не претендуя на исключительность, снова занял место в первом ряду, обняв за плечи двоих товарищей по обе стороны от себя, и, повернувшись, кивком поблагодарил остальных.

Этот момент он не забудет никогда! Одобрительные взгляды, которыми обменялись Мастер-Арфист и его Подмастерье, были почти незаметны, хотя он знал, что те остались довольны. Пьемур знал, что его певческий голос идеален, и не из какой-то гордыни, а потому, что его тщательно учили, чтобы голос стал именно таким, и не меньше. Он также знал, что во время репетиции был в центре внимания, но не это было самым важным для него, как для певца. Единственное, что его всегда заботило, это удовлетворение и непередаваемая радость, которые он испытывал, когда пел с хором, сливаясь с другими голосами, создавая единый, превосходный ансамбль звуков. Это было самым важным для Пьемура. Когда он пел с хором, ему казалось, что звук на самом деле усиливается внутри его тела, покалывая каждую его клеточку и наполняя его чистым восторгом.

Но теперь, сидя на дереве и наблюдая за Крэмбом, он знал, что пение в хоре никогда не будет таким же для него. Он не был уверен, сможет ли что-нибудь заставить его снова почувствовать такой же восторг. Как время изменило всё!

Пьемур мотнул головой. Лучше сосредоточиться на работе, подумал он и с двойным усердием постарался собраться и быть наготове. День угасал, и свет в небе менялся вместе с ним. Ночь наступит скоро и очень быстро.

Место, которое рисовал Крэмб, представляло собой огромное пространство чистого белого, нетронутого песка, протянувшегося от линии прибоя на две полных длины дракона. Крэмб наклонил голову, Пьемур проследил за его взглядом и увидел, что художник внимательно рассматривает группу валунов, стоявших в стороне. Он снова начал рисовать, и Пьемур решил, что тот, скорее всего, добавляет валуны на рисунок.

Крэмб закончил рисовать и снова наклонил голову, сравнивая рисунок с натурой и выглядя при этом очень довольным собой. Пьемура захватило это зрелище: он никогда раньше не видел пейзажного художника за работой.

Крэмб осторожно закрепил эскиз на плоском куске коры, затем разложил пять маленьких порций цветного порошка на меньшем куске коры и добавил воды в каждую кучку, размешав, чтобы получилась однородная, мягкая паста. Пьемур не смог сдержать улыбку, увидев, что Крэмб высунул язык из уголка рта, невольно изогнув губы в улыбке. Похоже, художнику нравится это занятие, предположил Пьемур.

Пьемур зачарованно наблюдал, как Крэмб использует пять основных красок для создания всей гаммы цветов, которые можно найти в окружающем его пейзаже. Начав с верха пергамента, Крэмб быстро и тщательно залил нужными цветами рисунок. Пьемур пожалел, что не может видеть работу Крэмба, хотя этот же пейзаж был прямо перед его глазами.

Вздохнув, Крэмб осторожно отложил готовый рисунок в сторону, чтобы тот высох. Затем взял меньший прямоугольник пергамента из своей сумки и быстро начал делать следующий рисунок, взглянув на спящего Tулана пару раз за всё время работы. Затем Крэмб пополнил свою палитру и закрасил второй рисунок. Возможно, он просто не хочет, чтобы остатки краски на его палитре пропали зря, размышлял Пьемур.

На своём месте под тенистым деревом проснулся Tулан, с отвратительными звуками прочистив горло. Он сел и посмотрел в сторону Крэмба.

– Надо бы развести костёр и принести пресной воды, – сказал он, как бы обращаясь не к Крэмбу, а куда-то в воздух над их маленьким лагерем.

– Как ты думаешь, всадник подождёт еще день, пока я не закончу работу? Мне еще предстоит рисовать ночной пейзаж, когда стемнеет, – сказал Крэмб сдержанно. Пьемур не был полностью уверен, но ему показалось, что он заметил легкую улыбку на губах Крэмба.

– Конечно, конечно! Лучше оставайся здесь, Крэмб, и заканчивай побыстрее. Нам нужно, чтобы эти эскизы были готовы к завтрашнему дню. Иди, работай! – сказал Тулан, взмахом отпустив художника.

Недовольный Тулан отправился на поиски сухих веток для растопки и наделал немало шума, пока, возвратившись с добычей, не занялся разведением огня. В завершение, он поставил незажжённые, поросшие мхом факелы по обе стороны от стула Крэмба, чтобы тот воспользовался ими позже. Пьемур с улыбкой отметил для себя, что Крэмб невозмутимо продолжал заниматься своим делом, пока Тулан громко падая и ворча, бродил вокруг лагеря. Либо Крэмб был настолько поглощен, что совершенно не обращал внимания на усилия своего коллеги, либо, что более вероятно, размышлял Пьемур, он научился просто не обращать внимания на него.

Наконец, наступила темнота, Тулан зажег факелы рядом с Крэмбом и они осветили лицо художника, увлечённого работой. Конечно, Пьемур не мог видеть рисунки, но он с восхищением наблюдал, как Крэмб ловко наносит мазки на пергамент, добавляя последние штрихи к своей работе.

Восхитительный запах свежесваренного кла доносился из лагеря, раздражая Пьемура, который сидел на своей ветке, прихлёбывая теплую воду из фляги, чтобы размочить кусок сушеного мяса, который он был вынужден жевать. Наступила ночь, дневные птицы и животные постепенно прекратили свои крики и болтовню, а ночные существа начали наполнять воздух своими криками. Крэмб закончил свои рисунки и поставил их в безопасное место для сушки, затем в тишине съел еду, приготовленную Туланом, так как тот надулся, явно недовольный, по мнению Пьемура, тем, что его напарник не проявил чуть больше благодарности.

Закончив есть, они оба устроились рядом с огнем и через некоторое время уже спали. Пьемур подождал, пока не убедился, что Тулан и Крэмб уже крепко спят, затем тихо спустился со своего поста, чтобы размяться и дать отдохнуть мышцам. Он решил покинуть дерево на ночь и спрятаться в густой осоке чуть в стороне, чтобы чувствовать себя более комфортно и оставаться незамеченным. Если повезёт, когда Т'реб вернётся утром, он сможет узнать больше о планах всадника.

Пьемур пожалел, что не может позвать Фарли, чтобы та составила ему компанию, но он не хотел рисковать, чтобы его обнаружили, да и, в любом случае, ей лучше побыть с Дуралеем, чтобы тот вёл себя тихо.

Жаль, размышлял он, если бы не это, я бы попросил её принести один из сочных красных фруктов, которые в изобилии растут вдоль побережья: это было бы приятным дополнением к теплой воде и сушеному мясу. Что ж, подумал он с грустью, усаживаясь под дерево, бывали у меня ночи и потяжелее, но пока еще мне это не сильно повредило.

Утренние крики птиц разбудили Пьемура раньше, чем проснулись Тулан и Крэмб. Со своего поста на ветке он наблюдал, как Крэмб проснулся первым, затем встал, потянулся, наклонил голову сначала к левому плечу, затем к правому. Потом, с выражением, похожим на злобную усмешку, он подошел к спящему Тулану и резко пнул его сапогом в зад.

Внезапно небольшая стайка птиц слетела с дерева Пьемура, хрипло крича. Он скорчился, желая стать невидимым, а Крэмб повернулся и посмотрел в его сторону.

– Что за шум? – крикнул Тулан Крэмбу, направляясь к нему.

Пронзительный птичий крик еще звенел в ушах Пьемура, когда он почувствовал изменение давления воздуха, предвещающее появление дракона из Промежутка. Крэмб и Тулан тоже, скорее всего, заметили изменение: оба смотрели в небо. Пьемур наблюдал, как Т'реб и его дракон появились из ниоткуда, пролетая прямо над деревом Пьемура. Опасаясь, что дракон может его заметить, он как можно быстрее и тише отклонился от ствола дерева и скользнул вниз, повиснув под веткой. С тревогой он услышал шум листьев, зашелестевших от его движения. Тут уже и Tулан с Крэмбом стали поглядывать в сторону Пьемура, прилипшего, подобно ящерице, к дереву.

– Там что-то есть на этом дереве, Крэмб? – спросил Тулан, но Крэмб не успел сказать и слова, как зеленый дракон спустился к песчаному пляжу, крылья мерно ударяли по воздуху, смягчая посадку, передние лапы и бедра вытянулись вниз, готовясь к приземлению. Тулан и Крэмб стояли неподвижно, словно не могли пошевелиться, мощный поток воздуха, создаваемый снижающейся зеленой, вздымал облака песка, окутывающие их.

Они не часто имеют дело с драконами, подумал Пьемур, иначе, наверняка, отодвинулись бы подальше, чтобы не попасть в это пылевое облако. Он нахмурился, наблюдая за ними, затем осторожно сполз с дерева, пока двое мужчин отвлеклись на прибытие Бет'. Арфист подождал, пока дракон приземлился, и все четыре лапы, наконец, коснулись земли. Осколки, да она выглядит совсем больной, критически оценил Пьемур, заметив с близкого расстояния отсутствие блеска её мягкой шкуры и небольшую впадину чуть выше грудной клетки. Её глаза тоже выглядели тусклыми, если ему не показалось.

Бет' сложила крылья и изящно вытянула правую переднюю лапу, чтобы её всадник спешился. Как только ноги Т'реба коснулись земли, Бет' развернулась и, кашляя и издавая при этом клокочущие хрипящие звуки, направилась по горячему песку к чистым водам океана.

T'реб был примерно одного роста с Пьемуром, его лицо было суровым и покрытым морщинами. Он снял лётный шлем, открыв густые волосы, в которых пепельно-серый цвет смешался с коричневым, сделав их похожими по цвету на изготовленные из металла. Прямая челка была подрезана не очень ровно через весь лоб, а его глаза, расположенные слишком близко друг от друга, казались еще меньше, чем на самом деле, благодаря тёмным кругам вокруг них. Он выглядит слишком изношенным, решил Пьемур, даже для Древнего. Всадник оглянулся, провожая взглядом свою зеленую, шагающую к линии прибоя, затем, повернувшись назад, вздёрнул подбородок, быстро оценив Крэмба и Тулана, и направил на них указательный палец руки, одетой в перчатку, глядя свысока. Оба мужчины всё еще были заняты извлечением песка из глаз и выплёвыванием его же изо рта, поэтому не заметили его жеста.