Текст книги "Охотники Смерти или Сказка о настоящей Верности"

Автор книги: Джезебел Морган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Рида смотрит на меня со странной смесью страха и полного доверия. Внутренне морщусь. Она пока что слаба, её надо долго закалять. Она должна перестать бояться.

Ласково касаюсь её волос:

– Попробуй почувствовать жизнь вокруг нас. Попробуй увидеть Кира.

Она серьёзно кивает и закрывает глаза. Хм? Сказки про Астрал? Глупо. Впрочем, пусть пробует так сначала сосредотачиваться.

Некоторое время сижу неподвижно, ожидая результатов. Рида нервно кусает губы, но не спешит открывать глаза и жаловаться на возникшие трудности. Губы сами собой растягиваются в хищной ухмылке. Довольно грубо вмешиваюсь в её сознание, пытаюсь систематизировать мелькающие видения. Внезапно чувствую, что тону, захлёбываюсь в её горьких эмоциях. Вышвыриваю своё сознание из её разума.

Пытаюсь отдышаться.

– Ты не правильно действуешь, – холодно обрываю её сосредоточенность. Рида вздрагивает и поднимает на меня тёмные глаза. – Ты пытаешься вызвать эмоции, тебе же нужно от них отрешиться. Прислушайся к стуку своего сердца, почувствуй пульсацию своей крови, услышь её приветствие другой жизни.

Я и не надеюсь, что у неё даже с такой подробной инструкцией получится с первого раза. Невесть с чего решаю помочь ей. Сосредоточенно «веду» свой разум по самой грани транса, которую так давно привыкла переступать не задумываясь. Да, со времён ученичества это простенькое упражнение не давалась мне так тяжело. Заставляю свой разум отпустить все мысли и эмоции, оставив только гулкую тишину, в которой далёкой пульсацией разносится стук моего сердца. Совсем рядом стучит сердце моей ученицы, но в отличии от моего ровного размеренно-медленно сердцебиения, оно колотится неровно, нервно пропуская удары.

Осторожно касаюсь её разума, зову за собой и Рида безвольно следует за мной в мой транс. Удерживая связь с ней, соскальзываю в знакомые пустынно-серые глубины, где издалека видно любое живое существо. Я знаю, что выгляжу здесь… не лучшим образом – закручивающаяся туманно-алая спираль, нестабильно качающаяся в различные стороны. Еле удерживаюсь, чтобы не передёрнуться от отвращения – я напоминаю самой себе одну очень противную гнилостную водоросль.

Горянка пылает ровным пламенем серебристо-алой звезды. Язычки пламени растеряно тянутся в разные стороны – ей тяжело ориентироваться здесь. С прохладной усмешкой вспоминаю себя в её годы – я тогда не умела и этого.

– Что это? – Меня бьёт сильная дрожь от вырвавшегося из пламени шипения-вскрика, похожего на скрип когтей по стеклу.

Говори мысленно! – посылаю в её сторону резкий телепатический импульс. Девушка послушно пытается сосредоточиться на определённой мысли.

Сосредоточься и толкни мысли мне, – устав ждать, пока она сама разберётся, даю ей подсказку. В серебре пламени проскальзывает лёгкая вина и сожаление, а алый свет пылает гневом и обидой. Какой она всё-таки ребёнок…

Там! – Резкая и колкая мысль словно пронзает мой разум раскалённой иглой, громкостью превосходя зимний гром. Её ещё долго придётся учить контролировать себя.

Поворачиваюсь в ту сторону, куда тянется пламя. Одинокая алая искра пульсирует неровным багряным светом. Рида напрягается, словно пытается подготовиться к бою здесь. Успокаиваю её:

Это Кир. Возвращаемся.

Схватив её, скольжу сквозь плотный туман, безжалостно разрывая его на своём пути. Рида волочится мешающим грузом где-то позади.

Резко открываю глаза. Реальность и обратная сторона грани транса накладываются друг на друга, не давая сфокусировать взгляд. Успевая только заметить ещё далёкую тёмную точку приближающегося Сына Ночи. Последний рывок сменяется сильной головной болью – я и забыла, что вытаскивать кого-то из транса довольно болезненно. Со злорадством вспоминаю, что Риде сейчас ещё хуже. Оборачиваюсь к ученице.

Матовая кожа горянки приобрела мягкий зеленоватый цвет, девушка изо всех сил сдерживает рвоту. Как же! Воительница! Не подобает ей показывать свою слабость!

Подошедший Кир равнодушно роняет на землю ворох одежды, и отцепив от пояса флягу перебрасывает её мне.

– Как чувствовал, – недовольно хмурится. Радостно скалюсь в ответ. Открутив крышку фляги, инкрустированную полым тёмным камнем, делаю большой глоток. Не-на-ви-жу молоко. С трудом сглотнув, передаю откупоренную фляжку Риде. Девушка бросает на меня такой пламенный взгляд, от которого даже лёд плавиться не начал бы. Пересилив собственный желудок, она маленькими глотками с удовольствием начинает пить молоко. Не понимаю я, как его можно пить по доброй воле?

Справившись с дурнотой, Рида вспоминает, что одета только в один плащ, и тот принадлежит Киру. Бросив недовольный взгляд на Сына Ночи, она смущённо пытается поплотнее в него закутаться. С лёгкой улыбкой наблюдаю, как нежно краснеют щёчки девушки. Заметив это, ученица гневно шипит на меня:

– Не смотри!

Удивлённо приподнимаю брови, продолжая насмешливо улыбаться.

– Ты меня стесняешься? – Она утвердительно кивает, твёрдо глядя мне в глаза. – Зря.

Она рассерженно вскидывается, но натыкается только на невинный взгляд. Я даже улыбаться перестала.

Кир насмешливо фыркает, с покровительственной насмешкой следя за нами.

– Ближайший город в трёх днях скачки отсюда, – спокойно произносит он. – Поторопитесь, если хотите ночевать в нормальных постелях.

Я мгновенно вскочила на ноги. Спать на земле, когда один бок отмораживается полностью, а другой лишь частично, мне уже надоело. Рида тоже проявляет некое подобие оживления, бросая на меня и Кира многозначительные взгляды. Фыркнув, иду будить химеру, спящую чуть в стороне от нашей стоянки. Львиная голова пытается возмущённо откусить мне руку, но получив по носу всё же просыпается и неохотно встаёт, зевая во всю пасть. Козлиная голова как всегда в таких случаях начинает душераздирающе (вернее, ушезакладывающе) блеять. И лишь дракон на хвосте продолжает спокойно посапывать на ходу.

– Я тебя, кажется, просила не подходить со спины, – равнодушно бросаю через плечо незаметно подошедшему Киру. Он флегматично пожимает плечами.

– Я бы тебя попросил не проводить с Ридой таких опытов, как сегодня.

– Она – моя ученица, и мне лучше знать, чему и когда её необходимо учить.

– Она – наша ученица. Не забывай этого.

Рассерженно фыркаю на до отвратительности невозмутимого Сына Ночи. Он протяжно вздыхает и пытается втолковать мне относительно прописные истины:

– Пойми, Дикая, это не моё желание помешать её обучению, как Чародейки Крови, это необходимая предосторожность. Опасно находиться вам обеим в таком трансе одновременно. А если бы на вас напали?

– Я бы показала Риде несколько боевых приёмов.

Кир возводит очи к небу, словно спрашивая у серебряного светила, за что оно обрекло его возиться с двумя такими детьми.

– И всё-таки воздержись от таких упражнений, пока мы не будем в безопасности… или пока меня нет, – просит он.

– К тебе это тоже относится, – с ехидцей напоминаю ему. Он с достоинством кивает и делает знак прекратить разговор – слегка удивлённа нашей размолвкой Рида стоит в нескольких шагах позади. Не думаю, что она успела что-либо услышать.

– А… а мы точно сегодня до города доберёмся? – недоверчиво уточняет она.

– Точно, точно, – недовольно ворчу я, садясь на сонную химеру. Сегодня Рида сначала летит с Киром. – Если не будем время тянуть.

Азартно рявкнув, химера отталкивается от земли, взмыв в высоком прыжке. Сильные кожистые крылья удерживают её на небольшой высоте, пока грифон разминает крылья, устраивая небольшой ураган. Рида с кислой миной усаживается позади Кира, вцепившись в него мёртвой хваткой.

– Хэй! Вам специальное приглашение нужно?!

С пронзительным ведьминским хохотом взмываю вверх, подставляя своё лицо ветру.

Тенями скользим по узким тёмным улочкам небольшого городка. Вокруг нас вьётся изысканными одеждами материальная Тьма. Если закрыть глаза, то шорох длинных юбок моего шикарного платья можно принять за шелест опадающих листьев. Мелодично позвякивают длинные серьги с кровавыми рубинами. Поправляю капюшон тёмного плаща, скрывая своё лицо… скорее, излишне короткую причёску, не сочетающуюся с моим нарядом.

Позади степенно вышагивает Кир, под руку ведя перепуганную Риду. Согласна, не очень приятно наблюдать Сына Ночи за работой. Я тоже долго после такого зрелища не спала ночами. Только не от того, что меня кошмары мучили, скорее, из-за того, что боялась увидеть этот кошмар наяву.

Ученица зябко кутается в прохладную ткань искрящейся тёмной шали. Сколько не отбрыкивалась она от сумрачного наряда, увильнуть ей всё же не удалось. Да, не очень приятно чувствовать, что твоя одежда соткана из живой Тьмы, но мы же не желаем засветиться в этом городе ярче солнца?

В лёгком замешательстве останавливаюсь на перекрёстке, удручённо качаю головой.

– Не помнишь?

Виновато киваю. Кир с наигранно-тяжёлым вздохом указывает направление.

– Куда мы идём? – Ученица считает, что сейчас идеальный момент для расспросов.

– Неважно, – отмахиваюсь я, но тут же спохватываюсь и резко оборачиваюсь. – Запомни, девочка, что бы не случилось, ты должна молчать, когда разговариваем мы. У нас есть определённая легенда, вписать туда тебя не составит сложности, если ты не будешь с удивлением опровергать то, что мы говорим. Понятно?

Девушка несколько вздохов смотрит мне в лицо и неуверенно кивает. Отлично.

В болезненной тишине подходим к небольшому трактирчику. Тёплый желтоватый свет струится из окон, неровными квадратами падая на брусчатку улицы. Из-за двери доносится равномерный шум.

Кир галантно открывает дверь, пропуская нас вперёд. Придерживая капюшон, чтобы не соскользнул, цепким взглядом окидываю помещение. Не заметив ничего настораживающего, медленно иду к стойке. Трактирщик, заметив нас, замирает с пустой кружкой в руке.

– Приветствую вас, почтенный Тарвек.

Узнав меня, хозяин радостно улыбается. Блеснувшая в ладони золотая семилучёвая звезда только делает его улыбку шире и дружелюбнее.

– Леди Лэра, как давно вы не посещали наши края!..

«Была бы возможность, не посещала бы их ещё дольше».

– … Рад, очень рад вашему визиту!.. А не представите вы мне эту юную леди?

Кир с покровительственной улыбкой кладёт руку на плечо Риды. Ученица еле удерживается, чтобы не вздрогнуть.

– Наша дочь, Рида, – его голос, как всегда скуп на интонации. Мой взгляд, как всегда, равнодушен.

– Мы очень устали с пути, господин Тарвек, – заставляю себя благожелательно улыбаться. Наверное, с ледяными равнодушными глазами невинная улыбка не вяжется. Трактирщик, во всяком случае, как-то подозрительно бледнеет и едва заметно пятится, не переставая натянуто улыбаться.

– Ах, да, – спохватившись трактирщик смешно шлёпает по лбу пухлой ладонью. Перед нами мгновенно появляются два медных ключика. Неуловим движением забираю их, оставив на стойке блестящую звёздочку, которая так же быстро исчезает в руках хозяина.

Кир осторожно берёт меня за руку, словно придерживая и давая мне опору. Медленно поднимаемся по скрипучей лестнице, вслушиваюсь в свои чувства, пытаясь засечь слежку, если таковая есть. Наши комнаты находятся на втором этаже, в самом его конце. За то, чтобы эти комнаты в наше отсутствие никому не сдавали, нам приходиться приплачивать отдельно.

Но, зато мы можем спокойно хранить в них несколько книг, оставшихся нам в наследство от прошлого. Да, Тарвек идиот, но идиот честный и верный. А это ценится.

– Хватит смелости переночевать одной? – с полу-издевательской улыбкой спрашиваю у Риды. Вспыхнув, она выхватывает у меня один из ключей и скрывается в комнате, громко хлопнув дверью. Тихо и довольно смеюсь. Кир лишь качает головой, не понимая, что со мной твориться.

В этой комнате всё осталось по-прежнему. Впрочем, с чего бы это тут было чему меняться, если даже хозяин остерегается сюда заходить после нашего предупреждения? Интересно, он правда думает, что мы тут демонов вызываем?

Дивное одеяние вязким туманом истаивает, оставляя лишь мою привычную одежду. Рубины падают на пол каплями крови, оставляя на досках тёмные пятна. Подхожу к окну и распахиваю ставни, вдыхая холодный ночной воздух. За спиной Кир разжигает масляные лампы, заменяющие свечи.

– Зачем ты злишь нашу ученицу? – как бы между делом интересуется он. Запрокидываю голову, подставляя ветру лицо.

– Так надо.

Молчим. Наконец захлопываю ставни, чтобы не выпустить всё тепло из этой комнатки. С некоторой рассеянностью подхожу к единственной кровати – слишком узкой даже для одного человека, не то что для двоих.

– Ну и кто будет спать на полу? – уныло интересуюсь у Кира, что-то ищущего в ящике стола. Повернувшись ко мне, он с задорно-кривоватой ухмылкой демонстрирует стопку потрескавшихся костяных пластинок с пол-ладони размером.

– Сыграем?

– А рисунки там ещё от времени не стёрлись? – скептически приподнимаю брови, узнав колоду своих старых семейных карт, привезённых моими предками откуда-то с юго-востока. Хмыкнув, Сын Ночи начинает раскладывать их старшим Калейдоскопом прямо на полу. С ироничной улыбкой сажусь рядом.

– У меня сегодня хорошее настроение, Кир. Можешь задавать свои вопросы, а не выигрывать ответы на них.

– У меня и в мыслях такого не было! – наигранно возмущается Сын Ночи, переворачивая первую пластинку. На угольном фоне изображена крылатая девушка в золотом ореоле. Горящие расплавленным золотом глаза скрывают её эмоции. Равновесие.

– Да ну?

Другая карта – Ожерелье, летнее созвездие, замыкающееся вокруг оранжево-золотой луны. Кладу справа от Равновесия, закрывая карте Кира ход.

– Я не настолько мелочен, моя радость. Но раз ты в таком хорошем настроении, может ответишь, почему ты продолжаешь звать Нэссэру Ридой?

Я морщусь, словно съела что-то очень кислое. Во рту даже появляется похожее ощущение, чуть немеют язык и губы, не желая отвечать на вопрос.

– Это элементарно, друг мой. Имя ещё нужно заслужить. Риде до Нэссэры, как мне до Aueliende.

Кир скептически хмыкает над моим сравнением, рассеянно вертя в руках карту Смерти, изображающую Чернокрылую. Пока не время этой фигуры – некого убивать, и он откладывает её чуть в сторону от рисунка пасьянса.

– К тому же, придётся ведь ей ещё и объяснять, почему мы ей дали такое имя без оснований. Сказать правду – не выход.

Он задумчиво кивает, пытаясь сориентироваться в изменившемся раскладе. Мне достаётся Солнце, карта способная лишить любую другую своей силы, заморозив до конца игры, если не нейтрализовать её воскрешающим Клевером.

Равновесие блокировано полностью. Сын Ночи поднимает на меня недоумевающий взгляд – он думал, что я предпочту вывести из игру Печальную богиню. Самодовольно ухмыляюсь – Aueliende может сыграть и в мою пользу.

– Она нам верит.

– Она нас боится, Кир. И не доверяет. Не думаю, что она спокойно воспримет то, что мы, по сути, изменили её, не дав ей выбора, и теперь используем её в своих целях.

Сын Ночи осторожно касается поочерёдно Ветра и Ожерелья. Если соединить их Ночью, то можно смело считать эту партию проигрышной для обоих игроков.

– Она сможет нас понять и простить.

Издевательски изгибаю бровь.

– Ты на это надеешься? Зря. Я бы не простила.

– Она не ты.

– В ней моя кровь.

Справа от Смерти ложится Пламя, меняя весь рисунок Калейдоскопа. Мы уже напрочь забыли из-за чего, собственно, и начали игру, погрузившись в неё с головой. Теперь главное – не просто выиграть, а извлечь свою выгоду даже из проигрыша, сделав правильные выводы о логике противника, о ходе его мыслей, о его сильных и слабых сторонах. Это игра познания.

Впрочем, мы знаем друг друга в некоторых вещах лучше, чем самих себя, и уже не стремимся выявить слабости противника. Мы просто получаем от этой игры удовольствие. Но подсознательно не можем не чувствовать, что это – своеобразная схватка за право сделать Риду своим подобием. Не объявленная и не официальная битва, что делает её только ожесточённей.

Калейдоскоп бесконечно изменяется с каждой новой открытой картой, завораживая своей сложностью и показной простотой. Кажется, во взаимосвязях карт не стоит труда разобраться, но есть ещё и множество дополнительных, незаметных на первый взгляд, нитей, полностью переворачивающих смысл с ног на голову. В них ещё тоже можно разобраться. Но некоторые связи видны и понятны лишь тем, кто играет в Калейдоскоп с самого начала.

Полнолуние накладывается на Полночь, усиливая значение этой карты. Рядом с Отражением ложится Хмарь, слева от них – Зима. И завершающим аккордом – Кровь, между с Сюзереном и Сталью.

Торжествующе смотрю на своего противника, даже не стараясь ухмыляться не так откровенно. Я знаю, что я победила, и одна единственная не открытая карта уже не может ничего изменить.

Сын Ночи спокойно переворачивает её, невозмутимо демонстрируя мне серо-стальной рисунок. Иней. Все карты меняют свой смыл на противоположный, и выигравшим оказывается Кир. Хочется кричать, в кровавом бешенстве разметать Калейдоскоп, но я смиренно склоняю голову.

Довольный Сын Ночи насмешливо улыбается мне, виновато разводя руками:

– Ты, как всегда, великолепна, Дикая. Твоя игра выше похвал, но сегодня Миледи Непостоянство благоволит мне.

Он неспешно идёт к честно отвоёванной кровати, но я не намерена сегодня спать не полу.

– Эй, а утешительный приз побеждённым?!

Он замирает в некотором замешательстве, а затем повернувшись, учтиво кланяется мне.

– Прошу вас, Леди. Или, – он окидывает меня насмешливым взглядом, – мне ещё и отнести вас в постель, как младенца?

Сил злиться на этого нахала уже не остаётся. Сгребаю карты в неопрятную кучу. Нечего кому-то видеть этот расклад. Даже самых простых связей хватит, чтобы сделать нежелательный для нас вывод.

На кровать заваливаюсь не раздеваясь. И дело вовсе не в присутствии Кира – его я вовсе не стесняюсь. И даже не в предосторожностях, хотя кинжал (конечно же, не ритуальный) под подушкой не помешает. Я просто сама не замечала до этого момента, как дико устала.

Но едва я начала засыпать, Кир решает мне напомнить, что жизнь далеко не так хороша, как хочется.

– Не пожертвует ли Высокородная Леди одеяло несчастному некроманту?

Не то что бы ему так уж нужно это одеяло, скорее, не даёт покоя моё умиротворённое состояние.

– Ну хотя бы простынь! Ведь лежа на холодном полу я сильно рискую простудиться и умереть!!

Со стоном пытаюсь зарыться в одеяло и сунуть голову под подушку, чтобы не слышать этого… мерзавца!

– Ну леди! Прошу вас! Может на колени перед вами встать?! – продолжает измываться Кир, получая от этого какое-то своё, непонятное мне удовольствие.

С гортанным рыком швыряю в него подушкой. Кинжал с тихим стуком падает на пол. С большим удовольствием я бы задушила этого некроманта, но вставать для этого совершенно лень и нет сил.

– О! Благодарю вас!

Ну, ничего… Я тебе это потом припомню…

Утро для меня начинается немножечко раньше, чем я планировала. Зачарованная дверь распахивается, пропуская в комнату гневно-удивлённую Риду, даже не заметившую, как она смяла мои чары.

– Дикая, ты только глянь!

Понимаю, что в покое меня уже не оставят, и сажусь на кровати, пытаясь разлепить глаза. На полу возится проснувшийся Кир, явно недовольный этим фактом.

– Чего тебя надобно, кошмар всей моей жизни?

Рида демонстративно не обратила на слова Сына Ночи ни капли внимания и, подойдя ко мне, сунула мне в руки толстую книгу, обтянутую шершавой чёрной кожей. Я недоуменно верчу в руках этот увесистый том, недоверчиво разглядывая серебристое тиснение на обложке.

– Ну и зачем мне хроники Детей Ночи?

Девушка, раздражённая моей флегматичностью, начинает объяснять, со всем присущим её этносу темпераментом.

– Ты не понимаешь! История там написана… Она не сходится с тем, что ты мне рассказывала! Она не сходится с тем, что я привыкла считать верным с детства! Я запуталась!

Она беспомощно шмыгает носом.

– А ты чего хотела? – немного цинично усмехаюсь, – Историю пишут или победители, или те, кто наблюдает за конфликтом со стороны. И, естественно, в обоих случаях написанное будет не существенно отличаться от правды, будут просто по-иному расставлены акценты.

Кир, внимательно слушавший мои пояснения, недобро улыбается:

– Насколько я знаю, Чародейки Крови никогда не писали свои летописи.

– Нет, – стараюсь улыбаться прохладно и невозмутимо, – но это не значит, что мы что-то забываем. Старые летописи обрастают пылью и паутиной в ограниченном доступе библиотек, а старые предания передаются из поколения в поколение…

– Обрастая дополнительными подробностями, обеляющими Чародеек, и недомолвками, скрывающими ваши прегрешениями!

– Вынуждена тебя, разочаровать, ехидный ты мой, но сёстрам мы рассказываем только правду, какой бы неприглядной она не была. Чтобы новое поколение не повторяло ошибок старого!

– Но остальным вы рассказываете о своём Ордене совсем другое! – Сын Ночи находит-таки к чему придраться.

– Репутация, знаешь ли, важная вещь, милый ты мой!

– А как же Книги Старших, которые ты всё время упоминаешь? – прищуривается Кир.

Недовольно касаюсь пальцами переносицы.

– Книги Старших – легендарные летописи, привезённые нами ещё в начале Первой эпохи с архипелага Вечности, – говорю в большей части Риде, так же внимательно меня слушающей. – Считается, что в них описаны все секреты нашего Ордена, многие знания, сейчас уже, увы, утраченные. И то, что их никто никогда не видел, не делает их менее желанными для любой из Чародеек. Хотя Летописями называют также некоторые наставления Старших, записанные для будущего поколения.

Кир приуныл, понимая, что и здесь ему не удалось меня уесть.

Рида растерянно переводит взгляд с меня на Кира. Так, надо успокоиться, пока мы не перепугали её полностью.

– Так что именно тебя так… удивило в варианте истории клана Ночи? – как можно теплее спрашиваю я.

Девушка хмурится пытаясь поточнее сформулировать свои мысли. Выхватив у меня книгу, она быстро перелистывает страницы.

– Вот! – Мне приходится поспешно отворачиваться. Слышу приглушенный смех Кира.

– Эти летописи только для вассалов Ночи, ученица. Дикая не может читать их. Для неё это смертельно.

Захлопнув летопись, Рида со вздохом начинает объяснять, что её так взволновало.

– Война Некромантов[20]20
   Война Некромантов – скрытая война между Кланами Крови и Ночи, начавшаяся в конце Первой Эпохи и длившаяся несколько веков. До открытых столкновений не дошло, точные причины возникновения неизвестны. Предположительно – внезапная и непонятная смерть глав обоих кланов.


[Закрыть] идёт… шла несколько столетий подряд… Начали её Чародейки…

– Чушь! – не выдерживаю я даже в самом начале. – Войну не начинал никто.

– Она сама началась? – спрашивает Кир невинным голосом.

Издевательски фыркаю.

– Конечно же, нет! Но главы до этого союзных кланов умудрились что-то не поделить и пришибли друг друга… Или кто-то пришибил их…А дальше жестокая месть, и твёрдая уверенность, что виноваты лишь противники. А сами мы белые… эээ… очень добрые и хорошие!

Рида задумчиво покусывает губу, анализируя информацию.

– Так почему же войну не прекратили? Она приносила убытки обоим кланам, сильно ослабляя их.

Кир добродушно хохочет, я с трудом сдерживаю улыбку. Наивность Риды не может не умилять. И Кир ещё спрашивает, почему я не называю её Нэссэрой!..

– Запомни, ученица, – нарочно холодно и насмешливо говорю я, – эта была война на выживание. Без кровавых битв и красивых поединков. Жестокая конкуренция, незримая для непосвящённых, но всем понятная война, в которой не гнушались никакими методами. Пнуть упавшего, продлить мучительную смерть раненого – не было ничего запретного. Интриги и политика – какой из кланов будет влиять на императорский двор. Это грязь, девочка. К счастью, – горько усмехаюсь, – война закончилась вместе со смертью кланов.

Случайно встречаюсь взглядом с Сыном Ночи и понимаю, что эта война, возможно, ещё будет иметь продолжение. Возродиться должен только один клан. Хотя бы только для того, чтобы избежать повторения этой позорной страницы истории.

Рида задумчиво покусывает губу, смотря сквозь меня пустым взглядом в никуда.

– Кланы могли бы объединиться, – наконец предлагает она, – Ведь магия обоих основана на смерти.

Теперь смеюсь я.

– Глупая, наивная ученица… Кланы никогда не смогут объединиться! Никогда не смогут переступить через свою гордость, свои предубеждения (которые у Детей Ночи и Чародеек сильно отличаются) и свои предрассудки. Один из них: представители другого клана – враги, увидишь – убей!

Кир, вежливо щурясь, пристально разглядывает меня, как дивное существо. Да, мой друг, я помню, что при нашей первой встрече испугалась тебя, как воплощённую Смерть, но мне было всего пятнадцать кругов… И дай мне Aueliende сил, я убью тебя при первой же возможности, как и ты меня. Но лишь когда обучение Риды будет законченно.

Девушка тоскливо вздыхает.

– И что теперь вы будете делать? То есть зачем вы стремились в город?

Старательно изгибаю уголки рта в усмешке.

– Что мы будем делать? Ничего. У нас же есть ученица…

Рида вспыхивает и гневно восклицает:

– Я ученица, а не слуга!

Встаю с кровати и медленно подхожу к пятящейся девушке. Провожу ногтем по её щеке, оставляя тонкую, почти незаметную царапину, медленно наполняющуюся кровью. Напоказ облизываюсь.

– Именно слуга. Ты будешь делать то, то скажу я… мы.

Нежно слизываю кровь с её гладкой кожи. Отстранившись, довольно облизываюсь, не сводя с девчонки насмешливого взгляда. Кир наблюдает за моими действиями с ленивым интересом сытого хищника. По его равнодушно-неподвижному лицу сложно сказать, как он относится к моей затее… довольно рисковой. Впрочем, нужно мне его разрешение, как небу – крылья сокола.

Рида пытается отскочить от меня, но я крепко держу её запястье, всё сильнее сжимая пальцы. Девушка тихо пискнула от боли, пытаясь выдернуть руку. В её глазах мечется горьковатая тень испуга. Плохо. Мне нужна ненависть.

– Запомни, девочка, пока не закончится обучение, ты – никто, ты должна выполнять любые наши приказания. Любые.

Издевательски провожу кончиком языка по шее Риды, чуть надкусываю тонкую кожу. Она старательно пытается сдержать вскрик. Вокруг нас вьются тонкие и прочные нити страха, обиды и боли. Их тёмные цвета вызывают ярость.

– Прекрати, – голос Сына Ночи как всегда сух и спокоен.

Скорчив недовольную гримасу, как бы с сожалением отстраняюсь от ученицы, выпустив её запястье. На прозрачной коже остались маленькие полумесяцы ранок. Получив свободу, Рида отшатывается от меня, схватившись за руку, пытаясь остановить медленно сочащуюся кровь. Алые капли замирают около её пальцев, распадаясь на призрачные нити. Хрупкая паутина разрастается, окутываясь сеточкой чёрных разрядов. На грани чувств, ощущаю неуверенное колебание – кровавые стражи в некотором недоумении. Даже сущности моих… близких не могут побороть простой инстинкт: защищать создательницу, убивать нападающего. Но я приказала им охранять мою непутёвую ученицу, и ослушаться приказа они не смеют.

Резким импульсом приказываю им не вмешиваться, напряжённо слежу за смертоносной паутиной в руках Риды. Ждать. Девушке не хватает решительности? Её нужно спровоцировать. Хищно облизываюсь, не сводя с неё алчного и расслабленно-довольного взгляда. Ученица сжимает губы, в её глазах вспыхивает тёмное пламя. Холодное, расчётливое, неумолимое.

Сейчас.

В тот миг, когда срываются с пальцев девчонки хрупкие нити, атакую сама. Призрачный аркан сталкивается с сетью, направляя его против своей создательницы, но и сильно ослабляя его. Мне ведь не нужно убить Риду или покалечить её, так? Только объяснить, что с учителями не спорят.

Девушка падает на колени, сжимая виски. Нити незримым коконом опутывают её голову. Из уголка рта начинает идти кровь, прочерчивая изысканной лентой матовую кожу. Остатками самообладания девушка сдерживает стон. Гордая. Излишне гордая.

В некоторой задумчивости стою над ней, покачиваясь с пятки на носок. Осторожно, чтобы она не заметила, оттягиваю боль и сбрасываю её стражам, пополняя их силы. Всхлипывания Риды становятся тише, покачиваясь, она пытается встать. Ловлю её взгляд, полный ненависти и жгучей обиды, довольно улыбаюсь, не скрывая своих чувств. Девушка резко выдыхает сквозь зубы и собрав всю силу воли выпрямляется.

Наблюдаю за ней, благодушно прищурившись.

– Надеюсь, ты усвоила урок. Иначе, – мечтательно улыбаюсь, – мне придётся его повторить.

Вспышка тёмного пламени – о да! она усвоила! Что с сильными и сумасшедшими лучше не связываться.

– Дикая!.. – брезгливо выдыхает девушка сквозь сжатые зубы, стараясь ничем не выдать нотки боли в голосе и сознании. Хлестнув по неподвижному Киру злым взглядом, она вырывается из комнаты, громко хлопнув дверью.

Недоуменно приподнимаю брови – она надеялась меня оскорбить? Моим же прозвищем?

Оборачиваюсь ко всё ещё сидящему на полу Киру. Он меланхолично разглядывает разводы пыли на потолке.

– Не знаю, к чему ты стремилась, но цели ты явно достигла.

Согласно склоняю голову.

– Я учила её ненавидеть.

– Она умеет.

– Разве? – ласково касаюсь тёмных волос Сына Ночи, перебираю пряди. Он закрывает глаза, словно такое обращение ему приятно.

– Она ненавидит Церковь. Разве ты сама не чувствовала этого?

Мой тихий смех колкими кристаллами рассыпается по комнате, царапая слух, и заставляет моего собеседника морщиться словно над своими же словами.

– Друг мой, враг мой… Ненависть к абстрактному лицу – пустое, ничего не стоящее чувство. Чем оно сильнее, тем быстрее оно пожрёт самого себя. Неоправданная трата психических ресурсов, которые можно использовать с большей пользой. Ненавидеть надо конкретного человека, за конкретные действия. Надо знать, что ты сможешь отомстить, и знать как будешь мстить. Иначе смысла в ненависти не будет.

Сын Ночи серьёзно обдумывает мои слова, а я понимаю, что теперь придётся беречь спину от собственной ученицы. Прикинув несколько различных вариантов разветвления веера судьбы, отсылаю двоих стражей следить за девчонкой и охранять её. Одного оставляю рядом с собой.

– Ты так складно и гладко говоришь, – насмешливо растягивает слова Кир, – словно сама не снедаема бесцельной ненавистью.

– К твоему сожалению, нет, мой милый враг… Я всегда прекрасно знала, что ненависть должна быть не целью жизни, а стимулом и причиной для действий.

– По тебе такого не скажешь. Все твои поступки… довольно импульсивны.

Отвожу взгляд. Вопрос задан, пусть и косвенно, значит необходимо ответить. Старый договор, не позволяющий нам играть в тёмную.

– Одно дело знать, и совсем другое – расчётливо управлять своими эмоциями.

Некоторое время дружно молчим, усиленно дивясь красоте потолка. Затянувшееся молчание прерывает робкий стук в дверь. Вздрагиваю, на ладонях начинают проступать кровавые линии. Кир вскакивает с пола, одновременно собирая вокруг себя слабые тени. Осторожно выдохнув, натужно киваю и отрицательно качаю головой – нам не грозит опасность, и за дверью стоит не Рида…

– Войдите!

Дверь словно нарочно открывают медленно и со скрипом, играя на моих и без того натянутых нервах. И на нервах Кира, судя по всему, тоже, ибо он, поморщившись, свивает тени в неупругий жгут и резким хлестком распахивает дверь. На пороге переминается с ноги на ногу испуганная бледная девочка, чуть младше Риды.