Текст книги "Код драконов (ЛП)"

Автор книги: Джиджи Маккефри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Он согласится с тобой, если его спросить. Он настойчиво убеждал остальных Лордов утвердить Джексома, но именно сейчас он занимается Древними с севера. Они, конечно, не доставляют столько проблем, как Древние Южного, но с тех пор, как Д'рам оставил пост Предводителя Иста Вейра, все обеспокоены стабильностью этого Вейра.

– Мастер Робинтон говорил об этом со мной и Ф'ларом, – вставил Н'тон. – Их Госпожа, Фанна, очень больна, и Ф'лар не думает, что Д'рам справится с её потерей. Есть реальная угроза, что он покончит с собой, когда она умрёт, и её королева уйдет в Промежуток. Его глубоко потрясла кража яйца Рамот'ы – мне показалось, он переживал это более остро, чем кто-либо из Древних.

– Д' рам прекрасный, благородный человек, он до сих пор крепок здоровьем. Будет огромной потерей, если он решит уйти от нас, – сказал Сибелл, и все замолчали после его слов.

– Кто-нибудь знает, что произошло с Древними Южного Вейра? – тихо спросил Пьемур, посмотрев на Н'тона, затем перевёл взгляд на Сибелла и Менолли.

– Ха! – Н'тон хлопнул рукой по бедру, выражая своё отвращение. – Они сделали свой выбор, когда забрали яйцо из Бендена. Теперь пусть расхлёбывают кашу, которую сами и заварили.

– Но они же не все участвовали в этом, Н'тон – их было немного. Мы не можем изгнать весь Вейр из-за нескольких отчаявшихся людей. – сказал Пьемур с ноткой мольбы в голосе.

– Им были предоставлены все возможности для поддержания их Вейра в боевой готовности, Пьемур, но они отклонили все предложения, – отрезал Н'тон. – Их упрямство не давало им отбросить их жесткие устаревшие нормы, они цеплялись за свою автономию, как за спасательный круг. Ну и пусть теперь живут, как им хочется, тупые упрямцы!

Пьемур никогда не видел Н'тона таким сердитым. Он с тревогой глядел на него.

– Неужели ты не понимаешь, Пьемур? – продолжал Н'тон. – Драконы надеются, что мы знаем лучше, что нужно делать и что является правильным и послужит на благо каждого. Они были созданы, чтобы, не жалея себя, защищать весь мир от смертельного врага. И они доверяют нам сражаться рядом с ними, защищая Перн, а не ссориться и воровать, как делают бродячие псы. Древние, даже если их было всего несколько, нарушили код, что сидит глубоко внутри каждого обитателя Вейра, и этим они могли разрушить доверие наших драконов.

Наверное, сейчас не время напоминать Н'тону о том, что Мерия и Б'най пытались вернуть яйцо королевы, размышлял Пьемур. Он, скорее всего, уже знает от Ж'хона об их неудачной попытке. И всё же, он чувствовал, что должен попытаться донести до Предводителя Форт Вейра другую точку зрения.

– Я понимаю это, Н'тон, гораздо более ясно, чем когда-либо раньше. Но когда доходит до дела, у каждого из нас есть желания, которые мы не можем игнорировать – а иногда не можем даже управлять ими. Если мы чувствуем себя брошенными, или находимся под бременем проблем и не видим их решения, мы неизбежно начинаем вести себя плохо. Именно поэтому мы должны поддерживать и защищать друг друга. То, что сделали люди из Набола и те несколько Древних Южного Вейра – позорно, ужасно… – Пьемур запнулся на мгновение в поисках слов, которые смогли бы объяснить мысль, которую он пытался донести. – Но как сказал однажды Сибелл: им нужно дать шанс измениться, сами они этого никогда не сделают. По моему, наказание, за которым следует изоляция – не решение проблемы.

– О! – воскликнула Менолли на выдохе. – Время, когда ты путешествовал один, не было потрачено впустую, мой друг. Я верю, ты еще станешь нашим собственным глубоким мыслителем, Пье.

Сибелл кивнул, соглашаясь с Менолли, и наклонился вперед, протянув Пьемуру руку, которую тот крепко пожал. Выражение лица Н'тона всё еще было мрачным, но когда Пьемур посмотрел на него, то увидел тень колебаний и смягчение на лице всадника. В нём проснулась надежда, что Н'тон начнает видеть и другую точку зрения.

Позже, когда уже готовился ужин, Пергамол прогулялся к их маленькому домику и пригласил Менолли и Н'тона присоединиться к ним, заявив, что у него готовится на огне исключительно большой кусок мяса, который пропадёт впустую, если не найдётся достаточно едоков, чтобы съесть его. Лиот' решил остаться на берегу озера, поэтому Пьемур, Н'тон, Менолли, и Сибелл направились к основному зданию холда, как только на всю долину прозвучал сигнал к ужину.

Большая семья Пергамола часто собиралась вместе для совместного приема пищи, деля между собой заботы по её подготовке и приготовлению, в этот вечер они запекали половину туши на открытом очаге у домика, строительство которого было в стадии завершения. Пьемур, Сибелл, Менолли, и Н'тон присоединились к Пергамолу в маленьком доме, где еще один холдер поливал мясо смесью соков из кастрюли, установленной у очага. Группа маленьких детей бегала туда-сюда через пустой дверной проём, играя в догонялки. Проходя через внутренний двор, остальные холдеры собирались в другом доме, готовя клубни и овощи, которые послужат дополнением к жареному мясу. Оба дома непринуждённо обменивались шутками, прерываясь время от времени смехом или взрывами хохота после чьей-то удачной шутки.

– Смотри, чтобы Джейми не ленился, и хорошенько полил всю тушу соком, Пергамол, – весело прокричала Ама из дверного проема второго дома. – Мало кому нравится давиться сухим мясом.

– Пусть только попробует пропустить хоть немного, Ма! – отозвался Пергамол, и все услышали, как Ама, посмеиваясь, вернулась к готовке.

– Ама всегда говорит это, – кивнув, пояснил Джейми арфистам и всаднику, – и каждый раз у меня мясо получается отличным. – и он подмигнул.

– И чей это будет дом, Пергамол? – спросил Пьемур.

– Сына Джейми, Джеллы, и его женщины Нулы, – ответил Пергамол, глядя через проём для окна на кучку детей, играющих во дворе, и одновременно медленно поворачивая вертел. – Соседний дом уже забит детьми. Там тесно, поэтому пришлось строить еще один дом для старших.

Погружённый в процесс смачивания соком запекаемого мяса, Джейми на секунду поднял глаза от туши и заметил, – Осколки, мужчина не успел штаны снять, а у неё уже булочка в духовке! – его замечание было встречено искренним смехом гостей, и он, покраснев, добавил, – За всю свою жизнь не видел такой плодовитой женщины, – и вернулся к процессу запекания мяса, критическим взглядом обнаружив пропущенный участок и щедро добавив туда несколько ковшиков сока.

Когда мясо хорошо прожарилось, наступило время отдыха. Остальная еда тоже была готова, всё разложили на подносы и перенесли на столы в крытой части двора холда, где Ама и остальные холдеры уже расставили достаточно стульев для всех. Дети поменьше предпочли сидеть у родителей или своих братьев и сестёр на коленях, таким образом участвуя в трапезе, завершающей день.

Пьемур, так же, как Менолли и Н'тон, упал на первое же свободное место, которое смог отыскать. Он ел вкусную еду и прислушивался с растущим интересом, как к серьёзным разговорам, так и к лёгкой болтовне, которую вели собравшиеся за столом. Здесь смешались люди всех возрастов: молодёжь сидела рядом с взрослыми, между ними попадались подростки. Мужчина, сидевший напротив Пьемура, держал малыша на коленях; рядом с ним женщина на большом сроке беременности мягко выговаривала юному мальчику, сидевшему с недовольным видом у неё с другой стороны. Наверное, это Джелла, предположил Пьемур, наблюдая, как мужчина, терпеливо предлагал полную ложку какой-то еды малышу. Ребенок оттолкнул ложку и молниеносно размазал на груди своего отца полную горстку пюре из клубней, радостно смеясь, в то время, как его отец удивлённо смотрел на него.

Атмосфера, в которой проходил ужин, была лёгкой и непринужденной, и Пьемур заметил, что Ама улыбнулась привлекательному Предводителю Форт Вейра, предложив ему место рядом с собой. Он наблюдал, как Н'тон низко склонил голову поближе к Аме и, улыбаясь, слушал, как та рассказывала одну из семейных баек.

Глядя на свою семью и друзей, Пьемур размышлял, как этому маленькому кругу людей, явно проживших большую часть своей жизни вместе, удаётся проявлять терпение и понимание. Неожиданно кто-то резко двинул свой стул назад, издав громкий звук дерева по каменному полу, и все посмотрели туда. Юный сын Джеллы и Нулы что-то сказал своей матери яростным шепотом, выдернул свою руку из её руки и в гневе выбежал из-за стола.

– Не стоит обращать на него внимание, – сказала Нула, не поднимая глаз от своей тарелки с едой, понимая, что все собравшиеся обратили внимение на шум.

– Да, Нуми очень горяч, просто нужно дать ему остыть, – сказала Ама, так же ни к кому персонально не обращаясь. – Он успокоится спустя время, так бывает всегда. Он знает, что, когда бы ни захотел вернуться, мы будем рады ему. – и улыбнулась своим словам, рассеянно похлопав Н'тона по руке.

Все спокойно продолжили трапезу, ничуть не испорченную этой маленькой сценой, а когда все закончили есть, столы очистили и вернули в дома, откуда их брали, оставив большинство стульев на месте.

Пергамол, рядом с которым сидел Сибелл за столом, достал приготовленный заранее небольшой набор деревянных труб, несколько маленьких барабанов и две скрипки, которые и выложил на один из столов, жестом предложив Менолли и Пьемуру сделать свой выбор. Менолли выбрала трубы, а Пьемур взял пару маленьких барабанов. Осталось достаточно инструментов для тех, кто захочет играть.

Они провели приятный вечер, слушая музыку и анекдоты, пока некоторые из младших членов большой семьи не пошли танцевать, а зрители стали хлопать в ладоши, отбивая ритм. Айс с другой девушкой кружили друг друга, пока у них не закружилась голова, они расцепились и упали, смеясь. Младшие дети, кто еще не слишком устал, играли в тихом уголке за пределами двора, прыгая через скакалку или через лестницы, нацарапанные прямо на земле; две девочки играли в какую-то сложную игру в ладоши. Самые маленькие члены семьи, которых одолел сон после того, как они набили животы, свернулись на коленях других членов семьи, не интересуясь больше ничем, кроме своих собственных снов.

Пьемур наблюдал, как Пергамол стучит по маленькому барабану, отбивая ритм, в то время, как Джейми играет на одной из скрипок, а Менолли исполняет песню.

– Я вижу, Нуми уже успокоился, – сказала Ама Пьемуру, присев рядом. – Он уже забыл, что совсем недавно был так расстроен. Теперь он уже рвётся танцевать. – и засмеялась, заметив, что глаза мальчика блестят от восторга, и он притопывает и постукивает ногами по твердому полу.

Пьемур улыбнулся своей приемной матери, и они вместе сидели и дружески молчали, наблюдая, как их семья наслаждается совместным вечером. Наблюдать, когда другие приятно проводят время – хороший способ провести вечер, подумал Пьемур и не заметил, как тяжело вздохнул.

– Не печалься, мой мальчик, – сказала Ама, распознав в этом вздохе сожаление. – Ты не должен переживать из-за того, как звучит твой голос после того, как он сломался. Держу пари, он не так уж и плох. Пусть всё идет, как идёт, Пье, и пусть твой голос будет услышан. – она наклонилась ближе, взяв обеими руками голову Пьемура и привлекла его к себе, вглядываясь в его глаза.

– Нет, Ама, я уже пробовал. Он звучит, как карканье, и после этого саднит в глотке. Голос меня не слушается, – тихо сказал Пьемур, и наклонился ближе к Аме, чтобы только она могла слышать его. – Мне сейчас тяжело быть рядом с музыкой, потому что я не могу в ней участвовать, как раньше.

– Но тебя учили и другим умениям арфистов. Зря ты думаешь, что только в пении можно проявить себя и получать удовольствие, мой Пье, – Ама резко взглянула на него, хотя говорила с любовью и добротой.

– Единственное, что я умел делать хорошо, даже не прикладывая особых усилий, это петь. – он слабо улыбнулся и покачал головой, глядя на неё. Внезапный порыв жалости к себе охватил его, он почувствовал потерю голоса так остро, словно это произошло прямо сейчас. Пьемур быстро отвёл взгляд от Амы, боясь, что расплачется здесь, перед ней; вместо этого он стал рассматривать свои руки, безвольно лежавшие на коленях.

– Не думаю, Пье, что можно быть счастливым, занимаясь всю жизнь одним и тем же. За те долгие Обороты, что я прожила, я повзрослела и по-другому стала смотреть на некоторые моменты моей жизни. И я пришла к неожиданному выводу – цели, которых я добилась с трудом, стали самым ценным достижением в моей жизни. Может, потому, что цели не упали мне сами в руки, а были завоеваны. Хотя, это только моё мнение. – она погладила его руку. – У тебя все будет хорошо, мой мальчик. Просто будь собой и всегда прислушивайся к тому, что тебе подсказывает твоё сердце, – она указала пальцем на его грудь, – и всё получится.

Она снова посмотрела ему в глаза и улыбнулась, затем поднялась со стула и протянула руки к Пьемуру. Он тоже встал, и посреди всех танцев, разговоров, смеха и шума они долго стояли, обнявшись.

Веселье закончилось, младших членов семьи уложили в их кровати, и Пьемур, Сибелл, Менолли и Н'тон вернулись в свой маленький домик. Кто-то разжег для них огонь, еще горевший, когда они пришли. Во дворе стояли четыре табурета, предоставившие возможность посидеть друзьям, пока еще не настроенным завершить совместный вечер.

– У тебя прекрасная семья, Пьемур, – сказала Менолли. – Было приятно побывать в такой единой компании, как эта.

– Спасибо, Менолли, – ответил Пьемур. – Конечно, и у нас бывает всякое, как и у всех. Я увидел своих родственников в новом свете. Думаю, когда я жил здесь, и видел их перед собой каждый день, мне было трудно их правильно оценивать.

Они дружески сидели вокруг очага, обмениваясь лёгкими шуткаи и наслаждаясь обществом друг друга.

– Бывает ли у вас, что какая-то мысль не даёт вам покоя, и вы не можете выбросить её из головы? – спросила Менолли.

– Да постоянно, – ответил Сибелл, а Н'тон просто кивнул.

– Мне кажется, всё, о чем я думаю, – одни только скучные мысли, – сказал Пьемур с печальным выражением лица. – А почему ты об этом спросила, Менолли?

– Думаю, я слишком много времени провела в компании Джексома. И не могла не заметить некоторые вещи. Странные вещи, – сказала она.

– Что именно? – спросил Н'тон.

– Помните, когда Микея Запечатлела Нимат'у, мы сразу же сорвались в Руат, потому что Джексом не присутствовал на Рождении?

– Да, – сказал Н'тон. – Продолжай.

– Джексом сказал кое-что очень странное тогда, но когда я захотела попросить его объясниться, Мастер-Арфист сердито на меня посмотрел, и мне пришлось замолчать.

– И что же сказал Джексом? – спросил Сибелл.

– Ты должен помнить, Н'тон. Это было после того, как Джексом сказал, что Рут' всегда знает, в каком времени находится. – Менолли усмехнулась и скорчила гримасу, как будто Джексом сказал какую-то глупость. – Ты устроил ему головомойку, Н'тон, и Мастер Арфист тоже присоединился, напомнив Джексому, какая напряженная обстановка была в Бенден Вейре. Мне стало жалко бедного Джекса, потому что, судя по выражению его лица, он прекрасно понимал всю серьезность происходящего. – арфистка сделала паузу и глубоко вздохнула.

– После этого он сказал: «Драконы не должны сражаться с драконами – поэтому яйцо было возвращено». Какая-то необычная нотка прозвучала в его голосе, когда он говорил это, и вообще вся эта фраза показалась мне странной.

– Что он имел в виду, Н'тон, говоря, что его дракон всегда знает, в каком времени находится? – спросил Пьемур.

– Он и раньше говорил мне, что Рут' всегда знает, когда он находится, совершая прыжок во времени, хотя я никогда не настаивал, чтобы он это доказал. И для всадника, и для дракона очень тяжело лететь сквозь время, – сказал всадник.

– Вы видели, как он смутился, когда я спросила, что он делал во время Запечатления Нимат'ы? – сказал Менолли.

– Да и этот ожог от Нити, что он получил, почему он его стыдится? – сказал Н'тон ни к кому не обращаясь, непонимающее выражение на мгновение промелькнуло на его лице.

– Он всегда стремился доказать, что его дракон не хуже любого другого – думаю, он пошёл бы на всё, лишь бы остальные поняли это. Ему пришлось совершить прыжок во времени, чтобы потренироваться с Рут'ом жечь Нити. Но прыжок во времени на два дня назад к последнему Падению вряд ли объясняет, почему он выглядел таким измученным, когда мы видели его с Лайтолом в Руате.

Менолли выпрямилась и наставила указательный палец на Н'тона, – Тогда, в Бендене, Джексом чуть не упал без сил сразу после того, как яйцо вернулось. Я это знаю точно, потому что стояла рядом с ним. Разве это не странно, Н'тон? Может, его прыжок во времени был намного дальше, чем ты думаешь?

Н'тон пожал плечами, – А ни с кем больше не произошло такого, как с Джексомом?

– Нет, – ответила Менолли, качая головой.

– Вы говорили, что он часто виделся с девушкой на Плато. Все эти поездки туда-обратно могли оставить его без сил, – сказал Пьемур с улыбкой.

– Мы никогда не пытались следовать за ним, когда он улетал туда, потому что это довольно далеко, – сказал Нтон, – а его визиты были всегда внезапными. Он использовал любую возможность.

Вдруг Менолли, широко распахнув глаза, схватила Н'тона за руку. Пьемур почувствовал, как атмосфера вокруг маленького костра внезапно изменилась: воздух, казалось, потрескивал от энергии. Тишина была настолько глубокой, что Пьемур думал, что его уши лопнут, но все они, похоже, пришли к одному и тому же выводу в одно и то же мгновение. Прежде чем она успела произнести эти слова, Пьемур уже точно знал, что сейчас скажет Менолли.

– Это Джексом вернул яйцо! – воскликнула Менолли.

– Точно! – удивлённо сказал Н'тон.

– Это всё объясняет! – воскликнул Сибелл одновременно с восклицанием Н'тона.

– Все видели только бронзовых, улетающих из Бендена с яйцом. После этого наступила неразбериха, и любой мог незамеченным вернуть его, – сделал вывод Н'тон.

– Это действительно мучило меня, – нахмурившись, сказал Пьемур, затем добавил. – Кто-то же додумался вернуть яйцо так, чтобы его не узнали?

– Взгляни на это, как всадник, Н'тон, – сказал Сибелл, в его голосе слышалось волнение. – Смог бы Рут' перемещаться внутри Площадки Рождений Бендена?

– Конечно! – возбуждённо воскликнул Н'тон. – Рут' удивительно проворен, он быстрее, чем синие и зелёные, и меньше размером, чем они.

– Мерия и Б'най сказали, что дракон, забравший яйцо из тайного укрытия в Южном, был маленьким и темным. Поэтому я склонялся к тому, что это, скорее всего, маленький зеленый дракон – синий слишком велик для этого, – сказал Пьемур. – Но зеленый цвет совсем не тёмный, – добавил он и нахмурился, поняв, что у него что-то не складывается.

– А может Джексом что-то сделал, чтобы скрыть шкуру Рут'а? Например, покрыл её чем-то темным? Чем-то, что помогло бы ему остаться неузнанным. – Менолли развивала свою новую теорию; она была так же взволнована этим открытием, как и остальные трое.

– Вот только одно мне непонятно, – сказал Пьемур, оглядев всех остальных, – почему Джексом никому об этом не рассказал? Он мог бы поделиться с вами, когда вы отправились искать его после Запечатления Нимат'ы.

– Может, он просто не хотел лишнего внимания к себе, – ответил Сибелл.

– Мне кажется, я знаю, почему он ничего не сказал, – предположил Н'тон. – С тех пор, как Джексом Запечатлил Рут'а, он находился под пристальным вниманием Бендена, Лайтола – да и всех Лордов-Владетелей, если уж на то пошло. Его дракон единственный в своём роде, и после того, как Рут' появился на свет, мы все были обеспокоены тем, что он не переживет свой первый Оборот. Все носились вокруг этой пары, словно стая испуганных верри, поэтому бедному Джексому, должно быть, казалось, что он задыхается. Бьюсь об заклад, он молчал, потому что больше не хотел такого внимания и заботы.

– Это похоже на правду, – согласилась Менолли.

– И поскольку Джексом перемещался во времени вопреки здравому смыслу и учил Рут'а жевать огненный камень без разрешения, – добавил Н'тон, – то есть, по сути, нарушал все ограничения, которые его доброжелательные опекуны наложили на него, я думаю, он держал рот закрытым, потому что боялся, что будет лишён даже тех немногих свобод, которыми он наслаждался.

Пьемур, слушая, как его друзья продолжали обмениваться мыслями и уточнять свое понимание того, что произошло, и наблюдая за ними, увидел всю картину вмешательства Джексома в дела Вейров в более крупном масштабе.

– Как вы думаете, он сам понимает, что сделал? – тихо сказал Пьемур. – Что он остановил? – остальные трое замолчали, ожидая продолжения.

Пьемур медленно кивнул, – Битву драконов с драконами.

Глава 12

Всю следующую семидневку Пьемур и Сибелл занимались лёгкими привычными делами в маленьком домике Пергамола. Благодаря длительному отдыху и полученному лечению, плечо Сибелла восстанавливалось так же быстро, как исчезали синяки у него на ногах. Пьемур преподал детям холда несколько уроков, а также помог Аме подготовить продукты для консервирования и Пергамолу управиться со стадом скакунов.

После трех долгих дней напряженной работы со скакунами, единственное, чего хотел Пьемур – это спокойно съесть свой ужин и тихо отойти ко сну, пока Сибелл развлекал обитателей холда малоизвестными историями из жизни арфистов.

Пьемур спал глубоко, ему снились драконьи яйца и пропавшие в Промежутке драконы, когда чей-то голос настойчиво позвал его по имени, и чья-то рука грубо затрясла его за плечо.

– Проснись! Проснись!

Пьемур отмахнулся от назойливого голоса.

– Ты должен проснуться, Пьемур, – снова повторил Сибелл, уже более настойчиво.

Перевернувшись на локти и разлепив один глаз, Пьемур взглянул на худощавого арфиста и прошептал пересохшими губами, – Что такое? Что случилось?

– С Амой что-то не так. Дрина говорит, она заболела.

Пьемур в одно мгновение полностью проснулся, опустил ноги с койки, чтобы натянуть штаны, затем схватился за тунику, чтобы надеть её через голову, пока ноги шарили по полу в поисках разбросанной по комнате обуви.

– Что с ней?

– Ей плохо – это всё, что я знаю. С ней была Дрина. Поспеши!

Пьемур сунул ноги в ботинки и в мгновение ока выскочил за дверь маленького домика, устремившись к дому Амы. Он не мог понять, что могло случиться с Амой: она показалась ему вполне здоровой, когда он видел её этим вечером. Пьемур бежал, в душе боясь того, что увидит, когда доберется до её дома. Спустя несколько мгновений он толчком распахнул входную дверь и застыл на пороге, не в силах сделать хоть один шаг. Пергамол, казалось, заполнил всю комнату своей огромной фигурой, хотя был там не один: Дрина и еще две молодые женщины сидели рядом с кроватью.

Пергамол сжал Пьемура в своих медвежьих объятиях и прошептал ему на ухо, – Она не просыпается! – слезы текли по его задубевшему от ветра и солнца лицу. – Дрина сказала, что она ввела себя странно. А потом просто упала и с тех пор не открывает глаза. Посмотри, как изменилось её лицо. Мы уже видели такое раньше у других. Всё плохо, Пье.

Глядя на неподвижную фигуру своей любимой Амы, Пьемур, страстно желая, чтобы всё это оказалось сном, опустился на стул, стоявший у кровати, тело его не слушалось.

– Ах, Ама, Ама, – прошептал Пьемур, комок стоял у него в горле, когда он взял её руку в свои и прикоснулся к своей щеке. – Так не должно было случиться.

Слезы текли по его щекам, – Ама, проснись, – умолял Пьемур тихим голосом. – Я должен был говорить тебе, по меньшей мере, в сто раз чаще, как много ты значишь для меня, и что я всегда буду любить тебя. Никто и никогда не заполнит то место, которое ты занимаешь в моем сердце. – он нежно положил руку ей на лоб и задержал её на мгновение, удивившись, каким холодным было это прикосновение.

Вместе с Пергамолом и другими членами семьи Пьемур сидел рядом с Амой всю оставшуюся ночь до самого утра. Он продолжал держать её за руку, молча надеясь, что она проснется, но его надеждам не суждено было сбыться.

Далеко за полдень Пергамол растолкал Пьемура и заставил его уйти от кровати Амы, чтобы тот глотнул свежего воздуха. Другие члены большой семьи Амы заняли место Пьемура, еще больше родственников, воспитанников, друзей и соседей сидели у маленькой хижины и тихо разговаривали, ожидая своей очереди.

– Думаю, из десятков питомцев Амы ты был для неё самым любимым, – сказал Пергамол с легкой улыбкой на губах. – Не думаю, что твой сладкий голос очаровал её, скорее, дело было в выходках, на которые ты был горазд – правда, сначала она какое-то время злилась на тебя, но потом всегда смеялась над твоими розыгрышами, Пье. Ведь так?

Пьемур молча кивнул и, убитый горем, повернулся к Пергамолу, по его лицу текли слезы. – Я знал, что этот день когда-нибудь наступит, Пергамол. Правда-правда, я в самом деле знал это. Но моё сердце надеялось, что она будет жить вечно. Ведь матери должны жить вечно?

– Да, это так.

– Я думаю, какая-то часть меня уйдет с ней. Это так больно, Пергамол.

– Я знаю. Наша Ама возьмет с собой часть каждого из нас, когда уйдет. Но самое лучшее от неё навсегда останется здесь, парень, – сказал Пергамол, и его голос дрогнул, когда он указал пальцем на своё сердце.

Стулья и табуреты стояли вокруг кровати Амы, чтобы её близкие смогли побыть рядом, и долгие часы люди молча прислушивались к каждому её дыханию. Люди со всего Крома пришли, чтобы поддержать тех, кто нёс эту прощальную вахту, утешая убитых горем тёплыми словами или сочувственным молчанием. Пьемур видел Сибелла, но это было недолго и на ходу: подмастерье Мастера-Арфиста просто пожал руку Пьемуру, выражая своё сочувствие.

Когда солнце стало садиться, и стало холодать, Ама сделала свой последний вдох. Когда из её лёгких вышли последние остатки воздуха, люди на мгновение растерялись и продолжали сидеть. Осознав, что это был последний вздох Амы, все встали и осторожно положили руки ей на голову, лицо, руки или ноги – туда, куда смогли достать. Они не хотели расставаться со своей Амой, не отдав ей дань своей последней лаской.

Дрина первой нарушила тишину, и, тихо рыдая, отвернулась от кровати. Пергамол широко раскрыл дверь, и все медленно вышли из комнаты. Позже, когда Аму обмыли и завернули в ткань, Пьемур помог перенести её маленькое тело на носилки из ивовых прутьев, которые сам помог изготовить. Потребовалось совсем немного времени, чтобы сплести носилки, имея столько рук, желающих помочь.

С непередаваемой нежностью они уложили Аму на пуховую подушку, венчавшую носилки, затем, один за другим, каждый положил маленький дар рядом с ней. Несколько младших девочек, детей подросших питомцев Амы, украсили её ложе венками из ромашек и маленькими букетами ароматных полевых цветов, а один маленький мальчик положил маленький ягодный пирог рядом с её рукой. Старики прятали записки, написанные на обрывках ткани, под камыш, на котором она лежала, а Пергамол положил ей под руку бурдюк с крепким вином, потому что, как он сказал, «она иногда любила пропустить глоток-другой». Пьемур же положил небольшой камушек возле её головы, осторожно развернув его так, чтобы на его поверхности было видно сердце, появившееся на нём благодаря ветру и волнам. Когда все дары были благополучно размещены рядом с телом Амы, общими усилиями подняли носилки на плечи тех, кто понесёт её в последний путь.

Их задача не была тяжёлой. Кортеж должен был всего лишь пронести носилки мимо домиков и прилежащих пастбищ, затем через холм к озеру. Каждый участник процессии зажег свечу, установленную в сужающуюся деревянную чашку, и поставил чашку на плетёные носилки, спущенные на воду. Все собрались тесной группой вокруг тела Амы и по команде Пергамола «Отпускай» мягко оттолкнули носилки от берега.

Когда тело Амы уплыло на середину озера, одна из женщин начала напевать мелодию, взглядом попросив Пьемура начать петь. Это была мелодия, которую каждый знал с детства. Лицо Пьемура было мокрым от слёз, его плечи сотрясали рыдания. Он почувствовал себя несчастным из-за того, что даже в такой момент не смог порадовать любимую Аму своим голосом, и, подняв заплаканное лицо к Пергамолу, с благодарностью увидел, что старший родственник понял его боль.

Пергамол выручил его, затянув прощальную песню:

Вперёд, иди вперёд,

Сделай свой последний шаг.

Отпусти свое усталое тело —

Пусть оно отдохнёт.

Погребальная песнь была плавной и медленной, и Пьемур прислушался к негромкому пению Пергамола. Его глубокий голос был богатым, несмотря на то, что его никто не учил петь. Все замолчали, чтобы лучше слышать его пение, но тут, начав петь последние три слова куплета, Пергамол запнулся и замолчал, не справившись с охватившим его горем. Тишина повисла в воздухе. Дрина стояла рядом с Пергамолом, и Пьемур видел, как она положила руку ему на плечо, чтобы утешить его.

Молчание длилось так долго, что Пьемур уже начал думать, что песня прощания с Амой останется недопетой. Эта мысль показалась ему такой невыносимой, что он зажмурил глаза. Ама заслуживает того, чтобы её проводили достойно. Кто-то должен спеть прощальную песню для нее! Пьемур не открывал глаза, но не продолжил песню вместо Пергамола, боясь, что голос может подвести его. А это означало подвести Аму. Но кто-то должен закончить песню!

Несмотря на то, что его глаза были плотно закрыты, Пьемур внезапно увидел лицо Амы так ясно, как будто она была прямо перед ним.

Слушай своё сердце! услышал он снова её слова. Пусть всё будет так, как должно быть, мой мальчик. И затем, не медля ни секунды, Пьемур прислушался к своему сердцу, поднял голову, раскрыл рот и наполнил воздух звуком своего голоса.

Иди и покажи нам путь.

Мы увидим,

Как ты идёшь вперёд,

К ночному покою.

Сначала его пение было тихим и неуверенным, но с каждым словом голос Пьемура становился всё сильнее. Он стоял выпрямившись, высоко подняв подбородок, и хотя его щеки были мокрыми от слез и он пел хорошо известные всем слова, его пение было таким же чистым и идеально верным, как и прежде. Пьемур пел всё увереннее с каждой последующей нотой, и, наконец, его голос зазвенел над озером, словно колокол.

Иди и помни,

Что тебя искренне любили.

Пусть тебя вдохновит пример

Тех, кого ты знала.

Воздев руки вверх, Пьемур жестом призвал скорбящих вместе закончить прощальную песню, как это было принято, и они не подвели его: все – мужчины, женщины, дети – запели в один голос. Пьемур подумал, что никогда не чувствовал такой гордости за своих родственников и всю общину, какую он почувствовал в этот момент, когда их голоса звучали вместе.

Вперёд, иди вперёд.

Мы будем помнить о тебе всегда.

Отдыхай, наша любимая,

Вернись к праху, вернись к воздуху.

После церемонии прощания Пьемур провел в Кроме выходной день со своими родными, пообещав Сибеллу, вернувшемуся в Цех Арфистов через два дня после смерти Амы, что отправит сообщение, когда будет готов уйти. Он находил утешение, находясь со своей большой семьей и разделяя с ней общее горе; с легкостью окунувшись в повседневные дела маленького сообщества, он каждую ночь после дня добровольных тяжких трудов падал от усталости на свой спальный коврик и почти сразу же погружался в тяжелый сон без сновидений. Но всегда просыпался спустя два-три коротких часа и проводил остаток ночи в суматохе мыслей, беспокоясь о множестве несущественных вещей, то проваливаясь, то выплывая из сна. Часто он задавал себе вопрос, куда его приведет его жизненный путь, и сможет ли он когда-нибудь соответствовать той роли, которую должен был сыграть.